Текст книги "Любовь и другие иностранные слова"
Автор книги: Эрин Маккэн
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 3
После уроков Джен Ауэрбах несется к моему шкафчику и заводит разговор, начиная его с середины. Ее широко распахнутые карие глаза улыбаются даже тогда, когда сама Джен серьезна. Будто она все время ожидает каких-то потрясающих новостей. Мне всякий раз даже неловко, что мне нечем ее порадовать.
– Вот на таком расстоянии от моего лица, – сообщает она. – Представь, он был вот на таком расстоянии.
Между ее указательным и большим пальцем сантиметров пять.
– Ох, как же потрясающе он пахнет. Не знаешь, почему от этих красавчиков всегда так приятно пахнет? То есть, смотри, если бы он пах застывшим жиром от пиццы, я бы точно подумала, что хочу пиццу прямо здесь и сейчас, вместе с ним.
Я мысленно перевожу слова на язык Джен: она говорит о Джоше Брандстеттере, главном красавце нашего класса. Они с Джен сидят вместе на химии, с тех пор как в январе учитель определил соседей по парте методом случайного подбора. Когда ее имя вытащили из огромной пробирки, Джен изо всех сил делала вид, что ей все равно, но равнодушие и Джен Ауэрбах – это вещи совершенно несовместимые.
Мы с Джен, школьные дылды, дружим с седьмого класса. Мы, а еще Эмми Ньюэлл и пара других волейболисток. Я, благодаря маминому ДНК, самая высокая в команде, но играю хуже, чем Джен и Эмили. Я уже пообещала проголосовать за них на следующих выборах капитана и помощника.
– А что вы сейчас делаете на химии?
– Понятия не имею. Какую-то чушь. Но главное, что нам приходится сидеть совсем рядом, – она снова демонстрирует мне большой и указательный пальцы, – иначе плохо видно.
– Но ты же даже не знаешь, на что нужно смотреть!
– Ни малейшего представления. Я просто переписала из его тетради. Слишком была занята: нюхала, как он пахнет.
– Кто пахнет? – спрашивает Эмми Ньюэлл, вклиниваясь в разговор и в пространство между мной и Джен.
– Джош Брандстеттер, – отвечает последняя.
– Как он пахнет?
– Как застывший жир от пиццы, – говорю я. Джен улыбается, а Эмми, сморщив нос, спрашивает:
– По-твоему, это приятный запах?
– Нет. Это была шутка, – поясняю я.
– Что-то я не догоняю, – говорит Эмми, и Джен вкратце объясняет ей, в чем дело.
– Прикольно, – безо всякого энтузиазма отзывается Эмми.
Я беру пакет со спортивной формой. Эмми тоже занимается бегом, поэтому она ждет меня, чтобы вместе пойти в раздевалку.
– Ой, Джен, слушай, – говорю я, запирая шкафчик. – Чуть не забыла. Я не смогу встретиться с тобой в Истоне в пятницу.
Истон – это модный торговый центр, в котором (и рядом с которым) тусуется почти вся молодежь в городе до тридцати. Для меня вылазки туда – это лихорадочная беготня по разноцветному лабиринту с флуоресцентными лампами, гремящей музыкой и бесконечным потоком незнакомцев. Изредка этот бег прерывается минутами блаженного отдохновения, когда мы с друзьями подкрепляемся газировкой и кренделями из ресторанного дворика. Еще мне нравится обратный путь в машине Джен, когда все обсуждают нашу вылазку. Слушая их, я узнаю, хорошо мы повеселились или нет.
– Вы едете в Истон в пятницу, а меня не пригласили? – спрашивает Эмми, пытаясь отлепить прядь волос от губ, намазанных блеском.
– Загляни в свой мобильник, – отвечает Джен. – Я уже неделю назад тебя позвала. Мы все едем.
Все на языке Джен значит «все», «почти все» или «одна девушка из волейбольной команды».
– А ты почему не едешь? – обращается Эмми ко мне.
– Сестра приводит на ужин своего бойфренда. Я его еще не видела, поэтому обязательно надо пойти.
– Но ты ведь можешь просто поглядеть на него, а потом уйти? – предлагает Эмми. – Скажи родителям, что у тебя уже есть планы. Если хочешь, я даже заеду за тобой.
Похоже, что она разозлилась.
– Нет, я хочу остаться на ужин. Сестра говорит, что влюблена в этого парня, поэтому мне надо будет к нему приглядеться.
Джен встает на мою сторону:
– Ты же знаешь, как Джози относится к сестрам.
– Я знаю, как она относится к своей семье в целом. Офигеть как странно, – говорит Эмми тоном, от которого я вовсе не в восторге. У нее ограниченный запас интонаций, и все до одной какие-то неприятные, поэтому кое-что из того, что она говорит, лучше просто пропускать мимо ушей – или понимать по-своему.
За словами часто скрывается куда больше, чем можно подумать. А иногда, как в случае с Эмми, гораздо меньше.
Глава 4
В пятницу я прихожу домой поздно, почти в половине шестого. На кухне одурманивающе пахнет свеженарезанным базиликом – он аккуратной горкой возвышается на доске рядом с плитой. Мама (по пятницам она не работает) появляется из кладовки с большой бутылкой оливкового масла, и мы чмокаемся в щеку.
– Ты интересно провела день? – спрашивает мама. Она никогда не говорит «хорошо проводить время», потому что если интересно, то и хорошо, а излишества не в ее стиле.
– Ага, – отвечаю я и вкратце пересказываю ей диалог на уроке французского: это была одна из тех импровизированных бесед, которую двое учеников разыгрывают перед всем классом. На этот раз речь шла о хлебе, сыре, мэре, виолончели и смерти. Я говорю: «C’est une longue histoire».
Это длинная история.
Я бегу наверх принять душ и переодеться к ужину и по пути шлю Стью смс. Надо же напомнить ему об эпохальном событии, которое случится сегодня.
Я – Стью, 17:31
Пджеффф приходит сегодня на ужин.
Стью – мне, 17:31
Пкто?
Он знает, кто такой Пджеффф, и позже он еще захочет узнать все поподробнее.
Я возвращаюсь на кухню в начале седьмого и попадаю в приветственные объятия Росса и Мэгги. Росс надушился моим любимым одеколоном.
– Ты пахнешь лучше, чем застывший жир от пиццы.
– У нас закончился жир, и мне пришлось ограничиться лосьоном после бритья.
Он наклоняет голову, и я еще раз принюхиваюсь к восхитительному аромату.
– Надеюсь, что когда-нибудь у нас будет дочка, похожая на тебя, – говорит Мэгги.
– С таким же даром нюха?
– С таким же даром неожиданных приветственных слов.
– А я бы и против нюха не возражал, – сообщает Росс своей жене.
– Так когда же вы заведете ребенка? – спрашиваю я. Они женаты уже пять лет, и оба наконец закончили ординатуру. Мэгги выучилась на педиатра, Росс – на детского эндокринолога. Они ведут практику вместе и вполне преуспевают. Купили дом в нескольких кварталах отсюда. Теперь отговорки у них закончились, и я с нетерпением жду, когда перестану быть младшей в клане Шериданов.
– Мы тебе сообщим, – говорит Росс.
– Только не думайте, что я буду сидеть с ребенком, пока он не научится убирать за собой. Я не имею дела ни с какими липкими и грязными субстанциями.
– Знаем, знаем, – отвечают Мэгги и Росс радостным дуэтом.
– Эй, – Росс вытаскивает из кармана телефон. – А это ты видела?
Мы стоим плечом к плечу, вчитываясь в план концертного турне Денниса ДеЯнга и The Music of Styx.
– До Колумбуса пока не добрался, но уже хоть что-то, – комментирует Росс.
Именно он познакомил меня с музыкой Денниса ДеЯнга, и я за это буду вечно ему благодарна.
Я люблю своих сестер и никогда не жалела, что у меня нет брата, но раз уж Мэгги навязала мне одного такого, то я очень рада, что она выбрала именно Росса. Он играет на гитаре и на фортепиано, а еще имеет дело с липкими и грязными субстанциями – как раз все то, чего я делать не могу. Все это подняло его репутацию в моих глазах, и я с легким сердцем позволила Мэгги выйти за него. Я засвидетельствовала свое разрешение в письменной форме – мне тогда было одиннадцать. Мэгги поместила его в рамку и повесила в домашнем офисе как постоянное напоминание о том, что я благословила их союз.
Вскоре возвращается домой папа, и все мы располагаемся на кухне. Три года назад ее переделали и расширили: теперь там есть камин и несколько сидений вокруг него, которыми, однако, никто не пользуется. Перепланировка заняла гораздо больше времени, чем ожидалось, и привела к единственному в жизни мамы нервному срыву. До того как преподавать, она работала операционной сестрой. Обычно эту женщину ничто не выводит из себя. Даже я.
Кейт, естественно, опаздывает. Так она выражает молчаливый протест против Мэгги, которая перетягивает все внимание на себя, просто появившись в помещении. Да, она действительно настолько прекрасна, и тем прекрасней, что не осознает своей красоты. Незнакомые люди останавливали ее на улице – я видела это своими глазами! – чтобы сказать, какая она хорошенькая. Мэгги всякий раз принимает такие комплименты, очаровательно краснея и смущенно бормоча «спасибо».
Друзья – и я в их числе – круглосуточно говорят Софи Вейгмейкер, что она красавица, и она в ответ велит нам заткнуться. На языке старшеклассников это значит то же самое «спасибо».
Софи и Мэгги обе говорят на языке красивых женщин, только одна использует формальный стиль, а другая – разговорный. Я понимаю их, потому что выросла среди носителей, но язык этот мне не родной.
Кейт приезжает почти в половине седьмого. Она опоздала на тридцать минут, но, похоже, ее это совсем не беспокоит. За ней следом входит какой-то высоченный мутный тип, чем-то напоминающий мужчину. Будто эскиз художника, который начал рисовать человека, но передумал и изобразил аиста, причем все переделывал и переделывал свою картину, стирал старые линии, чертил новые, но так и не закончил. Ничего общего с описанием Кейт у типа нет, и поэтому логично предположить, что это не Пджеффф.
Мы встаем. Кейт просовывает свою руку под локоток этого наброска и несколько беспокойно заявляет:
– Эй, так вы помолвлены!
Ну ладно, это была я.
– Джози. М-м-м… Мама.
Это уже Кейт.
– Это обручальное кольцо! – Я указываю пальцем. – Так кто же счастливый жених?
– Джози. Это Джофф, – говорит она.
– Нет, это не он, – отвечаю я, и мама цыкает на меня, а потом обращается к сестре:
– Кейт?
– Ну… Это… – Она шумно выдыхает.
– Ты хочешь нам что-то сказать? – подбадривает ее мама, словно пытаясь обратно накачать в Кейт воздух.
– Джози уже сказала.
– Если ты хотела сделать сюрприз, не надо было надевать кольцо, – замечаю я. – Хотя Пджеффф меня уж точно удивил. Ты уверена, что это он?
– Ох уж эта Джози, – вполголоса говорит Кейт, повернувшись к Пджефффу, а потом объявляет: – Да, мы помолвлены.
Комната закипает хором поздравлений и счастливым щебетом. Я обнимаю Кейт, но откладываю энтузиазм до того времени, как осмотрю этого Пджефффа. Он тем временем ждет, когда уляжется веселье, и лишь потом представляется.
– Джеффри Стивен Брилл. Рад знакомству, – говорит он папе.
И маме:
– Джеффри Стивен Брилл. Рад знакомству.
И Россу с Мэгги:
– Джеффри Стивен Брилл. Рад знакомству.
Мне:
– Джеффри Стивен Брилл. Рад знакомству.
– Как-как вас зовут? Я не расслышала.
Кейт хихикает. Мама одаряет меня Многозначительным Взглядом, а Джеффри Стивен Брилл говорит с убийственной проникновенностью: «Джеффри Стивен Брилл. Рад знакомству».
– С меня хватит, – объявляю я и намереваюсь покинуть кухню, но мама берет меня за шиворот, практически приподнимает и усаживает обратно рядом с собой. От этого маневра мои очки чуть не слетают с носа, и я незамедлительно их поправляю.
Все тридцать семь моих тщательно подготовленных вопросов испаряются в ту же секунду, когда Пджеффф вжимает свою холодную липкую ладонь в мою и не отпускает ее целую невыносимую секунду… две секунды… три секунды… четыре… фууу… и говорит с кривой улыбкой:
– Джози. Я много о тебе слышал.
– Да ладно? – спрашиваю я, вытирая руку о джинсы.
– Думаю, мы отлично поладим, – говорит он, а потом улыбается моим родителям. – Я хорошо налаживаю контакт с подростками.
– Я поужинаю у Вейгмейкеров, – сообщаю я маме.
– Нет, ты останешься.
– Ну, тогда поем одна на кухне.
– Нет, не поешь.
Я уже собираюсь протестовать, но вмешивается папа. Он заманивает Джеффри-Стивена-Брилла, рад знакомству, на экскурсию по дому, и Кейт плетется на буксире. Первая остановка: папин кабинет. Восхититесь коллекцией странных и немного зловещих предметов антиквариата из мира медицины. Каждый новый гость обязан пройти это испытание. Мой папа – психиатр, а значит, и сам безумен.
– Хорошо налаживаю контакт с подростками? – почти ору я на маму. А затем поворачиваюсь к Россу и вопрошаю: – Ты ведь не стал бы использовать слово «подростки», да?
– По отношению к тебе не стал бы.
– Вот видишь! – я тычу в Росса пальцем, но маму мою так просто не впечатлишь.
– Дорогая, просто дай ему шанс показать себя. Вы ведь только что познакомилась. Во всяком случае, я надеюсь, что ты будешь любезна и не испортишь своей сестре вечер.
Эти слова всегда задевают меня за живое. Своей сестре. Я люблю сестер и надеюсь, что мы (в отличие от Стью и Софи в будущем) никогда не будем жить в разных штатах.
– Я постараюсь, ради Кейт. Но если он еще хоть раз заикнется про подростков, пока я не выросла, мне придется настоять, чтобы Кейт с ним не виделась. Как минимум до моего совершеннолетия.
Несколько минут спустя, когда наша компания воссоединилась на кухне, Мэгги спрашивает Джоффа (имя его, как оказалось, совершенно не переводится на язык Джози, а потому отныне он обойдется без немого «п». Может, пожертвовать эту букву для Пстью?):
– Вам понравилась папина экскурсия по дому?
– По большей части, да. Было довольно мило. Я, правда, предпочитаю обстановку более домашнюю, более камерную… Но зато когда Кейт сказала мне, что выросла в Бексли, я сразу представил себе нечто очень похожее на ваш дом.
– То есть? – спрашиваю я.
– О, прошу прощения за невольный промах. Мне казалось, репутация Бексли общеизвестна.
– Так и есть, так и есть, – отец принялся разливать вино по бокалам, а мама – ой! – щиплет меня за руку. На самом деле совсем не больно. Так она напоминает мне, чтобы я обдумывала свои ответы.
На самом деле в штате Огайо Бексли действительно считается местом, где все трясутся над своим наследством и чтят тех, кто умеет его хранить. Дети в школах не дерутся, а сразу идут в суд. Но это просто репутация, не все люди тут такие. У нас славные друзья и хороший дом, который достался родителям тяжелым трудом. Замечание Джоффа меня рассердило.
Ой.
Ну ладно, я промолчу. Пока промолчу.
– А где вы работаете, Джофф? – спрашивает Росс.
– Я директор медицинской библиотеки в Маунт-Кармеле, западное крыло, – Джофф называет больницу в центре города. Он поправляет очки, опирается на столешницу, скрещивает лодыжки, складывает руки на груди и устраивается поудобнее.
Папа копирует его позу (у психологов это любимый приемчик, и папа порой пользуется им совершенно бессознательно) и, старательно сдерживая улыбку, спрашивает:
– И чем же именно целый день занимается директор медицинской библиотеки Маунт-Кармела, западное крыло? Смею предположить, ваши дела как-то связаны с книгами.
– Хм. На самом деле, книгами все не ограничивается. Моя работа включает в себя восемь конкретных областей, и в каждой из них – свои обязанности, своя рутина. Естественно, в основном я занимаюсь администрированием.
– Не книгами? – поддразнивает его папа.
– Администрированием, – повторяет Джофф. И в мельчайших и скучнейших подробностях излагает свои обязанности, и от его монотонного бормотания у меня сводит зубы. Все это время Кейт не отводит от жениха влюбленного взгляда. Меня сейчас стошнит.
– Отлично, – говорит наконец папа. – В жизни не слышал такого замечательного описания должностных обязанностей.
– Видимо, я увлекся. Но работа действительно восхитительная. И я вовек буду ей благодарен, потому что именно там познакомился с Кейт. Забавно, не правда ли?
– Забавно? – переспрашиваю я.
– Да.
– Забавно было бы, если бы вы познакомились в библиотеке, оба не умея читать.
– Джози, – одергивает меня мама. Я успела перейти в другую часть кухни подальше от длинных маминых рук и цепких клешней.
– Ну, есть же некоторая ирония в том, что я встретил восхитительную девушку в таком пыльном и серьезном месте.
– Это не ирония. Это даже не совпадение.
– Хватит, – говорит мама, и я склоняюсь пред ее волей, добавив напоследок: «Ладно, но это все равно не ирония».
– Рад слышать, что вам нравится ваша работа, – говорит папа.
– Мало того, я еще и могу читать дни напролет.
– То есть вы любите читать в свободное время? – спрашивает Мэгги.
– Джофф читает все на свете. Правда, вообще все! Спросите его о чем угодно – он наверняка читал об этом.
Кейт рассыпается в похвалах, а Джофф смотрит на нее с отеческой улыбкой.
– Кто ваши любимые писатели? – спрашивает Росс.
– Я интеллектуал, а потому меня интересуют всякие авторы для высоколобых. Не знаю, знакомы ли вы с некоторыми из моих любимых авторов. Они малоизвестны.
– Ну, нашей семье нравятся книжки с красивыми картинками, – говорю я, и он издает некий звук, не то смех, не то фырканье. И все это с кривой полуулыбкой.
– Ах, да, точно, – он щелкает пальцами (что-что?!) и указывает на меня. – Я и забыл, что разговариваю с одаренной сестрой. – Произнося слово «одаренной», он изображает жестом кавычки.
– С кем? – раздражение во мне борется с обидой.
– Джози, – говорит Кейт, отмахиваясь от меня с улыбкой и взмахивая ресницами. – Ты такая смешная. Сама же знаешь, что одаренная.
– А вы с Мэгги тогда какие сестры?
– Может, про нас с Джози можно сказать «нашла коса на камень», – заявляет Джофф.
– Джофф ведь тоже одаренный, – добавляет Кейт.
– Одаренный? – спрашиваю я и повторяю его нелепый жест с кавычками. – Или «одаренный»?
– Джозефина, – тихо и серьезно взывают ко мне родители.
– Ну что ж… – Джофф немного ломается, а потом рассказывает, как в первом классе читал книги для четвертого, за что и полюбился школьному библиотекарю. Может, они и ботинки одинаковые носили?
– Разве я не говорила, что он гений! – объявляет Кейт и кладет голову Джоффу на плечо. – Давай ты разрешишь папе измерить твой IQ? Джози вот разрешила.
– Да у меня просто лабораторные крысы тогда закончились, – говорит папа. – Не знал, куда девать оставшийся сыр.
– Знаете, я никогда не проходил тесты на умственный коэффициент, – отвечает Джофф. – По мне, так это просто навешивание ярлыков. Да и к чему какие-то цифры? Моих научных достижений вполне достаточно.
– А если вы пройдете тест и узнаете, что на самом деле вы умственно отсталый, в этом точно будет ирония, – говорю я и получаю от мамы эталонный Осуждающий Взгляд. Похоже, я рискую на неделю лишиться айпода.
– И сколько же баллов ты набрала? – спрашивает меня Джофф.
– Вы же только что сказали, что это неважно!
– Ну да, для меня неважно. Но раз уж тебе известны твои цифры, я подумал, что можно и спросить.
– А родителям не нравится, когда я отвечаю на этот вопрос.
– Да ладно?
– Да ладно. Таковы уж правила. Такое вот жутко суровое правило нашего дома, – говорю я, а мама легонько прокашливается. Но я вижу, что она пытается скрыть улыбку. – Нарушение карается смертью.
– Не смертью, но томительным заточением, – поправляет меня папа. – В общем и целом могу сказать, что Джози показала довольно впечатляющие результаты. В последний раз ты нас так удивила, появившись на свет, а, Джози?
Мы толкаем друг друга локтями и обмениваемся улыбками, а Кейт вполголоса объясняет своему жениху, что мама забеременела мной уже во время менопаузы. Думала сначала, что подхватила грипп.
– Ого, – обращается Джофф к папе. – Нелегко вам пришлось, наверное.
– О да, – с напускной серьезностью отвечает тот. – Но во время схваток мне вроде удавалось держаться молодцом. Правда, дорогая?
– Ты проявил подлинную стойкость, – отзывается мама, и я ухожу накрывать к ужину в столовой, лишь бы убраться с кухни.
Надо было мне уйти накрывать на стол у Вейгмейкеров. И у миссис Истердей. Она наша соседка.
Разве не так поступают люди, когда им надо скрыться? Говорят, что у них важные дела.
Схожу куплю сигарет. Скоро буду.
Надо бы научиться курить.
Позже, когда мы идем в столовую ужинать, папа берет меня под руку и отводит в сторону.
– Джозефина, я бы хотел, чтобы за столом ты больше наблюдала и меньше болтала.
Он нацепил самое внушительное выражение лица, на какое был способен: так он показывал мне, что говорит абсолютно серьезно.
– Мне потом поделиться с тобой наблюдениями?
– Обязательно.
– В подробностях?
– В мельчайших.
– Ну ладно.
– Ты хорошая девочка, Джози, – говорит он. – Обычно.
За ужином Джофф заговорил со мной лишь один раз. Естественно, спросил, какую музыку я слушаю. Взрослые всегда так поступают, когда не знают, о чем говорить с подростками: задают вопросы про музыку, школу и хобби. Никакого диалога не получается, одна видимость.
В ответ я ухмыляюсь Россу и рассказываю, как прекрасны группа Styx и Деннис ДеЯнг.
– Styx, – повторяет Джофф. – От рок-авангарда к прог-року, из него в синт-поп и, наконец, к концептуальным альбомам. Не коммерческий рок, не чистая попса, но и не джангл или пауэр-поп. Верно я говорю?
Тишина.
– Понятия не имею, о чем вы, – говорю я наконец.
– Нашла коса на камень, – поддразнивает меня Кейт. Я набиваю рот салатом и жую, молчаливо выражая этим протест против отцовских правил.
– Дело в другом, – отзывается Джофф. – Они столько жанров перепробовали, будто не могли остановиться на чем-то одном, и поэтому, в том числе, я никогда не увлекался их музыкой.
– Угу, – отвечаю я.
– Но, по-моему, прекрасно, что тебе нравится музыка предыдущих поколений. Правда, это прекрасно. Показывает, что у тебя зрелые вкусы. Молодец.
Он подмигивает мне и перестает обращать на меня внимание. За ужином он успевает поведать Россу о новейших методах лечения диабета, уверяет Мэгги, что она неправильно произносит имя Ренуара (хотя именно ее вариант был правильным!) и не отлипает от сисек Кейт. Ладно, не совсем так. Но стоит одному из них двоих заговорить, как он тут же трогает ее за руку, вот каждый раз. Нельзя же так приставать на людях! Почему никто не положит этому конец?
После ужина мы, женщины, убираем со стола и оставляем папу вместе с осоловелым Россом на растерзание Джоффу. Гость рассказывает им, сколько разных хворей переносят клещи помимо «болезни Лайма, которой так злоупотребляют доктора». «Да что вы говорите! Не, ну вы только подумайте!» – вставляет порой папа с наигранным энтузиазмом.
Росс с Мэгги убегают от нас, только пятки сверкают. Думаю, на подъездной аллее остались следы шин. Джофф намека не понял, а вот Кейт догадалась и объявила наконец, что им тоже пора собираться. Не успевают они накинуть плащи, как я уже услужливо открываю входную дверь.
И уже совсем на пороге Джофф спохватывается:
– Передайте мое восхищение шеф-повару.
– Благодарю, – отзывается мама.
– Надеюсь, вы не обидитесь, но в соусе было слишком много базилика. Не расстраивайтесь, это типичная ошибка американских поваров.
– Правда? – интересуется мама.
– В следующий раз кладите на треть меньше. Сразу почувствуете разницу. Сможете насладиться букетом вкуса, и атака базилика не застигнет вас врасплох.
Мама умудряется его поблагодарить. Как только дверь за ними закрывается, я объявляю:
– Должна сообщить вам, что я… испытываю к нему очень, очень сильную неприязнь.
Мои родители никогда не говорят «ненавижу», если речь не идет о несправедливости, грубости и бандитах, которые воруют у старушек. И все-таки еще немного, и это слово сорвалось бы у меня с языка.
– Вы видели, как он постоянно к ней притрагивался? – вопрошаю я, и воспоминания заставляют меня содрогнуться.
– По-моему, это было очень мило, – объявляет мама и слышит в ответ мое шокированное «Что?!».
– Послушай, Джози, – говорит папа, берет меня под руку и медленно ведет нас с мамой к себе в кабинет. – В нашей семье принято так: если кому-то из нас человек нравится, то и нам тоже. Если придется, мы даже готовы его полюбить.
– Нет, не готовы. Мы не любим дядю Вика. В прошлом году на День Благодарения ты назвал его «органически непереносимым».
– Да, было дело. Как ты думаешь, он услышал? – спрашивает папа с надеждой.
– Твой отец имеет в виду ближайших членов семьи.
– Джоффри Стивен Брилл никогда не станет ближайшим членом семьи, – говорю я. – Я за это голосовать не буду и вам не советую. Вы должны позвонить Кейт сегодня же вечером и сказать, чтобы она вернула кольцо. Он ей совсем не подходит, и в нашей семье ему не место.
– Ну, ну. Джофф заслуживает второго шанса, одного вечера явно недостаточно. Может, он еще поднимется в твоих глазах.
– Никогда.
– Если ты не станешь к нему добрее. Но, возможно, однажды ты порадуешься, что знакома с человеком вроде Джоффа.
– И это тоже никогда.
– А я думаю, такое может случиться. Например, Софи Вейгмейкер пойдет гулять с одним из своих ухажеров в лес и подхватит вшиный возвратный тиф. И кому ты тогда побежишь звонить? Естественно, Джеффри Стивену Брилу, – папа похлопывает меня по руке. – Да, он нам может пригодиться. Джофф, как мне кажется, способен многому тебя научить, если ты согласишься учиться.
– Ты про клещей?
– Про клещей и про многое другое, дорогая. – Он с улыбкой гладит меня по щеке и улыбается несколько безумно. – Никогда не угадаешь, что узнаешь от других людей, – о них или о себе самом.
– Так ты ничего не скажешь Кейт?
– Не скажу.
Ну что ж, тогда придется мне, – думаю я, беру в руки серый керамический кувшин с надписью «Пиявки», опускаюсь в кресло и обдумываю свой план, одно за другим выуживая из кувшина драже M&M’s. Папа хранит их там для меня.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?