Текст книги "Фиеста. Вешние воды"

КНИГА ВТОРАЯ

Глава восьмая

Я увиделся с Брет только после ее возвращения из Сан-Себастьяна. Оттуда я получил от нее открытку с видом бухты Конча. Она писала: «Милый! Здесь хорошо и спокойно. Привет всем. Брет».

И Роберта Кона я не видел. Я слышал, что Фрэнсис уехала в Англию, а от Кона я получил записку, в которой он сообщал, что уезжает из города на несколько недель, еще сам не знает куда, но что он непременно хочет отправиться со мной в Испанию на рыбную ловлю, как мы сговаривались прошлой зимой. Адрес, писал он, я всегда могу узнать у его банкира.

Брет не было, Кон не докучал мне своими горестями, я даже радовался, что не нужно играть в теннис, работы было очень много. Я часто бывал на скачках, обедал с друзьями и поздно засиживался в редакции, делая загон материала, чтобы в конце июня, когда мы с Биллом Гортоном поедем в Испанию, можно было все оставить на секретаря. Билл Гортон приехал, пожил у меня несколько дней и отправился в Вену. Он был очень весел и говорил, что в Штатах чудесно. В Нью-Йорке чудесно. Театральный сезон прошел с блеском, и появился целый выводок молодых светил среди боксеров полутяжелого веса. От каждого из них можно было ожидать, что он разовьется, наберет веса и побьет самого Демпси. Билл просто сиял. Он заработал уйму денег своей последней книгой и собирался заработать еще больше. Мы хорошо провели с ним время в Париже, а потом он отправился в Вену. Он хотел вернуться через три недели, и тогда мы должны были поехать в Испанию ловить рыбу, а потом в Памплону, на фиесту[4]4
  Fiesta (исп.) – празднество.


[Закрыть]. Он писал, что в Вене чудесно. Потом – открытка из Будапешта: «Джейк, в Будапеште чудесно». Потом пришла телеграмма: «Приеду понедельник».

В понедельник вечером он явился. Я услышал, как остановилось его такси, подошел к окну и окликнул его; он помахал мне и стал подниматься по лестнице со своими чемоданами. Я вышел к нему на лестницу и взял один из чемоданов.

– Ну, – сказал я, – ты, кажется, чудесно покатался?

– Чудесно, – сказал он. – Будапешт совершенно изумительный город.

– А Вена?

– Совсем не то, Джейк. Совсем не то. Она оказалась хуже, чем я думал.

– А что такое? – Я доставал стаканы и сифон.

– Пьян был, Джейк. Я был пьян.

– Вот странно! На, выпей.

Билл потирал лоб.

– Удивительное дело, – сказал он. – Не знаю, как это случилось. Вдруг, ни с того ни с сего, случилось.

– И долго?

– Четыре дня, Джейк. Ровно четыре дня.

– Где же ты был?

– Не помню. Послал тебе открытку. Это помню отлично.

– А еще что-нибудь делал?

– Не уверен. Возможно.

– Ну, дальше. Рассказывай.

– Не могу вспомнить. Я все рассказал, что помню.

– Ну-ну, дальше. Выпей вот это и вспомни.

– Может быть, кое-что и вспомню, – сказал Билл. – Припоминаю состязание боксеров. Грандиозное состязание на Венский приз. Участвовал негр. Негра помню отлично.

– Ну, дальше.

– Изумительный негр. Похож на Тигра Флауерса, но толще раза в четыре. Вдруг все стали швыряться. Кроме меня. Негр только что свалил с ног венца. Негр поднял руку в перчатке. Хотел сказать речь. Страшно благородно выглядел негр. Начал говорить. Тогда белый венец ударил его. Тогда он нокаутировал белого венца. Тогда все стали швыряться стульями. Негр поехал домой в нашей машине. Не успел взять свое платье. Надел мое пальто. Теперь все вспомнил. Большой спортивный вечер.

– А чем кончилось?

– Одолжил негру кое-что из одежды и поехал с ним добывать его деньги. Нам заявили, что негр еще им должен за повреждение зала. Кто же переводил? Я, что ли?

– Вероятно, не ты.

– Правильно. Совсем не я. Кто-то другой. Мы еще звали его профессором, кажется. Теперь вспомнил его. Учится музыке.

– Ну и что из этого вышло?

– Ничего хорошего, Джейк. Нет на свете справедливости. Импресарио заявил, что негр обещал сдаться местному чемпиону. Что негр нарушил контракт. Нельзя нокаутировать венского чемпиона в Вене. «Боже мой, мистер Гортон, – сказал негр. – Целых сорок минут я только и делал, что старался ему сдаться. Этот белый мальчик, должно быть, надорвался, замахиваясь на меня. Я и пальцем его не тронул».

– Деньги получили?

– Никаких денег. Все, что мы выручили, это одежду негра. Часы его тоже пропали. Замечательный негр. Не нужно мне было ездить в Вену. Неважный город, Джейк. Неважный.

– А негр что?

– Уехал обратно, в Кельн. Живет там. Женат. Дети есть. Обещал написать мне и вернуть деньги, которые я одолжил ему. Изумительный негр. Надеюсь, я не перепутал адрес.

– Будем надеяться.

– Ну ладно, пойдем обедать, – сказал Билл. – Или, может быть, ты хочешь еще путевых очерков?

– Валяй.

– Пойдем обедать.

Мы спустились вниз и вышли на бульвар Сен-Мишель. Был теплый июньский вечер.

– Куда пойдем?

– Пообедаем на острове?

– Давай.

Мы пошли вниз по бульвару. На перекрестке улицы Ден-Фер-Рошеро и бульвара стоит статуя двух мужчин в развевающихся одеждах.

– Я знаю, кто это. – Билл остановился, разглядывая памятник. – Эти господа выдумали фармакологию. Не втирай мне очки. Я знаю цену твоему Парижу.

Мы пошли дальше.

– Вот набивка чучел, – сказал Билл. – Хочешь купить что-нибудь? Чучело собачки?

– Пойдем, – сказал я. – Ты хлебнул лишнего.

– Очень хорошенькие собачки, – сказал Билл. – Они очень украсят твою квартиру.

– Пойдем.

– Только одну собачку. В сущности, мне, конечно, наплевать. Но послушай, Джейк, – только одну-единственную собачку.

– Пойдем.

– Когда ты купишь ее, ты в ней души не будешь чаять. Простой обмен ценностями. Ты даешь деньги. Тебе дают чучело собачки.

– Купим на обратном пути.

– Ладно. Пусть будет по-твоему. Дорога в ад вымощена некупленными чучелами собак. Не моя вина.

Мы пошли дальше.

– Что тебе вдруг полюбились собаки?

– Всегда любил собак. Всегда был большим любителем чучел.

Мы остановились у киоска и выпили.

– Несомненно, люблю выпить, – сказал Билл. – Не мешало бы и тебе, Джейк, попробовать.

– Ты на сто сорок четыре очка впереди меня.

– Не падай духом. Никогда не падай духом. Секрет моего успеха. Никогда не падаю духом. Никогда не падаю духом на людях.

– Где ты успел выпить?

– Заезжал в «Крийон». Жорж смешал мне несколько коктейлей. Жорж – великий человек. Знаешь, в чем секрет его успеха? Никогда не падает духом.

– Если ты выпьешь еще три рюмки перно, ты упадешь духом.

– На людях не упаду. Как только я почувствую, что падаю духом, я уйду. Я как кошка.

– Где ты видел Харви Стоуна?

– В «Крийоне». Харви слегка упал духом. Три дня ничего не ел. Вообще прекратил есть. Уходит, как кошка. Довольно грустно.

– Он ничего.

– Чудесный. Все-таки лучше бы он не уходил, как кошка. Неприятно.

– Что будем делать вечером?

– Не играет роли. Лишь бы не падать духом. А вдруг тут есть крутые яйца. Если тут есть крутые яйца, мы можем не тащиться на остров.

– Не выдумывай, – сказал я. – Мы пойдем и пообедаем честь честью.

– Я только предлагаю, – сказал Билл. – Хочешь идти?

– Идем.

Мы пошли дальше по бульвару. Нас обогнал фиакр. Билл посмотрел ему вслед.

– Видишь этот фиакр? Я закажу из него чучело и подарю тебе к Рождеству. Всем своим друзьям подарю по чучелу. Я натуралист.

Нас обогнало такси: кто-то, сидящий в нем, помахал рукой, потом постучал шоферу, чтобы тот остановился. Шофер осадил к тротуару. В такси сидела Брет.

– Прекрасная незнакомка, – сказал Билл, – собирается похитить нас.

– Хэлло! – сказала Брет. – Хэлло!

– Познакомьтесь: Билл Гортон, леди Эшли.

Брет улыбнулась Биллу.

– Я только что приехала. Даже ванны не успела принять. Майкл приезжает сегодня вечером.

– Отлично. Пообедаем с нами, и мы все пойдем встречать его.

– Мне нужно помыться.

– Ну, ерунда! Пойдемте.

– Мне нужно принять ванну. Он приедет не раньше девяти.

– Тогда пойдем выпьем, а потом примете ванну.

– Это можно. Очень разумная мысль.

Мы сели в такси. Шофер оглянулся.

– Подъезжайте к ближайшему бистро, – сказал я.

– Уж лучше поедем в «Клозери», – сказала Брет. – Не могу пить их противный коньяк.

– «Клозери-де-Лила».

Брет повернулась к Биллу:

– Вы давно в этом чумном городе?

– Только сегодня приехал из Будапешта.

– А как было в Будапеште?

– Чудесно. В Будапеште было чудесно.

– Спросите его про Вену.

– Вена, – сказал Билл, – очень странный город.

– Очень похож на Париж. – Брет улыбнулась ему, и в уголках ее глаз собрались морщинки.

– Правильно, – сказал Билл. – Очень похож на Париж в данную минуту.

– Да, нелегко будет вас догнать.

Мы уселись на террасе кафе «Клозери». Брет заказала виски с содовой, я себе тоже, а Билл взял еще рюмку перно.

– Как живете, Джейк?

– Отлично, – сказал я. – Я прекрасно провел время.

Брет посмотрела на меня.

– Я сделала глупость, что уехала, – сказала она. – Идиотство уезжать из Парижа.

– Хорошо провели время?

– Ничего. Интересно было. Но не слишком весело.

– Кого-нибудь видели?

– Нет, почти что никого. Я совсем не выходила.

– Разве вы не купались?

– Нет. Ничего не делала.

– Похоже на Вену, – сказал Билл.

Брет посмотрела на него, морща уголки глаз.

– Ах, вот как было в Вене.

– В Вене было по-всякому.

Брет снова улыбнулась ему.

– Ваш друг очень мил, Джейк.

– Он ничего, – сказал я. – Он занимается набивкой чучел.

– Это было в чужой стране, – сказал Билл. – А кроме того, все животные были покойники.

– Еще глоточек, – сказала Брет, – и я побежала. Пошлите, пожалуйста, за такси.

– Да вот они стоят. Как раз напротив.

– Ладно.

Мы выпили по последней и посадили Брет в такси.

– Не забудьте, в «Селекте» к десяти часам. Пусть он тоже приходит. И Майкл будет.

– Мы придем, – сказал Билл.

Машина тронулась, и Брет помахала нам рукой.

– Вот это женщина, – сказал Билл. – Ужасно мила. Кто такой Майкл?

– Тот, за кого она собирается замуж.

– Ну-ну, – сказал Билл. – Судьба мне знакомиться с людьми именно в этой стадии. Что им послать? Может быть, чучело скаковых лошадей?

– Давай пообедаем.

– Она правда с титулом? – осведомился Билл, когда машина везла нас на остров Сен-Луи.

– О да! Записана в родословной книге и все такое.

– Ну-ну.

Мы пообедали в ресторане мадам Леконт на дальнем конце острова. Там было полно американцев, и нам пришлось стоять и дожидаться места. Кто-то включил ресторан Леконт в список, находящийся в Американском женском клубе, охарактеризовав его как оригинальный уголок на парижской набережной, еще не тронутый американцами, и поэтому мы три четверти часа дожидались столика. Билл обедал здесь в 1918 году, сейчас же после объявления перемирия, и мадам Леконт встретила его с распростертыми объятиями.

– Столика мы все-таки этим не заработали, – сказал Билл. – Но великолепная женщина.

Обед был хороший: жареная курица с зеленым горошком и картофельным пюре, салат, яблочный пирог и сыр.

– У вас просто не протолкнешься, – сказал Билл мадам Леконт.

Она подняла руку:

– И не говорите!

– Разбогатеете.

– Надеюсь.

Выпив кофе и по рюмочке коньяку, мы попросили счет, который, как всегда, был написан мелом на грифельной доске, что, несомненно, составляло одну из «оригинальных» черт ресторана, заплатили, пожали мадам Леконт руку и направились к двери.

– Вас совсем больше не видно, месье Барнс, – сказала мадам Леконт.

– Слишком много соотечественников.

– Приходите к завтраку. Тогда не так полно.

– Хорошо. Непременно приду.

Мы шли под деревьями, окаймлявшими реку в том конце острова, который обращен к Орлеанской набережной. За рекой виднелись полуразрушенные стены старых домов.

– Их сносят. Там проложат улицу.

– Видимо, так, – сказал Билл.

Мы обошли кругом весь остров. По темной реке, сияя огнями, быстро и бесшумно скользнул паровичок и исчез под мостом. Ниже по течению собор Богоматери громоздился на вечернем небе. С Бетюнской набережной мы перешли на левый берег по деревянному мосту; мы постояли на мосту, глядя вниз по реке на собор. Отсюда остров казался очень темным, деревья – тенями, дома тянулись в небо.

– Красиво все-таки, – сказал Билл. – До чего я рад, что вернулся.

Мы облокотились на деревянные перила моста и смотрели вверх по реке на огни больших мостов. Вода была гладкая и черная. Она не плескалась о быки моста. Мимо нас прошел мужчина с девушкой. Они шли обнявшись.

Мы перешли мост и поднялись по улице Кардинала Лемуана. Подъем был крутой, и мы шли пешком до самой площади Контрэскарп. Свет дугового фонаря падал сквозь листья деревьев, а под деревьями стоял готовый к отправлению автобус. Из открытых дверей кафе «Веселый негр» доносилась музыка. В окно кафе «Для любителей» я увидел длинную, обитую цинком стойку. Снаружи, на террасе, сидели рабочие за вином. В открытой кухне «Для любителей» служанка жарила картофель на постном масле. Тут же стоял чугунок с тушеным мясом. Служанка накладывала мясо на тарелку для старика, который стоял возле нее с бутылкой красного вина в руке.

– Хочешь выпить?

– Нет, – сказал Билл. – С меня хватит.

Мы свернули вправо с площади Контрэскарп и пошли ровными, узкими улочками, между высокими старинными домами. Одни дома выдвигались вперед, другие отступали назад. Мы вышли на улицу По-де-Фер и шли по ней до улицы Сен-Жак, потом свернули к югу, вдоль чугунной ограды обогнули больницу Валь-де-Грас и вышли на бульвар Дю-Пор-Рояль.

– Теперь куда? – спросил я. – Зайдем в «Селект» и посидим с Брет и Майклом?

– Ну что ж.

Мы пошли по бульвару Дю-Пор-Рояль, пока он не перешел в бульвар Монпарнас, и дальше, мимо «Клозери-де-Лила», ресторана Лавиня, Дамуа и всех маленьких кафе, пересекли улицу против «Ротонды» и мимо его огней и столиков дошли до кафе «Селект».

Майкл вышел к нам навстречу из-за столиков. Он сильно загорел, и вид у него был цветущий.

– Хэлло, Джейк, – сказал он. – Хэлло! Хэлло! Как живете, дружище?

– Вы прекрасно поправились, Майкл.

– О да! Я страшно поправился. Я ничего не делал, только гулял. Гулял с утра до вечера. И только одну рюмочку с матерью за чаем.

Билл прошел в бар. Он разговаривал с Брет, которая сидела на высоком табурете, положив ногу на ногу. Она была без чулок.

– Рад видеть вас, Джейк, – сказал Майкл. – Я слегка пьян, знаете ли. Такой странный случай. Посмотрите на мой нос.

У него было пятно запекшейся крови на переносице.

– Это от чемоданов одной старушки, – сказал Майкл. – Я хотел достать их, чтобы помочь ей, а они посыпались на меня.

Брет поманила его из бара своим длинным мундштуком, морща уголки глаз.

– Старушка, – сказал Майкл. – Ее чемоданы так и посыпались на меня. Пойдемте к Брет. Она такая прелесть. Ты – очаровательная женщина, Брет. Откуда у тебя эта шляпа?

– Приятель подарил. Тебе не нравится?

– Ужасная шляпа. Купи себе хорошую шляпу.

– Ну конечно, мы теперь такие богатые, – сказала Брет. – Кстати, ты знаком с Биллом? Вы страшно внимательны, Джейк. – Она повернулась к Майклу: – Это – Билл Гортон. Этот пьяница – Майкл Кэмбелл. Мистер Кэмбелл – злостный банкрот.

– Ну да. Знаете, вчера в Лондоне я встретил своего бывшего компаньона. Того, кто подкузьмил меня.

– Что он сказал?

– Угостил меня стаканчиком. Я решил, что не стоит отказываться. Знаешь, Брет, ты такая прелесть! Правда, она красавица?

– Уж и красавица. С таким-то носом!

– Очаровательный нос. Повернись ко мне носом. Ну, разве она не очаровательна?

– Неужели нельзя было устроить, чтобы он остался в Шотландии?

– Послушай, Брет, пойдем пораньше домой.

– Веди себя прилично, Майкл. Здесь дамы сидят.

– Правда, она очаровательна? Как по-вашему, Джейк?

– Сегодня вечером бокс, – сказал Билл. – Хотите пойти?

– Бокс, – повторил Майкл. – Кто против кого?

– Леду и еще кто-то.

– Леду очень хорош, – сказал Майкл. – Мне хотелось бы посмотреть, – он старался взять себя в руки, – но я не могу пойти. У меня свидание вот с ней. Послушай, Брет, купи себе новую шляпу.

Брет нахлобучила фетровую шляпу на один глаз и улыбнулась из-под широких полей.

– Вы оба ступайте на бокс. Мне придется отвезти мистера Кэмбелла прямо домой.

– Я не пьян, – сказал Майкл. – Может быть, чуть-чуть. Послушай, Брет, ты очаровательна.

– Ступайте, – сказала Брет. – Мистер Кэмбелл начинает заговариваться. Что это за взрывы нежности, Майкл?

– Послушай, ты очаровательна.

Мы попрощались.

– Мне очень жаль, что я не могу пойти с вами, – сказал Майкл. Брет засмеялась. В дверях я оглянулся. Майкл оперся рукой о стойку и, наклонившись к Брет, что-то говорил ей. Брет смотрела на него спокойно, но уголки ее глаз улыбались.

Выйдя на улицу, я спросил:

– Ну что? Пошли на бокс?

– Пошли, – сказал Билл. – Только не пешком.

– Майкл совсем ошалел от своей возлюбленной, – сказал я в такси.

– Ну, – сказал Билл, – за это его и осуждать не приходится.

Глава девятая

Встреча боксеров Леду и Фрэнсиса состоялась 20 июня. Встреча была интересной. На другое утро я получил письмо от Роберта Кона, из Андайи. Он живет очень тихо, писал он, купается, иногда играет в гольф и очень много в бридж. В Андайе великолепный пляж, но он ждет не дождется, когда поедет с нами ловить рыбу. Скоро ли я приеду? Если я буду так добр и куплю ему двойную лесу, он вернет мне деньги, когда я приеду.

В то же утро, сидя в редакции, я написал Кону, что мы с Биллом выезжаем из Парижа двадцать пятого, – в противном случае я буду телеграфировать, – и встретимся с ним в Байонне, а оттуда автобусом поедем через горы в Памплону. В тот же вечер около семи часов я заглянул в кафе «Селект» – повидаться с Майклом и Брет. Их там не было, и я пошел в кафе «Динго». Они сидели в баре за стойкой.

– Хэлло, милый. – Брет протянула мне руку.

– Хэлло, Джейк, – сказал Майкл. – Я, кажется, был навеселе вчера вечером?

– Мягко выражаясь, – сказала Брет. – Просто безобразие.

– Послушайте, – сказал Майкл, – когда вы едете в Испанию? Вы ничего не имеете против, если мы поедем с вами?

– Это будет замечательно.

– Вы серьезно ничего не имеете против? Я, знаете, бывал в Памплоне. Брет ужасно хочется поехать. Но мы наверно не будем вам обузой?

– Не говорите глупостей.

– Я слегка пьян, знаете ли. А то бы я не решился так прямо спросить вас. Вы наверно ничего не имеете против?

– Замолчи, Майкл, – сказала Брет. – Что ж ты хочешь, чтобы он тебе ответил? Я его после сама спрошу.

– Но вы ничего не имеете против?

– Если вы еще раз спросите, я рассержусь. Мы с Биллом едем двадцать пятого утром.

– Кстати, где Билл? – спросила Брет.

– Он в Шантилье, приглашен к кому-то на обед.

– Он славный.

– Чудесный, – сказал Майкл. – Именно чудесный.

– Ты же не помнишь его, – сказала Брет.

– Помню. Отлично помню его. Вот что, Джейк, мы приедем двадцать пятого вечером. Брет не может рано встать.

– Ну конечно!

– Если пришлют деньги и если вы наверно ничего не имеете против.

– Деньги пришлют. Я позабочусь об этом.

– Скажите, что нужно выписать.

– Два или три удилища с катушками, лесы и мух.

– Я не буду рыбу удить, – сказала Брет.

– Тогда два спиннинга. И Биллу не придется покупать.

– Хорошо, – сказал Майкл. – Я пошлю телеграмму нашему сторожу.

– Вот будет чудесно! – сказала Брет. – Испания! Повеселимся на славу.

– Двадцать пятого – когда это?

– В субботу.

– Придется поспешить со сборами.

– Ну вот что, – сказал Майкл, – я иду к парикмахеру.

– А мне нужно ванну принять, – сказала Брет. – Проводите меня до отеля, Джейк, будьте другом.

– Мы живем в замечательном отеле, – сказал Майкл. – По-моему, это бордель.

– Мы оставили свои вещи здесь, в кафе, когда приехали, и в отеле нас спросили, на сколько часов нам нужна комната. Страшно обрадовались, что мы остаемся на ночь.

– Уверен, что это бордель, – сказал Майкл. – Уж мне ли не знать.

– Ох, замолчи и ступай подстригись.

Майкл ушел. Брет и я остались сидеть за стойкой.

– Выпьем еще?

– Пожалуй.

– Теперь легче стало, – сказала Брет.

Мы пошли по улице Деламбр.

– Мы еще не виделись с тобой после моего приезда, – сказала Брет.

– Нет.

– Как живешь, Джейк?

– Отлично.

Брет взглянула на меня.

– Послушай, – сказала она, – Роберт Кон тоже едет с вами?

– Да. А что?

– Ты не думаешь, что ему будет тяжело?

– А почему?

– Как ты думаешь, с кем я ездила в Сан-Себастьян?

– Поздравляю, – сказал я.

Мы пошли дальше.

– Зачем ты это сказал?

– Не знаю. А что ты хочешь, чтобы я сказал?

Мы пошли дальше и свернули за угол.

– Он неплохо вел себя. Только с ним скучно.

– Вот как?

– Я думала, это пойдет ему на пользу.

– Советую тебе серьезно заняться благотворительностью.

– Не говори гадостей.

– Не буду.

– Ты правда не знал?

– Нет, – сказал я. – Вероятно, я не думал об этом.

– Как по-твоему, ему не будет слишком тяжело?

– Это его дело, – сказал я. – Напиши ему, что ты едешь. Он же всегда может не поехать.

– Я напишу ему, чтобы он мог отказаться заранее.

После этого я не видел Брет до вечера 24 июня.

– От Кона было что-нибудь?

– Да. Он в восторге.

– О Господи!

– Я сама удивилась. Пишет, что ждет не дождется свидания со мной.

– Может быть, он думает, что ты едешь одна?

– Нет. Я написала ему, что мы едем все вместе. И Майкл, и все.

– Он бесподобен.

– Правда?

Они рассчитывали, что деньги придут на следующий день. Мы условились встретиться в Памплоне: они едут прямо на Сан-Себастьян, а там пересаживаются. Мы все встретимся в Памплоне, в отеле Монтойи. Если они не приедут до понедельника, то мы едем без них в горы, в Бургете, ловить рыбу. В Бургете ходит автобус. Я записал им подробный маршрут, чтобы они могли найти нас.

Мы с Биллом уехали утренним поездом с вокзала Орсэ. Был чудесный день, не слишком жаркий, и местность с самого начала была красивая. Мы пошли в вагон-ресторан и позавтракали. Уходя, я спросил у проводника билетики на обед в первую очередь.

– Все занято до пятой очереди.

– Что такое?

В этом поезде никогда не подавали обед больше чем в две очереди и всегда было сколько угодно свободных мест.

– Все расписано, – сказал проводник вагона-ресторана. – Пятая очередь будет в три тридцать.

– Плохо дело, – сказал я Биллу.

– Дай ему десять франков.

– Возьмите, – сказал я. – Мы хотим пообедать в первую очередь.

Проводник сунул десять франков в карман.

– Спасибо, – сказал он. – Я бы посоветовал вам запастись сандвичами. Все места на первые четыре очереди заказаны через управление дороги.

– Вы далеко пойдете, приятель, – сказал ему Билл по-английски. – Очевидно, дай я вам пять франков, вы посоветовали бы нам спрыгнуть с поезда.

– Comment?[5]5
  Что? (фр.)


[Закрыть]

– Подите к черту! – сказал Билл. – Велите подать сандвичи и бутылку вина. Скажи ему, Джейк.

– И пришлите в соседний вагон. – Я объяснил ему, где мы сидим.

В нашем купе сидели муж с женой и подросток-сын.

– Вы, кажется, американцы? – спросил муж. – Приятное путешествие?

– Чудесное, – сказал Билл.

– Хорошо делаете. Путешествуйте, пока молоды. Вот мы с мамашей давно собирались в Европу, но пришлось немного подождать.

– Мы могли поехать десять лет назад, если бы ты хотел, – сказала жена. – Но ты всегда говорил: сперва посмотрим Америку! Что ни говори, а видели мы немало.

– В нашем поезде полно американцев, – сказал муж. – Целых семь вагонов. Все из Дейтона, штат Огайо. Это паломники. Они побывали в Риме, а теперь едут в Биарриц и Лурд.

– Ах вот оно что! Паломники. Святоши сопливые, – сказал Билл.

– Из каких вы краев?

– Я из Канзас-Сити, – сказал я. – А он из Чикаго.

– Оба едете в Биарриц?

– Нет. Мы едем в Испанию ловить рыбу.

– Я сам этим никогда не занимался. Но у нас многие увлекаются. В нашем штате Монтана лучшие места для рыбной ловли. Я тоже рыбачил с приятелями, но никогда не увлекался.

– Страх как много ты рыбачил, когда ездил с приятелями, – сказала жена.

Он подмигнул нам.

– Женщины все одинаковы. Как только почуют флягу с вином или кружку пива, то уж ты, значит, пропащий человек.

– Мужчины всегда так, – сказала жена, обращаясь к нам. Она погладила свои полные колени. – Я голосовала против «сухого закона», чтобы сделать ему удовольствие и потому что я люблю, чтобы в доме было пиво, а теперь он вот что говорит. Удивительно, чего ради мы за них замуж выходим.

– А вы знаете, – сказал Билл, – что эта орава отцов-пилигримов захватила вагон-ресторан до половины четвертого?

– Что вы говорите? Этого быть не может!

– Пойдите попробуйте достать место.

– Тогда, мамаша, не пойти ли нам еще раз позавтракать?

Она встала и оправила платье.

– Посмотрите, пожалуйста, за нашими вещами. Идем, Хьюберт.

Они втроем отправились в ресторан. Немного спустя по вагону прошел проводник, объявляя о первой обеденной очереди, и паломники под предводительством своих патеров потянулись по коридору. Наш сосед с семейством не возвращался. По коридору прошел официант с нашими сандвичами и бутылкой шабли, и мы позвали его.

– Достанется вам сегодня, – сказал я.

Он кивнул:

– Сейчас начинают, в десять тридцать.

– А когда мы есть будем?

– А я когда есть буду?

Он поставил бутылку и два стакана, мы заплатили за сандвичи и дали ему на чай.

– Я приду за тарелками, – сказал он, – или захватите их с собой.

Мы ели сандвичи, пили шабли и любовались видом из окна. Хлеба только что начали колоситься, и поля пестрели цветами мака. Пастбища были зеленые, мелькали живописные рощи, а иногда большие реки и вдали, среди деревьев, – замки.

В Туре мы вышли и купили еще бутылку вина, и когда мы вернулись, джентльмен из Монтаны с женой и сыном Хьюбертом уже удобно расположились в купе.

– А в Биаррице хорошее купанье? – спросил Хьюберт.

– Мальчишка с ума сходит, пока не дорвется до воды, – сказала его мать. – В этом возрасте трудно сидеть смирно в поезде.

– Там хорошее купанье, – сказал я. – Но опасно в бурную погоду.

– Вы пообедали? – спросил Билл.

– Да, пообедали. Мы просто остались сидеть за столом, когда они пришли, и там, наверное, подумали, что мы с ними. Официант сказал нам что-то по-французски, а потом троих отправили обратно.

– Они, конечно, приняли нас за паломников, – сказал муж. – Все-таки большая сила – католическая церковь. Жаль, что вы, молодые люди, не католики. Тогда бы вы вовремя пообедали.

– Я католик, – сказал я. – Вот это-то и обидно.

Наконец в четверть пятого нам подали обед. Билл уже начал выходить из себя. Он взял за пуговицу патера, который возвращался в свое купе во главе партии паломников.

– Скажите, отец, а протестантам есть полагается?

– Я ничего не знаю. Разве у вас нет билетиков?

– Этак, пожалуй, и к Клану примкнешь, – сказал Билл.

Патер оглянулся на него.

В вагоне-ресторане официанты в пятый раз подавали обед. Официант, прислуживавший нам, пропотел насквозь. Его белая куртка под мышками была лиловая.

– Он, наверно, много вина пьет.

– Или носит лиловое белье.

– Давай спросим его.

– Не надо. Он слишком устал.

В Бордо поезд стоял полчаса, и мы вышли через вокзал на улицу. Для поездки в город было слишком мало времени. Потом мы ехали по Ландам и любовались закатом. Между соснами виднелись широкие выжженные просеки, уходившие вдаль, точно улицы, а в конце их высились лесистые холмы. В половине восьмого мы пошли ужинать и любовались видом из открытого окна вагона-ресторана. Вся местность – лесок и сосна, и повсюду заросли вереска. Попадались поляны с домиками, а время от времени показывалась лесопилка. Стемнело, и за окном чувствовались жаркие темные пески, а к девяти часам мы приехали в Байонну. Муж, жена и Хьюберт попрощались с нами за руку. Они ехали дальше, до Ла-Негресс, где была пересадка на Биарриц.

– Желаю вам всего лучшего, – сказал муж.

– Будьте поосторожнее на бое быков.

– Может быть, увидимся в Биаррице, – сказал Хьюберт.

Мы сошли с поезда, неся чемоданы и чехлы с удочками, и через темный вокзал вышли на освещенную площадь, где стояли фиакры и автобусы отелей. Там, среди шоферов и агентов, дожидался Роберт Кон. Он не сразу увидел нас. Потом пошел нам навстречу.

– Хэлло, Джейк! Как доехали?

– Отлично, – сказал я. – Это Билл Гортон.

– Здравствуйте.

– Идемте, – сказал Роберт. – У меня фиакр. – Он был немного близорук, я раньше никогда не замечал этого. Он пристально и с видимым смущением вглядывался в незнакомое лицо Билла. – Мы поедем в мой отель. Там хорошо. Вполне приемлемо.

Мы сели в фиакр, кучер пристроил чемоданы на козлы, потом взобрался сам, щелкнул кнутом, и мы через темный мост поехали в город.

– Я очень рад познакомиться с вами, – сказал Роберт Биллу. – Я столько слышал о вас от Джейка, и я читал ваши книги. Вы привезли мне леску, Джейк?

Фиакр остановился перед отелем, и мы все вылезли и вошли. Отель был хороший, и люди за конторкой очень приветливы, и мы с Биллом получили по уютной маленькой комнате.

Глава десятая

Утро было ясным, улицы поливали водой, и мы втроем позавтракали в кафе. Байонна – красивый город. Он похож на очень чистый испанский город и лежит на большой реке. Уже сейчас, так рано утром, на мосту через реку было очень жарко. Мы прошли через мост, а потом погуляли по городу.

Я отнюдь не был уверен, что удочки Майкла вовремя придут из Шотландии, поэтому мы стали искать магазин рыболовных принадлежностей и в конце концов купили Биллу удочку где-то во втором этаже над галантерейной лавкой. Хозяин отлучился, и нам пришлось дожидаться его. Наконец он пришел, и мы купили недорогую, весьма приличную удочку и два сачка.

Выйдя из магазина, мы пошли посмотреть на собор. Кон что-то говорил о том, что это прекрасный образец чего-то, – не помню чего. Мне собор показался красивым, красивым и неярким, как испанские церкви. Потом мы пошли дальше, мимо старой крепости, и дошли до здания конторы, откуда должен был отправляться автобус. Там нам сказали, что автобусное движение откроется не раньше 1 июля. В туристском бюро мы узнали, сколько надо заплатить за автомобиль до Памплоны, и в большом гараже возле городского театра наняли машину за четыреста франков. Она должна была заехать за нами в отель через сорок минут, и мы зашли в то же кафе на площади и выпили пива. Становилось жарко, но в воздухе еще пахло свежестью раннего утра, и сидеть в кафе было приятно. Подул ветерок, и чувствовалось, что прохладой тянет с моря. По площади расхаживали голуби, и дома были желтые, словно прокаленные солнцем, и мне не хотелось уходить из кафе. Но пора было идти в отель, сложить вещи и уплатить по счету. Расплатившись за пиво, – мы бросили жребий, и, кажется, платил Кон, – мы пошли в отель. На меня с Биллом пришлось только по шестнадцати франков плюс десять процентов надбавки за услуги, и мы отправили свои чемоданы вниз и стали ждать Роберта Кона. Пока мы ждали, я увидел на паркете вестибюля таракана, не меньше трех дюймов длиной. Я показал его Биллу, а потом наступил на него каблуком. Мы решили, что он, вероятно, только что приполз из сада. В отеле действительно было необыкновенно чисто.

Наконец Кон спустился вниз, и мы все вышли к машине. Машина оказалась большая, с откидным верхом, шофер был в белом пыльнике с голубым воротником и такими же обшлагами, и мы попросили его опустить верх. Он погрузил наши чемоданы, и машина тронулась. Мы ехали длинной улицей по направлению к окраине, мимо цветущих садов и оглядывались назад, прощаясь с городом, а потом очутились среди зеленых холмов, и дорога пошла в гору. То и дело мы обгоняли воловьи и коровьи упряжки, тащившие повозки басков, мелькали аккуратные выбеленные фермы. Бискайя – плодородный, цветущий край, дома чистенькие, деревни, видимо, зажиточные. В каждом селении была площадка для игры в пелоту, где ребятишки кидали мяч под жарким солнцем. На церквах виднелись надписи, запрещающие кидать мяч о церковные стены, домики были крыты красной черепицей, – а потом дорога свернула и пошла еще круче, и мы стали подниматься по склону горы, и под нами была долина, а холмы уходили назад, в сторону моря. Моря не было видно. Оно было слишком далеко. Видны были только холмы и еще холмы, и чувствовалось, в какой стороне море.