Текст книги "Флотская история Шанхая"

Француз показал себя, как очень тонко чувствующий человек. Он писал любимой стихи, приносил ей цветы невесть откуда, рассказывал истории, делал маленькие подарки. Но больше всего он любил просто положить голову на колени девушке и смотреть на её лицо в свете фонарей или звёзд. Горячий и темпераментный, он становился тихим, как укрощённый лев. На базе все, рано или поздно, узнавали об их отношениях, но закрывали на это глаза и смотрели сквозь пальцы. Разве что ни один адмирал не знал об этом. Обычно адмиралы были против неуставных отношений своих подчинённых, поэтому от них данный роман держался в тайне.

Но сейчас тут было пусто, и двое медленно прошли навстречу друг другу, соединяясь в объятьях. На лице Жерайс была скромная улыбка, а Ришелье от удовольствия даже прикрыл глаза. После чего их губы соединились в поцелуе. Совсем недолго, очень легко и нежно. Затем они взялись за руки и пошли, куда вела их тропинка.

Список дел на этот день закончился. Это было просто удивительно, но это было так. После ареста зампотыла дел и впрямь было много. Полдня заняло рассмотрение личных дел кандидатов на эту должность. В основном, это были местные люди из китайской народной армии и флота. Выбирали вместе с Миральей. В итоге выбор пал на китайца средних лет из флотских. Выслуга у того была, требуемые знания имелись, также хвалебные письма и грамоты, рекомендации командиров и так далее. Миралья тоже одобрительно смотрел на этого человека, а его мнению Котоми доверяла. Всё прошло гладко. Котоми не знала, что в этом наборе участвовал ещё и Аквила.

Он сделал всё, чтобы был выбран именно тот человек, который нужен ему. Но тут не стоит обманываться, Аквила полностью учёл все интересы базы. Ему даже не пришлось прибегать к помощи своих друзей из Триад, чему лично он, мафиози со стажем, был очень рад. Он не хотел лишний раз зависеть от китайцев, он предпочитал сам быть хозяином положения. Но для Котоми это всё равно был тяжёлый процесс выбора кандидатур. О подковёрной игре она не знала. Затем было столкновение с Глубинными, которое она встретила спокойно и уверенно, она верила в силы своих людей. Она переживала за них, но никогда не ставила под сомнение, что они справятся со своей работой. В конце рейда она вышла на пирс лично встретить победителей. Об этой победе было вывешено объявление, а также открыт «счёт» побед для всех боевых кораблей базы, первую строчку уверенно занимала Таскалуза, чем теперь очень гордилась. Эти небольшие дела тоже требовали времени.

И вот, наконец, дела оказались закончены. Котоми встала из-за стола, закрыла кабинет и с термосом, полным кофе, направилась гулять по базе. Она даже не надела китель, сменив его на пиджак в тон. По пути она встречала канмусу, которые здоровались с ней, служащие не обращали на неё внимания. Из церкви, мимо которой проходила девушка, раздавался звук органа и песнопение. Котоми подумала, что может сходить на могилу к Эмден, но решила, что не стоит омрачать такой удачный день могильными делами. Вместо этого она прошла мимо ангаров, примечая две странные тени с огоньками от сигарет и белоснежный отблеск волос одной из них, затем зашла в парк и стала бесцельно идти вперёд, делая глотки остывающего кофе. На пару канмусу она наткнулась совершенно неожиданно. Причём застала она их в совершенно расслабленной позе, сидящими под деревом. Жерайс сидела, прислонившись к дереву, а Ришелье лежал, положив голову на колени девушки. Они о чём-то мирно беседовали. Заметив, что их застукали, пара поспешила встать и привести себя в порядок, но Котоми жестом остановила их.

– Всё хорошо, – с улыбкой проговорила она. – Это ведь замечательно, что это так.

Ришелье смотрел на адмирала своим пронзительным взглядом, не совсем понимая, что стоит сделать. Он всегда считал адмиралов угрозой своим отношениям с Жерайс. Минас Жерайс держала своего возлюбленного за плечи. Она чувствовала, что Котоми не несёт опасности. Девушка-адмирал улыбнулась и присела рядом, склонив голову.

– Знаете, мне кажется, что так и должно быть, – задумчиво проговорила она. – Я думаю, что это – самое лучшее, что может быть у всех живых. И у вас оно обязательно должно быть. Это ведь чудесно. И мешать этому я не в праве.

– Вы очень странная, адмирал, – заметила Жерайс. – Но Вы добрая, очень чувствующая и переживающая. Мы на этой базе дольше всех, но на нашей памяти нет никого, кто бы так заботился о нас. Так ведь, Риш?

– bien sûr, – кивнул тот, садясь ровно рядом с любимой и беря её за руку.

– Мы не думали, что к этому кто-то отнесётся серьёзно.

– Для меня главное, чтобы все вы вернулись однажды к своей нормальной жизни, – улыбнулась Котоми Тамаи. – Чтобы исполнили мечты, чтобы стали теми, кем хотели стать, завели семьи. Для этого я хочу, чтобы все выжили. И я чувствую это особенно сильно, когда происходят трагедии.

– Но ведь это была не Ваша вина, – поспешила успокоить её Жерайс. – Это всё командование!

– Но ведь я – командование, – грустно наклонила голову девушка. – Это ведь и я тоже. Чем я лучше? Всё, что я могу – сделать вашу жизнь чуть-чуть человечнее и легче. Не создавать лишних проблем и заботиться. А вы…иногда я задумываюсь над тем, что есть у вас. Вам дали механическое тело, оружие в руки и очень короткую жизнь. Не так уж и много по сравнению с тем, что у вас отняли.

– Знаете, если бы не флот, мы с Ришем никогда бы не встретились. И не узнали бы друг о друге, наверное. Но сейчас мы любим друг друга. И ради этого мы готовы потерпеть наши лишения. А Вы сами сказали, что это – самое лучшее, что может быть. А то, что Вы делаете для нас, поверьте, остаётся в наших сердцах и памяти. И то, что сделали лично Вы, мы все очень высоко ценим. Думаю, что на базе нет никого из наших, кто скажет, что безразличен к этому. Вы очень человечная и добрая. Вас не хочется бояться или слушаться, потому что так надо. Вас хочется любить, просто за то, что вы с нами.

– Спасибо, Жерайс, – Котоми сделала глоток из термоса и поднялась. – Простите, что помешала вам, ребята. Не переживайте ни о чём, ночь сегодня будет тёплая.

– Спасибо Вам, Адмирал, – кивнул Ришелье. – Я это очень ценю.

Они распрощались, и Котоми пошла своей дорогой, оставив влюблённых наедине. Вечер уже упал на землю, погрузив всё в тёплые, медовые сумерки. База потихоньку клонилась ко сну. Котоми решила, что сегодня она может позволить себе поспать в кровати, а не в кабинете, поэтому пошла в свою комнату.

Раньеро Дзофф

Было лишь несколько канмусу, не интересовавшихся счётом побед. Первой, конечно же, была Гориция. За восемь лет службы она выучилась плевать на все достижения и цифры, пока они не меняли обстановку. Какая разница, скольких ты убил, если всё равно отправишься на дно?

Как там у Киплинга?

Their work was done when it ’adn’t begun; they was younger nor me an’ you;

Their choice it was plain between drownin’ in ’eaps an’ bein’ mopped by the screw,

So they stood an’ was still to the Birken’ead drill, soldier an’ sailor too!

Или, в переводе:

Дело кончилось их, едва началось; их выбор быстро иссяк:

Либо кучей тонуть, либо слушать насмешки морских забияк,

На «Биркенхеде» смирно стоял солдат и он же моряк!

Второй была Лотта, которую не занимало почти ничто за пределами её мастерской. Даже если никто не утопит ни одного Глубинного – дела с точки зрения финки идут хорошо, пока модули работают нормально…

Третьи – всё соединение Dog. Да, Вяйнемёйнену не терпелось развалить надвое ещё линкор-другой, а Мургеску с Элли – поймать рыбку покрупнее в свои сети, но цифры на доске побед этим троим было наплевать. И уж тем более плевал на цифры семнадцатилетний старик Барэм, прочно разочаровавшийся в окружающей действительности…

И уж точно не до доски побед было Миралье, который, помимо постоянных учений своей группы, старательно налаживал связи между Шанхаем и другими базами Жёлтого и Восточно-Китайского моря. Гуанчжоу, Далянь, Циндао, Тянцзинь, Тайбэй – и это только Китай, да и то не весь… А ещё Нампхо в Северной Корее и Инчхон в Южной. Уф…

Кстати, об Инчхоне. Эта южнокорейская база была очень необычной: её гарнизон состоял практически из одних подлодок. Потому что здесь располагался центр их подготовки – один из всего шести в мире. К сожалению, мало кто из адмиралов обращал внимание на этот класс канмусу. Котоми Тамаи, как видно, стала исключением.

В конце концов делегация из Инчхона пересекла Восточно-Китайское море и прибыла в Шанхай, чтобы согласовать с Котоми механизм взаимодействия. Да, трое канмусу – плавбаза Саар в сопровождении пары подлодок – предпочли плыть по воде. «Мы сумбарины. Море – наш друг!» – не зря эти слова красовались над доской в одном из учебных классов…

Находившаяся в море группа Charlie встретила Саар и подлодки и проводила их до базы. На пирсе стояли Котоми и Миралья. А ещё линкор Южная Каролина и авианосец Рюхо, прикрывавший своё соединение и инчхонцев с воздуха.

– Плавучая база подводных лодок Густав Зеде, также известная как Саар, – отрекомендовалась приятная светловолосая девушка в берете.

– Подводная лодка I-8, – резко отчеканила худая угловатая блондинка в чёрном. Её глаза прикрывала чёрная маска без прорезей.

– Подводная лодка U-571, – с некоторой гордостью представился высокий длинноволосый юноша пиренейской наружности. Испанец? Португалец?

– Добро пожаловать в Шанхай, – поприветствовала гостей Котоми. Далее инчхонцы разделились: Саар вместе с Котоми и Миральей направились в штаб, а подлодки вместе с соединением Charlie – в общежитие. Рюхо и I-8 о чём-то переговаривались на родном для обоих японском.

По дороге к штабу Саар и Миралья перекинулись парой слов.

– Кто ещё жив?

– Здесь – все, – уверенно ответил Миралья.

– А кто здесь?

– Я, Гориция, Лотта и Мургеску.

– И… как Гориция?

– Жива, но в море не выходит, – подтвердил Миралья.

– А как Гуркха? По-прежнему в Янгоне?

– Нет, он на дне, – неожиданно резко ответил гидроавианосец.

– Господи! – Саар поразилась так, словно канмусу вообще не гибли. – А Алжир? Правда, что он погиб?

– Правда, погиб, – эхом отозвался Миралья. – Две недели назад погиб под авианалётом в Вальпараисо. Джуссано лёг вместе с ним.

– То есть… нас осталось только пятеро?

Миралья кивнул, давая понять, что не хочет продолжать разговор на эту тему.

…После не такого уж долгого обсуждения совместной стратегии Саар направилась к выходу. Завтра ей и подлодкам предстояла большая совместная тренировка с парой шанхайских соединений.

– А… о чём это всё время говорила Саар? – осторожно поинтересовалась Котоми у Миральи.

– О Мальтийской битве, адмирал, – ответил гидроавианосец.

– Вы оба были там?

– Да, адмирал. И Гориция, и Вулкан, и Мургеску. Мы и Саар – последние, кто пережил Мальту. К слову, Гориция с тех пор меня и ненавидит…

…Восемь месяцев назад гидроавианосец Джузеппе Миралья был глазами Мальты – а значит, всего Центрального Средиземноморья. Да, другой авианосец в считавшийся спокойным район перебрасывать не хотели. А Миралья временами вспоминал легенду о трёх истребителях Gloster Gladiator, оборонявших Мальту от немецкой и итальянской авиации…

Впрочем, до поры до времени всё шло хорошо. Миралья мог спокойно заниматься футбольной аналитикой и даже однажды побывал у родителей в Реджо-ди-Калабрии. Глубинные если и появлялись, то маленькими отрядами, с которыми справлялись окрестные гарнизоны.

– В это время Гориция была флагманом базы в Триполи, адмирал, – на этом месте Миралья немного собрался с духом. – Депрессия её уже почти добила – временами она с трудом выходила в море. В Триполи у неё был свой психолог.

– Почему же она была флагманом? – спросила Котоми, догадываясь о причинах.

– Опыт, адмирал, – ответил итальянец. – Гориция – одна из старейших канмусу. К тому же многие адмиралы – особенно те, что постарше – любят именно ветеранов-канмусу. Я могу говорить прямо?

Котоми кивнула.

– Первые канмусу были вышколены по-военному. Гориция, едва держась на ногах после боя, могла докладывать, – тут Миралья резко выпрямился, картинно отдал честь и скороговоркой выпалил. – «Линейный крейсер Гориция, класс Дзара, третий корабль класса. К вашим услугам, адмирал!». И подобное многим командирам нравится и по сей день…

Миралья скривился. К армейским традициям в ОВМС – особенно к жёсткой субординации – он относился в целом отвратительно. Потому что наблюдал обратную сторону этого явления – а именно глухую стену между адмиралом и канмусу…. А традиционного для армии порядка за подобной ширмой могло не быть.

– В тот день, – гидроавианосец всё же вернулся на Мальту, – воздушная разведка обнаружила три эскадры Глубинных севернее Туниса. В каждой до десяти кораблей, из них по два линкора, а воздух держала пара авианосцев Wo-класса. У нас, напомню, был только я. Уже чувствуете поражение, адмирал?

Котоми почувствовала.

– Гарнизоны Мальты, Туниса, Катании и Триполи – двадцать восемь канмусу – подняли полностью…

…Четыре эскадры окружили Глубинных западнее Мальты. Ах, как же это красиво выглядело на штабной карте! Мальтийский адмирал Жюссак был уверен в победе и никак не мог взять в толк, почему так мрачен Миралья. Неужели перевес в кораблях не сможет нейтрализовать авианосцы?

Но не оказалось и перевеса в кораблях. Потому что взаимодействие между эскадрами попросту отсутствовало. Не было даже общей частоты связи – невероятная даже для ОВМС беспечность. В итоге Глубинные обрушили удар на тунисский гарнизон, затем на мальтийцев, а дальше… Дальше гидропланы Миральи рыскали над морем, пытаясь прикрыть хоть кого-то из гибнущих канмусу. А в наспех налаженном общем эфире звучал глухой и безэмоциональный голос Гориции, который отсчитывал, словно метроном, очередного погибшего:

– Нубиэн потоплен.

– Хэйсти потоплен.

Звено бомбардировщиков Macchi M.8 пролетело там, где должны были быть оба корабля, но не нашло никаких следов того и другого.

– Гориция, дай координаты! Как меня слышишь?! – практически взмолился Миралья. Но тяжкрей, по-видимому, ничего не слышала. Метроном не унимался:

– Мургеску исчезла с радара.

Чёрт! И минный заградитель пропала?! Как?! Где?! Впервые в жизни Миралья потерялся в пространстве. Где они все гибнут? Куда лететь медлительным гидропланам? А между тем два следующих сообщения дали понять, что прикрывать уже почти некого:

– Ринаун исчезла с радара.

– Дэринг подорвалась. Я одна.

Эрнст Вебер

Пока Котоми принимала Саар и говорила с Миральей, Лютцов бесцельно сидел в библиотеке над тетрадью и набрасывал строки на бумагу. Как и сказала Котоми, он остался дома. При этом он понимал, что адмирал сделала это явно на эмоциях, да и не видел он нужды в рейдерстве сейчас, но всё равно воспринимал это, как домашний арест. В душе ему было элементарно обидно, что Котоми считает его ребёнком, но он понимал, что на месте Эмден спокойно мог быть кто угодно, даже он сам. Что с того, что он – знаменитый рейдер? Что с того, что он – гроза морей? На любого найдётся свой зверь, который порвёт на куски. На любого найдётся своя управа. Даже если это будет сам Марат, он просто разорвёт Лютцова на куски. И всё равно обидно. Так что он ушёл с головой в литературу и лишь иногда выбирался из своего книжного затворничества.

Его умиротворённое состояние прервали совершенно неожиданно. Он различил сначала странный цокающий звук каблуков, а потом голоса.

Точнее, один голос Рюхо. В Библиотеку вошли две фигуры – собственно Рюхо и странная девушка. Лютцов не мог не обратить внимание на экстравагантную особу, которая двигалась плавно и уверенно. А вот Рюхо в её обществе…он боялся? Авианосец мельтешил и как-то излишне много болтал, в то время, как незнакомка в чёрном вызывающем платье, с чёрной повязкой на глазах и огромными мечами за спиной, выражала спокойную, холодную уверенность. Лютцов примерно понимал беглый разговор Рюхо на японском, потому что изучал этот язык и служил в своё время в Нагасаки. Собственно, авианосец рассказывал о базе, но делал он это так рассеянно и взволнованно, словно боялся, что повиснет какое-то молчание. Лютцов, между тем, решил пользоваться моментом и рассмотреть эту странную девушку с повязкой. Не очень высокая, японка по виду, изящная, кажется, что совсем хрупкая и её легко переломить, как тростинку, но вид полноценных мечей за её спиной наводил на мысли о том, что она легко таскает эти куски железа на себе и не гнётся под их весом, а движения её не выражают никакой напряжённости. Лютцов никогда не видел ничего подобного. Между тем незнакомка медленно повернула к нему голову и посмотрела невидящим взглядом прямо на немца, останавливая болтовню Рюхо. Тот сразу притих, видя поднятую руку. Совершенно без ориентиров, но ровно и твёрдо она прошла к Лютцову и встала прямо перед ним.

– Как твоё имя? – требовательно, без всякого приветствия спросила она. Лютцов поднялся с места и тут же стала видна их разница – рейдер был чуть выше девушки.

– Вежливый человек вначале сам представляется, а уж потом просит назвать чьё-то имя, – совершенно холодным тоном на японском осадил её тяжкрей. И удивился, когда не увидел ни гнева, ни разочарования. Лишь довольную улыбку.

– И-8, но ты можешь называть меня Идзуми, – уже более мягким тоном произнесла эта странная девушка. Юноша понял, кто она. Подлодка. У подлодок зачастую не было имён, только буква и номер, поэтому они брали себе вымышленное имя или псевдоним. Конкретно эта взяла себе название провинции Идзуми. Вряд ли кто-то стал называть дочь в честь территории.

– Лютцов, – коротко представился молодой человек.

– Лью-тсоф, – с некоторым усилием попробовала Идзуми. Она пару раз испытала себя в произношении имени, пока не добилась желаемого для самой себя результата. В целом у неё получилось почти сразу, но сочетание «Л» и «Ю» давалось ей не всегда. В течение этого процесса рейдер имел возможность рассмотреть её вблизи. Очень экстравагантная девушка. Узорчатое, тонкое платье из кружевной материи, которое подчёркивало её грудь и бёдра, простая шёлковая повязка на глаза, чёрный ободок в белоснежных, как пепел, волосах, сапоги до колен с огромной шпилькой, без неё девушка была бы на голову ниже Лютцова. За спиной на ремнях ножны с двумя катанами. Изящные рукояти, гарды, как произведение искусства, всё в чёрно-белых тонах. Но они нисколько не стесняли её движений и не сковывали. Пока что только одно оставалось для тяжкрея загадкой – зрение таинственной Идзуми. Она явно не видела через повязку, но шевелила головой в направлении лица собеседника, прекрасно шла по незнакомой ей библиотеке без ориентиров и не сталкивалась с предметами. При ней не было палочки, а Рюхо не выглядел хорошим поводырём. К слову, Лютцов краем уха услышал, как авианосец уходит. Кажется, кому-то эта девушка внушала настоящий страх. Первой нарушила повисшее молчание Идзуми, но говорила она скорее для себя.

– Холоден, как горный снег. Пахнет чернилами и бумагой. Неплохо говорит по-японски. Могу я посмотреть на тебя?

Она медленно стянула с руки чёрную шёлковую перчатку и протянула её к самому лицу Лютцова. Обычно его было трудно удивить, но, когда тебя впервые осматривает слепой человек своими руками, это вывело бы из равновесия любого. Однако внешне парень остался спокоен, он даже дыхание не сбил. Стальная немецкая выдержка столкнулась с закалённой японской прямотой. Это было подобно столкновению двух мечей. Тяжёлый, пробивной цвайхандер и изящная японская катана. Рука девушки была прохладной, но мягкой. Она медленно водила кончиками пальцев по лицу Лютцова, «осматривая» каждый его сантиметр. Она проводила по лбу, бровям, глазам, скулам, по щекам и носу, спускалась по изгибам губ и подбородку. Из-за того, что юноша не мог видеть глаз девушки, он не мог понять, что она испытывает при этом, а лёгкая улыбка, которая мелькала на её лице, как будто ничего не значила.

Идзуми убрала руку не сразу, а после нескольких минут обстоятельного изучения Лютцова. При этом она исследовала воротник его формы, быстро попробовав ткань на ощупь. И остановило её от дальнейшего рассматривания только то, что кто-то прошёл в коридоре. Она быстро отняла руку.

– На луну загляделись.

Наконец-то мы можем вздохнуть! –

Мимолётная тучка.

Девушка беспечно процитировала хайку Мацуо Басё, которые Лютцов знал, словно это была её обычная речь. Он оценил смысл, который был вложен в эти слова. Он решил, что можно ответить в тон.

– Запад или Восток, -

Всюду одна и та же беда,

Ветер равно холодит.

Идзуми показалась удивлённой, но довольной. Она процитировала дальше.

– Мыс Ирагодзаки.

Голос ястреба… Что в целом мире

На тебя похоже?

Это странное общение японскими стихами становилось всё более запутанным. Лютцов решил не отствавать.

– Нет. Не увидишь здесь

Ни единой пылинки

На белизне хризантем.

– Скоро умру, но

Пока жива, надеюсь

Увидеть тебя

В последний раз, чтобы там,

Куда уйду, вспоминать.

Так разговор стихами хайку Идзуми закончила стихом «танка» поэтессы Идзуми-сикибу. Наверное, это было не случайно. Только сейчас Лютцов подумал, что псевдоним «Идзуми» подлодка могла выбрать, именно подражая знаменитой поэтессе.

– Покажешь мне оставшуюся часть базы? – тоном, словно ничего и не было, поинтересовалась девушка. Лютцов подумал, что странно показывать базу тому, кто не видит ничего, но отказывать не собирался.

– Тебе уже показали церковь?

– Нет, это интересно?

– Возможно, моя сестра сейчас проводит песнопения под органную музыку.

– Бездарный Рюхо столько болтал и не сказал о таком, – на лице блондинки проступило жёсткое неудовольствие. – Бестолковый авианосец.

Лютцов заметил, как напряглась девушка, но не стал акцентировать на этом внимание. Насколько он успел понять её, она была бабочкой только до того момента, пока не надо было жалить. Как пчела. И мечи за спиной говорили о том, что она могла быть очень грозной в любое время. Что же до её способностей, то тут было ясно только одно – слух и тактильное восприятие для этой девушки являются вообще всем. И развиты они у неё настолько, что она слышит и определяет дыхание человека в шумной комнате, стоя на другом конце от него. Точно также она ориентируется о нахождении предметов на своём пути, она ощущает колебания воздуха, которые рождаются при перемещении в пространстве и отражаются от предметов. Это нереально для обычных слепых, но ведь она – вовсе не обычная. Она – канмусу, более того, она – подлодка. Это значит, что такие вещи, как эхолокация и улавливание малейших колебаний звука и воздуха или воды для неё – естественный процесс. Она не может только считывать изображение или детализировать такие объекты, как узор или форма лица, но она может точно определить, где у человека лицо по звуку его дыхания. Лютцов оценил всю серьёзность своей новой знакомой. Она действительно потрясала. Не говоря уже о том, что это была боевая подлодка, которая могла потопить Глубинного, даже не видя его. Он мог только восхититься серьёзностью этой девушки.

Прибрав свои записи и бумаги в сумку, рейдер повёл подлодку по базе к церкви.

– Прочитаешь как-нибудь свои? – прямолинейно спросила Идзуми.

– Может быть потом, – откликнулся Лютцов, понимая, что она о стихах. Девушка была не глупа и прекрасно делала выводы даже по самым незначительным вещам.

– Твоя сестра, она служит в церкви?

– Да, она – капеллан базы. Граф Шеер.

– Шей-йер, – у Идзуми снова начались попытки правильно выговаривать немецкие имена. Странно было видеть, как такая уникальная девушка испытывает элементарные трудности в выговаривании слов. Лютцов улыбнулся, не ничем не выдавая этого. До церкви они дошли достаточно быстро, идти тут было всего ничего. Перед дверями Идзуми остановилась, задирая голову к шпилю, на котором сидела чайка. Видимо, так она могла оценить размер здания. Кроме того, Лютцов видел, как она наклоняет голову, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за дверей церкви. Там играл орган и звучал голос Шеер. Удивительно, но сейчас орган имитировал фортепиано и играл совсем несложную партию в размере вальса, а Шеер исполняла какую-то простенькую, но не совсем понятную песню. Подлодка озадаченно наклонила голову. – Это не церковная музыка.

– Да, сестра не утруждает себя постоянными гимнами, – просто ответил Лютцов. – Она говорит, что Бог создал искусство в душах людей таким, каким оно было угодно ему. Поэтому она считает, что в церкви можно исполнять не только церковные песни и псалмы.

– Пойдём, я хочу послушать.

Лютцов открыл перед ней дверь и прошёл вслед за гостьей. Тут всё было, как обычно – лёгкий полумрак, запах свечей, который нельзя было не отметить, пустота и Шеер, которая стояла у алтаря и исполняла песню.

You and I alone,

far away from home.

Into the great unknown,

hand in hand we roll.

Apple from the tree,

give a taste to me.

Kiss me in my sleep,

dreaming all so deep.

Paradise is loss,

and no senses gone.

Won't you come alone,

into the great unknown.

Won't you come alone,

into the great unknown.

Hand in hand we stand,

strangers in this land.

Catch me if you can,

before I fall again.

Catch me if you can,

before I fall again.

Catch me if you can,

before I fall again.

Лютцов отметил, как его сестра умеет экспериментировать с тембром своего голоса, превращая его в самые разные тональности. Судя по всему, на органе музицировала Гориция, потому что сейчас мелодия, которая обычно игралась несколькими инструментами умело перетекала из себя в саму себя, но в разных вариациях. Такой эффект могла создавать только виртуозная итальянка. Всё-таки, при всех её сложностях в характере, она в чём-то была просто неподражаема. Идзуми, молча, слушала песню.

Когда Шеер закончила, она повернулась к вошедшим и одарила их сияющей улыбкой. Её совсем не смутил вид спутницы брата, к которой она спокойно подошла и поклонилась. Идзуми отследила поклон движением головы и поклонилась в ответ. Они обменялись представлениями. При этом вид у Шеер был совершенно обычный для неё, казалось, она абсолютно не испытывала каких-либо вопросов по поводу подлодки. Лютцов, наблюдавший за беседой девушек со стороны отметил, что для него эта встреча кажется очень знаковой. Две совершенно неземные девушки, не от мира сего, встретились и нашли общий язык. Две такие разные во внешности, в настроениях, в поведении, в условиях. Слепая Идзуми и зрячая Шеер, жёсткая подлодка и мягкая крейсер, вооружённая японка и обезоруживающая европейка. Перечислять можно было долго, но для Лютцова суть оставалась прежней – это была встреча века. И никто об этом толком не узнает, а кто узнает, тот не поймёт, скорее всего, и только он видит этих двоих в настоящем свете. Разговор девушек шёл на беглом английском, потому что это был общий для них язык. При этом могло показаться, что они говорят на совершенно разных языках. Они говорили об одних и тех же вещах, но называли их по-разному. Собственно, разговор шёл на простые, жизненные темы. Немного о службе, немного о делах, немного о знакомстве. Не затрагивая личных тем, обе девушки прекрасно исследовали друг друга. Гориции не было видно, видимо, такой разговор был ей не по душе. Оно и понятно, с незнакомцами итальянке было бы тяжело, а тут ещё такая неординарная личность, как Идзуми. Они могли просто не сойтись.

Пока шёл разговор в церкви, Юрген или, по номенклатуре «Ю-571», сидел в общей комнате общежития, в котором гостям отвели места, и смотрел в дальний его угол. Объектом его внимания была Таскалуза. Во-первых, потому что он уже ознакомился со списком её побед, а во-вторых, девушка сама по себе не могла не привлекать внимание неподготовленных мужчин. А молодой и активный Юрген за это и любил свою судьбу – большая часть подлодок были девушками, и за ними можно было приударить. В свою очередь сам португалец был объектом другого внимания. Аквила и Ниобе заключили между собой дружеский спор о том, решится ли гость подойти к решительной и рисковой американке или спасует. Попутно эти двое играли в домино.

Выбор пал на эту игру, потому что Аквила знал, что Ниобе слишком хороша в шахматах, а девушка, в свою очередь, считала, что сицилиец шулер в картах. Так что был найден компромисс, основанный на том, что оба одинаково неважно играли в домино. Но без ставок играть и спорить было скучно, поэтому и в игре, и в споре была ставка размером в полпачки сигарет. Ниобе уже нашла способ самостоятельно получать сигареты на базе, и теперь никак не зависела от поставок мафиози. Тот не расстраивался, ведь компания по курению у него не пропала, а интерес общения с Ниобе сохранялся. За это короткое время они успели проникнуться друг к другу взаимной симпатией и теперь любили заключать пари и споры на что-либо. Цена в спорах всегда была простой и не особо важной, чтобы никому не было обидно.

– Вот так! – Аквила положил на стол кость, подставляя к получающейся конструкции. – Я тебе отвечаю, не решится он подойти. Слабак.

– Да ладно, – Ниобе щёлкнула фишечкой домино, кладя её на стол. – Он же из этих твоих южных народов, горячий парень, наверное.

– Ты не равняй всяких португальцев с сицилийцами, – наигранно обиделся мафиози, разглядывая партию. – Они не чета нам.

– Ооо, серьёзное заявление, может докажешь делом, а не словом? – подначила Ниобе, хищно улыбнувшись.

– А мы в суде?

– Струсил?

– Вот ещё! – кость домино с характерным звуком легла на стол.

– Тогда пари – если он не подойдёт, то докажешь, чем вы, сицилийцы, по твоим словам, лучше.

– Ох, нарываешься ты. А какой срок пари-то?

– До конца партии, – Ниобе хитро повертела фишку в руках и с хлопком положила на стол. – Рыба! – девушка расхохоталась кристальным смехом на всю комнату.

– Ну, – Аквила даже не знал, что сказать, сидя с совершенно пустыми глазами. Его обыграла девчонка, да ещё и выиграла одно из двух пари. – Кстати, он ведь не подошёл, как я и сказал. С тебя полпачки.

– Я выиграла партию, так что оставь себе. А вот доказывать ты мне будешь, – на лице исландки играло выражение полного превосходства. – Ну, уже придумал?

– А какой срок-то? – вяло поинтересовался сын Сицилии, собирая фишки в коробочку.

– Сегодняшний вечер.

– Ладно, пошли, покурим, что ли…

– Хорошее дело, надо отметить победу.

И они вышли из комнаты, провожаемые общими взглядами. А Юрген поднялся со своего места и пошёл по направлению к Таскалузе. Но они об этом уже не узнали.

Раньеро Дзофф

– Как же вообще хоть кто-то смог выжить? – спросила Котоми. Миралья изобразил настолько кромешный ад, что пройти через него казалось нереальным.

– По-разному, адмирал. Мы с Саар вообще не были в перестрелке. Я выпускал самолёты прямо из порта Валетты. А Саар сопровождала отряд из четырёх подлодок из Тулона и, проводив их почти до места сражения, отошла в Бастию. Она должна была встречать их из боя – но встречать оказалось некого. Их просто сжевали.