Текст книги "Слова"

Глава 24

Леннон

– Что будет сегодня на ужин, мама?

Сохраняя бесстрастное выражение лица, я отвечаю на вопрос отца:

– Я думала о курице с овощами, но, если не хочешь, можем заказать пиццу.

Он улыбается.

– Звучит неплохо.

– Тогда пицца.

Иногда мне трудно не поправлять его, но приходится постоянно напоминать себе, что это его реальность, и то, что она не совпадает с моей, не делает его повседневность менее значимой.

А это значит, что сегодня… я – моя покойная бабушка. На днях я была бывшей учительницей. А пару недель назад Джоан Джетт[24]24
  Джоан Джетт – американская рок-певица, получившая известность благодаря песне I Love Rock’n’Roll, исполнив ее со своей группой Joan Jett & the Blackhearts.


[Закрыть].

Хотя я и несильно возражала.

Самое главное, что папа в хорошем настроении.

Но втайне я надеюсь, что скоро он снова вспомнит, что я его дочь. Хотя бы ненадолго.

Но даже если нет… Я все равно найду его, где бы он ни был.

Потому что, какую бы роль я ни играла, он навсегда останется моим папой и человеком, которого я люблю больше всего на свете.

– Я устал, – говорит он. – Думаю, вздремну, пока Кейт не вернулась домой.

Кейт – имя моей мамы. Я помню, как однажды он рассказывал, что вскоре после свадьбы они ненадолго переехали к моей бабушке, дабы накопить денег на первый взнос за этот дом, так что, должно быть, именно туда и привели его сегодняшние воспоминания.

– Хорошо. Я разбужу тебя, когда привезут пиццу. – Наклонившись, я целую его в щеку, чувствуя благодарность за то, что сейчас он считает меня своей мамой, а значит, мои действия не вызовут проблем. – Я люблю тебя.

Очень сильно.

– Я тоже тебя люблю. – Я собираюсь уходить, но он берет меня за руку. – Надеюсь, что однажды, когда у меня появятся дети, я стану таким же замечательным родителем, как ты.

Мое сердце раскалывается, и волна печали прокатывается по зазубренным осколкам, словно дорожный каток.

– Ты станешь самым лучшим отцом.

Пару мгновений он обдумывает мои слова, а затем говорит:

– Ты так думаешь?

Я сжимаю его руку.

– Я это знаю.

Только покинув комнату, я даю волю эмоциям и пускаю первую слезу.

Подобно большинству детей, я воспринимала отца как должное. Временами мне казалось, он слишком опекает меня и не знает, что для меня лучше, хотя он и думал обратное.

Но, видит Бог, я бы все отдала, чтобы снова услышать, как он ворчит или дает мне советы. Как уверяет, что гордится мной, хотя я не идеальна и не всегда принимаю правильные решения. Что я и без его наставлений неплохо справляюсь с этой чертовой штукой, именуемой жизнью.

Что все наладится.

Что однажды это перестанет причинять такую боль.

Собравшись с духом, я спускаюсь вниз. И застаю миссис Палму на кухне за мытьем посуды.

– Вы не должны этого делать, – говорю я ей.

Правда, эта женщина и так делает слишком много.

Она отмахивается.

– Посуды совсем немного. К тому же мне стало скучно и захотелось чем-нибудь заняться. – Выключив кран, она смотрит на меня. – Как он?

– В порядке. А вот я, с другой стороны, не очень. – Нахмурившись, я сажусь за стол. – Сегодня я была своей бабушкой, и он выразил надежду, что станет таким же замечательным родителем, как она.

– О милая. – Она сжимает мое плечо, затем садится напротив. – Утешься тем, что это значит – он хотел тебя, и отцовство стало для него важным задолго до твоего появления на свет.

Отчего-то эта женщина всегда знает, что сказать, дабы мне стало легче.

– Да… – Меня прерывает стук в дверь.

– Ждешь гостей?

Вставая из-за стола, я качаю головой.

– Нет.

Я бормочу проклятие в тот момент, когда открываю дверь. Потому что по другую сторону стоит Чендлер Дикки. Снова.

– Двести тысяч.

Я собираюсь захлопнуть дверь перед его лицом, но он втискивает ногу между дверью и рамой.

– Наше первое шоу состоится завтра вечером в Калифорнии, – торопливо выдает он. – Мы сразу же отправимся в путь, так что тебе нужно принять решение в ближайшее время.

Да вашу ж мать. Он что, оглох?

– Мое решение – нет.

На этот раз, захлопнув дверь, я ее запираю.

– Менеджер снова вернулся? – восклицает миссис Палма, когда я возвращаюсь на кухню.

– Ага. Этот засранец не понимает значения слова «нет». – Я достаю из холодильника бутылки с водой для себя и для нее. – К счастью, тур начинается завтра, так что вскоре он исчезнет с моего горизонта.

Когда она забирает у меня бутылку, на ее лице застывает то же странное выражение, что и прошлой ночью.

– Ох.

Эта женщина практически заменила мне мать и лучшую подругу, поэтому я знаю, когда с ней что-то не так.

– Что случилось?

– Ничего. – Отводя взгляд, она делает маленький глоток воды. – Но просто из любопытства, сколько денег ты бы заработала, не укради Феникс твою песню и получи ты за нее гонорар?

Я долго размышляю над этим вопросом, поскольку нужно учесть немало переменных.

Хотя мой отец написал множество песен, представленных в официальных альбомах, он наиболее известен тем, что за свою карьеру создал два хита. Помню, он как-то сказал, что заработал около трехсот семидесяти пяти тысяч в первый год выхода его первого хита… После уплаты налогов.

Однако он также сказал, что большую часть прибыли зарабатываешь в первый год… Потому что чем старше песня, тем больше она теряет в цене со временем. Кроме того, если трек написан в соавторстве с кем-либо, даже просто строчка или две – как в случае с его вторым хитом, – то придется делить авторские отчисления пополам.

Однако моя песня написана исключительно мной, и Sharp Objects не только обрели популярность благодаря ей, но и были номинированы на чертову «Грэмми».

Мое сердце пронзает острая боль, потому что я знаю: отец гордился бы мной за то, что я добилась чего-то настолько престижного.

И в равной степени был бы опустошен, ведь я оказалась настолько глупа, что позволила Фениксу использовать меня.

Как и предупреждал меня папа.

– По моим подсчетам, только за первый год гонорар составил бы полмиллиона. Минимум.

Но нет способа узнать наверняка. Черт, наверное, я недооцениваю.

Миссис Палма выдыхает.

– Ничего себе.

– Знаю. – Я приподнимаю бровь. – Почему вы спрашиваете?

Она ставит свою бутылку на стол.

– Этот парень, похоже, готов пойти на любые твои условия.

– И?

– Я знаю, что сама мысль о том, чтобы снова связаться с Фениксом, не только пугает, но и кажется абсолютно бессмысленной.

Это она верно подметила.

– Именно.

– Для девушки, которая была до беспамятства влюблена в какого-то паренька из панк-группы и считала его рок-звездой, – продолжает она. – Но ты более не та девушка, Леннон. Ты независимая, сильная, смелая, уверенная в себе молодая женщина. И как бы безумно это ни звучало, я думаю, что для тебя это не только способ победить своих демонов в отношениях с парнем, который тебя обманул… Но и возможность получить часть денег, которые ты по справедливости заслуживаешь.

Как бы мне ни хотелось возразить, – потому что мысль о том, что я буду находиться рядом с Фениксом, пробуждает во мне желание убивать, – мой мозг, похоже, не может найти подходящий аргумент.

Кроме одного.

– Я понимаю, о чем вы, но, даже если бы захотела, я не могу. Ни за что не оставлю отца на восемь недель, чтобы отправиться в какое-то рок-турне.

Он нуждается во мне.

– Я могу о нем позаботиться, – предлагает миссис Палма. – В последнее время он пребывает в хорошем настроении, и никто не запрещает вам ежедневно поддерживать связь. Ты сможешь говорить с ним по телефону, включать видео…

– Нет. Мне не только неудобно просить вас о подобном, но и соглашаться с моей стороны будет неправильно. Я его дочь. И обязана о нем позаботиться.

Так же, как он всегда заботился обо мне.

Выражение лица миссис Палмы становится серьезным – верный признак того, что она еще не готова сдаться.

– Тебе всего двадцать два, Леннон. Это должны быть лучшие годы твоей жизни. Годы, когда тебе следует веселиться, совершать ошибки, временами сходить с ума, набираясь знаний и опыта по пути. – Она встречается со мной взглядом. – Твой отец не хотел бы, чтобы ты тратила их впустую, заботясь о нем здесь, где единственной передышкой для тебя служит работа за барной стойкой в стриптиз-клубе, только чтобы ты могла свести концы с концами.

Я открываю рот, чтобы возразить, но она еще не закончила.

– Знаю, то, что я собираюсь сказать, причинит боль, но большую часть дня он даже не знает, кто ты, так что он спокойно сможет пережить твое временное отсутствие.

Как ни ужасно слышать подобное… это грустная правда. Я буду скучать по нему гораздо больше, чем он по мне.

Однако я очень боюсь упустить те редкие моменты, когда он вспоминает, кто я такая.

Не хочу, чтобы отец думал, будто я его бросила.

– Но…

– Все, чего желает любящий родитель для своего ребенка, это чтобы тот отыскал источник своего счастья. Для тебя им является музыка, Леннон.

Готовясь бросить мне вызов, миссис Палма тычет пальцем в стол.

– Несмотря на присутствие Феникса, это все равно отличная возможность приблизиться к любимому делу. Не говоря уже о том, что это избавит тебя от финансовых трудностей. Возможность обеспечить себя – то, чего хотел бы и твой отец.

Моя грудь сжимается, потому что с каждым ее словом мне все труднее и труднее ответить «нет».

– Миссис Па…

– Ради всего святого, восемь недель, а не восемь лет, Леннон. Ты вернешься. А пока во время твоего отсутствия я обо всем позабочусь. Физически твой отец здоров, так что тебе не о чем беспокоиться. К тому же мы с Ричардом наслаждаемся его обществом, так что это действительно не проблема.

Дело не в том, что я не доверяю миссис Палме заботу об отце, я знаю, что она справится. Но мысль об отъезде вызывает у меня чувство вины. Наряду с неудобством для нее.

– Я ценю это, но не могу просить вас о таком.

– Ты и не просишь. Я сама предлагаю. – Выражение ее лица смягчается. – Нам с Ричардом не посчастливилось иметь детей, и мне известно, что я не твоя мать, но я забочусь о тебе, как о собственном ребенке. Поэтому, пожалуйста, позволь мне помочь.

У меня в горле встает комок. Она пустила в ход весомые аргументы.

– Я подумаю, – соглашаюсь я, потому что мне нужно время, чтобы оценить все за и против.

Однако… Есть еще один важный мотив, о котором не упомянула миссис Палма.

Тот, который побуждает меня превратить мое «может быть» в твердое «да».

Месть.

Глава 25

Леннон

Мой взгляд мечется между пустым чемоданом и телефоном, поскольку я не в силах заставить себя принять решение.

По счастливой случайности немногим ранее папа вспомнил обо мне… И миссис Палма проболталась. Не о том, что Феникс украл мою песню, а о возможности присоединиться к туру популярной группы и подзаработать немного денег.

Казалось, он так за меня обрадовался.

Вероятно, это должно было облегчить задачу, но я все еще сомневаюсь.

Представляю, как сильно буду по нему скучать.

Но, потратив восемь недель своей жизни, я временно перестану нуждаться в деньгах. А также смогу уволиться с работы, проводить с отцом больше времени и избавить миссис Палму от необходимости присматривать за ним четыре ночи в неделю.

Мне неприятно это признавать, но временное возвращение во вселенную Феникса Уокера вновь решит некоторые серьезные проблемы.

Просто надеюсь, что это не повлечет за собой целый ряд новых трудностей.

Как по сигналу, в комнату входит миссис Палма.

– Все еще не собралась?

– Я до сих пор не звонила.

Насколько мне известно, Чендлер мог найти кого-то еще после того, как вчера покинул порог моего дома.

Она потирает переносицу.

– Леннон, милая.

– Знаю.

Моя нерешительность раздражает не только ее, но и меня.

Пришло время принимать взрослые решения и наконец-то сделать это.

Заставить Феникса заплатить за содеянное и заодно получить денежную компенсацию.

Схватив телефон, я набираю номер, указанный на визитке Чендлера, и включаю громкую связь.

Он поднимает трубку на втором гудке.

– Что? – рявкает он.

Ага. Работать на него будет весело.

– Это Леннон.

– Продолжай, – бубнит он. – У меня нет целого дня.

От такой грубости мы с миссис Палмой переглядываемся.

– Я в деле. При одном условии.

– Каком?

Была не была.

– Я хочу пятьсот тысяч.

– Ты, вероятно, тоже под кайфом, – восклицает он, прежде чем вздохнуть. – Триста. Мое последнее предложение. Принимай или проваливай.

Моя интуиция подсказывает мне, что он, наверное, прав. Это безумная сумма денег.

Денег, которых я заслуживаю.

– Триста пятьдесят.

– Господь всемогущий. Ладно. Я все устрою. Но ты должна приехать сюда сегодня вечером. Концерт начинается в восемь.

Прежде чем я успеваю вставить еще хоть слово, Чендлер кладет трубку.

– Все прошло лучше, чем ожидалось.

Миссис Палма бросает взгляд на часы и бледнеет.

– За исключением разницы во времени. – Она морщится. – Тебе нужно быть в Калифорнии к восьми… А значит, следовало выехать еще два часа назад.

Вот черт.

– Без паники, – говорит она, несмотря на то, что выглядит так, будто сама готова паниковать. – Я закажу тебе билет на самолет через интернет. Пока буду этим заниматься, ты побросаешь какие-нибудь вещи в чемодан. Через пять минут Ричард вернется с работы и сможет отвезти тебя в аэропорт. Ты опоздаешь, но я уверена, что их менеджер все поймет.

Я бросаюсь обнимать ее, но миссис Палма отмахивается от меня.

– Пакуй чемодан.

* * *

– Ты опоздала, – заявляет Чендлер, встретив меня возле аэропорта.

Он это сейчас серьезно?

– Не уверена, что ты в курсе, – говорю я ему, подходя к черному внедорожнику, к которому он прислонился. – Но представь, существует такое удивительное явление, как жизнь в разных часовых поясах.

Дикки бормочет что-то себе под нос, пока мы забираемся на заднее сиденье.

Я улучаю момент, чтобы рассмотреть его. У него темные глаза-бусинки и уложенные темные волосы, седеющие на висках и бакенбардах. Предполагаю, что ему около сорока лет. Хотя он вечно хмурится, поэтому не исключено, что это просто преждевременные морщины.

Чендлер снова надел брюки карго и очередную рубашку, застегнутую под самый ворот, только на этот раз рукава закатаны, и мне видна татуировка на его предплечье. Присмотревшись получше, я понимаю, что на коже набит текст песни Boulevard of Broken Dreams группы Green Day.

Ладно, несмотря на его гиковский вид, он определенно фанат рока.

– Хорошая песня.

– Знаю, – ехидно отвечает он, когда водитель вжимает педаль газа.

Поскольку Чендлер не из болтунов, я смотрю в окно, но вскоре он щелкает пальцами, возвращая мое внимание к себе.

Уже собираюсь сказать ему, что щелкать не обязательно, но он сует мне в руки стопку бумаг.

– Что это?

Дикки указывает на первый лист.

– Соглашение о неразглашении. Что является…

– Я знаю, что такое соглашение о неразглашении, – перебиваю его я.

Мне просто не нравится, что меня заставляют его подписывать.

Оно может помешать моему плану возмездия.

Хотя я уверена, что найду пути обхода.

– Браво. Ты уже умнее предыдущих трех девушек, – бормочет он, протягивая мне ручку.

Перечитав соглашение и решив, что никаких тревожных сигналов нет, я подписываю его и отдаю обратно Чендлеру.

Он указывает на следующую бумагу в стопке.

– Учитывая, что ты запросила значительную сумму, мне пришлось обсудить этот вопрос со звукозаписывающей компанией. Они готовы оплатить половину твоей зарплаты при условии, что будешь соблюдать их контракт в дополнение к моему.

У меня в животе появляется странное нервное напряжение. Не знаю, почему ожидала, что все пройдет более непринужденно, но все контракты и правила ясно говорят, что это не так.

– Хорошо.

Я просматриваю документ от «Фэнтом Рекорде», но замираю, когда дохожу до той части, где указывается, что мне заплатят только после того, как я отработаю все восемь недель.

– Мне не заплатят до окончания тура?

Он кивает.

– Все верно. За последние два месяца мы потратили достаточно денег, выплачивая людям, которые не могут выполнить свои обязанности. Мы должны убедиться, что ты останешься до конца.

– Мой отец болен, – шепчу я, но Чендлер поднимает руку.

– Я не твой психотерапевт, так что оставь душещипательную историю для того, кому не все равно. – Он ерзает на своем месте. – В конце тебе выплатят шестизначную сумму, помнишь? Поэтому предлагаю решить прямо здесь и сейчас, намерена ли ты серьезно отнестись к этой работе. Если нет, я попрошу водителя развернуться, чтобы ты могла отправиться домой. Однако, да будет тебе известно, больше я не стану делать подобного предложения.

Я одариваю его приторно-сладкой улыбкой.

– Я прекрасно тебя поняла, Дикки.

Он прищуривается.

– Рад это слышать. Если беспокоишься о расходах, то не стоит. Мы предоставим трехразовое полноценное питание, а также отдельную комнату.

Но это не поможет мне оплатить счета. Меня охватывает стыд, как только понимаю, что буду вынуждена просить миссис Палму о еще одной услуге, из-за которой придется остаться в этом чертовом туре, несмотря ни на что, дабы полностью расплатиться с долгами.

Поморщившись, я ставлю подпись внизу контракта компании и отдаю его Чендлеру.

Контракт Дикки не только последний… но и самый длинный. Что ж, посмотрим.

– Прежде чем подпишешь его, мы должны просмотреть правила, чтобы не возникло путаницы и ты точно понимала, чего от тебя ждут. – Его взгляд становится жестким. – Поскольку, если нарушишь хоть одно из них, я высажу тебя в любом городе, через который мы будем проезжать. Понятно?

Мне неприятен ни его тон, ни его угрозы, но я прикусываю язык, поскольку это важно.

– Понятно. – Я жестом велю ему продолжать. – Каковы правила?

– Разумеется, мы бы хотели, чтобы Феникс оставался трезв и все такое. Но еще важнее то, что… Нам необходимо, чтобы он находился под контролем.

– И под контролем… ты подразумеваешь?

– Ничего, что могло бы просочиться в колонки сплетен, таблоиды или социальные сети. – Он морщится. – Как, например, недавнее видео, в котором он занимался сексом на барной стойке в отеле, будучи в невменяемом состоянии.

Очаровательно.

– Проще говоря, – продолжает Чендлер. – Твоя задача – держать его подальше от новостей, неприятностей и тяжелых наркотиков. Мне нужно, чтобы Феникс выступал на пределе своих возможностей во время каждого шоу. Ясно?

– Да. – Хотя мне хочется кое-что прояснить. – У него никогда не было проблем с наркотиками. Как давно это началось?

Профессиональная сдержанность Чендлера превращается в нечто более человеческое.

– Хотя Феникс никогда не пропускал вечеринки и время от времени баловался, он не принимал ничего тяжелого. Но с тех пор, как мы потеряли Джоша… Он катится по наклонной. – Чендлер потирает подбородок. – Надеюсь, скоро все наладится, иначе у нас на руках окажется еще один мертвый участник группы. Только человека с его талантом нельзя заменить, так что нам крышка.

– Верно.

Он беспокоится о Фениксе вовсе не потому, что ему есть до него дело, а по той простой причине, что его смерть повлияет на прибыль лейбла.

Не то чтобы меня это касалось. Мне все равно.

Чендлер прочищает горло.

– В любом случае сегодня он в своем номере, но в дальнейшем у вас будут смежные комнаты. И тебе выдадут ключ от его номера на случай, если он запрет дверь.

– Сегодня нам придется спать в одной комнате? – бормочу я.

– Да. Я ведь до последней минуты не знал, что ты к нам присоединишься. – Он делает вдох. – Если что, в автобусе шесть коек и одна очень маленькая спальня в задней части, она принадлежит мне.

Это намного лучше, чем спать в одной комнате.

– Ладно.

– Ожидается, что ты будешь сопровождать его повсюду, – продолжает Чендлер. – Даже в ванную, если понадобится.

Ну уж нет.

– Я не пойду за ним в ванную.

Глаза-бусинки превращаются в крошечные щелочки.

– Тогда ты рискуешь работой, если он примет наркотики, слетит с катушек и снова попадет в новостную сводку.

Черт.

– Я заранее его обыщу.

– На кону твои деньги.

Водитель тормозит перед отелем. Я собираюсь забрать сумочку и багаж, но Чендлер останавливает меня.

– Не так быстро. Мы еще не обсудили самое важное правило.

Что может быть важнее, чем уберечь Феникса от неприятностей?

– Какое?

– Между вами не должно быть абсолютно никаких сексуальных отношений. Мы специально наняли тебя, чтобы не пришлось об этом беспокоиться. – Чендлер скрещивает руки на груди. – Можешь поиметь кого хочешь, но только не его. Понятно?

Ох, я обязательно его поимею. Только не так, как думает Чендлер.

– Поверь мне. Я ни за что не стану заниматься сексом с Фениксом.

* * *

– Его номер в конце, – сообщает Чендлер, ведя меня по длинному коридору.

Не то чтобы мне нужны указания. Звуки вечеринки безошибочно узнаваемы.

Когда мы доходим до двойных дверей, Чендлер протягивает мне ключ.

– Удачи.

Это все, что он говорит напоследок, затем разворачивается и уходит.

Спасибо, Дикки.

Расправив плечи, я заставляю себя сделать глубокий вдох, одной рукой хватаю чемодан, а другой провожу ключ-картой, открывая дверь.

Приглушенные звуки, которые я слышала в коридоре, становятся настолько громкими, что я вздрагиваю, занося свой багаж внутрь.

– Ладно, все вы…

Слова застревают у меня в горле… Потому что передо мной он.

Раскрыв рот, я устремляю взгляд на Феникса, а затем вниз, на не одну, а сразу двух полураздетых особ, делающих ему минет посреди комнаты, в то время как остальные гости продолжают веселиться вокруг них.

Будто это совершенно нормальное поведение.

Я слишком потрясена, чтобы что-то говорить, глядя на него.

Несмотря на мою ненависть и отвращение, Феникс по-прежнему совершенно великолепен и пленителен.

Тем более что сейчас он выглядит немного старше. И круче.

Но его некогда яркие голубые глаза потускнели.

Словно из Феникса высосали жизнь… Но явно не те две блондинки, что стоят перед ним на коленях.

Мой взгляд останавливается на новом шраме, протянувшемся от его груди до пупка.

Отвернувшись, я быстро оцениваю окружение. В комнате не менее двадцати человек, не считая тройничка. Повернувшись направо, вижу парня и двух девушек, нюхающих дурь с журнального столика. Когда перевожу взгляд налево, замечаю, как другой парень снюхивает что-то с задницы голой девицы, а за ним выстраивается вереница… ожидающих своей очереди.

Помимо наркотиков, повсюду валяются бутылки со спиртным.

Я знала, что все будет плохо, но не настолько.

Я пытаюсь отыскать источник музыки, дабы выключить ее и разогнать вечеринку, но на меня, точно валун, обрушивается глубокий хриплый – и очень невнятный – голос.

– Почему бы тебе не подойти сюда и не присоединиться к нам, детка?

Во мне вспыхивает чистейшее отвращение и ярость. Из всего того, что ему следовало бы сказать мне после содеянного, Феникс выбрал именно это? Моя рука сжимает ручку багажа с такой силой, что я удивляюсь, как она не сломалась. Но этому ублюдку повезло, что я ее не отломила, иначе бы уже ударила ею Феникса по голове.

– Прости?

Он раскачивается, как дерево во время урагана, его голова болтается из стороны в сторону, пока он пытается держать глаза открытыми.

До меня быстро доходит: Феникс настолько обдолбан, что понятия не имеет, кто я такая.

Черт, кажется, он даже полностью не осознает, что ему сейчас делают минет… Не говоря уже о том, чтобы наслаждаться им.

Господи. Это не тот Феникс, которого я знаю.

Поправка – Феникс, которого, как мне казалось, я знаю, поскольку в итоге выяснилось, что я не представляю, что он за человек.

Я бы даже пожалела этого убогого, одурманенного парня, если бы не ненавидела так сильно.

Он склоняет голову набок, и мое внимание привлекает блеск кольца в его губе.

– Не стесняйся, красавица. Все мы здесь друзья.

Мы точно не друзья. И никогда ими не были.

Две девушки на полу немного сдвигаются, освобождая место для меня.

К черту. Я скорее сожру собственные кишки.

Стиснув зубы, я вылетаю за дверь. Тут же замечаю Чендлера, который ждет лифт в другом конце коридора, и ускоряю шаг.

– Подожди! – кричу я как раз в тот момент, когда двери открываются.

Чендлер обращает взгляд к потолку, прежде чем подойти ко мне.

– Ты не можешь уйти. Мало того, что контракт уже подписан, так прошло всего две минуты.

– Я не ухожу. – Как бы мне этого ни хотелось. – Но мне кое-что нужно, и как можно скорее.

Иначе мне никогда не удастся взять под контроль Феникса или ситуацию в его комнате. Сперва не прикончив его самого.

Чендлер недоуменно моргает.

– Что именно?

Я начинаю перечислять по пальцам:

– Наручники, бутылка воды, немного нюхательной соли и аспирин.

Как бы мне ни хотелось, чтобы этот придурок страдал, у него завтра шоу, и теперь я обязана убедиться, что Феникс выступит на пределе возможностей. А это значит, никаких головных болей с похмелья.

Я полностью готова к тому, что Дикки начнет спорить, но, к моему удивлению, он соглашается.

– Хорошо. Я все принесу.

Жду, что он вернется к лифту, но Чендлер проходит по коридору и останавливается возле комнаты рядом с номером Феникса.

– Мне нужны твои наручники, – требует он, когда дверь открывается. – И ключи.

Понятия не имею, кто находится по другую сторону – или почему на них наручники, – но спустя три минуты Чендлер бросает их мне, а затем идет к лифту.

– Остальное займет немного больше времени, – говорит он. – Но я оставлю все возле номера.

Из всего списка, что я запросила, мне казалось, что наручники будет достать труднее всего, а не наоборот.

– Спасибо.

Приступив к плану, я возвращаюсь в номер. Вырубив музыку, подношу пальцы к губам и издаю оглушительный свист.

– Вечеринка окончена.

Как и ожидалось, в мою сторону летят неодобрительные взгляды и протесты.

– Нет, она продолжается, – громко провозглашает Феникс, и все аплодируют.

Черт побери.

Быстро прикинув возможные варианты, я кокетливо улыбаюсь ему и кручу наручники на пальце.

– Я надеялась, что мы сможем устроить свою вечеринку.

Одурманенные глаза слегка расширяются, прежде чем он кричит:

– Вечеринка окончена. Все на выход. – Он смотрит вниз. – Включая вас двоих.

Комнату наполняют стоны и возражения, пока люди, пошатываясь, идут к двери.

– Кайфоломщица, – усмехается кто-то, проходя мимо меня.

Одна из близняшек, делавших Фениксу минет, пытается поцеловать его на прощание, но тот отворачивается.

– Выметайся.

– Сволочь, – бормочет себе под нос одна из них, одеваясь.

– Похоже, он любит толстушек, – более обиженно выплевывает вторая, пока топает к двери.

Много лет назад подобные оскорбления задели бы меня за живое, но я знаю, что она говорит так только потому, что в глубине души несчастна и чувствует себя отвергнутой.

А еще я знаю, что это неправда.

Она просто озлобленная стерва, которая пытается ударить по моему самомнению, потому что у меня, в отличие от нее, не второй размер.

Да пошла она. Я уже подумываю упомянуть, что Феникс целовал меня множество раз, прежде чем за ней закрылась дверь, но этот засранец снова начинает раскачиваться.

– Ты горячая, – бормочет он, когда я хватаю его за бицепс.

Когда он перестает шататься, я поднимаю с пола боксеры. К сожалению, его член все еще огромен. Жаль, что обладатель такого экземпляра отъявленный мерзавец.

– Подними ногу, – приказываю я.

– Я не трахаюсь без презерватива, – бормочет он, несмотря на то, что я натягиваю на него одежду.

По крайней мере, он все еще помнит об этой маленькой предосторожности. Излишне говорить, что контрацептив не понадобится.

– Возле кровати есть один. – Я дергаю Феникса за руку. – Пойдем.

– Я уже трахал тебя раньше? – спрашивает он, пока я тащу его тупую, пошатывающуюся задницу в другую комнату. – Ты кажешься знакомой.

Видимо, недостаточно.

Я толкаю его на матрас.

– Ты трахнул меня лишь наполовину.

Своим членом. Потому что, Бог свидетель, во всех остальных смыслах он поимел меня полностью. Ублюдок.

К нему снова вернулось одурманенное выражение лица.

– Что?

– Ничего.

Он забирает у меня наручники.

– Ложись на кровать.

Мне не удается сдержать смех, когда я выхватываю их обратно.

– Сковывать будем не меня. А тебя.

Мой смех стихает, как только я осознаю, что единственный способ зафиксировать Феникса, не вызвав подозрений, – оседлать его.

Черт бы побрал мою жизнь.

– Так ты у нас плохая девчонка, да? – невнятно произносит он, когда я взбираюсь на него сверху и хватаю за одно запястье. А затем застегиваю на нем наручник.

– Ты даже не представляешь насколько.

Я собираюсь стать его худшим кошмаром.

Феникс прикусывает губу, пока я пристегиваю другой конец к изголовью кровати.

– Теперь приступим к делу.

– Вообще-то, нет. Ничего не будет. – Я быстро слезаю с него. – Засыпай, подонок.