Текст книги "Чужая невеста"

Чистые красивые голоса эхом отзывались в просторном каменном зале с высоким потолком. Акустика тут была идеальная, что делало исполнение песен еще более завораживающим. Лэфы, сидящие рядом, тихо перешептывались друг с другом, что-то спрашивали у меня и просто улыбались, аманты поглядывали на нас с легким превосходством, а вивьеры откровенно напивались, без конца подливая себе похожее на компот вино. К концу застольных посиделок жриц любви заметно качало, меня же слегка потряхивало в ожидании культурной программы, о которой успели поведать мне соседки.

А потом началось. Танцы, конкурсы, каверзные вопросы, вызывающие хохот ответы и много-много всего, что забавляло присутствующих и утомляло меня. Почему-то не получалось проникнуться общей атмосферой веселья, да и песни, которые время от времени напевала Ким, будоражили и без того не утихшие сомнения. Уж не знаю, специально аманта подбирала репертуар, или просто так получалось, но на душе от ее красивых баллад про разбитые надежды и обманутые сердца становилось муторно. Наверное, поэтому я позволила себе выпить вина чуть больше запланированного. И, ощутив прилив легкого опьянения, решительно отодвинула кубок в сторону. Не хватало еще перебрать и опозориться в первый же день жизни в Стортхэме.

Обряд с лентами шел в общем списке четвертым. К этому моменту все уже успели сытно поесть, вдоволь посмеяться и теперь с веселым интересом ожидали поцелуев жениха и невесты. Вот только не друг с другом, как это принято у нас, а с теми, кого выберет жребий. Смысл такой странной традиции Янина объяснила мне еще за столом, сказав, что, мол, в первый день до оглашения помолвки молодых как бы проверяют на прочность, давая им повод лишний раз убедиться в правильности своего выбора.

Странный обычай. Для меня. Лэфири же не видели в нем ничего предосудительного. А я… а что я? Встала и, чуть покачиваясь от долгого сидения и действия вина, направилась к низкому столику, на котором были разложены белые и синие ленты. Первые – для меня, вторые – для Таша, облаченного в того же цвета наряд. Что ж, принято целоваться – буду целоваться! Тем более третий поцелуй все равно достанется жениху.

Но стоило мне приблизиться к предметам жеребьевки, как случилось следующее: в правое ухо зашипел невидимый Лааш, недвусмысленно намекая на то, что брать надо крайнюю справа ленту. И ладно бы только он! Слева, рекламируя третью ленту с загнутым уголком, не менее настойчиво пыхтел тот незнакомый элементаль, перед которым я разыгрывала дурочку в «примерочной». А я стояла и не знала, что делать. Ведь если послушаюсь подсказок, кое-кто окончательно уверится, что я меченая. С другой стороны, в том, что духи «болеют» за своих напарников нордов, сомнений не было, и… мне хотелось выбрать именно их. Вернее, хотелось на законных основаниях поцеловать-таки недотрогу «медведя», а заодно выяснить, чей элементаль устраивал мне тесты.

Ситуацию спасла Кахиндра, чей приятный голосок присоединился к хору моих незримых искусителей. Первым делом водяной дух недовольно заявила:

– Что вы к девочке пристали, только воздух вокруг нее колышете и сквозняк создаете. Она же все равно вас не слышит!

На что Лааш, поддержав игру, парировал:

– Ну и пусть не слышит. Зато на уровне подсознания что-то, может, и отложится, – после чего продолжил активно предлагать мне вышеупомянутую ленту.

Кахиндра же, хмыкнув, принялась, перебивая его, указывать то на один, то на другой лоскут белой ткани, при этом еще и называя имена, которые были написаны с обратной стороны. Как будто это что-то мне говорило!

Слушая хаос чужих советов, которые по идее слышать не должна была, я решила разыграть сцену сложного и вдумчивого выбора. Чуть наклонилась, провела рукой над столом, потянулась к ленте, что лежала посередине, нахмурилась, сделала вид, что передумала и, отдернув ладонь, начала снова водить ею над нестройным рядом белых «змеек». По другую сторону низкого столика в задумчивости застыл и Таш.

Народ, обступивший нас полукругом, с интересом наблюдал за «мучениями» будущих молодоженов и изредка отпускал веселые комментарии. Жених со жребием справился быстрее и вскоре огласил имена тех, кому должен был по воле случая подарить свой поцелуй. Одна лэфа оказалась вивьерой, вторая амантой. И таман ее, не выказав и намека на ревность, с улыбкой подтолкнул свою любовницу к моему будущему мужу. Я, к слову, тоже отреагировала на все это вполне спокойно, если не сказать равнодушно.

Сама же, поиграв еще с минуту в «нелегкий выбор», подняла со стола те ленты, которые планировала взять изначально и, перевернув их, зачитала имена. Вышло вроде бы вполне естественно, и, если кто-то потом скажет, что я действовала по наводке, буду делать удивленные глаза и отнекиваться.

То, что Лааш ратовал за Йена, было ясно. Но понимание того, что вредный элементаль, донимавший меня днем, – напарник Керр-сая, слегка напугало и откровенно насторожило. По всему выходило, что темноволосый норд не успокоился за неделю всеобщих разбирательств и по-прежнему пытается найти во мне хоть какие-нибудь изъяны. А это было опасно. Поэтому на заместителя Грэм-риля, который вышел из толпы под одобрительные выкрики своих соратников, я смотрела как на потенциального врага. Он же довольно скалился, наслаждаясь ситуацией.

– Ну что ж, выбор сделан, участники озвучены! – сказал Керр-сай, перенимая эстафету «тамады» у молоденького норда-певца, который также проводил и большую часть развлекательной программы, время от времени привлекая к себе на помощь кого-нибудь из собравшихся. – Начнем целовальный обряд?

Народ одобрительно загалдел, кто-то из мужчин притащил скамейку, и вивьера, на которую пал жребий, тут же забралась на нее. Эту девушку с клеймом на левом ухе я раньше не видела. Короткие пепельные кудряшки обрамляли ее миловидное личико, а ярко подведенные глаза блестели то ли от веселья, то ли от принятого на грудь алкоголя. Кокетливо поведя плечами, лэфа поправила прическу и, призывно улыбаясь, поманила к себе пальчиком моего жениха.

Наблюдать за всем этим было… странно. И несмотря на напряжение, которое я испытывала после собственного выбора, неприятное чувство ревности все же заворочалось во мне, пробуждая собственнические инстинкты. Мой ведь жених… мой! А какая-то швабра кудрявая к нему холеные лапки тянет!

Еще больше я невзлюбила эту конкретную вивьеру, когда она бесстыдно присосалась к Ташу под аплодисменты зала. И он, собака серая, с энтузиазмом отвечал на поцелуй «остроухой крыски», крепко обнимая ее за талию. Создавалось ощущение, что они проделывали подобное далеко не в первый раз, слишком уж легко и непринужденно у них все получалось. С другой стороны, вивьеры в Стортхэме были гостьями частыми, а Таш, как показал день нашего знакомства, не брезговал посещениями местного борделя. Так почему бы им и не быть любовниками в недавнем прошлом?

После того как мой жених помог девице спуститься со скамьи, на нее поставили меня. Причем поставил не кто иной, как Керр-сай, объявивший, что право первого поцелуя невесты за ним, раз уж я сама его выбрала. И так пакостно улыбался, упомянув про выбор, что мои нехорошие предчувствия лишь усилились. Таш же стоял чуть поодаль, скрестив на груди руки, и с улыбкой наблюдал за нами. М-да… либо норды по сути своей неревнивы, либо… не знаю, что и думать.

У Керр-сая было узкое прямоугольное лицо, чуть более темная, чем у других меченых, кожа и узкие красно-фиолетовые глаза, которые издали казались черными. Мне же выпал случай рассмотреть физиономию этого норда вблизи. Короткие волосы неровной челкой падали на его лоб, идеальной формы губы кривились в ехидной ухмылке, а ноздри энергично раздувались, когда он демонстративно вдыхал мой запах. Словно запомнить хотел, чтобы, подобно ищейке, взять след и в дальнейшем отравлять мне жизнь. Вот только сдаваться я не собиралась.

И все же, вынуждена признать, противостояние порой возбуждает. У этого жесткого на вид мужчины оказались поразительно мягкие губы. Не тонкие и обветренные, как у Йена, а нежные и… умелые. Целовал меня Керр-сай с виртуозностью профессионала, заставляя глаза закрываться и сжимать дрожащие руки в кулаки. К своей чести, скажу, что я так же профессионально изобразила неопытную деву Ильву, которая, может, и ответила бы на поцелуй, да не умеет бедняжка. Керр-сай моими актерскими способностями не проникся. По глазам видела – не поверил. Отстранился, хищно улыбнулся и, словно желая чмокнуть в щеку на прощание, прошипел мне в ухо:

– Маленькая лживая лэфа, мы еще поговорим.

«Самодовольный индюк», – мысленно ответила я, а вслух, скромно потупившись, сказала:

– Буду рада общению и… дистанции.

Спускать меня на пол этот хмырь не стал. Развернулся и ушел, бросив стоять на довольно высокой скамье, с которой слезать в длинном платье было крайне неудобно. К счастью, на помощь пришел Таш, который поднял меня на руки и, сказав шепотом, что я хорошо держалась, осторожно опустил на каменные плиты пола.

Он был доволен. Меня же по-прежнему трясло, и возбуждение к этой тряске не имело никакого отношения. В общине, где я планировала завести друзей, далеко не все, как оказалось, были рады моему приезду. И ладно бы простой норд невзлюбил, так нет же! Угораздило не понравиться заместителю риля. А вдруг его отношение к Ильве связано с какими-то размолвками в прошлом, а я просто об этом не знаю? Черт! Как же все сложно-то. Вздохнув, скользнула взглядом по толпе, ища среди присутствующих Йена. Но его, увы, не было. А ведь нам еще предстояло целоваться! Ну и куда, спрашивается, сбежал этот рыжий дезертир?

Пока я озиралась по сторонам в поисках пропавшего норда, Таш с амантой продолжили целовальный обряд. И на этот раз все выглядело более чем невинно. Легкое касание губ, чуть смущенные улыбки обоих партнеров… и все – условия были выполнены, и чужую лэфу Таш торжественно сдал в раскрытые объятия ее тамана. Мне же стало понятно, почему он не сгорал от ревности, а спокойно дожидался развязки. Все-таки определенная грань приличий была и у нордов, что радовало. Хотя неприязнь к кудрявой шлюхе от этого только возрастала.

Его приближение я ощутила сразу. Просто стало как-то спокойнее вдруг, словно меня окутали незримой защитной сетью. А потом почуяла и полюбившийся аромат меда с лимонной нотой. Не обернуться и не взвизгнуть радостно: «Йен!» мне стоило немалого труда. И все же я устояла на месте, ничем не выдав свои эмоции. И только когда он, обойдя меня, предложил руку, позволила себе хитро улыбнуться. Вот ты и попался, рыжый недотрога!

Мужчина подвел меня все к той же скамье, на которую вставали лэфы. Несмотря на то, что некоторые были довольно высокие, нордам они уступали в росте, и сильно. Что уж говорить обо мне. Зато, стоя на полуметровой подставке, я была с Йеном практически одного роста, поэтому могла прямо смотреть ему в глаза и… касаться кончиками пальцев щеки, убирая с нее выбившуюся из короткого хвоста прядь. Не знаю, сколько времени мы бы еще друг на друга любовались, но нетерпеливые вопли нетрезвого народа вынудили приступать к тому, зачем, собственно, все здесь и собрались.

«Медведь» все-таки гад. Хотел отделаться от меня так же быстро, как Таш отделался от аманты. Но не тут-то было! То ли я умудрилась перебрать с вином, то ли просто перенервничала от контакта с Керр-саем, но отпускать рыжего норда так просто не пожелала. Обняла его за шею, запустила руки в волосы на затылке и с удовольствием ответила на его целомудренный поцелуй. А что? Ташу с вивьерой можно, а я чем хуже?

Хотела просто подольше удержать мужчину рядом, подразнить и чуть-чуть наказать за то, что шарахнулся тогда в тире. Но вместо маленькой победы в затеянной игре получила разгромное поражение. Йен замер лишь на миг, который мне показался вечностью. Оттолкнет? Ответит? Или позволит играть с ним и дальше, как с рыжим котенком, – домашним и ручным? Позволил! Вот только вместо котенка я познакомилась с огненным тигром. Это был шальной, короткий и безумно чувственный поцелуй, от которого все мои многочисленные мысли уплыли в небытие, оставив лишь одну: «Хочу еще!»

И вопреки правилам, установленным обрядом, это самое «еще» я сразу и получила. Дыхание сбилось, ноги подкосились, и, если бы норд не обнимал меня, я бы позорно свалилась с проклятой скамьи. Но его руки держали крепко, а кожа под ними горела, несмотря на тонкую ткань свадебного платья. Впиваясь пальцами в его волосы, я сорвала с них кожаный шнурок. А когда от меня все же отстранились, едва не застонала от разочарования. Народ вокруг что-то выкрикивал, кажется, нам активно хлопали, улюлюкали и всячески подбадривали, еще вроде бы подтрунивали над Ташем, намекая, что ему придется постараться, дабы перебить такого конкурента, но я не слушала. Я смотрела в глаза своего рыжего «медведя» и тонула в их небесной синеве.

– А ты… – нервно облизнула губы и быстро зашептала, но так, чтобы слышал только он: – Ты бы стал моим таман…

Вздрогнув, он закрыл мне рот… но, увы, не поцелуем. Просто приложил пальцы к моим губам, вынуждая замолчать. Потом также тихо, но твердо проговорил:

– Молчи, ребенок! Ты пьяна, – и, подхватив со скамьи, словно легкую куклу, передал меня жениху. Потом развернулся и, как ранее поступил Керр-сай, ушел.

– Охренеть, – пробормотала я на чистом русском, но Таш, к счастью, в общем гуле голосов сей выверт моих языковых познаний не расслышал.

А минуту спустя мы на том же месте целовались уже с ним. И пусть я не испытывала того дикого жара, что заставлял терять голову с Йеном, мне все равно понравилось. Жених обращался со мной, как с принцессой: нежно, ласково, деликатно, а еще немного неуклюже из-за смущения, которое он испытывал. И было это так трогательно, так мило, что не проникнуться я не смогла. А может, просто искала успокоения после недавней встряски, желая доказать самой себе, что делаю правильный выбор.

Той же ночью…

– Ну вот, Ильва, ты и помолвлена, – криво улыбнувшись, сообщила я своему отражению в зеркале, которое висело над небольшим столиком в комнате, куда отвели меня норды после первого этапа свадебного обряда. – Все, как хотела, да. А кислая бледная физиономия – так это, конечно же, от усталости.

Насмешливо хмыкнув в ответ на собственные рассуждения, я продолжила расплетать косички. Лэфы потрудились на славу – прическа стойко продержалась до самой ночи и сопротивлялась даже сейчас, когда я, оставшись наконец одна, пыталась ее распутать.

Комнату мне выделили в крыле амант. Они, в отличие от жен меченых, предпочитали иметь собственные каменные апартаменты, а не проживать постоянно на территории таманов. Помещение это раньше тоже принадлежало чьей-то любовнице. Куда она делась, я так толком и не поняла: наверное, свалила из Стортхэма, как планируют поступить большинство ее подруг.

Что ж, скатертью дорожка! Благодаря ее отсутствию я получила в собственное распоряжение целую пещеру аж на целых пять дней. И пусть окна здесь заменяли две маленькие темные дыры вверху стены, зато был красивый камин с уходящим в потолок дымоходом и отдельное отверстие для проветривания с решетчатой заслонкой. А еще большая кровать с мягкой периной вместо набитого соломой матраса, пара добротных кресел с бархатными сиденьями, огромный пустой шкаф и этот вот столик с зеркалом.

Цивилизация, да! Пусть и не того масштаба, к которому я привыкла на Земле. За стеной, как и в монастырской келье, пряталась маленькая уборная, и там, в отличие от Рассветного, был даже некий аналог раковины с бесперебойным фонтанчиком холодной воды. Для полного комфорта не хватало только личного душа. Но, как мне успели рассказать лэфы днем, купальня в Стортхэме находилась на нижнем уровне дома-горы и куда больше напоминала просторную пещеру с наполненными водой кратерами, чем закрытые душевые кабинки. Жаль, что сходить туда на экскурсию из-за предсвадебной суеты мне пока не довелось.

Интерьер раскрашенной в красно-черные тона комнаты немного давил, но возможность отдохнуть и собраться с мыслями за плотно закрытой дверью – радовала. Закончив наконец расплетать волосы, я тщательно расчесала их деревянным гребнем и заколола на затылке тем самым перламутровым цветком, подаренным женихом в знак его чистых намерений. На самом деле это была похожая на длинную шпильку заколка, украшенная изящным бутоном, который, казалось, сотворили из жемчуга.

Закончив с волосами, я приступила к расстегиванию крошечных пуговиц на бело-синем лифе и, несмотря на их количество, справилась куда быстрее, чем с прической. Сменив наряд для помолвки на шелковый халат, который, как выяснилось, купил мне жених вместе с тремя свадебными платьями, обувью и ворохом разных женских мелочей, я покрепче завязала на запястье кожаный шнурок, оставшийся у меня в руке после ухода Йена. Верну ему потом… когда-нибудь… быть может. Или нет!

Не нужна я «медведю»? Что ж, его право! Зато Ташу нужна, и очень, о чем он не уставал повторять с той памятной встречи в борделе. Так откуда во мне это мерзкое чувство, будто я не замуж выхожу, а в гроб ложиться собираюсь? Почему так погано на душе, что даже мысли об удачном избавлении от жизни в доме Брэда не помогают настроиться на позитивный лад? Почему этот рыжий гад ушел с помолвки, не обернувшись? Тоже мне… друг, называется. Даже «спокойной ночи» не зашел перед сном пожелать! Ай, ладно… к черту всех!

Тряхнув головой в попытке отогнать неприятные мысли, я начала стелить постель. Хотелось хоть на время перестать грузиться и, плюнув на все, как следует выспаться этой ночью. Но не тут-то было. Стук в дверь, раздавшийся в тишине, напоминал нетерпеливое перестукивание когтей большого кота. И, помня о наличии у нордов подобных зверей, я даже немного испугалась поначалу. Постояла какое-то время, прислушиваясь, а как только стук повторился, осторожно спросила: «Кто?»

Голос Таша узнала не сразу: из-за двери он звучал приглушенно и немного странно. Но зато, когда все-таки узнала, напряжение исчезло, словно по волшебству, а губы сами собой растянулись в улыбке. По обычаям лэфири, жениху запрещалось встречаться с невестой по ночам свадебной пятидневки, и то, что норд явился сюда, нарушая все правила их идиотских обрядов, было так романтично и мило, что я не смогла не открыть. А в следующую секунду отшатнулась от порога и охнула, ибо мимолетная мысль о керсах, как выяснилось, попала в точку.

Верхом на серебристом коте меня тихо и умыкнули из Стортхэма ночью. Правда, сначала заставили надеть штаны и куртку, заявив, что погода на улице не для легких халатиков. Спорить со столь мудрыми замечаниями я, естественно, не стала, шустро натягивая на себя все то, что притащил поздний гость. Затем подпоясалась ремнем, чтобы не потерять чересчур свободные штаны, посильнее запахнула куртку, явно снятую с мужского плеча, и, довольная, забралась в знакомое седло, на котором мы с женихом уместились и вдвоем.

Было волнительно, немного нервно и очень любопытно узнать, что же за подарок приготовил для меня Таш. А еще вся эта авантюра помогала не думать о мужчине, мысли о котором упорно лезли в голову. Все! Баста! Нет здесь Йена. Зато есть мой черноволосый жених с очередным сюрпризом для своей невесты. Ну как тут не растаять?

Прогулка превзошла все мои ожидания. В отличие от той мрачно-размеренной процессии, в составе которой я приехала сюда, шальные прыжки и короткие перебежки огромного керса по тропам и каменным уступам были сродни «американским горкам». Сердце бешено стучало, щеки горели от хлестких пощечин ветра, побелевшие пальцы сжимали луку, а испуганные вскрики то и дело срывались с губ, когда мне казалось, что мы вот-вот свалимся вместе с нашим ездовым котом в темноту, царящую внизу.

Сверху, как ни странно, было светлее. Черное небо искрило звездами, в окружении которых горели две серебристые «луны». А серые камни, казалось, едва заметно фосфоресцировали, отражая мягкий свет ночных светил, прозванных лэфири Каярой и Киотой. Одноименные богини-близняшки в местном пантеоне занимали почетное место супружниц Римхольта. Впрочем, мне, «летящей» по ночным горам верхом на огромном керсе, было не до мифологии. Если бы не тепло и поддержка, исходящие от сидящего за спиной мужчины, я бы, наверное, сошла с ума от страха. А так лишь взбодрилась, получив порцию адреналина, и все-таки замерзла, несмотря на старания Таша прикрыть меня собой от ветра.

Прогулка закончилась на каменной площадке, расположенной напротив самого верхнего из четырех входов в Стортхэм. Вернее, не закончилась, а плавно перетекла в посиделки с вином и булочками, успевшими за вечер заметно зачерстветь. Но после ночных катаний аппетит разыгрался не на шутку, и похожая на сухари выпечка пошла на ура. Корзинка с едой, теплым покрывалом и дощечками для сидения была заблаговременно припрятана Ташем в небольшом тайнике, скрытом в скале.

Вот только сидеть на промерзших досках, пусть и накрытых шерстяной тканью, оказалось все равно холодно. Поэтому я предпочла стоять, любоваться ночным пейзажем, потягивать вино прямо из горлышка бутылки и делиться им с женихом. Он сделал мне шикарный подарок, заставив почувствовать себя почти такой же счастливой, как бывало в детстве… после посещения парка аттракционов с отцом.

– Ты знаешь, что по традициям лэфири на церемонии в Рассветном храме я должен буду дать тебе новое имя? – забрав из моих рук бутылку и сделав глоток, проговорил Таш. В отличие от меня, он с комфортом устроился на одной из деревяшек, лежащей на широком бортике площадки.

– Может, и знаю, но не помню, – продолжая подпирать спиной стену, сказала я и, надкусив очередную булочку, покосилась на сотрапезника. Лишний раз невзначай напомнить о моей «амнезии» не мешало.

– Ты вообще мало что помнишь, – снова приложившись к бутылке, вздохнул мужчина.

– То, как мы в детстве с тобой ящериц ловили, – помню, – тепло улыбнулась ему.

– И больше ничего?

– Про нас с тобой – увы. – Я виновато развела руками и тоже вздохнула.

– Ильва, – немного помолчав, снова заговорил норд, – я ведь не дурак и все понимаю. – Он нахмурил свои черные брови, отчего лицо его стало серьезным и даже мрачным. Мое сердце пропустило удар, став жертвой накатившей тревоги. Он ведь не раскусил меня, нет? Или все-таки да? – Ты не совсем та лэфа, которую я знаю с детства, – сообщил мне жених то, что я и без него прекрасно знала. – Точнее, совсем не та, – исправился он, убив надежду на положительный исход этого отнюдь не романтичного разговора. Я молчала, не зная, что ответить. И Таш продолжил: – Йен когда-то рассказывал об одной меченой, в чье тело заселилась чужая душа.

– Йен, значит, – как-то чересчур едко процедила я.

– Да, он. – Таш неожиданно улыбнулся, и всю мрачность словно рукой сняло с его серой физиономии. – Знаешь, он замечательный учитель.

Я неопределенно повела плечом и, решительно забрав бутылку из рук слишком уж догадливого жениха, сделала несколько больших глотков.

– Тебе виднее, – шумно выдохнув, ответила ему.

– И верный друг, – продолжал перечислять достоинства «медведя» норд.

– Прекрасно, – натянуто улыбнулась я и снова прильнула к бутылке. Хотелось напиться. Очень! И плевать на осторожность… после таких-то речей!

– И ты ему нравишься, – «обрадовал» меня жених.

– Надеюсь, – глядя исключительно на звезды, пробормотала я. – Он же твой замечательный учитель.

– Вы так целовались сего… – начал напоминать мне мужчина, но я оборвала его на полуслове.

– Таш-ш-ш! – прошипела, отталкиваясь ногой от стены. Бутылка, которую я поставила на каменный бортик, жалобно звякнула, но мне было не до нее. – Знаешь что, Таш-ш-ш, – продолжая смотреть в упор на жениха, я подошла к нему вплотную и, встав так, чтобы почти касаться ногами его колен, сказала: – Если тебе не понравилось, как я проходила ваши дурацкие испытания на праздновании помолвки, это твои проблемы. Потому что мне тоже не понравилось, как ты обжимался с той кудрявой шлюхой, но я деликатно промолчала… раз у вас тут так принято!

Улыбка норда с каждым моим словом становилась все шире, а потом он вдруг резко схватил меня и, не дав опомниться, усадил к себе на колени.

– Так это была месть? – мурлыкнул он мне в ухо. То самое, на котором по-прежнему красовалось порочное клеймо. – И все же зря ты так с Йеном, лучше б на Керр-сае опыты ставила.

– Его не жалко? – хмыкнула я, невольно прижимаясь к теплому мужскому телу. Сидеть на Таше оказалось куда комфортнее, чем на холодной доске. Особенно сейчас, когда он повеселел и «оттаял», перестав пугать меня излишней серьезностью.

– Керра? – Норд позволил себе коснуться губами моего виска, после чего выдохнул: – Нет.

– Он плохой? – продолжала расспрашивать я, сознательно уводя беседу от того, с чего она, собственно, началась.

– Опасный, но не плохой, – немного подумав, ответил жених. – А вообще, знаешь… ты права. Лучше дразнить Йен-ри, чем Керр-сая. А еще лучше – не дразнить больше никого.

– Я и не собираюсь, – пробубнила, прижавшись лбом к его плечу. А рука машинально поглаживала шнурок, браслетом обвивший запястье.

– Так вот, Ильва, – судя по звукам, Таш снова выпил вина, – что я хотел тебе сказать перед тем, как мы принесем друг другу брачные клятвы в храме Римхольта… Я знаю, что ты незнакомая мне девушка, и вся эта потеря памяти лишь сказочка для остальных. Но я также знаю, что в тебе живет часть малышки Иль, которая осталась в моих воспоминаниях. И, хочешь верь, хочешь нет, но я рад тому, что ты – не совсем она.

– Почему? – От удивления я даже отстранилась, чтобы запрокинуть голову и посмотреть в лицо собеседника.

– Потому что прежняя Ильва была похожа на живую куклу, ключик от которой хранился у ее отца. Заведет – и она начинает двигаться, заученно улыбаться и говорить вызубренный наизусть текст. Не заведет – и будет стоять на месте, глядя «пустыми» глазами вдаль. Это было страшно, Иль, – мрачно проговорил норд, а потом, чмокнув меня в кончик носа, сказал: – Я назову тебя Дариной, маленькая лэфа. Дарой, Дарочкой… даром. Потому что ты мой подарок свыше, поняла?

– А может, лучше Лерой? – окончательно осмелев, предложила я жениху.

Он на миг задумался, а потом чуть скривился и выдал:

– Нет, Лерой ты если и была, то давно и в другой жизни. Теперь же все будет по-новому, а значит, и имя надо дать тебе новое!

Я только пожала плечами, не желая спорить. Хотя постановка вопроса и зацепила. Мог бы для разнообразия предложить мне выбрать имя вместе с ним, а не давать его, как кличку собаке. Но ссориться не хотелось, поэтому я решила оставить обсуждение данного вопроса на потом. Еще целых четыре дня ведь до похода в храм. Успею!

Мы просидели обнявшись еще где-то с полчаса, пока не допили вино, не доели все плюшки и окончательно не замерзли. Фимар же благополучно дремал у входа в Стортхэм, ему в его теплой шубе не было холодно даже на каменном полу. Поэтому, когда жених собрался-таки вернуть меня по-тихому обратно в комнату, разоспавшегося кошака пришлось будить в четыре руки. А тот спросонья цапнул меня за запястье. Вернее, это я подумала, что спросонья.

На самом деле, как объяснил позднее Таш, керс поставил на мне, пропахшей его хозяином, своего рода метку, чтобы, даже не видя, отличать меня впредь от чужаков. Что же, ради такой чести я готова была стерпеть небольшую царапину на своей серой коже. А еще жених пообещал вырастить мне собственную керсу, и за это я готова была его расцеловать, но… почему-то не стала.