Текст книги "История княжества Псковского"

IV. О земском разделении и устроении Псковского княжества

Число древних селений и жителей всей Изборской, после названной Псковской, области также неизвестно, как и земское разделение и распоряжение оных. Уездные города, или пригороды псковские, упоминаются в поздние времена, хотя, вероятно, были они с самого начала расселения кривичей под названием городищ, или сходбенных мест. Летописатель Нестор под годом 947 говорит, что Ольга, супруга великого князя Игоря, будучи уже во вдовстве при малолетстве сына своего Святослава, еще до обращения в христианскую веру, объезжая Новгородскую область, в которую тогда включалась и Изборская, уставила по рекам Мсте и Луге погосты, оброки и дани. Памятником ее тогдашнего путешествия и по Изборской области здесь оставались ее сани, которые во времена Нестора, спустя лет 150, псковичи сохраняли еще у себя в целости. Об учреждении погостов, оброков и даней изборских хотя Нестор и не упоминает, но, может быть, потому, что княгиня сия тогда освободила Отечество свое от двух последних; однако ж, вероятно, не оставила сделать и в нем назначение погостов, столь нужных для земского благоустроенного начальства. По крайней мере, название оных, доныне оставшееся по всей Псковской, как и по Новгородской, губернии доказывает, что и здесь оные были учреждены. В Ольгино время название сие, вероятно, от греков и римлян заимствованное, значило то же, что у них Πάγος и Pagus, то есть замок, или крепость на возвышении, с округой подведомственных волостей, или сел. А в одном месте Псковской летописи (1431 год) округа названа обрубом – либо по окружной огороже, либо по окружному ведомству повинностей, называвшихся порубом. У северных народов такие волостные округи разделялись по рекам для лучшего разграничения и для удобнейшего сообщения (что и Ольга сделала) и назывались губами. От них название «губы» вошло потом и в российские земские разделения северных областей для обозначения округ и продолжалось по Псковской области почти до половины XVIII столетия. Название же погостов по введении христианства осталось только при церквах с кладбищами, к коим в приход приписано было несколько окрестных волостей, сел и деревень. В последовавшие времена губы подчинены были засадам, в коих по несколько бывало губ, а засады разделены по уездам; иногда же уезды, особенно невеликие, разделялись прямо на губы. Так, например, Дубковский уезд состоял только из пяти губ без разделения на засады. Рыбные ловли, или, лучше сказать, рыболовные пристани по озерам и по знатнейшим рекам разделялись на исады, то есть изсады, или высадки, а исады – на четы и четы – на четверти; а две четы числились в одном неводе. Уездные города с крепостями вообще назывались пригородами псковскими. У новгородцев область их вся разделялась на пятины по числу концов Новгорода и пятина каждая – на половины. Но у псковичей не было такого разделения, вероятно, из-за необширности их владений. А уже в XV столетии разделили и они все свои пригороды по пяти концам города Пскова в подведомство, о чем ниже будет сказано. Но в конце XVI столетия упоминается уже разделение Псковской области на две половины[8]8
  В архивных делах польских (московский архив Министерства иностранных дел, № 18, л. 135) сказано, что государь царь Федор Иванович после смерти отца своего князю Ивану Петровичу Шуйскому за его службу пожаловал великое жалованье в кормление «Псковом обеими половинами и с пригороды и с тамгой и с кабаки».


[Закрыть].

Судя по весьма многим в разных местах всей Псковской области оставшимся древним городищам, окопанным валами и рвами, по большей части на горах, холмах и возвышенных местах, должно заключить, что в первоначальные времена гораздо больше было псковских городов, или по крайней мере крепостей, нежели сколько упоминается оных в летописях. При некоторых из них доныне остались селения, посады и безуездные городки, а иные совершенно пусты, и даже названия их неведомы. Из семи нынешних уездных городов три, а именно: Великие Луки, Холм и Порхов, построены новгородцами, а Торопец, вероятно, – еще смоленскими кривичами, ибо близ оного есть городище на реке Торопе, окопанное валом, которое и в Писцовых книгах именовано Кривити. Прочие три, собственно псковских города, остались только Остров, Опочка и Ржев на новом уже месте. Первый из сих по ближайшей смежности с Изборской и Псковской округами, кажется, был древнейшим из пограничных, но и он в Псковской летописи начинает упоминаться только с 1341 года, а Опочка под тем же годом названа только селом, пограничным с Латыгорой, или латышами лифляндскими. С исхода XIV столетия, когда умножились сильные нападения со стороны лифляндцев, эстляндцев и литовских великих князей, утвердивших столицу свою в Полоцке, то псковичи провели целый ряд крепостей и городов своих от всех сих соседей, а именно: со стороны Литвы по реке Великой три крепости – Коложу, бывшую в 10 верстах от Опочки, Велье и Воронеч. Первую из сих литовцы в 1406 году совершенно разорили, и вместо оной псковичи в 1412 году основали другую на той же реке в Опочке, а Велье и Воронеч, разоренные также в 1408 году, возобновили. В 1464 году ближе к литовской границе, за Опочкой, основали они город Красный на реке Сине, а в 1476 году – Вышгород на реке Ладе. С XVI столетия они завоевали уже многие и литовские пограничные местечки и в 1535 году заложили в их границе свою крепость Ивангород, ныне называемую Себеж, на озере Себеже, а неподалеку от оной – бывший старый Ржев, который, однако ж, сперва новгородцы, а потом литовцы у них отняли. Сей последний город в следующем, 1536 году переведен был на другое ближнее же место к границе и построен под именем Заволочье. Со стороны лифляндцев крепостями им служили древний Изборск, перестроенный в 1330 году с каменными стенами, и потом Печоры, огражденные также каменной стеной. С 1520 года на Желатском острове в Чудском озере западная половина острова заселена была псковичами, а восточная – лифляндскими чухнами. Самое озеро Чудское вдоль, по половине, делилось между двумя областями. Со стороны эстляндцев псковичами основана была в 1424 году на восточном берегу озера Чудского крепость Гдов; в 1461 году на том же берегу, еще ближе к Пскову, – другая, названная «На Озолице», а в 1462 году – там же и третья под именем Кобылье, или Кобылинская. В то же время неприязненность новгородцев заставила псковичей от Заволчья к Порхову провести также ряд крепостей и городов, каковы были: Дворец, или Дворца, Врев, Дубков, Выбор, Котельный и Владимирец, которые все построены были в XV столетии. Не все, однако ж, эти города имели приписанные к ним уезды, и в 1468 году насчиталось старых уездных только десять и два городища – Кобылье и Вышгород, которые псковичи разделили на концы города своего, приписав к каждому в подведомство по два, а новые к ним делили по жребию.

V. Об образе правления Псковского княжества

Какое было древнейшее правление изборских кривичей, о том сказано уже выше, а со времени княжеского между ними начальства, от Трувора до Олега, долженствовало быть больше военное и монархическое, основанное на решениях и повелениях князей или их наместников, нежели гражданское, хотя могли еще оставаться в силе и народные «обычаи, законы отцев и предания», по выражению Нестерову. Но когда Олег в 881 году, оставив Новгородское княжество, в коем величалось и Изборское, перенес престол свой в Киев, а с северных своих владений довольствовался только брать ежегодную денежную дань на жалованье варяжским своим войскам, то в Новгородском княжестве, а по нем и в Изборском (после Псковском), опять осталось общенародное правление, продолжавшееся около 600 лет, несмотря на то что в обоих сих княжествах между тем начальствовали и великокняжеские наместники, а иногда свои удельные князья, которых избирать самим право дал великий князь Ярослав Владимирович. Все гражданские дела рассматривались и решались общими народными приговорами на вече, под именем коего разумелись, как и у римлян forum, народное собрание и совещание на открытой площади, на которую созывали народ звоном колокола, именовавшегося посему вечевым. По собрании объявляли им причину созыва и о предложенном деле требовали всеобщего мнения. Здесь народ определял войну и мир, дружественные и торговые договоры с соседями; наряжал посланников и выслушивал их ответы по возвращении; назначал сбор войска, податей и других городовых и земских повинностей; делал приговоры временные и всегдашние; устанавливал законы;

производил суд и расправу по важнейшим общественным доносам и жалобам; избирал своих посадников, тысяцких, воевод и прочих чиновников, и самих князей, а в случае народного неудовольствия на них наказывал отрешением, разграблением домов, побоями, и даже смертью первых и изгнанием последних. В 1458 году псковичи на страх преступникам повесили на площади при вече палицу, коей наказывали и убивали виновных. Никто из чиновников, ни сам князь не могли остановить и отменить приговора вече, ни даже вмешиваться в народные совещания господина Пскова, как говаривали псковичи, по сказанию летописи. Бывали иногда такие же вече и в уездных городах, или пригородах псковских, под влиянием, однако ж, главного – псковского. Но сие могущественное во всем городе и во всей своей области псковское вече при случаях соединения Пскова под одно с Новгородом правление принуждено бывало само принимать повеления от новгородского вече, которое иногда присылало псковичам своих посадников и князей, наряжало своих поверенных для разбора гражданских и пограничных споров и распрей и привлекало к ответам и суду псковичей даже в Новгород. Кроме того, и при сторонних, самими псковичами избранных князьях новгородцы, по старому обыкновению, иногда вмешивались в военные и гражданские дела их.

Но поскольку вечевые собрания и приговоры были временные и по важнейшим только случаям, то для всегдашнего исправления частных общественных должностей вече избирало городовых и областных начальников. Каждый конец города Пскова, как и в Новгороде, имел свое «кончанское» правление из кончанских бояр с конецким старостой так же, как и каждая улица, – своего старосту, или квартального надзирателя. В грамотах, жалованных Псково-Печерскому монастырю, даже и в XVI веке упоминаются еще кончанские, или конецкие, старосты. Первыми во Пскове и во всей области начальниками почитались князья, иногда определяемые от новгородских князей, а иногда – самими псковичами избранные. Их приводили к присяге Пскову и сажали на княжеский престол, по большей части, в Троицком кафедральном соборе, а иногда и на вече. С половины XII столетия, когда многие из областных князей начали титуловаться великими князьями, то сие же титло присвоили себе и псковские, или, по крайней мере, псковичи, – так их величали. Но сии князья, по древнему северных народов закону или обыкновению, как описывает и Тацит германских, были больше предводителями войск и наблюдателями полицейского порядка, а правительственной и судебной власти ни во Пскове, ни в области сперва не имели. Много уже времени спустя псковичи уступили им право своих наместников с тиунами, или судьями, определять сперва в двух только, потом в семи, а в 1467-м и в прочих своих 12 пригородах, не исключив, однако же, сих пригородов и из своего подведомства и подчинив их концам города по земским делам. До того же времени вече определяло везде своих наместников, управителей и судей. Но князья, присланные во Псков от московских великих князей, начали вмешиваться во все городские суды, дела и доходы, и, конечно, сие-то самое насилие принудило псковичей уступить им упомянутое право, хотя и без того могли они быть довольны по записным, издревле вечевым грамотам, назначенными им в жалованье разными во Пскове и в области землями, оброками и судными пошлинами, для сбора которых и прежде они везде содержали своих приказчиков. Во Пскове были для них на общественном содержании особый двор у площади, где ныне так называемый двор Пушечный, – к стене над рекой Великой – и при нем в углу двора к площади же особая княжья церковь, коей следы и доныне видны. Придворными их чиновниками были так называвшиеся детские, или детески, – из детей лучших граждан, после переименованные дворянами.

После князя второе начальство в гражданстве занимали посадники степенные, так названные, вероятно, потому, что при избрании на вече возводили и сажали их на возвышенное место со степенями, с коего они и суд производили. Сие можно заключить из двух случаев, упоминаемых в Псковской летописи, в коей под годом 1462 сказано, что псковичи, будучи недовольны своим князем Владимиром Андреевичем, на вече «сопхнули его со степени» и выгнали, а под 1510 годом замечено, что присланный во Псков от великого князя Московского дьяк Третьяк Далматов, на вече объявив псковичам указ великокняжеский, сел на степени. Посадники вече избирались иногда по одному, иногда по два вместе на год, на два и более с ежегодным, однако же, утверждением. По отставке всю жизнь назывались они для отличия от прочих граждан старыми посадниками, а иногда и опять избираемы были в степенные. Старых преимущественно назначали в посольства, в начальство над отрядами войск и в другие временные общественные должности. Дети их считались выше бояр. Степенные посадники в небытность князя исправляли и всю княжескую должность, предводительствовали войском на войне, а дома наблюдали за городовой стражей и благочинием общественным. При князьях же они были только гражданскими начальниками и посредниками, так сказать, между ними и народом. Князья без их согласия ничего в общественных порядках переменять и над ними самими власти никакой иметь не могли. Но при сем замечательно, что с 1132 года до начала XIV столетия ни в Новгородской, ни в Псковской летописях не упоминается ни о посадниках, ни о тысяцких псковских, а предводители войск в походах просто назывались только воеводами и боярами. Из чего можно заключить, что либо новгородцы, большей частью в промежутке сем властвовавшие над Псковом, либо само псковское вече и князья псковские не хотели избирать сих чиновников. Но с XIV века они уже часто и почти сряду упоминаются, может быть, и потому, что с сего только века начинается подробная Псковская летопись, а прежние происшествия сокращенно в нее заимствованы только из Нестеровой и Новгородской.

Совет посадников составляли бояре и житые, или по псковскому выговору называвшиеся «житейские», – люди, разделявшиеся по концам города. В число первых вступали богатые и знатнейшие люди, а особенно владельцы пахотных крестьян, или, по крайней мере, земель, ими обрабатываемых. Ибо до XVII века в Псковском княжестве, как и нигде в России, личных крестьян не было, кроме пленных и кабальных по контракту холопов. Но в чин бояр не сами вступали, а по выбору народному. Под именем житейских людей разумелись также зажиточные или богатые люди либо старожилы псковские, из коих производили и в бояре. Пока были бояре в советниках, назывались также степенными, а по смене – «старыми». Из них выбирались на случай войны воеводы и посланники к соседям, а чаще в посольствах они составляли свиту посадников. Все части, или концы, города с управлявшими в них старостами и все наместники, управители, сотские и тиуны, или судьи, в пригородах и волостях сперва были также в ведении степенных посадников и бояр. Для рассылки от вече и чиновников был особый чин приставов, называвшихся подвойскими. На вече при посадниках упоминаются еще особые судьи и дьяки, или письмоводители, а в походах, разъездах и посольствах дружину, или свиту, их составляли дети посадничьи и боярские, под именем коих разумелись все чиновники под их особенным начальством и около их особы служившие.

По степенном посаднике главный чиновник военный назывался тысяцким, потому что войска тогда разделялись на тысячи. Его также избирали на вече на время и всегда только одного, а по отставке или отслужении во всю жизнь для отличия от прочих граждан именовался он «старым тысяцким». Под его начальством состояли избранные из всех концов воеводы, дружина из лучших граждан и дети боярские, сотские и прочие. По некоторым грамотам видно, что у тысяцкого были особый свой суд и судьи, вероятно, по военным делам и преступлениям. В Псковской летописи однажды только упоминается чин тысяцкого, а почти всегда и при князьях, и без князей ходили на войну вождями сами посадники степенные и старые, и часто упоминается вместе по несколько их в одном походе, может быть, для разных отрядов.

Был еще во Пскове при вече чин ларника, коего должность состояла в хранении ларя, или ковчега, со всеми древними псковскими грамотами и вечевыми записями и приговорами. Они имели какую-то силу в народе. Ибо под годом 1485 в Псковской летописи сказано, что «игумен Евфимий, иже прежде был ларником в Пскове, в той власти много зла народу учини и убеже и пострижеся». У новгородцев были еще некоторые другие чины, о коих Псковская летопись не упоминает во Пскове.

Вместо жалованья все вышеупомянутые чиновники имели особо отведенные им общественные земли, пожни и рыбные ловли, в грамотах отличаемые названием: посадничьи, наместничьи, боярские, тиунские, дьячьи, старостинские; даже и подъячим давали поместья в оклад, а за отличные услуги жалованы были и в род такие же угодья; а иным отдавались оные из оброков. Царь Федор Иванович пожаловал князя Ивана Петровича Шуйского всеми дворовыми псковскими доходами в обеих половинах с пригородами, с тамгой[9]9
  То есть с таможенным сбором. (Ред.)


[Закрыть] и с кабаками, а доходов сих с вышей и сох было 18 000 рублей, да торговых, судных, пашенных и банных 12 000 рублей[10]10
  См.: Н. М. Карамзин. История государства Российского. Т. X. С. 243 и прим. 148.


[Закрыть].

Кроме начальствующих и чиновников, народ весь во Пскове и в области его, как и в Новгородской, разделялся на четыре статьи: первая называлась гости, или купцы, которые разделялись на сотни и имели по рядам своих старост и сотских. Гостями преимущественно назывались приезжие или ездившие за границу купцы; вторая статья – люди, или людины, просто так именовавшиеся, и разумелись свободные мещане и посадские; они могли происходить и в чиновники; третья – земледельцы, иначе в Псковской летописи называемые земцы, обрабатывавшие поля по волостям и деревням; четвертая – смерди общественные и частные, состоявшие из самых низких рабочих и кабальных холопов[11]11
  В Новгороде был еще разряд огнищан, не упоминаемый во Пскове. Некоторые наши писатели почитают их заодно с первостатейными гражданами. Но огнищем и ныне по Вологодской, Архангелогородской и Вятской губерниям называется лес, выжженный для посева хлеба или льна, и земледельцы, таким легким образом засевающие и не имеющие постоянной пашни, прозываются огнищанами, а во Пскове, по скудности земли, не могло быть таких пахарей.


[Закрыть]. Первые две статьи народа были свободные, ничем лично не обязанные; третья с обрабатывания земли давала пятую долю, или пятину, произведенного помещикам, и потому слово «пятина» доныне сохранилось во всех псковских оброчных платежах; а последняя обязана была записью для Пскова, князя и бояр производить всякие работы и платить ежегодную им дань. Что касается всеобщих государственных повинностей, то в случае нужды никто из оных исключаем не был – или добровольной складкой, или налогом по расчислению. С XVI столетия на земледельцев и волостян возложено много и особых еще повинностей работами, как то: содержать и кормить государственных коней, косить на них сено, содержать ямские подводы, обустраивать наместничьи, волостные и ямские дворы, снабжать их дровами, и, сверх того, подвержены были они вообще и градским, и волостным раскладкам, а заезжавшие к ним все начальники и посыльные получали себе особые от них корм и посыльные пошлины. Но пошлин купеческих с капитала, привоза и отвоза товаров не было до покорения Пскова.

Правление по уездам имело также своих окружных начальников под зависимостью от псковского вече и от псковских посадников. По знатнейшим пригородам, каковы были Изборск, Остров, Опочка и Гдов, в летописях упоминаются иногда и свои местные посадники, а в других – наместники, в крепостях – воеводы, в засадах – сотские и головы; в губах – губные старосты, а в волостях – волостели, старосты, приказчики и сельские тиуны, а судебные места назывались земскими избами. В древнейшие времена и по уездам, как на псковском вече, народ в сходках и съездках своих имел полную власть осуждать даже на смертную казнь. А с XV столетия право сие ограничено не только в уездах, но и в самом Пскове. Народ хотя мог назначать и требовать злодеям смерти, но должен был ожидать разрешения от псковского вече, и само вече, наконец, обязано было требовать на смертный приговор согласия от великокняжеских во Пскове наместников. В 1477 году, когда опочане без позволения псковского начальства убили одного коневого вора, то псковичи оштрафовали их 100 рублями, а в 1485 году, когда сами они в бунте казнили нескольких своих граждан, то вытерпели гнев великого князя.

VI. Об уставах, законах, обыкновениях и нравах псковских

По чину ларника, бывшего при вече, видно, что псковичи свято сохраняли у себя собрание своих уставов, грамот и приговоров. Но из них почти ничего до нас не дошло, кроме упоминания в летописях, и, вероятно, все они забраны московскими великими князьями при совершенном покорении Пскова. Самым первым уложением для гражданских судов могла служить им сперва «Русская правда», новгородцам данная от великого князя Ярослава Владимировича в 1016 году, и его же уставные грамоты, а по церковным судам в летописях упоминаются за основание греческий «Номоканон», или «Кормчая книга», и грамоты константинопольских патриархов, всероссийских митрополитов и новгородских архиереев. Из первого некоторые статьи находятся в летописях и разных сборниках, а из последних помещены и между правилами Стоглавого собора, бывшего в Москве в 1551 году. В одной синодальной летописи под № 348 историограф Н. М. Карамзин нашел общую для псковского духовенства и гражданства уставную грамоту или, может быть, только отрывок, либо прибавление к пространнейшей грамоте о судах. Сия грамота, вероятно, написана еще до подчинения Пскова московским великим князьям, ибо в ней не упоминается ни о них, ни о наместниках их, а только о князе, посаднике и судьях. В сем найденном отрывке узаконено: 1) духовных людей ни князю, ни посаднику, ни судьям не судить, а судить владычну наместнику; а в суде мирянина с духовным судить общим судом; 2) когда кто присвоит какую скотину и назовет ее доморощенной, то произвести о сем следствие; 3) кто перед начальником ударит на суде своего истца, тот должен заплатить ему рубль, а князю пошлину; 4) за барана заплатить хозяину шесть денег, за овцу – десять денег, а судье – пошлины три деньги; за гуся и гусыню – хозяину две деньги, а судье – три; за утку и селезня, за курицу и петуха – две деньги и прочее; 5) кто в пьянстве чем поменяется или что купит и, проспавшись, раскается, то разменяться; 6) княжьим людям не держать корчмы ни во Пскове, ни на пригороде, ни в ведро, ни в корец[12]12
  Корец – ковш. (Ред.)


[Закрыть], ни бочкой меду не продавать; 7) кто доказывает кого в зажигательстве, то дозволяется отдать на вольную присягу; 8) кто у кого бороду вырвет и свидетелем не доказан, такому целовать крест и биться на поединке; а если свидетель докажет, то взыскать за бороду и бой два рубля, а свидетелю быть одному; 9) купивши корову, телят не требовать, а больную назад возвратить; 10) женщине с женщиной в тяжбе биться на поединке самой, а за себя бойца не нанимать ни которой; 11) кто искать будет за бой с пяти или десяти человек, или сколько ни будет, то взыскивать как за один бой один рубль и пошлину одну князю[13]13
  Подлинная сия грамота напечатана в Истории государства Российского Н. М. Карамзина. Том V. Прим. 404.


[Закрыть]. В сей грамоте заметно уже отступление от Ярославовой «Русской правды» в числе пеней, а закон о поединке женщин нигде не бывалый. Но великий князь Московский Василий Иванович после покорения Пскова в 1510 году дал псковичам свою уставную грамоту, которая также не дошла до нас.

0 псковских старинных обыкновениях и нравах, наравне с законами и уставами у каждого народа соблюдаемыми, мало известий оставили нам летописатели, потому что сии предметы в их время всем известны были и не требовали описаний. Гораздо более могли о сем писать иностранцы, бывавшие проездом или жившие во Пскове.

Но из них не позднее XV столетия имеем мы описателей, и то кратких. Недавно сделалось известным несколько подробнейшее сказание о псковичах одного немца, Самуила Кихеля, в путешественных его записках с 1585 по 1589 год, напечатанных в немецком периодическом издании под названием «Архив для географии, истории и науки государственной и военной» в 1820 году в 86 номере[14]14
  Arehiv fur Geographie, Historie Staats und Kriegskunst.


[Закрыть]. Он говорит, что псковичи в рассуждении приезжих иностранцев имели строгую осторожность, расспрашивали их о причине приезда и к одним только торговым из них людям больше имели доверенности, а опасались наипаче приезжавших из любопытства и шпионов. В город ни немцев, ни других народов они не впускали даже и тогда, когда принимали от них складные грузы и товары, и все переговоры с ними производили на мосту – с Завеличья, в город ведущего, против немецкого двора, и там только позволяли им прогуливаться. Если же кто из них хотел ехать в Москву, то пропускали и через город, но с ведома и дозволения наместника великокняжеского. Город Псков, – описывает Кихель, – первый по Москве величиной и даже более укреплен, нежели Москва, а Новгород тогда был уже в разорении. «Градские здания, кроме городовых каменных стен и церквей, – говорит он, – все деревянные, покрытые тесом, не исключая и дворов боярских, богатейших граждан и даже дворца великого князя. Ибо-де они думают, что каменные дома для жития нездоровы, а от сего при пожарных случаях нет там никакого спасения. Для погребения мертвых находятся за городом кладбища, и беднейших кладут в общую большую яму, выкопанную на четверть часа езды от города, под кровлей, и по наполнении, засыпав оную, выкапывают возле новую. При церквах же и в церквах погребают только богатых за вклады. В обращении они угрюмы и грубы; ни перед кем не снимают шапок; одежду носят опрятную, из хорошего сукна, покроем длинную, наподобие армянской, и между мужчинами и женщинами с малой разницей; обувь у мужчин и женщин подбивается железом. Женщины, когда выходят на улицу, то лицо закрывают, и одни только глаза их видны, а те считаются бесстыдными, кои сего не соблюдают. В самих домах своих женский пол имеет отдельное от мужчин жилище. Все вообще трудолюбивы, довольствуются малым, едят и пьют просто, без приправ; яблок и груш у них нет, но зато всякая зелень и овощи, а особенно много огурцов, коих за столом они могут съесть от 6 до 8; пьют много вина, и без оного лучший пир ничего не значит. Но также переносят алчбу и жажду более, нежели какой другой народ может. Против неприятелей мужественны, но сопротивляются более в городах и крепостях, нежели в чистом поле, и потому, хотя польский король Стефан шестьюдесятью тысячами войска осаждал их город, но безуспешно. Товары, ими отпускаемые за границу, суть рухлядные меха куниц, соболей, рысей, лисиц и волков, также кожи воловьи, бараньи, лосьи, лен, пенька, сало, а к ним остзейцы привозят сукна, шелковые материи и всякие мелочные изделия. Торг, прежде производившийся через Нарву, в сие время обратился через Псков». Таковыми были по Кихелеву описанию псковичи в XVI столетии. Надлежит еще к сему примолвить, что барон С. Герберштейн, бывший во Пскове лет за 70 до Кихеля, заметил уже в псковичах отличие от предков их. Вместо учтивых и вежливых нравов у псковичей, говорит он, после уничтожения их свободы и поселения в их городе московских переведенцев ввелись у них и развращенные московские обычаи. Ибо-де прежде в договорах своих псковичи бывали так искренни, чистосердечны и просты, что не употребляли на обман покупщика никакого многословия и одним словом сказывали правду. Однако ж не во всем еще последуют москвичам, и, например, волосы носят не по русскому обычаю, а по-польски, разделенные на две стороны. Твердость их в обдуманных намерениях известна была наипаче лифляндским соседям, всегдашним их неприятелям. Лифляндский магистр Шпангейм, в 1417 году ведший с ними договоры о мирном постановлении, уведомлял тогда прусского великого магистра, что сей народ как скоро что задумает, то его совратить от сего никак не возможно, и за то называл их «странными» и «упрямыми».