Текст книги "Императорская Россия"

Положение армии Карла XII на зимних квартирах в Украине было весьма тяжелым. Во-первых, зима 1708—1709 годов выдалась необыкновенно суровой, и много солдат гибло от холода. Во-вторых, Петр не давал шведам с комфортом разместиться в украинских селах – тактика выжженной земли оказывала свое действие. Наступающие шведские войска находили только пепелища или укрепленные городки, которые им приходилось брать с большими потерями. Армия Карла таяла на глазах. Мало помощи получили шведы и от Мазепы. Он обещал королю всеобщую поддержку казаков, бесчисленные запасы провианта и фуража, но ничего этого не было. В конце 1708 года Мазепа пытался вступить в переговоры с Петром и вымолить пощаду. В залог своей верности он обещал сдать русским пленного Карла. Петр, как опытный политик, от контактов с Мазепой не отказался, но переговоры по непонятным причинам прервались.

Весна 1709 года застала шведскую армию за осадой крепости Полтавы. Со взятием ее у шведов открывался путь на Харьков и Белгород, а также в Крым и в турецкий Очаков. Наконец, Карл надеялся здесь выманить Петра и сразиться с ним в чистом поле. Расчет короля оказался верен. Осада Полтавы сделала невозможным дальнейшее отступление русской армии. Петр не мог допустить сдачи Полтавы ни с точки зрения стратегии, ни по моральным соображениям. Комендант Полтавы А. С. Келин и его гарнизон геройски оборонялись 7 недель, и бросить их Петр считал недопустимым.

А между тем, в начале июня 1709 года Келин сообщал царю, что крепость защищать становится все труднее и труднее – люди устали, припасы кончаются, город разорен осадой. Петр приказал Келину держаться до подхода основной армии во что бы то ни стало. С этого момента желание Карла сразиться с Петром в поле стало и желанием Петра. Генеральное сражение стало неминуемым.

Двадцатого июня 1709 года русская армия форсировала реку Ворсклу и встала в нескольких верстах от Полтавы. За спиной у нее был крутой берег реки (отступать некуда!), слева – густой лес, справа – глубокая лощина. Солдаты быстро построили укрепленный лагерь. Перед ним тянулось довольно узкое Полтавское поле. Поперек него Петр приказал соорудить несколько земляных укреплений – редутов. Миновать их на пути к русскому лагерю противник не мог. Работы на редутах велись круглые сутки.

В короткую летнюю ночь с 26 на 27 июня не спали также и шведы. Они вышли на поле и построились в боевом порядке. Накануне в стычке с казаками, верными Петру, Карл был ранен в ногу. Его вынесли к войскам на носилках. Армия приветствовала своего короля. Главнокомандующий фельдмаршал граф Реншильд по указу короля дал команду к наступлению. В сумерках раннего утра четырьмя колоннами, под грохот барабанов, шведы двинулись навстречу русским. Это был исторический момент.

На поле боя вышла одна из лучших армий тогдашнего мира. Ее солдаты и офицеры, которых называли каролинцами, прошли горнило девятилетней войны. Они были опытны, дисциплинированны и хладнокровны. Их вели в бой талантливые генералы – Левенгаупт, Стейнбок, Спарр, Горн и другие. Наконец, во главе войска стоял великий полководец-король, не знавший до того дня поражений.

С самого начала в предрассветной мгле Полтавской битвы шведы были вынуждены решать проблемы, которые перед ними ставил Петр-полководец. По пути к русскому лагерю им пришлось сначала отбиваться от наскоков конницы Меншикова, потом они попали под огонь русских, засевших в редутах. Эти редуты с ходу взять не удалось. Пришлось обходить их на безопасном отдалении. При маневрировании одна из колонн шведов оторвалась от основных сил и была уничтожена русской кавалерией. На всех этапах боя шведы несли огромные потери. Причиной была точная стрельба русской артиллерии. Она показала свой высокий класс, а у шведов, кроме сигнальных пушек, в этом сражении орудий вообще не было. Полтавская битва шла под непрерывный гул сотни русских пушек.

И все же шведы прорвались к русскому лагерю. К этому времени армия Петра вышла из него в поле и построилась побатальонно в две линии. Русских было больше, чем шведов, – 32 тысяч человек против 20. Войска двинулись навстречу неприятелю. Впереди на лошади по кличке Лизетт ехал царь, за ним двигался фельдмаршал Шереметев, а дальше под развевающимися белыми и цветными полковыми и ротными знаменами, под грохот барабанов шла вся русская армия.

Заметки на полях

Царь Петр никогда не был трусом, но он не любил генеральных сражений, которые могли в один час решить судьбу армии, трона, родины. Он понимал, что победу может определить случай, что генеральное сражение – это игра. Как писал царь, «сия игра в Божьих руках и кто ведает, кому счастье будет?» Он знал, сколько таких «игр» закончились бедой. Взять, к примеру, битву на Косовом поле в 1525 году. Потерпев поражение в этом генеральном сражении, балканские славяне почти на полтысячи лет попали под османский гнет. А это, в свою очередь, сказалось на истории балканских стран, менталитете и образе жизни славянских народов. Однако бывает так, что генерального сражения уже никак нельзя избежать. Поэтому в июне 1709 года Петр был уже готов к главной битве своей жизни. В 1708—1709 годы он не бежал от Карла, а расчетливо отступал. При этом в быстротекущих сражениях и стычках с противником его армия набиралась опыта. Солдаты и офицеры были хорошо подготовлены к битве. К тому же русским нужно было спешить. Царю стало известно, что Станислав I намерен двинуться на Украину вместе с корпусом шведского генерала Крассоу…

Петр I после Полтавской победы возвращает пленным шведским генералам шпаги.

Под взглядами тысяч солдат и офицеров Петр передал командование фельдмаршалу Шереметеву, отошел в сторону и встал в ряды своего Преображенского полка. Русские войска были построены необычно: вторая линия располагалась на значительном удалении от первой. Это позволяло резерву избежать лишних потерь, но создавало опасный разрыв в построении. И все же расчет оказался правильным, и в нужный момент битвы свежие, нетронутые силы второй линии пришли на помощь первой линии. В этом вскоре возникла потребность, потому что шведы со всей сокрушительной силой ударили в центр первой русской линии и прорвали ее.

Петр, внимательно наблюдавший за действиями противника, срочно принял команду над солдатами второй линии и повел их к месту прорыва. Завязался упорный рукопашный бой, который стал кровоточащей волной распространяться вдоль столкнувшихся в смертельной схватке шеренг: синей шведской и зеленой русской. Наступала кульминация сражения, тот самый роковой час, четверть часа, которые порой решают в битве все. Он был выигран русскими войсками главным образом благодаря стойкости солдат, выдержавших колоссальное давление опытного и сильного противника.

Следом наступил желанный для Петра перелом. Не выдержав ответных выпадов русских, боясь окружения (так как более многочисленная русская линия при столкновении со шведской оказалась длиннее и могла захлестнуть шведов с флангов), каролинцы, как писал Петр, «скоро хребет показали», то есть побежали.

Началась погоня, которая, впрочем, закончилась быстро – на границе поля. Дальше русские войска не пошли. Линейная тактика запрещала, во избежание потери управления войсками, покидать поле битвы после победы. Кроме того, бессонная ночь, невероятное напряжение боя оказали свое действие – солдаты страшно устали. Отдыха требовали и кони. А еще вожделенные трофеи.

Они, захваченные на поле и в лагере под Полтавой, оказались огромны. В плен попали видные генералы и придворные Карла. Сам король, тщетно пытавшийся остановить своих солдат, был увезен приближенными с Полтавского поля.

Лишь только вечером удалось снарядить погоню за Карлом. Петру хотелось повидаться с «братом Карлом» – так он в шутку называл своего грозного противника. Шведы поспешно отходили в сторону Крыма и на следующий день достигли местечка Переволочна, что на берегу Днепра. Когда утомленные шведы вышли к реке, они с трудом разглядели противоположный берег – так был широк в этом месте Днепр. Ни лодок, ни леса, чтобы сделать плоты, вокруг не было.

Заглянем в источник

С легкой руки А. С. Пушкина все знают, что сразу же после победы, прямо на Полтавском поле, Петр устроил праздничный банкет, пригласил на него пленных шведских генералов и провозгласил тост за своих «учителей» – шведов. Но мало кто знает, что тостами застолье не ограничилось. Петр, как он ни был упоен победой, напряженно думал над обстоятельствами битвы и причинами поражения столь сильного противника, каким были шведы. Пленный шведский генерал Левенгаупт вспоминал, что царь, сидя с ним за одним столом, начал расспрашивать шведов о различных эпизодах войны, в том числе об обороне Риги, которую Петру вскоре предстояло осаждать. Но потом «он больше ничего не спрашивал о Риге, но спросил, почему мы с армией столь далеко углубились, не прикрыв тыла? И почему наш король не держал военного совета? С какой целью он шел под Полтаву? Почему мы атаковали русских в том месте, где наше положение было наиболее тяжелым? Почему в деле мы не использовали пушек? Почему после первого натиска мы отступили влево и столь долго стояли на месте? И почему пехота и кавалерия не встретились на сходящихся направлениях? Мы не могли ответить на эти вопросы более того, что знали. Ведь с нами ни о чем не советовались, тогда он посмотрел на графа Головкина (канцлер. – Е. А.) и господина Шафирова (вице-канцлер. – Е. А.), который переводил его речь на немецкий, сказав, что он весьма удивлен, как это генералы ничего не знают…».

Только анализируя вопросы Петра шведским генералам, можно многое понять. Вспомним Пушкина: «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная». Даже не специалисту в военной истории ясно, что Петр глубоко проанализировал ситуацию и что сам он поступил бы иначе, предпринимая такой дальний поход и решившись на генеральное сражение. Но, забегая вперед, скажем, что человеку неведома его судьба. Ведь не прошло и двух лет, как Петр, начав войну против турок и оказавшись в окружении на реке Прут, повторил многие ошибки своего противника…

Карл, Мазепа и их приближенные, а также около 1300 солдат сумели переправиться через реку на правый берег. Все остальные войска (более 16 тыс. человек!) были так утомлены сражением и деморализованы стремительным бегством по степи, что не оказали никакого сопротивления всего лишь 9-тысячному войску А. Д. Меншикова и М. М. Голицына – все они поголовно сдались. К ногам победителей легли 142 знамени и штандарта, а свои шпаги отдали почти все знаменитые генералы шведской армии. До сих пор непонятно, почему столь сильная армия Карла потерпела такое сокрушительное поражение. Впрочем, шведы впоследствии утешились тем, что именно на поле под Полтавой завершилась эпоха, когда Швеция, напрягая силы, пыталась претендовать на мировое господство. С того момента эта сомнительная пальма первенства перешла к победителю шведского короля и его потомкам. Но и мы можем утешиться знаменитым сравнением неудачника со «шведом, который погорел под Полтавой» или издевательским выражением «Как говорили шведы под Полтавой: “Победа будет за нами!”».

Сам Петр проявил себя как зрелый полководец и смелый солдат. Он хорошо подготовился к битве, сумел создать перевес сил над шведами, внимательно следил за развитием сражения и не упустил инициативы. Когда было необходимо, он устремлялся в гущу сражения. Его шляпа была прострелена шведской пулей. Полтавское сражение стало тяжким испытанием для Петра. После него он даже серьезно заболел, но, как только поправился, стал быстро собирать обильный военно-стратегический урожай с Полтавского поля.

Сразу после сражения у Петра началась нервная горячка – таким сильным было психологическое потрясение. Однако он не терял времени даром и на редкость удачно использовал Полтавскую победу для укрепления дипломатических и военных позиций России. В эти месяцы Петр проявил поразительную оперативность, которая была связана с желанием царя «ковать железо, пока оно горячо», то есть пока шведы не пришли в себя после поражения. Кроме того, потери русской армии под Полтавой были невелики и вскоре, после отдыха, она легко двинулась в поход.

После Полтавы 1709 года Россия перехватила инициативу у противника. Теперь уже непрерывно обороняться приходилось не русским, а шведам. На волне полтавского успеха Петру удалось не только вернуть польский престол Авгус ту II, но и восстановить разрушенный Карлом XII Северный союз. Армия двинулась в Польшу. Станислав I Лещинский был изгнан из Варшавы, а королем Польши вновь стал Август II. Но после измены 1706 года Петр уже не питал прежних теплых чувств к Августу, прежде «брату истинному, а не по имени». Ситуация после Полтавы 1709 года резко изменилась в пользу России: престиж ее необыкновенно поднялся. Капризная богиня победы уже не покидала лагеря Петра.

Полтавская победа позволила Петру оформить план раздела владений Швеции. По мысли Петра, коалиция стран, куда входили Россия, Саксония, Речь Посполитая, Дания, Пруссия, Ганновер, должна была напасть на Швецию, ослабевшую в русском походе, и разодрать на куски ее владения. Ганновер, Пруссия, поляки и саксонцы брали провинции Шведского королевства в Северной Германии, датчане – в Сконе и Норвегии. А Россия оставляла себе Эстляндию и Финляндию. И хотя прежние союзные договоры не предполагали присоединения этих владений к России, полтавская победа была так ярка, влияние России так выросло, что Август II против намерений Петра не возражал. Отныне его власть в Польше полностью зависела от русского царя. Девятого октября 1709 года в Торуне он подписал с Петром союзный трактат, согласно которому к Саксонии переходила только Лифляндия с Ригой. Вскоре Дания восстановила договор с Россией. Северный союз был возрожден. В результате личного свидания Петра с прусским королем Фридрихом I в Мариенвердере Пруссия также фактически присоединилась к Северному союзу.

После возвращения Петра из-за границы в Россию в Москве был устроен грандиозный праздник победителей. Москвичи могли видеть бесчисленное количество трофеев, которые несли, тащили, везли, вели по улицам столицы под специально построенными к этому дню триумфальными воротами. Тут были шведские пушки и знамена, походная канцелярия короля Карла и его носилки, литавры и барабаны, оружие и другие трофеи. Бесконечным казался и поток пленных шведов. В первых рядах шли генералы и придворные Карла во главе с первым министром короля графом Пипером.

С весны 1710 года военные действия возобновились. Русские войска осадили столицу генерал-губернаторства Восточной Прибалтики Ригу. Осада была долгой и тяжелой. Город подвергся жестокому артиллерийскому обстрелу, начавшаяся чума косила, не разбирая, и осажденных и осаждающих. Первых умерло 60 тыс., а вторых 10 тыс. человек. Наконец, не выдержав осады, Рига открыла ворота победителям. Потом сдался гарнизон Пернау (Пярну), позже русские войска заняли остров Эзель (Сааремаа), а 29 сентября 1710 года они вступили в Ревель (Таллинн). Не менее выразительны были успехи русских войск в Карелии. Слабые шведские войска в этом районе не могли выдержать натиска русской армии: сначала, после «плотной» осады, сдался Выборг, а потом Кексгольм (Корела). Так, за одно лето вся Восточная Прибалтика оказалась в руках Петра. При этом царь нарушил условие соглашения 1709 года с Августом II – присоединил к России и обещанную ранее польскому королю Лифляндию.

Заглянем в источник

В манифесте Петра о включении Эстляндии в состав России от 16 августа 1710 года говорилось, что Эстляндия занята Россией потому, что «король шведский, по причине известного своего упорства, не дает нам никакого покоя, так что для верного достижения этой справедливой конечной цели мы вынуждены направить свои вооруженные силы в Эстляндию, дабы укрепиться в ее морских гаванях и тем самым защитить себя от всяких вторжений».

В том же манифесте Петр утверждал:

«Мы уверены, что не только благородное рыцарство и землевладельцы, но и город Ревель надлежащим образом оценят свое освобождение от шведского ига, от коего они так долго страдали».

Итак, мы видим два мотива, объясняющие, почему Петр занимает шведские провинции: необходимость обезопасить свои владения (прежде всего Петербург) от шведского соседства и желание освободить Прибалтику от «шведского ига». Если второе объяснение – из разряда пропагандистских, то первое является типичным, распространенным во всем тогдашнем мире объяснением имперского захвата чужих территорий.

В истории с оккупацией Эстляндии и Лифляндии Петр применил обычное в мировой политике право сильного. До Ништадтского мира со Швецией, по которому Эстляндия и Лифляндия были официально закреплены за Россией, оставалось еще 11 лет, но Петр уже вел себя в Прибалтике как повелитель. Так, при сдаче Риги он потребовал, чтобы лифлянд ское немецкое дворянство немедленно письменно присягнуло в верности русскому царю. Это означало, что уже в 1710 году лифляндцы становились подданными царя. Подобное же было проделано и с шестью полками шведской армии, которые комплектовались из населения Восточной Прибалтики. Тотчас по занятии Риги русские солдаты стали сбивать на публичных зданиях гербы Швеции и водружать гербы России вместо них.

В манифесте о включении Эстляндии в состав Российского государства упомянуто «известное упорство» Карла XII. Дело в том, что Петр ошибся в своих надеждах быстро завершить войну после Полтавы. В августе 1709 года он писал Ф. М. Апраксину, что шведы «сами станут за нами ходить», выпрашивая мир. Но так не случилось. Карл XII был действительно и упрям, и упорен. Из-под Переволочны он бежал в Турцию и вскоре поселился в Бендерах. Отсюда он тотчас послал турецкому султану Махмуду II грамоту, в которой писал: «Если дать царю время воспользоваться выгодами, полученными от нашего несчастья, то он вдруг бросится на одну из ваших провинций, как бросился на Швецию вместе со своим коварным союзником, бросился среди мира, без малейшего объявления войны. Крепости, построенные им на берегах Дона и Азовского моря, его флот обличают ясно вредные замыслы против вашей империи». Карл XII предлагал султану совместные действия против России. Этого как раз больше всего боялся Петр. Воевать на два фронта России было почти невозможно.

Накануне Полтавского сражения Петр I отправился в Азов и на глазах турецкого дипломата сжег часть кораблей Азовского флота (которые и так уже порядком прогнили), демонстрируя этим свое миролюбие. Кроме того, в Стамбул были посланы богатые подарки для придворных и чиновников султана. Полученные из Стамбула известия о том, что турки не будут воевать, были встречены в Москве радостным салютом. Если в 1709—1710 годы Карлу XII не удалось подтолкнуть Турцию к войне, то к началу 1711 года Петру I стало ясно, что война с турками неизбежна. Об этом говорили донесения дипломатов, а также активные военные приготовления турок. И тогда Петр I повел себя решительно, даже отчаянно смело. Ранней весной он двинул армию прямо из Прибалтики через Польшу в Валахию и Молдавию – вассальные владения Османской империи. Замысел его был прост – как можно дальше увести войну с Турцией от сильного шведского корпуса в Померании и от Украины и Польши.

Кроме того, он надеялся на помощь молдавского князя – господаря Димитрия Кантемира, который тайно от султана (подданным которого он являлся) обещал помочь русским войскам. Надеялся Петр I и на восстание балканских славян и греков, находившихся под турецким игом. Сербы, черногорцы и греки получили грамоты русского царя с призывом поднять восстание против Стамбула.

Поход против турок оказался неудачным. Он был плохо подготовлен. Не наладили хорошей разведки, были допущены тактические ошибки, не подумали о снабжении войск. Наконец, у полтавских победителей кружилась голова от успехов, и они явно недооценили противника. Седьмого июля 1711 года турки в районе реки Прут разорвали коммуникации русской кавалерии с основной армией и окружили армию во главе с Петром I в выжженной жарким молдавским солнцем степи на берегу Прута.

Легенды и слухи

Было ли завещание Петра с Прута?

История с окружением русской армии на Пруте породила легенду о завещании Петра I. Оказавшись в окружении превосходящих сил жестокого противника, Петр I написал в Москву, в Сенат, следующее письмо:

«Уведомляю вас, что я со всею армиею без всякой вины или неосмотрительности с нашей стороны, единственно по полученным ложным известиям, окружен со всех сторон турецким войском, которое вчетверо наших сильнее, и лишен всех способов к получению провианта так, что без особенной Божией помощи ничего иного предвидеть не могу, как со всеми нашими людьми погибну, либо взят буду в плен. В последнем случае не почитайте меня царем и государем своим и не исполняйте никаких приказаний, какие тогда, может быть, от меня были бы к вам присланы, хотя бы и собственною моею рукою были написаны, пока я сам не возвращусь к вам. Если ж я погибну и вы получите верное известие о моей смерти, то изберите достойнейшего из вас моим преемником».

Одни историки считают, что это письмо – фальсификация (учитывая, что подлинник его не сохранился, а содержание известно нам только в переводе с немецкого языка) и что в нем много несуразностей. Другие же историки относятся к письму серьезно, считают, что ситуация на Пруте описана точно, краткий, выразительный стиль Петра I, присущее ему мужество видны «сквозь» любые переводы. Намерение же царя передать власть не Алексею, которого он не любил, а на волю русского высшего общества не является несуразностью. Почти всех царей – его предшественников утверждали на троне выбором «всей земли». Кроме того, не забудем, что среди сенаторов был и граф Иван Алексеевич Мусин-Пушкин – незаконнорожденный сын царя Алексея Михайловича. В письмах к нему Петр называл его «братом», а сына Ивана Алексеевича Платона «господином племянником».

Орден Святой Великомученицы Екатерины

В 1714 году Петр I учредил Орден Святой Великомученицы Екатерины – высший женский орден в России. Первым кавалером этого ордена, имевшего девизы: «За любовь и Отечество» и «Трудами сравнивается с супругом», была награждена царица Екатерина Алексеевна, проявившая мужество во время Прутского похода 1711 года, когда русские войска вместе с царем и его женой оказались в окружении и после провала переговоров многим казалось, что армия погибнет. Екатерина Алексеевна настояла на продолжении переговоров и, согласно легенде, передала для подкупа турецкого военачальника все свои бриллианты, подаренные ей царем за годы их совместной жизни.

При этом турки умело отрезали лагерь армии Петра I от воды. В это время стояла страшная июльская жара, трава – корм для лошадей – выгорела, на исходе оказались и боеприпасы. Турки же – а их было в три с лишним раза больше, чем русских, – плотно обложили русский лагерь окопами и вели по неприятельским позициям непрерывный артиллерийский огонь. Положение Петра I и его войск становилось даже более отчаянным, чем под Нарвой осенью 1700 года. Армии грозила капитуляция, а царю смерть или плен. У Петра I оставался один выход – прорываться через турецкие редуты на стратегический простор. Но он понимал, как опасен этот путь, как велико превосходство турок в силах.

Они явно готовились к отражению возможного прорыва русских сил. Мысль о капитуляции была непереносима для Петра I. В дни «прутского сидения» он готовился скорее умереть, чем подвергнуться унижению.

Правда, к 11 июля забрезжила надежда – удалось завязать переговоры с турецким командующим визирем Балтаджи-Мохаммедом. Переговоры эти продвигались медленно, так как турки были уверены в своей победе. Но вице-канцлер П. П. Шафиров, который представлял Россию, был опытным, изворотливым дипломатом. Он сумел склонить турецкого визиря, жадного до взяток, к миру, за что, кстати, визирь вскоре поплатился жизнью.

По тому, какие распоряжения давал Шафирову Петр I из осажденного лагеря, видно, что царь был готов пойти на огромные уступки. В письме-инструкции Шафирову он разрешил отдать туркам все завоеванные во время Азовских походов города и крепости. Если же турки будут хлопотать за шведов, то Петр разрешил отдать Карлу XII все завоеванные шведские владения, кроме Ингрии. Петербургом, как и своей честью, он пожертвовать не мог и готов был отдать Карлу Псков, а «буде же того мало, то отдать и иныя правинцыи». В письме 11 июля, когда ожидание стало невыносимо, Петр I пошел еще дальше. Он приказал Шафирову: «Ежели подлинно будут говорить о миру, то ставь с ними на все, чево похотят, кроме шклавства», то есть кроме рабства в результате капитуляции.

Наконец Шафирову удалось заключить мир с визирем на очень тяжелых условиях. Россия обещала отдать туркам Азов, уничтожить Таганрог и другие крепости, ликвидировать Азовский флот, не вмешиваться в польские дела, разрешить Карлу XII проехать в Швецию через русские территории. Особенно тяжело было разрушить собственными руками труд 15 лет в Приазовье. Петр I плакал, когда писал губернатору Азова Ф. М. Апраксину указ об уничтожении крепостей и флота. Но иного выхода из прутской ловушки не существовало. Уже после того, как русские войска покинули проклятый прутский лагерь, Петр I 15 июля 1711 года писал в Сенат: «Итако тот смертный пир сим окончился». Про южное направление политики пришлось забыть на долгие годы.