Текст книги "Медуза. Роман"

Глава 5. Другие взоры

– Ну а начальником чего ты будешь? – допытывалась Люда.

Паша звонил ей всю ночь, но она не брала трубку. Теперь перезвонила, когда Паша стоял уже на входе в офис Группы.

– Как ты не спросил? Ну что за глупость? Хотя какая разница. Постой, а оклад какой? Оклад-то спросил?

Паша стал что-то невнятное рассказывать про систему оплаты труда на госслужбе: оклад не так уж важен, он небольшой, зато премии, зато коэффициенты, зато пенсия, наконец, можно поехать куда-нибудь отдохнуть за небольшие деньги. На вялом пассаже про дешевые обеды Люда перебила:

– Ну что ты за лох такой. Быстро иди, узнай, что там по деньгам.

И положила трубку. Паша попрощался уже в гудки.

А в Группе Руслан встретил его, конечно, уже совсем не так, как прежде. И по плечу похлопал, и «старик», и немного иронии по поводу того, «как наши люди растут», но главное не ирония, а чувство классовой сопричастности, все уже знали, хотя не было ни единого документа, что Паша – начальник отдела. Какого-то.

К полудню вызвали к Мстиславскому. Секретарша, выдержав гостя минимальные пять минут, дала сигнал – проходите.

Паша открыл первую дверь, аккуратно закрыл ее, и оказался в совершенно темном предбаннике. Если бы в этом предбаннике была еще черная кошка, или располагалась черная дыра, в которую можно было провалиться, а можно не провалиться, потому что черная дыра вообще-то маленькая. Если бы черная кошка иногда проваливалась в черную дыру, это было бы хотя бы смешно. Но Паше было не смешно, потому что он искал ручку на той двери, что вела в кабинет, и в темноте не находил ее. Через минуты две секретарша открыла дверь со стороны приемной:

– Вы что тут копаетесь?

– Да я вот…

– Тут же просто все! – секретарша сделал улыбку, ну как будто «иди сюда, мой дурачок, не бойся моих сисек», и нажала какую-то ручку сильно ниже роста человека.

Деморализованный Павел оказался внутри. И тут же деморализовался еще более. Огромное пространство. Русское поле полированного дерева и штучного паркета. И где-то вдалеке – как будто парит трон. Конечно, это не трон, а стол на возвышении. Но свет сделан так, что как будто трон парит. И на этом троне сидит Мстиславский, и на посетителя внимания не обращает.

Паша постоял около минуты. Не заметить его шумного появления было невозможно. И не заметить его слегка всклокоченную в борьбе за дверную ручку голову в принципе тоже. Но его не замечали. Как-то глупо кашлять в такой ситуации. Как будто факт, что ты кашляешь, что-то изменит. Даже как-то умнее было бы спеть. Но и это, по большому счету, глупо.

Наконец минуты через три Мстиславский поднял голову.

– А, ты? Проходи.

Паша сделал несколько шагов.

– Люблю молодежь. Рвешь подошвы. Идея с красноармейцем вообще прекрасная. Ладно, ставим тебе лайк. Да?

– Конечно, если Вы считаете нужным.

– Ты сам-то как, готов?

– Постараюсь.

– Не слышу звериного рыка! – Мстиславский откинул бумаги и распрямил жирную грудь, – Ты вообще понимаешь, что сейчас произошло?

Паше пришлось признаться, что он все понимает. Но Мстиславского мало волновала обратная реакция. Мстиславский оседлал лошадей.

– Мы номер один в стране. Вот я капитан этого грандиозного корабля, – Мстиславский провел рукой под носом, где у него было гладко, как на попе младенца, погладив несуществующие усы, – Я тут у штурвала. Но я вижу все. Что на палубе. Что в машинном отделении. Что с парусами, что с веслами. И так уже много, много лет. Потому что нам доверяют на самом верху. Потому что доверяют мне. Потому что мы цепные псы государства. Все предадут. Предаст минэкономразвития, там вообще и суть предательская, и сидят предатели. Кинет Минфин, потому что Минфин всех кидает. Они вялые. Они вороватые. Они неорганизованные. У них нет цели. У нас цель есть. Один капитан, одна цель, одна нация.

– Нация-то тут причем, – подумал ошеломленный Паша, хотя упоминание о нации его странным образом подбодрило.

– Я со своей стороны… – промямлил Паша, но вставиться в речь Мстиславского не удалось.

– Мы как Гидры со ста глазами. Мы видим все. Много врагов у верховной власти. Ты даже не представляешь, какие бывают хитрые ситуации. Вот эти хозяйствующие субъекты… – Мстиславский поднял со стола папку и показал Паше, на папке было написано «Фирмы, зарегистрированные в РФ гражданами Украины», – Ты думаешь, они хозяйствуют? Они просто субъекты. В том смысле, в каком шпионы субъекты. Те еще типы. Никто этого не понимает. Мы понимаем. И ты становишься членом нашей команды.

Паша покраснел.

– У меня тут дверь открыта, – Паша чуть не хохотнул, вспомнив свою борьбу с дверями, – Идеи, мысли – сразу ко мне. Лично. Я люблю молодых и красивых духом. Поговорим, все утрясем. Хорошо?

Мстиславский неожиданно вышел из-за стола, спустился с подиума и стал роста, сопоставимого с пашиным.

– А если вдруг узнаешь, что кто-то берет… – Мстиславский снизил тон до доверительного, – Так сразу ко мне. Понял? Сразу. Лично. В любое время. У нас тут с коррупцией строго. То есть ее просто нет.

Паша вышел из кабинета, а под ногами плыл пол. Он победно посмотрел на секретаршу, видевшую его позор. Он теперь не просто. Он ого-го. Он может зайти к Мстиславскому. В любой день. В любой час.

Кстати, а что там такого с красноармейцем, которого упомянул Мстиславский? – Паша через несколько часов вернул себе способность думать. Ну да, в материалах утренника фигурировала реклама «Сапожка», на которой был изображен тот самый из «Ты записался добровольцем», только «А ты купил обувь?» Ну и несколько слов о том, что реклама неуместна. Потому что это красноармеец, память и ветераны, которых оскорбляет решительно все. Паше показалось странным этот пассаж в материалах, потому что этот красноармеец что только ни рекламировал, но в финальном отчете он это оставил.

– Все только и говорят про твоего красноармейца! – это уже Дима, и он тут как тут.

– А что тут такого?

– Да клево, креативно. Сам придумал?

– Было в материалах.

– Глупый, на такие вопросы надо отвечать «сам». Потому что это твой капитал.

– А разве можно придумывать такие вещи?

– Никогда так не делай! – саркастически заметил Дима.

В обстановке свинячьего восторга работалось плохо. Паша свалил пораньше – и даже не спросил, можно или нет, его, кажется, даже проводили одобрительным гулом. Но какого отдела я начальник-то наконец? – спохватился он уже на улице.

– Дима, привет.

– Привет, по рюмке сегодня?

– Норм. Вчера ты пил морковный сок.

– Сегодня есть повод. Афера с тобой удалась.

– Афера?

– Ладно, в 19 в ресторане «Мадригал».

Ресторан был недалеко. Паша погулял по скверу, сел на скамейку. Мимо проходили люди, кого-то из них тоже когда-то повысили, может даже сегодня. Кого-то может быть уволили. А кого-то не продвигали вверх никогда. Это ведь такая странная штука, карьерный рост…

С неба принялась капать мягкая жижа.

Такая странная штука. Взять Селигер. Туда со всей России приезжают мальчики и девочки. Приезжают из страшных дыр. Они грызут в своих дырах глотки товарищам, чтобы туда поехать. И когда они там оказываются, то готовы уже решительно на все. Переспать с куратором – если ты девочка, хотя зачем такое ограничение, мы же современные люди – это сущая ерунда. Красть, и прелюбы творить, и друг друга обманывать крепко, как сказал древний поэт. Например: привести охранника к палатке, когда твоя соперница занимается сексом с куратором. Куратору-то ничего не будет. Так вот, на все это они идут, в надежде, что Селигер обернется белоснежным социальным лифтом. Который умчит в волнующие дали.

Но штука в том, что нет такого набора действий на Селигере, которые гарантированно вызывают этот лифт. Все это можно делать, и ничего не получить. Обратное, кстати, неверно – если ничего не делать, точно ничего не получишь. И вот девочки и мальчики лезут в это дерьмо, купаются в нем, но как же чувствуют себя те – а таких большинство – кто просто остается в дерьме, и в нем возвращается к себе домой?

Паше не пришлось ничего такого делать. У Паши есть Дима. Он просто понравился Диме, и Дима его двигает. Нормальная история нормальной страны. Ну про страну не будем – Группа, нормальная Группа, идеальная госконтора в этом море коррупции.

Люди, люди… В принципе это штырит – спасать человечество. Но вот этого конкретно спасать не хотелось бы. Идет, шатается, хотя не пьяный, видно, что уже организм изношен. Глаза бессмысленные. Шарф по ветру. А может, спасти, жалко же. Потом и меня кто спасет. Хотя меня-то зачем? Фортит теперь, будет фортить и дальше. Нет, останусь добрым. Останусь со своим народом. Простите за пафос. Идет собака. И тебя спасем! Погладил бы, но Паша боялся собак.

Люда звонит. Не стал брать. Имею право. Потому что будет спрашивать про зарплату. А я даже название отдела не знаю.

В «Мадригале» было вычурно, как у Бахчисарайского фонтана в погожий день эпохи развитого феодализма.

– Отдела пока нет, – вводил в курс дела Дмитрий.

Взяли по 50 виски, потом еще по 50, Дима хлопнул, Паша не успел еще и первую рюмку допить.

– А будет?

– Ну раз ты уже целый руководитель, так непременно будет. Тут такая штука.

Дима взял сельдь и закусил ею, потом сразу обрезком спаржи.

– Вроде как есть тенденция, чтобы контроль был опережающий. Поиск говна на ранней стадии. Но непонятно, как это формализовать. Петряков пытался под свой департамент это подгрести, потому что Мстиславский по первости будет такой отдел холить и лелеять. Казалось бы, кто я перед Петряковым? Не тот вес. Но я же хитрый.

Пришел гитарист, стал перебирать струны. Будет живая музыка.

– Так вот, но я пошел по пути инноваций. Я представил дело так, что ты в Орле двинул в самоволку, чтобы добыть некие уникальные сведения про «Сапожок». В том числе нарыл про этого красноармейца. Ну а дальше дело нехитрой аппаратной техники. Служебная записка, дескать, современный сотрудник с профильным образованием и инновационными наноподходами – уже сам по себе готовый отдел.

– А что я без году неделя?

– Мстиславский же не помнит, как только что тебя утверждал на низовую должность. Для него мы все ну так… как пыль, как утренний туман.

– И что мне теперь делать? – Паша был немного уязвлен тем, что его триумф для кого-то вроде Мстиславского – и не триумф вовсе. И вообще, все как-то византийски получается.

– Да ничего. Придут кадровики, скажут, какие бумажки заполнить. Счет, пожалуйста!

Спал один. Занзибар-Занзибар, куда ты делся?

Глава 6. Прошел месяц

Павел любил утро. Он приходил, как и прежде, немного пораньше, но совсем по другому мотиву. Эстетическому. Он наслаждался массивными дверями Группы – пока народу не было, можно было рассмотреть бронзовые ручки, разводы дерева. Особенную радость доставлял ему кабинет. Утром Павел расставлял на полке книжки и буклеты – буклеты приходили сами, книжки тоже иногда сами, но он принес еще и из дома.

Павел сдружился с Русланом уже как с ровней. Хотя цинизм Руслана несколько коробил. У Павла наступило охлаждение в отношениях с Людой – зарплата в самом деле ее не порадовала, а он и предупреждал, ну что же, пусть подумает, что ей важнее, он или его зарплата. В конце концов, они даже не женаты! Хотя какая разница. Если женщина хочет взять свое, она возьмет свое. И попробуй не дай.

Паша пробовал ездить на такси. Но Дмитрий объяснил ему, что нельзя. Вот жди, мол, пока дадут машину с водителем. Паша ждать не хотел, и, хотя водить не умел, присматривал себе машину.

– Вот, Ауди хвалят, – как-то сказал он Диме, выдав этой фразой, насколько он не разбирается в машинах, надо же, новость, Ауди хвалят.

– Ты что, и не вздумай! – Дима даже очки снял. Он носил иногда очки.

Дима объяснил, что Мстиславский, может, многого не видит. Но то, что назначил человека месяц назад, а он уже на Ауди – увидит. Лично увидит.

– Так я же в кредит!

– Не надо в кредит. Не суетись. Что тебе это метро, подошвы жжет? Есть правила игры. Ты начни играть всерьез-то, потом все уляжется.

В этом было особое искусство: оставаться нищебродом, и в то же время плескаться в обществе, где не отказывали себе ни в чем. Чтобы показать Паше, как это непросто, Дмитрий как-то свозил его на пати в Серебряный бор. Домик был так себе, старый, деревянный, но романтичный.

– Вот там хата министра природных ресурсов, – говорил хозяин гостям, собравшимся на веранде, – А вон там Дерипаски, только его не бывает тут почти.

Хозяина звали Шура, и он был бизнесменом – помогал другим бизнесменам встраиваться в систему госзакупок. Павел не понимал пока, как устроен этот бизнес. Шуре еще не было тридцати. Безусловно, его можно было назвать иконой стиля. Сын высокого чиновника из Башкирии. Почти на мази свадьба с дочерью казахского олигарха – она в Канаде живет, Шура планирует туда переехать, а в России бывать только по делам. Ничего особенного на нем из костюма человек с улицы не приметил бы. Но Дима взял Павла за локоть, и с расстояния стал показывать, какие бренды надеты на Шуру, шепотом, даже с какой-то завистью, все было очень дорого.

На Паше был фьюжн. Перед пати Дима заглянул к Паше домой, чтобы лично его одеть. Но ничего пристойного не обнаружил.

– Ну вот это, – Дима достал наконец из пашиного шкафа свитер и вохристые брюки, – Может с натяжкой сойти за от-кутюр. Когда будут спрашивать, что это и где брал…

– А будут? Так обычно женщины делают.

– Будут. Нет более ни мужчин, ни женщин. Так вот, когда будут спрашивать, молчи загадочно, брендов ты не знаешь и поймать тебя на этом незнании легко.

Внутри Шура переделал свой домик под гнездо негодяйского плейбоя. Зеркала – как же все любят зеркала – диваны по центру, плазменные панели и холодный блеск никеля подчеркивали механицизм происходящего. Такие как Шура любят, наверное, бордели в Амстердаме – подумал Паша, хотя в Амстердаме сам не был, но по телевизионной картинке представлял. Популярная механика, товар-деньги-товар, ничего личного, детка.

Гости Шуры были чиновники уровня Дмитрия – и уровня Павла, да! – и бизнесмены среднего калибра. Разговоры сводились к мучительному поиску новых трендов. Куршевель уже не в моде. Все были в Куршевеле. Что в моде, непонятно. Таиланд не предлагать, телки, правда, попадаются неплохие, но в целом обезьяны – не люди, и что тут вообще обсуждать. Мальдивы да, но на Мальдивах недавно Гарика взяли по запросу из России, черная метка на Мальдивах. Ницца – пошло. Рим – плебейски. Берлин – буржуйски. Мир стал слишком тесен, в нем нет места для нас. Павел завел было шутливую беседу, а не перебраться ли в космос, но на него посмотрели странно – парящих в эмпиреях умников тут не любят, понял он, все земное, все никелированное.

Было скучно, потому что Павел привык быть один, а тут нельзя было быть одним, тут надо было быть вместе со всеми, но вместе со всеми тоже пока получалось слабо, потому что поддержать разговора Павел не мог. Учи матчасть, придурок! Машины – не знает Павел брендов. Ну то, что Феррари – это такие итальянские и красные, гоночные, это знает, конечно, но Мерседес, оказывается, не так чтобы крут, Вольво не обсуждается (а Паша думал, что хорошие машины, надежные), но тут же еще всякие модельные ряды, буквы-цифры, вот этого точно не знает. Придется гуглить! А что еще на работе делать, работа оказалась пока – по крайней мере пока – не слишком напряженной.

Вынесли молекулярную кухню, стали обсуждать молекулярную кухню, это тоже было дико не интересно, но, учитывая, что прежде Павел вообще не догадывался о ее существовании – познавательно.

– А ты где ланчуешься? – неожиданно спросили его.

Паша помнил совет Дмитрия – во всех неловких ситуациях загадочно улыбаться. Так и сделал.

– А, понятно, и ты в Жан-Жаке, – по-своему понял томительную пашину улыбку собеседник, – Лошары вы все! Уже не-мод-но!

Павел тут же потерял нить. Но компания его приняла. Ну понятно, раз пришел – значит свой. Чужие тут не ходят.

– Ой, кто это!

– Это наша Люсинда! – ответила только что вошедшая девушка, демонстрируя всем крошечную собачку.

– Дима, а разве носить такие собачки – это не отстой?

– Вообще-то да, – очень тихо ответил Дима, – но не все об этом знают.

– Милая, привет-привет, – девочки целовались, оставляя расстояние между губами и шеей Люсинды. Хотя Люсиндой звали собачку, Паша решил – и девица тоже пусть Люсиндой будет.

– Ну ты как?

– Ой я чумово!

Ну и так далее.

– А вот сейчас что-то будет! – предупредил Дима.

И пояснил – в углу мальчик Люсинды бывший, там была какая-то история не очень хорошая, видать о ней не знали, раз их вместе свели. Но ничего не было. Мальчик сухо кивнул, Люсинда тоже, как-то и разошлись. Потому что выпить не успели, наверное. А до выпивки Павел-то и не досидел, Дима куда-то торопился, да и Паше наскучило, откланялись, естественно, всем дико жалко, что они уходят, естественно, о них тут же забыли.

– Как тебе?

– Телки все одинаковые. Я не люблю таких. Типа модельная внешность.

– А никто не любит.

– ?

– Но надо, понимаешь, надо. Надо трахать таких, надо жениться на таких, и это проблема, потому что на самом деле разные вкусы у людей. Кому-то нравятся брюнетки, кому-то толстые, кому-то даже возрастные. Мы ведь как любим-то? Что-то в детстве произведет впечатление, первое яркое впечатление. Героиня мультфильма. Добрая соседка блинчиками с курагой угостила. И все, на всю жизнь стереотип. И если ты человек с улицы, ты никому не обязан, кроме самому себе как, ты можешь искать и выбирать. Но в этом кругу у тебя нет свободы выбора. Только блондинка. Только высокая. Только на каблуках и в платье. Ну понятно что дома не на каблуках и не в платье, но вообще-то лучше, если дома один. Потрахать и спровадить. Надо беречь личное пространство.

Павел думал: ну что за глупости! Хотя спорить не стал.

– Пускай надуваются от принадлежности к сферам, – размышлял Паша, пока Дима рулил, – Я все же не для понтов пришел на госслужбу. Я поломаю стереотипы и буду выделяться из толпы, потому что это будет моя стратегия. Вот нравится мне Люда, и я буду с ней. И пускай ко мне куклы клеятся.

А куклы клеялись уже. В столовой это было как-то очень заметно. Одна кукла по вечерам повадилась ходить в кабинет, разговаривать о жизни, ну и явно ждет, чтобы ее пригласили куда. Легкая добыча. Сексуальный опыт у Павла был мизерный, баб мало по жизни попадалось, и почему бы его не углубить, но тут какое-то дурацкое противоречие включилось, «мне в руки идет, а я не буду, потому что слишком просто».

На самом деле, Паша просто боялся. Боялся настолько, что был уверен: в кровати облажается. А раз так, чего и позориться.

Глава 7. Тили тесто

После некоторого охлаждения, Люда стала бывать чаще. Люда стала чаще брать трубку. Люда однажды сказала, что им неплохо было бы пожениться.

– Ведь мы оба этого хотим? Я так думаю, что мы или женимся, или расстаемся. Потому что иначе время теряем.

Был вечер, ясный холодный вечер, он Паше хорошо запомнился. Люда сидела в кресле, скрестив ноги, босые ступни утонули в икеевской козлиной шкуре, ее лицо было почти не видно, потому что света в комнате еще не было, а прямо за Людой, за окном, заходило кровавое студеное солнце. Люда сказала то, что сказала, и ждала реакции, ее ожидание сгустилось в воздухе. Паша молчал, потому что сказать «да» боязно, сказать «нет» еще более боязно и чревато. Люда пошевелилась своим невысоким компактным телом внутри свитера, расшитого оленями – Скандинавия.

– Так что скажешь?

Павел больше всего на свете не любил что-то решать. Вот с карьерой как хорошо сложилось, поплыл по течению, и все. Сам удивлялся до сих пор, как он так взял, и из резиденции губернатора свалил, что потом ему неожиданно помогло. Иногда, когда один, в поле, в поездке, Паша мог принимать решения. Но как только рядом появлялся другой человек, Павел мысленно и сам для себя незаметно делегировал ему это право.

– Хорошее предложение! – сказал наконец Паша, оправдав свое молчание тем, что он, стоя спиной к Люде, готовил кофе.

– Тогда завтра в ЗАГС?

– Завтра у меня совещание.

– Ничего! С утра! С раннего утра, ЗАГС с 7 часов работает. Для таких как ты занятых карьеристов!

Что-то потом было после этого, секс был, опять была Луна, но на этот раз серпиком, красная, почти у самого горизонта. Паша не был рад сексу, довольно редкому, если учесть, что они с Людой все-таки молодые любовники, им положено по статусу. Паша уже чувствовал себя как бы в браке. Ведь все уже решено. И секс как бы стал обязанностью.

– Интересно, он всегда такой у людей в браке? – думал он.

Но вслух, конечно, ничего не говорил. Он вообще в тот вечер говорил мало. Если бы Люда заметила это, она бы спросила, но она не заметила, а поэтому не спросила.

– Мы даже в икею не съездили! – думал Паша.

С другой стороны, ну вот, съездим, что же, муж и жена одна сатана.

Люда ушла, хотелось с родителями побыть в такой важный вечер, а он лежал на тахте, думал, ну обычные глупые мысли – а нагулялся ли я? А что такое нагулялся? А когда достаточно? Это количеством измеряется или чувством, что хватит? Про количество тут и говорить нечего, вечно учился, вечно некогда, ну а на самом деле боязно опять же и лень. Ну а про «хватит» или не «хватит»?

– Представь, – говорил он сам себе, – что Люды больше нет со мной, и что мне надо будет кого-то искать. Где искать? Ну, как бы клеются ко мне. То есть не проблема найти? Но те, что клеются, какие-то не такие. То есть надо искать других. В моей ситуации реальнее всего сайты знакомств. Но я ведь целый руководитель отдела. Как я буду знакомиться с неограниченным кругом неизвестных лиц? Ладно, буду инкогнито. Фото не мое, имя не мое. Потом раскроюсь. Но это же гимор, гимор! Переписываться. Встречаться. В основном впустую встречаться. Ты не понравился – хреново. Она не понравилась – тоже невесело, как отказать, чтобы не обидеть. А так, чтобы обидеть, Паша не может, Паша ласковый слабак.

Вообще, конфетно-букетный период – затратный и неприятный. Разговоры ни о чем. Имитация интереса. Да? Правда? А расскажи про свою подругу? А ты где отдыхала в последний раз?

– Ну мы были в Турции, ну турки конечно такие противные, ну море такое приятное, да, но ветер был и волны, и было очень жарко, а хочешь я покажу фотку с цветочками и там я у моря?

– У, ты в купальнике?

– Да, это такая развратная фотка!

Дорого, цветы очень дорого, с деньгами, кстати, пока не очень хорошо. Цветы вообще штука страшно глупая. Носить их до того, как подаришь – муторно. Неудобно. Колются. Хорошо хоть, что потом она носит. Но во всем фальшь, вот пришли в кафе, официантка принесла для цветов вазочку, свечи, дорого и невкусно, в ресторанах редко бывает вкусно, зато всегда бывает дорого, но главное – бессмысленно это все, бессмысленно. Все ради кровати, а кровать может и не оправдать ничего этого. Нет, она, конечно, оправдает так или иначе, кровать это кровать, но как не позавидовать ребятам, которые как-то легко, без шелухи.

– Ладно! Раз ты так не можешь, то женись! – решил Паша и отвернулся к стене, чтобы заснуть.

И тут заметил, что забыл за всеми этими переживаниями снять носки. В носках Павел спать не любил. И пахнет не так, и ощущения свежести с утра нет. Если человек не снимает с себя совершенно все хотя бы раз в день, то он закисает внутри своей одежды. Паша привстал, чтобы стянуть носки, и тут его внимание привлекли какие-то звуки со двора. Паша подошел к окну.

В доме напротив выделялось светящееся окно, широкое, балконное, балкон не застеклен, поэтому видно хорошо. Женщина кричала на мужчину, мужчина кричал на женщину, ничего особенного. Паше всегда казалось, что, когда люди ругаются или кричат, у них воняет изо рта. Женщина была некрасивой, мужчина – ну тут сложно говорить о красоте, остаток человека, остаток замысла, который Творец показал в ребенке. Конечно, я не такой, и у меня никогда так не будет. Конечно, я никогда не буду такой скотиной в майке-алкоголичке. И Люда никогда не будет так орать, она состарится, родит, потеряет что-то из достоинств ее фигуры, но никогда не будет такой злой, такой вонючей, такой бессмысленной. Но ведь те люди – тоже когда-то думали, что у них хорошо все обернется? Или не думали? Просто плыли? Брак по залету. Залет по пьяни.

– Быдло, быдло, – вертел в устах неприятное ему слово Паша.

Он не быдло. Люда не быдло. Все будет хорошо.

А ведь нет луны. Но почему же не спится?

А потому, что тревожный ветер. Ветер – это инфразвук, с ним не спится, ведь инфразвук – это волны, возбуждающие в человеке подсознательную панику. Перед землетрясением бывает инфразвук. Во как.

Паша и не заметил, как заснул – в кресле, и, кстати, в носках.

Утром был ЗАГС, в ЗАГСЕ были пузатые невесты, были и не пузатые невесты, были молодые мужчины, смешные и озабоченные, была бюрократическая толкотня, стены, крашеные желтой краской снизу и побеленные сверху, и не очень хорошо пахло. ЗАГС оказался тем, чем и является – унылым государственным заведением. Паша страдал – он хотел скорее попасть на работу, где не было, конечно же, никакого совещания, и хотел покурить – с некоторых пор Люда не одобряла, когда он курил при ней. Он даже сигареты прятать стал.

Вот странно! На работе Паша стал ощущать уже некоторую власть. Пока лишь некоторую, потому что показать свою власть сполна Паша мог в каком-то деле, а дел у нового отдела не было, потому что не было на отдел штатного расписания. Но то на работе, а в отношениях с Людой он вел себя, как будто она уже родила ему тройню, заплатила за него ипотеку, и как будто 20 лет брака сковали их ржавой железной цепью, ржавой и железной, а вовсе не той, по которой кот ученый.

Ладно, отмучались, у ЗАГСа Паша взял такси, пришлось отвезти домой и Люду – она божилась, что начнет работать, потому что так правильно, но потом, потом.

Вечером выпивал с Вовкой Стреляным, все как обычно, водочка, грибочки, солдатские шуточки.

– Дурак!

– Да ладно тебе.

– С другой стороны, когда-то надо через это пройти. Ты теперь целый начальник, а начальнику надо быть с женой. Иначе – гей, а этого не любят у нас. Знаешь эту историю?

Паша знал, но Вовка все равно ее рассказал, в который раз. Один высокий чиновник отличался нестандартной ориентацией. Ну, предавался своей ориентации вне работы, разве что нанимал себе в ближний круг мальчиков покрасившее. Однако же начальство все заметило, не укрылось, и шеф посоветовал жениться.

– Мы все понимаем, но сейчас такой момент. Страна в едином порыве. Так вот, переступи через себя.

Придется переступить, но поиски – это так противно. Вышел как-то на даче на крыльцо, и через забор увидел соседку. Баба и баба. Чиновник даже не знал, кто там у него, за забором. Но ясно, что близкий круг.

– Женой моей хотите быть?

Она была замужем, но супруг не того полета, что наш чиновник. Поэтому по согласию трех сторон – развод, и новый брак без секса. Секс разрешено сохранить с прежним супругом.

– Будем дружить домами! – сказал, сияя, прежний, поднимая рюмку.

Его дела с тех пор пошли в гору.

– Собственно, я ничего не потерял, – говорил он своей в постели, – Ты у меня как была, только госзаказы пошли косяком.

Вовка все это рассказал, руками обрисовывая особенно пикантные ситуации.

Паша слушал, это все был фольклор, было или не было, неизвестно, но знание таких баек есть часть принадлежности к клубу избранных. «Об этом не напишут газеты».

– Ладно, все к лучшему, как уже было сказано предыдущими ораторами, но мы это хорошо отметим! Мальчишник! – кричал Стреляный.

– Мальчишник? Никакого мальчишника! – шептал Дима на следующий день Паше, – Знаю я Стреляного, сауна с проститутками предел его фантазии, ты на соплях висишь, ты на птичьих правах, застукают – менты ведь крышуют, все видят – я тебя не отмажу!

Паша струсил и мальчишник отменил.

Через месяц они с Людой расписались. Не стали платье покупать, не стали свадьбу делать – Люда сказала, что все это дорого и не нужно. Они пришли, как были, Люда в кедах даже, и расписались. Рядом с расфуфыренными бибиревскими дамами. Ощущая свое внутреннее превосходство и ловя на себе презрительные взгляды, которые только разжигали превосходство.

Вечером Люда переехала к Паше. Ну как переехала? Вещей с собой не взяла. Сказала:

– Зачем все тащить? Что понадобится, заеду, возьму.