Текст книги "Медуза. Роман"

Глава 8. Первая кровь

Наконец, пашин отдел появился в штатном расписании, а вслед за этим событием возникли и сотрудники. До этого момента Паша, искренне имитируя работу, занимался чтением инструкций. Из инструкций следовало, что Группа всегда права, потому что она за справедливость. Весь остальной мир только и делает, что стяжает и способствует своему личному обогащению. Кто же остановит этот разгул? Вот мы и остановим. Миссия. Корни. Совершенство в деталях.

Сотрудники оказались молодыми людьми, свежими выпускниками Низшей школы экономики. Дениса Паша даже заметил не сразу, Денис расширенно улыбался и был готов на все, поэтому не бросался в глаза на фоне всеобщего энтузиазма. Кристина – яркая брюнетка с длинными ногами – уже получила выговор за неподобающе короткие наряды от кадровой службы, но ее это мало беспокоило. Кристина пришла жечь напалмом ради собственного блага. Она была уверена, что ей уже несут взятку – сначала пусть небольшую, а там как пойдет. Паша провел с нею воспитательную беседу:

– Страна погрязла в коррупции, и это хорошая новость для тех, кто решил погрязнуть вместе с нею. Но это плохая новость для тебя, потому что ты попала в структуру, где реально борются с коррупцией. Пока вороватые дуболомы из псевдо-силовиков прикидывают, как бизнесмена сначала раздеть, а потом уничтожить, мы сразу уничтожает бизнесмена, этого источника взяток и соблазнов для чиновничьего аппарата. Пока вялые задницы в экономическом блоке правительства тусят по заведениям с голыми тетками, ездят на красных гоночных машинах и выходят замуж за коррупционеров, мы разгребаем авгиевы конюшни, оставшиеся после них. Настройся на работу.

А вот, кстати, и работа подвалила. Это хорошо, что первое большое задание отдел Предвидения проблем – именно так в итоге стала называться пашина синекура – получил, когда кадры появились. Это называется «функции, обеспеченные ресурсами». Паша видел, что борьба за функции шла нешуточная, обеспеченные они или нет – давай сюда, что не проглотим, так разжуем – и понимал, насколько ему повезло, что он может не только взять на себя работу, но и выполнить ее.

Все началось на планерке, Мстиславский сидел за своим креслом где-то далеко, во главе бесконечного, как история Византии, стола, и рвал, а также метал:

– Вот Орел – хорошо! Такую сеть накрыли! Но есть регионы, которые недорабатывают. Курск! Что далеко ходить, рядом на карте. Они утонули! Ни одного раскрытого картеля за месяц! А я президенту докладывал, что страна погрязла в картелях. В каждом регионе, в каждой отрасли коммерсанты между собой договариваются! Зарубите себе на носу, сонного царства я не потерплю. Кто не может раскрыть картель, мы тому поможем с трудоустройством за пределами нашего ведомства. Кстати, у нас есть целый отдел, работающий на опережение.

У Паши потемнело в глазах, но все закончилось мирно – отделу предложили сработать на опережение по Курску. Паша позвонил в Курск. Трубку взял Эраст Разумный, судя по голосу – бойкий такой и разумный Эраст.

– Это Павел Всеволодович Корсаков из центрального аппарата, отдел предвидения.

– Ой, какие отделы у нас теперь есть.

– Босс сегодня поминал Курск…

– Чем обязаны?

– Я бы оставил неуместно игривый тон. Куда ваши картели подевались?

– Люди работают, бизнесмены осознают и трепещут, – Эраст как-то не торопился трепетать.

Паша нагнал железо в голос:

– Дело должно быть к вечеру!

Оно было к обеду, оно досталось Кристине, Кристина была недовольна:

– Ну фу! Это не бизнес, а ерунда какая-то!

А дело было не ерундовым. В центре Курска возвышался (судя по фото, возвышался неплохо) торговый комплекс «Фитилек». В нем был кинотеатр, который торговал поп-корном. Засада состояла в том, что больше поп-корном в «Фитильке» не торговал никто. Не торговали им в обувных и одежных магазинах. Но это ладно, но там могли бы быть частные предприниматели, просто торгующие поп-корном.

– Представляется, что владельцы кинотеатра выдавили других представителей бизнеса, которые могли бы реализовывать аналогичную деятельность, – прозорливо писал Разумный.

– Большие дела начинаются с малого, – наставлял Паша Кристину, – Понимаю, пока в Нишке училась, оперировала золотовалютными резервами и анализом действий ФРС США, но откуда берутся резервы, как не от бизнеса? В США малый бизнес производит 80% ВВП! У нас тоже немало – 20%. Но как производит, тут же важно качество ресурса. Если так, как в Курске, убивая все вокруг себя, это никуда не годится.

Кристина поняла, что в первый рабочий день ей взятки не принесут, или просто решила попробовать поработать, все же место новое:

– Конечно! Да я сама бываю в кино, это ад, билеты по 400 рублей, плюс на то-се тысячу оставишь.

– Тебе и карты в руки. Хорошо, что ты экономику пропускаешь через себя.

Кристина взяла в руки карты, а Паша взял под особый контроль дело попкорна. Работа закрутилась – даже бесполезный восторженный Денис получил задание исследовать рынок поп-корна по всей России. Денис с помощью Паши и Кристины – да, она быстро вошла в курс – выяснил действительно чудовищные вещи.

Только вдумайтесь, по России 98% кинотеатров реализуют поп-корн. При этом цены на поп-корн устанавливаются не через рынок, а через метод «затраты плюс». То есть предприниматель приобретает аппарат и сырье, нанимает человека, это его затраты. Потом смотрит, как обеспечить маржу побольше. Маржа устанавливается по правилу «пока берут» – цену можно повышать до тех пор, пока потребитель не начинает отворачиваться от товара. Поскольку речь идет о кинотеатрах, куда человек пришел с заранее созревшим умыслом потратить деньги, клиент часто не смотрит на ценник. Налицо обман потребителей и попытка воспользоваться измененным состоянием сознания клиента. С этим надо что-то делать. Аналитическая записка вопияла белугой. На ее составление ушла неделя, неделя бессонной работы в офисе. Денис скрежетал. Кристина периодически бегала в туалет, возвращаясь со свежим макияжем. У Паши в доме начались проблемы – Люда иногда хотела секса, а Паша, погрузившись в страдания киноманов и в происки мафии киноиндустрии, о сексе и думать не мог. Иногда он не успевал принять утром душ. Дима ругал:

– Ты стал как босяк, хуже, чем до повышения.

Зато Руслан хвалил:

– От тебя за версту воняет удалью! – сказал он как-то в лифте, и Паша заметил, что у самого Руслана грязь под ногтями, да и волосы пора бы помыть.

Странно, пока Руслан был начальником, Паша такого не замечал.

Через две недели Павел был готов сделать обобщающий доклад своему новому шефу, первому заместителю руководителя группы Петру Либкнехту. Доклад тянул на всероссийское дело против кинотеатров как таковых. В финале Павел делал предположение, что нужно устроить тотальную проверку в кинозаведениях: скажем, почему в 70% случаев в районе действующего кинотеатра нет другого кинотеатра в шаговой доступности?

Либкнехт быстро прервал изложение:

– Я все понял. На то вы и руководитель отдела прорывов и будущих решений, что мыслите глубоко. Я вижу всю ситуацию до конца. Давайте так: вы доводите ситуацию по Курску до победного, потом можно двигаться вширь. Пока у нас есть прямое указание Мстиславского встряхнуть Курск, а также его общее указание быть бдительным и делать выводы. Работайте по Курску.

Паша решил в конце концов слетать в Курск сам. Оказалось, правда, что слетать туда не получается, потому что единственный аэродром давно не принимает рейсов, и Паша поехал на поезде. Он взял купе – ему намекнули, что СВ – это для коррумпированных гадов из других министерств. Проводница предложила бизнес-ланч – Паша сначала согласился, потом отказался, ну какой может быть бизнес, когда ты на государевой службе.

В окне неслись пейзажи, однообразные и унылые. Впрочем, сами по себе равнины, горы и леса лишены настроения, это человек накладывает свое состояние на пейзаж, и Паша задумался, отчего так хорошо тоскуется в России, но так плохо радуется? Конечно, жизнь несовершенна. Ну и Люда… Какой-то странный брак. Все-таки странный. Лучше уж свадьба, дебильные конкурсы, пьяные гости, разбитая посуда и синяки под глазами. Если не так – то мальчишник к Вегасе, как у америкосов. Или что-то традиционное, как в Индии, цветы венком на шее, лепестки под ногами. У Паши не было из свадьбы ничего, и осталось чувство, что ничего и нет. Люда приходила, уходила, она часто оставалась у мамы, она бывала с подругами – Паша не разгибал спины, но все видел из-под век. Просто не было времени об этом подумать. Ведь впереди вся жизнь. И найдется время, чтобы встать на ноги, осмотреться, немного расслабиться и подумать о себе.

В поезде ехали простые люди, не карикатурные из кинематографа, без яиц и курицы в рационе, и без выпивки. Не очень разговорчивые. «Тянет поговорить» – и не тянет, и не тянется. Так Паша уснул.

Курск встретил холодком. По неровной улице машина везла в офис Группы. В офисе все показалось маленьким, как будто пришел в небольшой медицинский центр – вот здесь травматолог, а тут уже операции делают. Не было дистанции между властью и сотрудниками, и даже секретарша болтала с подружкой по телефону и лишь кивнула головой, когда Паша шел в кабинет Эраста. Тот взял быка за рога:

– Что будем шить?

– По совокупности преступлений, – ответил Паша, подивившись постановке вопроса.

– Ну вы сами-то…

– Что я сам?

– Ну, как-то это мелко, что ли.

– Как так мелко?

У Паши застило глаза. Да тут всю систему менять надо. Эраст понял, что откровенность ни к чему. Эраст раньше работал стоматологом, и еще не привык к Византии в быту. Управление Группы испытывало острую нужду в сотрудниках, а Эраст недавно женился на дочке вице-губернатора.

Паша изложил данные исследования: ситуация по стране тяжелейшая, Курск станет полигоном для громкого дела.

– Конечно! – Эраст пытался загладить порывом неловкое начало разговора, – Навязанные услуги. Это очень серьезно. Вынуждены покупать только тут. Охрана препятствует. Вынимают из сумок еду, купленную где-то еще, тут и покушение на имущество, тут и насилие, и вообще, а кто хозяин кинотеатра?

А кто его отец, как сказано в эпиграфе у Пушкина.

Ну кто. Да из московских. Была тут в Курске попытка культурной революции. Галерея, перформансы, приехал, возглавил, акционеры послали. Но не принял народ сомнительного искусства. Без стечения публики проходили пати и афтопати. Стали просить денег. Из бюджета. Директор кинотеатра, правда, ничего не просил. Но он из той же компашки.

– Сходим! – решительно сказал Паша, и они с Эрастом поехали.

Был день, давали «Монстров-енотов», детское, зал почти пустовал, мать с карапузом, да бабушка со школьницей. Мать поп-корн взяла, ребенок клянчил. Бабушка не стала. Паша принялся делать контрольную закупку:

– Сколько?

– Двести.

– А где еще можно поп-корн купить?

– Как где? У нас.

– А еще?

– А зачем еще? Тут же удобно, взял и зашел. Какому дураку еще нужен попкорн, как не в кино?

– А в кино зачем?

– Так принято. Ребята, да что вы докапываетесь?

Эраст сказал через минуту, когда уже сидели в зале:

– Уволят парня.

– Что?

– Ну а куда его. Правда что ли енотов смотреть будем?

Не стали.

Приехали вместо этого в кафе «Солнышко Китая». Восточная кухня. Паша поймал себя на том, что смотрит на вещи уже как профессионал. Кафе стояло на улице, где были еще кафе, так что все в порядке. Выпили какой-то гадости – вроде как рисовая водка. Сосуды в голове, измученные жесткой подушкой поезда и холодным утром, смягчились.

– Ты ничего, что я так? – допытывался Эраст.

– Как так?

– Ну, как бы понимание сначала не продемонстрировал. У нас тут свой масштаб, местный, мы многого не понимаем, вы нам помогайте. Пока вы нас не пнули, ну кино как кино, никто и не смотрел.

– Для того мы и поставлены, чтобы видеть как бы сверху, – Паша немного плыл.

Перед поездом вышли на улицу, размялись, Эраст долго махал, провожая Пашу, а тот и не смотрел из окна вагона. Сразу спать лег.

Через пару дней Кристине перекинули ролик местного телевидения:

– Для кинотеатра основным генератором прибыли являются не билеты, а сопутствующие товары и услуги. Прежде всего это продовольствие. Так называемое сопровождение, связанное с покупкой продовольствия. Требования по запрету на пронос продукции – это как раз попытка навязать услугу по покупке соответствующих продуктов на территории кинотеатра. И это незаконно. Особенно это характерно для кинотеатров без 3D-оборудования с высокой добавленной стоимостью на билеты, – уверенно говорила девушка, ровесница Кристины.

Кристина придирчиво смотрела на нее, думала:

– Вот она в Курске. Лошара драная, но ведь я могла быть на ее месте. Сапоги – где взяла такие. Вечером пойдет в тошниловку какую-нибудь. Дыра и есть дыра, дырой небось и она место в ящике заработала.

– Зато с ней все здороваются на улице, для Курска она звезда, – как бы прочитал ее мысли Денис.

Паша торжествовал. Кинотеатр разобрали по косточкам. Директор уехал в Москву. Собственник стал в панике продавать актив. Покупатель нашелся – некто Карен, говорят, неплохой человек, а главное – родственник владельца развлекательного комплекса. Ну все одно к одному, главное, не остались куряне (так кажется) без зрелищ.

Паша готов был взяться за дело в масштабах страны, но Либкнехт осадил:

– Ты горяч, это прекрасно, но есть регламент. Ты собака, ты пес Мстиславского, пес Российской Федерации, ты ищешь жертву, а дальше ею занимаются охотники. Ищи следующую.

Этим Паша и поделился с Людой. Люда разогревала пиццу в духовке.

– Пицца подорожала, – сказала она.

– Не покупай в магазине, делай сама.

– Слушай, «делай сама», тебе стряпуха нужна, чувырла суконная, или нормальная баба под твой статус? А если под статус баба, то бабу твою вообще не должны парить цены на пиццу, и тем более, как работает эта гребаная плита.

Спала отдельно.

Глава 9. Красное колесо

Как-то в ночь Паша проснулся от того, что Люда рыдала.

– Ты что?

Она не отвечала, встала, голая, прошлепала к окну, силуэтом на фоне прямоугольника мелькнула.

Потом как бы пришла в себя:

– Нам детей надо, пора нам детей.

– Так какие проблемы?

Это была, конечно, ошибочная фраза, потому что только у мужчин нет проблем. У женщин они есть всегда. Вот просто так взять, и завести? А жить где, в однушке? Я не собираюсь спать в одной комнате с люлькой. Понадобится няня. Няне нужна отдельная комната. Это был разговор о деньгах, конечно же. На самом деле, все женские разговоры сводятся именно к деньгам, но мужчины этого не понимают, потому что не умеют вычленять суть вопроса. Им кажется, что нужно анализировать слова, брошенные в их адрес упреки, но слова в данном случае просто слова. Люде нужна новая просторная квартира.

– И не в такой дыре! Тут приличных школ нет! Ты согласен возить ребенка через весь город? Да что я, у нас и машины-то нет.

Принялись в ночи перебирать возможности, как квартиру заполучить. Эту продать – непонятно, откуда взять остальное. Кредит как бы отпадает. Ничего не решили, но Люда заронила то, что хотела заронить, Паше в голову.

А у Паши на работе времена были веселые. Дима, Дмитрий, добрый бог из машины, благодаря которому Паша стал тем, кем еще несколько месяцев назад и не мечтал стать – у Димы неприятности начались.

Завертелось все со странной планерки, на которой Мстиславский был зол. Знающие люди умели вычислять, сколько Мстиславский принял накануне. Принимал он хорошо, а годы-то не те уже, и Мстиславский утешал себя тем, что подрагивание суставов и необъяснимая агрессия с утра есть лишь разумная плата за вечернее веселье. Паша все еще не входил в ближний круг Мстиславского, поэтому таких нюансов в поведении босса не замечал. Те, кто входил, могли уловить беду не только по общему состоянию, но и по запаху – этот непередаваемый аромат похмельного мужчины, особенно заметный, когда Мстиславский поднимал руку, потому что аромат распространяется преимущественно из подмышек. Так вот, это была одна из таких утренних планерок.

– Что творится? – крикнул Мстиславский.

Ну, все замерли, мало ли, что творится. Тут каждый день что-нибудь творится.

– Подъезжаю сейчас к конторе, и вижу, на каких машинах ездят наши сотрудники. Некоторые наши сотрудники! В пору, когда президент ведет борьбу с роскошью, когда эта борьба ведется нашими, собственно, руками…

Ни одной фамилии на планерке тогда не назвали.

– Что делать? – спрашивал Дима за обедом у Паши.

– А что?

– Парковаться подальше, что ли.

– Так ты на свой счет?

– Ну а как не на свой.

– На метро попробуй.

– Нет, я лучше в пробке три часа простою, встану раньше перепелов сизокрылых, но поеду на своем руле, чтобы соотечественников не нюхать.

Фраза про «не нюхать» как-то запала Паше в душу, потому что он применил ее к себе. Он ездил на метро, считая это в принципе не самым удобным и приятным делом, но и не так чтобы ужасным. Получается, он то ли нюхал, и радовался, то ли под вонючими соотечественниками можно было разуметь и его.

Не Дима ли рассказывал Паше, что выделяться нельзя? Не Дима ли отговаривал Пашу от покупки более-менее приличной машины? Дима, Дима… Но слаб человек. Дима любил машины с мальчишества. Тратил на них прилично, часто менял. Он готов был соблюдать нищебродский дресс-код. Готов был держать в девственности корпоративную банковскую карту. Легко соглашался ничего не писать в социальных сетях с отпуска на пристойном заграничном курорте. Но от машины он отказаться не мог. Знал, что нарушает правила, отговаривал Пашу их нарушать. А сам не мог.

Так получилось, что через несколько дней сидел Павел у Арона Ашотовича, старого сторожевого пса, и болтали они по-свойски. Арон Ашотович теперь Пашу за главного своего приятеля признавал, ну и стороны не вспоминали, конечно, о том инциденте с Орлом. Да и об Орле не вспоминали. Паша иногда припоминал ту командировку, первую свою:

– Вернуться, что ли, вдуть Алене! Ну и дурак был, поехал за романтикой. Еду за тумаааном!

Ну вот, сидели, разговаривали.

– А вы, Арон Ашотович, на чем ездите?

– У меня старенькие Жигули, – закряхтел Арон Ашотович, – Но такие пробки, что я в центр даже и не пытаюсь!

У Арона Ашотовича был БМВХ6 на самом деле, но эту машину никто не видел. Это было неприятно, ведь самое главное в демонстрационном потреблении – слово «демонстрационное», но чиновник убеждал себя, что и в тайном обладании есть кайф.

– Это как если бы ты натягивал малолетку, – иногда сам себе говорил заслуженный силовик, – Таким не похвастаешься, но в этом есть своя прелесть!

– А я на метро! – бодро сообщил Паша.

– Правильно, правильно. Госслужащий – витрина, и нечего на нее выставлять неподобающие вещи.

Помолчали.

– А ведь есть у нас и странные люди, – сказал вдруг Арон Ашотович.

– Ну как странные?

– Ну так. Странные немного. Хорошие машины. Я помню, давно дело было, я еще работал на советском телевидении.

– Вы там работали?

– Да. И вот приезжает глава советского телевидения на служебной «Волге», а уже кооперативы, хозрасчет, новая экономика. И тут же подкатывает сотрудник на Ауди Бочка. Ну понятно, что машина так себе, но тогда любая иномарка в глаза била. Так этот Кравчук – так шефа телевизионного звали – разъярился, и потребовал проверить все доходы этого сотрудника. Источник доходов.

– И?

– Ну а там такое «и»… Джинса, одним словом. Это когда ты рекламу протаскиваешь мимо кассы. Конечно, если образ жизни не соответствует зарплате… Уволили.

– И правильно! – сказал Паша, – Так что у нас, получается, Мстиславский еще не так уж и суров?

– Да он душка! – зашамкал Арон Ашотович, – Вы других не видели. Сенина из Рось-Нефти. Он как гаркнет, так людей в реанимацию увозят.

Вспомнили несколько анекдотов про злых начальников.

– Вот и распустились наши! – резюмировал Арон Ашотович.

– И не говорите, – поддержал Павел, – Мол, в метро ездить – сброд нюхать.

– Это кто ж так говорит?

– Да Дима юродствует, – Паша подумал, повертел пальцами стакан с кофе на столе, – Нюхать, да, так и сказал.

Снег долго не мог выпасть в тот год, как раз, как Паше идти домой, он вроде бы начал слегка, но то не снежинки были, а какие-то слезы. Паша тем не менее решил прогуляться немного пешком, одну станцию пройти. Москва красива бывает в такие минуты, в это время года – слепая, загадочная, изысканная в простоте разношерстной архитектуры. У столба Павел приметил собаку. Он собак не любил, но недавно стал испытывать к ним какое-то сочувствие. Так-то ему больше кошки нравились, кошки безопасны, но не слабаки – человеку ведь вреда не сделают, а собаку загнать могут. Павел, проходя мимо собаки, кивнул ей головой, что было, наверное, глупо, собака зарычала, а дальше не поймешь даже как, время сжалось, и секунда прошла, как в замедленном кино: вот она встала, вот она бросилась, медленно-медленно, и – порванная штанина, боли нет, темная кровь в свете фонарей на грязном тающем снегу. Укусив, собака спокойно отошла к своему столбу.

– Да что ж это… – Павел беспомощно оглянулся – Да что ж ты делаешь! Кто поможет? Да как это так?

В голове – стыдно ехать в метро, уколы, полиция – убить, наказать, ярость. Но полиции не было. Из прохожих бабка одна, остановилась на другой стороне неширокой улицы:

– Ну распустили! Да где ее хозяин?

– Нет у нее хозяина, и что делать? – Паша обрадовался, что появился свидетель.

Хотя какая помощь от бабки. Разругав собаку, бабка поковыляла дальше. Собака встала и потрусила прочь. Паша постоял, пока она не скрылась, поймал машину.

– Что это с тобой? – спросил водитель. – Ты мне тут все закапаешь!

– Давайте перевяжем чем-нибудь, бинт есть?

– А… садись! Только назад. И вон газету подстели, видишь, пачка газет.

Паша поехал домой, ворвался в комнату, как быть? Что делать?

– И где это тебя угораздило? – Люда осмотрела рану, – Где шлялся-то?

– Да вот сдуру решил прогуляться.

– Сдуру и решил. Поезжай теперь в травмопункт. А так как у тебя даже машины нет, пройдись лучше пешком. Да только подальше от собак. Они любят свежую кровь.

В травмопункте на линолеумном полу стояли продавленные откидные стулья, на стульях сидела травмированная молодежь, кто-то пьяный, кто-то перевязанный, парень с девушкой, парень бритый, смотрит волком, девушка его периодически била ладонью по лысому черепу:

– Ты придурок, да?

Тот склабился. От старика воняло. Была почти полночь. Паша зашел неуверенно в кабинет, в углу продолжала одеваться толстая тетка, медбрат грубо толкнул Пашу ладонью в живот:

– Куда, не видишь, что ли?

Паша застил глаза рукой. Ему перевязали рану, вкололи препарат, дали график уколов – Паша график сохранил, хотя делать их он будет, конечно, в своей поликлинике, на работе. И кинул эс-эм-эску, что на планерку не придет. Вот такая ночь. Надо отоспаться.

И он не пришел на планерку, на которой Дима лишился своего поста. Паша так и не узнал в деталях, как это случилось. Он мог бы догадаться – и догадался – что Арон Ашотович взял замечание Паши о диминых словах на карандаш. Он вряд ли мог представить, как дальше распорядился старый аппаратчик полученным знанием. Ведь так просто к Мстиславскому не подойдешь, не скажешь. Но у Димы есть враги. По совпадению, это друзья Арона Ашотовича.

Аккуратно – Арон Ашотович тоже не спал в ту ночь – он встретился с кем надо, сказал, что надо. Ну а дальше дело техники. Мстиславский бурил в своем любимом ресторане «Корни». Ресторан стоял у самого Кремля, но такое впечатление – что на окраине где-нибудь. Он бы там лучше смотрелся. Аляпистый декор, гигантские самовары с развеселыми надписями вроде «Эх-ух водка, черный хлеб, селедка». Густые желтого цвета портьеры, прикрывающие вип-комнаты. Толстые плюшевые скатерти на столах. Пластмассовые цветы. Сегодня для вас поет Машка-Разгуляйка, за синтезатором – Глеб Жегульский. Командированные нефтяники. Мстиславский. Доложили.

– Ну и пусть уматывает нах. Завтра объявим, приказ после планерки изготовим.

Позже, много позже, и отчасти случайно, Паша узнал еще более глубокие детали. Те самые друзья Арона Ашотовича, которые – враги Димы Большеславского, были тесно связаны с Петром Либкнехтом, куратором Паши, замом Мстиславского. Дима не верил словам Мстиславского о «рвении», но, если что-то повторять изо дня в день, поневоле поверишь. Дима вышел на этих самых друзей. Конечно, он не знал, что это друзья Либкнехта. Знать, как выяснилось, стоило.

Началось все с того, что одна мелкая компания сунулась участвовать в тендере Российских Стальных Путей, где с нее затребовали 30% отката. Компания нажаловалась в Группу. Дело попало Диме. Он долго мучился. Он знал, что есть люди, который трогать нельзя. Но Мстиславский как раз в очередной раз громыхнул на планерке что-то о «чистых руках», и Дима попытался дать делу официальный ход. То есть состряпал бумагу и пустил ее по инстанциям. От бумаги шарахались, как будто ее писал чумной. О Диме заговорили – даже странно, что Паша не слышал этих разговоров тогда, но такое случается в очень больших компаниях.

Диме говорили. К Диме сначала подкатывал Арон Ашотович, намекал. Не внял. Сам Либкнехт имел с Димой беседу, страшное унижение, после которого Диме все равно в Группе не жить. Тут Дима задергался. Попытался связаться с Мстиславским. Слова «вы можете прийти ко мне в любой час любого дня» звучали ведь часто. И Дима им отчасти верил. О просьбе Большеславского доложили Мстиславскому. Тянулись недели, Мстиславский не принимал, потому что Либкнехт успел изложить боссу свою версию событий. Это у него, у Большеславского, темный бизнес с неустановленными лицами. Вот с этой вот фирмочкой, которая хотела продавать Стальным Путям костыли для шпал. Спасая свою задницу, Великанов якобы придумал, что тему крышует Либкнехт. С больной головы на здоровую. Старый прием. Для Мстиславского так даже вопрос не стоял, кто тут прав, поскольку Стальные Пути – это Стальные Пути, рельсы, трубы, провода, не руби сук, а то руки отрубят. К тому же Мстиславский был склонен скорее поверить в подлость, чем в честность и подвижничество. Но соблюдать внешний политес, если львиная доля твоей работы – имитация, это святое. Мстиславский дал команду искать на Большеславского «что-нибудь нейтральное». Разговор Паши с Ароном Ашотовичем пришелся очень кстати.

Паша, как узнал об увольнении, бросился было к Диме, но что-то его остановило. Паша впервые понял, что такое выбирать между долгом и дружбой.

– А чем я могу ему помочь? Дело сделано. Так, утешить.

Решил, что утешит уже после работы.

– Там Дима вещи собирает, – сказал коллега.

– А ты заходил проститься?

– Не, мимо проходил, у него дверь открыта.

Ближе к вечеру Паша написал Диме эс-эм-эс, дескать, держись! Дима долго не отвечал. Наконец в ночь, пьяный, позвонил.

– Блин, мне пить нельзя вообще-то. Я в «Сладкой палочке», подъедешь? Я в хлам.

– Поздно уже, – Паша не спал, но в «Палочку» ехать не захотел.

– Узнаю, кто сдал, сука, расстреляю. Вот своими руками расстреляю суку!

Паша послушал немного пьяный бред, и положил трубку. Он думал, что больше, наверное, не увидит Диму никогда.