Текст книги "Медуза. Роман"

Глава 10. Оттенки синего

Подходил Новый год, стремительно. Люда поставила вопрос о хорошем отдыхе. Стали лазить по интернету. Но тут дорого, там уже все расхватали. Наконец сошлись на том, что поедут в санаторий минэкономразвития. Правда, он для сотрудников этого министерства. Формально могут заехать все, но прайс для чужаков такой, что никто не едет. Это обеспечивает соблюдение рыночных правил с одной стороны, и избавляет от чужаков – с другой. Всем сестрам по серьгам, и все сестры целы.

Паша и узнал-то о существовании санатория потому, что попросили проверить, не выпадает ли санаторий из рынка. Паша встретился с сотрудником министерства, который курировал Объект, в ресторане «Луч добра».

– Привет! – молодой парнишка расправил улыбкой прыщики на лице, не знавшем бритвы.

– Цветов не надо, – Паша решил, что это торговец букетами, из тех, что шляются по ресторанам.

– Павел? Я Михаил вообще-то.

Там ведь все молодые. Молодые да ранние. Не намного моложе Паши, но уже другое поколение. Кеды с какими-то острыми шипами. Зеленый шарф. Клетчатый свитер. Говорит быстро, активно жестикулирует, сам шутит, сам смеется. Паше было не по себе.

– С этим санаторием, конечно, история, – Михаил хихикнул, – Ну кто туда поедет? Подмосковье – это не Бали. За такие деньги в Таиланд десять раз съездить можно. Прайс нереальный.

– В ваших все руках.

– Ну как в наших? Невидимая рука рынка диктует свои правила, она сильнее нашей руки. Объект построен в 1970-е, недавно проведена полная реконструкция. Плитка была хуже, чем у меня на съемной квартире. Прикиньте? Ну кто поедет в сарай? В сарай можно один раз обманом завлечь.

– Ремонт, и? Нет, мне воды, пожалуйста.

– А я пожалуй красненького. Ничего, что вы не пьете? У нас же деловая встреча. А то умотали Сивку крутые горки. Так вот да, ремонт. Ну и потом содержание объекта. Объект висит на собственной котельной. Топится от сжиженного газа, который завозят такими круглыми машинками. Это дорого.

– Круглыми машинками?

– Ну да, такими… фурами. Но вы поймите. Было бы нехорошо, чтобы туда не могли поехать люди с рынка. Они платят всего по 8 тысяч в день, и едут. Теоретически. На самом деле, не едут, но такая возможность есть. А мы гасим затраты наших сотрудников из наших внутренних резервов, для них всего 100 рублей в день, но тоже желающих немного. Объект стоит в планах приватизации. Кстати, не хотите изучить?

– То есть?

– У нас на Новый год тариф «для улицы» 12 тысяч в день. А вы поедете с ревизией за счет министерства.

– Ну я не знаю…

– Конечно, можно сделать так, что вы будете платить. 150 рублей в день. Это потому что Новый год. Так бы сто, я уже говорил.

– Это все меняет! – согласился Паша, представив, какой ужас ему предстоит в поисках новогоднего тура, устроившего бы Люду.

А так ничего не надо искать, все само плывет в руки. Конечно, никакой это не деловой трип, это не прокатит. Но кого волнует, что я делаю в отпуске?

Люда была сначала не очень рада, ну как же, задолбала Москва, задолбала русская зима, темень, холод, слякоть, надо море, цветы и позитив, но потом сообразила:

– А там кто будет? Министерские?

– Ну да.

– Ладно, поедем, будем попы у камина греть, и тебя продвигать заодно.

С оживленной трассы свернули – таксист запросил астрономическую сумму, но все равно копейки по сравнению с заграничным туром, ведь это практически все расходы, других нет – и сразу дорога стала неуверенной. Машину несколько раз заносило. Но вот вдруг опять широкая, просторная дорога – это уже когда свернули на КПП. Смеркается, огоньки, такие волшебные в последние дни перед Новым годом, заигрывают из-за сосен. Проверили документы, пропустили. В прохладном пустом холле навстречу метнулись два охранника:

– Вы к кому?

Показал документы, охранники не очень-то любезно кивнули на стойку ресепшена. Женщина лет пятидесяти равнодушно осмотрела санаторно-курортную карту (и даже ее выдали в министерстве, а без нее нельзя), Паше могло бы показаться, что он попал в 1970-е, когда все это и было построено, но он не жил еще сознательно в те годы, поэтому ему это не показалось. Тишина, пустота, полумрак, белый как зубы мрамор, полированные коричневые деревянные перила. Женщина отводит к номеру, открывает рывком:

– Все как везде. Санузел, койка. Спиртные напитки проносить запрещено. Просим не шуметь. Если жарко – вот регулятор.

В окно смотрела почти исчезающая в раннем зимнем сумраке сосна. А тишина-то! – сказал Паша, вышел на балкон, и закурил. Тут же обдало холодом, Паша успел скинуть дубленку.

– Тишина как в морге, – Люда была не очень довольна, – Где твое хай-сесайти?

– Да будет тебе сесайти! – пошутил Паша.

За трапезой сесайти нашлось. Мужчина лет 35 сосредоточенно ел «ужин номер 5» – гречка с рыбой, кетчуп одна упаковка маленькая, компот.

– Что будете есть на завтра? Какой у вас номер? Поставьте галочки возле вариантов, – теребила Пашу сотрудница столовой.

Люда взяла меню в свои руки.

Вечером за общим телевизором разговорились. Мужчина оказался сотрудником департамента методологии госзаказа по фамилии Колосов. Он говорил очень тихо, но остро, сыпал смешными рассказами, и скоро Паша с Людой так нахохотались, что взялись за животы – несколько картинно взялись, впрочем.

Потом перешли на серьезные темы. Колосов жаловался:

– Загружен так, что некогда рук помыть!

– У нас вовремя народ уходит. Ну, в целом, – Паша и тут решил противопоставить Группу и министерство, хотя на самом деле сидели допоздна.

– У нас дел по горло, – подхватил пикировку Колосов.

– Каких дел? Что это за дела, какие нельзя выполнить за день?

– Да понимаете, министр приходит из правительства где-то в 18. В правительстве у него свой кабинет, и свой небольшой аппарат.

– Я это знаю.

– Приходит, и начинает делами заниматься в министерстве. До полуночи. Потом утром планерка с участием министра, и задания до 18 часов.

– А нельзя как-то не зависеть от графика министра? Вот вы кто? Вы замначальника департамента. Вы не контактируете с министром каждую секунду.

– Нет, это делает начальник департамента, но беда в том, что мне приходится контактировать уже с ним. Проклятая работа, но зато есть чувство, что все на нас держится.

Пашу это уязвило.

– Да не так чтобы и все.

– Вы из Группы же? У нас есть разногласия, да.

– Не будем вспоминать их у камина!

– Не будем.

Шампанское, конечно, выпили, потому что Колосов шампанского привез с собой много, целый ящик. Говорили, что нельзя, но Колосов проигнорировал запрет:

– Мегеры ушли. Они еще Косыгина обслуживали. У них тут типо санаторий. Держат целый штат врачей, которым некого лечить. Ну иногда приезжают ветераны госслужбы, совсем старенькие, а старые люди все время лечатся.

Выпили еще шампанского, но разговор почему-то стал более злым.

– На Западе как? – Паша не был на Западе, но Мстиславский постоянно приводил в пример кейсы из западной практики, так что Паше казалось, будто он все видел сам, – Чиновник пришел, сделал работу, ушел. Государственная машина не может работать все время на сверх оборотах. Хочешь гарантий, хочешь спокойной жизни – иди на госслужбу. Ты никогда не будешь запредельно богат, но ты будешь чаще видеть своих детей. У нас госслужба – это пытка и соковыжималка.

– У вас тоже? – заинтересовался Колосов.

– Да у нас, наверное, нет. Я не позволяю своим подчиненным засиживаться, они мне нужны свежие, – Паша врал, тот неловкий момент, когда во лжи нет смысла. Просто Паша начал хвалить – с голоса Мстиславского – западные порядки. И пришлось идти до конца.

– Ну, я бы тоже так. – Колосов задумался, – Хотя что мне! Для меня госслужба – это эпизод. Банчок потом меня с радостью подберет любой. С таким-то опытом.

– То есть как?

– Ну то есть так, года на три-четыре кейс, и то я загнул.

– Ну а зачем тогда госслужба в варианте «зал ожидания аэропорта»?

– Нет, ну ты как с Луны свалился.

– Он свалился! – Люда радостно втемяшилась в разговор, – Он у нас не от мира сего.

Паша стервенел, потому что ждал от Люды поддержки. И он ей выговорил потом, уже в комнате:

– Слушай, ты и так постоянно меня критикуешь, я не слышу от тебя хорошего слова, могла бы хоть на людях делать вид!

– Ты пьян! Может, тебе люди мозги вправят. А я это фиксирую. Я твой коучер. Кто ты без меня? Да ты посмотрим, кем ты был? Руки потели, стыдно было подавать. А теперь даже физиология изменилась.

– Ты что несешь?

– Что дал, то и несу. Тебе, дурак, лучше делаю.

Закончили сексом. Это была манера Люды – завестись руганью, потом секс приятней казался. Паше Люда нравилась, и не стала меньше нравиться после брака. Правда, секс казался ему теперь каким-то обычным. У него, впрочем, не было достаточно опыта, чтобы сравнивать. Вот разве что…

Как-то поехали с друзьями в дом отдыха, на турбазу – друзья сняли всю турбазу для дня рождения какой-то девицы. Паша там почти никого не знал, но с ним было три друга, они знали всех, ладно, решил, там познакомлюсь. Но на удивление не познакомился. ОК, потом, как выпьют. Выпили, а не познакомились. Совсем молодые парни и девчонки смотрели сквозь него. А он заявился чуть не в пиджаке. Пытался к кому-то клеиться, но неловко говорил, сам не пил, а не пил из тактического соображения: вот даст кто, а у него не встанет, алкоголь враг эрекции. Совсем уж ночь настала, но июнь, светло. Молодежь пела какие-то свои песни, ой-е, еще что-то под гитару, затем танцы, Паша вышел на улицу, пошел к озеру. У дерева стояла девчонка, держалась за ствол, ее рвало. Он ей помог, вытер. Ну и тут закрутилось. Вот это было хорошо, да. Конечно, уже на следующий день Паша с самым жалким видом нанес визит в КДВ, и боялся прямо сказать, чего приперся.

– А сделайте мне анализ!

– Зачем?

– Ну, я стал замечать…

– Контакты вне обычного поля были?

– Я просто стал замечать.

– Ладно, Вер, соскоб возьми у него.

Анализ ничего не выявил, что было вдвойне приятно.

На саму новогоднюю ночь свалили все же из санатория. Люда не выдержала.

– День лыжи, ладно. День санки, ладно. Потом бассейн все дни. Хорошо. Расскажи, что дальше делать? А Колосов твой видать гей. Толку нет с него.

– А если не гей?

– Я бы переспала с ним ради тебя. Шучу, дурак.

Праздник встречали дома, у телевизора. Без гостей.

Глава 11. Январь

Начало рабочего года – время сложное практически везде, только не на непрерывном производстве, и не в Группе. Еще каникулы длятся, а уже народ потянулся на работу. Вот и Павел пришел туда, заскочил, да и остался, уже числа третьего. А что было дома делать, с другой стороны. Люда ныла, у нее с утра было плохое настроение, днем было плохое настроение, вечером чуть лучше, но тоже как-то уныло все складывалось в молодой семье преуспевающего чиновника.

На работе Паша неожиданно застал Кристину. Кристина, думая, что будет одна, приперлась в ботинках-говнодавах, напоминающих валенки, в каких-то волосатых штанах, в простой куртке и не накрашенная.

– Вот, хоть на человека похожа, – сказал Паша, вроде как пошутил, и тут же подумал, фу, как по-стариковски получилось, по-солдафонски, как у ефрейтора.

Но шутка начальника – это просто самая классная шутка. Поэтому Кристина похихикала, даже как-то заигрывала потом, как Паше показалось, а может, он устал от «законной супруги», слова-то какие казенные, как его ефрейторские шутки.

– Чем занимаешься?

За окном засинело, пошел крупный снег, и стало очень красиво на какой-то момент. Романтика. Но снег быстро превратился в противный дождь. Счастье не бывает длинным.

– Да вот прислали из Саранска, – Кристина открыла файл и развернула экран компьютера к Павлу, что тоже выглядело достаточно интимно. Так студенты слушают музыку через одни наушники, что вполне себе бессмысленно, если забыть о той особой близости, которую дает этот процесс.

На экране была женщина, простая такая баба из серии «я че, я тут убираюсь».

– Что это? – брезгливо спросил Паша.

– Да вы посмотрите. Кажется, это важно.

Женщину допрашивали.

– Сотрудники наши тамошние, – пояснила Кристина.

Она сидела на краешке стула, ей было неловко, иногда она опрокидывалась на спинку, но тут же одергивала себя, выпрямляла спину и занимала позицию на краешке стула.

– Почему у вас и у ООО «Аргамак» одинаковые цены?

– А они не одинаковые.

– Ну как же, 50 рублей…

– 50 рублей? – еще более брезгливо спросил Паша.

– Слушайте дальше. – Кристина чуть ближе подвинулась к Павлу, и это был сильный аргумент за то, чтобы слушать дальше.

– У него можно бесконечно прыгать, а у меня 20 минут и все…

– Прыгать? Что за порнуха? – но Паше было уже смешно.

– Почему 20 минут?

– Ну я посмотрела в Яндексе, там сказали, ребенку можно 30 минут прыгать. Полчаса длинно для родителей, в парк же приходят чтобы ну там пиво, ну там позагорать, ну я не знаю, а так стой полчаса. Поэтому 20 минут.

– А у «Аргамака»?

– А «Аргамак» этот, Ваня то есть, у меня батуты резал. Мстил. А потом еще стоял рядом и говорил, «что вы тут прыгаете, тут все писают и какают». А у меня такого нет! Я батуты мою раз в месяц, все по САНПИНу.

– В общем, наши коллеги из Саранска говорят, что это очень важно, – Кристина произносила это, улыбаясь, и Паша не понял, иронизирует она над провинциалами, а может, ей просто на бабу смотреть смешно.

Потом пили кофе, возле офиса Группы было кафе, ведь в праздники столовая Группы не работала. Кристина была очень смешная в своем зимнем наряде не для чужих глаз. Рассказывала вещи, которые поразили Павла, потому что он к Люде привык, к тому, что она такая, и все женщины примерно такие, у женатого мужчины весь женский род как бы через одного человека преломляется. Кристина рассказывала, что у нее больная мать и наркоман-брат, с такой компанией трудно, она зарабатывает на всех одна, и рассказывала не жалуясь, а даже с юмором. Паша пообещал, что придумает ей премию.

Расстались с Кристиной, домой идти не хотелось, Паша погулял по Москве, припорошенной снежком, и на Петровке почти что налетел на девушку, которая стояла возле скамейки и пыталась засунуть в бумажный плотный пакет какие-то покупки, которые туда явно не влезали. Паша извинился, что, мол, засмотрелся на старинный дом.

– Лепнина какая, а Атланты небо держат.

Вызвался помочь. Девушка согласилась, вдвоем управились с пластиковыми пакетами, которые не хотели залезать в пакет бумажный, но залезли, куда деться, и так получилось, что шагов 50 прошли вместе, даже успели пошутить на какую-то отвлеченную тему. А через 50 шагов девушку ждала машина с заведенным мотором, за рулем сидел мужчина, девушка повернулась к Павлу, поблагодарила, и тут только Павел понял, что любезничал с известным дизайнером Кирой Пружининой. Он не знал бы Пружинину в лицо, но недавно, в ходе очередной разборки с Людой, он сидел у телевизора, тупо щелкал каналы, попал на Фешн-ТВ, там скучно, ходят и ходят, но когда в белье – прикольно. И там было с ней интервью. Конечно, Павел мог и ошибиться, но сама мысль, что вот так необычно сложился день, этот пустынный сонный день, бодрила. Павел, пока ехал домой, думал о Кристине, о Кире, обе на букву К, он чуть не заснул, а то бы проехал свою станцию.

Дело батутов он поручил Денису. Оно закрутилось сразу после праздников, закрутилось быстро, потому что прыгать на батуте – это дело быстрое и веселое. Вот так и Денис работал над ним с огоньком. Павел в его работу не вмешивался. Немного в глубине души брезговал, то попкорны, то батуты, душе хотелось глубины, по-настоящему суровых заговоров, арестов с поличным, рейсов Москва-Милан с приемом в аэропорту и выемкой документов из клетки льва, как в фильме «Приключения итальянцев в России». Павлу казалось, что он стремительно дозревает до этого блестящего уровня служения России, не унылого служения, а резкого, мощного, с приседом. Но двигали его вперед к зияющим вершинам именно такие мелкие дела, как попкорн или батуты, и с этим надо было мириться. При этом Паша все же был начальником, так что двигаться вверх он мог не столько своими, сколько чужими, усилиями. В общем, все складывалось.

Его хорошее настроение передалось Люде, и как-то за ужином разговорились об этом деле. Люде показалось, что это полная ерунда.

– Нет, конечно, я понимаю. Государство у нас это все, – Люда только что закончила готовку, редкое дело, и сидела, потягивала вино из круглого бокала на высокой ножке, – И если ты с государством, ты можешь делать, что угодно. Главное не «что делать», а «с кем делать». Но ради приличия хотя бы! Оставили бы в покое бабу с батутами. Неужели и она должна вам башлять? Да и тебе пора чем-то серьезным заняться. Чем более серьезные задачи, тем более интересно тебе будет работать. Интересно, понимаешь?

Паша не понимал. Он рассказывал о заговоре владельцев батутов.

В Саранске долгое время жили довольно сурово и смутно. Хочешь с семьей куда-то выйти, а некуда, ну ты и не выходишь, или выходишь в пивную «Канат», лучшее пиво прямо из Германии. Наконец появилась Валентина, та самая баба с видео. По ее версии, которая не выдерживает никакой критики, она ездила в Турцию, увидела там батуты, узнала, что такие же можно купить и в России, купила, привезла и установила.

– Со Шреком, с ракетами и с котиками! – ржал Паша, пародируя ее интонацию на допросе. В самом деле, люди на допросах становятся таким смешными.

Но на самом деле тут с самого начала был сговор. Потому что ООО «Аргамак» – якобы конкурент – практически одновременно с Валентиной закупает батуты, и устанавливает их. Безусловно, у Валентины были на этот счет объяснения. Естественно, жалкие. Она утверждала, что Ваня из «Аргамака» идею украл, потому что увидел, как хорошо пошел бизнес у Валентины.

– Она рассказывала, что местная администрация заставляла ее, Валентину, батуты таскать бесплатно на всякие детские праздники, – рассказывал Денис, – И что этот Ваня был свободен от такой повинности, потому что с администрацией дружил.

Тем не менее их сговор казался вполне доказанным в силу одинаковой цены. В самом деле, ну какой смысл ставить одинаковую цену, когда любой дурак понимает пользу и великую силу конкуренции? Тем более, что на допросе Валентина сказалась неграмотной в экономике, дескать, подсчитать формулу ценообразования она не в состоянии, потому что ничему такому не училась. Хитрость такая хитрость, изо всех щелей.

Естественно, докладывал Паша на планерке в конце января, ей предложили или представить формулу цены, или предстать перед судом. Формулу она не представила, перед судом предстала. На суде держала себя вызывающе, даже оборонила такую фразу, что есть дела и поважнее, чем ее дело. И была оштрафована.

– Дело движется! Регионы проснулись! – Мстиславский был очень доволен, – Ты там (Мстиславский пошевелил пальцами, потому что забывал фамилию Паши, да и имя забывал) – проследи, чтобы все прошло по схеме попкорна. То есть общие правила, всероссийский рынок этих…

– Батутов!

– Батутов, да. Ну вы все знаете.

Павел с радостью повесил это на подчиненных. Он хорошо сработал. Лавры достались ему. Он человек, известный Мстиславскому. Работу выполнили подчиненные. Что позволяет сосредоточиться на действительно важных задачах.

Глава 12. Дело четырех

Случай подвернулся быстро.

– Потому что, когда ты готов к случаю, он сам найдет тебя, – втолковывал Паша Люде, – И нет ничего случайного!

Так вышло, что Колосов, с которым так прохладно расстались в новогодие, оказался близким приятелем заместителя Мстиславского, Виктора Чекина. Чекин был очень влиятельным человеком в Группе. Он был настолько влиятельным, что, когда он шел по коридору, подчиненные разбегались, как крысы. Чекин мог увидеть в сотруднике Группы такие вещи, о которых этот сотрудник не подозревал, хотя этот подчиненный сам с собой прожил всю жизнь, и должен был знать себя лучше, чем Чекин, который только-только повстречал сотрудника.

– Это что за майка у тебя? – мог спросить Чекин ничем не примечательного инспектора.

Ошибка инспектора заключалась в том, что он пришел на работу в кажуал, потом переоделся у себя в кабинете, а как вечер наступил, причем поздний вечер, когда таксисты начинают шакалить у ресторанов, снова переоделся, и шел себе к лифту, дабы на несколько часов покинуть любимую работу.

На майке был изображен американский астронавт на Луне.

– Это майка такая, Виктор Викторович, – бодро, хотя и с дрожью в голосе, отвечал инспектор.

– Пиндосы. Американщина! Разберемся завтра.

Завтра для этого инспектора, понятно дело, уже не наступало. По крайней мере, в составе Группы.

Другой способ общения с подчиненными, причем необязательно даже со своими. Вызывают девочку, Камень-на-Оби, в Москве несколько месяцев, ну она такая приходит, думает мало ли. Особые успехи. Может нагоняй, конечно, но раз наедине с такой фигурой, то шанс есть. Обаять женскими прелестями. Заходит в кабинет Чекина, а у него не как у Мстиславского, темно, зеркала на потолке, книги разные, и она уже думает, а как бы подластиться, типо «вы такой умный, как вы успеваете все это прочитать», конечно, пошло, конечно, все ее филологическое образование восстает против столь банальной лести, но парадокс жизни в том, что людям нравится именно грубая лесть, и вот с такими раскирдажными мыслями она заходит, а Чекин неожиданно спрашивает:

– Это ты писала «пятница-развратница» у себя в фейсбуке?

Вот уж неудачная шутка, а вырвалось:

– Вы такой умный, как вы успеваете все читать!

– Ты уволена. Если ты ждешь пятницы, ты уволена. Наши люди ждут понедельника.

И к такому человеку, несмотря на то, что Паша пока не дорос до нужного уровня, предстояло Паше пойти, потому что заглянул в Группу Колосов, пошел к Чекину в кабинет, сели, выпили немного, благо время вечернее, потом Колесов позвонил Паше, дескать, заходи. Паша немного пострадал, стоит ли докладывать Либкнехту, решил не докладывать, а коли спросит, мотивировать внезапностью, и пошел.

– Такое вот знакомство с родителями! Ну то есть юмор в том, что мы родителей знаем, чего с ними знакомиться. И ты у нас сотрудник, а мы знакомимся, – острил Чекин, когда Паша с некоторой робостию заходил в кабинет.

Чекин с Колосовым уже успели выпить поболее, чем когда Колосов звонил Паше, тут же дело нехитрое, пока по коридору, да пока на лифте, да на голодный желудок. Решили в ресторан не ехать, все раскраснелись, Паша, конечно, едва пригубливал, потому что нужно голову блюсти, а Колосов с Чекиным такие милые, глаз не оторвать, веселые, как школьные друзья, как из разговора оказалось.

При этом Чекин продолжал решать дела, когда ему звонили, голос даже менялся немного, становился сосредоточенным, а когда Мстиславский позвонил, даже встал с кресла. Никогда не догадаешься, что дым коромыслом.

Говорили о каких-то вещах, про которые Паша ничего не знал, наконец резко:

– Я тебя что вызвал, – сказал Чекин, икнув и прикрыв отверстый рот рукавом, – Говорят, ты с телевидением знаком. Журналисты там, операторы. Подкаст. Вот.

В самом деле, в доме отдыха Паша рассказывал Колосову, что когда-то у него были друзья с местного, районного канала. Паша сидел на краешке стула, как несчастная обладательница батутов на допросе, держал в руке стакан с виски так прочно, что пальцы уже дали не один отпечаток на стекле, и мучился идеей, а может выпить, тогда легче пойдет – но вдруг потеряешь контроль, а с нею и работу. От неожиданности, что упомянули его имя, Паша вздрогнул, и маслянистая жидкость виски заболталась, как на картинах Айвазовского.

– Есть контакты! – уверенно отвел Паша, даже не потому, что успел выпить, всего лишь пригубил, но скорее в нем сработало, что раз спрашивают, так неспроста, а раз неспроста, это шанс.

– У нас тут идея. – рассказывал Чекин, наливая новый стакан сначала себе, потом Колосову, – Снять ролик, что хлеб надо уважать. Хлеб всему голова!

Чекин резко ударил стаканом по столу, мог бы кулаком.

– Ты запомни сынок золотые слова! Хлеб всему голова! – затянул Колосов, но Чекин не поддержал.

– Снимешь ролик? Дело серьезное. До тебя доведут.

Дальше мучительно было, Паша чуть позволили себе виски, а весь день ничего не ел, затошнило, закружило, и тут бы расслабиться, тут бы распрямить плечи и ослабить ноги, а нельзя, в общем, глупо. Тем более, что о чем говорили потом – Паша не запомнил.

А наутро оказалось, что дело вот в чем. Речь шла не об оскорблении величества пока что, но уже об оскорблении хлеба. Паша помнил вспомнил, как Мстиславский стучал кулаком на планерке (почему-то, как речь о хлебе, все начинают стучать кулаками):

– Это мы так до чего докатимся?

А началось все в порочной и прогнившей северной столице, где таксисты дали совершенно недопустимую рекламу. Дескать, если в слове «хлеб» допустить пять ошибок, получится «такси». Не потребовалось на этот раз обращение ветеранов, хотя ветераны выручают в таких делах, особенно те, кто не воевал, а просто ветеран по профессии, как было с закусочной «Антисоветская», зато бдительность проявило тамошнее отделение Группы. Конечно же, такси было оштрафовано за неуважение к хлебу на 4 тысячи, почему и дело получило название «Дело четырех», но в Группе решили пойти дальше. И снять ролик, в котором рекламировать хлеб вообще.

Несмотря на периферическую ценность задачи в практическом смысле, в смысле идеологическом она была важна, потому что регулярно контролировалась и Либкнехтом, Чекиным, и Мстиславским. Чекин даже распорядился, чтобы в столовой Группы был установлен особый контроль за тем, дабы кусочки хлеба доедали, а не выкидывали. Правда, в реальности почти никто хлеб и не брал, худеет народ, что не помешало некоторых арестовать и наказать, отчехвостив на планерке. Итак, задача важна!

Паша поделился задачей с Людой, Люда была близка к миру гламура, но не знала, где взять готовую команду, зато знал Колосов, он позвонил наутро, потому что забыл в приемной Чекина плащ, зонтик, да практически все забыл.

– Ну, на самом деле у меня не то, чтобы серьезные контакты с ТВ, – затянул Паша.

– Ты о чем?

– Ролик поручили снимать мне.

– Ты как-то глупо формулируешь. У тебя есть поручение. Самого Чекина. И у Группы есть пиар-департамент. Все. Рабы из департамента сделают тебе, как надо. А ты куратор. Нет, ну ты смешной.

Паша не знал, кто в Группе работает в пиаре, открыл справочник, оказалось, Виктория Ильинична, позвонил, в трубке послышался резкий голос не так чтобы очень молодой женщины.

Виктория Ильинична и так была любезна от природы, а узнав, что поручение Чекина, совсем оказалась любезна. Некоторое время оформляли поручение в виде документов, потому что Чекин бросил идею по пьяной лавочке, да и пошел дальше, а ведь все по закону должно быть, а закон есть документооборот. В соответствии с документооборотом и делались дела.

Наконец через какое-то время Павла позвали на премьеру ролика. Оказалось, в пиар-департаменте трудилось много народу. От этих людей зависело, как Группа выглядит во внешнем мире. Но это были какие-то серые люди, которые не решались оторвать головы от столов, пока Паша шел в сопровождении Виктории Ильиничны по большому офису, который они называли ньюсрум. Но там был еще и зал для конференций, в зале уже ждали представители продакшена – как узнал Паша, это такая но-нейм компания, которая делает передачи для известных каналов, но себя нигде не светит. И все думают, вот как здорово сняли на Первом канале, вот что значит фирма! А все это творят никому не известные труженики фирм-продакшенов. Ребята, конечно, странные немного, по контрасту с чиновниками, но не экстремально странные. В принципе чиновники после работы выглядят примерно так же. Паша подумал, что почти невозможно понять, где журналисты, где творческие люди, а где чиновники, потому что вся страна стала страной чиновников.

Поручкались, погасили свет, включили компьютер, сначала посмотрели длинный вариант, для интернета, «произведение искусства», шептал Федя-продюсер, ну, наверное, да, произведение: колосья, солнце, женщина с большими буферами, между которыми текут струйки молока, Пазолини, и только.

– Но вот ТАКОЕ приходится резать, потому что требования каналов, потому что… эх!

Стали смотреть короткий вариант, поменьше колосьев, поскромнее буфера.

– Мстиславскому понравится! – выразил свое мнение Чекин.

До того, чтобы ролик запустить, к сожалению, не дошло дело, потому что то да се, немного остыли страсти, штраф таксисты внесли, они осознали, они поняли, что есть таксисты, есть прачки, есть какие-нибудь риэлторы в конце концов, а есть государство, нет, Государство, и есть хлеб, и это неразрывные понятия, и нечего тут.

Однако после этого проекта так получилось, что Паша с Чекиным заметно сблизились, если это слово уместно, во всяком случае, перед планерками, если выходило, что Чекин и Паша оказывались рядом, Чекин подавал Паше руку, причем Паша немного кланялся. Надо было объясняться с Либкнехтом. Паша напросился на прием.

– Хлеб был идеей Мстиславского, так что все нормально, – вздохнул Либкнехт.

Паша не знал, что к моменту разговора в кармане Либкнехта уже лежал билет в Милан. Что из Милана Либкнехт вернется не скоро. Одна газета написала про это, правда, от себя почти все придумала, что Либкнехт бежал из кабинета, узнав, что к нему идут следователи. Что в аэропорту его задержали на трапе, но отпустили после звонка откуда-то сверху.

В реальности все было куда банальней. Либкнехт совершил подвиг. Что там твои Атланты, которые держат небо, слабаки. Он за один день принял решение, которое сделало рынок цемента в России, в огромной стране, исключительно монопольным. Группа иногда проделывала такие штуки, здесь вопрос был исключительно важным, и им занялся сам Либкнехт.

Дальше полагалось бы взять в долю Мстиславского. Действие настолько рефлекторное, подразумеваемое, что Мстиславский даже не напоминал. Вы же не помните каждую секунду, что вам надо дышать? Вот так и в Группе, если что сделал, откати начальнику, как зубы почистить. И Мстиславский поэтому Либкнехту ни словом, ни намеком. Но время идет, отката нет. Как-то на природе Мстиславский поднял этот вопрос, но Либкнехт к тому моменту был уже пьян, а пьяным он становился каким-то невнятным, вялым, и вот Либкнехт на простой вопрос товарища принялся нести какую-то несусветную хрень в духе «овес нынче дорог».

Мстиславский рассвирепел. Наутро он вызвал Либкнехта, и свое взял. Клочки Либкнехта летали по кабинету, как куски газеты. В Группе существовало правило неприкосновенности заместителей, это так. Но Мстиславский был уж очень взбешен. И предложил Либкнехту погреть свой дряблый зад где-нибудь на итальянском пляже с полгода-год. С глаз долой. Одумаешься – вернешься.

Некстати подвернулись тут журналисты с этой статьей, ну как подвернулись? В России журналист уже давно ничего сам не расследует и не вынюхивает. Ему приносит материал начальник с требованием «расписать», так что работа журналиста чисто литературная. Так вот и тут, на выставке современного патриотического искусства (князь Владимир в лентах, богатыри – не мы) к Мстиславскому подкатил издатель этой самой газетки и принялся ныть, что везде борются с коррупцией, и глава государства не раз говорил, было бы правильно, чтобы и вы.