Текст книги "Неизвестный «Rio»"

Глава 6

На борту. Катя слышит голос

В цепочке, которая то удлинялась, то укорачивалась, в зависимости от того, как за всеми поспевал замыкающий Сергей, Катя шла второй. У нее имелся маленький фонарик, и на каждой палубе она приостанавливалась, чтобы запечатлеть в памяти убранство судна. Мечтать о фотографиях было уже поздно: фотоаппарат остался в машине, а та – на берегу. Но Катя схитрила, что до сих пор оставалось секретом для ее спутников. В своем рюкзачке она припасла камеру «Go-Pro» и теперь искала лазейку, чтобы оторваться от группы и сделать пару видеороликов для рубрики «Угадай, где я».

Итак, камера лежала под сменной одеждой, закутанная в тряпки и бумагу, и, спускаясь по трапам, Катя продумывала, как же достать ее незаметно для остальных. «Еще рано», – успокаивала она себя, ведь они идут в машинное отделение, где найдется и место, и время. Там они не будут идти так плотно друг к другу, она задержится, окажется замыкающей и сотворит маленький фокус, который уже не раз проделывала раньше.

Палубы менялись. Катя заглядывала в пустые коридоры. По обе стороны тянулись каюты моряков. Над дверями висели таблички с буквенными или цифровыми обозначениями, но слабое знание английского не позволяло девушке получить хоть какую-либо информацию. Тем не менее она считала, что даже из этого получился бы великолепный сюжет, если бы она смогла воспользоваться видеокамерой. Дважды ее руки тянулись к портфелю, и всякий раз Катя себя останавливала. Она понимала, если ее заметят так рано, весь план пойдет в тартарары. В бешенстве Иван способен сломать ее маленький шпионский инструмент, даже не подумав о том, сколько он стоит. «Нужно держаться», – сказала себе девушка и вдруг услышала чей-то голос. Катя не стала фиксировать на этом внимание. Однако по мере того, как они переходили от трапа к трапу, голос становился ближе и громче, и в какой-то момент она даже остановилась и прислушалась, не мерещиться ли ей. Голос не повторился, и она продолжила путь, мечтая о том, что когда-нибудь заведет на ютубе свой блог, где будет рассказывать о заброшенных местах, связанных с деятельностью человека: заводах, секретных сооружениях и, конечно, старых кораблях. Ее охватывала дрожь при мысли о том, сколько всего неразгаданного есть в этом мире. К сожалению, здесь и сейчас, где она могла снять свой первый официальный видеоролик для будущего канала, ее связали по рукам и ногам. Ей сказали: «НЕТ», «НЕЛЬЗЯ». И ей это ужасно не нравилось.

Пока Катя мечтала о длинном монологе, полном намеков на тайны, голос прозвучал вновь. На самом деле, она начала его слышать еще в радиорубке. Только он был столь слабым, что она посчитала его шумом в ушах. Спустившись на палубу ниже, она услышала его более отчетливо, но по-прежнему не могла разобрать слов. Еще на две палубы ниже она стала спотыкаться, потому что голос выводил ее из себя. Ей казалось, будто рядом проскальзывает посторонний. Катя посчитала глупостью спрашивать, ощущают ли ее партнеры чье-то присутствие. Она вспомнила, как Стас смотрел на Ивана, когда тот услышал что-то на палубе, и ей расхотелось обращать на себя внимание. Но голос не давал ей покоя, и вскоре по ее телу побежала дрожь волнения. Она поняла, что слышит связную речь, и в голове засели два пугающих слова. Ей сказали: «Стой, чертовка», и Катя замерла, как по команде, прямо перед выходом к последнему трапу.

Ее словно развернули. Если раньше эти слова не вызывали у нее ничего, кроме обиды, то теперь они ее обессилили и поставили под угрозу дальнейшее путешествие по судну. Чертовкой называл ее только один человек: отец. Он запрещал ей многое из того, что разрешали другие, поэтому детство запомнилось Кате, как время испытаний и страха. Если ей чего-то хотелось, всегда приходилось задумываться над тем, как это воспримет отец. А если чего-то хотелось ему, то у Кати не оставалось выбора, кроме как исполнить все беспрекословно.

«Стой, чертовка!» – раздался сердитый голос, и девушка остановилась, как вкопанная. Она обернулась, увидела за спиной Стаса и позади него черноту. Иван с Сергеем отстали. В коридоре слышались приближающиеся шаги, но Катя их не воспринимала. Она прислушалась к знакомому голосу и почувствовала, что ей перестали повиноваться ноги.

Стас притормозил. Он не понял причины остановки, но привычка относиться к девушкам с осторожностью сподвигла его вместо грубого тона применить элементарное молчание. Так он и смотрел на Катю, пока в его спину не уперся Иван.

– Что застыли? – спросил юноша.

– Рот закрой, – ответил Стас.

Иван догадался, что проблема заключалась не в парне, а в стоящей впереди девушке. Катя замерла поперек коридора, повернувшись не то к доске со схемой, не то к трапу. Иван оценил ситуацию и решил расшевелить партнеров.

– Катя?! – осведомился он. Девушка не отреагировала.

Иван хотел коснуться ее плеча, но не дотянулся.

– Стой на месте, – порекомендовал Стас.

Парень в пуховой куртке не шутил. Его взгляд был прямым, как шпага, и, пока Иван соображал, в чем дело, пауза затянулась. В коридоре сошлись три ярких фонаря, и стало светло, как днем. Лучи бродили по стенам и потолку, пока не упирались в спину девушки, заблокировавшей проход. Через минуту Иван не выдержал и, отпихнув Стаса, протиснулся к сестре.

– Что случилось? – он подтолкнул ее к трапу.

Катя стала упираться.

– Я что-то услышала, – сказала она. – Чей-то голос. Мне кажется, мы здесь не одни.

– Отличная новость, – констатировал Стас.

– Великолепная! – поддержал Сергей.

– Здесь точно никого нет, – заверил Иван.

Он выглянул из коридора на лестничный проход.

– Видишь? Пусто. Никого.

– Я не говорила про лестницу, – промолвила Катя, и страх на ее лице стал более очевидным. – Я говорила…

– Не останавливайтесь! – прокричал снизу Николай Бобок. Где-то под трапом хлопнула дверь. Николай снова открыл ее. – Мы теряем время!

Голос эхом пронесся по надстройке, и от его раскатов пошатнулся даже Стас.

Катя вдохнула и зажмурилась.

– Извините, – сказала девушка. – Наверное, я просто переутомилась.

Голосов она больше не слышала, но ее не покидало ощущение, что отец обязательно вернется. Он и раньше возвращался, но только во снах.

– Спускаемся, – оповестил группу Иван и зашагал по трапу с зелеными ступеньками.

Старый линолеум заскрипел под его сапогами. Новое эхо наполнило пространство, и всем членам группы стало одинаково тревожно. Катя пропустила вперед Стаса, и тот неспешными шагами побрел вслед за Иваном. К скрипу линолеума прибавился свист перил, в которые Стас и Иван вцепились, точно их не держали ноги. Не стал ждать девушку и Сергей. Воспользовавшись моментом, он двинулся третьим и достиг главной палубы еще до того, как Катя ступила на первую ступеньку. Впрочем, случилось это не сразу. Оставшуюся без компании девушку окружил мрак, и, как только последние шаги на трапе стихли, образ отца соткался перед ней, как из воздуха. Его лицо утопало в белизне, волосы были всклокочены, живот выпирал из-под короткой рубахи. В руках он держал…

Он часто бил ее палкой.

Катя помнила, как он зверел. Как бесился, если она не кричала от боли. И бил ее сильнее, чтобы она не могла стерпеть пытку. Чтобы ее страдание сквозь боль перешло в подчинение, подчинение – в отчаяние, а отчаяние – в упадок. Чтобы ей самой хотелось умереть. Но по сей день в своей памяти девушка хранила не синяки и боль. Она вспоминала ярость, с какой отец бил ее, будто она того заслуживала. Катя боялась его, как ужасного демона, подстерегающего ребенка под кроватью. И, чуть спускалась ночь, она не могла не думать о нем. Она видела перед собой палку, со свистом рассекающую воздух, перекошенное лицо отца, полное злобы и вожделения, и его острые, гнилые зубы. И его остервенелое рычание, и еще много чего, что Катя чувствовала и терпела, и о чем никому не могла рассказать.

Все это единой лентой пронеслось перед глазами девушки и вернуло ее в уголок детства, который она так долго мечтала позабыть. Отец вновь появился перед ней, но сегодня, вместо палки, он прихватил гаечный ключ. Орудие пыток подбрасывалось вверх. Когда головка ключа падала в крепкую ладонь, раздавался шлепок и Катя вздрагивала, как от удара грома.

«Стой, чертовка!» – беззвучно шевельнулись его губы.

Катя и не собиралась никуда бежать. Ее ноги вросли в пол, и если что-то и могло сдвинуть ее с места, то это хлесткий удар тем предметом, что отец держал в руках. Она даже не силилась группироваться, потому что знала: через секунду ей станет больно, и глаза закроются сами собой. Она забудет, где она и с кем. А если станет сопротивляться, отец размозжит ей голову. Он будет бить ее до тех пор, пока крик боли не станет совершенным. Пока его ярость не иссякнет, и он не начнет получать от процесса удовольствие. Вот для чего он здесь. Вот для чего ему нужна дочь.

По щекам Кати потекли слезы. Ее тень на стене стала горбатой и низкой.

«Я предупреждал тебя не совать нос в чужие дела?» – строго проговорил отец.

Теперь Катя слушала его, как дома за учебниками. Она чувствовала его запах, и ей казалось, что он наполовину в ней.

«Я не хотела расстраивать тебя, папочка!» – сквозь слезы пролепетала маленькая Катя.

«Ты меня разозлила, чертовка! – он сделал шаг навстречу. Ключ прыгнул в другую руку. – И сейчас я проучу тебя!»

Он оскалился, и Катя заметила, что его зубы не похожи на человеческие. Они стали как зубья ножовки: острые, треугольные, ржавые и загнутые в разные стороны. Зубы превратили рот в подобие провала. За оскалом скрывалась пропасть, и Катя вдруг поверила, что эта бездна способна поглотить ее гораздо раньше, чем гаечный ключ сломает ей первую кость.

«Ну-ка, иди ко мне, – отец сжал ключ так, что побелели пальцы. – Я покажу тебе, что бывает с непослушными детками!»

«Извини, папочка, я не хотела! Я правда не хотела», – лепетала Катя. Она не понимала, за что ее наказывает отец. Порой он избивал ее просто так, потому что ему этого хотелось.

Отец приблизился к ней на расстояние шага, и в нос Кате ударило зловоние. Даже в те дни, когда отец пьянствовал или работал в саду до последнего пота, от него не исходил столь резкий неприятный запах. Сейчас от него смердело мертвечиной.

Отец сделал замах и вдруг остановился. Случилось то, чего не происходило никогда: он передумал. Ключ опустился. Он взглянул на дочь далеко не дружелюбными, но спокойными глазами и сказал:

«Ты же хочешь искупить свою вину, детка?»

По его правой щеке проползла жирная муха. Катя успела рассмотреть зеленоватое брюшко, и к ее горлу подступила тошнота.

«Конечно, папочка. Очень-очень хочу!» – взмолилась она и увидела, как муха сделала вираж, точно самолет перед посадкой, и теперь подбиралась к носу. Возле ноздри насекомое завертелось. Мухе было неловко пролезать внутрь. Ей мешали крылья.

Отец оскалился. Катя вновь увидела глубокую впадину. На этот раз провал между зубов не пустовал. Внутри него что-то шевелилось, и изо рта доносилось слабое гудение.

«Я сделаю все, что ты хочешь!» – Катя всхлипнула.

Жирная муха копошилась перед ноздрей. Передняя часть туловища погрузилась внутрь, и муха силилась протиснуться туда целиком. Отец этого не замечал. Он изучал дочь, как подвластное животное, и, пока процесс продолжался, Катя увидела, как из-под редких волос прямо навстречу первой мухе выползла вторая.

«Господи», – пронеслось у нее в голове. Она сильнее зажала рот. Рвотный рефлекс подкатил к горлу, и Катя уже не надеялась сдержаться. Ей захотелось лечь, раскинуть ноги и лежать так, пока ей не окажут помощь. Но отец был другого мнения. Он не хотел, чтобы девочка так рано теряла себя. Он еще не закончил.

Муха наконец-то осилила преграду и протиснулась в ноздрю. По лицу пробежала рябь. Отец вдохнул. Его скулы дернулись, как от удара. Шевельнулся нос. Катя увидела крохотные лапки, упирающиеся в края ноздри, и вскоре муха исчезла в черном проеме, как вагонетка в угольной шахте.

«Слушай меня внимательно», – прохрипел отец.

Гаечный ключ коснулся Катиных волос. Ржавый бок потянулся от левого виска к губам.

Отец стал говорить, а Катя слушала. Каждый раз, когда он переспрашивал, она повторяла:

«Конечно, папочка. Конечно».

Когда отец закончил, она услышала, как рой мух гудит над ее головой. Она точно очутилась поздней весной под липами, только, вместо пчел и аромата меда, в носу сидел запах мертвечины. Катя распахнула глаза. Никого не было рядом. Образ отца растворился во мраке. Исчез посторонний шум. Она стояла посреди коридора и взирала в пустоту, где некогда был вымышленный объект. Девушка поняла, что вернулась из темной половины, куда никогда прежде не забредала. Она поспешила к трапу, и вскоре прибилась к группе, собравшейся перед дверью с табличкой:

«ESCAPE DOOR»

Глава 7

На борту. Сергей видит призрака

Бобок посмотрел вниз и сделал жест рукой, чтобы никто не заходил внутрь и не теснил его. Эвакуационная шахта, расположенная за дверью, была не шире телефонной будки. Лидер группы сел, подпер кулаком подбородок и стал думать. Никто не знал, что его тревожит, но было очевидно, что Николай озадачен и не хочет спускаться вниз, не просчитав каждый шаг наперед. Думать долго ему не дали. Иван, растолкав друзей, просунул голову за дверь, глянул в зияющий проход и выдал протяжный свист:

– Даже дна не видать!

Бобок не шелохнулся. Его взгляд был устремлен в шахту, откуда на высоту человеческого роста поднималась стальная лестница, приваренная к стене.

– Здесь мы должны спуститься, – заключил он, ощупывая гладкие края вертикального тоннеля. – Дверь в машинное отделение заперта. На взлом уйдет уйма времени, поэтому единственный шанс попасть внутрь находится тут.

– И сколько там… глубины? – поинтересовался Иван.

Пока Николай искал ответ, стараниями Стаса он оказался придавлен дверью к стене.

– Метров двадцать. – Лидер группы свесил ноги и нащупал одну из перекладин. – Лестница крепкая. Нас выдержит.

– А золото?

– И золото выдержит, – уверенно сказал Бобок. – Мы поднимем клад на веревке.

– Но веревки здесь нет, – заметил Иван.

– Веревку поищем в токарной мастерской. – Николай положил фонарь на пол и спустился вниз по грудь. – Не нужно беспокоиться. Самое главное, чтобы каждый из нас достиг дна без травм и ушибов.

– А там… – начала Катя и замешкалась. – Как там с воздухом? В самом низу.

– Точно, – подхватил Стас. – Как там с воздухом и что за обстановка в целом?

– В каком состоянии пребывает машинное отделение, мне не известно, – ответил Николай. – Но воздуха хватит. Пространство под надстройкой достаточно большое, чтобы сохранить запас кислорода на несколько недель вперед.

Он провел ладонью над шахтой.

– К тому же, я чувствую тягу. Будто вода льется сквозь пальцы.

Стас перешагнул порог и посветил в шахту.

– Тягу я тоже чувствую, – подтвердил он. – Но дна не вижу.

– Ствол очень глубокий, – констатировал Николай. – Но для нас это не помеха. На судне есть более мрачные места, куда спускаться опасно для жизни. Я проработал матросом несколько лет, прежде чем получить повышение в должности, и за те годы успел побывать в балластных резервуарах и грузовых трюмах. Вот там действительно тяжко. А здесь нам ничто не угрожает. Шахта – не препятствие.

– Они могли бы предусмотреть лестницу получше, – покачал головой Стас.

– Чтобы было удобно подниматься, – расшифровал его мысль Сергей.

– Могли, – согласился Николай. – Но не предусмотрели. Теперь поздно об этом вспоминать. Жду вас внизу, товарищи. Не задерживайтесь и помните: мы должны подняться обратно к полуночи, чтобы у нас имелся запас времени скрыться с горы. Катер всегда бросает прожектор на тропу. К тому моменту, как придет патруль, мы должны отойти от обрыва и быть за полоской леса.

Его голова тотчас пропала в квадратном проеме. Следом за Николаем в шахту отправился Стас. Иван уступил свою очередь Кате и спускался четвертым. Сергей терпеливо подождал всех, а когда настала его очередь, понял, что лезть вниз предстоит в полной темноте. До этого каждый последующий член группы подсвечивал лестницу своим фонарем и предыдущему было легко ориентироваться в пространстве. Теперь последующих не осталось и Сергей, сунув фонарь в карман, очутился в полной темноте.

Он пристроился над лестницей и уже собирался опустить ногу на перекладину, когда его коснулись. Сергей видел, как в лаз по очереди спустились все члены группы. Сначала Николай, за ним Стас, Катя и Иван. Он остался один. Сомнений в этом не было никаких, как и в том, что один из членов группы уже достиг дна и ожидал остальных. И вдруг…

Сергей схватился за поручни шахты. Он решил, что сзади стоит один из пограничников, и ему стало так дурно, что в голове перемешалось все хорошее и плохое. Сергей забыл, и как его зовут, и зачем сюда пришел, на поверхности разума гремела только последняя песня, которую он слышал в салоне УАЗа. В ней пелось, чтобы он не забывал родину.

То что его коснулось, исчезло. Сергей шумно, как старый пылесос, вобрал в себя воздух и встряхнулся. Сознание вернулось, сердце забилось. Зашевелились пальцы. Сергей отполз от края шахты, чтобы ненароком не оказаться внизу со сломанной шеей, выглянул в пустой коридор и понял, что у него разыгралось воображение. Никаких пограничников, никаких посторонних лиц. Он был абсолютно один, и ему стоило поторопиться со спуском в машинное отделение, пока группа не двинулась в путь без него.

Сергей опять подполз к эвакуационному тракту. Он не боялся высоты и не страдал клаустрофобией. Единственное, что его беспокоило, это длина лестницы, на преодоление которой уйдут все силы. Лучи фонарей мерцали глубоко внизу. Группа соблюдала тишину, и в шахте слышался лишь легкий шорох от трения курток о переборки. Со дна поднимался теплый воздух. Пахло машинным маслом.

Сергей ступил на лестницу и вдруг увидел в коридоре человеческий силуэт.

Ужас чуть не лишил его чувств. Страх был такой силы, что он не заметил, как соскальзывает с края, и, если бы не нога, упертая в перекладину, падение было бы неотвратимым. Прошло несколько секунд, прежде чем он повернулся к двери и встретился взглядом с пустотой.

«Что происходит? – недоумевал курсант. Он снова отполз от края шахты и прижался к стене. – Галлюцинации?»

Дрожащими руками он отвел от себя фонарь и посветил в коридор. Никого. Сергей поднялся. Он ощущал себя уставшим и больным, хотя для достижения такого состояния еще ничего не сделал. Он покинул помещение шахты и какое-то время провел в коридоре, рассматривая стены, потолок и пол. Воображение рисовало ему самые безрадостные вещи, и Сергей чувствовал, что еще чуть-чуть – и его ноги станут подгибаться от любого шороха. Пустота словно глумилась над ним: малейший сквозняк казался ему живым и опасным.

«Надо спускаться вниз, – твердо решил он. – Ощущать этот ужас на себе лучше в компании Стаса. Со Стасом и оголодавшие зомби будут смешными. А вот без Стаса…»

Его взгляд остановился на грузовой схеме судна. Та была перечеркнута красной линией, и, присмотревшись, Сергей понял, что линия – след капли, ползущей поперек чертежа. Волосы на голове курсанта вздыбились, а плечи, обычно расправленные, как вешалка для кителей, ослабли и обвисли. Сергей не хотел омрачать свое сознание дурными мыслями, но другого выхода у него не осталось. Подозрение, что на судне они не одни, оправдывалось, и им овладело предчувствие предстоящих неприятностей.

Пока страх развязывал войну, но еще не был полновластен и глубок, Сергей обратился к схеме. Капля перечеркивала коффердам между грузовым трюмом и надстройкой. Прошлую плавательную практику Сергей провел на маленьком контейнеровозе и прекрасно знал, что такое коффердам. Это замкнутое пространство, служащее для разделения судовых отсеков. Однажды Сергей уже побывал в подобном месте, где, не пользуясь основными мерами предосторожности, можно запросто распрощаться с жизнью. Такие коффердамы отделяют машинное отделение от грузовых трюмов, и именно их Сергей боялся больше всего. Шахта, куда минуту назад он свешивал свои ноги, была культурной достопримечательностью по сравнению с тем, что хранят в себе настоящие злачные места судна.

Капля ползла и ползла, оставляя ровный след, и, пока Сергей следил за ней, справа от него образовалась странная тень. Когда капля остановилась и Сергей подался вперед, чтобы ее разглядеть, тень заговорила:

– Ты меня кинул.

Сергей остолбенел. Рука, держащая фонарь, разжалась, и источник света полетел на пол. В коридоре стало темно.

– Кто здесь? – выпалил курсант.

– Я, – ответил детский голос, в котором чувствовалось непоколебимое спокойствие.

Сергей обернулся и понял, что ему не повезло.

– Даня?

Рядом с ним стоял мальчик, одетый в желтую курточку, синие джинсы и коричневые ботинки. Куртку и ботинки Сергей купил ему сам на деньги со стипендий. Он был старшим сыном в семье и иногда помогал родителям одевать младшего. Средний брат, Вова, был разгильдяем и исполнял роль проблемного подростка. Сергей не любил проводить с ним время и с тех пор, как переселился в общежитие при университете, избегал любой встречи.

– Ты как сюда попал? – Сергей с трудом мог представить, что восьмилетний ребенок оказался способен преодолеть гору, обрыв и отвесную лестницу.

Он вообразил, как Данил лезет по борту судна, ветер раскачивает его, точно маятник на тонкой проволоке, а под ним двадцать метров свободного падения и ледяная вода. От таких мыслей Сергей побледнел.

– Шел за тобой.

– Ты сбежал из дома?!

– Ага.

– Ты представляешь, что случится с мамой, если она найдет твою постель пустой?!

– Ага.

– Ее же хватит удар!

Данил поджал губы.

– Ах! – Сергей ударил ребром ладони по стене. – И что мне теперь с тобой делать?!

Данил опустил голову, сложил руки, как и полагается маленькому ребенку, и вздохнул так, что на душе у Сергея заскребли кошки.

– Кто-то еще знает, что ты здесь?

Мальчик пожал плечами.

– Когда ты уходил из дома, Вова уже вернулся?

– Да.

– Вы с ним общались?

Тут Данил потянул носом и всхлипнул. Сергей понял, что случилась беда, но не предполагал, что она будет настолько серьезной. Мальчик убрал волосы с правой стороны лица. От увиденного старший брат испустил тихий свист. Верхняя часть уха Данила была откушена. Кровь на краях запеклась, кожа покрылась багрово-черной коркой. Мочка вспухла.

Сердце Сергея болезненно сжалось.

Данил убрал рану под волосы.

– Это его работа? – сквозь зубы процедил Сергей.

– Ага, – всхлипнул Данил.

– Мама знает?

– Нет.

– Папа?

– Не-а.

– Тебе нужно в больницу, – Сергей схватился за голову, внезапно вспомнив о том, где находится.

Никогда беспокойство за брата не ввергало его в такую растерянность. Из-за проблем с Вовой он уже дважды отпрашивался с занятий и раз десять убегал с вахты суточного наряда. Иногда его ловили и наказывали, но, какие бы инциденты ни случались в общежитии, семья для него всегда была важнее.

Сергей заметался в поисках решения и, не придумав ничего рационального, принялся себя утешать.

– Если ты пойдешь с нами, ничего же не случится? – спросил он вслух и щелкнул себя по лбу: – Нет. Так нельзя. Наш командир будет ругаться. Лучше тебя спрятать.

Он покрутился вправо-влево, точно выискивая волшебный сундук.

– Нет, и так нельзя. Нужно вернуться. Просто вернуться домой и оттуда сразу в больницу.

Он мельком глянул в эвакуационный тракт.

– Нет! Так тоже нельзя. Что же делать? Что же делать… А если ты останешься здесь? То…

– Вова найдет меня.

Сергей почувствовал, как его язык присыхает к небу. В груди кольнуло.

– Что ты сказал?!

– Вова найдет меня, – повторил Данил, его руки расцепились, и он указал на плакат, который перечеркивала темно-красная линия. Если раньше на схеме пребывала одна капля, то теперь их стало две и обе стекались к точке, разделяющей грузовые трюмы и машинное отделение.

– Это он сделал, – вполголоса повторил Данил, и Сергей почувствовал, что не за горами первый в его жизни инфаркт. – Он здесь… Он привел меня сюда и сказал, что мы будем играть в прятки. Посчитал до десяти, я спрятался, и сейчас он меня ищет.

Сергей сел там, где стоял. Его взгляд заметался меж стенами. И все было бы ничего, если бы не паника, растущая по мере того, как он начал подмечать странные детали. Чтобы уточнить одну из них, ему потребовался фонарь.

При беглом рассмотрении темно-красная линия казалась обычной краской, но, ввиду того, что рассказал Данил, он понял, что краски здесь нет и в помине. Более того, по коридору распространялся смрадный запах, будто после эвакуации кто-то из моряков забыл выбросить мусор из каюты. Вонь усиливалась из-за отсутствия вентиляции и малой площади помещений.

– Значит, Вова привел тебя сюда, – сказал Сергей. – И где он сейчас?

– Там, – мальчик указал на точку, где сходились капли.

Сергей уставился на коффердам. На поперечном плане судна было видно, что с боков его подпирают топливные баки.

– Это, определенно, замкнутое пространство, – проговорил курсант. – Оно должно быть законсервировано. Как туда попал Вова?

Сергей повернулся к мальчику, но там, где тот стоял, остались лишь следы ботинок. Коридор опустел. Трап, ведущий наверх, тоже. Сбитый с толку, Сергей забегал от борта к борту, проверяя все двери, куда мог проникнуть брат. Каюты были заперты, и только общий душ и туалет оставались доступными ночному экипажу. Убедившись, что на палубе никого нет, Сергей сел на порог и застонал. Он не понимал, что происходит, но искренне верил, что, в связи с последними нарядами, на нервной почве и от недосыпа у него возникли галлюцинации. Поверить в них было легче, чем в то, что оба его брата здесь и один из них успел причинить второму телесный вред.

Тут он обратил внимание на отпечатки маленьких ботинок, провел по ним пальцем и понял, что, в отличие от брата, след ему не мерещится. Он маслянистый, вязкий, черного цвета и пахнет мазутом. При этом тридцать третьего или тридцать четвертого размера. Сергей знал такие штуки слишком хорошо, чтобы в них ошибаться.

– Следы могли быть оставлены до нашего прихода, – утешил себя он. – Какой же я глупец! Обязательно спрошу об этом у ребят.

Но, когда Сергей спускался по лестнице, он снова засомневался. Не было под дверью никаких следов. Не было, и быть не должно. Откуда на судне дети? Вокруг творится какая-то чертовщина.

Каждый пролет Сергей задирал голову и видел у края шахты Данила. На глазах у того застыли слезы, губы безмолвно шевелились. Одно не укладывалось у Сергея в голове. Пусть Вова и проявлял некие признаки садизма, но двенадцать лет – возраст достаточно большой, чтобы понимать, какие ужасные последствия может повлечь его поступок. Отец лупил его за шалости, мать ругала за плохую учебу, а Вова плевал на всех. Главным развлечением для него были пакости, и год от года их размах становился все обширнее.

Вскоре Сергей попал в круг света, и тревожные мысли отодвинулись. Группа вновь была в сборе, и Николай еще раз напомнил всем об осторожности и о времени, которое они бесцельно теряют.