Текст книги "Девочка без прошлого"

На заднем сиденье заскулил пес. Тонкий неутихающий звук чуть не вынул из меня душу.

– Дождь, прошедший сразу после убийства, смыл все следы, отпечатки пальцев и прочие улики, способные нам помочь. Но, слава удаче, он не смыл собачью шерсть. По ее запаху мой пес долго плутал в дебрях, пока не вышел на туристическую тропу. В это сложно поверить, но убийца либо сам пришел с собакой, либо какой-то другой приблудный пес шел за ним, а потом терся возле тела.

– Да-м-м, – пробормотал я. – Ужасная история.

Полицейский вздохнул.

– От подобных мест что угодно можно ожидать, – он помолчал, давая мне шанс что-нибудь добавить. Но я не добавил, и полицейский сказал: – Что ж у меня больше нет оснований вас задерживать. Все что хотел, я выяснил, но есть большая вероятность моего возвращения. Вы же не станете избегать старого следователя лишь потому, что тот задает нелепые вопросы? – он улыбнулся. Как и в первый раз, когда я пошутил на счет орангутанга, улыбка выглядела натянутой.

– Приходите, когда угодно. Мне скрывать нечего. Но если я буду на работе, то, извините.

– Конечно, – протянул он. – Очень ценю настолько открытых и добродушных людей, как вы. Это не лесть, а чистая правда.

Я подумал и добавил:

– У меня один выходной на три рабочих дня. Чтобы не ошибиться, приходите в обеденные перерывы. Я вас выслушаю.

– Помечу, – он кивнул, но за блокнотом не потянулся. У таких людей имелась прекрасная память.

Я уже собирался покинуть машину, когда на заднем сиденье принялся лаять пес. Полицейский заохал, вышел из машины и открыл заднюю дверь.

– Иди, иди! – послушно пробормотал он и обратился ко мне: – Не обращайте внимания. Он просто пересидел. Видимо, хочет в туалет.

Но вместо того, чтобы побежать в кусты, пес ринулся к моему двору, лапой сшиб калитку и был таков. Я застыл на месте. Полицейский медленно повернулся, и как в детективных фильмах, снабдил свидетеля подозрительным взглядом. Фуражка опустилась на сверкающую лысину.

– Что случилось? – спросил я.

– Не знаю.

Он пожал плечами и спросил:

– Вы случайно не держите дома собак?

– Нет.

– Есть какая-то причина или принципиально…

– Есть причина, – сказал я. – За собак тоже нужно отвечать. Как и за людей. Я не могу завести питомца, заранее зная, что не выхожу его или когда-нибудь оставлю без внимания. Это жестоко.

– Да, – согласился следователь. – Вы правы. Собаки, все равно, что люди. За них тоже приходится отвечать, – чуть погодя он добавил: – И воспитывать.

Он поспешил во двор, а я подумал: «Чертов пес! Если полицейский захочет войти в дом, я его не пущу!»

Только сейчас до меня дошло, что следователь не спрашивал про девочку. Он интересовался убийством на горе, значит, в какой-то степени я мог выдохнуть. Я представил, сколько вопросов он мне задаст, если вдруг случайно увидит Алину в окно.

Мороз пробежал по коже.

Полицейский вошел во двор и остановился.

– Ко мне! – закричал он.

Но пес не вернулся, и хозяин поплелся за дом.

По неспешному шагу было заметно, что бегать он не любил. Больше любил сидеть и говорить, однако же, разгневанным он не стал даже, когда пес принялся наматывать вокруг дома круги, совершенно не реагируя на требования хозяина. Он, словно обезумел от счастья и бегал по двору, замирая только в тех местах, где требовалось что-то понюхать. За пять минут земля, прибитая вчерашним дождем, оказалась всклоченной, каменная дорожка забросана грязью, небольшая лужайка травы перепахана. А пес все не унимался и гонял то вокруг дома, то вдоль торцевой стены под окнами спальни.

Полицейский прекратил всякие попытки завладеть вниманием собаки и уставил руки в боки. На его лице с трудом читались эмоции, но я подумал, что нечто подобное с овчаркой происходит не так часто. Возможно впервые. Грязь летела во все стороны, и я отошел к калитке, чтобы не испачкать одежду. Полицейский остался внутри. Действие продолжалось еще минуту, прежде чем, пес замер под окном кухни, а я напрягся, заметив в окне силуэт.

Алина смотрела на дорогу, но как только мужчина приблизился к стене дома, отошла за занавеску. Пес не отрывал носа от земли. Я не знал, что он разнюхал в сыром воздухе. Мотая мордой, он продвинулся на метр вперед, остановился, продвинулся еще на метр вперед. Полицейский нахмурился. Он попросил меня не приближаться, и я остался у калитки, ощущая, как почтовый ящик упирается мне в спину. Через несколько секунд пес достиг стены дома и залаял. Полицейский уставился на разрушенный фундамент.

Я подошел к ним и увидел в бетонной кладке небольшое углубление.

– Что там? – спросил следователь.

– Не знаю, – ответил я.

– Под домом есть подвал?

– Понятия не имею.

Полицейский внимательно посмотрел на меня.

– Пес что-то учуял, – сказал он. – Мне надо проверить. Если в подвале что-то есть, лучше скажите сразу.

– Я не знаю, что там. Сам впервые вижу. Может и нет там никакого подвала, а просто осел фундамент и образовалась полость.

Следователь задумался. Я понимал, что вламываться в дом он не имеет права. То, что он пребывает во дворе, уже частично нарушало его права, но и не удостовериться в том, что ему было подозрительно, он не мог. Пес принялся рыть. Делал это, как настоящий профессионал, полукругом с разворотом, и быстро, точно выполнял норматив. Земля вокруг промоины была мягкой, и дыра стала быстро увеличиваться. В соседский забор полетели камни и грязь, и, когда одна из секций потемнела, я сказал, что это чертовски не гостеприимно. Полицейский хлыстнул собаку поводком по заднице.

– Перестань!

Пес сел. Возможно, впервые за долгое время, послушавшись хозяина. Через пол минуты он залился лаем, а его хозяин обмозговал ситуацию и сказал:

– Когда все чисто, собака себя так не ведет.

Я развел руками. Ответить было нечего.

– Сколько вы здесь живете?

– Пять лет.

– А кто здесь жил до вас?

– Дом снимала молодая семья. Хозяйка сказала, что они уехали на заработки в Сочи. Оба подрабатывали в ресторанах.

– Пять лет, – повторил он. – И за столько времени вы никогда не находили что-нибудь вроде крышки погреба или…

– Никогда.

Он покачал головой. Пес воткнул нос в яму и стал лаять в промоину.

– Там что? – полицейский указал на окно.

– Кухня.

– Хм, – он снова задумался.

Я знал, что он сейчас попросит. Осмотреть пол кухни. Проверить, есть ли проход под дом. Но какого черта он собирался там искать? Даже если проход есть, в подвал пять лет никто не спускался. Что он хотел там найти?

Вероятно, дело бы тем и продолжилось, но случилось непредвиденное. Пес выдернул морду из норы, вскочил на задние лапы и завизжал. На длинном носу, как альпинист, вцепившись в ледовую глыбу, висел Бен. Шерсть его вздыбилась, уши легли по форме крыльев. Пес мотнул головой, пытаясь сбросить кота. Бен еще крепче вцепился в продолговатую морду. Кот шипел от испуга, пес визжал от боли и танец на задних лапах продолжился до тех пор, пока ошейник с ремешком не прошелся по его заднице.

– Сидеть!

Бен слетел с собачьей морды и бросился к крыльцу. Вскочив на порог, кот спрятался за занавеской, и с расстояния нескольких метров я слышал, как он гудит, точно трансформаторная будка.

– Змей проклятый! – чертыхался полицейский. – Еще раз напортачишь так, посажу тебя на цепь!

Занавеска, где прятался кот, замерла и на короткое время во дворе стало тихо. Но тут пес снова заскулил. Нос его кровоточил, верхняя губа была разодрана. Усы смялись, словно по ним прошлись утюгом. Испуганный взгляд то и дело уходил в сторону, и брови шевелились, точно мухи на стене. Молодой, озорной пес чувствовал гнев хозяина и точно признавал свою ошибку.

В следующий раз на мой дом он взглянул из окна полицейской машины. Поводок с него сняли, но это ничуть не повлияло на грусть собаки. Он запомнил мой дом и моего кота. А я, благодаря стечению обстоятельств, узнал, где Бен прячется, когда его подолгу не бывает дома. Кот не станет жить в норе. Под домом действительно находилось пустое пространство. Возможно, большое.

– Извините за представление, – сказал полицейский, отойдя от машины. В его руках уже звенели ключи, и по поведению было ясно, что он не имеет ни малейшего желания задерживаться у моего двора. – Первый раз такое вижу. Моя собака хорошо знает свой угол, но сегодня в нее точно бес вселился, – он усмехнулся. – Вспахал вам всю лужайку…

– Нет проблем, – сказал я. – Цветов не выращиваю. К весне все травой зарастет.

– Да-м, – покивал он. – И забор зарастет?

– Забор придется помыть, – я подошел к калитке, чтобы не повышать голос. – Ерунда.

– Да-м, – повторил он. – Ерунда. Но все равно, примите мои извинения. И… – он замялся. Пошарил по карманам. Ничего не нашел и сказал. – Был рад с вами поболтать. Но инструкции… Понимаете. Мне велено предупреждать каждого жителя, что, не ровен час, и мне придется вернуться снова. Поэтому, пока преступник на свободе, будем держать связь, хорошо?

– Ок, – я дернулся, как ударенный, но он ничего не заметил.

– Такая у нас работа.

Через мгновение он шел обратно к машине. Я затворил калитку и вернулся в дом. Бен сидел на крыльце и ждал. Дверь открылась, кот вбежал внутрь и кинулся на кухню. Следы кошачьих лап проложили дорожку к блюдцу с водой. Я повесил куртку и тоже прошел на кухню. На столе была оставлена только моя тарелка и только мой кусок хлеба. Второй тарелки не оказалось ни в раковине, ни на сушилке. Девочка тщательно вымыла за собой все, к чему прикасалась, и исчезла в одной из комнат.

– Алина, – позвал я ее и прошел в гостиную.

Окна из гостиной выходили на задний двор. Занавески были задернуты, и в комнате стоял полумрак. Я включил свет и никого не увидел. Диван убран. На столе чисто. Подушки аккуратно лежали у изголовья. Телевизор выключен. Было ощущение, что в комнате прибрались специально для встречи гостей.

– Алина, – второй раз позвал я. Девочка не откликнулась.

Я прошел в спальню.

Она стояла перед окном и в щель меж занавесок смотрела на отъезжающую машину. Полицейский зачем-то задержался у моего двора. Но теперь он покончил со своими делами и прошествовал к выезду из переулка на улицу Волочаевскую. В спальне, как и в гостиной, тоже был полумрак. Образ девочки напоминал в нем нечто мистическое. Я подошел к ней.

– Что случилось?

– Ничего, – ответила она.

Я обнял ее за плечи и сквозь легкую кофточку почувствовал, как она дрожит. Но не от холода. Плечи девочки были горячими. Я ждал, что она опустит занавеску и прижмется ко мне. Первое случилось. Второе – нет. Она отошла от меня и села на кровать. Я дотянулся до выключателя, щелкнул и комнату наполнил резкий желтоватый свет. Не поднимая глаз, Алина смотрела в обветшалый угол комнаты, где болтался отклеенный кусок обоев.

– Что-то случилось, – без интонации сказал я.

Алина убрала волосы со лба.

– Он спрашивал о той девушке, да?

– Да. Как я тебе и говорил. Ее найдут. Точнее уже нашли. Сделали даже быстрее, чем я ожидал.

– Что будет дальше?

– Ничего. Нашли и нашли. Начнут расследование. К нам вряд ли опять придут, хоть и пообещали. Наших следов там все равно нет.

Она покачала головой. Печаль не покидала ее.

– Послушай! – строго произнес я. – Тебе не в чем себя винить. То, что произошло в лесу – от тебя никак не зависело. На свете есть Ад, и его наследники, к сожалению, имеют свой филиал на земле. Наша задача держаться от него как можно дальше. Ближе друг к другу. И тогда все будет хорошо.

Она кивнула, не отрываясь от оборванного куска обоев.

– Полицейский намекнул на то, что девушка была связана с одним не очень хорошим заведением. Люди там разные, и многие из них ходят по краю пропасти. Понимаешь, о чем я говорю?

Алина прикрыла глаза и вздохнула.

– Почему так?

– Я не знаю, – мне и правда никогда в голову не приходило, почему люди живут так, а не иначе. Что мне мешает начать подобную жизнь? Что им мешает измениться? – Вероятно, есть в этом какие-то плюсы. Существовать так, как они – все равно, что плавать в мутной воде. Никогда не увидишь дна, куда тебя может затянуть, но вода теплая, приятная и до поры до времени ты чувствуешь в ней себя хорошо.

Алина вздохнула.

– И им не больно? – спросила она. – Тем людям, что плавают в мутной воде?

– Больно, – ответил я. – Больно только, когда они падают. Все остальное время у них проходит гораздо лучше, чем у других. Тот, кто создал нашу Землю, не зря побеспокоился о том, что удовольствие приходит к человеку через серьезные испытания. Такие, как труд, терпение, взросление, необходимость делать то, что не хочется. Многие люди минуют эти стадии и потом оказываются там, где оказываются. Им хорошо первое время, потому что им повезло и все досталось даром. К примеру, деньги или внешность. Но однажды наступают тяжелые времени и надо проявлять характер. Чаще всего те, кому все досталось без испытаний, подобный отбор не проходят. Их дорожка клонится вниз и… – я прикусил губу. – Заканчивается.

– А те, кто живет честно, – обратилась девочка. – Что происходит с ними? Они не плавают в мутной воде?

– Гарантий Господь не дает. Но шансов у них определенно больше.

Успокоенная, Алина подсела ко мне и прижалась. Раздался очередной вопрос:

– Что нас ждет в будущем?

– Я не знаю, – я провел по ее волосам. – Мы честные и не врем друг другу. Надеюсь, мы никогда не попадем в мутную воду.

Я подумал, как хорошо, что она не держит меня за руку. Хотя даже, тесно прижавшись друг к другу, я чувствовал, что Алина меня читает, и маленькая ложь, транслируется в ее голову, как радиоволна. Она все про меня знает, – понимал я. – А вот я про нее – ничего. И это меня настораживало.

– Кстати, у меня есть к тебе предложение.

Девочка отвлеклась.

– Мне кажется, наш кот от нас кое-что скрывает. Конечно, все может оказаться лишь выдумкой, но… – я крепко сжал ее плечо. – Что-то подсказывает мне, что на нашей кухне есть потайная комната.

– Потайная комната, – повторила Алина. – То есть…

– Ничего больше не спрашивай, потому что я снова скажу тебе, что ничего не знаю. Сейчас нам требуется внимательно осмотреть пол кухни, и потом, быть может, мы что-нибудь отыщем. Ты со мной?

Через пару минут мы стояли на кухне и разглядывали предметы мебели, которые предстояло передвигать. Все они отличались громоздкостью и ветхостью, из-за чего при неудачном стечении обстоятельств, могли легко превратиться в мусор. Стол под окном, буфет в углу, рядом с буфетом газовая плита – по одну сторону кухни, и по другую – небольшой шкафчик и старый продавленный диван, умоляющий относится к себе со всеми предосторожностями. В центре комнаты лежал старый палас.

Прикрывая примерно шестьдесят процентов площади, палас стал первым элементом кухни, перетащенным в коридор. Пол обнажился. Старые доски с торчащими гвоздями секлись поперек помещения, опираясь на балку в четырех местах. «Вот почему пол здесь не шатался», – подумал я. Вместо одной опорной балки, как в гостиной, здесь их было четыре. И все четыре хорошо просматривались, благодаря рядам гвоздей.

За паласом мы вынесли в коридор стол и все стулья. Место освободилось столько, что на кухне можно было танцевать. Осторожно выдвинув диван из угла, мы обследовали пол. Ровный ряд гвоздей указал на наличие еще одной поперечной балки. Грязи и паутины в углах хватило бы на мусорный контейнер. Так же за диваном мы нашли теннисный мячик, детскую машинку, коробку из-под презервативов, засохшую апельсиновую корку и несколько сигаретных окурков с помадой на фильтре.

Шкаф я сдвигал самостоятельно. Никакого намека на вход в погреб под ним так же не обнаружилось. Поиски сузились до минимума. Газовая плита и огромный буфет с посудой формировали оставшийся десятилетиями не сдвигаемый массив. Я призадумался, с чего начать и краем глаза увидел, что с порога кухни за нами следит кот. Бен сидел, как каменная статуя. Ни уши, ни хвост не пошевелились даже тогда, когда я его окликнул.

Выбор пал на буфет. Я попросил Алину вытащить тарелки, чтобы хоть как-то облегчить груз, а потом велел выйти из кухни, чтобы при неблагоприятных обстоятельствах буфет на нее не рухнул. Алина скользнула в коридор, кот последовал за ней. Действие сопровождалось такой синхронностью, будто они повторяли это каждый день. Как танец, репетируемый перед концертом: все отточено до мелочей. За порогом кухни Алина села на стул, Бен сел ей на колени. И это тоже получилось чертовски слажено. Оставалось только похлопать.

Как я и ожидал, за столько времени буфет врос в пол и сдвигаться отказался. Я попробовал раскачать прилипшие ножки, но тут же услышал скрежет досок, напоминающий стон больного перед смертью. Ножки удалось оторвать за счет рычага, сделанного из бревна и железной трубы. Один конец трубы я подсунул под низ буфета, опустил на бревно, а сам всем весом навалился на другой. Раздался треск, и буфет зашатался. В образовавшую щель меж полом и днищем попал свет, и я увидел ряды гвоздей, опоясывающие весьма необычную конструкцию.

Вход был круглым.

Кто-то нехило потрудился выпилить отверстие размером с иллюминатор на рыбацкой лодке и забаррикадировать его, так что никто бы и не нашел, если бы не искал специально. Сдвигать буфет было опасно и, чтобы добраться до пола в нижнем шкафчике, где хранились кастрюли и сковородки, я поднял днище. Здесь нам повезло. Доска была не закреплена и податливо вышла из паза.

Алина принесла фонарь, и вот я смотрел в чернеющий лаз и вспоминал. Пять лет назад, когда хозяйка, добродушная с виду женщина в толстых овальных очках и с ужасным запахом изо рта, показывала мне дом, я и подумать не мог, что под полом есть какой-то секрет. Хозяйка была совершенно не сдержана в объяснениях, и особенно долго рассказывала, как пыталась залатать крышу, потому что именно по этой причине прошлые жители покинули домовладение. Кроме того, она потратила более получаса, объясняя, как включать котел и настраивать отопление. Но даже после такой длинной беседы дом мне не нравился. Не из-за того, что в частных секторах есть перебои с водой и газом или я как-то не проникся доверием к хозяйке. Дом совершенно не нравился мне внешне. Хилый, сырой, с маленькими окнами, куда солнце заглядывает лишь на короткий промежуток.

Причиной остановки послужили два фактора. Близость к рабочему месту и книжный шкаф. Во всех других домах и квартирах, где я был, взгляд в гостиной всегда притягивал телевизор, и только тут – книжный шкаф. Вот, чем меня поразил этот дом, и я решил, что здесь стоит обжиться. А если не получится, то через месяц я мог съехать в более респектабельное жилье, где интерьер, как и везде, зависел от телевизора и дивана напротив него.

Только сейчас я понял, что книжный шкаф был не единственной реликвией дома. Под полом кухни, неизвестно сколько лет прятался каменный колодец. Глубина его не превышала пяти метров, диаметр – полтора. Сверху имелся круглый пропил, сужающий пропускное отверстие до полуметра. Стенка под пропилом имела промоину, через которую в колодец во время сильных дождей попадала вода. Сейчас на дне было сухо, и я видел желтые кости, вероятно, домашних животных, много лет назад упавших вниз и не сумевших выбраться на волю.

Стены на глубине более метра обросли зеленым грибком. На глубине четырех метров зелень сменялась бурым налетом. Я решил, что до того уровня во время паводков добиралась вода.

Глаза притягивал мрак.

– Что там? – Алина присела рядом. Места протиснуться внутрь буфета ей не хватило.

– Колодец, – ответил я.

– Там что-то есть? – она коснулась меня и тут же отдернула руку.

– Кости.

Алина подалась в сторону. Там, где не могла протиснуться девочка, охотно протиснулся кот. Бен обошел лаз по самому краю и заглянул вниз.

– Вот свалишься туда, и никто тебя уже не достанет, – сказал я ему. Кот пошевелил усами. – Ты немой, даже закричать не сможешь. Сегодня ту промоину засыплю песком.

– Можно я посмотрю? – неожиданно отозвалась девочка.

Я вылез из буфета и протянул ей фонарь.

– Только осторожно. Не опирайся на края, они сгнили.

Она заползла в буфет и провела там несколько секунд. После, выползла, отдала мне фонарь и сказала то, чего я никак не ожидал.

– Нам надо спустить туда лестницу.

Повисла долгая пауза, вызванная тем, что я не собирался лезть в подвал. Я лишь хотел присыпать кости песком – и сделать это можно было снаружи.

– Зачем?

– Если на нас кто-то нападет, в колодце можно спрятаться.

– И кто же на нас нападет?

– Кто-нибудь, – сказала девочка на редкость убедительно. – Кто бы не напал, лучше иметь такое место, чем не иметь. Мне дед так говорил.

– Дед?

– Да, – она пересела на диван и взглянула в окно. – Уже смеркается.

Я тоже посмотрел в окно. После яркого солнечного дня, не принесшего ни тепла, ни холода, город затягивала серая мгла. Небо тускнело, как догорающая лампочка. Лысые ветки тряслись на ветру. Вдалеке лязгал портовый механизм и как-то томительно становилось с заходом солнца.