Текст книги "Во славу Отечества! – 2. Лето долгожданных побед"

Затишье продолжалось до нового германского придвижения к французской столице, и все повторялось сначала. Постепенно разговоры перешли в откровенный торг, в котором обе стороны оговаривали цену, за которую Верховный решался продать свою стратегическую гвардию ради спасения Франции. На быструю помощь со стороны Штатов Париж не особенно рассчитывал и поэтому был вынужден идти на поклон к русским.

В этих встречах союзники очень быстро поняли разницу между прежним Верховным главнокомандующим в лице Николая, который зачастую уступал их нажиму, иногда идя даже вразрез с интересами своего государства, и Корниловым, который всегда руководствовался интересами своей родины. Главной его целью было сбережение русского солдата и целостности отечества, во благо которого и велась эта кровопролитная война. Оказалось, что у Корнилова было множество пожеланий к своим стратегическим партнерам как в политическом, так и в экономическом аспекте, от которых он никак не желал отступать.

Для принятия окончательного решения по столь важному для союзников вопросу было решено пригласить генерала Алексеева, на чьи плечи фактически легли обязанности премьер-министра. Соглашаясь на привлечение к переговорам этого не слишком лояльного к союзникам генерала, они исходили из соображения, что тот мало что смыслит в экономике, и поэтому на этом поле его будет легко если не переиграть, то наверняка уменьшить русский аппетит. Однако здесь их ждало сильное разочарование.

На переговорах появилось совершенно новое лицо, которое основательно спутало все карты западным партнерам. Вместо столь привычного для них генерала Духонина в комнату вошел человек невысокого роста, кавказец со следами оспы на лице. Это был на вид сорокалетний мужчина с острым взглядом, одетый в простой полувоенный френч.

– Иванов, – чуть глуховато, с явным грузинским акцентом представился он изумленному французскому послу, с достоинством склонив голову. Появление кавказца Иванова сильно обеспокоило посла, который инстинктивно почувствовал определенную опасность, исходящую от этого невысокого человечка.

Это был специальный советник московского генерал-губернатора Иосиф Сталин, которого Алексеев специально привез с собой из Москвы. За все эти месяцы мало кому известный эсдек совершил стремительный рост под крылом своего всемогущего патрона. Оставаясь по-прежнему на своей малозначимой должности, Сталин курировал большинство вопросов, связанных с укреплением экономики России и ее безопасности. Молодой трудоголик, он мог сутками работать над спешно порученной ему работой и при этом продолжать контролировать другие, ранее возложенные Алексеевым на его плечи.

За короткий срок он подготовил подробный отчет об экономическом сотрудничестве страны с Европой, консультируясь при этом со многими специалистами в этой области. Когда Алексеев ознакомился с этими материалами, он ужаснулся той огромной степени финансовой зависимости России от западного капитала. По сути дела, страна была в долговой кабале у господ союзников, которые непременно воспользуются этим рычагом давления в самое ближайшее время. Из-за гигантской финансовой задолженности все победы русского оружия в мгновение ока свелись бы на нет при дележе победного пирога.

Поэтому именно на экономику собирался делать упор Корнилов в срочных переговорах с союзниками, стремясь выбить из их рук оружие, способное нанести смертельный удар русским. Отправляясь на переговоры в Могилев, генерал-губернатор решил взять с собой Сталина по нескольким причинам. Во-первых, по сути дела, тот являлся автором доклада по экономическому положению в стране и как никто другой владел всеми нужными цифрами и аргументами. В силу своей основной профессии Алексеев мог проявлять твердость характера, но помнить все необходимые для переговоров данные он был не в состоянии.

Во-вторых, сам Сталин прекрасно владел искусством переговоров и благодаря своему прошлому не был связан ни с одной из финансовых и политических сил страны. Будучи волком-одиночкой в чужеродной среде, он поневоле был вынужден верой и правдой служить только одному хозяину, Корнилову. И в-третьих, Алексеев верно рассчитал, что замена Духонина на темную лошадку заставит союзников насторожиться и собьет их с толку, что было очень важно на столь решающих переговорах.

Согласно обговоренному протоколу переговоры вел Алексеев, сидевший в центре стола, тогда как Корнилов и Иванов расположились по бокам от генерала. Оба мало что говорили, но между собой общались при помощи записок, передаваемых друг другу через личного адъютанта Корнилова. Желая сохранить все дело в тайне, стороны согласились на присутствие лишь одного французского переводчика, хотя это было грубым нарушением протокола переговоров.

С первых минут встречи Алексеев начал с выяснения судьбы русского золота, которое было вывезено из страны в 1915 году в качестве залога за иностранное оружие, в котором Россия тогда так остро нуждалась. Деньги были своевременно уплачены, однако ни Англия, ни Франция не поставили в срок уже проданный товар, ссылаясь на военные трудности. Император Николай с пониманием отнесся к положению союзников, и выплаченные деньги благополучно зависли.

Алексеев со скрупулезной точностью развернул этот счет в девятнадцать миллионов фунтов стерлингов, заботливо приплюсовав туда набежавшие проценты от неустоек. Союзники дружно багровели и мрачнели на всем протяжении речи генерала и попытались оспорить некоторые из приведенных цифр, и в этот момент в дело вступил таинственный Иванов, до этого меланхолично куривший свою маленькую трубку.

Не торопясь, в полной уверенности своей правоты, он вытаскивал из папки одну за другой нужные бумаги с подписями союзных чиновников, которые полностью свели на нет все попытки союзников повернуть дело в выгодное им русло. Стремясь спасти честь своего мундира, французский посол и британский атташе попытались воззвать к русскому состраданию в отношении своих боевых друзей. Кавказец с пониманием покивал головой, а затем сказал, обращаясь к Корнилову:

– На сегодняшний день, Лавр Георгиевич, наши проплаченные заказы выполнены всего на двадцать три процента, и, согласно докладу господина Рафаилова, полностью выполнить их союзная промышленность сможет только к концу 1923 года.

Услышав эти слова, британский атташе пошел багровыми пятнами на лице, и только требовательный взгляд французского посла заставил его молчать. Месье заявил, что непременно доведет до сведения союзных правительств русские требования. Не изменившись в лице, Иванов, пыхнув своей трубкой, высказал надежду, что ответ союзники дадут в самое скорое время и тем самым не позволят русским усомниться в честности и искренности своих боевых товарищей.

– Я приложу для этого все свои усилия, господин Иванов, – как можно дружественнее произнес посол, стараясь изо всех сил удержать на лице маску участия и доброжелательности.

– В таком случае вас не затруднит дать нам разъяснения относительно судьбы русского залогового золота в сумме 42 миллиона фунтов стерлингов, которое было передано русским правительством под военный заем у Англии на двести миллионов фунтов в 1914 году. Золото было отправлено в декабре того же года, а денег правительство его королевского величества так и не предоставило.

– Это ужасная ложь, господин Иванов, и вы ответите за нее немедленно, – взорвался от негодования красный от злости бритт, вскакивая из-за стола.

– Господин Гордон излишне эмоционален, господа, он солдат, и этим все сказано, – поспешил разрядить обстановку француз, – но я полностью согласен с его несогласием с претензиями господина Иванова, о такой сумме залогового золота даже я ничего не слышал. Не соблаговолит ли русская сторона предоставить документы, в противном случае…

– Конечно, господин посол, – согласился с ним кавказец, – документы у нас есть.

Как завороженные смотрели союзники на коричневую кожаную папку, из которой их усатый оппонент с ловкостью факира извлек подтверждающие его слова документы.

– Вы, господин посол и господин Гордон, не могли знать об этой сверхсекретной операции по перевозке такого количества золота. С нашей стороны об этом знали только государь император и министр финансов. – Иванов вновь пыхнул своей трубкой, с невозмутимым лицом смотря, как взбудораженные союзники изучают переданные им бумаги. – Это английские копии, господа, специально сделанные для вас нашими секретарями. Если у вас есть сомнения в их достоверности, то я готов показать вам русские оригиналы с подписью главного британского казначея.

– Мы охотно верим вам, господин Иванов, но, как вы понимаете, эти бумаги требуют полного и всестороннего изучения, прежде чем мы сможем дать вам ответ.

Горец вновь благосклонно кивнул головой послу и ласково погладил свою папку. От этого движения француза передернуло в душе, и он инстинктивно почувствовал, что собеседник готовит ему еще одну гадость.

– Разберитесь, господин посол, разберитесь. Мы также просим разобраться с судьбой русских ценных бумаг, вывезенных нашими специальными чиновниками из Берлина и Вены перед самым началом войны. По приказу министра финансов они были в спешном порядке изъяты из отделений наших банков, дабы избежать конфискации немцами и австрийцами. Все они были переданы на хранение в Банк Франции, согласно меморандуму от августа 1914 года, заверенного французской стороной. Общая сумма этих ценных бумаг равна двенадцати миллионам золотых рублей.

Иванов ловко распахнул нутро своей дьявольской папки и любезно явил на свет тщательно сколотые документы. Француз собрал все свои силы и недрогнувшей рукой принял очередную порцию бумаг. Довольный собой черноусый курильщик, выпустив очередное колечко дыма, облокотился на свою ужасную папку, демонстрируя готовность вновь открыть ее и продолжить удивлять господ союзников.

От подобных действий несносного Иванова настроение у западных переговорщиков резко упало, но, сохраняя мину при плохой игре, посол был вынужден согласиться со всеми высказанными претензиями и пообещать разобраться в этом вопросе как можно скорее.

За все время переговоров Корнилов только хитро улыбался в свою короткую бородку, ловко прикрывая рот ладошкой. За час до встречи он имел приватную беседу с помощником Алексеева и остался доволен его ответами. Теперь диктатор на деле убедился в правильности своего выбора привлечения к переговорам бывшего эсдека. Неторопливость и деловитость кавказца, с которой он отбил все нападки союзников на Алексеева, породили симпатию в душе Корнилова к этому молодому человеку.

Французский посол быстро отошел от шока, в который ввергли его бумаги Иванова, вспомнив, в каком плачевном состоянии пребывает его страна. Отодвинув полученные документы в сторону и косясь глазом в сторону кожаной папки, месье учтиво спросил Алексеева:

– Надеюсь, господин генерал, у русской стороны больше нет претензий к союзникам, и мы сможем продолжить наши переговоры?

– Ну что вы, господин посол, разве это претензии? То были простые рабочие вопросы, в отношении которых нам нужно было получить от вас пояснения, и не более того. Мы готовы выслушать просьбы и предложения наших верных союзников и выполнить их по мере возможности наших сил.

Удовлетворенный этим ответом француз посмотрел на британского атташе, который немедленно встал со стула и, придерживая рукой свой стек, торжественно произнес:

– Господин генерал, по личному указу его величества короля Георга я имею честь поздравить вас с награждением британским орденом Святого Михаила и Святого Георгия. Отныне ваш вензель будет красоваться на стенах храма этих святых в Лондоне. Также мое правительство награждает генерала Духонина Большим крестом короля Георга в знак признательности за его труды в борьбе против наших общих врагов.

Едва только Алексеев успел поблагодарить англичанина, как незамедлительно поднялся французский военный атташе и объявил, что, согласно указу президента Франции, присутствующие здесь подполковник Покровский и господин Иванов награждаются орденами кавалеров Почетного легиона. У Корнилова не дрогнул ни один мускул на его скуластом лице, когда он услышал эти слова, а Алексеев сумел скрыть лукавую усмешку, вовремя повернув голову в сторону горца, невозмутимо принявшего весть о своем неожиданном награждении.

Столь неожиданное награждение было обусловлено следующим фактом: желая подсластить русских переговорщиков, союзники заранее расписали между собой, кого и чем будут награждать. Англичане, как всегда проявив свою природную скупость, решили наградить русских генералов менее значимыми орденами, объяснив это несоответствием рангов заслуг награждаемых более высоким наградам Британской империи. Французы, как наиболее зависимые переговорщики, должны были нести главное бремя по раздаче наград русским союзникам, и поэтому их военный атташе имел три наградных листа ордена Почетного легиона, которыми мог наградить по своему усмотрению любого из числа переговорщиков. Поэтому кавказец Иванов и попал в число награжденных, поскольку француз не рискнул обделить орденом столь важного участника.

Согласно плану французского посла, церемония награждения должна была состояться после начала переговоров, но генерал Алексеев спутал ему все карты, и поэтому раздача наград несколько запоздала.

Оба награжденных поблагодарили правительство и народ Франции за столь высокие награды и оценку их скромной деятельности, заверив, что отныне они с еще большими усилиями будут трудиться на благо общего дела. Когда раздача слонов закончилась, исполнив свою миссию, союзники постарались взять быка за рога или, вернее сказать, ухватить за шиворот медведя.

– Господин генерал продемонстрировал нам, что русские умеют хорошо считать, – начал француз, чуть откинувшись на спинку кресла, – позвольте и нам показать нашу арифметику. Перед войной долг русского правительства перед странами Антанты составлял почти миллиард золотых франков. С учетом набежавших процентов этот долг на сегодняшний день составляет миллиард двести миллионов, господин Алексеев.

Француз на секунду замолчал, желая насладиться мгновением триумфа, однако страха на лицах своих собеседников он не увидел.

– Если быть точным, господин посол, миллиард сто семьдесят два миллиона триста двадцать одну тысячу, – поправил его Алексеев, а Иванов с готовностью тронул замок своей окаянной папки.

– Вы совершенно верно назвали цифру своего долга господин Алексеев и, как любой здравомыслящий человек, должны понимать, что миллиард золотом – это очень большая сумма для наших стран.

– Господа союзники хотят вернуть свои деньги сейчас или смогут подождать полгода, за которые мы сможем полностью погасить наш долг без угрозы для своего рынка? – невинно спросил Иванов, невозмутимо набивая новой порцией табака свою кривую трубку.

Посол сильно смутился, он только хотел отыграться за свои прежние обиды и сделать русских более сговорчивыми. Он знал, что привыкшие к войне генералы плохо ориентируются в вопросах цифр и всегда пасуют в разговоре, боясь выдать собеседнику свое невежество. Так было почти с каждым из них вне зависимости от национального мундира, надетого на военного.

Однако Иванов явно не был военным, и цифры долга его совершенно не пугали. Он явно выпадал из всей русской колоды переговорщиков и вместе с тем был ее козырным джокером.

– Так как, в какие сроки вы желаете получить этот долг, господин посол? – впервые за все время переговоров подал свой голос Корнилов, холодно посмотрев на француза.

– Нет, господин Корнилов, речь, конечно, не идет о немедленном погашении всей суммы вашего государственного долга. Просто, следуя примеру господина Алексеева, мы также решили навести ясность в наших финансовых отношениях с вашей страной и очень рады убедиться, что Россия по-прежнему является нашим достойным политическим партнером.

– Ну что же, я рад этому и думаю, что пришла пора поговорить о наших совместных действиях против кайзера Вильгельма и императора Франца. Мы уже выполнили все взятые на себя обязательства перед союзниками, проведя наступление в Румынии для оттягивания на себя части сил нашего противника. Я уже слышал ваши горячие просьбы начать новое наступление ради спасения Франции, но неудача майского наступления очень осложнила и без того напряженное положение внутри страны. Еще одна неудача на фронте, и я не смогу полностью ручаться не только за спокойствие в истерзанной войной России, но и за ее возможность продолжать войну. Вспомните, каким катастрофическим было положение России в августе 1917-го, когда только благодаря героическим действиям корпусов генералов Крымова и Деникина мне удалось удержать страну от ее полного развала. Только опираясь на верные штыки, не охваченные большевистской заразой, Крымов смог навести порядок в Петрограде, а железный корпус Деникина удержал фронт от развала. И бросать в бой сейчас свой последний резерв я не могу.

Корнилов замолчал, давая возможность французскому послу осмыслить сказанное и выложить свои соображения на этот счет. Тот глубокомысленно помолчал, а затем, сведя брови, трагически произнес:

– Значит, генерал, вы отказываетесь помочь истекающей кровью Франции. Это ваш окончательный ответ?

– Наша страна не меньше Франции страдает от людских потерь, господин посол, – перехватил нить разговора Алексеев, опасаясь, что Корнилов с солдатской простотой может наговорить дерзостей. – И вы напрасно так однобоко трактуете наши слова. Господин Верховный главнокомандующий четко и ясно дал вам понять, в каком состоянии находится наша страна на данный момент, и не более того. Мы вовсе не против того, чтобы оказать помощь своему боевому союзнику, но вместе с этим мы не хотим кидать своих солдат на пулеметы и колючую проволоку врага полностью неподготовленными. Такие кровавые жертвы ради временного ослабления немецкого давления под Парижем Россия себе позволить не может. По моему глубокому убеждению, для коренного изменения ситуации нужно полномасштабное наступление против австрийцев, к проведению которого наши армии будут готовы только к середине августа, и не ранее.

– Но недавно генерал Дроздовский провел успешную операцию по освобождению Риги при поддержке кораблей Балтийского флота, – язвительно заметил британский атташе. – Значит, все же русская армия может успешно наступать?

– Не надо путать удачную операцию местного значения со стратегическим наступлением, господин Гордон, – холодно одернул его Алексеев. – Мы вынуждены были провести эту операцию для устранения негативных последствий среди населения, вызванных неудачей румынского наступления. По сути дела, мы только отбросили немцев с позиций, которые они занимали до августа 1917 года, и не более. Только благодаря тому, что все было подготовлено заранее по приказу ставки, наступление не было связано с большими потерями.

– Я прекрасно понимаю, что штурм Риги был инициативой господина Корнилова, который считал ее сдачу личным оскорблением, – поспешно сказал посол, – но неужели вы предлагаете нам терпеливо ждать до августа, когда Франция требует помощи сейчас? Что я должен сообщить своему президенту по окончании нашей встречи? Что господин Корнилов предлагает подождать и обойтись своими силами? А не допускаете ли вы, господа, падение Парижа и выход Франции из войны?

– Напрасно вы так драматизируете положение, господин посол. В своей последней речи президент Клемансо заявил, что он будет драться и за Парижем и никогда не пойдет на капитуляцию с бошами. Кроме этого, смею напомнить вам, что сейчас под Парижем сражается наш Русский легион. Его солдаты и офицеры храбро бьются и мужественно гибнут в боях с немцами, но не подпускают врага к стенам вашей столицы. Я знаю, что фельдмаршал Фош постоянно бросает его на самые опасные участки фронта, не считаясь с его потерями, и наши воины не ропщут и до конца выполняют свой святой долг. Это ли не реальная союзническая помощь, господин посол?

Француз что-то хотел возразить, но Алексеев властным жестом остановил его и продолжил свою речь:

– Повторяю еще раз, сейчас я не могу двинуть на помощь Франции ни одного своего солдата ни на одном из фронтов, но мы готовы помочь своим союзникам на другом важном участке борьбы против врага на Балканском фронте. Ради этого мы готовы полностью подчинить свой экспедиционный корпус союзному командованию и ударить по болгарам, чьи воинские качества очень низки. Немцы и австрийцы будут вынуждены отреагировать на эту угрозу и снимут свои войска с Западного фронта.

– Боюсь вас разочаровать, господин генерал, но командующий Балканским фронтом генерал Невьен очень скептически оценивает шансы на успех наших войск на этом направлении. К тому же маршал Фош уже отдал приказ о переброске части сил из-под Солоников обратно во Францию для спасения Парижа. Союзный штаб уже рассматривал этот вариант и полностью согласен с мнением генерала Невьена, – известил Алексеева французский атташе.

– Позвольте с вами не согласиться, господин полковник. По мнению нашей Ставки, для развала фронта хватит одного хорошего удара. Данные нашей военной разведки, основанные на опросе пленных и воздушном наблюдении, полностью подтверждают это предположение. Даже с учетом ослабления сил фронта за счет убыли французских частей, русские и английские силы под единым командованием вполне могут взломать вражескую оборону. Все дело в желании, – парировал генерал.

– Тогда, может быть, следует поручить это дело одному из ваших боевых генералов, господин Корнилов, раз вы так уверены в успехе этого наступления? Например, господину Деникину или Дроздовскому, уже имеющим славный опыт побед.

– Нет! – категорически отрезал Верховный правитель. – Переброска любого из моих генералов на Балканы – слишком опасное предприятие, господа. И при подготовке нового наступления я не могу рисковать ими. Гораздо проще назначить на пост командующего Балканским фронтом генерала Слащева, он рядом, в Константинополе, и его переброска не будет связана с большим риском.

– Однако господин Слащев не имеет опыта командования фронтом, – возразил англичанин, – весь его путь как самостоятельного командира – оборона Моонзунда и Стамбула. Я думаю, это не тот человек, который способен совершить маленькое чудо под Солониками.

– Позвольте с вами не согласиться, господин Гордон. Я лучше вас знаю все его слабые и сильные стороны и потому уверен: генерал Слащев справится с этой важной миссией, – горячо заверил союзников Корнилов, – пост командующего фронта ему по плечу.

Среди переговорщиков наступила пауза, и посол обменялся с обоими атташе понимающими взглядами. Затем он вновь откинулся на спинку стула и произнес:

– Если господин Корнилов так уверенно ручается за своего генерала, мы готовы передать в Париж ваши предложения по объединению союзных сил на Балканах и передаче командования над ними господину Слащеву. Это очень хорошие вести, господа, но бедственное положение моей страны заставляет спросить вас: а что будет, если наступление на Балканах не состоится или если состоится, но не даст желаемого результата? Как быть в этом случае? – Посол сделал паузу, а затем продолжил: – При каких условиях Россия сможет начать наступление против австрийцев ранее названного вами срока, не дожидаясь полной готовности войск Юго-Западного фронта? По поручению союзных правительств я могу заявить, что они готовы благосклонно рассмотреть любые требования России о ее территориальных приращениях после окончания войны.

– Господин посол, я вас не совсем понимаю. О каком согласии или одобрении наших территориальных приращений идет речь? – твердо и четко сказал Корнилов. – Все земли, что мы желали получить, вступая в эту войну, а именно Константинополь и Проливы, уже давно признаны союзным правительством как наша собственность. Говоря так, я имею в виду секретный протокол, подписанный между нашими государствами в сентябре 1914 года, а также письменные заверения господ Черчилля и Клемансо от мая 1917 года о неизменности статуса прежней договоренности. Это же господин Черчилль подтвердил мне лично в своем апрельском послании.

Верховный на секунду прервался и посмотрел на француза, всем своим видом демонстрируя, что он готов немедленно подтвердить свои слова бумагами. Уже наученный горьким опытом, что у русских каждое слово подтверждено кучей документов, посол лишь изобразил на своем лице целую бурю негодования и сделал протестующий жест.

– Кроме этого, мы претендуем на земли турецкой Армении, население которой ужасно пострадало от османского геноцида и обратилось к нам с просьбой о защите и принятии в состав нашей страны, поскольку только в нас они видят истинных защитников их веры и жизни. Я думаю, господин посол, что ни у кого из нас не поднимется рука вновь отдать этот многострадальный народ под иго османов. Что же касается земель австрийской Галиции, то народ ее в 1915 году присягнул на верность русскому государству в бытность царя Николая, и поэтому мы автоматически считаем ее своей территорией.

– Конечно, господин Корнилов, Проливы и Стамбул – это ваш военный трофей, вместе с Арменией и Львовом, союзное правительство не собирается отрицать это, – нехотя согласился француз. – Я просто хотел узнать, не претерпели ли за последнее время ваши взгляды изменения?

– Нет, господин посол, они не изменились.

Получив прямой и четкий отказ, француз пожевал губами, а затем спросил Корнилова, осторожно подбирая слова:

– Возможно, есть нечто иное, что способно заставить вас рискнуть начать свое наступление раньше августа?

Слова посла повисли в воздухе. Корнилов и Алексеев сконфуженно молчали, не решаясь первыми заговорить о деньгах, и это сделал временно выбывший из разговора свежеиспеченный кавалер Почетного легиона Иванов.

– Конечно, конечно, есть нечто иное, господин посол, – несколько глуховато произнес кавказец, который к этому времени выкурил свою очередную трубку возле открытого окна и неспешно возвращался к столу переговоров. – И имя ему миллиард франков золотом.

Сказано это было столь обыденным и в то же время столь серьезным тоном, что союзники вначале опешили, а затем обомлевший посол с удивлением в голосе произнес:

– Это, конечно, шутка, господин Иванов?

– Почему шутка, господин посол? Вы спросили цену, мы вам ее назвали. Я, конечно, понимаю ваше удивление, господин посол, от столь большой цифры, но поверьте мне, это вполне приемлемая и подходящая цена за жизнь наших солдат, которые погибнут ради спасения Франции и спокойствия от людского бунта в нашей стране.

Наши воинские потери на этот день составляют около полутора миллионов солдат и офицеров убитыми и ранеными. Вдвое больше потери среди простого мирного населения нашей страны, а сколько городов и сел разрушил враг за это время, сколько материальных ценностей с оккупированных земель он вывез в свой рейх. И все это нужно будет поднимать из руин и восстанавливать в полном объеме, господа союзники. Кроме этого, нужны средства для наделения землей всех героев и ветеранов войны, а также выплаты денежной компенсации раненым, инвалидам и семьям погибших. Так что миллиарда франков на все это даже и не хватает, но, понимая все ваши трудности и потери, мы просим только его, – говорил Иванов, медленно и неторопливо прохаживаясь вдоль стола, и головы всех сидящих как по команде поворачивались вслед за ним.

– Это невозможно, – решительно изрек француз, – это просто невозможно.

Иванов в этот момент развернулся возле угла стола и так же неторопливо, держа в руке пустую трубку, направился к своему стулу. Все как завороженные неотрывно смотрели за ним, ожидая его ответа. У Алексеева от волнения вспотели ладони, он страшно испугался, что Сталин сейчас скажет что-то не то и все закончится страшным скандалом. Он уже собирался открыть рот, но с ужасом осознал, что не знает, что сказать.

Иванов между тем спокойно сел и, посмотрев невинными глазами на французского посла и разведя руками, миролюбиво сказал:

– Ну что ж, как говорит русская пословица, на нет и суда нет, господа союзники. Думаю, этот вопрос нет смысла более обсуждать.

Когда все закончилось и посольство удалилось для составления отчета, Корнилов крепко пожал Иванову руку и произнес:

– Мне очень понравился ваш экспромт относительно миллиарда, господин кавалер Почетного легиона. Я сам бы никогда не смог найти в себе силы попросить у них такую сумму столь легко и просто, как это сделали вы.

Сталин хитро прищурился и ответил:

– А я не просил у них эти деньги, я их ставил в известность.

Так проходили эти переговоры, на которых союзники в очередной раз были вынуждены признать важность роли России в своих делах. И пусть первая попытка списать долг не удалась, Корнилов слабо верил в быстрое согласие Запада скинуть эту долговую удавку с горла своей страны. Главное, был сделан задел, союзники согласились с самим фактом возможности обсуждения столь щекотливого вопроса, как финансы. Теперь все дело за генералами.

В ожидании Деникина и Дроздовского Духонин еще раз пробежался взглядом по расстеленной на планшете карте Галиции, мысленно проигрывая весь замысел Ставки наступления против австрийцев. Этот противник уже был за годы войны неоднократно бит русскими армиями, и всякий раз только пожарная помощь немецких дивизий спасала австрийскую монархию от полного разгрома.

Зная, как внимательно следит противник за всеми перемещениями в прифронтовой полосе, готовя это наступление, Духонин решил несколько изменить обычную русскую тактику прорыва обороны врага. Теперь предстояло нанести два сильных удара по вражеской линии обороны, которые после ее взлома должны будут встретиться глубоко в тылу австрийских войск. В результате этого создавался огромный мешок, в который разом попадал весь цвет австрийской армии, что при нынешнем состоянии сил Франца-Иосифа было равноценно стратегическому поражению.

Готовя этот план, Духонин намеренно отошел от уже ставшей привычной для врага наступательной тактики, предложив Корнилову на этот раз в качестве ударной силы не пехоту, а кавалерию, усиленную мощным пулеметным и артиллерийским огнем. В нынешней позиционной войне конница лишилась своего ударного предназначения, получив лишь функцию тыловой охраны. Духонин был категорически не согласен с подобным положением дел, видя в модернизированной кавалерии главный инструмент одержания будущих побед.

Кроме этого, для усиления созданных ударных группировок прорыва Ставка решила направить такую военную новинку русского арсенала, как бронепоезда двух видов. Первый, тяжелый тип бронепоезда был оснащен морскими десятидюймовыми и восьмидюймовыми орудиями, что превращало его в могучий огненный кулак, способный взломать любую линию вражеской обороны, расположенную вблизи линии железнодорожного полотна.