Текст книги "Вся Одесса очень велика"

Закончить рассказ о Нюренберге хотелось бы эпизодом, связанным со Свободной мастерской. Закрыв выставку 1918 года, художники устроили пирушку в студии на Екатерининской, 24. А дальше слова из воспоминаний Якова Перемена: «В знак благодарности и признательности за многолетнюю помощь художники решили преподнести мне оригинальный подарок на память: нарисовали мой портрет в форме шаржа, который отмечает мою преданность искусству». Экспромт тут же нарисовал Амшей Нюренберг. Присоединились к этой работе ещё двадцать художников. Эта работа – как вечный знак дружбы – хранилась в коллекции Якова Перемена.

Выставка 1916 года

Салоны Издебского были не только настоящим прорывом в формировании вкуса публики, но и задали планку для одесских художников – по крайней мере, для той их части, которая хотела соответствовать в своём творчестве мировым тенденциям. Впрочем, множество одесских художников начиная с конца XIX века и сами подолгу жили и учились в Европе.

1914 год стал знаковым – Одесса познакомилась с новейшими течениями в современном изобразительном искусстве и литературе. Сначала благодаря гастролям кубо– и эгофутуристов, а затем – легендарной Весенней выставке картин, о которой было сказано выше.

И вот – осень 1916-го. На выставке в Городском музее изящных искусств фактически родились одесские независимые. На этой выставке выступили вместе две группы художников: «весенники» (участники выставки 1914 года) во главе с Георгием Бострёмом и независимые – самые молодые участники во главе с художником и одновременно студентом-математиком Новороссийского университета Исидором Маркузе. Третьим организатором выставки стал Василий Милеев – преподаватель физики и арифметики в Одесском художественном училище. Со стороны «весенников» в выставке приняли участие М. Гершенфельд, Г. Бострём, И. Малик, братья Амшей и Давид Нюренберги, С. Олесевич. Впервые показали свои работы И. Мексин, С. Адливанкин, Н. Соколини, ряд молодых художников – учащихся и выпускников художественного училища. Приняли в выставке участие и художники, традиционно представляющие свои работы на выставках «южнорусских», включая П. Нилуса, С. Кишинёвского и Н. Д. Кузнецова. Представители ТЮРХ в большем или меньшем количестве принимали участие и в трёх последующих выставках Общества независимых художников.

В каталоге выставки была опубликована статья Михаила Гершенфельда «Об искусстве и радости» – по сути, манифест нового искусства.

Критика поначалу называла участников выставки «весенниками» и «объединёнными». В конце концов, по аналогии с парижским Салоном независимых – на выставку работы также принимались без жюри, – выставку назвали «выставкой независимых». Художник и критик Николай Скроцкий подвёл итог: «Выставку можно считать безусловно удавшейся и образование нового художественного общества – совершившимся фактом». Де-факто Общество независимых художников было создано в феврале-марте 1917 года, и возглавил его Михаил Гершенфельд, секретарём и казначеем стал В. Крихацкий, членами общества – уже знакомые нам Г. Бострём, Т. Фраерман, А. Нюренберг, С. Олесевич, Сандро Фазини (А. Файнзильберг) и другие.

Исаак Малик

На Весенней выставке 1914 года Исаак Малик был представлен пятью работами. Он вернулся в Одессу из Парижа только в 1913 году, хоть регулярно посылал картины домой на выставки, участвовал даже в первом Салоне Издебского. Четыре картины на выставке 1914 года еще парижские, и лишь одна носит загадочное, как будто из современного сленга, название «Крутые». Сейчас можно смело утверждать, что ошиблись составители каталога – это «Деревня Круты», еврейско-украинское местечко, тогда ничем не примечательное, возможно, давно бы забытое, если бы события гражданской войны не ввело бы в политический лексикон трагическую страницу – бой под Крутами.

Исаак Малик

Есть художники, которые вне зависимости от возраста, сохраняют в себе вечный праздник, вечное детство… Наверное, именно так воспринимался Исаак Ефимович Малик, во всяком случае, в первую половину своей долгой жизни.

Коренной одессит, родившийся в 1884 году, он лишь в 1907 году, сложившимся человеком, в 23 года уехал в Париж, чтобы получить профессиональное образование. Он уехал, чтобы учиться в Национальной школе изящных искусств, чтобы жить в легендарном «Улье», голодать со всеми, когда не было денег, а их часто не было, работать разнорабочим, но писать картины – писать фантастически привлекательный Париж.

Очевидно, как и Амшей Нюренберг, Исаак Малик был одним из любимейших художников Якова Перемена. В каталоге Леси Войскун значатся двадцать его работ, из них 16 сегодня приобретены Фондом украинского авангардного искусства.

Между прочим, Нюренберг и Малик дружили еще в парижские годы, помогали друг другу выжить. Об этом немало страниц в книге А. Нюренберга «Одесса – Париж – Москва», изданной внучкой художника Ольгой Тангян. Как может не тронуть такой эпизод: больной Нюренберг раньше друзей покидает Париж. Все художники приносят ему на вокзал сувениры, говорят теплые слова. Малик приходит с небольшим плоским предметом, завернутым в холстинку.

– Это складной стул, и я тебе ничего не скажу, – объяснил Исаак (Жак, как его звали в Париже), – но стульчик, когда он к тебе привыкнет, сам всё от меня скажет.

Можно подумать, что этот мягкий, нежный и сильный человек рисовал детей. Нет, он их любил. А писал бульвары и кафе, шумную толпу и тихие пейзажи на Марне… Из русских художников, как видно, ему были близки А. Бенуа и К. Сомов, но буйство красок П. Гогена, но нежность М. Утрилло совместились в его палитре. Так рождались и «Кафе в день карнавала», и «Маски в Версале», и «Фейерверк», но одновременно и «Фабрика», «Уличные музыканты», «Цветущие деревья»…

Вернувшись в Одессу, Жак (он уже привык в Париже к этому имени) вновь сближается с Амшеем Нюренбергом. Когда тот в 1918 году создает Свободную мастерскую, Детскую академию при ней возглавляет Исаак Малик. А в начале двадцатых годов, вместе со скульптором Максом Гельманом, Малик открыл на Дерибасовской угол Пушкинской Музей детского творчества. Так что к списку исчезнувших при советской власти музеев – «Степова Україна», Музей еврейской культуры – можно добавить еще один – Музей детского творчества.

Как воспринимала творчество И. Малика критика? Монографическое исследование Ольги Барковской дает возможность понять, как боязливо журналисты относились к новаторству. Но послушаем Михаила Гершенфельда:

«Есть яркость и сгущенность в красках господина Малика, красиво схватывающего праздничную атмосферу ресторанов и парков. Отмечу его «Coin de Versailles» и «Карнавал» (журнал «Аполлон». 1914 г. № 5).

В 1933 году художник, ему было уже под пятьдесят лет, переехал в Москву. В последние годы в Одессе он бросил живопись, преподавал в изостудии. И в Москве он не рисовал, не писал «для себя, в стол».

В 2008 году в Одессу, в поисках своих корней, приезжал внук Исаака Малика – Владимир Бабенков. Признаемся, его рассказ ошеломил, даже точнее – потряс нас.

«В доме не было ни одной картины, ни одного рисунка. Дед переехал в Малаховку под Москвой, где учил рисованию детей в школе-интернате для еврейских сирот. До него там учил детей Марк Шагал. Но и эту школу закрыли. Осталось выполнять какие-то случайные заказы для клубов или делать на заказ копии с известных работ… С 1946 до 1956 года дед преподавал черчение в Малаховской школе…

Когда в 1963 году к нему пришел его внук Михаил и, желая обрадовать деда, радостно сказал: «Дед, я поступил в художественное училище!» – Исаак Ефимович ответил, как отрезал: «В этой стране нельзя быть художником!»

Ему было 79 лет, и он хорошо знал «эту страну». Прожив до 91 года, И. Е. Малик с тридцатых годов не написал ни одной картины. Последний раз он участвовал в выставке в 1930 году. А его внук Михаил Бабенков стал известным художником…

Может, действительно времена изменились?..

Сандро Фазини

В последние годы все больше внимания привлекает к себе фигура художника Сандро Фазини. В Москве о нем вышла в 2004 году книга, в США в частных коллекциях обнаружены его парижские работы 30-х годов, в Хайфе, в музее Техниона, демонстрируются его картины 20-х годов.

Естественно, что на поиски материалов о Сандро Фазини повлияло то, что он был старшим братом Ильи Ильфа. Сандро Фазини – псевдоним, его настоящее имя – Александр Арнольдович Файнзильберг. Очень многое для поисков материалов о Сандро Фазини сделали дочь Ильи Ильфа – Александра Ильинична Ильф, сотрудница Одесского литературного музея Алена Яворская и всё та же неутомимая Леся Войскун, нашедшая в коллекции Якова Перемена четырнадцать работ Сандро Фазини. Сразу укажем, что три из них, причем очень значительная – «В кафе», – сейчас находятся в Фонде украинского авангардного искусства.

Родился Сандро Фазини 4 января 1893 года, так что он был младше многих своих соратников по авангардному движению, да и в Париже пробыл недолго – всё образование получил в Одесском художественном училище и в глубоком анализе по альбомам, журналам, встречам всего, что происходит в современном мировом искусстве. Уже с 19 лет он рисует для одесского журнала «Крокодил», но это ещё не творчество, а только подступы к нему. Лишь после 1916 года, получив диплом училища, он начинает участвовать во всех выставках независимых, иллюстрирует самые популярные тогда одесские журналы «Бомба», «Фигаро», «Яблочко», наконец, с 1915 года он художник известных во всей России поэтических альманахов «Серебряные трубы», «Авто в облаках», «Седьмое покрывало» (1916 г.) и «Чудо в пустыне» (1917 г.). Заявленный на 1918 год альманах «Смутная алчба» уже не вышел, но отдельные репродукции работ С. Фазини для него как анонсы успели появиться в одесской печати.

Перечислить всё, что сделал Фазини в Одессе за пять лет – до 1922 года, практически невозможно. Он был неутомим: оформлял Первомайский праздник 1919 года, работал над декорациями в театрах, писал плакаты для ЮгРОСТА. И при этом серьёзно готовился к очередным выставкам.

Критики то ругают его, то хвалят, а скорее всего, не понимают. Его привлекает кубизм Пикассо и Брака, но одновременно он увлечен «солдатскими примитивами» Михаила Ларионова, он шаржирует популярную в те годы художницу Мисс, но что эти шаржи скорее издёвка над «любимицей» невзыскательной публики, вновь-таки понимали не все…

У одного из нас, в частной коллекции Е. Голубовского, есть карандашный рисунок обнаженной женщины, близкой к той, что хранится в Фонде украинского авангардного искусства. Это не просто зрелое восприятие французской школы начала XX века, это задаток того минимализма, к которому придет С. Фазини уже в тридцатые годы, в Париже.

Если И. Ильф, как и В. Катаев, Е. Петров, Ю. Олеша и Э. Багрицкий, перебрался в Москву, если И. Константиновский уехал в Палестину, то Сандро Фазини, как и Петр Нилус, связал свое будущее с Парижем. Сохранилось полное отчаяния письмо Сандро Фазини своему дяде в Америку в 1922 году, хранящееся ныне у его племянницы Александры Ильиничны Ильф:

«К сожалению, сейчас нельзя делать выбора. И выбирать Россию сейчас как поприще, значит выбрать смерть».

Думается, более весело представлял Фазини прелести социализма, рисуя монументального матроса для плаката ЮгРОСТА или «Пролетарку» на выставку Независимых. Однако столкновение с реальным пролетарским искусством заставило его эмигрировать – и с мытарствами, через Турцию, пробираться во Францию, чтобы обрести себя, свое имя, свой стиль.

В 1933 году братья Илья Ильф и Сандро Фазини встретились в Париже. Как писал Илья Эренбург, участник этих прогулок по Парижу, Сандро вводил брата в проблемы современной живописи, знакомил со своими друзьями. Эта встреча оказалась последней. Ильф умер в 1937 году от туберкулеза в Москве. Фазини в 1942 году из Парижа был отправлен в концлагерь Дранси, а в 1944 году погиб в Освенциме.

Мудро решил для себя Исаак Малик: «В этой стране нельзя заниматься искусством».

Оказалось, искусством нельзя заниматься в любой тоталитарной стране.

Выставка 1917 года

В течение всего 1917 года в одесской художественной среде происходили попытки объединения «старых» и «новых» сил – ТЮРХ и ОНХ – в единое общество. Создание такого союза – с П. Нилусом во главе и М. Гершенфельдом в качестве секретаря – даже было анонсировано одесской прессой. Однако эти попытки не увенчались успехом в силу существенных разногласий между независимыми и южнорусскими.

28 сентября «Одесские новости» писали о том, что «по инициативе «Общества независимых художников» и общества «Искусство и революция» образовался «Союз деятелей искусства».

А в самом конце года Сандро Фазини и Сигизмунд Олесевич получили из Москвы предложение устроить в Городском музее изящных искусств выставку картин участников группы «Бубновый валет» – но отказались, опасаясь за судьбу произведений при транспортировке.

И действительно, год, в котором произошло две революции на фоне мировой войны, сложно назвать благоприятным для искусства. Как известно, когда говорят пушки, музы молчат. Тем не менее, одесские музы «говорили», и 26 ноября в Городском музее изящных искусств открылась вторая выставка картин уже оформившегося Общества независимых художников. В ней приняли участие М. Гершенфельд, Ф. Гозиасон, И. Мексин, С. Милеев, С. Олесевич, С. Фазини, Т. Фраерман, И. Малик, а также С. Кишинёвский, В. Бабаджан, Н. Д. Кузнецов, В. Крихацкий и другие.

Интересная деталь – работы на выставку уже отбирались жюри. Такой подход сохранится и на последующих двух выставках. В этот раз членами жюри были П. Ганский, М. Гершенфельд, С. Олесевич, Н. Скроцкий и Н. Кальвинский (Лысёнков).

Критики отмечали, что тематика представленных работ совершенно диссонировала – в хорошем смысле слова – с событиями, происходящими в городе и стране. На выставке не было ни одной работы «на злобу дня», и «тот, кто душевно устал, может на время уйти от кошмаров последних событий, посетив недавно открывшуюся выставку картин общества независимых художников».

Всего в залах Городского музея изящных искусств было представлено более 250 работ. Вот что писал в «Южном огоньке» 19 мая 1917-го И.М.Е.О. (судя по всему, два автора – Израиль Мексин и Евгений Окс): «Выставка подразделяется на отделы: реалистической живописи, в котором находят себе место лучшие представители от «южнорусских» (г. Н. Кузнецов, г. Ганский и др.), графики и акварели и главенствующий отдел разновидных художественных устремлений: декоративное письмо (г. Фраерман, Милеев), импрессионизм, постимпрессионизм (импрессионизм формы), пуантилизм (М. Гершенфельд), модернизм (И. Мексин), вплоть до кубизма включительно (С. Олесевич, С. Фазини). Успеху выставки в значительной степени содействовали предпринятые Обществом по типу парижских салонов утренники, посвящённые новой поэзии, новой музыке, сопровождаемые лекциями и концертным отделением».

Теофил Фраерман

Своеобразный парад-представление художников первого одесского авангарда, которое стало возможным благодаря коллекции Перемена, невозможно представить без Теофила Борисовича Фраермана, у которого Яков Перемен купил двенадцать картин (по каталогу Якова Перемена), хоть Леся Войскун пока обнаружила в семьях наследников – десять.

Начнем с биографии. Она характерна для бунтарей того поколения. Теофил Фраерман родился в 1883 году в богатой еврейской семье в Бердичеве. Когда-то Илья Ильф шутил, что после смерти обязательно напишут – родился в бедной еврейской семье. Теофил ломал стереотипы сызмальства. Родился в богатой семье. Добился, чтоб его в 14 лет отпустили в Одессу, где с 1897 по 1902 год учился у К. К. Костанди. Казалось бы, после такой выучки бери кисть и иди, пиши сирень – её на Большом Фонтане было предостаточно. Но 19-летний юноша едет в Мюнхен в школу Ашбе, затем в Париж. Восемь лет жизни в Париже – с 1906 по 1914 год. Учеба в академии у Г. Феррье, выставки, знакомство и дружба с Матиссом, признание – член жюри Осеннего салона. И вновь тяга к перемене мест: с 1914 года – Лондон. Трудно сказать, как бы жизнь шла дальше, но все прервала телеграмма из Одессы – мама тяжело больна.

Теофил Фраерман появился в Одессе в начале 1917 года. Думал, что на несколько месяцев, оказалось – на 40 лет. Ему было в 1917 тридцать четыре года. Сложившийся человек, известный художник. Первые работы он показал у одесских независимых в том же 1917 году.

Какими видятся из нынешнего далека картины Теофила Фраермана 1917–1919 годов? Уверенная, зрелая живопись. Он воспринял уроки Сезанна, но ему не чужды мастера Возрождения. Эти композиции не мешают ему проверять схемы плоскостного кубизма. По сути, в те годы как-то не задумывались о монументальной живописи, а «Пророк», «Вечер», «Монастырский двор», «Голова Иоанна Крестителя» монументальны. Казалось бы, переводи их в формат, настолько они созвучны «большому стилю». Наряду с этим такие романтические вещи, как «Попугай», «Жираф». Кажется, они навеяны стихами Николая Гумилёва:

 
Послушай, далёко, далёко на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
 

Изысканным жирафом, попавшим из «далёко, далёко» в наше безумное революционное лихолетье, многим видится и Фраерман (в Париже он подписывал картоны монограммой TeoFra, в Одессе вновь без изысков – Фраерман). Но очень быстро он находит свое место – преподает, создает Музей западного и восточного искусства, устраивает впервые в Украине выставку Нико Пиросманишвили.

Остались воспоминания о Теофиле Борисовиче Фраермане его учеников: Евгения Кибрика, Валентина Полякова, Олега Соколова. Остались его картины советского времени – мрачные, серо-черные пейзажи Уфы военных лет.

Бесконечные упреки в формализме в 1949 году сменились на упреки в космополитизме. Ему запрещают преподавать…

По вот наступает 1956 год, оттепель, пользуясь определением Ильи Эренбурга. У себя в мастерской начинает возвращаться к самому себе, к свободе, к декоративизму, иронии, но как бы на новом дыхании. Ему остается жить всего год, но и до 1957 года Теофил Борисович Фраерман успевает сделать несколько десятков острых, проникнутых ощущением молодости, гуашей. Мы их увидим (и то – не все) на его посмертной выставке в том же 1957 году в Одессе. И хоть в предисловии к каталогу (анонимном) художника уже не упрекали в формализме, но по-прежнему звучал упрек в… камерности творчества. И лишь ученик Фраермана, правда, давно уехавший из Одессы, в своем творчестве отошедший и от заветов Фраермана, и от заветов Филонова (а он учился и у того, и у другого), народный художник СССР Е. Кибрик в слове об учителе писал: «Когда до меня доходили слухи, что Теофила Борисовича называют формалистом, я не мог этого понять… он был очень тонким и оригинальным художником, творчество которого отмечено тем пытливым беспокойством, бесконечными исканиями, которые отличают каждого художника, обладающего художественной индивидуальностью».

Невнятная фраза, хоть уже за окном оттепель. Но бывалые люди, а Кибрик был человеком бывалым, понимали, что оттепели приходят и уходят, а советская власть остается.

Один из нас (Е. Голубовский) попал в дом Теофила Борисовича Фраермана в 1958 году, через год после смерти мастера. На стенах в квартире висели его последние гуаши 1956 года, под кроватью – большие холсты, натюрморты и пейзажи, сделанные в эвакуации. Первое впечатление, оставшееся на всю жизнь, – присутствие большого Мастера. Единственная парижская картина – проститутка на бульваре, как бы перекликавшаяся с Ван Донгеном, и два-три десятка современных гуашей, изысканных в своей простоте, чувственных, одесских, но в то же время навсегда парижских.

Трудно было представить, что через 50 с лишним лет мы увидим раннего Фраермана, что сохранены работы одесского периода «бури и натиска», что шесть картин замечательного мастера украшают Фонд украинского авангарда.

Сигизмунд Олесевич

Поляка Сигизмунда Олесевича можно с полным основанием назвать одесским парижанином. Или, если угодно, парижским одесситом – ведь он прожил в Париже более пятидесяти пяти лет.

Приехав в Одессу с матерью, дворянкой Марией Олесевич, в восьмилетнем возрасте, он поступил сначала в реальное училище Св. Павла, а после окончания шести классов – в 1907 году – перешёл в частное коммерческое училище Файга, то самое, в котором учился и Наум Соболь. Рисование у Файга преподавали в то время Адольф Остроменский и Кириак Костанди – что могло быть лучшей школой? Выбор профессии Сигизмунд Олесевич сделал в раннем возрасте – в том же 1907 году состоялся его художественный дебют, он выполнил обложку и иллюстрации к сборнику молодых польских писателей Одессы, а летом 1910-го, через год после окончания училища, три его живописные работы уже демонстрировались на выставке польских художников.

Париж, рю Кампань Премьер, 9

В том же году Олесевич уехал в Париж и пробыл там около шести лет, вернувшись в Одессу в разгар Первой мировой войны. Эти шесть парижских лет были весьма насыщенными – Олесевич выставлял графику в Осеннем салоне в 1913 году и в Салоне независимых в 1914-м; в том же году на одесской «Весенней выставке» семь его работ (четыре живописных и три темперы) экспонировались в числе присланных одесситами из-за рубежа – наряду с работами А. Альтмана и В. Кандинского. В каталоге выставки указан его парижский адрес: рю Кампань Премьер, 9, – в этом дворе до сих пор сохранились ателье художников. На этой легендарной улице жило и работало такое количество людей, вошедших в историю искусства, что простое перечисление их имён заняло был целую страницу. Ограничимся лишь несколькими: Рильке и Рембо, Ман Рэй и Марсель Дюшан, Моисей Кислинг и Тристан Тцара, Фуджита и Модильяни. Один из нас (Е. Деменок) убедился, Олесевич был в хорошей компании.

После возвращения в Одессу Олесевич с такой же активностью включился и в одесскую художественную жизнь. Выбора между ТЮРХ и ОНХ для него не существовало – он был уже «отравлен» Парижем. Можно уверенно сказать, что Сигизмунд Олесевич был одним из столпов одесских независимых – он стоял у истоков возникновения общества и был членом жюри на выставках 1917 и 1918 годов; принимал участие во всех проводимых ОНХ выставках: осенних с 1916 по 1919-й, объединённой выставке Общества изящных искусств летом 1918-го, 1-й народной выставке летом 1919-го.

Безусловно, критика не могла обойти вниманием зрелые, мастерски выполненные работы Олесевича – его имя упоминается почти в каждой рецензии. Его называют то крайне левым, то футуристом, то кубистом; пишут о том, что он «явно тяготеет к импрессионизму», что отзвуки «кубизма» и «лучизма» чередуются в его работах с японскими влияниями, а «иные вещи написаны в нарочитой наивности провинциальных вывесок». Большинство критиков отмечают его успехи в области графики: «В графике он блестящий техник с причудливой фантазией. <…> Художник за короткое время сделал в графике огромные успехи, и нетрудно предвидеть, что ему предстоит сыграть большую роль в русской графике», – писал С. Золотов в «Одесском листке» 6 декабря 1917 года. И даже один из лидеров ТЮРХ Пётр Нилус в своей рецензии на выставку ОНХ 1919 года замечает: «Всё-таки несмотря ни на что, как всегда, с известным удовлетворением смотрятся гг. Гершенфельд, Олесевич…»

Работы Сигизмунда Олесевича покупают – в рецензии «На выставке картин» («Одесский листок». 14.11.1916) указано, что с выставки 1916 года куплена его работа «Пастораль», на выставке 1917-го года «публика особенно часто приторговывается к работам гг. Бри, Милеева и Олесевича, показывая этим своё верное чутьё к хорошим работам».

Действительно, именно Сигизмунд Олесевич и Сандро Фазини были ближе всего к футуристам из всех независимых, но – широк был спектр их интересов, и ограничить его одним из самых актуальных живописных течений того времени невозможно.

Фазини и Олесевич дружили. Насколько близко, понятно хотя бы из того, что стихи «Акварели» одесского поэта Александра Кранцфельда состоят из двух частей: первая «Сигизмунд Олесевич», вторая – «Сандро Фазини». Неразлучная пара фонтанировала идеями и бурлила активностью. В конце 1917-го именно они получили из Москвы предложение устроить в Городском музее изящных искусств выставку участников «Бубнового валета». Отказались из соображений безопасности – в то смутное время работы могли бесследно исчезнуть при транспортировке. В начале 1918-го одесские газеты анонсировали большую выставку графики, которую инициировал Фазини с Олесевичем. Выставка не состоялась, зато состоялось многое другое. Вместе с приехавшим в 1918 году из Петрограда художником Владимиром Продаевичем наши герои организовали декоративное ателье «ПОФ» и выполнили росписи в театрах-кабаре «Интермедии», «Веселая канарейка» и «Ко всем чертям». По отзывам прессы, художниками было сделано «решительно всё, начиная от колоссальных панно, плафонов и кончая драпировками и абажурами для электрических ламп». Роспись стены во дворе «Театра Интермедий» представляла собой «копию лубка 18-го столетия» и производила «очень выгодное впечатление». В том же году друзья увлеклись литературным творчеством – весной в первых номерах юмористической газеты «Яблочко» опубликованы стихи Фазини и эссе «Патологический пейзаж» Олесевича, а в сентябре вошли в состав редакции еженедельника «Фигаро».

Конечно же друзья рисовали друг друга – на выставке ОНХ 1917 года демонстрировались работа Ильфа «Олесевич в «High-life» (кафе на углу Преображенской и Дерибасовской) и работа Олесевича «Фазини (утроенный объём)». Благодаря Якову Перемену этот блестящий портрет, называемый иногда «Человек с трубкой», дошёл до нас. «Он был одет изысканно и носил котелок», – писал о Фазини друг Ильи Ильфа художник Евгений Окс. Пожалуй, это лучший из дошедших до нас портретов старшего брата будущего автора «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка». Кстати, совершенно замечательный шарж на самого Илью Ильфа работы Олесевича под названием «Журналист» опубликован в одесском журнале «Бомба» в том же 1917 году.

По воспоминаниям А. Нюренберга, Олесевич и Фазини приходили в его «Свободную мастерскую» осенью 1918-го рисовать обнажённую натуру. В том же 1918-м Олесевич преподавал в Свободной академии ОНХ. А во время «второго прихода» советской власти в Одессу весной 1919 года, как писал Нюренберг, он «собрал группу революционно настроенных художников и отправился с ними в исполком. В бригаду, кроме меня, входили поэт Максимилиан Волошин, художники: Олесевич, Фазини (брат Ильи Ильфа), Экстер, Фраерман, Мидлер, Константиновский и скульптор Гельман». Художники предложили новой власти свою помощь – и уже совсем скоро организовали праздничное украшение города к Первомаю. «Были организованы две бригады художников. Олесевич, Фазини, Экстер и я делали эскизы, по которым мастерские выполняли плакаты и панно для всех советских и партийных организаций», – писал Нюренберг. И тут друзья были неразлучны. Олесевич и Фазини вошли также в экспертную комиссию Комитета по охране памятников искусства и старины, возглавляемого тем же А. Нюренбергом.

Увлечение новой властью быстро прошло, а затем сменилось категорическим её отрицанием, – достаточно прочесть письмо Сандро Фазини своим американским родственникам, датированное апрелем 1922 года. И Олесевич, и Фазини эмигрировали – Олесевич в 1920-и или 21-м, Фазини в 1922-м. Оба оказались в Париже, где дружба наверняка продолжилась. С. Олесевич, как и в первый свой приезд в Париж, активно включился в художественную жизнь – уже в 1922-м он представляет свои работы под именем Jean Olin аж в трёх салонах (Осеннем, независимых и Тюильри) и регулярно участвует в них и в дальнейшем. Не забывает он и о своём происхождении – участвует в выставках польских художников во Франции, с 1935 года – член оргкомитета Парижской группы польских художников. В апреле 1925 года выставляется вместе с женой Barbara Constant в галерее «Le Portique», а в 1931 году в галерее «Quatre Chemins» состоялась уже персональная выставка его акварелей. Он иллюстрировал книги, делал эскизы росписей стекла и фаянса…

Сигизмунд Олесевич прожил долгую жизнь, пережив своего друга Сандро Фазини почти на тридцать лет. Он умер в 1972 году и похоронен в Париже.

Выставка 1918 года

В 1918 году в Одессе четырежды сменились власти. На смену просуществовавшей полтора месяца Одесской Советской Республике пришли австрияки и немцы; городом в это время управляла Центральная Рада, затем Гетманат и Директория; 18 декабря Одессу оккупировали французские войска. Казалось бы – о каком искусстве может идти речь в таких обстоятельствах? Однако всё происходило с точностью до наоборот. После ухода красных в город хлынул поток беженцев с севера, из столиц. Фактически Одесса и Крым были последними оплотами «старого» мира. Бурный расцвет литературной и художественной жизни, безусловно, подпитывался за счёт приезжих, однако и сами одесситы проявляли в это время неслыханную активность. Газеты пестрели объявлениями и анонсами. Так, «местные художники-кубисты в конце марта предполагают открыть в гор. музее выставку графики. <…> Устроителями этой выставки являются гг. С. Олесевич и Фазини». Создан новый художественный кружок «Анонимное общество коллективного творчества», участники которого расписывают кафе и другие помещения; по предложению И. Мексина планируется создание театра художников, магазина художественных произведений, создание местной Народной академии и т. д. На очередном собрании Общества независимых обсуждается вопрос реорганизации художественного училища и организации Академии художеств. Анонсируется так и не состоявшаяся 1-я выставка картин художников-евреев. Планируется организация союза художников-плакатистов, Весенняя выставка независимых – этим планам, как и многим другим, не суждено было осуществиться, и одной из причин являлось наличие внутренних разногласий внутри самих – таких разных – независимых.

Что же было осуществлено? В июне-июле 1918-го в помещении Одесского художественного училища прошла совместная выставка южнорусских и независимых под эгидой Одесского общества изящных искусств. От независимых в выставке приняли участие М. Гершенфельд, Г. Бострём, Ф. Гозиасон, И. Малик, П. Мамичева, В. Крихацкий, С. Милеев, П. Нитше, А. Нюренберг, С. Олесевич, С. Фазини, Т. Фраерман и другие. Среди участников от ТЮРХ были Е. Буковецкий, П. Волокидин, Т. Дворников, К. Костанди, П. Нилус, А. Попов, А. Стилиануди, Б. Эдуардс. В начале сентября Обществом независимых была открыта «Свободная академия изящных искусств», которую возглавил М. Гершенфельд, а преподавателями были избраны в числе прочих Г. Бострём, С. Олесевич и Н. Скроцкий. В начале октября в помещении художественной школы Ю. Бершадского открылась «Свободная мастерская пластических искусств», которую возглавил Амшей Нюренберг, а среди преподавателей были В. Бабаджан, В. Мидлер и Ф. Гозиасон.