Текст книги "Формирование доказательств на основе результатов оперативно-розыскной деятельности. Монография"

Таким образом, в ходе допроса показания свидетеля не собираются, а формируются^[159].

Представление о существовании доказательств в готовом виде, оправдывающее возможность использования в качестве доказательств сведений, полученных за пределами уголовного процесса, не позволяет его сторонникам дать правильные рекомендации по разрешению следующих часто возникающих на практике ситуаций. Как быть, когда сведения, содержащиеся в объяснении лица или сообщенные оперативному работнику в ходе опроса, оказываются достоверными, а полученные при его последующем допросе – ложными? Давая рекомендацию «…о допустимости в этом случае содержащихся в объяснениях фактических данных в качестве доказательств по уголовному делу»^[160], ее автор поступает последовательно в соответствии со своим представлением о том, что сведения, выявленные оперативно-розыскным путем (результаты ОРД) становятся содержанием доказательств, но от этого указанное представление не становится правильным. Точно так же следует возразить и против утверждения о том, что в «основе показаний свидетеля будут лежать сведения об обстоятельствах совершения преступления, которые были сообщены оперативному сотруднику в ходе опроса»^[161].

На формирование в уголовном процессе показаний свидетеля не должны оказывать влияние полученное от него ранее в административном порядке объяснение либо его опрос, проведенный в рамках оперативно-розыскного мероприятия. На допросе у свидетеля должны выясняться значимые для уголовного дела факты и обстоятельства, которые он воспринимал лично или со слов других лиц. Именно они образуют основу его показаний. Следователь обязан ориентировать свидетеля на сообщение сведений о значимых для уголовного дела фактах и обстоятельствах, воспринятых им лично или со слов других лиц, а не тех сведений, которые он ранее изложил в своем объяснении или сообщил оперативному работнику. Все иное противоречит природе свидетельских показаний, не согласуется с правовым статусом свидетеля, объектом и предметом его показаний (ст. 56 УПК РФ), ведет к подмене доказательств результатами административной либо оперативно-розыскной деятельности.

Рассмотренная позиция внутренне противоречива. Считая, что результаты опроса лица, проведенного оперативным работником, становятся содержанием такого доказательства, как показания свидетеля^[162], ее автор в то же время критикует тех юристов, которые объяснения очевидцев, полученные в процессе проверки заявлений о преступлениях, предлагают рассматривать в качестве доказательств (иных документов)^[163]. При этом он не обращает внимание на то обстоятельство, что его собственная позиция по данному вопросу находится в логическом соответствии с позицией юристов, которых он критикует.

Формирование доказательств происходит и при допросе обвиняемого (подозреваемого). Анализ предусмотренной законом процедуры первого допроса обвиняемого позволяет выделить три этапа, через которые происходит формирование исходящих от него показаний.

На первом этапе имеет место разъяснение обвиняемому существа предъявленного обвинения и его прав. Это позволяет обвиняемому воспользоваться своими правами, сконцентрировать внимание на существе предъявленного обвинения, понять его, соотнести инкриминируемые ему действия с тем, что имело место в действительности или той позицией, которую он решил занять по отношению к обвинению.

При этом сознание обвиняемого структурируется на воспроизведение и сообщение не любых, а именно значимых для него и уголовного дела сведений, в результате в его сознании актуализируются образы фактов и обстоятельств, связанных с предъявленным обвинением. Таким образом, на первом этапе имеет место как бы подготовка сознания обвиняемого к сообщению на допросе относимых к уголовному делу сведений (в случае его желания дать правдивые показания), которые могут опровергнуть предъявленное обвинение, полностью или частично подтвердить его.

На втором этапе формирования показаний происходит устное изложение обвиняемым относимых к делу сведений, их восприятие допрашивающим и формирование на этой основе теперь уже в его сознании образов тех фактов и обстоятельств, о которых дал показания допрашиваемый. Параллельно с этим следователем начинает осуществляться первоначальная проверка получаемых показаний с точки зрения их относимости, точности, полноты и достоверности. Это достигается путем постановки уточняющих и дополняющих вопросов допрашиваемому и получения ответов на них. В результате обвиняемый может внести изменения и дополнения в сообщенные им ранее сведения, т. е. формирование его показаний будет продолжено.

На третьем этапе полученные показания обвиняемого фиксируются в протоколе допроса. Это происходит в ходе сложного процесса, когда допрашивающий на основе сформированных в его сознании образов тех фактов и обстоятельств, данные о которых он получил из воспринятого им устного сообщения обвиняемого, его ответов на уточняющие и дополняющие вопросы, в письменном виде отражает сведения о них в протоколе. При этом формирование показаний обвиняемого может быть также продолжено в случаях, когда, ознакомившись с протоколом допроса, обвиняемый внесет в него (в ранее данные им показания) дополнения и уточнения, подлежащие обязательному занесению в протокол^[164].

Особенно зримо процесс формирования доказательств иллюстрируется на примере такого самостоятельного вида, как протоколы следственных действий и судебного заседания (ст. 83 УПК РФ). Способом формирования данного вида доказательств выступают соответствующие следственные и судебные действия – обыск, выемка, осмотр, освидетельствование, следственный эксперимент, опознание. В рамках этих действий имеет место непосредственное чувственное познание их участниками обстоятельств и фактов (например, следов преступления), имеющих значение для уголовного дела, доступных восприятию только в условиях производства данных действий.

Формирование рассматриваемого вида доказательств включает в себя: разъяснение участникам данных следственных действий порядка и целей их производства, прав, обязанностей (ответственности, в случаях, когда она предусмотрена) и структурирование тем самым их сознания на восприятие относимых к уголовному делу фактов и обстоятельств в условиях производства данных действий; восприятие властными субъектами с участием иных субъектов фактов и обстоятельств, доступных их непосредственному восприятию в ходе проводимых действий, и формирование на этой основе в их сознании мысленных образов воспринятого; выделение в воспринятых фактах и обстоятельствах, их мысленных образах тех, которые имеют значение для уголовного дела; отражение сведений о данных фактах и обстоятельствах в протоколе соответствующего следственного действия (соответствующей части протокола судебного заседания); ознакомление с протоколом всех участников проведенного действия и внесение в него дополнений и уточнений.

Таким образом, без целенаправленной уголовно-процессуальной деятельности человека – субъекта доказывания по обнаружению в условиях производства указанных действий обстоятельств и фактов, имеющих значение для уголовного дела, их рассмотрению, созданию у него их мысленных образов и отражению сведений о них (доказательств) в соответствующем протоколе – невозможно формирование и данного вида доказательств.

Не возражая в принципе против использования термина «формирование доказательств», А.Р. Белкин в то же время понимает под ним «заключение в законную форму полученных следователем или органом дознания сведений, информации»^[165]. Тем самым автор фактически также исходит из существования доказательств (относимых к делу сведений) в готовом виде. Этим принижается значение уголовно-процессуальной формы, ее смысл сводится лишь к заключению в законную форму полученных следователем или органом дознания сведений.

Трактовка производства следственного действия как «заключение в законную форму полученных следователем, дознавателем сведений (доказательств)» не соответствует реальному процессу, происходящему при этом, искажает его. В соответствии с ней сведения (доказательства) сначала властными субъектами непонятно откуда и каким образом получаются, а потом происходит их «заключение в законную форму». В действительности применение уголовно-процессуальной формы (правовых требований, предъявляемых к содержанию и форме доказательств) начинается не после получения сведений, а значительно раньше, предшествует их появлению. Об этом прямо свидетельствуют требования закона о необходимости в начале следственного действия удостоверения в личности его участников, разъяснения им прав, ответственности, порядка его производства (ч. 5 ст. 164 УПК РФ).

Использование предусмотренной законом уголовно-процессуальной формы (условий и порядка) в целях формирования доброкачественных доказательств начинается с реализации следователем, дознавателем указанных предписаний. Соблюдение требований закона, направленных на формирование относимых и допустимых доказательств, крайне важно именно в начале и процессе формирования доказательств, а не после того как они сформированы (получены). Понимание собирания доказательств как «заключение в законную форму полученных следователем, дознавателем сведений» фактически сводит существо следственных действий к протоколированию, ориентирует правоприменителей главным образом на правильное закрепление в протоколах полученных при этом результатов. Не отрицая значения правильного отражения в протоколах относимых к уголовному делу сведений, нельзя не учитывать, что оно подчинено главным образом сохранению уже сформированных доказательств.

Возражая против того, что следственные и судебные действия являются единственными способами собирания доказательств в уголовном процессе, С.А. Шейфер предлагает ввести в закон процедуру представления доказательств^[166]. При этом автор делает оговорку, утверждая, что фактически речь идет не о представлении доказательств, а о представлении предметов и документов. Но в таком случае логично и последовательно было бы говорить именно об их представлении, а не о представлении доказательств.

В дальнейшем при обосновании порядка и содержания процедуры представления доказательств ее предлагается оформлять «протоколом представления доказательств». Анализ данной процедуры показывает, что под ее покровом фактически реализуется такое следственное действие, как осмотр. Об этом прямо свидетельствует предложение включить в состав участников представления доказательств понятых. Именно в рамках осмотра будут устанавливаться и отражаться в протоколе представления доказательств индивидуальные признаки представленных предметов, значимых для уголовного дела, о которых пишет С.А. Шейфер. Таким образом, предлагая проводить данное следственное действие (представление доказательств), являющееся в действительности способом собирания доказательств (осмотром), автор тем самым фактически солидаризируется с теми процессуалистами, которые считают следственные и судебные действия единственными способам собирания доказательств в уголовном процессе, позицию которых он критикует.

С учетом всего вышеизложенного аргументы оппонентов, утверждающих, что в ходе уголовно-процессуальной деятельности доказательства не формируются, а собираются или представляются^[167], и на этой основе ратующих за сохранение понятия «собирания доказательств», выглядят малоубедительными. В то же время термин формирование доказательств имеет под собой соответствующую онтологическую, гносеологическую и правовую основу. Он корреспондирует той части бытия, которую призван выражать, соответствует содержанию чувственного познания, образующего существо рассмотренной части доказывания, согласуется с требованиями уголовно-процессуальной формы, в которой оно реализуется. В итоге его использование будет способствовать правильному пониманию, толкованию и применению уголовно-процессуального закона на практике, а следовательно, и повышению эффективности всей уголовно-процессуальной деятельности.

Обоснованный взгляд на рассмотренную часть процесса доказывания как формирование доказательств позволяет внести уточнения в понятие доказательства и статью УПК РФ, содержащую его нормативное определение. Под доказательствами следует понимать любые сведения, в процессе формирования и на основе которых властные субъекты уголовного судопроизводства при участии других субъектов уголовного судопроизводства в порядке, определенном уголовно-процессуальным законом, устанавливают наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела, и разрешают его по существу.

Исходя из данного определения ч. 1 ст. 74 УПК РФ предлагается сформулировать в следующем виде: «Доказательствами по уголовному делу являются любые сведения, в процессе формирования и на основе которых властные субъекты уголовного судопроизводства при участии других субъектов уголовного судопроизводства в порядке, определенном уголовно-процессуальным законом, устанавливают наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела, и разрешают его по существу».

Правосудие, включающее в себя деятельность по установлению обстоятельств совершенного преступления, лица его совершившего, его виновности и назначению соразмерного, справедливого наказания, осуществляется только судом. Но доказывание в суде происходит в более благоприятных условиях, чем те, которые имеют место в досудебном производстве.

Положение о том, что доказательства не собираются, а формируются, в полной мере распространяется и на судебное следствие. Доказательства, сформированные на стадии предварительного расследования, сыграли свою роль. В судебном разбирательстве процесс доказывания, осуществляемый посредством доказательств судом, начинается заново, как бы с нуля. Если бы он начинался с уровня знания о преступлении, достигнутого в досудебных стадиях, то это означало бы, что суд в своих выводах по уголовному делу в большей мере основывался не на знаниях о преступлении, полученных им самим, а на знаниях следователя, дознавателя, прокурора.

Суд должен сам в процессе доказывания установить обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела. Осуществить это, минуя чувственное и рациональное познание, осуществляемое в процессе собирания (формирования), проверки и оценки доказательств, судьи не могут. Суд заново осуществляет собирание (равно как их проверку и оценку) доказательств путем производства соответствующих судебных действий, учитывающих особенности доказывания в суде. Исходя из этого нельзя согласиться с представлением, согласно которому «исследование доказательств в ходе судебного разбирательства как бы «надстраивает» их процессуальную форму (вполне адекватную в условиях предварительного расследования), придает им более высокий юридический статус, наделяет способностью служить обоснованием обвинительного приговора»^[168].

При таком подходе получается, что суд, собирая доказательства, продолжает оперировать доказательствами, собранными на стадии предварительного расследования, «надстраивая» их процессуальную форму. Формируя доказательство, суд должен оперировать только теми сведениями, которые были получены им в рамках проведенного им судебного действия. При этом суд может использовать и другие доказательства (в том числе и полученные на стадии предварительного расследования), связанные с формируемым доказательством через отображаемые факты (например, при постановке вопросов допрашиваемому). Но это нельзя расценивать как «надстройку» процессуальной формы доказательств, полученных в досудебном производстве, и на этой основе проводить различие в юридическом статусе указанных доказательств.

Вызывает возражение и позиция, согласно которой доказывание в стадии судебного разбирательства сводится к новому исследованию собранных на предварительном следствии и дополнительно представленных или истребованных доказательств, завершающемуся констатацией от имени государства определенных фактических обстоятельств и актом применения норм материального права^[169]. В суде заново исследуются все обстоятельства совершенного преступления. О новом исследовании судом доказательств собранных на предварительном следствии можно говорить лишь применительно к ограниченному количеству случаев, когда, например, показания свидетеля, полученные на предварительном следствии, противоречат его показаниям, данным в суде. Поэтому существо доказывания в суде состоит не в новом исследовании доказательств, собранных на предварительном следствии, а в осуществлении судом заново всего процесса доказывания – собирания (формирования), проверки и оценки доказательств.

Чувственному познанию в суде соответствует проведение судебных действий, направленных на формирование доказательств, – допросов подсудимого, потерпевшего, свидетелей, экспертиз, осмотров, следственных экспериментов^[170], предъявления для опознания, освидетельствования. В ходе их производства судьями осуществляется чувственное непосредственное и опосредствованное познание обстоятельств и фактов, имеющих значение для уголовного дела. Именно в результате производства данных действий появляются доказательства – сведения, в процессе формирования которых и в дальнейшем на их основе (основе которых) суд в порядке, определенном законом, устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела.

Затеняют и даже искажают реальный процесс познания, происходящий на судебном следствии, положения ст. 274 УПКРФ, устанавливающие возможность представления сторонами доказательств суду^[171]. Они вступают в системное противоречие с содержанием практически всех норм (ст. 275, 277, 278, 280, 282–290 УПКРФ), входящих в главу «Судебное следствие», поскольку фактически в них идет речь не о представлении сторонами доказательств суду, а о производстве судебных действий, направленных на формирование доказательств.

То обстоятельство, что в отличие от предварительного расследования все невластные участники уголовного процесса в суде могут принимать в данных действиях наиактивнейшее участие, не означает представления ими доказательств суду. Представить суду можно то, что уже существует в готовом виде. Стороны могут представить суду свидетелей, документы, предметы и т. д. Но они не могут представить суду доказательства – сведения о фактах и обстоятельствах, имеющих значение для уголовного дела. Указанные сведения появляются в суде лишь в результате производства соответствующих судебных действий, например допросов свидетелей, оглашения документов, осмотра предметов и других действий, направленных на формирование доказательств.

Поэтому применительно к судебному следствию в ст. 274 УПКРФ более точно было бы говорить не о порядке исследования доказательств, а о порядке их формирования и проверки. Это будет способствовать единообразию терминологии, используемой законодателем. Об оправданности предлагаемого решения свидетельствует и то обстоятельство, что в нормах общей части УПКРФ применительно к суду термин «исследование доказательств» вообще не используется.

Таким образом, под исследованием в данном случае фактически понимается проверка доказательств. Исследовать можно то, что существует. Нельзя исследовать несуществующие доказательства. Прежде чем суд с участием других субъектов судебного разбирательства приступит к исследованию, а точнее к проверке доказательств, они должны быть сформированы. С учетом этого предлагается следующая редакция ч. 1, 2 и 4 данной статьи:

«Статья 274. Порядок формирования и проверки доказательств

1. Очередность формирования и проверки доказательств определяется стороной, по предложению которой формируются доказательства.

2. Первыми формируются доказательства по предложению стороны обвинения. После формирования и проверки доказательств по предложению стороны обвинения формируются и проверяются доказательства по предложению стороны защиты.

…4. Если в уголовном деле участвует несколько подсудимых, то очередность формирования по их предложению доказательств определяется судом с учетом мнения сторон».

Предлагаемая редакция ч. 1, 2 и 4 ст. 274 УПК Р Ф будет более точно, а следовательно, и правильно отражать реальный процесс формирования и проверки доказательств в суде. Она будет полностью соответствовать общим положениям УПК РФ, регулирующим доказывание (ст. 85, 87), корреспондировать и нормам закона, определяющим именно порядок производства допросов подсудимого, потерпевшего, свидетелей, производства судебной экспертизы, осмотров, следственных экспериментов, предъявления для опознания, освидетельствования, о которых идет речь в ст. 275, 277, 278, 280, 282–290 УПК РФ, т. е. судебных действий по формированию доказательств, а не их представлению сторонами суду.

Формирование доказательств в суде принципиально не отличается от формирования доказательств на предварительном расследовании. Существующие между ними различия позволяют говорить лишь об особенностях, присущих формированию доказательств в этих стадиях.

Особенности формирования доказательств в суде проявляются в следующем: оно происходит в условиях наиболее полного действия всех принципов уголовного процесса; суду, как правило, известен круг возможных источников доказательств, поэтому ему не нужно тратить время на их поиск; формирование доказательств осуществляется судом – субъектом независимым и подчиняющимся только закону; формирование доказательств происходит, как правило, в присутствии всех субъектов уголовного процесса, которые могут участвовать в нем, что позволяет суду в одно и то же время посмотреть на формируемое доказательство через призму процессуальных интересов различных участников уголовного процесса; формирование доказательств в суде ограничено пределами судебного разбирательства; суд может учитывать результаты предварительного расследования, связанные с формированием, проверкой и оценкой доказательств; в случаях когда суд лишен возможности непосредственно сформировать отдельные доказательства, закон допускает оглашение и исследование доказательств, полученных в стадии предварительно расследования, что является вынужденным отступлением от непосредственного исследования доказательств.

Несмотря на то что в судебном разбирательстве наиболее полно действует принцип состязательности и равноправия сторон, нельзя отрицать ведущей роли суда в формировании доказательств на судебном следствии. Об этом прямо свидетельствуют положения закона, согласно которым: председательствующий разъясняет всем участникам судебного разбирательства их права и обязанности, порядок их осуществления, а также ответственность в случаях, когда она предусмотрена законом (ч. 2 ст. 243, ст. 267, 268, 269, 270, ч. 1 ст. 277, ч. 2 ст. 278, УПК РФ); именно суд заслушивает показания подсудимого, потерпевшего, свидетелей, заключение эксперта, осматривает вещественные доказательства, оглашает протоколы и иные документы, проводит другие судебные действия по исследованию доказательств (ч. 1 ст. 240 УПК РФ); суд по собственной инициативе может назначить судебную экспертизу, вызывать для допроса эксперта (ст. 282, 283 УПК РФ); осмотр местности и помещения, следственный эксперимент, предъявление для опознания, освидетельствование производятся судом (ст. 287–290 УПК РФ)^[172].

Проведенный анализ установленной уголовно-процессуальным законом процедуры производства следственных и судебных действий, являющихся способами формирования соответствующих видов доказательств, позволяет выделить три этапа, через которые происходит формирование любого вида доказательств.

На первом из них соответствующий властный субъект разъясняет участникам данных действий существо происходящего, их права и обязанности (в предусмотренных случаях и ответственность). При этом происходит структурирование их сознания на сообщение не любых, а только значимых для уголовного дела сведений (на непосредственное восприятие только тех фактов и обстоятельств, которые имеют значение для уголовного дела).

На втором этапе имеют место восприятие сведений, исходящих от источника доказательства (непосредственное восприятие в условиях проводимого действия обстоятельств и фактов), и формирование на этой основе у властного субъекта мысленных образов тех фактов и обстоятельств, о которых ему было сообщено (которые он перед этим непосредственно воспринял). Одновременно, исходя из требования относимости, он выделяет из них те, которые имеют значение для уголовного дела.

На третьем этапе происходит фиксация в протоколах следственных действий (судебного заседания) тех относимых к уголовному делу сведений, которые были сформированы на основе образов, созданных в сознании властных субъектов в ходе производства данных действий.

Итак, применительно ко всем видам доказательств обоснованно утверждать, что они являются результатом осуществления сложного комплекса взаимосвязанных познавательных действий (следственных, судебных) по их формированию. Именно в ходе реализуемого при этом властным субъектом (с участием иных субъектов уголовного судопроизводства) чувственного непосредственного и опосредствованного познания фактов и обстоятельств и происходят формирование относимых сведений (доказательств) и их закрепление в соответствующем протоколе, т. е. формирование, а не собирание доказательств. До производства следственных и судебных действий доказательств (как сведений о фактах и обстоятельствах, имеющих значение для уголовного дела) не существует.

Таким образом, доказательства не собираются и не представляются, а формируются в ходе производства предусмотренных законом следственных и судебных действий, в рамках которых осуществляется сложный процесс чувственного непосредственного и опосредствованного познания соответствующим властным субъектом обстоятельств и фактов, имеющих значение для уголовного дела.

Используемые в законе термины «собирание» и «представление» доказательств не только не раскрывают существа деятельности, которую они призваны отражать, но и искажают ее, затрудняя законодательное регулирование и его реализацию на практике. Употребление в теории, уголовно-процессуальном законодательстве, на практике терминов «собирание доказательств», «представление доказательств» можно объяснить только сложившимися традиционными представлениями, но никак не существом деятельности, которую данный термин должен выражать. От них следует отказаться, но для этого потребуется определенное время. Поэтому под собиранием и представлением доказательств мы будем подразумевать деятельность по их формированию.

Предлагаемый подход затрагивает глубинные основы судопроизводства, влечет существенные последствия для деятельности не только по собиранию доказательств, но и для доказывания в целом. Исходя из него становится понятным, что относимость и допустимость не свойства доказательств, а правовые требования, предъявляемые соответственно к их содержанию и форме. Соблюдая данные требования, властные субъекты уголовного судопроизводства при участии иных субъектов не просто собирают доказательства, а формируют их. Источником доказательств при этом становится всегда человек – лицо, занимающее (могущее занять) соответствующее правовое положение: не только свидетель, потерпевший, обвиняемый, подозреваемый, эксперт, как принято считать традиционно, но и понятые, дознаватель, следователь и, как это ни парадоксально, судья.

Взгляд на анализируемую часть доказывания как на формирование доказательств согласуется и с фундаментальной идеей развития, прогрессивного преобразования действительности в процессе доказывания, пронизывающей все судопроизводство. При таком подходе судьи не могут быть пассивными, осуществляя доказывание (познание обстоятельств и фактов, имеющих значение для уголовного дела). По указанной причине трудно согласиться с предложением о запрещении использования властных полномочий суда при отношении суда к доказыванию субъекта и их сохранению только в организационной сфере процесса^[173].

Не учитывается то, что доказательства именно формируются в ходе производства предусмотренных законом следственных и судебных действий, и авторами, отстаивающими позицию, согласно которой сторона защиты участвует в доказывании путем собирания доказательственной информации с последующим заявлением ходатайств о приобщении ее к делу в качестве доказательств^[174].

Любую имеющую значение для уголовного дела информацию, собранную защитником, нельзя рассматривать в качестве доказательств^[175]. Предложение приобщать указанную информацию по ходатайству стороны защиты к уголовному делу в качестве доказательств не учитывает правовой природы данной информации и по сути приравнивает ее к доказательствам, что недопустимо. В действительности в рассматриваемом случае речь должна идти не о заявлении стороной защиты ходатайства о приобщении указанной информации к уголовному делу в качестве доказательств, а о заявлении ей ходатайства перед властным субъектом о необходимости производства соответствующего следственного либо судебного действия направленного на собирание доказательств^[176].

Необходимость осуществления данного действия должна вытекать из существа информации, представленной стороной защиты в обоснование заявленного ходатайства. При его производстве будет сформирована (в рамках уже следственного либо судебного действия) новая (а не та, информация, которая ранее была собрана и представлена стороной защиты) имеющая значение для уголовного дела информация, отвечающая не только требованию относимости, но и требованию допустимости. Именно эта информация и составляет содержание сформированного доказательства. По содержанию данное доказательство может совпадать с информацией, собранной и представленной стороной защиты, но это не основание для их отождествления и тем более подмены доказательств информацией собранной защитой.

Представление о том, что сторона защиты собирает доказательства, основывается на принципе состязательности и равноправия сторон. Так, например, С.А. Шейфер видит в расширении возможности сбора доказательств стороной зашиты на предварительном расследовании, усиление состязательных начал в судебном разбирательстве^[177].

Учитывая, что принципу состязательности и равноправия сторон в значительной мере подчинена не только структура УПК РФ, но и реализованная в нем уголовно-процессуальная форма, имеет смысл проанализировать пример, связанный с абсолютизацией указанного принципа. При этом будет показаны причины онтологического и гносеологического характера, препятствующие реализации идеи собирания доказательств стороной защиты в процессе доказывания.