Текст книги "Красное смещение"

11

Замок Манфрейма готовился к обороне. Солдаты чистили и заряжали мортиры, которые в эту эпоху появились на вооружении некоторых армий благодаря усилиям Манфрейма, наладившего торговлю запрещенным оружием.

Магистр ордена мог позволить себе отступления от правил. Впрочем, мортиры, установленные в стратегически важном пункте, должны были использоваться лишь в крайнем случае, если неприятель сумеет прорваться к подземному ходу, связывавшему замок с внешним миром во время осады.

Стеновые дозорные устанавливали котлы для смолы. Копейщики чистили пики. Лучники проверяли на стрелах насадку наконечников. Но Бронислава, внимательно наблюдавшая за всеми этими приготовлениями из окна своей башни, не могла отделаться от ощущения, что солдаты работали не слишком старательно, словно играли в какую-то навязанную им и уже порядком надоевшую игру.

Никто не знал, сколько тысячелетий назад был построен замок Манфрейма. С тех самых пор ни один неприятель не водружал над его стенами свой флаг, замок недаром считался совершенно неприступной крепостью. Но княжна плохо разбиралась в фортификационном искусстве, зато она чувствовала, что ниточка, связавшая ее с Глебом, становится все прочней, и чувствовала, как он постепенно приближается из невероятного далека, а значит, снова не миновать битвы…

Ночь уже начала свое медленное падение с седых, убеленных снегом вершин, зажигая одну за другой бледные от мороза звезды.

Холодом и запахом вековой плесени тянуло от стен, но то первобытное ощущение ужаса, которое наполняло Брониславу в первые дни пребывания в замке Манфрейма, теперь исчезло. За неделю он ни разу не вспомнил о молодой жене, не было и первой брачной ночи – то, чего она боялась больше всего, не произошло.

Когда дружинам, объединившимся для штурма замка Манфрейма, осталось до него не более трех дневных переходов, серьезная подготовка к походу началась и в Белоярской общине.

Долгое ожидание для Глеба наконец закончилось, недели утомительных тренировок, позволивших ему значительно усовершенствовать свое мастерство в фехтовании, бесконечные часы, проведенные в кельях монахов за изучением философии, логики, основ телепатии, – все это осталось позади, и неожиданно для себя он был приглашен на военный совет общины.

Совет состоялся внутри самого большого, похожего на огромную башню валуна. К тому времени Глеб уже научился самостоятельно открывать невидимые двери, ведущие внутрь закамуфлированных под камни помещений.

Первым выступил брат Бодо. Низенький суховатый человек, с резко очерченным, словно наспех набросанным небрежными мазками лицом начал говорить короткими и не во всем понятными Глебу фразами:

– Настало время, братья, которого мы так долго ждали. Сириус вошел в созвездие Водолея. Мы начинаем решающую битву с темным орденом. В этом месте, на этой земле решится ее исход. Мы начнем со штурма цитадели нашего главного врага. И обратного пути уже не будет.

Бодо повернулся к доске, на которой был приколот отлично выполненный на пергаменте план Черного замка.

– Манфрейма собираются атаковать дружины русичей. Мы воспользуемся этим и присоединимся к ним, но для успеха нам необходимо получить командование над всеми войсками. По правилам, существующим у русичей, воеводой избирается тот, кто привел большее войско.

Каждая из двух дружин насчитывает человек по семьдесят. Для того, чтобы безусловно получить командование, нам необходимо выставить вдвое большее число воинов. Готовы ли твои гомункулусы, брат Товба?

– Они готовы. Однако тот, кто будет руководить ими в бою, должен помнить, что наши воины, прекрасно владея искусством рукопашного боя, в то же время лишены личной инициативы. Во время битвы нельзя ослаблять ментальное руководство ими даже на короткий срок – и это потребует огромного напряжения от нашего воеводы.

Подумав с минуту, Товба потер свой большой с залысинами лоб, покрывшийся капельками пота, и вновь повернулся к плану замка.

– Штурм этой крепости в лоб совершенно бесперспективен при любом числе атакующих. Единственная надежда – прорваться в нижние этажи, захватить северный или южный подземный ход. Проходы эти, – продолжал брат Бодо, – идут под стенами замка и позволяют достигнуть внутренних этажей, однако мы ничего не знаем о ловушках и засадах, наверняка устроенных на этих путях.

– Настало время объявить, на кого возложено верховодство нашим войском, – прервал Товбу Варлам Белоярский. Он поднялся со своего места и обвел взглядом всех присутствующих. – Много лет мы ждали, когда на Земле родится человек, способный противостоять Манфрейму. Обычной силы для этого недостаточно, нужна особая удача, нужно расположение древних богов и их желание помочь нашему избраннику.

Неожиданно повернувшись к Глебу, Варлам закончил:

– Ты будешь нашим воеводой!

Глеб, не ожидавший этого, начал протестовать.

– Я готов сразиться с Манфреймом, но руководить объединенной дружиной слишком большая ответственность, это должен делать человек с гораздо большим военным опытом, чем у меня, я недавно появился в вашей эпохе и многого не понимаю.

– Это так. Зато на твоей стороне силы, о которых даже мы знаем далеко не все. Хранитель священной книги – ты будешь руководить нашим войском в этой битве!

После этих слов возражения замерли на устах Глеба.

В ночь перед походом Варлам провел с Глебом последние несколько часов. Он ходил по своей небольшой келье, заваленной древними рукописями.

– Не принимай слишком всерьез красивые слова, сказанные на совете, – мы тоже люди, и нам не чуждо тщеславие. На самом деле все обстоит гораздо хуже, чем это представляется брату Товбе. Мы постепенно проигрываем черному ордену одну позицию за другой.

Все началось тогда, когда Владимир под влиянием черных эмиссаров решил навязать своему народу чужую религию. Именно с этого момента произошло первое отступление, и с каждым годом, с каждой новой схваткой мы отступаем все дальше…

Древние боги нашего народа умели управлять самим временем, и Черный замок Манфрейма много веков назад принадлежал им. Правда, тогда он не был черным… Но те времена канули в Лету. Мы отвернулись от своих богов, и теперь на их месте сидит Манфрейм.

Чтобы победить, нужно разрушить основу его могущества. Она заключена в мертвой воде, в эликсире бессмертия, который он из нее получает. Никто не знает, откуда берет Манфрейм мертвую воду. Он хорошо бережет свою тайну, а без знания ее ваша завтрашняя битва, как и все предыдущие, обречена на провал.

– Зачем же тогда мы ее начинаем?

– Потому что нужно пытаться изменить мир к лучшему даже тогда, когда все кажется безнадежным. Это единственный путь, который у нас остался.

Колонна выступила из Светлояра на рассвете следующего дня. Двести пятьдесят пехотинцев и столько же всадников – волхвы не поскупились… Глеб располагал огромной по тем временам дружиной, но чувствовал себя в неожиданной роли командира безмолвного войска неуютно.

Через полчаса, закончив объезд войск, его догнал Юрий Крушинский. С этим единственным в безликой толпе роботов человеком Глеб толком не успел познакомиться. Он присоединился к отряду перед самым выходом, специально прибыв для этого с базы, на которой, так же как и Глеб, служил наемником. Пару раз Глеб видел его во время занятий, но более близкого знакомства не получилось.

Теперь же Глеб не без оснований полагал, что Крушинского приставили к нему, скорее всего, для дополнительного контроля – слишком уж большое значение придавали волхвы предстоящей операции, чтобы доверить ее одному человеку.

Официально Крушинский числился в помощниках у Глеба и держался подчеркнуто дружелюбно, однако соблюдал дистанцию, и откровенного разговора с ним не получалось.

Возможно, у Крушинского были какие-то особые полномочия или специальное задание в замке Манфрейма, а может, он просто присматривался к своему командиру и, в свою очередь, не очень доверял ему.

Как бы там ни было, все это не особенно интересовало Глеба до тех пор, пока не мешало осуществлению его главной задачи – освободить Брониславу. Он не строил слишком далеких планов. Часто окружающее воспринималось им как затянувшийся сон – все в нем казалось зыбким и непрочным.

Дорога оказалась странно короткой. Уже к вечеру они обнаружили первый сторожевой пост русичей, а еще через час, приказав своему войску остановиться, Крушинский и Глеб сидели в походном шатре князя Васлава, выбранного русичами воеводой еще до их прибытия.

Васлав, огромный и тучный, весь покрытый шрамами воин, перед их появлением как раз собрался приступить к скромному походному ужину.

На ковре, где он возлежал по византийскому обычаю, стояло блюдо с жареным поросенком, копченая стерлядь, томленая медвежья печень, несколько подносов с фруктами и пара небольших бочонков, содержимое которых не вызывало ни малейшего сомнения.

Поскольку князь находился в веселом расположении духа, он, не поинтересовавшись у вновь прибывших, кто они такие, сразу же предложил разделить с ним трапезу.

Предложение это было охотно принято.

Глеб не успел опомниться, как в руках у него оказался огромный серебряный кубок, до краев наполненный пенящейся медовой брагой. От напитка шел дурманящий аромат полевых цветов и каких-то трав. Отхлебнув небольшой глоток, Глеб, несмотря на протесты Васлава, отставил кубок в сторону и попробовал для начала представиться, используя заранее заготовленную легенду о далеких северных лесах и старинных поселениях, но Васлав не стал его слушать.

– Да знаю я все! У вас двести пятьдесят пехотинцев и столько же всадников, мои разведчики следят за вами с самого утра, а волхвы не первый раз нам помогают, выпейте лучше меду, утром разберемся, что к чему.

– Есть одна вещь, которую надо бы решить сейчас, – не унимался Глеб. Нас здесь четверо воевод, а княжна одна, что будем делать, если выиграем битву? Владислав обещал вам…

– Пусть она сама и решает, кто ей больше люб. Битву сначала надо выиграть. Манфрейм – это тебе не печенежский вождь, от его хитростей мы все настрадались – пора и рассчитаться.

Утром без лишних слов и долгих приготовлений, поручив Глебу командование объединенными войсками, князья начали штурм.

Единственная дорога к замку шла через ущелье и неоднократно перекрывалась дополнительными редутами, представлявшими собой каменные башни с мощнейшими воротами во всю ширину ущелья.

Каждые такие ворота приходилось брать штурмом, с помощью таранов и осадных деревянных башен. Глеб, не жалевший своих пеших роботов, вскоре понял, что если так будет продолжаться и дальше, еще до заката солнца он останется без пехоты.

Нужно было срочно что-то придумать, но его совершенно изматывал постоянный телепатический контроль за большой массой бойцов, не позволявший ни на минуту отвлечься.

Когда зашло солнце первого дня битвы, от последнего, четвертого редута, отделявшего их от внешних стен манфреймовского замка, донеслись глухие звуки артиллерийской канонады.

– Это еще что такое? – Крушинский недоуменно пожал плечами.

– Похоже на артиллерию. Возьми все управление на себя. Я поеду проверю. От Манфрейма можно ожидать всего, даже артиллерии.

– Но как же конвенция? Варлам говорил…

– Манфрейм плевал на любую конвенцию, он соблюдает договора только до тех пор, пока ему это выгодно.

Лошадь Крушинского вместе с фигурой всадника исчезли в сгущавшихся вечерних сумерках, до Глеба некоторое время долетал перестук копыт, но вскоре исчез и он. Как только их маленькая армия прекратила движение вперед, смолкли сразу все звуки. Наверно, похожее чувство испытывает водитель, если среди пустыни неожиданно остановится автомобиль.

Примерно через полчаса без особых приключений Глебу удалось отвести свои изрядно потрепанные войска к третьему, разрушенному еще в обед редуту. Оставаться здесь на ночь было опасно. Они не знали, есть ли тропы, ведущие от замка на вершины стиснувших их с обоих сторон утесов. Если противник сумеет туда забраться, ночью их ждали большие неприятности.

Однако отходить дальше тоже не имело смысла – за ночь манфреймовские войска восстановят разрушенные укрепления, и утром придется все начинать сначала. В конце концов, выставив дозоры, Глеб решил встать на ночевку у третьего редута.

Закончив перемещения войск и прочие дела, связанные с устройством ночного лагеря, Глеб чувствовал себя полностью вымотанным.

Когда, шатаясь от усталости, он добрался наконец до своего шатра вернулся Крушинский.

– Ты альпинизмом когда-нибудь занимался? – задал он с порога не самый подходящий вопрос.

– Ты что, спятил? Нашел время шутить. Ты хоть знаешь, который сейчас час?!

Не обратив никакого внимания на недовольный тон Глеба, Крушинский продолжил:

– Наверху, на стене ущелья, стоит батарея мортир – я узнал это абсолютно точно. Сегодня ночью нам с тобой придется уничтожить эту батарею.

– Ты уверен, что, кроме нас, этим некому заняться?

– Уверен. У меня разряд по альпинизму. Я осматривал западную стенку. Чтобы на нее подняться, нужно специальное снаряжение, и оно у меня с собой. Вдвоем в связке мы сможем это сделать, даже если у тебя не было альпинистской подготовки.

С тяжелым вздохом Глеб вновь начал одеваться, не надеясь даже на то, что у него хватит сил выбраться из палатки, но серьезных доводов, позволявших оспаривать план Крушинского, у него не нашлось. Невозможно посылать биороботов ночью лезть на скалы под мысленным контролем, а среди воинов вряд ли найдется хоть один, кто что-нибудь слышал об альпинизме.

– Глотни-ка вот этого. При всей примитивности местной технологии в напитках они ушли далеко вперед. А что касается медицины, то в ней волхвам никогда не было равных.

Он протянул ему маленькую серебряную фляжку, и Глеб, не задавая никаких вопросов, сделал их нее порядочный глоток. Приятное тепло разлилось по всему телу, и вскоре от усталости не осталось никакого следа.

– Надо предупредить князей, – решил Глеб. – Мы можем и задержаться, батарея наверняка хорошо охраняется.

Дружина Васлава только что подошла и разбивала лагерь неподалеку.

Глебу не нравилась теснота, в которой в узком скальном проеме сгрудились сотни людей, и он поделился своими опасениями с Ваславом. Его шатер еще не успели поставить. Князь в полном боевом снаряжении выглядел весьма внушительно. Он легко носил на себе шестидесятикилограммовый стальной панцирь и, казалось, не замечал от этой груды изрядно помятого в бою металла ни малейшего неудобства.

– Ты прав, – задумавшись на секунду, согласился с ним князь. – Но люди так устали, что мне не удастся увести их отсюда.

– Разве ты не воевода? – удивился Глеб.

– Воевода я только в бою, а как бой заканчивается, у нас каждый сам себе князь, – не без горечи заметил Васлав.

Подоспевший коновод взял из рук князя повод его огромного черного коня, так же, как и хозяин, покрытого стальной броней. Васлав, тяжело отдуваясь, содрал с головы шлем и со звоном швырнул его на землю. Глеб, с восхищением разглядывая его могучую фигуру, начал рассказывать о плане Крушинского, не вдаваясь в излишние подробности, связанные с самой батареей:

– Мы собрались провести небольшую разведку на гребне. Если придется задержаться, возьми командование на себя и ни в коем случае не начинай завтра атаки, пока мы не разберемся с теми бронзовыми штуками на горе.

– Думаю, тут и без меня обойдутся. Ждать дело не хитрое. Пойду-ка я с вами, пожалуй.

Юрий и Глеб, не ожидавшие такого поворота событий, недоуменно переглянулись.

– Мы собираемся залезть на гребень ущелья. Для такого подъема ты весишь многовато…

– На эту стену вы не залезете. Ни один человек на нее не залезет, разве что волхвы вам помогут… – Задумавшись на минуту, Васлав начал расстегивать застежки на панцире. – Одним словом, я с вами, сейчас вот сниму эти жестянки и стану полегче.

Спорить с Ваславом оказалось совершенно бесполезно. В качестве весомого аргумента он свистом вызвал стражу, приказав ей из лагеря никого не выпускать до утра.

– Ну разве что наши гости надумают со мной вместе отправиться, усмехнувшись, закончил князь свой приказ.

Они начали подъем, когда взошла луна. Дул холодный пронизывающий ветер, камни казались скользкими и непрочными.

Васлава оставили внизу сторожить рюкзаки со снаряжением и следить, чтобы не путалась веревка, которую они тащили за собой. Глеб, никогда не любивший гор, где человек чувствует себя слишком мелкой песчинкой, спросил Крушинского:

– Ты уверен, что поступаем правильно? Ведь если мы не вернемся, все наше войско останется без управления.

– Волхвы пришлют замену. Думаю, она уже здесь. Кто-нибудь из воинов, о ком мы даже не догадываемся…

– Да, возможно, ты прав, днем во время боя я заметил, что некоторые биороботы двигались независимо от моих команд. Среди них наверняка есть люди.

– Вот видишь… Да нет у нас иного выхода. Эта батарея не даст нам продвинуться ни на шаг дальше. Только понапрасну положим здесь массу людей. Ты еще не знаешь, как выглядит паника. Не забывай, что половина войска состоит из людей, а нашим предкам во всем мерещится какая-то дьявольщина. Они разбегались только от звука выстрелов. Представляешь, что будет завтра, если батарея начнет стрелять.

– Представляю… – хмуро пробурчал Глеб, плотнее затягивая лямки рюкзака, выделенного ему Крушинским. Хотя основное снаряжение они оставили внизу, с собой для такого сложного подъема тоже пришлось тащить немало барахла, одни крючья весили килограммов двадцать. Из специального кармана на своем широком поясе Крушинский доставал их один за другим и забивал в тело скалы, выискивая малейшие трещины. Потом пропускал веревку сквозь кольца и лез дальше.

Каждый метр подъема по отвесной стенке давался с огромным трудом. Хотя Глеб шел вторым, по уже проложенной дороге, он едва дождался привала. Гудело все тело несмотря на то, что после медицинских процедур, проделанных над ним волхвами, он полагал, что навсегда лишился чувства усталости.

Когда наконец они ненадолго остановились, Глеб спросил:

– Зачем ты взял с собой альпинистское снаряжение, знал, что может понадобиться?

– Конечно. Здесь кругом скалы. Хорошее снаряжение – это тоже оружие, причем не запрещенное конвенцией.

– А как вообще ты попал к волхвам?

– Так же, как и ты, через базу. Их интересуют все, кто там служит. Ладно, пошли. Если до рассвета не успеем вернуться, нас снимут арбалетчики с противоположной стороны ущелья. – Он вновь ушел от откровенного разговора, и Глеб решил больше не касаться темы появления Крушинского у волхвов. Ему так не хватало здесь друга, человека, с которым можно поделиться самым сокровенным, но он понимал, что такие отношения нельзя создать искусственно.

– Думаешь, мы справимся втроем с батарейной охраной?

– Скалы здесь, с их точки зрения, совершенно неприступны. С этой стороны нас не ждут.

Около часа они поднимались в полном молчании. Иногда Крушинский исчезал за ребром скалы, и Глеб оставался совершенно один в этом нереальном лунном мире, раскачиваясь над пропастью на тонкой, как паутина, нейлоновой веревке.

Именно в эти минуты он вспоминал Китеж, Брониславу, первые дни своей жизни в новом мире, оказавшейся совсем не такой, какой представлялась она ему в далекой и совершенно теперь нереальной Москве.

Несмотря на скрытность Крушинского, Глебу хотелось надеяться, что наконец он нашел здесь человека, на которого сможет положиться. Одного из тех, с кем смог бы пойти в бой в десантной паре.

Эта уверенность слагалась из десятков неуловимых мелочей, каждая из которых в отдельности ровно ничего не значила.

Веревка дернулась два раза, и это означало, что отдых окончен. Ему предстояло догнать Юрия. В особенно трудных местах тот использовал Глеба вместо подставки. Вот и сейчас, не сумев нащупать на абсолютно гладкой поверхности скалы ни единой трещины, Крушинский встал на плечи Глеба и, раскачиваясь над двухсотметровой пропастью без всякой страховки, начал вгонять очередной крюк.

Звонкие удары альпенштока поплыли в застывшем воздухе. Глеб подумал, что часовые на батарее их смогут услышать, но в это время крюк под его левой ногой, не выдержав двойной нагрузки, вырвался из гнезда, и он сразу же забыл обо всем.

Глеб повис над пропастью на одних руках, рывок отдался в плечах острой болью. Секунду или две казалось, что Крушинский, не справившись с неожиданным толчком, сорвется, но тот, изогнувшись как кошка, приник к скале и сумел перенести большую часть тяжести тела на свой полузабитый крюк.

– Держись, старина… – попросил он почему-то шепотом, – я сейчас попробую закрепиться…

В эти секунды Глеб ощутил каждый из двухсот метров черной пропасти под собой. Холодный пот выступил на лбу, руки предательски задрожали, но давление на плечи внезапно ослабло, и вскоре Юрий подтянул его к безопасному месту.

Теперь они стояли в узкой нише под нависающим козырьком. Отсюда до гребня оставалось всего метра четыре, и справа обнаружился более пологий склон. Самое страшное осталось позади.

Никто из них не проронил больше ни слова, и только по тяжелому дыханию мужчин можно было предположить, чего стоил им этот подъем.

Всмотревшись в кромку открывшегося теперь перед ними гребня, Глеб заметил желтоватые отблески света на его поверхности, но не успел спросить, что это могло означать.

Гудя от встречного потока воздуха, мимо них пролетел горящий факел.

– Над нами патруль, и они нас заметили. Подожди меня здесь. – Прежде чем Глеб успел возразить, темный силуэт Юрия растворился на фоне скалы. Ни шороха осыпающихся камней, ни звука шагов, ничего он больше не слышал. Лишь минуты через две сверху донеслось два негромких хлопка бесшумного пистолета. Вскоре рядом с его лицом зашуршала веревка.

– Можно подниматься! – уже в полный голос произнес Крушинский, и еще через пару минут они стояли на гребне. Чуть в стороне от тропы виднелись два бесформенных темных предмета.

– А ты неплохо подготовился к этому походу, – с невольным осуждением произнес Глеб.

– Не надо их жалеть, хорошие люди у Манфрейма не служат. Большинство, составляющее его армию, – оживленные мертвой водой покойники, а если ты об этом, – он хлопнул себя по карману, где отчетливо обрисовался некий тяжелый металлический предмет, – так ведь пушки тоже не арбалеты.

В этом он был, безусловно, прав. Теперь времени у них оставалось совсем немного, и, если пропавший патруль хватятся до того, как им удастся достигнуть батареи, никакой пистолет уже не поможет.

Пока они поднимали снизу рюкзаки, а затем почти волоком тащили по склону гигантскую тушу князя, Глеб рискнул спросить Крушинского о самом главном, прекрасно понимая, что позже этот разговор опять не получится.

– Зачем ты здесь?

– Интересуешься? – Юрий испытующе глянул ему в глаза. – Ладно, ты вроде парень надежный, хоть и очень настырный. Рано или поздно все равно придется тебе сказать… Мы здесь для того, чтобы вернуться.

– Вернуться куда?

– В Россию, разумеется. Здесь наши истоки, здесь зарождается все то, с чем там живут сегодня. Плохое и хорошее – все начинается здесь. Мы хотим разобраться в первопричинах наших бед, набраться силы, исправить здесь то, что удастся исправить, и потом вернуться. Если тебя устраивает такая программа, можешь присоединяться.

– Но на базе нам говорили, что этот мир полностью оторван от нашего и никак не влияет на его состояние.

– А ты веришь всему, что тебе говорили на базе?

Глеб надолго задумался. Если Крушинский прав, многое могло измениться в его планах. Главное открытие, которое он сделал из его слов, состояло в том, что здесь уже были люди, которые думали так же, как и он, так же, как и он, они искали способы помочь отсюда своей далекой родине.

– И много вас?

– Пока не очень, но не количество определяет силу, разве ты этого не понял у волхвов?

Луна стремительно катилась вниз, и где-то вдалеке, за горами, уже чуть порозовел горизонт. Времени до рассвета оставалось совсем немного.

– Вы про меня не забыли, отроки? – донесся снизу глухой жалобный голос Васлава, уже с минуту неподвижно висевшего над пропастью.

– Павел Сергеевич, я надеюсь, это шутка?

– Разве я похож на шутника? – спросил Сухой, усмехнувшись, и неожиданно сделал в воздухе резкое движение правой рукой, словно ловил улетающую птицу.

Когда он опустил ее вниз, рука удлинилась. Ее ладонь сжимала теперь рукоять клинка.

– Так вы все еще сомневаетесь в существовании иных измерений? – спросил Сухой, медленно приближаясь к Головасину. Тяжелая полоса стали в его руках отсвечивала в лучах утреннего солнца сероватым блеском.

– Помогите… – почему-то шепотом произнес Головасин.