Текст книги "Психология надежды. Оптимизм и пессимизм"

Социолог Анджей Сицински (Siciński, 1972) выделил два основных вида оптимизма: метафизический (доктринальный) и конкретный. Первый вид оптимизма относится к положительному взгляду, касающемуся устройства мира. Второй вид обозначает положительную оценку определенных событий, явлений, фактов.

Сицински обращал внимание на то, что с точки зрения роли оптимизма в поведении людей особое значение имеют следующие формы оптимизма: метафизический оптимизм, относящийся к настоящему времени («сейчас мир является…»), метафизический оптимизм, относящийся к будущему времени («в будущем мир будет…»), конкретный оптимизм по отношению к настоящему и будущему как общей положительной оценки фактов, событий, явлений.

Американский исследователь Лайонел Тайгер (Tiger, 1995) различает большой оптимизм и малый. Большой оптимизм связан с ожиданием успешности по отношению к важным общим делам. Он обусловлен культурными и эволюционными факторами. Малый оптимизм относится к ожиданию успешности в конкретных жизненных ситуациях индивида.

Польский психолог Януш Чапински (Czapinski, 2005) выделил два типа оптимизма: экспансивный (направленный на успех) и оборонительный (содержащий надежду на избежание неудачи), функционирующих как система соединенных сосудов (снижение уровня одного вида оптимизма компенсируется повышением уровня другого). Значение оборонительного оптимизма возрастает для людей в трудной жизненной ситуации. Например, для безработных, лиц с тяжелыми заболеваниями, людей в трудном материальном положении. Однако некоторые явления (злоупотребление алкоголем, употребление наркотиков) деструктивны для оборонительного оптимизма. И наоборот, для более обеспеченных людей, имеющих работу, хорошее состояние здоровья, важнее экспансивный оптимизм, направленный на успех в достижении жизненных целей. Преобладание той или иной формы оптимизма связано также с категорией возраста. Для молодежи важнее проявление экспансивного оптимизма, тогда как для людей старшего возраста (после 45 лет) характерен оборонительный оптимизм. Экспансивный оптимизм несколько выше ценится в некоторых западных культурах, например американской (с конституционным правом на счастье, с нормой ориентации на успех). Здесь также ключевую роль играет активная деятельность личности.

Американский исследователь Венштейн (Weinstein, 1980) описал явление нереалистического оптимизма: большинство людей оценивают свою судьбу как более удачную, чем судьба большинства людей.

Отечественные социологи выделяют два вида оптимизма—пессимизма: индивидуальный, присущий отдельному человеку, и социальный, присущий обществу в целом.

Оригинальный подход к выделению типов оптимизма—пессимизма разработан М. А. Меримериной (2011), которая предложила новую методику измерения уровня оптимизма—пессимизма. В основу методики положен типологический анализ с тремя типообразующими признаками: 1) ощущение счастья, 2) удовлетворенность жизнью (характеристики рефлексивной позиции человека в настоящем) и 3) уверенность в будущем как характеристика видения себя в будущем.

Сконструированная методика позволила выделить следующие типологические группы по уровню оптимизма—пессимизма: холические оптимисты (22 % от общего числа опрошенных), относительно холические оптимисты (32,8 %), избирательные оптимисты-1 (4,5 %), нейтральный тип (5,3 %), избирательные оптимисты-2 (3,8 %), относительно холические пессимисты (7,6 %), противоречивый тип (3,3 %), неопределившиеся относительно будущего (16,8 %), неопределившиеся относительно настоящего (1,3 %), неопределившиеся относительно будущего и настоящего (0,8 %), холические пессимисты (1,8 %).

Социально-демографические характеристики респондентов, для которых характерен тот или иной тип оптимизма—пессимизма, являются следующими:

Холические оптимисты и относительно холические оптимисты – это люди преимущественно до 40 лет, с незаконченным высшим, высшим или двумя высшими образованиями, имеющие высокий уровень дохода.

Холические пессимисты и относительно холические пессимисты – люди преимущественно после 60 лет, имеющие неполное среднее образование и минимальный доход.

Нейтральный тип – люди преимущественно после 40 лет, со средним или средним специальным образованием и доходом до 36 000 руб. на одного члена семьи.

Противоречивый тип – это люди преимущественно после 50 лет, обладатели двух высших образований, с доходом до 36 000 руб. на одного члена семьи.

Избирательные оптимисты-1 – люди преимущественно после 50 лет с неполным средним образованием и доходом до 36 000 руб. на одного члена семьи.

Избирательные оптимисты-2 – это люди в возрасте 18–30 лет, имеющие два высших образования и доход до 36 000 руб. на одного члена семьи.

Неопределившийся тип состоит из неопределившихся относительно будущего (это люди старше 30 лет, с неполным средним образованием и доходом до 11 500 руб. на одного члена семьи), неопределившихся относительно настоящего (люди практически любого возраста, образования (кроме двух высших) и доходом до 9500 руб. на одного члена семьи) и неопределившихся относительно будущего и настоящего (это респонденты практически любого возраста, образования (кроме двух высших и неполного среднего) и доходом до 9500 руб. на одного члена семьи).

Показано, что от оптимизма—пессимизма зависит тип переживания времени:[11]11
  Отнесение людей к определенному типу переживания времени осуществлялось с помощью номинальной шкалы, опросная форма которой выглядела следующим образом: «Каждый из нас по-разному строит свою жизнь. А как вы ее строите?» Варианты ответа: «Приходится жить, но все хорошее для меня осталось в прошлом» (глубокая социальная ностальгия); «Я, конечно, живу сегодняшним днем, но тоскую о прошлой» (легкая социальная ностальгия); «Живу одним днем и не строю никаких планов на будущее» (презентизм); «Живу настоящим, но смотрю в будущее с оптимизмом» (оптимальный тип); «Настоящее для меня не имеет особого смысла, главное, чтобы в будущем было хорошо» (футуризм).


[Закрыть] социальная ностальгия (тоска по ушедшим социально-экономическим и общественным отношениям), презентизм (явление доминирования настоящего и обращенности человека к настоящему в ущерб будущему), оптимальный тип (акцент на настоящем, в котором присутствует будущее), футуризм (доминирование будущего, где настоящее рассматривается лишь как средство для его достижения).

М. А. Меримериной показано, что уровень оптимизма—пессимизма влияет на тип переживания времени. Социальной ностальгии в большей степени подвержены такие группы, как относительно холические пессимисты и нейтральный тип. Для группы относительно холических пессимистов в значительной степени характерен и презентизм. Наиболее эффективную стратегию переживания времени (оптимальный тип) выбирают холические оптимисты и относительно холические оптимисты. Футуризм характерен преимущественно для следующих групп: избирательные оптимисты-1 и неопределившиеся относительно будущего. Данный тип переживания времени отсутствует у опрошенных с пессимистическим взглядом на жизнь.

Анализ показал, что социальной ностальгии подвержены в большинстве своем две группы: относительно холические пессимисты и нейтральный тип. Для группы относительно холических пессимистов в значительной степени характерен и презентизм. Немного в меньшей степени данный тип переживания времени присущ группе нейтральный тип. Наиболее эффективную стратегию переживания времени (оптимальный тип), выбирают холические оптимисты и относительно холические оптимисты. Футуризм характерен преимущественно для следующих групп: избирательные оптимисты-1 и неопределившиеся относительно будущего. Данный тип переживания времени отсутствует у опрошенных с пессимистическим взглядом на жизнь.

С. Грузенберг (1908) выделял пять типов пессимизма.

Первый – нравственный пессимизм, в котором выделяется пессимизм интуитивный и космический. Интуитивный пессимизм имеет в свою очередь следующие разновидности: религиозный, поэтический, пессимизм как настроение.

Второй тип – смешанный тип пессимизма и оптимизма: а) мелиоризм – проповедь противления злу добром, постулат приумножения активного добра; б) квиетизм – проповедь непротивления злу злом, постулат приумножения пассивного добра.

Третий тип – агностицизм, или интеллектуальный пессимизм: а) теоретический агностицизм; б) моральный агностицизм.

Четвертый тип – патологический пессимизм или интеллектуальный нигилизм, проповедь самоубийства и пресечения мира по гносеологическим основаниям.

Пятый – социальный пессимизм, проповедь усовершенствования социального типа человечества.

Наряду с воспитанием, социально-экономическими условиями жизни и другими факторами, делающими людей оптимистами и пессимистами, исследования ученых показывают также роль в этом процессе физиологических механизмов.

Т. Шарот обращает внимание на тот факт, что более пессимистичные испытуемые при воображении счастливых событий показали меньшее количество активации мозговых областей, связанных с положительными и отрицательными эмоциями (amygdala (миндалевидное тело) и rostral anterior cingulated cortex (rACC)), чем оптимистичные участники эксперимента.

Тайгер (Tiger, 1999) указывает на существование множества нейрохимических веществ, включая серотонин, связанных с оптимизмом (высокая концентрация серотонина способствует оптимизму).

Американскими учеными из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе выявлено, что уровень оптимизма зависит от того, каким вариантом гена окситоцинового рецептора наградила человека природа. Ген этого рецептора существует в двух версиях: в определенном участке последовательности ДНК может стоять либо аденин (А-версия), либо гуанин (G-версия). Считается, что наличие того или иного варианта гена соответствует психологическому профилю человека: насколько он устойчив к стрессу, легко ли поддается унынию и т. п.

В исследовании принимали участие 326 добровольцев, каждый из которых прошел психологический тест. Психологи оценивали каждого участника по таким параметрам, как самооценка, оптимистичность характера, подверженность депрессиям. После этого испытуемыми занялись молекулярные генетики: в их задачу входил генетический анализ образцов ДНК каждого участника эксперимента. Те, у кого в гене окситоцинового рецептора в определенном положении находились две или одна адениновые «буквы» (А-версия), проявляли бо́льшую предрасположенность к депрессии. Те, у кого там были две G, лучше справлялись с подавленным психологическим состоянием, были склонны к оптимистичному взгляду на вещи.

В поисках «волшебной кнопки» оптимизма в мозгу человека ученые столкнулись с интересными фактами: реалистичный взгляд на вещи уравновешивается не только оптимизмом, но и легкомыслием. Ранее статистические исследования «прописали» пессимизм в правой нижней лобной извилине, а оптимизм – в левой. С помощью функциональной МРТ [магнитно-резонансной томографии. – Е. И.] ученые из Лондонского университетского колледжа смогли наблюдать за реакциями добровольцев в условиях подавления функций каждой из извилин. После воздействия методом транскраниальной магнитной стимуляции на определенные области мозга исследователи проверяли способность участников эксперимента реально оценивать риски. Воздействие на «зоны пессимизма» практически не изменило поведение испытуемых. А торможение в зоне левой извилины заставило участников эксперимента признать существование опасности и задуматься о последствиях. Возможно, положительные ожидания полезны для получения нового опыта, но излишняя беспечность приводит к бездумным поступкам. Можно «легко нажать» на левую извилину для выхода из депрессии, но злоупотребление «кнопкой оптимизма» весьма опасно.

По материалам Интернета

В зарубежной психологии дискутируется вопрос о конструкте оптимизма (Herzberg et al., 2008), причем указывается на то, что отношения оптимизма с пессимизмом не однозначны.

Одни авторы рассматривают оптимизм и пессимизм как два противоположных полюса единого конструкта (Carver, 2008). То есть речь идет о единой ориентации, которая может быть направлена либо в сторону оптимизма (положительных ожиданий от будущего), либо в сторону пессимизма (негативных ожиданий от будущего).

Другие исследователи эти явления разделяют на два фактора, один из которых заключается в положительном восприятии событий («Я всегда оптимистично смотрю на свое будущее»), другой – в отрицательном («Я не думаю, что дела в будущем могут пойти по намеченному мною плану») (Marshal et al., 1992). Некоторые исследования обнаруживают, что одна из этих шкал важнее, чем другая, в прогнозировании соответствующих результатов (Robinson-Whelen et al., 1997). Хотя утверждение, какая шкала важнее, варьирует от исследования к исследованию.

Исследования <…> неоднократно показывали превосходство двухфакторной модели, в рамках которой оптимизм и пессимизм выступают как два относительно независимых фактора, имеющих умеренную обратную связь. В статье S. Vautier et al., 2003, например, упоминается, что из 11 известных зарубежных исследований факторной структуры LOT-R лишь в одном получены доказательства его одномерности, в то время как остальные свидетельствуют в пользу двухфакторной структуры.

Большинство исследований в различных странах мира с использованием локализованных версий теста LOT-R также показывают предпочтительность двухфакторной модели. В исследовании японской версии LOT-R с использованием конфирматорного факторного анализа на выборке из 205 японских студентов, выполненном K. Nakano, получены доказательства двухфакторной структуры опросника. Аналогичные результаты, свидетельствующие в пользу двухфакторной структуры японской версии LOT-R, получил K. Sumi. P. Herzberg, используя немецкую версию LOT-R, также показал двухфакторную структуру опросника на чрезвычайно объемной и репрезентативной выборке из 46 133 испытуемых в возрасте от 18 до 102 лет. Оптимизм и пессимизм показали относительную независимость в данном исследовании в разных возрастных и клинических группах, а также в группах мужчин и женщин, причем с возрастом умеренная обратная связь между факторами по данным этих исследователей показывает тенденцию к снижению. Это, по-видимому, означает, что по мере накопления жизненного опыта люди начинают предъявлять более дифференцированные ожидания в различных ситуациях и жизненных сферах, поэтому в одном человеке могут одновременно уживаться относительно обобщенные оптимистические и пессимистические ожидания.

В пользу относительной независимости оптимизма и пессимизма говорят также накапливающиеся сведения о различной природе этих свойств, проявляющейся в их разных взаимоотношениях с другими психологическими свойствами и состояниями. Так, например, в исследовании Chang, Bridwell (1998) с помощью LOT-R было показано, что иррациональные убеждения, описанные в рамках когнитивно-поведенческой психотерапии, являются достаточно хорошими предикторами пессимизма, в то время как на оптимизм влияния не оказывают. Этот факт позволил предположить, что оптимизм и пессимизм не только являются разными конструктами, но и имеют разные истоки. В том же исследовании было установлено, что выраженность негативных переживаний, вызванных стрессом, значимо коррелирует с пессимизмом, в то время как влияние оптимизма оказалось незначительно.

Для многих ученых идея независимости оптимизма и пессимизма выглядит настолько убедительно, что разрабатываются диагностические методики, направленные на измерение оптимизма и пессимизма как самостоятельных конструктов, типичным примером которых можно считать ELOT (Extended Life Orientation Test) – двухмерный опросник, предложенный E. C. Chang (США) в 1997 году. Однако нерешенной проблемой для такого подхода остается трудность теоретического обоснования независимости данных двух конструктов, что заставляет часть исследователей по-прежнему убежденно отстаивать представление об однофакторной природе оптимизма. Такой позиции придерживается, например, S. Vautier, который полагает, что предпочтительность двухфакторной модели в ходе статистического анализа является артефактом, вызванным влиянием постороннего фактора социальной желательности на задания, сформулированные в утвердительной форме.

Проблема однофакторной или двухфакторной природы оптимизма – пессимизма не является сугубо теоретическим вопросом и имеет непосредственное отношение к прикладным исследованиям в таких областях, как, например, психология стресса или психология здоровья. Принятие гипотезы об относительной независимости данных конструктов должно привести исследователей к отказу от достаточно простого недифференцированного взгляда на взаимосвязь оптимизма—пессимизма и здоровья с переходом к анализу конкретных механизмов и отношений, присущих каждому из этих факторов отдельно. Таким образом, вопрос о факторной структуре диспозиционного оптимизма в настоящее время является одной из весьма актуальных проблем данного подхода.

О. А. Сычев (2008, с. 13–15)

Гилхем с коллегами (Gilham et al., 2001) утверждают, что оптимистическое объяснение неудачи может сопровождаться негативным прогнозом на будущее. Человек может иметь высокие показатели по оптимизму и низкие по пессимизму, и наоборот.

Авторы полагают, что если считать оптимизм и пессимизм противоположными полюсами одного континуума, то это приводит к нивелированию важных различий между ними. Было показано, что диспозиционный оптимизм содержит два фактора: позитивные и негативные ожидания, между которыми, однако, существует взаимосвязь (коэффициент корреляции от 0,43 до 0,60).

Маршалл и его коллеги (Marshall et al., 1992) установили как однофакторность оптимизма, так и его двуфакторность (то есть что оптимизм и пессимизм – разные феномены).

Интересно, что Юнг (Jung, 1962) наблюдал в Африке примитивное племя, выработавшее две параллельные мифологические системы: первая функционирует от восхода солнца до его заката и описывает мир в формулах наивного оптимизма, вторая вступает в силу после заката и имеет противоположное оценочное содержание.

В то же время Шайер и Карвар (Sheier, Carvar, 2013) склонны считать, что оптимизм и пессимизм – два полюса одного феномена, так как между ними имеется высокая корреляция (0,64). В пользу их позиции говорит и тот факт, что отсутствуют данные, которые показывают связь оптимизма и пессимизма с различными психологическими переменными.

Поскольку позитивные и негативные события представляют собой независимые переменные, некоторые люди могут показывать высокие баллы атрибутивного стиля по позитивным событиям, не обнаруживая при этом низких баллов по негативным событиям (Xenlkou et al., 1997).

В лонгитюдном исследовании на студентах-юристах оптимизм по позитивным событиям негативно предсказывал успеваемость, а по негативным не обнаружил с ней значимой связи (Satterfi eld et al., 1997).

Таким образом, атрибутивные стили на положительные и негативные события независимы друг от друга. В связи с этим в ряде опросников имеются отдельные шкалы для тех и других событий.

М. С. Замышляева (2006), рассматривая оптимизм—пессимизм как структурную когнитивную личностную диспозицию, отмечает наличие в ней трех компонентов: позитивного или негативного объяснительного стиля, надежды или безнадежности и самоэффективности.

Сталкиваясь с препятствием, оптимисты склонны действовать уверенно и настойчиво (даже если продвижения в направлении к цели незначительны), в то время как пессимисты склонны к сомнениям и колебаниям. Оптимисты уверены, что препятствие так или иначе может быть преодолено, в то время как пессимисты ожидают неудачи. Эти различия в отношении человека к препятствиям помогают лучше понять способы преодоления (совладания) человеком стресса.

Оптимистам свойственны более эффективные копинг-стратегии. Оптимисты верят в роль усилий и настойчивости, воспринимают жизнь как вызов, получая удовольствие от решения трудных задач и преодоления трудностей. Пессимисты же, напротив, склонны верить в роль случая в достижении успеха, объясняя свой успех легкостью задачи и другими внешними неконтролируемыми факторами.

М. Ф. Шейер с коллегами (Sheier, Carver, Bridges, 1994) отмечают, что оптимисты, выбирающие более эффективные копинг-стратегии, чем пессимисты, в результате более успешно справляются с проблемами, пессимисты же чаще сталкиваются с неудачами, и сбывшиеся ожидания подкрепляют оптимизм первых и пессимизм вторых. Возникает замкнутый круг.

В одном из исследований студентов просили вспомнить наиболее стрессовое событие за последний месяц и заполнить опросник стратегий совладания в отношении к этому событию (Scheier et al., 1986). Оказалось, что оптимисты чаще выбирают проблемно-фокусированные и социально-ориентированные копинг-стратегии; им свойственна также положительная переоценка стрессовой ситуации. Они признают проблемную ситуацию, если ее невозможно изменить. Оптимисты редко используют такие механизмы защиты, как отрицание и избегание. Они стремятся найти что-то положительное в неприятных ситуациях и извлечь из них пользу. В результате оптимисты более успешно справляются с проблемами. Пессимисты, напротив, отрицают позитивные стороны негативного события, избегают мыслей о проблеме, акцентируют свое внимание на эмоциональных переживаниях, иногда прибегают к уходу от стрессовой ситуации. В результате пессимисты чаще сталкиваются с неудачами (Scheier et al., 2001).

Аналогичные данные были получены при изучении связи атрибутивного стиля и копинг-стратегий у старшеклассников из Гонконга (Poon, Lau, 1999).

Судя по ответам пессимистов, за годы реформ в их жизни происходили в основном негативные изменения. Так, около двух третей пессимистов потеряли прежний социальный статус (61 % в 1997 г., 58 % в 2000 г.), около трех четвертей из них ухудшили экономический статус семьи (74 и 70 %). Подорвано за эти годы здоровье у 66 и 67 % пессимистов. У значительной части воспринимающих все в мрачном свете испорчены взаимоотношения с окружающими их людьми (39 и 42 %). В итоге ровно две трети придерживающихся негативного взгляда на жизнь считают, что их существование стало хуже, чем до реформы. Неудивительно, что почти каждый второй пессимист не нашел своего места в сегодняшней жизни. В результате разнообразных неудач 31 % пессимистов (в 2000 г. – 19 %), у которых и так была заниженная самооценка, все больше утрачивают чувство собственного достоинства.

К. Муздыбаев (2003, с. 92)

Различия в переменах, произошедших с начала экономической реформы (с 1992 г.) между оптимистами и пессимистами, представлены в табл. 5.3.

Таблица 5.3. Изменения в жизни у оптимистов и пессимистов с начала экономических реформ (% от численности каждой группы)

Примечание: в таблице приведены усредненные данные опросов, проведенных К. Муздыбаевым в 1997 и 2000 гг., поскольку в обоих опросах выявились одинаковые тенденции.

Еще одно объяснение лучшей способности оптимистов адаптироваться к трудным жизненным ситуациям заключается в том, что они включены в более широкую и поддерживающую социальную сеть, у них больше друзей и они выше оценивают получаемую социальную поддержку (Brissette, Scheier, Carver, 2002). К. Муздыбаев (2003) тоже выявил, что оптимисты описывают окружающих их людей в положительных терминах, как удачливых и состоятельных, нравственных и отзывчивых, патриотичных и оптимистичных. Пессимисты же приписывают своему окружению пессимистичность, меньшую удачливость, большую бедность, грубость, завистливость, мстительность, злость. Очевидно, это также соотносится с тем, что оптимисты больше удовлетворены своими романтическими отношениями и чувствуют себя в них более счастливыми, чем пессимисты (Assad, Donnellan, Conger, 2007; Srivastava, McGonigal, Richards et al., 2006). Причем, по данным исследований, большая часть этой связи объясняется склонностью оптимистов к кооперативному решению проблем и конфликтов.

Большинство исследований культурных различий в оптимизме были проведены на американской и китайской выборках, исходя из предположения о содержательных различиях в понимании ими оптимизма. Три различных исследования, проведенных с использованием LOT на американских выборках, показали, что оптимизм обнаруживает позитивные связи с уровнем дохода (r = 0,23) и уровнем образования (r = 0,29). Уровень оптимизма зависит также от факторов среды: в частности, было показано, что при наличии хронического стресса у людей, переживающих такую трудную жизненную ситуацию, как необходимость заботиться о больном родственнике, страдающем прогрессивными когнитивными нарушениями, уровень оптимизма ниже.