Текст книги "В землях заката. Избранники Армагеддона"

– Н-нет, – с каким-то скрипом выговорил он. – Тропа… не выведет. Ведет… в другие места.

Казалось, он давно не разговаривал, и слова давались с трудом. Варламов спросил в замешательстве:

– Может, проводите к какому-нибудь жилью? Я весь промок.

Некоторое время бродяга молчал. Потом, стараясь держаться подальше от Варламова, пошел к куче хвороста под деревьями и протянул к ней руки. Ярко вспыхнуло, куча занялась жарким пламенем. У Варламова открылся рот.

– Чем это вы? – спросил потрясенно. – Ведь все мокрое.

Бродяга полуобернулся, в глазу подрагивали отблески пламени.

– Дар, – выговорил он. – Иди… грейся. Волки… не подойдут.

У Варламова сжалось сердце: ничего себе бомж, мановением руки разжигает огонь! Может, это просто фокус? Но сердце тревожно стукало, вспомнились истории про обитателей Тёмных зон… Однако делать было нечего, пистолет не стоило и трогать. Живо представилось, как будет кататься по поляне, объятый пламенем. Выставленные ладони бродяги вовсе не означали мир!

Он поборол страх и подошел к костру. Бомж отступил, хитро поглядывая. Варламов скинул промокшую куртку и, держа ее нараспашку, подставил себя приятному жару. От джинсов и рубашки скоро пошел пар, бедра и колени стало припекать. Варламов поворачивался так и сяк, стараясь высушить мокрую одежду. Что же делать дальше?.. Он встретил обитателя Тёмной зоны, это ясно. Хотя бомж не выглядел таким жутким, как описывала молва, он был опасен.

Хотя… а он сам не опасен? У него пистолет, выстрел из которого может оторвать голову. Этот бродяга явно и сам испуган. Кто знает, какую жизнь ему приходится вести – все время в глухих местах, подальше от людей? Это ведь тоже человек, только искалеченный Тёмной зоной… Или тут что-то другое? Что значит «дар»?

– А как вас зовут? – спросил он по возможности дружелюбно. – И как вы живете? Я впервые встречаюсь с таким… обитателем леса.

Жар костра опалял лицо, пришлось отодвинуться, ответа ждал долго.

– Старое имя… не имеет значения, – наконец проворчал бродяга. – Прежний мир ушел… Взял себе имя Уолден… Можно просто Уолд… «Жизнь в лесах»… читал?

– Нет. – Варламов был потрясен. – Но мама рассказывала об этой книге. Кажется, ее написал Генри Торо. Уолден – это название озера, где он жил.

– У меня тоже есть… озеро. – Голос Уолда звучал карканьем ворона. – Не здесь… у моего дома. После войны… остался там. Некуда бежать. Незачем бежать. Большинство людей… погибло. А некоторые… обрели дары. У меня… дар огня. Никакой волк не подойдет… даже черный. – Он хрипло рассмеялся. – Чуют… я могу их поджарить. У других… иные дары. Мы… редко встречаемся. Нас мало, за нами охотятся… обычные люди. Но ты… не похож на них. У тебя светлое пламя, только сейчас красноватое… от страха.

Несмотря на жар костра, по телу снова пробежал озноб. Странные вещи пришли в мир после войны. Хотя, возможно, они всегда были. Последних слов бродяги не понял, но не стал вдумываться. Наконец-то почувствовал себя сухим, да и от куртки перестал валить пар. Теперь хочется одного – убраться отсюда.

– Про жителей Тёмных зон рассказывают всякие сказки… Уолд. Конечно, мне было жутковато вначале. Спасибо, что обсушили. А теперь покажите, в какой стороне жилье, и я пойду.

Сказал и испугался, вдруг не отпустит?

Уолд опять скрипуче рассмеялся:

– Ночью опасно… Не только волки… Война многое пробудила, вы просто не знаете… Пойдем, я укрою до утра. Только… иди вперед. Ты слишком боишься.

Делать было нечего. Варламов не осмелился спорить, накинул согретую куртку и зашагал по тропинке. Пару раз обернулся: угасающий костер краснел между деревьев, а в десятке шагов сзади бесшумно скользил темный силуэт. На очередной полянке глянул вверх: дождь перестал, проглянули звезды, одно темное облако светилось по краям. Сердце сжалось – понял, что опять идут к городку.

Вот и черные силуэты зданий. Вдруг посветлело. Варламов поднял голову: из-за облака появилась луна. Ее серп он видел над Лабрадором, а теперь серебряный круг плыл по небу, заливая город печальным светом.

Они прошли по улице и оказались на площади. Варламов невольно остановился, щемящее чувство возникло в груди. Колонны – всё, что осталось от мэрии – светились белизной в лунном свете. Наверное, таким же холодным белым огнем сиял Парфенон в древних Афинах. Все покинуто и мертво, словно не четверть века, а два тысячелетия прошли над этим американским городком.

– Иди, – жутковато прогудел Уолд. – Через площадь.

По ярко освещенной улице подошли к неприметному дому, а когда обогнули, сзади оказалась пристройка. Уолд повозился с замком и открыл дверь. Варламов вошел первым и остановился, чувствуя себя беззащитным. Не слишком ли доверился этому выходцу из Тёмной зоны?

Загорелся слабый огонек, а потом от яркого света на стенах заколебались тени. Уолд сидел за столом, подкручивая фитиль керосиновой лампы. Лицо выглядело уже не черным, а темно-серым, будто испепеленным, и с содроганием вспомнилось, что такого же цвета была шерсть убитых волков. Шапка кое-как подстриженных седых волос нависала над бровями, а ниже плясали два язычка пламени. Хотя это были только отражения горящего фитиля в глазах Уолда, Варламов поспешно отвел взгляд.

Рядом со столом был топчан – видимо, Уолд нередко бывал здесь, – а вдоль стены тянулись самодельные полки: положенные на кирпичи доски с книгами.

– Прихожу сюда… почитать, – проскрипел Уолд. – Собирал… по всему городу. Домой тащить далеко… По ночам сюда никто не ходит… боятся. Ты ложись… Людям надо спать. Не бойся… не трону.

Варламов снова вздрогнул: похоже, Уолд не причислял себя к людям. С сомнением поглядел на топчан. Уолд засмеялся, будто закаркал:

– Нет вшей… Вся живность боится Уолда. Чувствует… у него дар.

– Спасибо, – вздохнул Варламов. Потянулся рукой снять рюкзак и обнаружил, что того нет. Даже не помнил, где оставил: сумасшедший выдался день. Варламов отодвинул топчан подальше от лампы, лег на спину и, подложив руки под голову, стал смотреть на потолок, где вздрагивала тень Уолда.

– Ты не говори… что видел меня, – проворчал тот. – Мы одной крови, ты и я.

Где-то это читал… А Уолд продолжал:

– Обычно в сердцах у людей тусклый огонь… Чёрный свет делает его ярче… Но большинство не выдерживает.

Что за бред? Варламов зевнул.

Он слишком устал. Повернулся на бок и, подтянув колени, накрыл голову полой куртки. Потрескивало, по стене уютно колебался красноватый свет, и показалось, что он снова в Кандале: отключили электроэнергию, мама зажгла керосиновую лампу и читает про чудеса Моисея. А он натянул одеяло на голову, следит сквозь щелку за ее колеблющейся тенью, и постепенно погружается в сон… Словно почувствовав его мысли, Уолд хрипло и почти без запинки прочитал:

«Горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошен и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя».

Пошелестел страницами и добавил:

«Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули»33
  «Исаия» 33:1, 6:10


[Закрыть].

О ком это он, об Америке или России?..

Яркий свет пробивался сквозь веки. Еще не совсем проснувшись, Варламов блаженно потянулся, ощутил под собой твердые доски и рывком сел. Комната была пуста, Уолда и след простыл. Солнечный свет пробивался сквозь грязноватое окно и золотой пылью дрожал над полом. Варламов встал и подошел к полкам: книги по биологии, философии, зоологии, ботанике – странное чтение для лесного бродяги. От воспоминания о вчерашней встрече по телу пробежали мурашки, захотелось скорее уйти.

Он взялся за ручку двери и снова вздрогнул, а вдруг волки? Достал из кобуры пистолет и, проверив заряды, выглянул. Никого, хлам и запустение под солнцем. Варламов вышел и быстро миновал площадь – ничего не осталось от ночного очарования, только мусор и битый кирпич.

Зеленые холмы манили свежестью, за ними ждала дорога, машина и завтрак. Варламов здорово проголодался. Он перешел поле и углубился в лес, найти путь по солнцу не составляло труда. Шел недолго, уже близко была вершина холма, когда услышал выстрел и крик впереди.

Болдуин! Варламов закричал в ответ, и через несколько минут они встретились – и без того широкое лицо Болдуина расплылось в улыбке.

– Как умудрились потеряться? Я ходил, звал тебя, а потом добрался до машины. С утра снова пошел искать. А ты где ночевал, в лесу?

– Нет. – Варламов смутился, вспомнив просьбу Уолда не рассказывать о нем. – Вернулся в городок, отыскал помещение.

– Брр, – Болдуин передернул плечами. – Призраки не являлись? Ладно, пойдем к машине. Поохотились, называется!

Через пять минут они любовались пейзажем с вершины холма: зеленые с желтизной волны гор, вдалеке синие, а у горизонта призрачно-голубые. Прохладной белизной блистала гряда облаков. Болдуин покрутил головой:

– Собаки, слышишь?

Варламов стал вслушиваться и различил лай собак, а потом лошадиное ржание. Болдуин нахмурился:

– Что они, всё бесноватого гонят? Скверно, как раз в нашу сторону.

У подножия холма была прогалина, потом снова лес, а за ним поблескивала речка. Лай становился громче.

– Толково гонят, – пробормотал Болдуин. – Как же нам пробраться к машине? Бесноватому попадаться нельзя, но и стрелять в него неохота, мы не полицейские. И собаки могут накинуться сворой.

Лай и ржание стали громче, через прогалину перекатилась черная точка, следом замелькали точки поменьше.

– Вот что, – решился Болдуин. – Давай обратно в городок. Спрячемся там, где были. Они пройдут стороной.

Спуск не занял и пятнадцати минут, подгонял истерический лай собак. Перебежали поле, кинулись к знакомой двери. Мертвые волки отвратительно смердели, после лесного воздуха хотелось зажать нос. Поднялись в гостиную, где сквозь выбитые стекла из окон тянуло свежестью. Болдуин придвинул к двери тяжелый стол.

– Опять мы тут, – поморщился он.

Варламов подошел к окну и осторожно выглянул: пустая площадь, белые колонны, пристальный глаз солнца. Сердце тоскливо сжалось, возвращался вчерашний кошмар. Трижды на них нападали волки, возникая из залитой солнцем чащи или из белых стен заброшенных зданий. И в третий раз он попадает в этот город, где колонны напоминают потрепанный временем античный театр.

Что за представление ждет их на этот раз? Варламов вздохнул… И затаил дыхание.

Он не увидел бесноватого, как ожидал. И орущей своры собак. И полицейских на лошадях – взору предстали не полицейские.

Странная группа появилась на площади: люди в черных балахонах шли неровным кругом, и посередине волокли дергавшуюся фигуру – очевидно, пленника слегка оглушили из парализатора. Варламов вгляделся… Грязно-белая шапка волос, темное лицо с белками глаз – Уолд! Не помог ему Дар.

Болдуин тоже приблизился к окну и тихо свистнул:

– Да это совсем другие! И не бесноватого поймали, а парня из Тёмной зоны. Эти твари еще хуже.

Варламова передернуло, остатки неприязни к Уолду исчезли при виде его жалкой участи.

– А кто эти люди в черном? – прошептал он.

Болдуин сплюнул:

– Поклонники Трехликого вышли на охоту. Они носят черные балахоны в подражание этой… Темной Воинственности, есть такой китайский божок. Не высовывайся, они посторонних не любят.

Появилось еще два десятка в балахонах, шли поодиночке и группами. Варламов заметил женщин: длинные волосы спадали на элегантные, в виде коротких плащей балахоны. Все молчали, слышался только лай собак, но самих не было видно – наверное, привязали. Иногда доносилось ржание лошадей.

Пленника швырнули на землю. Его освободили от пут, но привязали к рукам веревки, натянув в разные стороны, так что Уолд мог только корчиться как почерневший дождевой червь. Двое сели, чтобы удерживать пленника, а остальные устраивались, как попало: открывали сумки, из рук в руки передавали бутылки.

Варламов облизнулся. Это надо же – ни завтрака, ни глотка воды: так торопился уйти от Уолда, что не поискал питья. Желудок заворчал, напоминая, что ужина тоже не было.

– Что они собираются делать? – Варламов попытался забыть о чувстве голода.

– Всякое рассказывают, – пробурчал Болдуин. – Будто устраивают охоту на выродков, что остались жить в Тёмных зонах, совершают обряды в безлюдных местах… Сами увидим. Выходить нельзя, собаки почуют. А попадаться в глуши поклонникам Трехликого не советуют.

Внизу послышался шум. Варламов приник к окну: два черных балахона волокли по бревну – похоже, столбы от веранды. Когда дотащили до колонн, началась возня, раздался стук. Уолд попытался вскочить, но сидящие уперлись ногами, натянули веревки, и он опять ткнулся лицом в землю. Хотя солнце поднялось высоко и должно было пригревать, Варламов задрожал: приближалось нечто отвратительное. Черные балахоны подняли сооружение, оказавшееся грубым крестом, и привязали к колонне. Потом, подойдя к Уолду, взяли у сидящих веревки. Те поднялись, что-то проделали со своими одеяниями – и вдруг оказались в красном, даже на головах красные капюшоны.

Болдуин снова присвистнул.

– Ага, – возбужденно зашептал в ухо Варламова. – Всё, как рассказывают. У них балахоны с красной подкладкой. Раз сменили цвет на красный, значит, собираются принести жертву этой… Лилит. Скорее всего, обольют черного бензином и подожгут. Будут плясать вокруг горящего креста и, как говорят, трахаться друг с другом. Тогда к ним можно даже присоединиться – это приветствуют. Может, подойдем, а?

– Ты с ума сошел? – Варламова затрясло.

Выходит, не суждено Уолду вернуться в свой дом на берегу сумрачного озера, не суждено читать и бродить по лесам. Пусть у него и жуткий дар… Двое в красном снова перехватили веревки и потащили брыкавшегося Уолда к кресту. Собравшиеся стали что-то выкрикивать, некоторые расстилали плащи, кое-где начались недвусмысленные ласки. Вне себя, Варламов потянул из кобуры пистолет.

– Ты что? – зашипел Болдуин. – Нас же растерзают!

Уолда прикручивали к кресту. Руки развязать не посмели, и обе перекладины остались свободными. Варламов навел прицел, совсем близко увидел возбужденные, блестящие от пота лица под капюшонами. Когда оба сместились влево, поставил локти на подоконник, прицелился в правую перекладину, успел еще упереться ботинком в диван и потянул спуск.

Грохнуло, как из пушки. Варламова толкнуло так, что диван проехался по полу. Поспешно навел прицел на крест. Правая перекладина разлетелась в щепки, фигуры в красном обернулись, одна прижимала ладонь к окровавленной щеке – наверное, распороло щепой. Не теряя времени, Варламов прицелился в землю под их ногами и снова нажал спуск. Его отбросило от окна, но было видно, как перед оцепеневшими поклонниками Трехликого словно взорвалась граната, во все стороны брызнул щебень. Те пригнулись и побежали.

Площадь наполнилась суматошным движением: разбегались черные и красные фигуры, развевались полы плащей, мелькали белые ноги женщин. Вокруг столба, распутывая веревку, бегал Уолд, а потом побежал в сторону. Внезапно движение прекратилось, площадь опустела. Опять безмятежно сияло солнце, и лишь безупречную белизну колонн портил изуродованный деревянный крест. Варламов выглянул, пытаясь понять, где спрятались черные фигуры.

Грянул выстрел, пуля врезалась в стену комнаты, отбив кусок штукатурки. Прогремело еще несколько выстрелов, с фасада сорвалась и с грохотом упала на тротуар вывеска. Вероятно, кто-то заметил вспышку выстрела или отблеск оптического прицела в окне.

– Уходим! – закашлялся от известковой пыли Болдуин. – Пока нас не перестреляли, как куропаток.

Варламов не возражал, его трясло – то ли от возбуждения, то ли от страха. Оба скатились по лестнице, пробежали мимо мертвых волков, но в дверях Болдуин застыл и выругался:

– Собаки!

С улицы сумасшедшей волной накатывался собачий лай. Вот и первые выметнулись из-за угла – бешеные, как волки, и лишь немного мельче: высунутые красные языки, остервенело разинутые пасти…

– Плохо дело. – Болдуин аккуратно прицелился. – Пока мы от них отбиваемся, нас самих несколько раз пристрелят.

Вдруг свирепый лай сменился испуганным визгом – собаки тормозили лапами, катились кубарем, с истерическим гавканьем налетая друг на друга. Несколько секунд, и от своры не осталось следа: все псы, поджав хвосты, убежали. Болдуин осклабился и опустил пистолет.

– Надо же, и от дохлых волков бывает польза. Собаки запах учуяли. Обыкновенных бы не испугались, но этих… Ладно, бежим! По этой улице, укроемся за домами.

Они побежали, все время оглядываясь. Кое-где дома хорошо сохранились: целые стекла, белые веранды. Казалось, вот-вот выйдут хозяева, сядут в кресла-качалки и с любопытством станут наблюдать за странными беглецами: откуда такие взялись? Но пробегали дом за домом, а никто не показывался. Вот и конец городка – пока их не преследовали. Пробежали еще немного, дорога сделала поворот, дома скрылись за деревьями. Пошли быстрым шагом, оба запыхались. Уже казалось, что все обошлось, но тут Болдуин обернулся и закричал:

– Смотри!

С обеих сторон дорогу затеняли деревья. И над этой темной рекой, вырастая на глазах, на них скакали три белых лошади с всадниками в черных плащах. Что-то смутно напомнила эта картина, словно ожила иллюстрация в старинной книге, странное онемение разлилось в груди… Болдуин первым вскинул пистолет.

– По всадникам не стреляй, – деловито сказал он. – Целься в лошадей. Я беру левую.

Варламов механически поднял пистолет, выстрелили одновременно. Отдача едва не опрокинула Варламова на асфальт, но пуля в неистовой скорости полета остановила коня на скаку: не издав ни звука, тот вскинулся на задние копыта и грянулся оземь, а всадник отлетел в сторону. Лошадь слева жалобно заржала и покатилась по дороге, наездник с удивительным проворством успел соскочить. Третий всадник натянул поводья и, развернув лошадь, понесся прочь. Сброшенный наездник зашевелился, приподнял голову. Болдуин дернул Варламова за рукав:

– Бежим, чего стоишь?

Они повернули в лес. Снова кусты, цепкая трава, калейдоскоп деревьев. Когда взобрались на холм, Варламов был мокрый от пота, но без остановки бросились вниз. Миновали прогалину, лес стал реже, впереди блеснула вода. Перешли вброд речку. Варламов приостановился, плеснул в рот несколько пригоршней холодной воды. Болдуин уже стаскивал маскировочную сеть с фургона. Поспешно забрались в машину, и Болдуин с места дал газ.

Через полчаса, когда речка светлым плесом ушла в сторону, он сбавил скорость.

– Уф! От места, где завалили этих всадников Апокалипсиса, до машины добежали меньше, чем за час. Вряд ли нас станут преследовать. Поняли, что можем огрызнуться, да и цивилизация уже недалеко.

Всадники Апокалипсиса, вот кто это был! Когда-то листал книгу со старинными гравюрами, и вспомнил изображения всадников на свирепых конях. Только там их, кажется, было четверо… Всадники Апокалипсиса пронеслись над этой землей, над всем миром, а недавно скакали на них по темному шоссе. И вряд ли это их последний выезд. Варламова опять стала бить дрожь.

– Холодно? – глянул Болдуин. – Давай переоденемся, а то мокрые от пота.

Он остановил фургон, переоделись в сухую одежду. Варламов надел смену белья и запасную рубашку Болдуина: его собственные вещи, в том числе тренировочный костюм, так и пропали.

– А почему ты вступился за этого урода? – поинтересовался Болдуин. – Он уже не человек. Я таких не трогаю, если сами не полезут, но помогать… брр.

– Долг платежом красен, – вздохнул Варламов. – Есть такая русская пословица. Он человек, как ты и я. Помог мне вчера вечером, только просил не рассказывать.

«Мы одной крови, ты и я»… Что бы это значило?

– Ну-ну. – Болдуин поглядел искоса и тронул машину. – Смотри, как бы эти человеки горло не перегрызли. Хотя и поклонникам Трехликого попадаться не стоит.

Ехали молча, пересекая поля. На каком из них встретились с бесноватым?.. У большой реки Болдуин съехал на площадку для отдыха.

– Искупаемся, да и перекусить пора. Ты наверное сутки не ел. Жалко, свежей оленины не попробовали. С другой стороны, хорошо, что нами самими не пообедали. – И Болдуин хохотнул.

Варламов набросился на консервы, а потом скинул одежду и вошел в прохладную воду. Солнце спряталось за белыми облаками. Варламов поплыл, и течение повлекло его вниз, куда-то в сторону Мексиканского залива. Дрожа от холода, выбрался из воды, сел рядом с Болдуином, и они выпили по последней банке пива. Голубая вода, желтый песок и прохлада, так наверное выглядели реки в средней полосе России.

Вернуться успели к обеду. Болдуин помахал на прощанье и уехал. Варламов поднялся на веранду, чувствуя себя очень усталым: столько всего произошло за два дня. Джанет пошутила насчет оленины, что осталась бегать в лесу, покормила Варламова и поднялась к себе. Варламов с трудом добрался до постели.

Он спал…

Во сне снова шел по ночному лесу, и тот был неприятен – то ли в Лимбе, то ли в самой Тёмной зоне. Светила луна, путь преграждали уродливые ветви деревьев, к лицу липла холодная паутина. Звук шагов глох в отвратительно мягком мху. Порой под ногами хрустело деликатнее и тоньше, чем сучья, и Варламов старался не глядеть вниз. Он ускорил шаг, но лес становился все темнее, лишь льдистый свет омывал деревья, и Варламов стал дрожать от холода. Когда совсем замерз, деревья раздвинулись, он оказался на освещенной луной тропке и обрадовано заспешил вперед.

И вдруг остановился, сердце будто стиснули ледяные пальцы: впереди маячила тень. Вот она повернулась, блеснули белки глаз, и от сердца Варламова отлегло – Уолд! Снова явился, чтобы вывести его из леса.

Уолд приветственно помахал, обернулся и пошел прочь, Варламов за ним. Если бы еще согреться! И опять Уолд словно прочитал его мысли: проходя мимо кучи хвороста, приложил ладонь. Вспыхнуло, от яркого пламени еще больше потемнел лес, а Варламов ощутил тепло. Уолд призывно махнул рукой – не останавливайся! – и поджег вторую кучу. Потом вспыхнул третий костер. Уолд обернулся и оскалил зубы в улыбке… Теперь он шел, растопырив ладони, и поджигал все подряд. Варламову стало совсем тепло, а потом жарко. Лес гудел от пламени, ветви корчились в огне, мох вспыхнул прямо под ногами Варламова. Пламя охватило одежду – от нестерпимого жара он проснулся.

Голова полнилась гулом, очень хотелось пить. Варламов встал с постели, ноги подогнулись, как ватные, и упал на пол. Все тело горело, жажда становилась нестерпимой. Стены плыли вокруг. С трудом угадав, где дверь, он застонал и пополз на четвереньках. Ручка выскальзывала из пальцев, еле открыл, но в коридоре сумел встать на ноги. Хотя шатало от стены до стены, добрался до ванной, открыл кран и долго с наслаждением пил ледяную воду. Стало полегче, дошел до постели, упал на мокрую простыню и снова погрузился в сон.

Он оказался в окружении многоэтажных зданий и слепящего света. Изо всех окон хлестало пламя, огненная река текла в черном небе. Погибающий город издавал нестерпимый вопль, это кричал втягиваемый в адскую топку воздух. Тело корчилось от жара – Варламов понял, что сгорает заживо в городе, подвергнутом ядерному удару во время Третьей мировой…