Текст книги "Гамбит предателя"

Глава 3
Цена свободы

24-й год эры объединения. Пятый день осени.

Арзамас – чародейский остров. Университет магов. Подвал

Децимус

Человек, как правило, трудится днем, а спит ночью, даже если он не видит солнечного света. Видимо, мы его чувствуем, хотя и не осознаем это. Десятки и сотни поколений бодрствовали в светлое время суток, и это установление нельзя стереть силой одного лишь желания. Но у меня каким-то образом это получалось, что способствовало размышлениям.

Пробуждение, зарядка, завтрак, обед, ужин и все остальное время – поиск ответов. Достаточно успешные, по моим меркам, попытки не поддаться местному умственному зомбированию и сохранить способность мыслить естественно, независимо от навязанных университетом стереотипов. Чтобы свободно мыслить о происходящем в городе, нужно быть за его пределами. Другими словами, когда ты являешься частью чего-то, твое видение всегда будет искажено.

Здесь меня никто не отвлекает, не лезет с советами и спорами. Тюрьма – райское место для размышлений. Ряд подсмотренных у юстициаров и слегка улучшенных мною упражнений помогает держать себя в относительно нормальной физической форме.

Среднестатистический маг – бледный худощавый нюня, неспособный и дрова наколоть без помощи колдовства. Я уверен – сила и выносливость положительно влияют на все стороны человеческой жизни, в том числе и на магическое развитие. Энергия свободно течет в расслабленном теле. И даже чтобы держать посох в вытянутой руке, нужно усилие. А напряжения быть не должно, иначе поток замедлится и заклятие ослабнет.

Золотой перекатывается между пальцами. Для некоторых сложных заклинаний часто приходится крайне неестественно загибать пальцы, а это нехитрое действо очень благотворно влияет на их гибкость. На монетах империи изображено на одной стороне рукопожатие в лучах света – символ мира, дипломатии, объединения. А на другой – номинал и фрагменты символов царств, вступивших в союз, который впоследствии привел к образованию единой империи. Двадцать шестой день весны. Эта дата указывалась на реверсе монеты. День подписания соглашения и начала новой эпохи. В этот же день был казнен Архипредатель. Его с Деймосом сбросили в пылающие врата, которые, по мнению ученых-магов, являлись порталом в иной мир. Паладины решили не убивать Архипредателя обыкновенным методом, опасаясь, что он в очередной раз обманет смерть и вернется с того света. А из пылающих врат никто не возвращался.

В современных книгах по истории слишком много неточностей. В целом события излагаются правильно, но неугодные современникам моменты слегка отредактированы. Дремучие племена больше доверяют памяти, веря, что человек жив, пока его помнят. Память не перепишешь, а историю можно изменить в свою пользу. У отсталых в развитии народов памятью поколений хранятся многие мудрости, которых нам так не хватает. Потому я старался сравнивать прочитанное в официально признанных исторических трактатах с книгами неизвестных авторов того времени – как правило, простых солдат, которые хотели описать свою биографию в темные времена. Когда я замечал несоответствие, тогда приходилось заниматься по-настоящему глубоким изучением. Я называл это перекрестным анализом.

События, предшествующие основанию союза, я так и не смог восстановить, и даже примерно понять случившееся.

Деймос, бывший чемпион, величайший воитель столетия. На острове Мликт находится храм и по совместительству единственная в своем роде школа подготовки элитных бойцов. В храме Мликта стоят статуи всех удостоившихся получить титул чемпиона человечества. Интересно, разрушили ли статую Деймоса после его предательства?

И Слайт, который, как недавно подтвердил историк, сносил города по щелчку пальцев, да к тому же мог исчезать и появляться по своему желанию.

Они оба были пойманы и сброшены в пылающий портал. Как можно было не просто одолеть, но и взять живыми существ с подобными способностями? В темные времена Слайт лично разрывал на части архимагов, глав гильдий и единогласно считающихся сильнейшими волшебников того времени. Деймос выиграл все дуэли до и во время войны, победив и лорда Андерса, первого паладина, и еще многих знаменитых бойцов. И вот вдруг их ловят и отправляют на смерть, и ни в одном трактате – ни намека на то, каким образом пленили эту, без преувеличения, самую смертоносную пару в задокументированной истории…

Мои размышления прервал звук шагов. Я спрятал монетку в щель между каменными плитами. На Арзамасе ученикам не разрешалось иметь личные деньги. Сандалии: значит, это Замон, но шаг слишком резвый – возможно, что-то произошло.

Дверь открывается.

– Добрый день. Вы не спите?

– Я не сплю. И просил же – просто Децимус, без «вы».

– Хорошо. Децимус. Таламон вызывает вас к себе… тебя к себе.

Хм. Может, это оно? Это объяснило бы бессонницу. Долгожданный момент. В университете все однокурсники, кроме меня, выбрали путь. Рано или поздно должен был встать вопрос, как со мной поступать. Маги трусливы, живут здесь, словно в тюрьме, под надзором. Кроме того, сами они частенько не смыслят ничего в волшебстве, и это я понял еще на первом курсе. Таламон хочет поговорить со мной лично, возможно, предупредить о чем-то, воззвать к моему разуму, склонить к выбору. Тоже ожидаемый ход. Он славился добрым нравом и ко мне относился положительно. Хотя, возможно, я переживаю раньше времени.

– Хорошо.

– Вы… ты не знаешь, зачем ему понадобился?

– Не сейчас, Замон.

Замон – полезный парень. Вот уже четвертые сутки он заглядывает скрасить мое одиночество. Играем в шахматы, делимся впечатлениями о книгах, обсуждаем ботанику. Хотя чаще, конечно, говорю я, а он меня слушает. Узнай маг про мои теории касательно природы магического естества – ушел бы, махнув рукой, или того хуже – объявил бы меня еретиком или сумасшедшим. Но Замон был на первом курсе, и криво переведенными учебниками его мышление пока еще не отравили.

Но сейчас внимание следует сконцентрировать на предстоящем дне. Нутром чую, он будет особенным. Я с трудом заснул и видел очень странный сон, а утром чувствовал себя необычно: шаги резвее, мысли беспорядочнее… Чем дольше живешь в одиночестве, тем чаще замечаешь определенные знаки, подсказки, которые всплывают где-то в глубине сознания. Большинство не видит таких перепадов в своем состоянии. Вокруг них слишком много отвлекающих внимание факторов. Друзья, враги, работа, мысли, звуки… да все что угодно. Но, находясь в заточении, в кромешной темноте, начинаешь чувствовать все иначе. Живи вы в городе – ваш разум будет заполняться городскими темами, мнениями, настроениями, если, конечно, вы не подобный мне книжный червь. Но какие размышления и эмоции будут властвовать в вашем сознании, если вокруг вас пустота? Тьма, в которой вы наедине с самим собой!..

Как ни парадоксально, но люди, бодрствующие преимущественно ночью, обладают куда более развитыми чувствами. Днем человек полагается в основном на зрение. Ночью ему приходится пользоваться также и слухом, и обонянием. Как следствие, развиваются органы чувств, не использовавшиеся в полную силу в дневное время. Днем ты смотришь в лицо своего собеседника, ночью ты слушаешь его, стараешься почувствовать, проникнуться, и внимание не распыляется на зрительный контакт. Ночью тебя не отвлекают шумы города, буйство красок, чужие мысли. Ночью ты замечаешь многое, что днем было скрыто от глаз, хотя и находилось на самом видном месте. Таким образом, можно сказать, что в каком-то смысле ночью видно больше, чем днем.

Пора начинать документировать свои философские очерки…

Кабинет Таламона находился на втором этаже центрального корпуса. По дороге я умылся в парковом фонтанчике. Привел в порядок волосы, глядя на свое отражение и сделав себе что-то наподобие прически. Но сначала мне стоило зайти в отделение юстициаров. Возможно, один из них мне сегодня понадобится. К счастью, расписание служб и постов висело на видном месте у входа, и мне не пришлось сталкиваться с недружелюбно настроенными магоборцами. Охотники живут под одной крышей с жертвами. Театр абсурда.

Еще один плюс свободного времени: можно продумать свои действия на много ходов вперед. Те же шахматы, только вместо фигурок – живые люди. Как и на многие другие случаи жизни, на этот у меня тоже был готовый план действий. Жаль лишь, что в отличие от фигур люди нестабильны. Потому в каждом плане должен быть запасной вариант.

Я постучался в дверь.

– Входите.

Магистр Таламон расположился за письменным столом. Нельзя не отметить, что, несмотря на длинную бурую бороду и нетрадиционную для геомантов темно-зеленую мантию, он совершенно не был похож на волшебника. Живое, добродушное лицо, могучие ручищи, в которых так неестественно смотрелось писчее перо. Мне казалось, что Таламон – аркеец, хотя в его голосе я никогда не слышал грубоватости и прямолинейности, свойственных этому народу. Увидев меня, он отложил письменные принадлежности и радушным жестом указал на стул. В душе я относился к Таламону отрицательно, как и к большинству местных магов. Но он выделялся ярко выраженными моральными качествами, что позволяло без труда просчитать ход его мыслей. Надежный союзник – это предсказуемый союзник.

– Как твое здоровье, Децимус? Как настроение?

– Лучше всех, – честно отвечаю я.

Таламон улыбается во весь рот. Кажется, он вот-вот достанет здоровенную пивную кружку и примется без вилки обгрызать баранью ножку.

– Всем бы заключенным твой настрой: шесть лет здесь, а ответ не изменился!

– Результаты экзаменов говорят за меня, магистр.

– Да. Я внимательно ознакомился с твоими достижениями. Будь они у другого мага, совет щедро поощрил бы его.

– Я не хочу особого отношения. Все что мне нужно – это время для моих исследований, и совет предоставляет мне его в избытке. Я имею доступ к редчайшим книгам, а лучшие умы империи всегда могут помочь.

Я слегка наклонил голову, намекая тем самым, что имею в виду именно его ум. Полагаю, немного лести не повредит. Но надо быть аккуратнее: ведь совсем не так просто хвалить их таланты – и при этом не хохотать в голос.

– Децимус… – Таламон глубоко вздохнул и подошел к окну. – Совет в замешательстве.

Кто бы сомневался. С их мозгами странно, что они штаны задом наперед не надевают.

– Случилось что-то серьезное?

– То же, что и раньше. Ты не выбрал путь. И путь не выбрал тебя. Совет обеспокоен этим фактом. Ничего нового, как ты понимаешь. Но обучение подходит к концу, а значит, совет встанет перед выбором.

– Но я… Я ничего плохого не сделал и не собираюсь.

Он отвел глаза, будто что-то вспоминал: на его памяти точно уже случалось подобное. И закончилось, видимо, не лучшим образом.

– Я знаю, мой мальчик, но совет…

– Если они боятся отпускать меня, я могу работать здесь, в университете. Приставьте ко мне юстициара, дайте мне испытательный срок… да что угодно!

– Все-все-все… Успокойся, Децимус. Скоро ты сам сможешь им об этом рассказать.

– Что вы имеете в виду?

И почему мне не надоедает задавать вопросы, на которые я знаю ответы?

– Послезавтра состоится собрание совета.

– Вы хотите сказать – суд? – Я скрещиваю руки на груди и отклоняюсь на спинку стула.

– Надеюсь, что нет. На совете будут подробно разбирать и изучать твой феномен. Скорее, это попытка понять причины и помочь найти решение.

– А если решение не будет найдено, каков может быть вердикт?

– Так, всё. Я и это не должен был тебе говорить… Ты знаешь меня, Децимус. Я не желаю тебе ничего плохого, но меня нет в совете. Все, что я могу, – это предупредить тебя, что я и сделал. Надеюсь, ты будешь готов.

– Спасибо.

Угу, у меня прямо гора с плеч.

– Я предупредил. А теперь, будь добр… у меня занятия.

– По какой теме?

– Общая лекция, по зачарованию камней, для последующего инкрустирования оружия.

– Жаль, меня там не будет. Спасибо вам еще раз.

– Удачи, Децимус. – Таламон поднялся и сделал то, что на мгновение выбило меня из колеи. Положил ладонь на плечо и добавил: – Все будет хорошо. Совет не сделает ничего плохого. – Но в его голосе столь отчетливо слышалось неверие собственным словам, что все сомнения тут же отпали. Я был благодарен ему за разрушение последних этических преград перед совершением задуманного мной.

Совет будет пытаться найти причины, совет хочет помочь… Да, разумеется. А я буду, по их мнению, сидеть и ждать, когда они вынесут мне приговор… Так, остановить ненужные мысли, думать о настоящем. Я здесь и сейчас; сосредоточься, соберись, Децимус, все уже отрепетировано до мелочей.

Я прячусь за шторой и спокойно жду, когда Таламон уйдет на занятия. Повторяю в уме давно составленное по образцу письмо. Пусть все продумано на десяток ходов вперед, но сердцебиение все же учащается. Никому не удалось сбежать из Арзамаса. Магу в честном бою не справиться с юстициаром, специально обученным охотником за волшебниками. Магу не пройти через голема, неуязвимого для любого волшебства. И наконец, нужно преодолеть несколько миль водного пространства, а в Арзамасе есть лишь один корабль. На нем доставляют с материка все нужное для университета. Обычно это провизия, но также бывают особые перевозки. Поставки контролирует один юстициар, и благодаря открытому всем расписанию я знаю, кто именно. Волшебникам не разрешалось поддерживать контакт с внешним миром. Но, как правило, за отличную учебу или особое достижение ученику разрешалось отправить письмо родным. В Белом Пирсе стояла почтовая голубятня. На сам остров голуби по каким-то причинам отказывались летать. Возможно, чувствовали незримые многослойные барьеры, которыми окружался остров. В день привоза товара ученик с блокирующими браслетами на руках отправлялся на корабле вместе с юстициаром. Под его надзором он писал письмо, юстициар также обязан был его прочитать. Я слышал, что во многих общих тюрьмах разрешали писать письма родным за примерное поведение. Значит, Арзамас хуже тюрьмы? Это изощренное место изоляции опаснейших гуманоидов, которые, как ни парадоксально, считают себя свободными. Весьма распространенная иллюзия в нашем обществе.

Таламон выходит из кабинета, закрывает его на ключ и удаляется в сторону лестницы. Я приближаюсь к двери, попутно выудив заранее спрятанную мною на подоконнике самодельную отмычку. Замок не простой, но я уже открывал и закрывал его десятки раз. Подготовка и планирование. Иногда очень классно быть мной.

Мне нужны перо, чернила, чистый свиток пергамента, печать и подпись. Большинство из этого лежит на видном месте. Спасибо, магистр. Тот редкий случай, когда от вас хоть какая-то польза. Я сажусь и приступаю к работе. В письме будет указано, кто ответственный, когда отправление, кто будет сопровождающим, какой груз, а также особые распоряжения насчет меня. Сопровождающим всегда выступает юстициар, находящийся на портовой вахте. Маг, отдающий распоряжение, знает, кто это, и вписывает его имя заранее. Юстициар-страж Люций, как подсказала мне доска с графиком постов. Почти все юстициары Арзамаса имели категорию стража – первая ступень их карьерной лестницы. В основном это новички, не имевшие опыта охоты на магов-отступников. Сегодня вторник, а значит, грузом будет провизия. Хорошо, что так и мне не пришлось придумывать нечто вроде яиц василиска или еще какой чепухи. Солнце почти в зените. Время отправки назначаю на полдень. Указываю особые распоряжения насчет меня. Ставлю печать и, как последний штрих, подпись. Наверное, подпись нужно было ставить перед тем, как писать все письмо целиком. К счастью, пара ночей, проведенных в попытках копировать подпись Таламона, и десяток исписанных листов не были бесполезными.

Я выхожу из кабинета и направляюсь к месту своего заключения. В одном из складских помещений, в мешочке с миндалем, спрятан весьма интересный предмет. Богато украшенный стилет с ярко-голубым лезвием. Я украл его из музея университета на третьем году обучения. Мысль о побеге посещала еще тогда, но я решил, что глупо убегать от столь гостеприимного общества, да и после несладкой юности любая халява казалась роскошью. Три года, каждую ночь, я выбирался из своей темницы и перепрятывал стилет в новый мешок. Каждое утро ученики с кухни забирали пару горстей, останавливаясь в нескольких сантиметрах от утерянной реликвии.

Замон сидит на своем посту, листает книгу, которую я ему посоветовал. «Житие священников северных высот». Чтиво на любителя, основанное на реальных событиях из жизни путешественника, в горах, с заклинателями ветра. Я выбрал именно это произведение из-за многих полезных мыслей, высказанных там хоть и абстрактным текстом: например, идей аскетизма. Таламон удивляется, что мои успехи в большинстве дисциплин намного лучше, чем у однокурсников. Но я ведь в заточении. У меня есть свет, книга и стены. У меня просто нет выбора. Чем больше сжигаешь мостов, тем меньше остается дорог. Я лишил себя выбора сознательно, дабы посторонние мысли не отвлекали меня от самообразования. Хочешь научиться красиво писать? Купи перо, чернила, пергамент и убери из комнаты все, кроме письменного стола. Хочешь много знать? Убери все, оставь лишь книги. Редко когда сила воли человека позволяет игнорировать внешние факторы. Как правило, они отвлекают от главной цели; если, конечно, эта цель вообще есть. Друзья делятся своими проблемами, мир вертится вокруг, подкидывая множество новых идей и мыслей. Чужих мыслей и чужих идей. Мусор для разума, не более. Слои чужеродной информации накладываются на сознание, подобно чешуям луковицы, а внутри есть изначальное зернышко: человеческая личность, которая забыта, зарыта под общественным, информационным гнетом. А когда не у кого спросить совета, негде прочесть, негде узнать – начинаешь думать сам, и, возможно, придет озарение. Понять самому – намного важнее, чем узнать от другого. Это огромная разница. Ведь ты будешь пользоваться своим разумом всю жизнь и сможешь сам находить решения и ответы в своей голове. А учиться и спрашивать совета у кого-то… рано или поздно этот путь приведет в тупик. И тогда этот вечный ученик поймет, что достиг предела. А совершенствующийся своим разумом пойдет дальше, ибо не знает, где предел, ведь у него нет примера, на который он равняется…

Замон заходит в кладовую, поймав меня в крайне неудачный момент.

– Децимус?.. Что ты здесь делаешь?

– О-о-о, ты как раз вовремя. Что я делаю? Да искал одну штучку…

Он смотрит, как я прячу стилет под робу. Проклятье, местные одежды не имеют карманов. Еще одна из сотен мер безопасности. Благо не приходится прятать и свиток. Удивление в глазах мальчика плавно перетекает в испуг. Обожаю наблюдать за таким эмоциональным перепадом.

– Пойду свежим воздухом подышу.

Он в ступоре: возможно, думает, что я шучу.

– Одна из плит пола в моей камере имеет под собой секретник. Все это теперь твое.

– Я не понимаю… Тебя выпускают?

– Ну, почти. Я сам выхожу. И если меня не будет здесь долго, ты обязан известить о моем отсутствии. Но если ты этого не сделаешь, у тебя будут проблемы. Если, конечно, не найдется какого-то алиби: например, ты был связан или убит… Потому я бы хотел обратить твое внимание на стоящую вон там бочку…

Я указываю на пустоту в углу, он поворачивает голову, я наношу точный удар в челюсть. Едва ли я большой специалист кулачных боев, но в сравнении с большинством магов – настоящий чемпион. Я подхватил падающего Замона и аккуратно положил на пол. Немного подумав, врезал еще пару раз, но, кажется, мой кулак пострадал больше его лица. Благо у меня специфические отношения с болью. Не хочу, чтобы у паренька возникли из-за меня неприятности.

Арзамас окружен высокой крепостной стеной, имеющей один-единственный вход-выход. В замках всегда имеются потайные ходы, секретные комнаты, но здесь я их так и не обнаружил. Ворота сторожат юстициары, и две здоровенные статуи, которые в один миг могут стать исключительно опасными противниками.

Я прохожу через парк и направляюсь прямо в отделение юстициаров. В небольшом приземистом здании расположены казармы, тренировочные секции, а также отдельные учебные классы. Оружейная находится в подвале, там же хранятся блокирующие браслеты и, что самое важное, ключи от них.

Страж на входе встречает меня едва заметным кивком и пропускает внутрь без лишних вопросов. Трехлетние потуги войти в доверие не прошли даром, и многие относились ко мне с неслыханным для мага уважением. Изначально было тяжко, и приходилось ощущать себя помесью мусорной урны и груши для битья. Ненависть от унижения была столь глубока, что я часами не мог заснуть. Пара месяцев издевательств, пара месяцев избиений – и наконец я смог дать достойный отпор и в первый раз улышать одобрительный возглас. С тех пор отношение ко мне поменялось, но тот позор навечно отпечатался в памяти. Каждый раз, споткнувшись о приступ лени, я воскрешал эти воспоминания, и они заставляли меня идти вперед.

Я резко сворачиваю в сторону подвала. Стражи нет, а единственный ключ хранится лично у коменданта, старшего юстициара в Арзамасе. Точнее, хранился, пока некто не стащил его несколько лет назад. В тот день в университете была самая настоящая тревога. Учеников построили перед центральным корпусом, провели обыск, затем детальнейший осмотр казарм, а потом и всех возможных закоулков, в которые могут попасть ученики. Когда ключ так и не обнаружили, магам выделили комнату со снятым защитным полем, где магия действовала по естественным законам и магистры устраивали настоящий допрос.

Но если и существует нечто вечное, то это мое удивление человеческой тупости. А именно – почему они просто не поменяли замок или даже всю дверь целиком? Вслух комментирую их идиотизм, пока ощупываю каменную кладку в поисках трещины, в которую три года назад я кое-как запихал свой спасительный «билет».

На мгновение страх забрался в душу, ибо ключ заело, но, напрягшись сильнее, я все-таки смог провернуть его в замочной скважине. Внутри же меня успокоила привычная темнота. Справа оружие и артефакты, слева броня, а в самом конце – нужный мне узенький расписной шкаф.

Но что куда важнее, подход к нему закрывает голем. Видимо, припереть сюда эту глыбу было, по мнению совета, более эффективным методом, нежели установить новый замок. Я был абсолютно уверен, что голем проснется, как только я попытаюсь что-либо стащить.

У подобных магических созданий есть энергетический центр, называемый сердечником. У человека бьется сердце, а у голема пульсирует сердечник. Редкий кристалл, заряженный и заключенный в центр голема. Кристалл наполняет корпус жизнью, расходуя при этом свою энергию. Потому они и неподвижны: это выжидающий режим, при котором энергия постепенно восстанавливается. Сердечник этого голема расположен в грудной клетке, ровно посередине…

Давно я не испытывал волнения. Спокойствие… глубокий вдох. Сердцебиение учащается, и дрожь пробегает по телу. Пришлось помаячить поодаль от голема, в попытке успокоиться, но все тщетно. Спустя несколько минут мне опротивела собственная трусость, и я рискнул.

Подхожу, примеряюсь, целюсь, вдыхаю и наношу удар. Стилет проникает в камень по рукоять. Глаза голема на мгновение вспыхивают и постепенно гаснут. Его массивные, как бревна, руки чуть-чуть дернулись, издав неприятный скрежет. Вырвавшийся из моих легких вздох облегчения, казалось, мог снести голема и всю секцию за его спиной. Стилет намертво застрял в гранитной груди. Пути назад нет. Нахожу в шкафчике маленький сверкающий ключ и прячу его за щеку, вновь проклиная отсутствие карманов.

Первая часть плана прошла без неожиданностей. Я концентрируюсь на себе, на походке и поведении. Изо всех сил стараюсь не выдавать своего волнения, но не получается.

До ворот остается сотня шагов, а Люций уже выходит мне навстречу. Темные сапоги, легкий пластинчатый доспех с эмблемой Арзамаса на наплечниках, серый плащ со знаком юстициара, щит, отражающий заклинание, словно зеркало – солнечный луч. Стандартная форма для всех стражей Арзамаса. Люций – мой ровесник. Он, как и все будущие охотники на магов, проходит здесь последний год своего обучения. У магов с юстициарами редко складываются дружеские отношения. Однако после нескольких фехтовальных дуэлей, в которых я хотя и не смог победить, но дал достойный отпор, Люций стал относиться ко мне настолько хорошо, насколько мог себе позволить.

– Децимус? – Люций был холоден и держался настороже. Он перегородил мне дорогу и положил ладонь на эфес, позой показывая, что готов к неожиданностям. А я ожидал более теплого приема.

– Здравствуй, Люций. – Я приветливо улыбаюсь как ни в чем не бывало и протягиваю свиток. Все же присутствие знакомого слегка улучшило мое состояние. – Тут все написано.

Люций берет свиток, делает шаг назад и аккуратно разворачивает. Брови ползут вверх.

– Ты записался к Таламону в любимчики? – Люций бросает на меня недоверчивый взгляд.

– Ты же видел на доске результаты экзаменов. Разве я недостоин отправить хотя бы одно письмо раз в шесть лет!

– Да, но ведь окончание учебного года через неделю. Ты и так сможешь уйти в любой момент…

– Не думаю. Полагаю, они меня так просто не отпустят ввиду моих особенностей. – Я опускаю глаза. Немного актерской игры – то, что сейчас нужно.

– Браслет?

– Таламон сказал, у тебя есть две штуки.

– Есть. Но мы, как правило, обходимся одним.

– В моем случае Таламон настоял, чтобы на меня надели два браслета.

– Но он там, в башне. Все равно никто не узнает.

– Нет, – отвечаю я твердым голосом. – Я и так на особом счету у совета, и не хотелось бы давать им лишний повод…

– Ну хорошо. Но по правилам я должен надеть один. – Едва ли мне удалось убедить его в чистоте намерений. Все-таки одним знакомством не вытравить заложенные в юстициаров правила.

Палладий – металл, блокирующий магические способности при прикосновении, а в определенных обстоятельствах – даже при нахождении рядом. Клинки юстициаров также частично покрыты палладием. Я молча протягиваю руку, замок защелкивается, слегка сжимая запястье. Ключ остается здесь, в Арзамасе. Еще одна мера предосторожности на случай, если маг каким-то образом сможет убить юстициара или сбежать, но все равно не сумеет отпереть кандалы, и браслет рано или поздно высосет всю колдовскую мощь, да и жизненную силу из владельца. На первом курсе нам показывали изображение мага, сбежавшего с браслетом. Уродливая высушенная мумия. Несколько учеников опустошили свой желудок прямо в лекционном зале.

Люций подал знак, и его напарник взялся за рычаги массивной лебедки, напоминающей штурвал корабля. Кованая решетка мучительно медленно поднималась, открывая мне путь на волю.

Итак, осталась финальная часть побега. Обезвредить юстициара и пересечь пролив до Белого Пирса. Идея была по-детски простая. Поймать момент, когда Люций на мгновение отведет взгляд, и нанести подлый удар по затылку. Вот чего я не предвидел – что мой конвоир не будет идти рядом, а вместо этого, словно надзиратель, будет шагать за мной, причем на расстоянии трех шагов. Такая расстановка связывала руки, и я злился на самого себя, что не предвидел столь очевидный нюанс. Видимо, победа была так близка, что к планированию финальной части отнесся халатно, уже празднуя предстоящий успех.

Думать. Если вскрою замок, он едва ли это заметит. Тогда после преодоления антимагического барьера я смогу поразить его заклятием. Но прошел ли он мелоновую обработку и получил ли дополнительное сопротивление от магии? Эти знания юстициары держат в секрете, но если он прошел и имеет повышенную защиту, то едва ли я смогу причинить ему серьезный ущерб. Даже для могучего стихийного мага это не простая задача, а уж для меня и вовсе невыполнимая.

Можно направить силу вовнутрь и постараться сократить расстояние неожиданным рывком, но нет гарантии, что он не успеет обнажить меч. Отвлечь его беседой? Дурацкая идея, он лишь насторожится еще сильнее.

Кроме того, у меня не было желания убивать Люция. Однако, с другой стороны, я подпишу ему приговор своим побегом, ведь именно он частично будет ответственен и виновен. В лучшем случае его исключат из ордена, в худшем – признают сообщником. А учитывая характеры коменданта и членов совета магов, можно не сомневаться, что все камни упадут на голову Люция. Их самомнение просто не позволит признать, что ученик провернул подобную аферу у них под носом, и свалят все на оказавшегося не в то время и не в том месте юного стража.

За поворотом уже показались небольшая хижина, узкий причал и пришвартованный к нему маленький ботик. К моей радости, маги используют для доставок корабль, которым может управлять и один человек. На крыльце сидит седоватый мужик и перевязывает канатные узлы. Неужели это тот же человек, что шесть лет назад доставил меня в Арзамас? Я плохо помнил те дни, но если это действительно он, то кое-что из его личных вещей может мне пригодиться.

Мы поднимаемся на борт по тоненькому трапу. Длина корабля едва превышает девять шагов. Единственную мачту украшает огромный косой парус. В центре имеются четыре места для гребцов. Ботик более походил на большую рыбацкую лодку, нежели на настоящий корабль. Тем не менее он позволял перевозить достаточно тяжелые грузы, а главное, для него не требовалась большая команда, ведь Арзамас закрыт от остального мира: чем меньше людей, тем для магов лучше.

Матрос не произнес ни слова, как и в прошлый раз. Возможно, он и вовсе немой, магам бы это понравилось – идеальный вариант. Он отвязывает швартовый, поднимает паруса и встает за рулевое весло, указывая Люцию на лежащие вдоль палубы весла для гребли. Сердце забилось чаще, я понял, что это мой, возможно, последний шанс. Я проскользнул мимо юстициара, чтобы взять весло первым, и сделал вид, что направился к скамье.

Люций наклонился за веслом, и в этот момент я резко нанес ему удар с полуоборота прямо по голове. В следующий миг я бросился на матроса, перехватывая весло посередине. Тот уже вытаскивал абордажный фальшион из поясных ножен. Я с ходу ударил слева, метя в шею. Удар был заблокирован, но именно этого я и ожидал, потому не вложил в него силу. Это позволило провести симметричное движение другим концом весла. Мощное попадание в правую щеку – и мужчина рухнул на палубу.

Юстициар приходил в себя. Видимо, по затылку я не попал. Он слегка дезориентирован, но его учили быстро восстанавливать способность к бою, а потому я, не теряя времени, в два шага преодолел расстояние и ударил сверху вниз.

Люций заманил меня в ловушку. Он сымитировал потрясенное состояние, а в момент моего удара отклонился назад, и весло пролетело мимо цели. В этот же миг освященный паладием меч молнией вылетел из ножен и в едином движении устремился к моему горлу. Набранная мною инерция не позволяла отразить удар, а потому пришлось прогнуться назад и бросить весло. Я упал на спину, а меч пролетел в паре сантиметров от моего лица. Следующим единственно верным решением противника было рубануть по моим ногам, и, понимая это, я что было сил оттолкнулся от скамьи и кувыркнулся через спину.