Текст книги "Рассказы о Влодьзимеже Качмареке"

Мемуары Качмарека

Конец очередного учебного года у Качмарека явно не задался. Полногрудая Пани Плужек, оставив его после уроков, около часа сквозь слёзы объясняла, что за все годы независимости Польши только один уникум ухитрился проучиться в одном только третьем классе четыре года и что Качмарек по всей вероятности идёт на национальный рекорд. Доводы Влодьзимежа, что тот уникум, о котором ему тут рассказывают, уже семь лет как министр обороны, полногрудая пани Плужек язвительно парировала повествованием о мучающей её последние семь лет бессоннице. И если Качмарек бойкотируя домашние задания, рассчитывает выбиться в министры образования, то она, полногрудая пани Плужек, этого никогда не допустит и продемонстрировала мальчику красиво расшитую бисером подушку, посредством которой он будет в случае провальных экзаменов отправлен к его, качмарековским, праотцам.

С тяжёлым сердцем переступив порог отчего дома, Качмарек лицом к лицу столкнулся с папашей. Только что отзавтракавший самогоном папаша, радостно сообщил сыну, что полчаса назад звонили из кабинета министров и предложили Влодьзимежу высокую должность. Отсмеявшись, родитель признался перепуганному парню, что это была всего лишь остроумная шутка и Влодьзимеж облегчённо выдохнул. Но через минуту, зайдя в свою комнату, Качмарек предположил: а что если нет? А что если это не что иное, как начало конца? Единственное, что в этой ситуации не могло не радовать мальчишку, так это то, что душить его пани Плужек будет не своими грудями, как не раз это виделось ему в ночных кошмарах, а вполне себе симпатичной постельной принадлежностью.

Перед Качмареком стояло два извечных польских вопроса: кто виноват и что делать? И если на первый вопрос у Влодьзимежа однозначный ответ существовал – кабинет министров, приглашающих к себе на работу таких как Качмарек, то на второй присутствовала парочка вариантов на выбор. Либо плотно засесть за учебники и перейти в следующий за третьим класс, либо проявить смирение и принять мученическую смерть от нарядной подушки полногрудой пани Плужек. Взвесив все за и против, Влодьзимеж закономерно остановился на варианте номер два.

Начистив зубы, слегка умывшись, и завещав на тетрадном листе своё тщедушно-неказистое тельце польскому географическому обществу, Качмарек, приступил к написанию предсмертной автобиографии, заранее рекомендованной им для изучения в старших классах средней польской школы.

Немного подумав, Влодьзимеж выдавил из себя следующие строки: Я, славный сын польского народа Качмарек Влодьзимеж (Пятница тринадцатое 2007 -?? 2018), родился в приснопамятном выше сказано каком году в городе Быдгощ в семье собственного папаши и человека именующего себя престарелым дедушкой Ежи…

И если читателя удивит столь странная дата рождения Качмарека, так это только потому, что он, читатель, ничего не знает о том, какой бардак творился в семье Влодьзимежа одиннадцать лет назад. Празднование появления наследника затянулось настолько, что по его окончанию через четыре года и папаша и дедушка Ежи помнили только то, что Влодьзимеж родился, что в пятницу, что тринадцатого, а вот месяц рождения в пору было вносить в каталог величайших тайн и мистификаций двадцать первого века. Первоначальное и единственное расследование, проведённое престарелым дедушкой Ежи посредством изучения календаря, показало, что в том году пятница тринадцатое фигурировала дважды – в апреле и июле, а стало быть, днём рождения внука следует считать среднеарифметическое двадцать девятое мая, что не устраивало новорожденного, так как на вопрос: кто вы по знаку зодиака, ему было в разы приятнее отвечать овнорак, что, согласитесь, гораздо неожиданней для вопрошающего, чем банальные близнецы, да и было намного ближе к истине.

Далее Качмарек продолжил: Так называемое детство моё, прошло в бесконечных страданиях и хлопотах, во много связанных с незаконной предпринимательской деятельностью моих старших родственников, заключающейся в изготовлении, продаже и личностном употреблении ликёроводочной продукции в количествах сродни гомерическим. Очень часто, зайдя в спальню престарелого дедушки Ежи, я отодвигал в сторону его кровать и, распахнув люк под нею расположенный, спускался в подвал, в каковом, вокруг самого большого в Европе самогонного аппарата воочию лицезрел многие и многие сотни тысяч бутылок с отменным, по выражению дорогого дедушки Ежи, пойлом. Мало кто догадывается, но именно благодаря наличию у Качмареков такого подвала, строительство метрополитена в нашем городе застопорилось на одном только этапе проектирования, что стоило дедушке не один десяток тысяч бутылок, любезно переданных на добрую память тогдашнему мэру Быдгоща Анджею Лапицкому, каковой не раз трепал меня за пухлую от родительских побоев щёку и в шуточной форме обзывал гадкой мразью. В то самое время, когда мои менее успешные сверстники, сидя на своих горшках, переставляли по полу кубики с нарисованными на них представителями флоры и фауны, я, с рюкзаком за спиной по восемь раз за ночь пересекал германо-польскую границу в районе населённого пункта Видухова, при полном покровительстве главы тамошней таможни майора Добеслава Дзевоньского и начальника погранслужбы капитана Юзефа Шайны. В Германии меня ожидали микроавтобус «Фольксваген» с госномером BF131W, его толстощёкий владелец Феликс Хаусман из Блуменхагена и увесистая награда за труды тяжкие в виде стянутой резинкой пачки денежных средств в колоссальных количествах…

Качмарек отложил в сторону карандаш, откинулся на спинку стула и задумался о том, чего бы ему ещё такого написать и почувствовал вдруг, что сзади на него кто-то смотрит. Он обернулся и увидел папашу. Папаша подошёл к столу, взял в руки тетрадь с записями сына, как можно удобнее развалился в кресле, нарядил очками сизый нос и начал читать. Время от времени он переводил взгляд с текста на Качмарека и обратно, цокал языком, тяжело вздыхал, широкой ладонью смахивал со лба крупные капельки пота.

– И ты собираешься это опубликовать? – Спросил папаша Влодьзимежа.

– Да. – Не моргнув глазом, ответил Качмарек. – Чтобы помнили.

Папаша молча посмотрел на сына, после чего подошёл к столу.

– Вот тут, где у тебя вопросительные знаки поставь сегодняшнее число. – Сказал папаша, указывая липким пальцем на начало качмарековской биографии.

Влодьзимеж, удивясь самую малость, поспешил выполнить волю отца и принялся ждать, что же будет дальше…

А дальше… А дальше были долгая прогулка по весеннему лесу с лопатами, рытьё двухметровой ямы в лунном свету, мольбы, слёзы, рассказы про польское географическое общество и завещание, которое никак нельзя нарушить. А ещё было письмо, полученное полноогрудой пани Плужек на следующий день, в котором говорилось, что Качмарек решил внезапно переехать на ПМЖ в Центральноафриканскую республику к двоюродной тётке по материнской линии и если вернётся на родную быдговщину, то не очень скоро.

По прочтении письма пани Плужек почему-то стало грустно, она выбросила не пригодившуюся подушку расшитую бисером в ведёрко для мусора и достала из холодильника бутылку креплённого…

Каникулы пани Плужек

Для доставки разлюбимейшего папаши на родительское собрание, провозглашённого полногрудой пани Плужек чрезвычайно важным и строго обязательным, Влодьзимежу понадобилось сорок девять часов, два ящика димедрольной водки и переделанная под трамвайные пути шахтёрская вагонетка, незаконным методом оставленная стареньким дедушкой Ежи на добрую память о том апрельском дне тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, когда он целых восемь минут героически промахал киркой в подземельях Либёнже.

Неважно владевший математическими науками, но при этом прекрасно знакомый с биологическими особенностями предка, Качмарек абсолютно точно рассчитал момент выхода папаши из состояния анабиоза и теперь тот, красными испуганными глазками смотрел в лицо полногрудой пани Плужек и выслушивал её рассказ о том кто он такой есть, где в данную секунду находится и гражданством какой страны обладает. Класс медленно, но верно заполнялся народом.

Не успела полногрудая пани Плужек озвучить собравшимся требующие обсуждения вопросы, как дверь класса распахнулась и все без исключения ахнули – на пороге стоял здоровенный мешок, из-за которого выглядывала лысая голова престарелого дедушки Ежи, обившего ноги в поисках куда-то запропастившегося сына. Учительнице резко захотелось выпрыгнуть в широко распахнутое окно, и если бы она могла предвидеть будущее и доподлинно знать чем именно закончится для неё это собрание, то ни секунды бы не мешкала.

Пока дедушка Ежи радовался воссоединению с сыном, народ роптал. Что и не удивительно – два Качмарека и для немаленькой Польши перебор, а что говорить о закрытом пространстве шесть метров на четыре? Выслушав претензии, старик заявил, что с радостью бы удалился, но безумно устал, а потому не в силах более таскать на пожилой спине нелёгкий баул, а, следовательно, неплохо было бы, не теряя драгоценного времени, в равных пропорциях распродать его содержимое участникам собрания.

Товаром оказались специально разработанные стареньким дедушкой Ежи консервы, гордо носившие наименование «Завтрак Качмарека». От обычных, продаваемых в любом другом магазине консервов, эти отличались тем, что имели жидкую без комочков консистенцию, разливались по бутылкам ёмкостью ноль пять литра и горели ничуть не хуже авиационного бензина, а стало быть, ими можно было не только как следует подкрепиться, но и, в случае форс-мажора, уничтожить вражеский танк. Народ зароптал пуще прежнего. Раздались вопли, в воздухе запахло кровавым побоищем. Кто-то догадался вызвать полицию. Прибывшие через две минуты на место происшествия полицейские упаковали парочку особо буйных, якобы для нужд национальной обороны выкупили почти всё пойло и, пожелав всем добра, убрались восвояси. Пресиарелый дедушка Ежи, под предлогом боязни возвращаться ночью домой с солидной суммой в кармане, снова отказался покидать собрание и уселся рядом с сыном за последнюю парту. Собрание началось.

Обсудив второстепенные вопросы, полногрудая пани Плужек перешла к самому главному – впереди маячили двухнедельные рождественские каникулы и недавно образованный «Быдгощский фонд борьбы с детской деменцией» выделил почти все собранные им средства, а посчитав, что вряд ли хватит, под огромный процент занял в банке ещё, и теперь отправляет детишек их класса на отдых в Берлин. Но вот только радоваться, чем сразу же и занялись родители, было излишне преждевременным – Влодьзимеж Качмарек тоже едет, ибо под его доброе имя фонд, собственно, и образовывался. Осознав, какой опасности, будут подвергнуты их отпрыски, народ в очередной раз зароптал. Из двадцати человек права не качали только двое, невзирая на поздний час мирно завтракавших за последней партой, а потому даже не понимавших о чём ведётся речь и что вообще происходит. Один из родителей предложил скинуться всем классом и купить Влодьзимежу авиабилет до Смоленска, но полногрудая пани Плужек назвала это недостойным среднестатистического поляка живодёрством и добавила, что если уж и отправлять ребёнка в Россию, то только по транссибирской магистрали до Владивостока.

Новая проблема заключалась в том, что одиннадцатилетнего ребёнка без присмотра взрослого в Россию вряд ли пустят. И папаша и престарелый дедушка Ежи, сообразивши, что им предлагают, освирепели. Раздались вопли, началась лёгкая потасовка, в воздухе снова запахло кровавым побоищем и никто, абсолютно никто не догадался вызвать полицию. В какой-то момент, какой-то самый престарелый участник собрания, под рвущие душу женские визги достал откуда-то нож и пригрозил освежевать им кого-то самого полногрудого. Неизвестно чем бы всё закончилось, если бы не взобравшийся с ногами на парту мудрый папаша-Качмарек, не попросил всех взять себя в руки, а затем высказал мысль о том, что со школьником во Владивосток должна ехать его любимая учительница и все, от греха подальше, с этим согласились.

Поезд с Качмареком и полногрудой пани Плужек на борту, словно на что-то намекая, пересёк российскую границу ровно в четыре часа утра. Пока все в плацкарте предавались Морфею, учительница стояла в тамбуре, курила одну сигарету за другой и тяжело размышляла о природе человеческой жадности, о том есть ли во Владивостоке консульство Польши и, если нет, то где ещё можно взять денег хотя бы на один билет в обратную сторону? Внезапно полногрудой пани Плужек захотелось открыть дверь и выпрыгнуть в заснеженную даль из набравшего крейсерскую скорость состава, и если бы у неё была машина времени, то она бы вернулась из будущего, из какого-нибудь Барнаула, прямиком в этот тамбур и, не раздумывая и не миндальничая, вытолкала саму себя.

В своё купе учительница вернулась, когда за окном начало светать, то есть ровно к тому времени, когда впервые в жизни дорвавшийся до еды Качмарек доедал двухнедельный, рассчитанный на четверых взрослых мужчин, запас провианта. Единственное к чему Влодьзимеж не притронулся, были фирменные консервы престарелого дедушки Ежи.

– Зато не пьёт. – Подумала полногрудая пани Плужек, забралась на верхнюю полку, повернулась лицом к стене и сделала вид, что спит. То, что это далеко не так, выдавали время от времени подёргивавшиеся плечи учительницы и исходившие от неё жалобные, едва заглушаемые тощей подушкой, всхлипывания.

Всё же учительнице удалось уснуть и тем самым хотя бы на время отвлечься от мыслей о суициде. Проснулась она тогда, когда до её уха не донеслись гитарные бряцанья и развесёлые певучие голоса. Полногрудая пани Плужек обернулась и увидала в купе толпу цыган, с трёх сторон обступившую Качмарека. Немного понимавшая по-русски учительница поняла, что цыгане в музыкальной форме радуются приезду Влодьзимежа и чем щедрее мальчуган одаривал их и без того скромными накоплениями полногрудой пани Плужек, тем громче они пели, и тем громче бряцала гитара. Учительнице захотелось закрыться в туалете и вздёрнуться на собственном шарфике из чистой шерсти. И знай, она тогда, чем именно отравят её на вокзале в Улан-Удэ, то ничтоже сумяшеся так бы и поступила. Полногрудая пани Плужек не была дурой и прекрасно понимала, что в России с Качмареком ей будет нелегко, но чтобы настолько и так сразу…

На пятый день путешествия, окончательно устав от рыданий оголодавшего Влодьзимежа, среднегрудая пани Плужек решила действовать. Взяв на руки с головой замотанного в одеяло Качмарека, учительница пошла от купе к купе, вымаливая милостыню. Получалось очень даже неплохо, ровно до тех пор, пока заскучавший Влодьзимеж не начал подавать голос и кто-то из потенциальных спонсоров не решил, что учительница носит вовсе не ребёнка, а закутанную в одеяло огромную змею. Вызвали полицию, составили протокол, и опозоренной на весь поезд учительнице захотелось вскрыть вены осколком гранёного стакана и, знай, она тогда, чем именно будет зарабатывать на жизнь ближайшие десять дней, желая хоть как-то прокормить себя и Качмарека, то действовала бы куда решительнее и жёстче.

Поезд медленно, но верно подбирался к Благовещенску, когда смирившаяся с судьбой, повеселевшая и вновь полногрудая пани Плужек, возвратясь из вагона-ресторана, застала в купе нескольких небритых мужчин, игравших в покер с растолстевшим от безделья и хорошей жизни Качмареком. Узнав на что именно, а точнее на кого, играет абсолютно нищий Влодьзимеж, и профессиональным взглядом оценив, пришедшие на руки ученику карты, учительнице захотелось попросить у проводника вилку, с помощью которой она теперь уж точно сделает себе сеппуку. Но времени на саморасправу больше не было. Запершись в туалете, полногрудая пани Плужек открыла окно и без раздумий покинула поезд.

Мягонько приземлившись в высоченный сугроб, женщина тут же вскочила на ноги и без оглядки побежала в раскинувшуюся перед её взором бескрайнюю тайгу. Было ужасно холодно. Каждую секунду учительница рисковала нарваться на медведя-шатуна, росомаху или даже амурского тигра, но ей было глубоко наплевать – лучше уж сгинуть в объятиях дикого зверя, нежели жить в одном поезде с Качмареком.

Спустя двое суток полногрудая пани Плужек почти насмерть замёрзшая и выбившаяся из сил оказалась на поляне, в центре которой возвышалось небольшое здание из серого бетона, оказавшееся, как выяснится позднее, входом в заброшенный, всеми забытый, а главное незапертый бункер ракетных войск стратегического назначения.

В бункере было светло и тепло. В небольшой столовой учительницей были обнаружены большие запасы консервов. Отогревшись и насытившись, полногрудая пани Плужек решила, что теперь можно и вздремнуть, но в дверь бункера кто-то настойчиво постучал.

– Подумают, что никого нет дома, и уйдут. – Подумала несчастная женщина, не предполагавшая тогда, что глубоко ошибается.

Стук не прекращался. Бетон вокруг массивной металлической двери крошился на мелкие кусочки – ещё совсем немного и дверь просто напросто ввалится внутрь бункера. Вооружившись топором, полногрудая пани Плужек откинула крючок, и через секунду перед ней предстал измотанный и потный Качмарек. Влодьзимеж добрыми ласковыми глазами смотрел на учительницу и невинно улыбался. Мальчик хотел рассказать ей о том, как в пух и прах проигравшись, он, так же как и она покинул поезд. О том, как целых два дня, не присев ни на минуту, шёл по её следам. О том, как несказанно рад в этом забытом богом месте совершенно случайно встретить знакомое лицо. Хотел, но самую малость не успел, ибо получив заржавелым обушком по темечку, потерял сознание.

Очнулся Качмарек спустя час, в ракетной шахте, привязанный к телу ядерной ракеты толстой пеньковой верёвкой. Влодьзимеж поздоровался со стоящей рядом учительницей, но та ничего ему не ответила, и молча всунув ему в руку узелок с тушёнкой, неспешно удалилась.

Оказавшись в кабине управления, полногрудая пани Плужек нажала на большую красную кнопку и бросила взгляд на огромный экран. Поверхность земли задрожала и над её поверхностью показалась белоснежная ракета с привязанным к ней Качмареком и надписью, сделанной большими красными буквами, какую ранее учительница почему-то не заметила. Полногрудая пани Плужек разбиралась в кириллице, а потому узнать, что именно там написано особого труда не составило: «НА БЕРЛИН».

У женщины обе ноги свело судорогой, из-за чего она упала и, лёжа на холодном грязном полу, истерично расхохоталась…

Заблуждение Качмареков

Всю субботу, с раннего утра, сидя у окна, Качмарек сочинял восьмистрочное и желательно заунывное стихотворение об недавно пришедшей в Быдгощ осени. Именно такое задание дала ему и остальным детям на последнем уроке полногрудая пани Плужек. Минута на сочинение одной строки, пятьдесят девять на восхищение собственным литературным талантом, весь вечер на исправление грамматических ошибок и очередная победа поэзии над прозой была как полагается оформлена. В этом произведении Качмарек не поленился упомянуть обо всём, что, так или иначе, ассоциировалось у него с самым грустным временем года: слёзы сиротки-дворничихи над кучей опавших листьев, только что разметённой резким порывом ветра; грязные упрёки управдома в адрес всё той же дворничихи, якобы недостаточно активно ворочавшей верхними и нижними конечностями; холодные ливни, обильными потоками льющие за пазуху опять же дворничихе; а заканчивалось стихотворение красочным описанием безрадостного лица снова дворничихи, в тот момент, когда её доставали из петли прибывшие на место происшествия полицейские и медики. Качмарек мог бы описать в стихах и то, как тщательно и кропотливо бедолага готовилась к предстоящей кончине, как неумело мастерила петлю дрожащими пальцами, как долго не решалась прыгнуть с перевёрнутого вверх дном эмалированного ведёрка, но это тянуло ещё на двенадцать строчек и мальчишка попросту решил, что не успеет к окончанию выходных, но зато не поленился в мельчайших подробностях прозой поведать гражданину следователю как было дело, а также указать пальцем на пробегавшего мимо управдома, как на человека наиболее виновного в смерти славного мастера метлы и лопаты.

Воскресенье незаметно пролетело за заучиванием вирши наизусть. А в понедельник утром с иголочки одетый Влодьзимеж, услыхав свою фамилию, медленно поднялся со стула и, ловя на себе восторженные взгляды одноклассников, едва скрывая волнение, направил стопы к доске. Он шёл, размышляя о том какой триумф ожидает его через каких-то пару минут, как чуть погодя ему будут рукоплескать города и страны, как его стихотворение напечатают на первой полосе все польские газеты, как его пригласят на телевидение в передачу «Кто бы мог подумать?», как песня написанная на его стихи победит на мировом музыкальном конкурсе, а потом станет национальным гимном какой-нибудь Эстонии, как полногрудая пани Плужек будет всюду хвастливо рассказывать, что именно она, и никто другой, открыла на своих уроках для Отчизны новый талант. Оказавшись у доски, переполненный гордости за самого себя, Качмарек вытянулся по стойке смирно, раскинул в сторону руки, набрал в лёгкие как можно больше воздуха и потерял сознание.

Очнулся Влодьзимеж на больничной койке. Над ним стояли папаша, старенький дедушка Ежи и доктор с белоснежной повязкой, закрывавшей добрую половину, по всей видимости, наглой морды. От доктора все трое Качмареков с недоверием и ужасом узнали, что в их огромном двухэтажном доме концентрация ядовитых паров уксусного альдегида, в простонародье – перегара, превышает допустимые значения и нормы в четыреста раз, что не могло не сказаться на самочувствии самого неокрепшего члена семьи, безвылазно проведшего за нелёгкой учёбой в почти безвоздушном пространстве двое суток. На расспросы папаши, что же им всем делать в сложившейся ситуации, эскулап заговорил о необходимой детоксикации юного, а заодно и двух видавших виды организмов, посредством вдыхания в лёгкие высококонцентрированного чистотой и прозрачностью воздуха, чаще всего встречаемого в природе либо в баварских, либо австрийских Альпах, но иногда, очень редко, почти никогда, и на некоторых максимально отдалённых от цивилизации полянках в дремучих, полных опасностей лесах к юго-востоку от Быдгоща. Неизвестно сколько бы времени продолжался горячий спор папаши и престарелого дедушки Ежи о том, в какие именно Альпы следует везти Влодьзимежа, если бы доктор не предложил подбросить монетку. И для врачей, и для папаши с дедушкой, и для самого Качмарека навсегда останется загадкой, как так могло случиться, что жребий пал именно на полянку в полном опасностей лесу к юго-востоку от Быдгоща.

Каждое утро по заведённой много-много лет назад привычке престарелый дедушка Ежи, сразу же после пробуждения делал зарядку, обливался холодной водой, вставлял зубы и принимался чувствовать что-то неладное, а, укладываясь вечером в постель, с удовлетворением отмечал, что чуйка в очередной раз его не подвела. Сегодня же, это чувство было настолько острым, что старик даже не поленился написать завещание и приказал сыну и внуку заколотить досками окна и двери – но, наверное, по-другому и нельзя, в особенности если ты всей семьёй отправляешься подышать свежим воздухом в лес к юго-востоку от Быдгоща.

Решив сэкономить на такси, Качмареки добирались до нужной опушки пешим ходом. Более всего от этой экономии пострадал Влодьзимеж, ибо по устоявшейся семейной традиции, самая тяжёлая ноша всегда доставалась самому младшему члену. Возможно, ребёнок до леса и не дошёл бы вовсе, если бы не догадался незаметно для папаши и дедушки избавиться по дороге от ненужной обузы в виде бутылок с питьевой водой, топографических карт, двуствольного ружья, компаса и сигнальных шашек. Помимо всего прочего Влодьзимеж хотел избавиться и от двухместной палатки, прекрасно понимая, кому именно не достанется в ней места, но вовремя вспомнив, что забыл дома шапку, первоочередной функцией которой было не спасение от холодов, а смягчение ударов, передумал. Да и идти в чащу с одной только деревянной лошадкой на колёсиках было вовсе не комильфо.

Оказавшись на краю леса, все трое Качмареков трижды перекрестились и, выстроившись колонной с Влодьзимежем во главе, двинулись навстречу судьбе и свежему воздуху. Отсчитав десять шагов, мальчик оглянулся по сторонам и понял, что, скорее всего, заблудился. Ещё через десять шагов та же мысль посетила и остальных членов команды. Престарелый дедушка Ежи призвал сородичей не паниковать, а прислушаться – совсем рядом проходило междугородное шоссе. Но из-за дрожащих, то ли от холода, то ли от страха, но скорей всего от чего-то третьего, папашиных рук, кроме звона бутылок, доносившегося из просторной холщёвой сумки, никто ничего не услышал.

Потерпев фиаско, престарелый дедушка Ежи предложил приступить к поискам крайнего, с последующим его линчеванием. Влодьзимеж поспешил напомнить, что он, как никак, их любимый сын и внук, на что ему было рассказано про воронку от метеорита неподалёку от Слупска, на дне которой его когда-то и нашли, а потому говорить о родстве с существом, возможно прибывшим на Землю с планеты Катрук, в сложившейся ситуации, по меньшей мере, неуместно. Доводы мальчишки о том, что ему всего-то одиннадцать, а тот метеорит, о котором сейчас говорится, по документам рухнул в семнадцатом веке, слушать никто не захотел. Не разделить незавидную участь Ивана Сусанина Влодьзимежу помог случай, в виде резко наступившего желания дедушки Ежи немедленно выпить. Раздобрев от горячительного и закуски, старик сменил гнев на милость и предложил компании разделиться, что якобы могло гарантировать одному из членов семьи выживание и шанс на продолжение рода Качмареков. Пришло время вмешаться папаше. Этот наимудрейший, ещё не окончательно утративший способность трезво мыслить человек, рассудил, что, беря во внимание степень везучести каждого из здесь присутствующих, можно предположить, что план дедушки Ежи сработал бы только в том случае, если бы их было как минимум четверо. Сейчас же, с нерушимой уверенностью можно было утверждать только то, что при разделении никто из них троих живым домой не вернётся.

– А мёртвым уж тем более. – Сумничал Влодьзимеж и тут же получил по тому месту, на котором должна была сидеть забытая им дома шапка.

Спустя четверо суток, троица, в клочья разорванной о многочисленные ветки и сучья одежде, благополучно выползла на обещанную доктором поляну. И параллельно с установкой палатки начался процесс детоксикации юного Качмарека. В палатке было хорошо, тепло и уютно, по крайней мере, Влодьзимежу, сидевшему верхом на деревянной лошадке с колёсиками под проливным дождём в трёх метрах от неё, так почему-то казалось. До уха парня доносились звоны стаканов и многочисленные пафосные тосты – пили за его, Качмарека, здоровье. Дождавшись темноты, а вместе с нею и храпа, доносившегося из брезентовых хором, Влодьзимеж решился на хитрость. Предельно осторожно подкравшись к жилищу, он просунул голову внутрь, но получив в нос грязной шершавой пяткой, внезапно перехотел ночевать под крышей и вернулся на место первоначальной дислокации. Одновременно с этим ударом к парню пришло понимание того, что так как раньше, больше никогда не будет. Начинались суровые будни.

Последующие дни и недели Влодьзимеж с восходом солнца, вооружившись самодельным луком и стрелами, отправлялся на поиски пропитания для себя и прочих Качмареков. Всего лишь раз парню удалось подстрелить нечто напоминавшее мышь-полёвку, но испугавшись, что именно ему и предстоит, набить сей славной добычей желудок, поспешил закопать её как можно глубже. В другой раз Влодьзимежу пришлось убегать от разъярённого угодившей в глаз стрелою, вепря. Выбежав на поляну, Качмарек хитростью заманил зверя в палатку и пока тот разбирался с её обитателями, забрался повыше на ёлку, посредством чего и спас свою драгоценную шкуру. Поняв, что от охоты ничего хорошего ждать не приходится, Влодьзимеж переключился на собирательство. Благо грибов и ягод в ту осень в лесу к юго-востоку от Быдгоща было как блох на дедушке Ежи – последствия противостояния с боровом. И пускай из грибов Качмареку попадались лишь мухоморы с поганками, а из ягод только волчьи – всё равно ему, и он был в этом абсолютно уверен, ни кусочка не достанется.

Так в хлопотах пролетела осень и в лес к юго-востоку от Быдгоща пришла зима, а вместе с нею новые заботы и хлопоты. Влодьзимеж только и занимался, что заготовкой древесины для вечного огня. С едой же, стало намного проще: очень скоро натренированные мухоморами желудки взрослых Качмареков, научились переваривать сосновые кору и шишки. Из всех событий, произошедших в эту суровую пору, обитателям поляны могло врезаться в память лишь то, когда неизвестно откуда взявшаяся залётная стая изголодавшихся волков по ошибке задрала деревянную лошадь с колёсиками, и Влодьзимеж разом лишился и единственного собеседника и лучшего друга. Другой раз, когда папаша и дедушка Ежи мирно храпели в палатке, к ним на полянку заглянул лесник, но мальчишка настолько был убит личным горем, что наотрез отказался с ним о чём либо беседовать и, угрожая луком, отправил восвояси.

В лесу Качмареку нравилось. Так бы и прожил Влодьзимеж на этой полянке до самой пенсии – вдали от уроков, домашних заданий, полногрудых пани Плужек и глупых слаборазвитых одноклассников, но… Так уж случилось, что примерно в первых числах мая закончилась водка и папаша с престарелым дедушкой Ежи решили, что оставаться в лесу далее нет никакого смысла. Первым, ни с кем не попрощавшись, ушёл старик. Ещё через неделю как в воду канул папаша. Проведя в полном одиночестве месяц, Качмарек заскучал и решил вернуться в город, благо по его расчётам сейчас должны быть летние каникулы и, следовательно, в Быдгоще никакие неприятности не могли ему угрожать. Он отошёл от поляны на несколько метров, забрался на верхушку самого высокого дерева с целью оглядеть окрестности и увидел на соседней ёлке папашу и престарелого дедушку Ежи, в обнимку сидевших на хлипкой, согнувшейся под тяжестью веточке. На той же ёлке, но веткой ниже, сидел молодой бурый медведь и с нездоровым любопытством разглядывал исхудавших, как те волки, Качмареков. Над лесом к юго-востоку от Быдгоща показалась иссиня-чёрная грозовая туча.

Пошёл дождь. В ту сосну, на которой сидел Влодьзимеж, ударила молния. Дерево затрещало, покосилось и упало прямиком на папашу, престарелого дедушку Ежи и медведя. Внизу на земле организовалась куча мала. Хрустели сухие ветки; что было мочи ревел медведь; чуть тише, и совсем иначе ревел папаша; призывая к всевышнему сыпал проклятиями престарелый дедушка Ежи. И только получивший электрический разряд Влодьзимеж напряжённо молчал, намертво вцепившись обугленными зубами в чью-то бурую холку…