Текст книги "Рассказы о Влодьзимеже Качмареке"

Разгуливающие по центральным улицам дикие звери давно уже не удивляли жителей Быдгоща, а потому на медведя с мальчиком на спине несущегося галопом по набережной Вислы почти никто не обратил внимание. Дождавшись, когда косолапый совсем выдохнется и сбавит обороты Влодьзимеж мягонько спрыгнул на мостовую и, отряхнувшись, как ни в чём не бывало, пошёл в сторону родного дома.

А приключения папаши и престарелого дедушки Ежи в эти минуты только-только начинались. Вновь обнять сына и внука они смогут лишь спустя двадцать шесть месяцев, и лишь после того, как после тяжёлых продолжительных переговоров их согласятся выпустить из лагеря для военнопленных под Дамаском и специальным рейсом отправят на горячо любимую Родину.

Качмареки на природе

Всё началось с того, что Качмареку для счастливой, беззаботной и чуть менее одинокой и унылой жизни, во что бы то ни стало, понадобилась собака, неважно каких породы, окраса, пола и букета заболеваний. Он спал и видел, как будет её воспитывать по системе Макаренко, мыть, выгуливать и снова мыть, но уже в чистой воде, а также обучать тем приёмам дзюдо, какие сам когда-то не осилил, посещая специализированную секцию, но… Но для осуществления мечты требовалось преодолеть два непреодолимых препятствия, с утра до вечера заливавших в себя алкоголь и лишь изредка выползавших по очереди в уборную для извлечения из себя звуков, способных до заикания напугать любое живое существо в нашей и соседних галактиках, за исключением всякого навидавшегося и наслушавшегося за короткую жизнь Влодьзимежа. Уговоры, истерики и заведомо утопические обещания выбиться в троечники не помогали. И тогда мальчуган, совсем уж отчаявшись, решился на несвойственное его натуре византийское коварство: однажды вечером дождавшись, когда родственники разделятся, пообещал каждому из них часть печени в обмен на разрешение приволочь в дом первого отбившегося от одной из многочисленных быдгощских свор четвероного приятеля или приятельницы. И дедушке Ежи и папаше, которым до цирроза оставалось пять и восемь литров огненной воды соответственно, подобное предложение показалось настолько своевременным и полезным, что уже на следующее утро в комнате Влодьзимежа рвала на куски одеяла, подушки и мебельную обивку огромных размеров сука, окрещённая дедушкой Ежи в честь первой и единственной жены Люсильдой.

К немалой печали Влодьзимежа, ликование и радость его в который раз были недолговечны. Внезапно выяснилось, что Люсильда походила на покойную бабушку не только кличкой, но и повадками: круглосуточно лаяла во всю хриплую глотку с короткими передышками на чуткую дремоту и обильные трапезы, путалась под вялыми ногами дедушки Ежи и не умела пользоваться унитазом. Единственное что спасало собачку от экспроприации – намечавшиеся у кое-кого неприятности с ливером и обещания Качмарека выгуливать её не менее двадцати трёх часов в сутки, невзирая на аномальные морозы. Правда, как бы холодно не было на улице – и Влодьзимеж и Люсильда возвращались с прогулок изрядно пропотевшими – животное грелось, терзая пуховики и шубы несчастных прохожих, а его хозяин тщетными попытками этому воспрепятствовать.

В тот день, когда число обиженных Люсильдой граждан перевалило за вторую сотню, в дверь Качмареков постучали. Прошедший по приглашению хозяев на кухню представитель мэрии пан Ясюкевич зачитал престарелому дедушке Ежи и его сыну предписание избавиться от собаки в кротчайшие сроки любым доступным способом и даже если для этого понадобится тонна динамита, власти, не раздумывая, на всякий случай предоставят сразу две. Будучи ярым собственником и анархистом, дедушка Ежи, пойдя на принцип, наврал Ясюкевичу про безграничную любовь к собаке, каждый день напоминавшей ему о почившей в бозе супруге, а также заявил, что Люсильда ни капельки не виновата, что до сих пор во всём Быдгоще специально под её нужды не было разбито ни одного парка.

Чиновник ушёл не солоно хлебавши, а ровно через неделю до Качмареков донеслась весть о том, что в ближайшую субботу на стадионе местного футбольного клуба будет проведёна лотерея, победитель коей получит земельный участок на берегу Вислы, взамен его нынешнего жилища, на месте которого в скором времени появится парк для выгула одной-единственной и печально известной собаки Люсильды.

Сидя на коленях питомицы на верхней трибуне до отказа заполненного стадиона в точности между папашей и престарелым дедушкой Ежи, Влодьзимеж смотрел на установленные в центре поля большущие прозрачные лототроны с сотнями разноцветных шаров внутри. Поиск счастливчика был объявлен начавшимся. Чемпион Польши по тяжёлой атлетике Адриан Зелиньский под дружные аплодисменты трибун привёл в движение барабан, окончательно остановившийся через полчаса. А когда уже известный Качмарекам пан Ясюкевич извлёк шар и объявил, что будущий счастливчик проживает на улице Ягеллонов у Влодьзимежа похолодело в животе, ибо именно там, в доме номер двадцать четыре вот уже не одну сотню лет ютилось и раздражало соседей их семейство.

– Это какая-то чудовищная провокация! – Перекричал ликующую толпу престарелый дедушка Ежи, после того как из второго лототрона выпало не то число, которое бы его целиком и полностью устроило.

В целом мудрый не по годам старик был прав – согласно хитрому плану Ясюкевича других названий улиц и номеров домов в барабанах не было изначально…

Вволюшку налюбовавшись Люсильдой, врознопляс резвящейся на весьма комфортабельной и только что отстроенной на руинах их прежнего дома площадке, семейство Качмареков, халтурно имитируя радость от расставания с Быдгощем, отправилось на поиски нового пристанища. Расстояние в тридцать километров до выделенного им под строительство участка горе-семейство преодолело пешим ходом ровно за семнадцать суток, по той простой причине, что у Вислы, как и у любой другой реки насчитывалось два берега и к какому именно и вверх по течению или ровно наоборот стоило двигаться, объяснить им никто не потрудился. И вдобавок ко всему в первые часы похода, выйдя к окраине прежде любимого им города, дедушка Ежи, не на шутку рассвирипев от мысли о творящейся по отношению к нему несправедливости, не поленился совершить административное правонарушение, в ходе которого пострадала витрина зоомагазина и видовой состав и без того внушительной фауны Быдгоща обогатился не только видовым составом, но и численностью особей, а виновник отсрочил себе и родственникам расставание с привычным ареалом обитания на пятнадцать суток.

Оказавшись, наконец, на месте, дедушка Ежи внимательно изучил выданный Ясюкевичем ордер и пришёл к выводу, что его в очередной раз околпачили – получалось, что площадь участка выделенного для комфортной жизни трём почти что воспитанным интеллигентным людям в две сотни раз была меньше той площади, на которой в тоже самое время в соло проказничала безмозглая дворняга и составляла ни больше, ни меньше – четыре квадратных метра, два из которых скрывались в мутных и пока ещё покрытых льдом водах Вислы. Старику немедленно захотелось хоть кому-то пожаловаться, потратив на сие нехитрое занятие не меньше четырёх квадратных метров бумаги, но вспомнив, что до прокуратуры следовало прошагать тридцать километров, да и ещё Бог знает в какую сторону, смирился, а на сэкономленных листах набросал цветными фломастерами план будущего жилища, не забыв обозначить на нём солнышко, облака, дорожку из жёлтого кирпича, ведущую неизвестно куда и к кому, и квадратную голову Влодьзимежа, выглядывающую из кривого окошка. Истратив последние силы на чертёж, дедушка Ежи возжелал отдохнуть единственным известным ему способом, для чего взял в собутыльники сына, а внука отправил на поиски материала для будущего дома, дабы квадратной голове юного Качмарека было откуда выглядывать.

Целую неделю мальчик вначале на спине, а ближе к концу на собственном горбу носил массивные брёвна, и никому из родственников и в голову не пришло поинтересоваться природой их появления. Да и зачем? Растёт жилище, да и ладно. Уже через минуту после постройки дома выяснилось, что одного этажа для троих Качмареков, не успевших отвыкнуть от предыдущих хором, слишком мало и Влодьзимежу снова пришлось отправиться в нелёгкий путь. Когда второй этаж был готов, выявилась нехватка мест для хранения стеклотары, для сушки портянок, для разгадывания кроссвордов, для личного пространства дедушки Ежи, для биллиардной, для непредвиденных случаев и для детской, в которой бы в глубоком одиночестве куковал Влодьзимеж.

Живя на последнем восьмом этаже, мальчик основательно переживал разлуку с любимыми родственниками, оставшимися на первом, но ровно до того момента, как однажды весенней ночью Висле внезапно вздумалось выйти из берегов и Влодьзимеж едва-едва не сделался сироткой. Чудом выжившие в нешуточной борьбе со стихией мудрый папаша и не менее мудрый дедушка Ежи посчитали, что во избежание рецидива неплохо было бы предпринять что-то грамотное и поменялись этажами с потомком. Но и снова огорчение Влодьзимежа было недолгим: подмытый фундамент и сто шестьдесят килограмм навалившихся могучими спинами на одну и ту же стену сделали своё дело – дом покосился и через секунду рухнул. Снова оказавшись в Висле, Качмареки барахтались в холодной воде, взывая внука и сына о помощи. Струхнувший и не умевший плавать школьник бегал взад-вперёд по берегу и, приложив к уху воображаемый телефон, вызывал воображаемых спасателей, с мельчайшими подробностями описывая происходящее. Особенно смешным и красочным у ребёнка получилось передать выражение посиневшего лица престарелого дедушки Ежи. Спрятав «трубку» в карман, Влодьзимеж радостно сообщил утопающим, что помощь уже в пути и прибудет с минуты на минуту. Прекрасно знавшие о том, что никакого телефона у малолетнего негодяя нет и быть не может папаша и дедушка тем не менее обрадовались этой светлой новости, и, вместо того чтобы ещё крепче держаться за обломки дома, расслабились, захлопали в ладоши и синхронно ушли на дно.

Оставшись совсем один, Влодьзимеж стоял на берегу и пытался найти позитивные моменты в произошедшей трагедии. Их не было. Назад к людям идти было вершиной неблагоразумия:

– А знаешь, Володенька, что с такими как ты делают в детском доме?.. – Это были слова некогда живого и тогда уже престарелого дедушки Ежи.

Идти в лес? Вырыть землянку, снова заниматься охотой и собирательством. По утрам удить рыбу и жрать её сырой до тех пор, пока не научишься добывать огонь с помощью трения. Но как стереть из памяти проклятого деда, обронившего однажды:

– А знаешь, Володенька, что с такими как ты делают вепри в диких лесах?..

А что если в лес не идти, а бежать? Быстро-быстро. Забраться на самое высокое дерево, свить гнездо, откладывать пять-десять яиц каждый день, утолять жажду утренней росой. А если очень захочется мяса – отлавливать сачком пролетающих рядом с гнездом ворон и кукушек.

– А знаешь, Володенька, что если очень долго сидеть в гнезде на дереве, то рано или поздно состаришься и умрёшь?..

Придя в отчаяние, Влодьзимеж принял стеничное решение разделить участь отца и деда. Зайдя по щиколотку в мрачные воды Вислы, Качмарек содрогнулся и вернулся обратно на сушу, решив повторить процедуру летом, если доживёт, конечно же, когда вода согреется, и не будет так неприятно колоть кожу.

Неожиданно Влодьзимежа окликнули. Звук, напоминавший тот, какой выпустила когда-то полногрудая пани Плужек, нашедшая в сумочке полуживую полёвку, раздался совсем рядом с мальчишкой. Обернувшись, он в нескольких метрах от себя увидал исхудавшего после долгой зимы бобра, удивительным образом напоминавшего престарелого дедушку Ежи после бани. Бобр движением головы указал следовать за ним, чему Влодьзимеж с радостью повиновался.

Ковыляя по стопам млекопитающего, Качмарек оказался у мало изученного притока Вислы, где вскоре стал частью большой и дружной бобровой семьи. С утра и до позднего вечера он тяжело трудился, валя деревья и учась питаться исключительно корой и побегами деревьев, а ночью, засыпая, терзался муками совести за то, что когда-то подленько, исподтишка разбирал хатки новых, оказавшихся не таких уж и плохими сородичей, только для того, чтобы соорудить примерно такую же, но восьмиэтажную, для сородичей старых…

 
                                           * * *
 

А папаша и престарелый дедушка Ежи всё-таки и несмотря ни на что – выжили. Почерневших от невзгод и двухмесячного пребывания в далеко не тёплой воде их выловили пограничники неподалёку от берегов Швеции и отправили сначала поездом в лагерь для беженцев, а затем, посовещавшись, самолётом в Зимбабве, но это уже совсем другая история…

Детективное агентство доктора Качмарека
Начало

Тот день начался у Влодьзимежа так же, как и любой другой субботний на протяжении последних нескольких лет: едва продрав глаза ровно в шесть часов утра, сделал зарядку, умылся и почистил зубы, покормил пшеном рыбок, совершенно случайно перепутал пакет обезжиренного молока с бутылью дедушкиного элексира и, не отходя ни на шаг от холодильника, снова уснул. Первая мысль Качмарека, промелькнувшая в гудящей голове, после того как он снова проснулся, была о том, что в их доме никакого спиртного в холодильнике в шесть утра субботы быть не могло по определению – ни дедушка, ни тем более папаша подобных оплошностей никогда доселе не допускали. Неутешительный вывод напрашивался сам собой: на календаре с высокой долей вероятности был обычный будний день, а это означало, что Влодьзимеж по вине незапланированной пирушки пропустил нечто невероятно важное.

Молодой человек не ошибся – ответственейший экзамен по польскому языку, в ходе которого решался вопрос о переводе его в очередной класс в очередной раз обошёлся без его, качмарековского, участия. Снова сделав зарядку, умывшись, почистив зубы и покормив пшеном рыбок, Влодьзимеж сломя голову, обгоняя автобусы и сбивая с ног случайных прохожих, помчался в школу, в тайне рассчитывая на что-то хорошее. Вышедший на порог заспанный и не успевший не то что сделать зарядку, а даже покормить пшеном рыбок, коих у него отродясь не водилось, до смерти перепуганный оглушительным стуком в двери и окна ночной сторож, вытянувшись в струну и приложив ладонь к козырьку форменной фуражки, рапортовал Качмареку о том, что во время его отсутствия ничего экстраординарного и сверхъестественного не произошло, а также о том, что пребывает в школе совершенно один, так как последняя живая душа коей он имел удовольствие любоваться, покинула данное заведение около пяти часов назад.

– Матка боска. – Тихонечко, чтобы никто не услышал, неожиданно для себя выругался Влодьзимеж и уже ожидаемо разрыдался.

Всю ночь Качмарек с мельчайшими подробностями рассказывал храпящему на диванчике, но делающему вид, что внимательно слушает сторожу о том, как делал зарядку, умывался и чистил зубы, кормил пшеном рыбок, думал, что сегодня суббота, по ошибке выпил нечто такое, от чего весь день пребывал в забытьи, а потому не явился на экзамен и теперь ему, скорее всего, небо покажется с овчинку.

Ситуация начала проясняться около девяти часов утра, когда пришедший на работу директор школы пан Фабисяк для начала разбудил, а затем уволил сторожа, не услышавшего заведённого на полшестого будильника, только потому, что Качмареку подумалось, что своим не соответствующим обстановке звоном тот сможет сбить его с какой-то важной мысли, а потому его следует поднять по лестнице на третий этаж. Разобравшись со сторожем, Фабисяк в своём кабинете собрал педагогический совет, и принялся с пеной у рта приводить доказательства неуместности нахождения Влодьзимежа в стенах учебного заведения. Влодьзимеж пытался оправдываться, едва слышно гундося о пшене и рыбках, но его никто не хотел слушать. Единственная, кто заступился за Качмарека, как ни странно, была учительница польского языка и литературы полногрудая пани Плужек. И её речь была настолько горячей, а доводы в пользу мальчишки настолько железобетонными, что прилюдно пристыженному Фабисяку ничего не оставалось, как уволить её вслед за сторожем.

Стоя на пороге школы, полногрудая пани Плужек с узелком и Влодьзимеж с липовой справкой об окончании начальной школы, клялись не позабыть друг о друге уже к вечеру, а также иногда перезваниваться, в надежде застать вызываемого абонента в целости, сохранности и прекрасном расположении духа. За минуту до окончательной разлуки Качмарек осмелился попросить полногрудую учительницу уговорить папашу, ничего пока ещё не знающего о произошедшей трагедии, оставить сына в целости и сохранности, чтобы той было кому звонить, но она вместо помощи порекомендовала Влодьзимежу прочесть «Сказку о потерянном времени» некоего Шварца и поспешила в ближайший кабак возвращать себе прекрасное расположение духа.

Качмареку не хотелось домой ничуть не меньше, чем полногрудой пани Плужек, но ему, не доросшему до нужных лет, вход в питейное заведение был заказан, а потому, чтобы отвлечь себя от грустных мыслей он поначалу направил стопы в парк развлечений, но вспомнив, что не заслужил, впервые в жизни решил посетить какой-нибудь музей. Попав внутрь первого попавшегося, Влодьзимеж сразу же догадался, что развеяться вряд ли получится – паноптикум целиком и полностью был посвящён средневековым пыткам. Прохаживаясь мимо испанских сапог, железных дев, кошачьих фортепьяно и прочих гаррот, Качмарек не только мысленно примерял на себе их нехитрое воздействие, но и угадывал в восковых фигурах палачей папашу и престарелого дедушку Ежи. А вообразив у себя в месте что чуть ниже спины грушу страданий, мальчишка не выдержал и до того истошно заорал от воображаемой боли, что смотрителю музея ничего не оставалось, как вызвать скорую.

Лёжа на больничной койке в отделении проктологии и глядя в окно четвёртого этажа на кота, в прямом смысле мёртвой хваткой вцепившегося всеми имеющимися лапами в верхушку тополя, Качмарек слушал рассказ медсестры о том, что лифт буквально только что починили, а это значит, что к нему, наконец, приедут в гости его папаша и престарелый дедушка Ежи. Женщина сочла уместным скрыть от мальчика тот факт, что лифт починили ещё неделю назад, но у успевших пробыть там двое суток мужчин начался алкогольный делирий, и начальнику отделения психиатрии Порембовичу пришлось истратить на них годовой запас оксибутирата натрия. Вошедшие в палату папаша и престарелый дедушка Ежи заметно нервничали – то и дело оглядывались по сторонам, принюхивались и как можно шире открывали перекошенные рты и безумные очи. Сообщать таким, что тебя навеки выгнали из школы, так и не дав насладиться четвёртым классом, было вершиной безрассудства, но Качмарек помнил о том, что уже находится в больнице, а значит, скорее всего, его успеют спасти. И как в воду глядел – спасти его действительно успели, а отделение психиатрии и несчастный Порембович для начала остались без нейролептиков, а затем и без транквилизаторов, но зато с четырьмя изуродованными санитарами.

Возвращались из больницы домой втроём. Папаша и престарелый дедушка Ежи интенсивно размышляли о чём-то своём и ускорялись всякий раз, когда Влодьзимеж открывал рот для озвучивания какой-то очередной идеи, коих за время лечения у него накопилось не меньше сотни. Как бы быстро не передвигал костыли Качмарек, поспевать за старшими родственниками у него не получалось и горожанам, на каком бы этаже они не жили, приходилось захлопывать окна, чтобы не слышать пронзительных криков, повествующих о том, что если не получилось в школе, то это вовсе не означает что не получится и в университете, в особенности, если это будет Высшая школа экономики в Москве. Влодьзимеж пояснил, хоть об этом его никто и не просил, что где-то когда-то читал, что с экономикой в России печальная беда, а, следовательно, быть особо одарённым для учёбы на экономиста в этой заселённой преимущественно вечно пьяными медведями-балалаечниками и лапчатыми чебурашками стране ни капельки не нужно. Престарелый дедушка Ежи не выдержал и нарушил обет молчания, проинформировав внука о том, что много лет назад в Быдгоще промышляла шайка чиновников чудо-профессионалов во главе с самим мэром, и, не смотря на мастерство каждого из её членов в полном составе оказалась под завалами больницы, на которой они сэкономили для себя и для государства кучу злотых и при всём при этом не побоялись побывать на её торжественном открытии. Вывод из данной притчи престарелый дедушка Ежи так и не озвучил, но и без этого Влодьзимежу стало понятно, что даже в России экономить, не только плохо, но и опасно для здоровья. Очередной хитрый план Качмарека был в одночасье разрушен.

Так как, по словам престарелого дедушки Ежи, кормить не оправдавшего высокого доверия Качмарека никто не собирался, а поить по причине чересчур юного возраста уж тем более, парню ничего не оставалось делать, как отправиться на поиски работы. Единственное место, в котором, то ли ради смеху, то ли от жалости, согласились трудоустроить Влодьзимежа, была компания, специализировавшаяся на грузоперевозках. В первый же рабочий день, придя по указанному в заявке адресу, парень нарвался на двухсоткилограммовое пианино, сорвавшее ему спину и оба колена, и самую малость вывихнувшее левое плечо. Ползя с работы домой, Качмарек вспоминал обогащённую обсценной лексикой и лютой ненавистью речь некогда произнесённую соседом-инвалидом дядей Янушем, посвятившем жизнь и здоровье нелёгкой профессии грузчика, обращённую к давно почившим в бозе и с высокой долей вероятности горящих сейчас в адском пламени изобретателям фортепиано. И если тогда, слушая его, Влодьзимеж недоверчиво улыбался, то теперь к нему, наконец, пришло понимание, насколько же прав и мудр был тогда, тот благообразный вечно пьяный старик, кроме всего прочего утверждавший, что все грузчики, сколько бы не украли и сколько бы шкафов и тумбочек они не изуродовали в процессе работы, гарантированно попадают в рай.

Весь июль, снова прикованный к постели множественными травмами Качмарек, коротал за просмотром сериалов, преимущественно детективного характера. И то ли Влодьзимеж был чересчур умён, либо сериалы сверх всякой меры идиотскими, но уже к первому рекламному ролику мальчишка со стопроцентной уверенностью мог назвать имя, фамилию, школьное прозвище и мотив преступника и за месяц не допустил ни единого ляпсуса. А главное, у него не осталось никаких сомнений в том, что все предначертанные ему судьбой, генетикой и везучестью годы он, ничтоже сумняшеся, положит на алтарь борьбы с вопиющим беззаконием.

Едва оклемавшись, Качмарек прорепетировал свой первый обыск. Роясь по всему дому в поисках предметов, незаменимых для поимки особо опасных преступников и установления истины, таких как: лупа, бинокль, фотоаппарат и наручники, будущий частный сыщик наткнулся на красный диплом хирурга, подаренный ему престарелым дедушкой Ежи на восьмилетие. Документ на вид был абсолютно новым. Ещё бы – Влодьзимеж воспользовался им лишь однажды, когда ему было доверено прооперировать полногрудую пани Плужек, едва не поседевшую от осознания того, чьим рукам был доверен её аппендикс. Сразу же после операции, вполне себе успешной, но длившейся четверо суток, несостоявшегося мясника пожизненно отстранили от работы в больнице с формулировкой: «за кричащую некомпетентность». Проситься назад в лечебные органы, Качмарек, ясное дело, не стал бы – слишком уж преждевременно записывать себя в патентованные душегубы, но невозможно было оспорить тот факт, что наличие докторской степени, пусть и подаренной, вызывает у обывателя куда больше доверия к её обладателю, чем её совершеннейшее отсутствие.

Кабинет для приёма одураченных мужей и владельцев загулявших собачек был оборудован на чердаке, потому что только там до них не доносился бы пьяный ропот престарелого дедушки Ежи. К тому времени вывеска, сооружённая из оторванной от старинного комода дверцы с громкой надписью: «Дитиктивнаеагенстводоктара Качмарека», уже висела над входной дверью дома двадцать четыре по улице Ягеллонов, и для начала плодотворной работы необходимо было решить лишь два, исключительно кадровых вопроса, уж которую ночь мешавших Влодьзимежу уснуть: ни один уважающий себя частный сыщик не обходится без секретарши, способной на высочайшем профессиональном уровне заливать пакетики с чаем крутым кипятком, и верного помощника, каковым можно было бы всеми возможными способами помыкать, и систематически намекать на его умственную неполноценность.

По словам престарелого дедушки Ежи, у истинно грамотной секретарши должны быть миловидное личико, полная грудь и характер, за который не жалко в любую секунду дать коленом под зад. По мнению Качмарека под это описание, как никто другой походила его давняя знакомая по школе, приснопамятная пани Плужек, обнаруженная детективом в том самом кабаке, куда она когда-то отправилась возвращать себе прекрасное расположение духа. Вряд ли бы одиннадцатилетнего Влодьзимежа впустили в данное заведение, не предъяви он охраннику пенсионное удостоверение престарелого дедушки Ежи, а стало быть, вряд ли он когда узнал, что люди с перманентно прекрасным расположением духа настолько преужасны внешне. Из всех признаков, выдававших в соискательнице чудной должности наличие навыков истинно грамотной секретарши, у некогда полногрудой пани Плужек оставался лишь характер. Фиолетовые круги под глазами, морщинистая кожа, неестественная худоба, выпадающие тут и там волосы, и бьющий в нос нашатырём запах.

– А ещё четыре аборта за два месяца. – Могла бы дополнить некогда полногрудая пани Плужек, общую картину своего состояния, будь хотя бы чуточку вменяемее.

Качмареку захотелось отправиться восвояси, но в груди что-то ёкнуло и по всей вероятности из-за внезапно нахлынувшего чувства вины. Очевидно же, что защищая именно его от пана директора, некогда полногрудая пани Плужек лишилась и любимой работы и прекрасного расположения духа. Угрожая охраннику и владельцу кабака сложенной в пистолетик ручкой, хотя эти двое даже не думали оказывать сопротивления, Влодьзимеж вывел бывшую учительницу на улицу. Вывел, чтобы последующие две недели откармливать, обильно посыпать пудрой почерневшее от чрезмерных возлияний лицо и уговаривать занять вакантное место секретарши. И, сама не зная почему, то ли от любопытства, то ли от безысходности, вновь полногрудая пани Плужек согласилась принять участие в предстоящем, как она выразилась, глумилище.

Сияющему от счастья Качмареку оставалось лишь подобрать в команду квалифицированного помощника. И тут он, не мудрствуя лукаво, обратил стопы к ещё одному человеку, карьера которого им была погублена и растоптана. Семидесятилетний Яцек Мулярчик, тот самый сторож, основной рабочий инструмент которого Влодьзимеж отволок в ту злополучную ночь на третий этаж школы, мирно удил рыбу на набережной Вислы и явно скучал. Крепко держа арматуру, выполнявшую функцию удилища и глядя на гусиное перо, игравшее роль поплавка, старик вспоминал о пожаре, случившимся в его доме семь лет назад, и в одночасье сделавшем его бездомным вдовцом. Страховку, о которой он грезил, поливая пол кухни керосином, он так и не получил. И откуда же ему убогому было знать, что её надо было заблаговременно оформить в соответствующей конторе? Он терпеть не мог рыбу, рыбалку, рыбаков, испытывал жуткий токсикоз при одном только упоминание червей, но ему очень хотелось хоть что-нибудь захомячить. Надежда Мулярчика на плотный ужин рухнула в тот самый момент, когда подкравшийся к нему сзади Качмарек, не зная как бы поприличнее обратиться к пожилому человеку, просто ткнул того указательным пальцем в печень. От неожиданности старик выкрикнул что-то ненормативное и выронил свою лучшую и единственную удочку в Вислу, а через несколько секунд спустя грозной поступью двинулся на мальчишку, не иначе как замышляя что-то недоброе. Сидя на самой высокой ветке самого высокого каштана в городе, Влодьзимеж, не поддаваясь на уговоры Мулярчика спуститься вниз и получить по заслугам, рассказывал разбуянившемуся пенсионеру, о радужных перспективах, ожидавших всякого, кто согласится работать в его детективном агентстве. Яцек осознанно пропускал мимо ушей елейные речи, но услыхав что-то про бесплатный суп и крышу над головой, внезапно подобрел и размяк. А главное у него напрочь пропало желание в обнимку с Качмареком разделить участь удилища, мирно покоящегося теперь на дне реки. Шагая плечом к плечу с мальчишкой, ведущим его к новой жизни на улицу Ягеллонов двадцать четыре, Мулярчик с неподдельным любопытством выпытывал у того будут ли в обещанном супе плавать клёцки и если да, то какого размера и в каком количестве? Влодьзимеж, в супе которого ничего кроме лука обычно не плавало и видевший клёцки лишь однажды на картинке в книге о вкусной и здоровой пище, дабы раньше времени не огорчить несчастного старика, соврал, что в их доме принято мерить диаметры всех ингредиентов для супа исключительно строительными рулетками – до такой степени они были огромны и сытны. Услышав такое, Мулярчик от счастья упал в обморок и последние два квартала отделявшие их от пункта постоянной дислокации, Качмареку пришлось тащить его на себе. Надо заметить, старик будет падать в обмороки на регулярной основе и исключительно от голода и исключительно на лестницедве недели к ряду, то есть до тех пор, пока не узнает, что обои в его новом жилище держатся на клейстере.

Ожидание первого клиента было мучительным и долгим. Качмарек с раннего утра и до поздней ночи с задумчивым видом сидел у окна и тренировал на прохожих дедукцию и горько жалел, что сделанные им умозаключения не представляется возможным проверить. Полногрудая пани Плужек исступлённо стучала по клавишам пишущей машинки, всерьёз полагая, что её рассказы об очкастом плюшевом медвежонке с пропеллером за спиной и шрамом на лбу обязательно станут бестселлером. А неприлично отъевшийся Мулярчик сидел на полу, забившись в самый дальний угол офиса, и что-то постоянно помешивал в стоящем на примусе котелке.

И в тот самый момент, когда Влодьзимеж уверовал, что всё кончено, что мечта стать детективом припорошена прахом, жизнь не удалась, справедливости в мире нет, и в другое прочее, во что может уверовать одиннадцатилетний человек, в дверь офиса кто-то тихонечко постучал…