Текст книги "Драконья ненависть, или Дело врачей"

Глава 4

… Не ешь, не, говори, не пой,

Не спи, не бодрствуй, не надейся,

Тебя теперь распнет любой,

В ком есть хоть капелька злодейства…

(Из «Горючих стихов» Фрика)

Серый, сумрачный день скатывался стремительным вечером к ночи. Небо из светло-серого, обещало вскорости превратиться в антрацитовое, ветер задул резкими холодными порывами, раскачивая подросшие деревья и шумя густой темной листвой. Земля под лапами Пурпурной Дымки стала мягкой, податливой, а трава на ней высокой и сочной. Горы остались далеко позади, а запущенный лес, через который мы держали путь, стал самым настоящим. И сырость в нем была пряной с запахом прели, и шорохи в темных лесных зарослях говорили о наличии лесной живности.

Всю дорогу от Совиной скалы до этого леса Фрик был до странности молчаливым. На все мои вопросы он отвечал односложно, либо вообще отмалчивался. Только раз он негромко буркнул, что давно не покидал лена мощного дана Когга и теперь… побаивается.

Чего Фрик побаивается, я не понял, но уточнять не стал. Когда же мы въехали в этот лес, и мне стало не до разговоров. Сгустившаяся темнота, порывистый ветер, растерянный шум листвы почему-то действовали мне на нервы. Моя правая рука постоянно была напряжена, готова в любое мгновение выхватить из ножен меч.

И тут раздалось тихое заикание моего провожатого:

– Сияющий дан, езжайте прямо. На опушке этого леса должно быть село, в котором вы вполне сможете переночевать…

Я приподнялся в стременах и посмотрел вперед. Между деревьев действительно появился просвет – похоже, лес кончался. И тут до меня дошло изменение в обращении Фрика ко мне.

– А с чего это ты, нахал, вдруг перешел на «вы»? – Насмешливо поинтересовался я. Однако ответом мне была тишина. Оглядевшись, я понял, что Фрик исчез.

А Пурпурная Дымка плыла вперед все той же неторопливой рысью, и наконец вынесла меня на опушку. Не далее чем в полукилометре от нее виднелись золотистые огоньки в окошках довольно большого села.

За время пути я раза два-три видел вдалеке крыши селений, но Фрик старательно обходил их, отвечая на мои недоуменные вопросы загадочным хмыканием. И вот теперь он вывел меня точно на людское поселение, а сам… скрылся.

Спустя пару десятков минут, я въехал на околицу села. Сказать, что наступила ночь, было нельзя, однако улица была пустынна и тиха. Только огоньки в окнах невысоких домиков окраины указывали на наличие населения. Дымка бесшумной тенью скользила по обочине дороги, вдоль незамысловатых изгородей, обозначавших границу между общей дорогой и частными огородами жителей. Дома, в отличие от наших, российских сел, располагались в глубине огороженных участков и отделялись он проезжей части какими-то посадками.

Постепенно домики подрастали и становились все ближе и ближе друг к другу, а огороды исчезли. И вот моя лошадка выехала, судя по всему, на центральную площадь села.

Площадь эта была достаточно широкой, дома, окружавшие ее были двухэтажными, причем нижние этажи были сделаны из камня. Фасады всех домов, выходивших на площадь были темны, и только один из них светился всем первым этажом – даже входная дверь этого дома была распахнута и из нее доносился нестройный гул человеческих голосов. А посреди площади торчало нечто, отдаленно напоминающее… обгорелое дерево. В желтом, колеблющемся свете, падавшем из окон и двери освещенного здания, чернота этого дерева отливала странным багровым отсветом, словно по нему пробегали призраки давно потухших всполохов. И в этом неверном отсвете я вдруг заметил, что ствол дерева на высоте примерно метра обвивает тяжелая, закопченная цепь.

Дымка, не дожидаясь моей команды, свернула к освещенному дому и остановилась прямо у светлого прямоугольника открытой двери.

Я оглядел фасад здания и увидел над дверью небольшую вывеску. «Вечерний отстой» было начертано на этой вывеске весьма корявыми разновеликими буквами.

«Видимо, это все-таки… постоялый двор… – догадался я, – Хотя название у него могло бы быть… поприличнее!..»

Соскочив на землю, я двинулся было к дверям, но тут из них в пыль не мощеной площади, чуть ли не прямо мне под ноги, вывалилась некая толстая фигура, и вслед ей раздался насмешливый голос:

– Хватит бузить, Рохля, иди домой, проспись!..

А другой, более властный, голос добавил:

– И до светлого выходного можешь здесь не показываться!

Толстый Рохля неуклюже поднялся на ноги, плюнул в сторону остававшейся открытой двери, повернулся и, не замечая меня, потопал прямо к черному дереву в центре площади. Проводив его взглядом, я снова повернулся к освещенным дверям и шагнул внутрь дома.

Сразу за дверью располагалась большая зала, заставленная столами, вокруг которых сидело не менее полусотни мужиков. Все они были слегка навеселе, а потому в зале стоял ровный густой гул, в котором временами слышались более звонкие вскрики. Мое появление почти не было замечено, и только когда хозяин заведения, восседавший в дальнем конце залы за невысоким прилавком, заметил меня, вскочил со своего места и помчался к входным дверям, разговоры стали стремительно стихать. Спустя несколько секунд, в зале наступила изумленная тишина, а хозяин – высокий, странно худой для трактирщика, молодой мужчина, приблизившись ко мне и поклонившись, проговорил:

– Сияющий дан Тон, я – вольный кхмет Смига, хозяин этого постоялого двора и член управы нашего села! Чем я могу служить вам?!

– Мне нужна постель на эту ночь… – просто ответил я.

На лицо трактирщика вдруг выползла торжествующая улыбка, он оглядел зал и с новым поклоном повел рукой в сторону… своего прилавка:

– Прошу, господин сияющий дан, проследовать за мной. Комната для вас уже готова!

«Это что ж получается… – с удивлением подумал я, направляясь следом за трактирщиком через залу к дальней стене, – Меня здесь уже ждали?..»

В дальней стене залы, позади хозяйской стойки располагалась небольшая дверь, за которой оказалась площадка лестницы, ведущей и наверх, и в подвал. Хозяин постоялого двора потопал вверх по этой лестнице в темноту второго этажа. Я с некоторым сомнением двинулся следом – мне показалось странным то, что хозяин не прихватил с собой какой-нибудь лампы, но нас уже ждали. Едва я преодолел половину пролета, как темнота наверху рассеялась, и я увидел, что на верхней площадке стоит невысокая женщина с большим, на три свечи, подсвечником в руках. Трепетные язычки огня разгоняли вечерний сумрак. Хозяин, поднявшись впереди меня, взял из рук женщины подсвечник, и та неслышно исчезла – я так и не успел ее как следует рассмотреть.

Комната, в которую привел меня хозяин, была очень большой, мне даже показалось, что она занимает чуть ли не половину этажа. Освещалась эта зала всего-навсего тремя небольшими лампами, из которых хозяин зажег всего одну, стоявшую на небольшом столике около огромной кровати. Углы этой гигантской спальни остались спрятанными в густом мраке, а ее слабо освещенная середина явила моему взору большой овальной формы стол, уставленный всевозможной едой и напитками.

Хозяин поднял над собой свой трехсвечник и громко объявил:

– Эта комната, господин сияющий дан, была подготовлена специально к вашему приезду, а ужин естественно ежедневно обновлялся, так что можете есть без опасений – все, что там выставлено наисвежайшее! Поверьте, никто вас в этой комнате не побеспокоит!

Тут я не выдержал и с нескрываемой насмешкой спросил:

– Эта комната предназначена специально для меня?.. Значит ты знал, что я прибуду в ваше село?!

– Я… надеялся!.. – Ответил вольный кхмет и, продолжая держать светильник высоко над собой, поклонился, – я надеялся, что возвращаясь из Трольих гор, вы, господин сияющий дан, не проедете мимо нашего села!..

– Вот как?..

Эту короткую фразу я сказал исключительно потому, что мне… нечего было сказать, однако хозяин постоялого двора воспринял мой вопрос по-своему:

– Я никогда не верил, что вы, господин сияющий дан, погибли в горах!.. Нечистые могли разбить ваш отряд, могли даже убить всех сопровождавших вас черных извергов, но перед сияющим даном Тоном они не могли не отступить. Я верил, что вы вернетесь, что вы выйдите из гор невредимым, и что наше село встретит вас с подобающими почестями! Сейчас вы отдохнете, а завтра утром мы устроим настоящий праздник!!

«Так!.. – с некоторой даже тоской подумал я, – Только праздника мне и не хватало!! Еще придется произносить приветственную или благодарственную речь, и при этом я обязательно ляпну какую-нибудь глупость!..»

Однако, лицо вольного кхмета выражало такой восторг, что у меня не повернулся язык разочаровать его отказом от обещанных празднеств.

«В конце концов, – решил я, – утро вечера мудренее, и завтра все как-нибудь образуется…»

– Ну что ж, – произнес я как можно увереннее, – значит, утром, я буду вас ожидать!..

Вольный кхмет сразу же уловил смысл моих слов, коротко поклонился и быстрым, чуть ли не строевым, шагом покинул приготовленное для меня помещение. Я взял в руку оставленный хозяином подсвечник и обошел комнату, внимательно оглядывая ее стены. Обитые какой-то темной, грубой тканью, они выглядели вполне надежными, не имеющими каких-либо потайных дверей, лазов и окошек. Три узких и высоких окна, выходивших на площадь со странным деревом, были забраны довольно частыми решетками и к тому же имели ставни, закрывавшиеся изнутри. В самом дальнем углу комнаты я обнаружил туалетный «уголок» состоявший из большого умывальника и… ночного горшка солидных размеров.

Закрыв двери и задвинув мощный засов, я полез из своих доспехов и только тут понял, что до сих пор сжимаю левый кулак. Положив руку на стол я разжал пальцы, и на белую скатерть скатились четыре камня, подаренных мне Пиклей. Спрятав камни в карман куртки, я уселся за стол. Ужин действительно был хорош, так что я не только вполне насытился, но и еще прилично выпил, хотя, надо сказать, здешнее вино было довольно слабым и… кислым. После ужина я перебрался в приготовленную постель, погасил лампу и быстро заснул.

Но и этой ночью мне не дали спокойно выспаться. В первый раз меня разбудил, как мне показалось, быстрый, дробный топоток, словно мимо моей кровати пробежал ребенок в деревянных, подбитых войлоком башмачках. Я вскинулся на постели, широко раскрыв глаза, но вокруг стояла тишина и… полная темнота. Даже с улицы не доносилось ни звука.

Подождав с минуту, я снова улегся, однако спустя недолгое время, я, правда, уже стал придремывать, топоток раздался снова, и на этот раз я его расслышал вполне явственно – некто весьма легконогий пробежал вдоль дальней стены.

«Интересно, что это за забеги в моей комнате? – Недовольно подумал я, – куда и… откуда можно бежать вдоль глухой стены, ведь стука двери слышно не было?!»

Сон мой был нарушен, а потому я решил подождать и послушать, не произойдет ли в специально для меня подготовленной комнате еще что-либо неожиданное. Некоторое время меня окружала тишина, а затем снова послышалось дробное постукивание деревянных подошв по полу, но на этот раз оно смолкло, как мне показалось, в самой середине комнаты. И тут же послышался сердитый шепот:

– Ну что ты носишься туда-сюда?! Пол под твоими пятками – прям не пол, а барабан какой-то! Вот разбудишь хозяйского гостя, он тебе пятки-то поотрывает!..

Шепоток был странно высоким, словно и вправду говорил ребенок, вот только интонация была не по-детски строгой, даже суровой.

– Ничего не поотрывает, – прозвучал в ответ еще более высокий голосок, который даже и не пытался себя скрыть, звучал ясно и звонко, – Вон он, спит, как будто синего дыма напился!

– Ага, напился, как же!.. – снова зашептал первый голос, – Он только что сидел!

Вслед за этим последовала короткая пауза, а потом второй голосок пискнул, уже значительно тише:

– Ой!..

– Так что ты давай, не бегай… Или надень толстые носки…

– Носки мешают, они все время спадают, и я все время в них путаюсь…

– Путаешься потому что бегаешь!.. А если будешь ходить как все, они не будут спадать!..

– Будут, будут… – упрямо пискнул второй голосок и обиженно добавил, – Я тебе говорила, что носки мне нужны маленькие, а ты все: «Вырастешь, вырастешь!» А я не буду больше расти!!

– Ладно, не ной!.. – шепоток стал еще более суровым, – Достанем тебе носки поменьше! А сейчас не топочи, постарайся тихо ходить.

– Если я буду ходить тихо, то я буду ходить медленно, – тоненький голосок дрожал от обиды, – А если я буду ходить медленно, я не успею перемыть всю посуду и не получу сливок!.. Как я тогда буду жить?! Ведь ты сам сказал, что больше мы нигде не найдем хозяина, ты сам сказал, что нас больше никто не хочет кормить сливками!!

В ответ на это раздался едва слышный вздох, после которого чуть потеплевший шепот произнес:

– Сказал… Так оно и есть – никто больше не хочет держать в доме брауни… Люди готовы ходить по грязному полу и сами мыть посуду, лишь бы не связываться с нами!..

– Но почему?!

Голосок был полон горького недоумения, а поскольку ответа на этот вопрос не последовало, он продолжил:

– Ведь мы очень полезные, а платить нам надо совсем немного… Неужели крохотная мисочка сливок или коврижка с медом – это так много?!

– Немного… – попытался утешить шепоток, – Но люди стали называть нас… м-м-м… нечистью… Проклятым народцем… И не хотят иметь с нами дела!..

– Ха! – высокий голосок снова звучал почти в полную силу, его хозяин… или хозяйка, видимо, позабыла, что нужно соблюдать тишину, – Неужели чисть считает себя лучше нас?! Просто они жадины и… и злюки! Вон этот хозяйский гость, ему что жалко было сливок в мисочку налить?!

– Айя, не смей так называть людей! – Тут же посуровел шепоток, – а то ты не то чтобы сливками баловаться – на темное дерево попадешь!

Опять наступила тишина, и на этот раз она продолжалась очень долго. Затем снова послышался быстрый топоток, но теперь он звучал очень тихо – если бы я не прислушивался, его совсем не было бы слышно.

И тут я припомнил, что на столе, среди всевозможной снеди, действительно имелся маленький кувшинчик со сливками! Осторожно поднявшись с постели, я встал на ноги и… особым образом щелкнул пальцами правой руки. Над моей головой медленно разгорелся крохотный, чуть колеблющийся огонек, и в ого свете я оглядел комнату. Она была пуста, хотя в тени, расползшейся по углам, кто-нибудь и мог притаиться.

Быстро пройдя к столу, я нашел маленький кувшин и убедился, что он и в самом деле содержал сливки. Наполнить одну из пустых маленьких мисок было секундным делом, но, уже собравшись возвратиться в постель, я вспомнил, что голосов было два, и… наполнил вторую миску.

Снова улегшись в кровать, я принялся ожидать продолжения разговора, однако ночная тишина больше ничем не нарушалась. Так, в ожидании, я и заснул…

Разбудил меня тонкий светлый лучик, пробившийся сквозь узкую щелку в ставне. Лучик это был настолько ярок, что я немедленно вскочил с постели и бросился к окну в надежде наконец-то увидеть солнце. Однако, едва коснувшись ставенной задвижки, я вспомнил о своем… имидже и побрел в угол комнаты совершать утренние водные процедуры. Затем я занялся своей боевой тренировкой и только после этого, облачившись в доспехи, я решился распахнуть одну из ставень. За окном, выходившим на восток, вставало солнце. Небо было совершенно чистым, бледно голубого цвета со странным серебристым налетом, совершенно не походившим на облака. Бледно-оранжевое огромное солнце уже поднялось над горизонтом, но его свет не ослеплял, а скорее ласкал глаза.

Однако полюбоваться местным светилом мне не дали, в дверь моей комнаты осторожно постучали, и я, обернувшись, недовольно произнес:

– Ну, в чем дело?!

Из-за двери послышался извиняющийся шепот:

– Господин сияющий дан, хозяин просил узнать, проснулись ли вы уже и не желаете ли пройти в гостиную… Он хочет показать вам свои… э-э-э… сокровища.

«Интересные, однако, обычаи здесь имеются!.. – Удивленно подумал я, – хвастаться перед гостями своими сокровищами!»

– Твой хозяин может ожидать меня через пятнадцать минут! – Бросил я все тем же недовольным тоном и снова повернулся к окну, подставляя личину забрала под солнечные лучи.

– Я вернусь за вами через указанное время… – донеслось из-за двери, и меня оставили в покое.

Еще минут пять я наслаждался солнечным теплом, удивляясь, что ощущаю его через металл доспехов, а затем, не торопясь, подошел к столу. Первым, что бросилось мне в глаза, были пустые, чисто вымытые мисочки, которые я наполнил ночью сливками. Значит, ночные голоса мне не приснились, значит, кто-то действительно находился в моей комнате, запертой на все мыслимые запоры!

Подняв забрало, я чисто механически взял с большого блюда кусок тонко порезанного хлеба и, положив на него ломтик холодного подкопченного мяса, принялся жевать, вспоминая слышанный мной ночью разговор. Странный разговор… Только несколько мгновений спустя, я вдруг с удивлением осознал, что и хлеб и мясо наисвежайшие, словно они только что доставлены с поварни! Да, сервис на этом постоялом дворе был на высоте!

Запив свой утренний бутерброд глотком прохладного вина, я снова опустил забрало и направился к дверям, навстречу… обещанному празднику.

За дверями моих покоев меня ожидал молоденький парнишка в довольно драной одежонке и с трясущимися губами на бледном лице. Увидев, как я выхожу, он склонился в низком поклоне и, не выпрямляясь пробормотал:

– Я готов проводить господина сияющего дана к моему… э-э-э… господину.

– Провожай!.. – Милостиво разрешил я.

Парнишка, не разгибаясь, повернулся и торопливо засеменил по короткому коридору вправо. Я шагнул следом за своим провожатым, а тот уже открывал широкие двустворчатые двери, располагавшиеся в противоположной от моей комнаты стене.

– Господин сияющий дан Тон!.. – Неожиданно громким, высоким голосом провозгласил парнишка и нырнул в сторону, убираясь с моей дороги.

Я шагнул через порог и оказался в большой, чуть больше моей спальни, зале. Четыре узких, высоких окна, прорезанных в противоположной стене, выходили в затененный сад, а потому в зале царил приятный полумрак. Мебели здесь практически не было, между средних окон стоял высокий застекленный шкаф темного дерева, у одной из боковых стен расположились два низких кресла, между которых притулился крохотный столик, середину противоположной стены занимал огромный камин, в котором тлело два здоровенных полена. Светлый деревянный пол был, похоже, натерт воском и потому мягко светился каким-то внутренним светом. Посредине потолка, похожего на паркетную мозаику, висела большая бронзовая лампа с огромным плафоном матового стекла. Прямо под этой роскошной лампой стоял хозяин сего гостеприимного дома, одетый в доспехи!

Во всяком случае я мог только так классифицировать его наряд, состоявший из широких кожаных штанов, заправленных в высокие сапоги, длинной кожаной куртки, с часто нашитыми круглыми металлическими бляхами, и стянутой по поясу широким толстым ремнем, на котором в кожаных ножнах красовался длинный нож. Вся одежда вольного кхмета была коричневого цвета, а кроме того, в руках вольный кхмет Смига держал… широкое, мелкое ведро без ручки с тремя горизонтальными прорезями в боковой стороне. Я сразу признал в этом ведерке… защиту для головы, то бишь шлем!

Склонив передо мной голову и звякнув при этом своим оригинальным головным убором о металлическую бляху куртки, вольный кхмет торжественно отчеканил:

– Господин сияющий дан, мы рады приветствовать вас в нашем селении и нашем доме! Надеемся, что вы осчастливите своим присутствием подготовленный в вашу честь праздник, и задержитесь в нашем селе на несколько дней!

Он пристально посмотрел на меня, словно ожидая ответа на свою просьбу, но я промолчал, не желая связывать себя обещаниями. Кроме того я еще раз бегло осмотрел залу, не понимая, почему это господин Смига говорит о себе, а он был в зале один, во множественном числе.

Не дождавшись от меня ни слова, вольный кхмет продолжил свою речь, но звучала она с меньшим напором и уверенностью:

– Я конечно понимаю, что наше небольшое село мало интересует такого… великого человека, каким является господин сияющий дан, но мы приложим все силы, чтобы ваше пребывание в нашем селе стало для вас, господин сияющий дан… э-э-э… по возможности приятным и…

– Интересным… – закончил я его мысль.

– Интересным… – согласился он.

– Ну что ж, – лениво проговорил я. – Попробуйте. Посмотрим, как это у вас получится.

Вольный кхмет чуть отступил назад и в сторону, и с поклоном произнес:

– Позволит господин сияющий дан показать ему наши реликвии?

– Конечно, – ответил я, – почему бы нам не посмотреть ваши реликвии…

Вольный кхмет тут же шагнул к стоявшему между окон шкафу и распахнул дверцы. Я подошел ближе и увидел в руках Смиги небольшой камень глубокого синего цвета.

– Это, как вы, сияющий дан, сами видите, глаз Спасителя Высокого данства Кара Третьего Варвара! – возвестил вольный кхмет, поднимая камень над головой, – Его нашел мой прадед в Трольих горах еще до того, как в данстве было объявлено о… нечисти! Когда его нашли, он смотрел точно на вход в замок троллей! Но тогда никто не понял этого взгляда нашего Спасителя!

Камешек в руке вольного кхмета был до чрезвычайности похож на один из камней Алмазного Фонда России, за которым я не так давно ходил… очень далеко. Наверное поэтому я задумчиво пробормотал:

– Такой… глаз я уже видел…

И тут вольный кхмет неожиданно смутился:

– Да… э-э-э… конечно… Но наш глаз считается шестым из известных тридцати двух!..

«Если бы это были зубы, а не глаза, все было бы совершенно понятно!..» – В некоторой растерянности подумал я, а вольный кхмет Смига чуть обиженным тоном пояснил свою мысль:

– Всем известно, что Спаситель умел отращивать заново… э-э-э… утраченные органы!

– Разве я выказал недоверие вашим словам?! – Высокомерно поинтересовался я, и обида немедленно исчезла из голоса хозяина.

– Что вы, господин сияющий дан, просто мне показалось, что глаз Кара Третьего… э-э-э… не произвел на вас достаточного впечатления! – Воскликнул он.

– Ну что вы, милейший, – снисходительно усмехнулся я, – просто я привык скрывать свои чувства.

Вольный кхмет быстро сунул камень назад в шкаф, и вместо него извлек короткий, толстый и корявый сучок.

«Так!.. – Тут же подумал я, – это, по всей видимости, обломок бедренной кости какого-нибудь древнего деятеля, о котором я, естественно, не имею никакого понятия!»

– А вот, господин сияющий дан, – возвестил мой гид, – первая фаланга того самого пальца, которым первый палец Спасителя Высокого данства, вар Корта, насмерть сразил горного тролля Утля!

«Вот тут уж я совсем ничего не понимаю!.. – вспыхнула у меня в голове паническая мысль, – Палец Спасителя пальцем сразил тролля?!! Так что ж это за лапа была у этого самого… Спасителя?!!»

Фаланга была размером с хороший банан, так что затянутая в перчатку ладонь вольного кхмета едва могла обхватить ее, однако это обстоятельство ничуть не смущало господина Смигу. В его глазах горела святая вера, в то что это действительно кусок пальца какого-то другого… э-э-э… пальца, и что именно этим пальцем тот палец ухайдокал горного тролля!

Однако, несмотря на беспросветную путаницу, поселившуюся в моих мозгах, на этот раз я обошелся без вопросов и комментариев, а вольный кхмет, с благоговением вернув «палец» в шкаф, отодвинулся чуть в сторону и самым торжественным тоном проговорил:

– И, наконец, самая великая и бесспорная наша реликвия,!.. Посмотрите, господин сияющий дан!..

Я заглянул в шкаф. На средней полке, в деревянном футляре, простеленном изнутри багровым бархатом, лежала небольшая тоненькая книжка в темном бархатном переплете. Уголки переплета были забраны светлыми, похоже серебряными, накладками, а по середине крышки бежала четкая надпись: «ВОЗМЕЗДИЕ НЕЧИСТИ».

– Это двадцать третий экземпляр из пятидесяти нумерованных экземпляров вашей, господин сияющий дан, книги, изданной в печатне высшего дана Кара Шестнадцатого Милостивца сорок два года назад!

«Вот так! – Родилась в моей голове изумленная мысль, – я, выходит, еще и местный классик литературы! Ведь не будь я классиком, разве стали бы издавать мои… э-э-э… книги нумерованными экземплярами?! Хорошо бы с этой книжкой уединиться часочка на два!..»

И тут же проклюнулась совершенно другая мыслишка: «Если этой книжице сорок два года, то каков же… мой возраст?!»

А вольный кхмет, тем временем, продолжал вещать:

– Я купил это величайшее творение человеческой мысли на свои собственные деньги и подарил ее своему родному селу. Теперь все жители нашего села твердо следуют вашим наставлениям, и прекрасно знают, как надо бороться за чистоту наших гор, полей, лугов, лесов и… э-э-э… всего окружающего пространства! И сегодня вы, господин сияющий дан, сами увидите, насколько мы чтим ваши наставления и как точно им следуем. Наш праздник откроется возжжением очищающего огня и сгорит в нем вся нечисть, которую нам удалось поймать… э-э-э… за последнее время!

Тут он сделал многообещающую паузу и закончил:

– Прошу, господин сияющий дан, проследовать на нашу центральную площадь!

Ловким, но совершенно неожиданным для меня движением вольный кхмет Смига нахлобучил себе на голову свое ведро и быстрым шагом направился к выходу из гостиной. Мне ничего не оставалось делать, как только последовать за ним, хотя присутствовать при сожжении любых живых существ, пусть даже и нечисти, на мой взгляд не слишком-то веселое времяпровождение!

Выйдя на площадь, я увидел, что по ее периметру выстроилось, похоже, все население села. Люди толпились, прижимаясь к домам, так что между ними и черным, то ли закопченным, то ли обугленным деревом, растопырившим во все стороны свои толстые ветви, было никак не меньше двадцати-тридцати метров. Перед входом в таверну Смиги, на небольшой свободной площадке, в середине которой неподвижно стояла моя лошадка, топтались четверо почтенных селян, разодетых в доспехи, похожие на те, что были и на хозяине таверны. Увидев меня, все четверо коротко поклонились, звякнув о нагрудные пластины шлемами-ведрами, и тут же напялили свои «ведра» на головы. Вольный кхмет Смига энергично махнул рукой и в тот же момент на площади оглушающе грохнули барабаны. Четыре барабанщика, расположившихся со своими солидных размеров инструментами, били по натянутой коже огромными колотушками.

Толпа, гудевшая, как и всякая другая толпа, ровным гулом голосов, с первыми звуками барабанного боя смолкла и… напряглась. Я почувствовал это, враз возникшее, напряжение, как нечто вещественное, тяжело опустившееся сверху на собравшихся людей и заставившее их опустить головы. Барабаны продолжали грохотать, и через несколько секунд из-за угла таверны появилась довольно странная процессия. Четверо крепких парней, одетых в темную кожу – по всей видимости местные стражники, шагали, выстроившись квадратом, и каждый из них держал в руках тонкий черный шнур. Шнуры были туго натянуты и сходились в середине квадрата, образованного стражниками, их концы были обмотаны вокруг связанных запястий… двух детишек!..

Только спустя несколько мгновений, я понял, что это не дети, однако, моя ошибка была вполне объяснима. Существа, которых стража вела на привязи к черному дереву были малы ростом, не более метра, одеты в какие-то развевающиеся коричневые лохмотья, из которых торчали тонкие ручки и ножки. Их провели совсем недалеко от меня, и я увидел, что лица у них были странно плоскими, начисто лишенными переносицы. Две пары испуганных темных глаз обегали собравшуюся людскую толпу, словно не понимая куда и зачем их тащат.

Под гром барабанов первая пара стражников прошла по обеим сторонам от дерева, и скоро двое маленьких пленников оказались притянутыми шнурами к черному стволу. Стражники, продолжая удерживать шнуры туго натянутыми, пошли вокруг дерева навстречу друг другу, постепенно припутывая двух малышей к черному стволу. Очень быстро те оказались намертво привязанными к дереву, после чего стража принялась обматывать их еще и висевшей на дереве цепью.

– У нас никак не получаются настоящие путы принуждения, приходится использовать цепи… – проговорил вольный кхмет Смига, наклонившись к моему уху, – хотя мы, господин сияющий дан, точно придерживаемся ваших наставлений! Видимо молочай, что растет у нас, не слишком хорошего качества…

И словно бы услышав слова хозяина таверны, хотя это было невозможно, два пленника забились под опутывающими их шнурами и цепью, а затем один из них завопил:

– Человек Смига, ты плохой!!! Ты обманщик, мы больше не будем тебе верить, не будем у тебя работать!!!

Я мгновенно узнал голос, звучавший ночью в моей спальне. Тот самый голос, обладателя которого его товарищ назвал… Айя!

– У нас с тобой заключен договор, человек Смига, и мы его честно выполняли, а ты за это…

– Заткните им рты!!! – Рявкнул вольный кхмет, и один из стражников, схватив кричавшего малыша за горло, принялся заталкивать ему в рот клок коричневых лохмотьев.

– Кто это?! – громко спросил я не отводя взгляда от страшного дерева и привязанных к нему маленьких фигурок.

– Это два брауни, которых нам удалось изловить сегодня ночью… – быстро ответил Смига, удивленно взглянув на меня.

– Они попались нам весьма кстати, – добавил он после небольшой паузы, – мы сможем устроить для господина сияющего дана возжжение очищающего огня!..

В этот момент стражник отскочил от пленника и, замахал в воздухе рукой. Я услышал громкую ругань и понял, что Айя укусил своего мучителя. И тут же голосок маленького брауни снова зазвенел над площадью:

– Будь ты проклят, человек Смига, будь проклято твое хозяйство, твои гости и твои сливки с коврижками!!! Небесная Мать покарает тебя за твою ложь, твое коварство, твою… человечность!!!

Теперь уже два стражника пытались «заткнуть пасть» крикливому брауни.

– Эти… брауни?.. Они работали на тебя, вольный кхмет Смига?.. – Спросил я, стараясь казаться безразличным.

– Да нет, господин сияющий дан, – ответил вольный кхмет с кривоватой ухмылкой, – мы поймали их рядом с домом… Видимо они рассчитывали чем-то поживиться, но не успели. Стены в моем постоялом дворе защищены от нечисти, вот им и не удалось спрятаться!

«Врет, – тут же решил я, – эти двое наверняка работали на него, но он в угоду мне, решил их спалить!»

Стражники, между тем, уже закончили свою работу и быстро отбежали от дерева.

Барабаны смолкли. Над площадью на секунду повисла мертвая тишина, казалось самый воздух застыл в полной неподвижности, чтобы ненароком не нарушить этой тишины, а затем над людской толпой поплыл одинокий низкий заунывный стон. В первый момент я даже не понял, что это начало некоего гимна или, может быть псалма. Только когда к первому тоскливо стонущему голосу присоединился второй, звучавший несколько выше, когда два голоса стали переплетаться и к ним начали присоединяться все новые и новые голоса, подхватывающие тоскливую мелодию, я осознал, что слышу… музыку! Музыку без слов!