Текст книги "Час Черной звезды"

– Можно подумать, что у вас в Ласте кто-то чихнет, если тебя завтра прирежет многоликий, – усмехнулся Вотша.

Выжига внимательно посмотрел на него и пожал плечами.

– Ты прав, чоха не будет… И все-таки у нас на Западе изверги живут посвободнее. Во всяком случае, из деревни в город смотаться удается – стать самому себе хозяином, а на Востоке и городов-то нет!

– Это откуда ты такое взял?.. – удивился Вотша.

– Так это всем известно! – безапелляционно заявил Выжига. – На Востоке только деревни, там и князья живут в деревнях, причем не в домах, а в ямах, накрытых травой, которые они называют землянками. У них, видишь ли, деревья не растут, поэтому бревен и досок взять неоткуда, а кирпич из глины они делать не умеют! Там вообще дико живут – едят сырое мясо, огонь-то не на чем развести – дров нет, соль копают в земле – представляешь, какая это соль. Там только драться здорово умеют!.. Я ж тебя недаром восточным дикарем прозвал!

– А я действительно с Востока… – улыбнулся Вотша.

Выжига замер с недожеванным куском во рту, уставившись широко раскрытыми глазами на своего гостя. Через десяток секунд, проглотив этот кусок, он недоверчиво выдохнул:

– Да брось!

– Точно, – подтвердил Вотша, продолжая улыбаться. – Из города Край, столицы восточных волков. Большой город с огромным каменным княжеским замком…

– Слушай, – перебил его Выжига, – тогда получается, что многоликие действительно ищут тебя! В этой троице… ну, что в Ласт приехала, волк главный! И разыскивают они какого-то молодого изверга. Ловель уже дал разрешение на розыск в Ласте.

– Попробовал бы он не дать, – с горькой усмешкой прошептал Вотша.

– Слушай, Бамбарей, – быстро заговорил Выжига, но Вотша его перебил:

– Ты откуда мое имя знаешь?!

– Ну, какой это секрет, – усмехнулся конопатый. – После того как ты нас… отпустил, я Цедру послал обратно на постоялый двор, он через пять минут все, что можно было, о тебе узнал. Зовут тебя Бамбарей, приехал сегодня утром вместе с актерами дядюшки Прока! Это не секрет. Ты лучше скажи, если, конечно, можешь, что ты такого в этом самом Крае натворил, что многоликие за тобой по всему свету гоняются?!

Вотша аккуратно положил на стол недоеденный кусок хлеба, задумчиво посмотрел на Выжигу, помолчал, а затем неожиданно спросил:

– А кто третий?

– Какой – третий? – не понял конопатый.

– Третий многоликий. Ты сказал, что в Ласт приехали трое многоликих. Двое, волк и рысь, с Востока, а третий кто?..

– А-а-а… – протянул Выжига. – Третий вообще какая-то редкость, с Юга, из стаи каких-то ирбисов.

Вотша сгорбился на своем стуле и с тоской протянул:

– Юсут никак не успокоится!..

– Кто такой – Юсут?! – тут же встрепенулся Выжига.

– Княжич из стаи южных ирбисов, – все так же тоскливо ответил Вотша.

– Да что это за ирбисы такие и что они от тебя-то хотят?! – совсем уже нетерпеливо воскликнул Выжига.

– Ирбисы? – переспросил Вотша. – Ирбисы – это кошки, чуть поменьше тебя ростом с вот такими вот… – Он поднял сжатый кулак и отогнул мизинец, – …клыками!

Выжига, приоткрыв от удивления рот, посмотрел на Вотшин мизинец и протянул:

– Солидный зверюга!..

– Мой прадед, – медленно, со странным тоскливым нажимом заговорил Вотша, – был знаменитым воином из стаи восточных волков, и его тогдашний князь лишил многоличья!..

– За что?! – изумленно выдохнул Выжига.

– Не знаю… – пожал плечами Вотша. – Но когда я был совсем маленький, меня увидел брат нашего князя, Ратмир, дважды посвященный волхв.

– Волхв – это кто?! – снова перебил Вотшу конопатый.

– У вас, на Западе, их называют друидами, – ответил Вотша.

Выжига понимающе кивнул, и Вотша продолжил свой рассказ:

– Видимо, Ратмир что-то рассказал князю Всеславу обо мне, и тот взял меня в свой замок… – Он чуть помолчал и грустно добавил: – Волки ко мне хорошо относились… Дядя Скал стал моим наставником, Старый учил меня владению оружием…

– Тебя учили владеть оружием?! – воскликнул Выжига. – Зачем?!

– Да я сам попросил… – Вотша неожиданно улыбнулся. – Это так красиво!.. – Он покачал головой и продолжил свой рассказ: – Князь Всеслав приставил ко мне учителей, меня учили чтению, письму и счету… И еще… я познакомился с дочерью князя, княжной Ладой… Она меня защитила от ирбиса… от Юсута!.. – Тут он надолго задумался и вдруг все с той же тоской добавил: – А потом я защитил ее от ирбиса… От Юсута!..

– Ты защитил княжну от ирбиса?! – недоверчиво переспросил Выжига. – Да как же ты мог защитить ее от… многоликого?! Как это возможно?!

– Около года назад в Край к Всеславу приехали вожаки окрестных стай. Гуляли, пировали, а когда пришло время разъезжаться, князь решил устроить прощальный пир. А перед пиром – воинскую потеху, бой мечников. Кто-то из гостей князя предложил перед этим боем провести поединки княжичей, живших и учившихся в княжеском замке, а дамой этого турнира стала Лада. Юсут – княжич из стаи южных ирбисов был самым сильным из всех гостивших в замке княжичей и, конечно же, рассчитывал на победу. Так и вышло. Лада должна была вручить победителю награду – меч, а Юсут начал требовать, чтобы дама турнира еще и поцеловала его… Тогда княжна выставила своего бойца – меня.

– Тебя?! – в очередной раз изумился Выжига.

– Она подглядела, как я занимался со Старым и Скалом, – пожал плечами Вотша.

– И ты дрался на мечах с многоликим?! – недоверчиво спросил Выжига.

– И победил его… – заявил Вотша. – Княжна вручила мне меч и… поцеловала меня!

Целую минуту Выжига смотрел на Вотшу округлившимися от изумления глазами, а затем недоверчиво покачал головой.

– Дочь вожака стаи поцеловала извержонка?.. Ну, ты ври, да не завирайся! Такого вообще никогда не может быть!

Однако Вотша не стал доказывать Выжиге свою правоту, вместо этого он просто закончил свой рассказ:

– Отец Юсута, вожак южных ирбисов, потребовал, чтобы Всеслав отдал меня ему, потому что я вроде бы опозорил его сына. Но Всеслав решил заточить меня в подземелье своего замка… Навсегда!.. Вот тогда я и сбежал. В ту же ночь, в то время как меня уже искали…

Он помолчал несколько секунд, а затем едва слышно поинтересовался:

– Ну, и как ты считаешь, достоин я того, чтобы многоликие охотились за мной по всему Миру?!

Выжига оторвал от краюшки кусочек хлебного мякиша, покатал его между пальцами, кинул в рот, задумчиво прожевал, а потом, взглянув в глаза Вотше, ответил:

– Вполне!.. Если то, что ты рассказал, – правда!..

– А зачем мне тебе врать? – пожал плечами Вотша.

– Врать тебе действительно вроде бы незачем… – протянул Выжига и после секундной паузы поднялся с места. – Ладно, я пойду, попробую поточнее разузнать, что собираются делать многоликие, а ты здесь… отдохни. И не волнуйся, ночью я выведу тебя за городскую стену, а уж там ты сам думай.

После того как Выжига выбрался из подвала и прикрыл за собой крышку, Вотша вдруг почувствовал, что смертельно устал. И виной этому было совсем не то, что ночью он почти не спал, что ему пришлось разгружать повозку и таскать вещи труппы, – это был результат того психологического напряжения, которое обрушилось на него, когда он узнал, что его разыскивают многоликие. Он улегся на кровать, не сомневаясь, что заснуть ему не удастся, но… заснул, почти сразу и беспробудно, словно его сознание рухнуло в бездонную черную яму. Он не видел снов, не ощущал окружающего мира, он для этого мира почти умер!

Вернувшийся к вечеру Выжига долго тряс Вотшу за плечо, пока тот не вынырнул из беспробудного сна и не разлепил веки. Увидев, что его гость наконец-то проснулся, конопатый воришка отошел к столу и с уважением проговорил:

– Ну, у тебя и нервы!.. Если бы меня разыскивали трое многоликих, я бы глаз не мог сомкнуть, а ты дрыхнешь, словно это не твои проблемы.

– Ты лучше скажи, – перебил его Вотша, садясь на постели, – удалось ли тебе узнать еще что-нибудь о тех трех многоликих?

– Значит, так, – начал рассказывать Выжига, присаживаясь за стол, – они действительно ищут молодого изверга, грамотного, знающего наречия нескольких, в том числе и западных, стай. Вот только ищут они его без… злости, без остервенения… Доброжелательно ищут…

– Что значит – доброжелательно? – не понял Вотша.

– То и значит, что если они его найдут, зарежут не сразу, – усмехнулся Выжига. – А может быть, и совсем резать не будут. Так что ты, Бамбарей, подумай, может быть, тебе просто сдаться?..

Вотша отрицательно покачал головой и раздумчиво ответил:

– Нет, Выжига, добра мне от многоликих ждать не приходится, особенно от южных ирбисов. Либо прикончат, либо в подземелье бросят.

– Смотри, – пожал плечами Выжига, – дело твое…

– Какое время на дворе? – спросил Вотша.

Конопатый почесал нос и подмигнул своему гостю:

– Скоро отправимся, час Вепря кончается!

– Та-а-а-к!.. – протянул Вотша. – Я тебе не говорил… Прежде чем уходить из города, мне надо наведаться на постоялый двор…

– Зачем?! – насторожился Выжига.

– Забрать кое-что…

– Откуда забрать?! – еще больше насторожился Выжига.

– Меч у меня под дном нашей повозки спрятан! – после секундной паузы признался Вотша. – Тот самый, что мне после победы над Юсутом Лада вручила!

Выжига присвистнул, а затем проговорил с легким упреком:

– Что ж ты мне раньше-то не сказал, я бы его днем вытащил и сюда принес!

– Да?.. – усмехнулся Вотша. – И как бы ты с такой вещью через город шел?!

– А это не твое дело! – усмехнулся в ответ Выжига. – Я и не такие… вещи через весь город таскал.

Вотша почесал затылок и, почти извиняясь, проговорил:

– Может, ты и прав, да только сейчас что об этом толковать.

Выжига согласно кивнул и сосредоточенно спросил:

– Есть будешь?

Вотша отрицательно помотал головой:

– Дела надо делать натощак.

И снова Выжига одобрительно кивнул.

– Тогда пошли?..

– Пошли!

Они выбрались из подвала, пересекли сарай и вышли во двор, в ночь, в темень часа Волчьей звезды.

Выжига вел Вотшу совсем не тем путем, каким его привел к воровскому притону маленький оборвыш. Они бесшумно скользили меж стен спящих домов, узкими кривыми переулками, превращавшимися порой в странные, страшные, слепые щели, погруженные в вечную, неизбывную темень! И когда Вотша уже совсем потерял способность определить направление движения, Выжига вдруг остановился и, взяв его за руку, зашептал:

– За этим забором тот самый двор, где ты нас с Цедрой повязал. – Вотша не видел никакого забора в накрывшей их кромешной тьме, но не перебивал своего проводника. – Заберешь свой меч и сразу обратно, нам надо успеть уйти из города до смены караула на стенах.

Вотша машинально кивнул, хотя понимал, что его кивка никто не увидит.

Между тем Выжига отпустил его руку, чуть слышно покряхтел, и вдруг перед Вотшей открылась неширокая светлая щель.

– Давай! – скомандовал конопатый вор.

Вотша быстро протиснулся в эту щель и огляделся. Он находился рядом с новой конюшней постоялого двора «У трех ослов». Двор, после тех проулков, которыми прошел Вотша, казался ярко освещенным. Находившаяся в последней четверти луна и усыпанное звездами небо заливали его мягким, чуть туманным светом, словно приглашая Вотшу прогуляться через двор к стоявшему в противоположном углу сараю, где стояла повозка труппы, волы и лошадь дядюшки Прока. Однако Вотша двинулся в обход, прячась в тени высокого забора и оглядывая пустой притихший двор, обставленный темными стенами спящих строений. И только одно окно светилось в этом дворе – крайнее справа в первом этаже главного трехэтажного здания.

Через пять минут Вотша оказался в небольшом ветхом сарае, отведенном хозяином постоялого двора, достопочтенным Морлом для животных и повозки бродячей труппы. Нырнув под повозку, Вотша протянул руку к крышке потайного ящичка и… похолодел – крышка была открыта, а внутри ящика было пусто! Меч исчез!!!

Минуту он лежал навзничь совершенно неподвижно, и в его голове было пусто, а в груди холодно и горько. А затем сознание его прояснилось. Он выполз из-под повозки и, усевшись рядом с ней на соломе, задумался.

«Меч пропал! О том, где он был спрятан, знали только дядюшка Прок и Эрих, – но думать, что взял клинок кто-то из них, не хотелось. – Можно было бы, конечно, пробраться к дядюшке Проку и спросить, но времени на это не было – за забором его ждал Выжига, и если он не воспользуется его помощью, то завтра наверняка будет в руках многоликих, которые охотятся за ним. Учитывая, что среди них есть южный ирбис, он, скорее всего, не доедет до Края! Значит, надо уходить из города, притаиться где-нибудь поблизости и, после того как многоликие обыщут Ласт и уедут, снова вернуться в труппу и расспросить дядюшку Прока… Может быть, он просто перепрятал опасную для всех них вещь!..»

Эта мысль взбодрила Вотшу – ну, конечно, дядюшка Прок, зная, что Вотшу ищут многоликие, просто перепрятал меч – вещь невозможную для извергов! Так что надо уходить из города.

Вотша вскочил на ноги и осторожно двинулся к выходу из сарая.

Времени, после того как он проник в сарай, прошло совсем немного, однако ночное небо сильно изменилось. Ущербная луна склонилась к горизонту, а над противоположным краем земли встала оранжевая искра Волчьей звезды.

Вотша нырнул в тень, отбрасываемую забором, проскользнул вдоль него к зданию новой конюшни и снова оглядел освещенный звездами двор. Его взгляд остановился на светящемся прямоугольнике окна. И вдруг ему стало интересно: кто не спит в такой поздний час, чем это можно сейчас заниматься? Он секунду помедлил, а затем снова вернулся к старой сараюшке, где стояла актерская повозка, и оттуда перебежал к стене постоялого двора. Обогнув угол дома, он оказался совсем рядом со светящимся окном. Через секунду он поднырнул под него, перевел дух, а затем, осторожно выпрямившись, заглянул в светлый прямоугольник… И остолбенел!

Его глазам открылась жуткая картина.

В небольшой комнате практически не было мебели, только под самым окном стоял старый обшарпанный столик. На этом столике лежала маленькая Элио. Девочка была обнажена, а ее раскинутые руки и ноги удерживались петлями ремня, протянутого под столешницей. На край того же стола, рядом с Элио, спиной к окну присел темноволосый мужчина, правое запястье которого охватывала кожаная петля рукоятки тяжелой длинной плети. В правом дальнем углу комнаты валялось окровавленное, истерзанное тело, в котором Вотша с трудом узнал Эриха, а рядом с ним, привалясь к стене и опустив голову на грудь, сидел обнаженный до пояса дядюшка Прок. В левом углу, прижавшись друг к дружке, с расширенными от ужаса глазами сидели Вероза и тетушка Мармела. От стены к стене, между столиком и актерами, скаля клыки и посверкивая желтыми глазами, прохаживался здоровенный, дымчато-серый с темными пятнами зверь, в котором Вотша сразу узнал ирбиса. В комнате звучал спокойный, размеренный мужской голос, но Вотша, пораженный увиденным, не сразу сообразил, что говорит сидящий рядом с Элио многоликий. Однако постепенно смысл этой речи стал доходить до него:

– … не встречал настолько тупых извергов!.. Вы посмотрите на своего бывшего товарища и подумайте, что вас ожидает! Ведь ты, старик, не выдержишь и пяти ударов моей плети, что касается твоих извергинь, твое воображение должно подсказать тебе, что мы с ними сделаем, если ты не ответишь на наши вопросы! Итак, повторяю их: откуда у вас вот это?.. – многоликий поднял над головой левую руку, и Вотша увидел зажатый в ней меч – его меч! – И куда подевался еще один ваш приятель, тот, которого называют Бамбарей?

Многоликий сделал короткую паузу, а затем взревел:

– Говори, старик!!!

Дядюшка Прок тяжело поднял голову, и Вотша увидел, что лицо у старого актера разбито. Пожевав распухшими, окровавленными губами, старик натужно проговорил:

– Господин, мы не знаем, откуда взялся этот меч… А Бамбарей ушел утром в город, собирать зрителей на завтрашнее представление… И не вернулся. Мы не знаем, куда он подевался…

Ирбис остановился напротив говорившего актера и, снова оскалив желтоватые клыки, начал бить себя по бокам длинным хвостом. Затем, повернув голову к сидящему на столе многоликому, он нечленораздельно прорычал:

– Отдай его мне!

– Подожди, – недовольно отозвался многоликий и вновь обратился к дядюшке Проку: – Ты снова не понял, старик… Но я попробую объяснить тебе еще раз.

Он коротко взмахнул правой рукой, раздался короткий, резкий хлопок, и поперек обнаженной груди старого актера вздулся кровавый рубец!

Многоликий подождал несколько секунд, а потом прежним, спокойным тоном поинтересовался:

– Ну а теперь ты понял? Так откуда у вас такой меч и где ваш Бамбарей?..

И тут взвизгнула тетушка Мармела:

– Господин, за что вы его бьете?! Если бы мы знали то, что вы спрашиваете, разве мы смогли бы скрыть это от вас?! Мы все рассказали бы!!! Но мы действительно не знаем, где сейчас находится Бамбарей и откуда под нашей повозкой взялся этот проклятый меч!!!

Многоликий медленно повернул голову в сторону сидящих на полу женщин и медленно произнес:

– Разве я с тобой разговариваю, извергиня?.. Или ты разучилась с почтением относиться к многогранным?! Закрой свой рот и молчи, иначе я накажу тебя!

Он снова повернулся к Проку, долго смотрел на него, а затем с сожалением произнес:

– Ты действительно очень глуп, старик… Ну что ж, если у тебя не хватает ума оценить свое положение, то, может быть, у тебя хватит чувства, чтобы оценить положение своих извергинь?.. – Он встал со стола и, подойдя ближе к дядюшке Проку, склонился нал ним. – Ты никогда не видел, старик, как снежный барс разделывается со своей жертвой?

Старый актер снова вскинул голову, взглянул в лицо многоликому, и ужас застыл в его глазах.

– Вижу, что не видел, но… догадываешься. Значит, воображение у тебя есть… Так и должно быть, ведь ты – актер! Но я помогу твоему воображению. Как правило, ирбис рвет своей жертве горло и мгновенно убивает ее. Но так бывает только тогда, когда он голоден… А мой друг сейчас вполне сыт, так что он захочет поиграть с ней. Он порвет ей живот и станет лизать теплые, трепещущие внутренности… – Многоликий выпрямился и, продолжая говорить, неторопливо двинулся вдоль стены, рассматривая прижавшихся друг к другу извергинь. – А жертва еще жива, она чувствует на своих кишках горячий язык, чувствует прикосновение клыков, ее щекочут усы… И она ждет!.. Ждет конца, но конца нет… долго нет!.. Затем ирбис начнет жевать кишки жертвы, наслаждаясь ее конвульсиями, все глубже погружаясь в ее утробу, и наконец вырвет ей печень!

Многоликий отошел от актрис и, вернувшись к столику, снова обратился к дядюшке Проку:

– А знаешь, старик, кто станет первой жертвой снежного барса? – Он медленно поднял правую руку и положил ее на голенькое тельце девочки. – Ты готов отдать ее ирбису?!

Старый актер уронил голову на грудь, и из его груди вырвался хриплый стон.

И в этот момент с Вотши словно спало некое оцепенение, с которым он наблюдал за происходящим в комнате и слушал многоликого. Юноша вскинул руку и ударил кулаком в стекло.

Многоликий мгновенно обернулся на звон разбитого окна, вскидывая руку с плетью, но выкрик Вотшы опередил его удар:

– Не надо мучить ни в чем не повинных людей, господин!!! Я здесь!!! И меч этот мой, я его под повозку спрятал!!!

Многоликий опустил руку, его круглое, с коротким курносым носом лицо расплылось в довольной улыбке.

– И прекрасно, что ты здесь, Бамбарей… – Голос многоликого оставался все таким же спокойным. – Настолько прекрасно, что, хотя это и не в моих правилах, я оставлю этих извергов в живых. А вот ты пойдешь со мной!

– И со мной!.. – прорычал ирбис, и в этом рыке совсем не было того спокойствия, которое присутствовало в голосе многоликого.

– И с моим другом… – подтвердил многоликий.

«А где же волк?! – мелькнуло в этот момент в голове Вотши. – Ведь их должно быть трое, и один из них восточный волк!»

Но вслух он этого вопроса не задал. Вместо этого он поклонился и проговорил:

– Я готов, господин.

Снежный барс выпрыгнул через окно, а спустя минуту и второй многоликий вышел во двор.

– Пошли! – коротко приказал он, однако Вотша, прежде чем выполнить этот приказ, крикнул в окно:

– Прощайте!..

Но ответом ему было молчание.

Вотша шел по ночному городу, справа от него спокойно шагал человек, слева бесшумно крался ирбис. Человек шел молча, можно было подумать, что он задумался о чем-то важном и пленник совершенно не интересует его. Ирбис что-то ворчал, временами ощеривая клыки и кося на Вотшу желтым глазом, но тот не прислушивался к этому ворчанию, его не пугали косые взгляды. Голова юноши была занята совсем другим – он вспоминал лежавшую на столе Элио, тетушку Мармелу и Верозу, дядюшку Прока и Эриха, он думал, смогут ли они когда-нибудь простить ему его невольную вину. Ведь это он был виноват в том, что им пришлось испытать, пережить… Только спустя несколько минут он понял, что крадущийся слева снежный барс ворчит не просто так, что он говорит для него, для изверга:

– …очень долго, почти год. Мы искали тебя по всему Миру, и никто не желал нам помочь! И вот теперь мы тебя нашли, теперь ты наш! Теперь ты ответишь за все!!! Не надейся, мы не отдадим тебя Всеславу, мы не позволим тебе скрыться в подземельях крайского замка, жить там в свое удовольствие! Ты пойдешь в наши горы, ты узнаешь, как мы учим наших извергов повиновению… почтению… смирению! Княжич Юсут сам займется твоим воспитанием!.. И не думай, что тебе дадут быстро умереть, нет, ты проживешь долго, вот только жизнью это назвать будет трудно!..

Вотша хорошо представлял себе, какое воспитание пройдет он в горах у южных ирбисов, и холодок ужаса пробежал по его груди. Но в следующее мгновение он вдруг понял, что не верит ворчанию ирбиса – среди тех, кто его разыскивал, был восточный волк, значит, за этими поисками стоит князь Всеслав, а Всеслав не отдаст свою добычу!

И словно отвечая на мысли Вотши, многоликий, шагавший справа, вдруг негромко бросил:

– Замолчи, Ават!

Ирбис бросил еще один косой взгляд, но теперь уже на своего товарища, и неожиданно отчетливо спросил:

– Почему я должен молчать?!

– Потому что я не хочу держать ответ перед князьями, если изверг помрет от страха! – И чуть помолчав, многоликий из стаи восточных рысей добавил: – Тебе, кстати, тоже от ответа не уйти, так что если ты не замолчишь, запросто сам можешь стать извергом!

Ирбис шумно фыркнул, но ворчание прекратил. Остаток пути они проделали в полном молчании.

Вотшу привели к трехэтажному деревянному зданию, но в само здание вошли не через центральный вход – высокие двустворчатые двери с красивыми блестящими ручками, а через боковой! Многоликий коротко, но требовательно постучал, выкрашенная темной краской дверь распахнулась и пропустила их на небольшую, лишенную перил лестничную площадку, охраняемую городским стражником. Увидев Вотшу в сопровождении многоликих, стражник довольно воскликнул: – Поймали!.. – но получил в ответ такой взгляд ирбиса, что тут же замолчал и вытянулся в струнку.

Многоликий снял со стены один из двух горевших факелов и начал спускаться вниз. Вотша без приглашения последовал за ним, а последним на лестницу ступил ирбис. Миновав два пролета, они оказались в недлинном узком коридоре, в конце которого виднелась дверь. Многоликий отодвинул наружный засов и, открыв дверь, кивнул Вотше:

– Побудешь до отъезда здесь…

Вотша молча переступил порог и в колеблющемся свете факела увидел совсем небольшую комнату. У противоположной стены, на грубо сколоченных нарах, была устроена постель, в левом углу находился небольшой стол и табурет, в противоположном углу на невысокой скамейке стоял глиняный тазик и кувшин для воды. Окон в комнате, естественно, не было.

– Проходи-проходи, – поторопили его сзади, и, когда он сделал еще один шаг вперед, дверь за ним захлопнулась.

Вотша ощупью добрался до постели и присел на нее.

«Побудешь здесь до отъезда… – всплыла в его голове последняя фраза многоликого, и тут же возник вопрос: – А когда мы отъезжаем?.. – И сразу же еще один: – И где сейчас находится волк, наверняка возглавлявший эту разыскивавшую его группу?! Может быть, отъезд задерживается из-за того, что волк зачем-то уехал из Ласта?!»

На Вотшу навалилась апатия. В конце концов, было совершенно не важно, почему волк отсутствует, где находится и когда вернется. Он попался, а значит, все кончено, его жизнь с этого дня превратится либо в бессрочное заточение в подземельях крайского замка, либо в ад в стае ирбисов!

Он улегся на постель и уставился невидящими глазами в скрытый тьмой потолок. Мысли ушли из его головы, мозг сковало бездумьем. Так он и лежал, не засыпая, не считая времени, не думая ни о чем! Порой ему казалось, что в беззвучной темноте, распахнутой перед его глазами, проплывают странные, бесформенные сгустки, что они внимательно разглядывают его, словно прикидывая, годится ли он на роль жертвы. Порой темнота становилась бархатной, убаюкивающей, в ее глубине чудилась едва слышная, ласковая мелодия странной, неземной музыки. Порой…

И вдруг в комнате вспыхнул факел!

Это было настолько неожиданно, настолько… противоестественно, что Вотша едва сдержал крик. Он мгновенно сел и, сощурив глаза, уставился на дымное, пляшущее пламя, осветившее его убогую темницу. А когда глаза привыкли к свету, до него дошло, что на самом деле пламя совсем и не яркое, что оно едва-едва справляется с царящим в комнате мраком и все-таки позволяет рассмотреть стены и потолок. Этим он и занялся.

Стены комнаты были сложены из плохо отесанных камней разного размера. Эти камни не слишком плотно прилегали друг к другу, и потому швы между ними были разной толщины. Вотша поднялся на ноги и подошел к углу, в котором стоял столик с табуретом. Именно в этом месте камни, составляющие стену, были очень большого размера, а швы необыкновенно широкие, так что пришлось даже заполнять их каменной крошкой. Он медленно провел пальцами по стене – они были холодны и чуть влажны, а известь, заполнявшая швы, размякла и продавливалась под пальцами.

«Если бы у меня был хоть какой-то инструмент, можно было бы попробовать выковырнуть один из этих камней и посмотреть, что там, за этой стеной», – подумал Вотша. И в этот момент за дверью послышалась возня, и она распахнулась.

В комнату заглянул тот самый стражник, который радовался, что Вотшу поймали. Он хмуро посмотрел на пленника, оглядел всю комнату, а затем громко спросил:

– Завтракать будешь?!

– Конечно… господин, – немедленно отозвался молодой изверг.

Стражник, видимо, уловил небольшую заминку перед словом «господин» и посмотрел на Вотшу с подозрением, словно желая понять, не было ли это насмешкой. Но парень глядел открыто и без улыбки.

– Конешно!.. – передразнил он Вотшу. – Совсем и не конешно! Многие, попадая сюда, лишаются аппетита!

Он, не поворачиваясь, протянул руку вбок, а затем подал Вотше плоское блюдо, на котором находились миска с дымящимся варевом, кусок хлеба, ложка и кружка.

– Вот твой завтрак, изверг!

Вотша быстро подошел, взял из рук стражника блюдо и с поклоном произнес:

– Благодарю вас, господин!

Стражник хмыкнул, шагнул назад и закрыл дверь.

Вотша присел к столу, понюхал пар, поднимающийся над миской, а затем принялся аккуратно есть. Прикончив жидкую кашу и хлеб, он потянулся к кружке, но, едва понюхав, отставил – пиво он не пил.

Этот день для молодого изверга стал самым длинным и тягостным. Безделье и вынужденная неподвижность угнетали его, а когда он представил себе, что всю оставшуюся жизнь ему придется провести в подземелье, стали совершенно невыносимыми. Ужин он не смог съесть, и когда стражник увидел нетронутую миску и хлеб, он довольно ухмыльнулся:

– Безделье и неподвижность – лучшие пытки для извергов!

А затем погас факел, и только тогда Вотша удивился – этот странный факел горел весь день, и его ни разу не меняли!

Снова воцарилась эта страшная беззвучная темнота, и на этот раз она была гораздо более тягостна, чем в первую ночь. Она словно говорила Вотше: «Вот что тебя ждет из ночи в ночь – темнота без сна, без мысли, без… надежды!» Она выматывала силы, иссушала мозг, до предела напрягала нервы. Она рождала странные, страшные видения – ухмыляющиеся, глумящиеся рожи, пляшущие цветные пятна, складывающиеся в дикие, абсурдные картины! Несколько раз Вотша поднимался с постели, пытаясь собственными движениями хотя бы немного отодвинуть наваливающуюся на него глухую темноту, но и эти его движения получались какими-то вялыми, немощными… Он пытался говорить, петь, но голос глох в давившей его беззвучной темноте!

Он устал бороться с этой темнотой и с самим собою, он готов был на все, чтобы наконец с треском зажегся факел, со скрипом открылась дверь, чтобы в комнату вошел стражник…

И в тот момент, когда он дошел, казалось бы, до крайнего напряжения, когда силы его уже совершенно истощились, он вдруг услышал звук!.. Едва слышный шорох. Он шел ниоткуда и почти сразу же стих, но Вотша почему-то был уверен, что это не порождение темноты, не обман слуха, не выверты его собственного мозга, начинающего бороться с темным беззвучием при помощи галлюцинаций!

Он приподнялся на своем жестком ложе и замер. Секунды текли медленно, вяло, и шорох не повторялся. Голова Вотши осторожно опустилась на плоский подголовник, и в этот момент шорох раздался снова, а затем он перешел в короткий стук и скрип. Вотша снова поднял голову и увидел, что в углу комнаты, позади столика, вдруг прорезалась тонкая чуть светящаяся полоска!

Вотша вскочил на ноги, пристально всматриваясь в эту полоску, и услышал тихий шепот:

– Эй… дикарь… ты здесь?..

Дикарем его мог назвать только один человек, но каким образом он оказался здесь, в подземелье?!

Вотша хотел ответить, но это у него получилось далеко не сразу. И все-таки через пару секунд он смог выдавить шепот из своего перехваченного судорогой горла:

– Здесь!.. Я здесь!

– Отлично! – донеслось в ответ из угла. – Давай выбираться отсюда!

Выбираться?!

Он не мог поверить в услышанное. Осторожно спустив ноги на пол, он встал и неверной походкой отправился в угол, к едва заметной, но такой яркой полоске света. Оказавшись рядом, он наклонился и проговорил в эту самую полоску:

– Как… выбираться?..

– А вот так… – ответили ему шепотом из-за стены, и в следующий момент один из самых больших камней со слабым скрежетом повернулся и вывалился из стены наружу, в открывшийся лаз, в освещенную маленьким фонарем нору. И из этой норы на Вотшу смотрела улыбающаяся, конопатая физиономия Выжиги!

– Пролезай! – шепотом приказал вор. – Я поставлю камень на место!

Вотша осторожно пролез в лаз, прополз мимо прижавшегося к стене норы Выжиги и сел на землю. Конопатый воришка встал на колени, приподнял камень за укрепленные на его обратной стороне скобы и осторожно вложил его на прежнее место. Затем он задвинул тяжелый деревянный брус, удерживавший камень в кладке, и обернулся. Увидев, что Вотша наблюдает за ним, он нахмурился и прошипел: