Текст книги "Я и Ю, или Все хорошие девушки уже замужем"

– И опять все очень удобно и складно у тебя выходит! – воскликнул я. – Сейчас ты скажешь, что это вообще биологическое свойство всех эфирцев – быть наполовину компьютером, роботом или… не знаю, как еще у вас там это все называют…

– Ты сейчас весьма близок к истине, – заметила Ю. – Действительно, это все каким-то образом наши биологические свойства. Но только привносимые извне. Специальная, как это по-вашему сказать, обработка, что ли, каждого младенца…

– Ну-ну, генная инженерия, – кивнул я уже с меньшим скепсисом.

– Что-то типа того, – пошевелила пальцами Ю. – Так мне ждать от тебя статьи?

Но я продолжал стоять на своем:

– Из-за такой статьи у меня могут быть неприятности.

– Уволят тебя, что ли? – недоверчиво посмотрела на меня Ю.

– Не исключено.

– Но тебе же дали это задание!

– Да нет, я сам вызвался. Просто проверить. И теперь, когда я знаю, что это связано с тобой, я не хочу об этом писать. Тем более в редакции я уже сказал, что это все чушь и писать тут не о чем.

– Очень мило с твоей стороны, – обиженно сказала Ю.

Я уже хотел было согласиться, но мы подходили к моему подъезду – и я решил продолжить этот разговор дома.

Однако дома мы продолжали соблюдать правило относительно запрета всяческих «рабочих» разговоров. И Ю была так же бесконечно мила, прелестна, сексуальна и отзывчива, как всегда, ни единым жестом или словом не намекнув, что она мной хоть в чем-то недовольна.

«Ладно, – подумал я, когда через несколько часов мы с Ю по традиции пошли обратно до ее дома, – если она снова об этом заговорит, я сразу соглашусь».

Но она не заговорила, и я тоже не стал возвращаться к этой теме.

037

Утром я включил телевизор, пока собирался на работу. Телевидение я не смотрел, а только изредка слушал в фоновом режиме, да и то лишь те каналы, где круглосуточно крутили старое кино.

В этот день на одном из таких каналов показывали «Девять дней одного года». Этот фильм я смотрел когда-то давно, чуть ли не в детстве, и не помнил из него почти ничего. Но сейчас я включил на сцене, которая сразу привлекла мое внимание, – я даже сделал погромче.

На экране молодой черно-белый Козаков стоял с бокалом в руке и разглагольствовал на космические темы: «Может быть, еще наш современник вырвется за пределы Солнечной системы и устремится в глубины Галактики».

Эта реплика вызывает протесты со стороны других присутствующих – Баталова, Никулина (не Юрия, а Валентина) и особенно Евстигнеева. «Размер нашей Галактики – сто тысяч световых лет», – принимается поучать последний. Затем он интересуется у Козакова, как глубоко тот намерен забраться в эту самую Галактику. «Пятьсот световых лет», – бросает Козаков. Дальше кто-то резонно шутит, что столько не живут и что при полете при скорости, близкой к скорости света, пассажиры попросту распадутся на элементарные частицы. Скрупулезный Евстигнеев же принимается что-то высчитывать по бумажке – и в конце концов провозглашает: «Для облета части Галактики в разумный для человеческой жизни срок вам десять в двадцать второй степени тонн самого современного экстрагорячего. Справка: наша планета весит несколько меньше».

Я погасил телик – и вышел на улицу. Настроение после кинокуска советской жизни было немного подавленное, хотя обычно бывало наоборот.

Я вновь задумался о побасенках Ю, хотя дал себе слово думать только о ней, а не о ее фантастическом, так сказать, дискурсе. Но, как известно, усилием воли нельзя заставить себя не думать о чем-то. И на сей раз я решил попытаться не насиловать себя, а, выражаясь языком пошляков, расслабиться и получиться удовольствие. Удовольствие, правда, было ниже среднего – и как только я предался этим мыслям, мне все больше становилось не по себе.

Как ловко она все-таки придумала с этим другим измерением! Видимо, что-то понимает и в астрономии и так далее. Да еще б не понимала – она ведь умная. Да, очень умная – уже хотя бы потому, что надо быть семи пядей во лбу, чтобы изобрести такой розыгрыш и так долго его поддерживать.

Впрочем, розыгрыш ли?.. Нет-нет, об этом лучше и не заикаться – даже с самим собой. Я не поддамся. Я могу сделать вид, что поверил, и даже очень убедительный вид – и ради Ю я сделаю это, не моргнув глазом. То есть, понятно, не ради нее, а ради того, чтобы быть с ней. Но пытаться искренне поверить – это все равно что… Все равно как если бы я влюбился в очень религиозную девушку и принял бы ее религию по этой причине. Хотя это перебор, разумеется. Нет, я бы на такое не пошел. Потому что – а если такая девушка оказалась бы сектанткой? Я бы и в секту, что ли, вступил? Нет, истово верующая девушка мне вряд ли бы понравилась… Хотя в таких вещах лучше не зарекаться. Если бы мне еще месяц назад сказали, что я полюблю барышню, которая считает себя инопланетянкой, я бы очень долго смеялся…

Но в том-то и штука, что Ю слишком умна и нормальна, чтобы быть сумасшедшей. Нет, тут только два варианта: либо она разыгрывает, либо… Либо – что? Либо с другой планеты, из другого измерения? Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Однако чеховский герой, которого обессмертила эта фраза, заблуждался. Может, и я заблуждаюсь?..

Честно говоря, в глубине души мне бы очень хотелось, чтобы все слова Ю оказались абсолютной правдой. Не потому, что мне приятно было бы узнать на существование внеземного разума, – плевать мне, честно говоря, на эту проблему. Но мне более чем небезразлична Ю – и, конечно, ее отношение ко мне. И если в конце концов окажется, что все это и впрямь было затянувшимся розыгрышем, издевательским фарсом, то… то… то я не знаю, что со мной будет. Я сойду с ума или умру от горя, обиды, от такой жестокой игры с моими чувствами…

К счастью, я уже подходил к редакции, где смог оперативно отвлечься от всех этих бесплодных и тяжелых размышлений.

А вечером того же дня случилось такое, что проблемы, мучавшие меня утром, показались совершенно незначительными и пустяковыми.

038

В течение дня настроение у меня понемногу улучшалось, ибо каждая прошедшая минута приближала вечернюю встречу с Ю.

А в конце концов мне еще удалось вырваться из редакции раньше, чем я рассчитывал. Я позвонил Ю, сказал, что зайду за ней буквально через четверть часа, она была очень рада этому – и на всех парусах я полетел к ее дому.

И вот мы уже снова идем по улице и мило разговариваем. Хотя до моей квартиры еще далеко, и табу, наложенное нами на определенные разговоры (их можно назвать «серьезными», а то и «неприятными», учитывая, какие мучительный осадок подчас после них остается), не действует, мы почему-то говорим исключительно о посторонних пустяках. Что меня очень радует.

По мере приближения к моменту, когда мы с Ю наконец снова останемся одни в пустой квартире, возбуждение мое растет – и я, не боясь выглядеть пошлым, с придыханием произношу:

– Очень тебя хочу. Весь день только об этом и думаю.

Ю выглядит польщенной и смеется. Но все-таки отвечает примерно такой репликой, какую я от нее и ожидал:

– Об этом – или все-таки обо мне?

Как приятно предугадывать слова возлюбленной! Тем более что заранее можно придумать подходящий ответ. Вот и я отвечаю Ю той фразой, которую она, вероятно, тоже предугадала:

– В первую очередь – о тебе. А об этом я вообще отныне думаю только в связи с тобой. Ты и это для меня теперь неразрывны. Это без тебя меня больше не интересует…

Ю снова смеется, и я жду, что она теперь скажет что-нибудь вроде: «Вот уж для меня ты и это точно неразрывны, ведь ни с кем другим я этим не занималась». И хотя поверить в такое мне по-прежнему еще сложнее, чем в ее инопланетное происхождение, я знаю, что подобные слова меня очень обрадуют…

Однако Ю не успевает произнести ни эти, ни какие-либо другие слова. Рядом с нами резко тормозит машина, из нее немедленно выскакивают какие-то типы – все в черном и в масках с прорезями для глаз. Я инстинктивно загораживаю Ю, чтобы принять удар на себя или подождать, пока черные типы не сделают свое черное дело по отношению к тому, кто их интересует. В то, что их могут заинтересовать мы с Ю, я надеюсь до последнего.

Но это «последнее» наступает через секунду. Типы подскакивают к нам – двое заламывают мне руки, еще двое зажимают рот Ю и тащат ее в машину. Я изворачиваюсь и поношу этих ублюдков словами, которых сам от себя не ожидал, но все тщетно. Ю уже в машине. Те, кто заломил мне руки, с силой толкают меня на землю – и когда я вскакиваю на ноги, за всеми четверыми уже захлопываются дверцы. Пятая, оказавшаяся в машине, – Ю. Впрочем, в машине, возможно оставался еще водитель – я не успел этого заметить.

Я совсем не разбираюсь в тачках, так что не могу опознать ни модель, ни марку. Просто черное авто. Ну и довольно крупное – шесть человек там разместятся запросто.

Зато я, конечно, успеваю прочитать номер, после чего достаю телефон и сразу же его там сохраняю, чтобы, чего доброго, он вдруг не вылетел у меня из головы.

Теперь можно – и нужно! – звонить и в полицию. Еще ни разу в жизни мне не приходилось этого делать, и пока я ищу нужный номер в «Контактах», раздается звонок от незнакомого абонента.

– Але! – истошно ору я в трубку.

– Тише, тише! – шипят мне на другом конце. – Короче, слушай сюда. Как говорят в таких случаях, твоя девка у нас. Только не вздумай идти в полицию и вообще кому-то об этом рассказывать. Иначе ей будет худо…

– Что вы хотите? – хриплю я в трубку, чувствуя, что «худо» уже происходит – по крайней мере со мной.

– Сейчас на твой и-мейл придет письмо. Жди. Кстати, не болтайся по улицам, а иди домой. Как подойдешь, письмо уже как раз будет в ящике. Дома все это спокойно и обдумаешь. Выполняй.

Говоривший отключился. В любой другой ситуации уже один этот приказной тон внушил бы мне только желание поступить наперекор. Но тут я вынужден был подчиниться – и не просто побежал, а опять-таки полетел, как за полчаса до этого летел к Ю. Только сопутствующая полету эмоция сменилась на противоположную – космическое упоение уступило место вселенскому ужасу.

039

Уже когда я переступал порог своей квартиры, на телефон пришло уведомление о новом письме. Не раздеваясь и не заперев дверь, я лихорадочно вытащил телефон и полез в почту.

Письмо «без темы» и отправленное явно с фейкового адреса гласило:

«Если хочешь вновь увидеть кое-кого, опубликуй в ближайшем номере газеты этот материал (см. прикрепленный файл) за своей подписью».

Я немедленно открыл этот самый текстовый файл под названием «Doc1». Вот его содержание:

Я встретил девушку

Я встретил девушку. Ее зовут Ю. Она прибыла к нам на Землю с планеты Эфир, которая находится в другом измерении. Она сама рассказала мне об этом, и ее слова подтверждаются следующим фактом:

В минувшую субботу жители одного из дворов района Звездный наблюдали загадочное явление. В небе возник аппарат для перемещения из одного измерения в другое. Аппарат можно было наблюдать в течение лишь нескольких секунд. Немногочисленные свидетели-земляне приняли его за летающую тарелку – расхожий на нашей планете символ инопланетного космического корабля. В чем-то они были недалеки от истины, хотя аппарат для перемещения из одного измерения в другое совсем не походит ни на какую тарелку.

Если жителям района Звездный повезло наблюдать такое явление, то мне повезло еще больше, так как я познакомился и подружился с Ю.

Ю выглядит совсем как земная девушка, поскольку планету Эфир населяет фактически тот же разумный вид, что и нашу планету (у нас он называется гомо сапиенс).

Благодаря вдумчивому изучению земных нравов Ю и ведет себя совершенно по-земному, что позволяет ей никак не выделяться из общей массы земных людей.

В данный момент Ю продолжает заниматься научной работой на означенную тему. Пожелаем же инопланетной гостье успехов в ее похвальном начинании!

Я прочел это все без всякого скепсиса. У меня не вызвала ни малейшего недоумения просьба похитителей напечатать эту галиматью. Я думал лишь о том, что следующий номер газеты выходит послезавтра – и, стало быть, завтра нужно во что бы то ни стало разместить присланный текст на любой из полос. К счастью, похитители не указали, где именно надлежит опубликовать эту их «заметку». Напечатать ее на первой полосе было бы затруднительно, а на какой-нибудь из последних полос, где-нибудь там в «подвале», еще может получиться…

То есть что значит «еще может»? Я обязан это сделать, не считаясь со способами достижения данной цели! И если для этого мне потребуется захватить в заложники всю редакцию, я это сделаю.

Конечно, хочется надеяться, что к крайним мерам прибегать не придется. Наш редактор – человек своеобразный, и он вполне может пойти мне навстречу. Он же вечно рассуждает о нехватке «оживляжа» – ну так вот ему: пусть радуется. И в пресловутом Звездном я побывал по его просьбе. В общем, никаких проблем не должно быть. Иначе… О том, что будет иначе, я не то что старался не думать, а просто не мог об этом думать. Я просто знал, что действительно пойду ради этого на все.

Нисколько не занимали меня в те часы и многие другие вопросы, которые неминуемо возникли бы, если б дело не касалось опасности, угрожающей Ю.

Зачем похищать девушку ради того, чтобы напечатать в газете крошечный текст об этой же самой девушке? И даже если отбросить похищение – зачем кому-то в принципе может понадобиться такая публикация? И кто написал присланный текст? Откуда автор знает про меня, Ю и сплетни жителей Звездного? За ней и мной кто-следил? Или Ю сама все это рассказала похитителям, когда они увезли ее с собой? А может, это просто чей-то идиотский розыгрыш?

Повторяю, ни один из этих, казалось бы, естественнейших, тривиальных, более чем напрашивающихся вопросов даже и близко не коснулся моего разума – до такой степени я воспринял все происшедшее всерьез и настолько безумно переживал за Ю…

040

Даже не пытаясь уснуть и еле дотянув до утра, я понесся в редакцию. Явился туда – кажется, впервые в жизни – раньше и еще битый час околачивался по пустым коридорам и кабинетам.

Вскоре явился редактор. Я еле удержал себя от того, чтобы не кинуться на него, размахивая листком с навязанным мне текстом, и не заорать: «Срочно в номер!»

Вместо этого я как можно неспешнее подошел к нему, поздоровался – и медленно, с нарочитым спокойствием заговорил о том, что мне в обязательном порядке надлежало сегодня осуществить:

– Да, вот вы, кстати, давали такое задание… Про тарелку, да, летающую… Ну вот я и написал тут такой пустяк, такую заметку совсем, знаете, миниатюрную… Ну для оживляжа, я думаю, подойдет…

Тут я несмело протянул редактору пресловутый листок, а он вынул из кармана очки – и ознакомился с текстом секунд, что ли, за тридцать.

– Смеюсь, – сухо сказал он, возвращая мне бумажку. – К чему это ты? Сегодня, кажется, не первое апреля.

– Да я не шучу, – развел я руками и виновато улыбнулся. – Это же для оживляжа. Эксперимент, если хотите.

Редактор поморщился:

– Не понимаю, что с тобой. Что за эксперимент? У нас не экспериментальная газета и не альманах научно-фантастической литературы. У нас серьезное задание.

Я на глазах стал нервничать:

– Ну послушайте, вы сами говорили про оживляж…

– Хватит повторять это дурацкое слово! – редактором тоже овладело некоторое раздражение. – Я его произнес один раз в жизни, а ты…

– А я ловлю каждое ваше слово, – парировал я.

– Все-все, хватит, – редактор повернулся, чтобы уйти, как будто даже забыв, что мы находимся в его кабинете. Осознав это, он обернулся обратно ко мне и продолжил: – Если тебе нужен отгул, то пожалуйста. Мог обойтись и без таких эксцессов.

– Да не нужен мне отгул, – простонал я. – Мне нужно, чтобы вы напечатали эту заметку.

Редактор внимательно на меня посмотрел. Я не отводил вгляда. Так – в полном молчании – мы около минуты стояли почти лицом к лицу и пялились друг другу в глаза. Тут редактора осенило.

– Ты, наверное, поспорил с кем-то? – как бы даже обрадованно предположил он. – Пари, да? Вроде как смогу опубликовать в газете любую ерунду. Ну как же, если редактор такой добряк и тюфяк, который к тому же дает идиотские задания… Как над ним не потешиться, да?

– Что вы, что вы, – запротестовал я. – Я бы на такое никогда не пошел. Ни на спор, ни тем более чтоб потешиться. Вас все так уважают…

– Угу-угу, – кивнул редактор. – В глубине души, где-то очень глубоко.

Я даже не сразу опознал эту знакомую с детства цитату.

– Так как быть с… – сделал я последнюю попытку, но редактор перебил меня и уже прямо указал мне рукой на дверь:

– Какие бы ни были причины, этот идиотизм в нашей газете опубликован не будет. Я жалею, что дал такое задание… то есть выдвинул такое предложение. Это же даже не было заданием, насколько я помню. Это была попытка… этого, как его… оживляжа, что ли?.. То есть тьфу – не то, опять это кретинское слово… Господи, я уже сам с тобой с ума схожу. Ладно, сегодня надо сдавать номер, но ты можешь идти домой. К этой теме больше возвращаться не будем.

Я вышел из редакторского кабинета как громом пораженный. Хотя мог ли я ожидать какой-либо другой реакции? Какие бы ни были причины, мысленно повторил я только что услышанный оборот, те, кто заставляет меня это делать, сыграли со мной очень нехорошую шутку…

Подумав это, я тут же вздрогнул, поняв, что на целых несколько минут позабыл о том, о чем ни на секунду не переставал думать со вчерашнего вечера. Ю похитили, Ю похитили! А я тут сокрушаюсь о том, что у меня излишне благоразумный редактор… Нет, надо действовать, надо действовать! Заметка любой ценой должна быть напечатана в сегодняшнем номере.

041

Я решил выждать и затаиться, пока не представится удобный случай еще что-то предпринять.

Подходили люди, здоровались, говорили о погоде, шутили – и, по-моему, каждый замечал, что со мной сегодня что-то не то. Да и трудно было бы не заметить. Шок от случившегося, бессонная ночь, нервы на пределе, вероятность того, что мне не удастся выполнить требование похитителей, – и при всем этом абсолютная невозможность хоть кому-то разъяснить свою ситуацию, рассказать всю правду… Что ж, если учитывая все это, я еще мог держаться на ногах, то по праву мог бы гордиться крепкостью своего организма и разума.

Момент икс настал для меня, когда все сотрудники уже сдали свои материалы в печать и в последний раз полюбовались ими на свежесверстанных полосах. Верстальщик остался в своем кабинете один и занимался утрамбовыванием всякого мелочного контента на пару последних, «необязательных» полос.

Опять стараясь держаться как можно более спокойно, я подошел к сидящему за компьютером верстальщику и положил ему на стол пресловутый листок.

– И вот это еще присобачь где-нибудь.

Верстальщик ознакомился с текстом еще быстрее, чем редактор, и вяло поинтересовался:

– Что это за белиберда?

– А также галиматья, ерундистика и ахинея, – согласно кивнул я. – Такое уж задание мне дали.

– Дичь какая-то, – нашел еще один подходящий синоним верстальщик. – В электронном-то виде есть?

– Да, я сейчас отправлю тебе на ящик.

Верстальщик получил по почте текст, еще раз фыркнул и покачал головой:

– И твою подпись поставить? Точно?

– Ну да, – уверенно отвечал я. – А что такое?

– Да как-то вообще на тебя не похоже, – пожал плечами компьютерщик. – Ну и к тому же глупость ведь полная…

В редакции я имел репутацию умного автора – пожалуй, не вполне заслуженно. Чтобы писать о культуре, особого интеллекта не требуется. Посадили б меня сочинять какие-нибудь экономические статьи – и вся моя хваленая репутация моментально сменилась бы на противоположную.

Как бы то ни было, когда тебя считают умным, это неплохо. Даже какой-никакой авторитет появляется.

Вот и верстальщик, хоть и был озадачен, но не стал уже ни что-либо уточнить, ни тем более обращаться к редактору. Воображаю, что бы было, если б редактор появился сейчас здесь и увидел, что я продолжаю воплощать в жизнь свое утреннее безумство.

Я даже не без опаски оглянулся на дверь, а потом прислушался, не слышны ли шаги. Нет, тишина. Скорей бы покончить с этим…

Верстальщик уже и покончил. «Моя заметка» красовалась на предпоследней полосе среди кроссвордов и анекдотов.

Что ж, здесь ей самое место, подумал я. Пожалуй, примут за неудачный юмор, провалившуюся попытку фельетона, да и забудут об этом в ту же секунду.

Под теми, кто «примут» и «забудут», я подразумевал не только читателей, но и коллег по редакции. Хотя на самом деле последние, конечно, еще очень долго не забудут. Особенно некоторые из них. Поводов для шуточек будет на год вперед.

На всякий случай я остался в редакции, пока свежий номер не ушел в типографию. Все, сделано, назад дороги нет – никто уже не вымарает в завтрашнем выпуске ни строчки.

Я отправился домой – и по дороге попытался позвонить на номер, с которого вчера раздался звонок похитителей. Но сейчас он был недоступен.

Чуть позже я написал на похитительский и-мейл, что выполнил их требование, но и там ответа не последовало.

042

В эту ночь я все-таки, хотя и почти под утро. Успел раз пятьсот позвонить на телефон Ю и на похитительский номер: и тот, и другой неизменно были вне доступа.

Проснувшись по будильнику, я мигом метнулся к ближайшему киоску – за свежим номером. Газета у меня в руках, нужная заметка – на месте. Ю спасена! Надо по крайней мере надеяться на это…

Если бы вся эта история разрешилась уже утром – и я снова был бы спокоен за Ю, то в редакцию я, возможно, пошел бы с опаской. Может, даже не пошел бы вовсе.

Но поскольку оба интересующих меня в эти часы телефонных номера по-прежнему молчали и ничего еще не было ясно, на то, что ждет меня в редакции, мне было в высшей степени наплевать.

В то же время, однако, не хотелось бы, чтоб на работе мне сегодня докучали. Ни коллеги с шуточками, ни редактор с выволочкой. Я рассчитывал, что сегодня снова приду первым – и что на мой метариал обратят внимание только где-нибудь во второй половине дня. А может, и вовсе его не заметят… Но нет, это уж утопия.

На самом деле все сразу пошло самым нежелательным для меня образом.

Буквально на пороге меня встретил «социалист» и, пожимая мою руку, ехидно поинтересовался:

– А ты у нас в научные фантасты метишь.

В другое время я запросто мог ответить ему в резкой форме: дескать, отстань – или даже отвали. Но в данном случае я не мог не отдавать себе отчет, что объективно выгляжу в этой ситуации полным идиотом. А потому, видимо, придется терпеть насмешки по поводу этой ситуации без всякого стремления. Что ж, буду попросту глупо улыбаться и кивать, словно бы соглашаясь со всем, что мне скажут. Такая реакция несколько обезоружит шутников – а если и не обезоружит, то у них все равно будет мало интереса развивать эту тему. Обычно-то я отвечаю – и тогда подобные шуточные перепалки могут длиться чуть ли не часами. Но тут я милым и добрым коллегам такого удовольствия не доставлю, пусть уж не серчают. Вот только с редактором эта игра в дурачка, конечно, не поможет…

Кивком головы я подтвердил догадку «социалиста» о моей переквалификации в фантасты – и вошел внутрь. Черт, и криминалист уже здесь. Он тоже не преминул отреагировать на то, что обречено сегодня стать Сенсацией Дня в масштабе нашей редакции.

– Познакомишь с инопланетянкой? – подмигнул мне спец по уголовке.

Я мог бы ответить: «О’кей, а ты меня с кем познакомишь из своих подопечных? Проститутки, наркоманки, детоубийцы – с кем еще ты там якшаешься?»

Но нет, я только глупо улыбнулся и кивнул.

Тут я издали заметил, что дверь редактора приоткрыта. Чтобы пройти к себе, мне не миновать этой зияющей прорехи, сулящей малоприятный диалог. Ладно, попробую бесшумно прошмыгнуть – авось не засвечусь.

Но если уж с самого начала все пошло не по-моему, оно пойдет так и дальше: по опыту знаю. Вот и сейчас я бесплотным ангелом пролетел мимо редакторской двери – и тотчас услышал его нелюбезный отклик:

– Куда ж вы так торопитесь?

Когда редактор был недоволен, он переходил на «вы», тогда как обычно всем у нас «тыкал». «Выканье» воспринималось как оскорбление, каковым, по сути, и было.

Я сделал шаг назад, вошел в его кабинет и плотно закрыл за собой дверь, не желая, чтобы наш разговор был услышан и дал пищу для дальнейших коллегиальных упражнений в остроумии.

Я даже подошел к редакторскому столу чуть ближе, чем обычно, чтобы у главного было поменьше причин начинать сейчас разговор на повышенных тонах.

Какое-то время, однако, разговор не начинался вовсе – ни на повышенных, ни на пониженных. Где-то с минуту редактор просто внимательно смотрел на меня. Гамма чувств выражалась на его лице: укоризна, печаль, недоумение…

043

Наконец редактор прервал молчание протяжным вздохом:

– Мда-а…

Я только развел руками: дескать, ну да, такие вот дела.

– И все-таки это глупо, – сказал редактор.

Я кивнул и виновато улыбнулся.

– Зачем тебе это все-таки нужно было? – тут он нахмурился, вышел из-за стола и встал у окна, оборотившись ко мне спиной. Это тоже можно было расценивать как знак нерасположения.

Я понял, что надо все-таки хоть как-то оправдаться и вербальными средствами.

– Вы дали такое задание, – вяло начал я. – Ну я и…

– Главное, что там твоя подпись, – вдруг повернулся ко мне редактор. – Если уж захотел пошалить, мог бы не подписываться.

– А я всегда подписываюсь, – сказал я, что было чистой правдой. Хотя я умолчал о том, что вчера впервые в жизни подписался под чужим текстом.

– Если б не эта подпись, – продолжал редактор, – подпись, которая известна всем нашим читателям, эту дичь могли бы принять за неудачный анекдот, что ли. А так… даже не знаю, что подумают.

– Да так и подумают, – уверенно зацепился я за предположение редактора. – Это же среди всякого хлама на предпоследней полосе. Ее, во-первых, далеко не все даже просматривают, а только специфическая аудитория – любители кроссвордов и так далее. Во-вторых, если кто и прочтет, на подпись не обратит внимания. А если и обратит, то тут же забудет. Ничего примечательного. Глупый анекдот на глупой полосе.

– В нашей газете нет глупых полос, – возражал редактор. – Точнее, до сегодняшнего дня не было.

– Скажите тогда: не было глупых заметок.

– Да нет, такое-то, может, и было…

– Ну вот видите! – нарочито обрадованно воскликнул я. – Одной больше, одной меньше.

– Насчет «одной больше» ты это брось, – строго посмотрел на меня редактор. – Чтоб больше такого не было.

– Не будет, – отвечал я, хотя полной уверенности в этом не испытывал. Вдруг для спасения Ю придется выкинуть еще что-нибудь в этом роде.

– Ладно, иди, – тяжело вздохнул редактор, – что с тобой поделать… – Уже когда я выходил, он добавил: – Вообще-то я тебя считал совершенно адекватным человеком, даже, пожалуй, слишком, адекватным. Так что даже двойственное чувство теперь испытываю: не только раздражение, а и какое-то любопытство, что ли…

– Ну что ж, всегда приятно ошибиться в людях, – улыбнувшись, произнес я, не подумав, что моя реплика прозвучала довольно по-идиотски.

Остальное рабочее время я тупо сидел, скрывшись за монитором, и набирая пресловутые два номера, которые по-прежнему не отзывались. Время от времени ко мне заглядывали коллеги и отпускали шуточки, который раз за разом становились все площе, а после обеда, к счастью, вовсе утихли… Что ж, сегодня я, пожалуй, легко отделался – да и те хохмы, которые будут преследовать меня в течение ближайшей пары недель, как-нибудь переживу. А потом все это забудется… Если только не придется повторять снова, чего мне, конечно, очень бы не… Господи, о чем я думаю? Надо думать о Ю! Да и не думать надо, а действовать! Видно, похитителей что-то не устроило – или они купили газету и не нашли там заказанной ими заметки. Или они уже что-то написали мне на почту…

Я вновь щелкнул по странице браузера, где был открыт мой почтовый ящик. Нет, пусто. Да и если б что-то пришло, я бы услышал звуковой сигнал: громкость нарочно была вывернута на 100.

Тут я (боюсь даже предположить, в который уж раз) набрал номер Ю – и – да! да! да! – услышал длинные гудки.

– Привет! – почти сразу донесся до слуха самый приятный и драгоценный для меня голос. Звучал он как всегда – спокойно и радостно.

044

Через минуту я уже бешено несся по улице, чуть не сбивая с ног прохожих и мусорные урны. Вот когда я чуть ли не впервые в жизни по-настоящему пожалел о том, что у меня нет машины.

Между тем Ю не сообщила мне по телефону ничего особенного. Просто сказала, чтоб я подошел к ее дому, если сейчас могу. Еще бы я не мог – я бы рванул туда даже если б в этот же момент у меня в квартире начался пожар и мне необходимо было бы его тушить. Да гори все синим пламенем – только бы с Ю все было хорошо и она была бы со мной…

Когда я подбежал к любимейшему своему подъезду из всех подъездов, Ю уже дожидалась меня на улице. Я заключил ее в объятья, пытаясь оперативно перевести дух, а потом принялся судорожно целовать ее лицо, при этом все еще тяжело дыша.

– Да что ты, что ты, – смеялась Ю, слегка уворачиваясь от моих поцелуев. – Можно подумать, мы год не виделись!

– Мне показалось, что прошло даже больше, – прошептал я. – Как же я за тебя испугался…

– Не стоило, – покачала головой Ю. – Если б я знала, что ты так это воспримешь…

Я не обратил внимания на эту странную реплику, хотя это, кажется, была не оговорка – просто Ю не решалась прямым текстом объяснить мне, что именно произошло вчера вечером.

И я продолжал говорить, как я рад, что с ней все в порядке, обещал, что больше ничего такого не произойдет, практически клялся ей в вечной любви и чуть ли не прыгал от восторга. Остановиться, успокоиться и без экзальтации расспросить о происшедшем мне все никак не удавалось – или, скорее, просто не приходило в голову: она была занята другим. Ю рядом со мной, с Ю все хорошо, она улыбается, я счастлив – чего же боле?

Она не выдержала первая – и, показав жестами, чтобы я малость утихомирился, нерешительно начала:

– Ты… так и не понял, что произошло?

– Нет, не понял, – удивленно отвечал я, словно за все это время даже не удосужился задаться таким вопросом. – Но ты-то уже знаешь, ты поняла? Что это было? Что за идиоты тебя вчера увезли? Это чей-то розыгрыш?..

– Тебя прямо прорвало, – Ю засмеялась во весь голос, но смех был нервный. Отсмеявшись, она сделала очень серьезное выражение лица и негромко сказала: – Да, ты прав, это был розыгрыш.

– Чей? – воскликнул я, думая, что сейчас услышу нечто экстраординарное, чего даже предположить не мог.

– Мой, – ответила Ю.

Это меня поразило. Как ни потешно, такая разгадка как раз и оказалась для меня экстраординарной, нежданной, невообразимой. И сейчас, услышав это, я какое-то время все еще отказывался верить своим ушам.