Текст книги "Первая научная история войны 1812 года"

Уверен, вы об этом никогда не задумывались, но ведь те герои, солдаты и офицеры, которые погибли «не в тех» войнах – они практически забыты! Стоит только погибнуть в грязном окопе Крымской войны или утонуть в районе русско-японской – и вот вас уже нет ни в Военной галерее Зимнего дворца, нет на марках и открытках. Режиму невыгоден юбилей проигранной войны – значит, о погибших никто не вспомнит (хотя обе приведенные мной в пример войны были также развязаны царским правительством).

Для меня главный вопрос любого действия – «зачем»? В военной истории он также весьма интересен. К примеру, зачем, за что погибали русские солдаты в 1812 году? Тем более что во всей остальной части России, которой не коснулись собственно армейские операции, никто особенно о них и не переживал (а уж потом – и подавно!). Историк В. Алексеев еще в начале двадцатого века писал: «В Пензе губернатор, которому «давно уже хотелось поплясать», после известий о делах под Вязьмой и Красным отпраздновал день именин своей супруги… Губернаторский бал послужил сигналом к другим балам и вечерам, и картина пензенской жизни быстро изменилась. …И чем шире и шумней развертывалось это веселье, тем быстрее заснул «при свете ламп и люстр» «огонь патриотического энтузиазма нашего».

…Ту же картину можно было наблюдать и в других провинциальных городах. В Казани, например, зима 1812 года прошла тоже необыкновенно шумно и весело…»[853]853
  Отечественная война и ее причины и следствия… с. 162.


[Закрыть]

Но вернемся на фронт. После изнуряющего отступления-бегства, потеряв много сил и людей, 3 августа 1-я и 2-я русские Западные армии, наконец, соединились под Смоленском. Вторая армия едва не погибла в окружении – но спаслась благодаря лености и медлительности действий Жерома Бонапарта, который действовал во главе правофланговой группировки Великой армии (за что Наполеон его в итоге отстранил от командования).[854]854
  Рэй М.-П. Указ. соч., с. 79.


[Закрыть] П.И. Багратион добровольно фактически подчинился главенству Барклая в руководстве дальнейшими действиями (последний все же был Военным министром и вообще более профессионально образованным…). И тем не менее двуначалие еще много раз проявляло себя.

В это время Наполеон остановился в Витебске, чтобы оценить ситуацию на фронте, подтянуть не поспевающие за убегающими русскими соединения и продумать дальнейшие действия. Проблемы с поиском фуража все усиливались, поэтому приходилось тратить много времени на поиск продуктов и сильно рассредоточить боевые части.

К 1812 году некоторые генералы и маршалы успели, так сказать, обуржуазиться (а И. Мюрат даже стал королем Неаполя) – и уже не рвались в бой с прежним азартом: им хотелось пользоваться всеми благами комфортной и спокойной жизни. Секретарь полководца А. Фэн вспоминает об усталости офицеров от быстрого продвижения: «В штабах царило беспокойство и уныние; все стали настолько осторожны, что императору поневоле приходилось быть смелым; опасения до такой степени преувеличивались, что приходилось выпячивать те обстоятельства, которые могли успокоить.

…Император повторял своими генералам:

…час баталии приближается. Вы не овладеете ни Смоленском, ни Москвой без боя. Быстрая кампания может иметь свои недостатки, но вялая и затяжная война еще хуже, а наша отдаленность от Франции только умножает ее тяготы.

Возможно ли остановиться на квартиры в июле месяце? Или разделить такой поход на две кампании? Поверьте мне, это серьезное дело, и я занимаюсь им.

Наступательная война нравится нашим войскам. Но неподвижная и длительная оборона не соответствует французскому духу.

…Линии обороны по Борисфену (устаревшее европейское название р. Днепр – прим. мое, Е.П.) и Двине иллюзорны. Наступит зима, и они исчезнут подо льдом и снегом.

…Но зима грозит нам не только морозами, но еще и дипломатическими интригами у нас за спиной. Союзники, соблазненные нами, будут поражены прекращением военных действий…

Зачем оставаться здесь на восемь месяцев, когда за двадцать дней мы можем достичь цели? Опередим зиму, и прочь сомнения! Мы должны нанести скоропостижный удар, иначе все будет потеряно.

… Короче говоря, мой план состоит в том, чтобы принудить неприятеля к баталии, а моя политика – это достижение успеха».[855]855
  Фэн А. Указ. соч., с. 243.


[Закрыть]

И далее, продолжая эти тезисы, Фэн цитирует слова императора, сказанные позднее Э.О. де Лас-Казу (1766–1842): «Мир в Москве… завершит и увенчает мои походы. И тогда откроются новые горизонты и начнутся новые труды. Возникнет европейская система, и задача века будет решена. …Слава моя в успехе и правде…»[856]856
  Там же.


[Закрыть]

Вскоре Наполеон, используя несогласованные передвижения русских армий, предпринял тактический маневр с заходом войскам Барклая в тыл, обходя левый фланг противника с юга. Великая армия перешла Днепр к западу от Смоленска. В гибельной ситуации оказалась 27-я пехотная дивизия генерала Д.П. Неверовского (1771–1813), которая прикрывала левый фланг русских в районе Красного. В разгоревшихся схватках русские понесли огромные потери (1500 чел. против менее 500 чел. у наступающих французов).[857]857
  Русская армия 1812–1814. М., 1999, с. 46.


[Закрыть]

Древний город Смоленск располагался на склоне левого берега Днепра, а на правом было лишь его Петербургское предместье. Он был обнесен крепостной стеной красного кирпича (13–19 м в высоту и 5–6 м в ширину) с тремя воротами и давно не обновляемыми укреплениями в форме бастионов. Население составляло около 15 тыс. чел.

Когда 16 августа Наполеон начал развертывать свои полки перед городом, П.И. Багратион приказал генералу Н.Н. Раевскому (в его корпус вошли и остатки дивизии Д.П. Неверовского) занять оборону в городе. Около 6 часов утра французы пошли на первый штурм. Большая часть Великой армии не участвовала в баталии и аплодировала своим сослуживцам с близлежащих высот. В конце боя Наполеон установил батарею из 100 орудий, которые нанесли сильнейший урон отступающим русским. В стене Аврааимевого монастыря до нашего времени сохранилось французское ядро. Стоит заметить, что все время сражения в смоленских церквях шла служба, которая, как мы знаем, не помогла…

Ожесточенные бои продолжались до ночи следующего дня, когда 1-я Западная армия была вынуждена отступить к северу (по дороге к Поречью), причем генерал Д.С. Дохтуров (1756–1816), как водится у русских командиров, уничтожил мост, чем отрезал жителям уже запылавшего города возможность спастись. При этом наполеоновской армии подобное проявление военного искусства и героизма не сильно навредило: утром 18 августа она перешла Днепр вброд (рядом с разрушенным мостом) и заняла подожженное Петербургское предместье. Русский авангард попытался выбить противника оттуда – но успеха не имел. Кроме того, саперы Великой армии восстановили мост.

Посреди ужасов и опасностей боевых действий случались и забавные ситуации. Офицер Великой армии А. Ведель записал такой увиденный им эпизод, который произошел в первый день сражения (16-го августа), когда дивизии обеих армий только подтягивались к месту сражения – и стычки носили характер «пристрелки»: «Дивизия Брюйера (дивизионный генерал барон Жан Пьер Жозеф Брюйер /1772–1813/ – прим. мое, Е.П.) была выстроена на левом фланге в три линии одна за другой, в первой стояла бригада Жакино; я со своим взводом находился в стрелках, напротив нас роились драгуны и казаки. Они то атаковали стрелков, то бросались назад и выманивали нас к кустам, в которых находилась пехота, которая открывала огонь и вынуждала нас к поспешному отступлению. Эти взаимные поддразнивания продолжались некоторое время. Затем русские перестали стрелять, выставили своих стрелков на расстоянии от 15 до 20 шагов и, вложив сабли в ножны, дали нам понять, что они более не хотят сражаться. Мы последовали этому примеру и выставили своих стрелков примерно в 100 шагах напротив них, с приказом не стрелять и стоять спокойно.

Вскоре один русский драгунский офицер выехал вперед на несколько шагов, поприветствовал и помахал фляжкой. Я последовал его примеру и также встал перед нашей линией стрелков. Так мы приблизились примерно на 30 шагов и русский крикнул: «Мой друг, бесполезно изнурять наших лошадей и убивать наших людей ни за что. Лучше выпьем вместе по капельке; у нас еще останется довольно времени, чтобы потом сражаться». Мы приблизились друг к другу и выпили совершенно дружески, в то время как вдали спокойно продолжался бой между другими войсками. Вскоре сюда направились еще несколько русских офицеров; я хотел уехать назад, но драгунский офицер сказал мне: «Даю вам слово чести, что они не сделают вам зла». Я остался и мы заговорили совершенно дружелюбно. Я нашел их ром хорошим, но не смог ничего предложить им взамен. Вскоре подъехали еще больше офицеров с обеих сторон; наша маркитантка, мадам Эмке, прелестная женщина, которая постоянно сновала между стрелками и на своей лошади имела два бочонка с водкой, также подъехала сюда и налила русским бесплатно, в то время как они дорого продавали нам свое питье. Один молодой лейтенант нашего полка, Пьессак, который имел прекрасное, женоподобное лицо, был даже расцелован одним старым бородатым русским (еще бы: если русских крестьян угоняли в рекруты на 25 лет – кого еще в чисто мужском коллективе было целовать? – прим. мое, Е.П.).

…Между тем, генерал Брюйер, который находился довольно далеко, заметил эту сцену и послал адъютанта, чтобы призвать офицеров назад на свои посты и указать русским также вернуться за свою стрелковую цепь…»[858]858
  Попов А.И. «Смоленские битвы». Т. 1. Сражение за Смоленск. М., 2012, с. 36.


[Закрыть]

Всего в сражении за Смоленск участвовало около 45 тыс. солдат и офицеров армии Наполеона и не менее 38 тыс. русских, занимавших город-крепость (это число непосредственно введенных в бой: количество сил, находившихся в оперативной близости – в два с половиной раза больше).[859]859
  Лашук А. Указ. соч., с. 513.


[Закрыть] Хотя русские генералы защищали крепость, а французы вынуждены были штурмовать мощнейшие стены, как бывает в большинстве сражений и войн российской истории (включая и Бородинское сражение), российская армия понесла большие потери, нежели неприятель: по данным российской официозной юбилейной энциклопедии (изданной в 2012 г.) – 11 620 человек против менее 10 тыс. чел. убитых и раненых Великой армии (из них: 1-й армейский корпус потерял 5,5 тыс. чел., 3-й корпус – 3 тыс. чел., в т. ч. 726 вюртембержцев, 5-й корпус – 1 332 чел.).[860]860
  Отечественная война 1812 года и освободительный поход… с. 362.


[Закрыть] И здесь мы снова видим: боевые потери были мизерными в сравнении с упомянутыми нами выше небоевыми (от инфекций и эпидемий). Более того: полагаю, стоит прислушаться к авторитетному мнению Главного хирурга Великой армии Ж.Д. Ларрея, который определял потери французов в 6 000 ранеными и 1 200 убитыми.[861]861
  Попов А.И. Указ. соч., с. 99.


[Закрыть] Дело в том, что он объяснял несколько завышенные цифры потерь в рапортах полковых командиров тем, что они учитывали солдат, которые временно отбились от своей части или получили лишь незначительные царапины (меньше ответственности и больше заслуг!).

Итак, первое крупное сражение уже объединенных русских армий было проиграно: Наполеон захватил значительный и политически важный город с богатой историей, который многие называли «ключом к Москве». Что еще важнее: император получил крупную базу для дальнейшего наступления и для усиления своей растянутой коммуникационной линии. И все это при том, что в Смоленске круглосуточно молились православным святыням! Мне сложно найти научное объяснение, почему такие упорные молебны не помогли выиграть бой у «нехристей»? Полагаю, что на данную тему какому-нибудь церковному иерарху имеет смысл защитить диссертацию по «теологии» (с подробным анализом произошедшего).

Авангард французов вновь стал преследовать отступающих (но со все усиливающимся героизмом) русских. Чтобы не позволить противнику отрезать ряд соединений 1-й армии, М.Б. Барклай де Толли был принужден дать 19 августа еще один кровопролитный бой (у Валутиной Горы близ речки Колодни), результат которого был таким же, что и результат всех прочих боев: до зимы иных профессиональных вариантов не было. Потерпев поражение и понеся большой урон, русские войска продолжили отступление. Наполеон был воодушевлен отвагой своих солдат и устроил награждения прямо на поле битвы, причем 12-й, 21-й, 127-й линейные и 7-й полк легкой пехоты получили 87 наград и повышений в чинах![862]862
  Фэн А. Указ. соч., с. 293–294.


[Закрыть]

Крупнейший историк девятнадцатого века по эпохе Наполеона, умный и проницательный Л.А. Тьер так характеризовал произошедшее: «Для нас, французов, не могло случиться ничего более удачного, чем сражение за Смоленск; для русских же не было ничего хуже такого сражения. Но армейские командиры (русских – прим. мое, Е.П.), наслушавшиеся жалоб солдат и особенно жителей, города и села которых они предавали огню, говорили, что генералы защищаются с помощью руин, русских руин, и что достойнее защищаться, проливая свою собственную кровь. Возмущение достигло такого накала, что не без оснований начинали опасаться, как бы, несмотря на всю опасность сражения с французами в такой близости от их ресурсов, не подвергнуться еще большей опасности, позволив деморализации просочиться в войска и породить самое ужасное неповиновение».[863]863
  Тьер Л.-А. Указ. соч., с. 543.


[Закрыть]

Особенно ликовали отличившиеся своей храбростью при штурме города поляки из корпуса князя Юзефа Понятовского (1763–1813): они были рады войти в Смоленск, который в позапрошлом веке еще принадлежал Польше (более того: по Деулинскому перемирию 1618 г. был отдан ей в «вечное» владение). А некоторые могли видеть и знаменитую памятную медаль 1634 г., отчеканенную в честь победы короля Владислава IV (Władysław IV Waza: 1595–1648) под Смоленском.

Об этом не упомянул ни один из широко известных царских или советских историков, но параллельно с событиями Смоленской операции и с боями за город командованием русской армии (в лице лично М.Б. Барклая де Толли) и представителем правительства России (губернатором Смоленска, статским советником бароном Казимиром Ивановичем Ашем /1766–1820/) было совершено настоящее преступление против русских жителей. Несмотря на цензуру и пропаганду, уже не только профессиональные историки в курсе того, как вскоре М.И. Кутузов бросит Москву на произвол судьбы, хотя все время до этого божился не пустить туда неприятеля. Но вот что сообщал Барклай де Толли губернатору Ашу во время соединения двух русских армий: «Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности и не вероятно, чтобы оный ею угрожаем был… Обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов…» Но как только Наполеон вплотную приблизился к городу, тот же Барклай послал Ашу такое суетное предписание: «как можно поспешнее… все вывозить из Смоленска. Больных и раненых в Вязьму». Об эвакуации или о мерах к спасению от пожара гражданского населения никто даже и не подумал! Ни слова!

А дальше произошло следующее: еще до начала сражения (которое русские в теории ведь могли с помощью Богородицы и выиграть…) ранним утром 16 августа сам губернатор Аш, комендант Росси и смоленский архиепископ (!) Ириней (он же Иван Акимович Фальковский: 1762–1823) спешно бежали из города, бросив все дела и людей.[864]864
  Дневник священника Никифора Адриановича Мурзакевича. 1766–1834 гг. Смоленск, 2003, с. 28.


[Закрыть] В итоге началась паника: толпы ничего не понимающих православных горожан бегали по улицам охваченного пламенем (из-за штурма) города, а затем часть бежала за армией, а часть осталась на милость победителя-Наполеона (который устроил им госпитали и учредил прогрессивную всесословную администрацию во главе с мэром!). Мы до сих пор не знаем, сколько жителей погибло в пожаре: людей в России традиционно не ценят, не берегут и потерь не считают. Вот вам еще один характерный пример преступления и предательства русских властей и трусливого убожества большого по чину попа, который явно не верил в те россказни, которыми одурманивал прихожан, затем им брошенных на произвол эволюции (уже, кстати, родившегося в 1809 году) Чарльза Роберта Дарвина. Можно с уверенностью констатировать, что для мирных жителей было бы куда меньше ущерба и погибелей, если бы русской армии в 1812 году там не было вовсе: все равно, с профессиональной точки зрения, толку от ее деятельности оказалось совсем мало – и уж точно меньше, чем от простых кишечных инфекций, происходивших от недостатка провианта.

Очевидец катастрофы в Смоленске, генерал И.С. Жиркевич (1789–1848), оставил такое воспоминание: «…Тут вдруг увидели, что по мостам переходят войска наши на эту сторону Днепра, за ними толпою тащатся на повозках и пешими бедные смоленские обыватели… Толпы несчастных смолян, рассыпавшихся по полю без крова, приюта, понемногу собирались сзади, около нас, чтобы продолжать далее свое тяжелое странствование. Крики детей, рыдания раздирали нашу душу, и у многих их нас невольно пробилась слеза… Здесь я слышал, своими ушами, как великий князь Константин Павлович (младший брат царя Александра I, командир гвардейского корпуса: 1779–1831 – прим. мое, Е.П.), подъехав к нашей батарее, около которой столпилось много смолян, утешал их сими словами: «Что делать, друзья! Мы не виноваты. …Не русская кровь течет в том, кто нами командует».[865]865
  Жиркевич А.В. И.С. Жиркевич и его воспоминания о Смоленске. Смоленск, 1904, с. 30–31.


[Закрыть] Как же этот комический (но в ту пору опасный!) националистический выпад против Барклая де Толли «прекрасно» звучит в устах человека, чьи отец и мать – чистокровные немцы: Павел I (сын Карла Петера Ульриха /Karl Peter Ulrich von Schleswig-Holstein-Gottorf / и Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербстской /Sophie Auguste Friederike von Anhalt-Zerbst-Dornburg/) + София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская (Sophia Marie Dorothea Auguste Luise von Württemberg). Однако невежественному населению в ту пору все это было фактически неизвестно.

И снова я вынужден обратиться к теме преступлений русского командования. Не имея талантов защитить свою родину, а, главное, людей и их собственность – оно просто уничтожало все это. Смоленск стал еще одной жертвой. Вот как описывает события их очевидец – приближенный Наполеона барон Фэн: «Смоленск горел, пожираемый ужасающим пожаром. Отсветы пламени освещали наш лагерь, но тогда мы еще не понимали истинную его причину.

В два часа ночи несколько наших солдат попытались через проломы в стене проникнуть в город и не встретили никакого сопротивления. Вскоре вся армия узнала, что неприятель оставил Смоленск.

Барклаю было нужно время лишь для того, чтобы разрушить город!

…На рассвете наши войска заняли город.

Прежде всего, надо было спасти все, что еще не уничтожил огонь, уже подбиравшийся к домам, где лежали обездвиженные русские раненые, которым мы поспешили оказать помощь. Сии несчастные объяснили нам, что Смоленск подожгли их же сотоварищи перед тем, как уйти из города.

… В канавах, под крыльцами и прямо на улице русские оставили более четырех тысяч убитых и шесть тысяч раненых».[866]866
  Фэн А. Указ. соч., с. 286–288.


[Закрыть]

Объясняя читателям, почему потери русских оказались столь велики, Фэн приводит свидетельство из записок капитана Эжена Лабома (1783–1849), опубликованных сразу после войны 1812 г.: «Рядом с французским солдатом валялись пять или шесть неприятельских трупов. Сие подтверждается тем фактом, что употреблявшие крепкие напитки московитские стрелки в бою являли более храбрости, нежели сноровки, и не наносили особого вреда своим противникам».[867]867
  Там же, с. 288.


[Закрыть] О пагубной страсти к пьянству среди русских солдат вспоминают многие мемуаристы.

Обратите внимание: ни одна европейская страна, которая воевала против Наполеона, не посмела назвать эти войны антифранцузских коалиций «Отечественными», хотя гениальный полководец проходил их вдоль и поперек (а не весьма локально, как в огромной России). И ни одно европейское правительство или армейское начальство не уничтожало собственные города и деревни, не губило собственный народ. Только в России власти устроили подобный ад – и посмели все это озаглавить «Отечественной» войной, а затем постоянно праздновать годовщины и прославлять себя на деньги все того же обманутого народа.

Продолжим. Ну что же? Смоленская операция стала новым провалом русского командования, а так называемая Смоленская икона Божией Матери (в древности привезена на Русь из Византии – исчезла в 1941 году во время вторжения Вермахта), которой круглосуточно молились в городе верующие, не помогла (позже она не поможет остановить французов и на Бородинском поле – и не спасет Москву от триумфального вступления «антихриста» с русским орденом Андрея Первозванного в петличке). Спешно отступая из пылающего Смоленска, генерал А.П. Ермолов приказал увезти эту икону, расположив ее на пушечном лафете артиллерийской роты 3-й пехотной дивизии (с лафета она по закону гравитации несколько раз грохнулась по дороге…). Что еще важнее для понимания социально-политической истории России, никакого массового противодействия армии императора французов со стороны русских горожан и крестьян также не произошло. Трагедия, развязанная трусливым и завистливым императором Александром, набирала обороты и ее жернова перемалывали все больше жертв.

Главный хирург армии Наполеона и знаковый реформатор медицинской службы Ж.Д. Ларрей вспоминал, что Смоленск превратился в огромный госпиталь, переполненный французскими и русскими ранеными. Он не спал сутками, но оказывал помощь всем без исключения, спас множество и русских жизней. Благодаря великолепно налаженной службе оперативной перевозки раненых и своему высочайшему мастерству хирурга, он делал ранние ампутации и сложнейшие операции по извлечению пуль и осколков.[868]868
  Кассирский И.А. Указ. соч., с. 29.


[Закрыть] В русской армии 1812 года подобного мастера не существовало.

Наполеон вступил в покоренный Смоленск. Фэн описывает это так: «Император не без затруднений добрался до своей квартиры на юго-западном углу большой площади, неподалеку от цитадели. На каждом шагу он останавливался при виде сцен отчаяния, и его благотворительность опережала все нужды. Удалось спасти от огня немало домов, которые сразу же были превращены в магазины и госпитали».[869]869
  Фэн А. Указ. соч., с. 289.


[Закрыть] Показательно, что газета «Литовский курьер» (№ 74) 29 августа 1812 так расценила взятие (с точки зрения редакции, освобождение!) Смоленска Наполеоном: «Итак, Смоленск – эта знаменитая вотчина наших предков, снова увидел своих прежних соплеменников, вступающих в его стены бок о бок с непобедимыми французскими войсками: тех, кто заслужил на славном поле брани похвалу и внимание величайшего Мирового Героя, сумели привлечь его милостивые взоры на нашу Родину, растерзанную неслыханными в истории злодеяниями (имеются в виду разделы Польши, в которых самым агрессивным образом участвовала Россия – прим. мое, Е.П.)».[870]870
  Акты, документы и материалы… с. 318.


[Закрыть]

И снова «младшие научные сотрудники» и обыватели (на лекциях и в интернете) задаются вопросом: почему Наполеон не остановился в Смоленске (а до этого в Витебске)? Некоторые даже нагло тщатся критиковать гения. Вспоминается «Ответ на угрозу злонамеренного критика» Роберта Бёрнса (1759–1796) и в переводе С.Я. Маршака (1887–1964):

 
Немало льву вражда ударов нанесла,
Но сохрани нас бог от ярости осла!
 

Четкий и всесторонний ответ мной уже дан в предыдущей главе – в объяснении о «гамлетовском» выборе. С тех пор (за несколько недель в 1812 году или через несколько страниц в моей монографии) ничего принципиального не изменилось, а Наполеон был человеком принципиальным. Он должен был РЕШИТЬ задачу. На него смотрела История: как с острия высоты египетских пирамид, упомянутых в воззвании к солдатам еще генералом Бонапартом – так и с безысходно бескрайних полей России, поглощающих армию нового римского «цезаря». И сам Наполеон соотносил себя и свои действия только с Историей.

Великий представитель нашего биологического вида знал и ощущал то, что не может понимать младший (и даже старший) научный сотрудник. Он не мог остановиться и пытаться решать проблему в следующем году или еще два года подряд! Его маршалы не сильно удачно сражались против англичан и религиозных фанатиков в Испании – значит, требовалось его личное присутствие. Правитель не мог надолго оставлять Париж – столицу своей империи (тому подтверждение – заговор генерала К.Ф. Мале, произошедший в том же 1812 году): ее надо было контролировать, а государством необходимо было управлять. Остановка могла в глазах европейского общества означать политическое поражение, что, в свою очередь, имело вероятность спровоцировать отпадение вынужденных союзников (что и произошло в 1813 году). Кроме того, как опытный военный Наполеон знал, что столь большая и многонациональная армия на постое в чужой не сильно цивилизованной стране будет разлагаться. Помимо всего перечисленного, император внимательно изучил край и понял, что эта бедная ресурсами местность не прокормит его армию долго. Он понимал, что лицемерный царь легко может разыграть карту мракобесия и поднять невежественную часть населения на религиозный терроризм (как в Испании): и подобное уже начало осуществляться. Мы должны осознать одну простую истину: в жизни бывают моменты выбора, когда оба (и более) варианта плохи. Но хуже не совершать попытку – это означает поражение сразу.

Наполеон жил по законам чести, логики и здравого смысла. Для него было дикостью трусливое бегство царя, он не понимал, как такие крикливые любители своей «родной земли» могут ее оставлять с подобной быстротой бегства, поджигая дома своих же соотечественников? Наполеон не понимал, зачем начинать и продолжать вести невыгодную и разорительную войну? Но из описания натуры и психического состояния Александра, а также исходя из итогов анализа общества и традиций страны – мы уже с вами понимаем причины происходившего…. Тем не менее необходимо подчеркнуть, что Наполеон ДОБИЛСЯ своего: он победил русскую армию в генеральном сражении (причем она потеряла почти 50 % регулярных войск!) и занял Москву, но, здесь мы возвращаемся к психическому состоянию Александра и традициям общества, объясняющим, почему эти победы не привели к миру (пришлось ждать перемирия после побед Наполеона уже в 1813 г. – при Лютцене и Бауцене). В Истории и в современности есть места и явления, где талант теряет смысл…

Вообще же нельзя сравнивать интеллект и его решения несоразмерных величин. Вы можете заставить не одного, а тысячу научных сотрудников и авторов диссертаций «думать» – но это количество никогда не поймет иное КАЧЕСТВО. А далее – читаем работы нейрофизиолога С.С. Савельева (хотя его работы и содержат ряд неточностей, но базовая концепция, уходящая корнями в достижения классической школы нейрофизиологии, верна и весьма важна). Еще эрудированный и проницательный Е.В. Тарле любил цитировать изречение Леопольда фон Ранке: «Если бы Аттила поступал так, как немецкие приват-доценты, то он и был бы приват-доцентом, а не Аттилой».[871]871
  Тарле Е.В. Наполеон. Ростов-на-Дону, 1996, с. 14.


[Закрыть]

Часто общавшийся с Наполеоном австрийский канцлер К.В.Л. фон Меттерних-Виннебург-Бейльштейн (1773–1859) оставил нам такое интересное описание его характера: «В действии, как и в рассуждениях, он шел прямо к цели, не останавливаясь на соображениях, которые считал второстепенными и которыми он, быть может, слишком часто пренебрегал. Прямая линия, ведущая к задуманной цели, была той, которую он выбирал по преимуществу и которой шел до конца, если что-либо не заставляло его сойти с нее; но точно так же, не будучи рабом своих планов, он умел отказываться от них или видоизменять их в тот момент, как изменялась его цель, или когда новые комбинации представляли возможность достигнуть ее другими, более верными, путями».[872]872
  Наполеон в России глазами иностранцев. М., 2004, кн. I, с. 15.


[Закрыть] Не будем забывать и поэтические образы (все же эпоха неоклассицизма была ими пронизана!). Античный герой чувствовал фатум. Широко известна фраза Наполеона, которая многое определила в его поступках (а значит – в мировой Истории): «Все, чему суждено случиться, уже определено. Наш час отмечен, и мы не можем продлить его ни на минуту больше, чем предопределила судьба».[873]873
  Чандлер Д. Указ. соч., с. 11.


[Закрыть]

Вообще же в качестве дополнительного фактора сравнения и понимания исторических явлений и персонажей, я всегда советую (и прошу упоминать авторство этого метода) сравнивать ту или иную личность или явление с музыкой: с жанром, стилем, конкретным композитором или произведением. Словами обмануть можно – но музыку не проведешь. С моей профессиональной (и научно-исторической, и музыкальной) точки зрения, для иллюстрации к жизни Наполеона прекрасно подошли бы произведения Л. ван Бетховена (1770–1827), Г.Ф. Генделя (1685–1759), И.С. Баха /1685–1750/ (как ни странно, Бах даже более Бетховена), безусловно, Дж. Верди (1813–1901), некоторые сочинения Д.Д. Шостаковича (1906–1975), А.Г. Шнитке (1934–1998). А вот суть Александра I легко бы «проиллюстрировали» пустые салонные французские куплеты. «Старому сатиру» и интригану, подобострастно носившему кофе в постель юному любовнику императрицы Екатерины II, М.И. Кутузову подошел бы жанр оперетты (причем за авторством Александра Гладкова и Тихона Хренникова), а применительно к его доопереточной эпохе – буффонные партии персонажей комических опер, к примеру, Дж. А. Россини (1792–1868).

Однако продолжим. Я напомню (зомбируемой многие поколения публике это просто необходимо – как лекарство!): выдающийся созидатель и реформатор, ученый и литератор Наполеон всегда стремился к миру. Таков был Бонапарт-консул, который несколько лет носил штатский сюртук красного бархата и своими законами, постановлениями, учреждениями, изобретениями, строительством дорог, мостов, улиц создавал нам современность – пока в 1805 году не был вынужден ответить на агрессию антифранцузской коалиции (и далее прочих таких же войн). Таков был Наполеон-император, просящий Александра и его посла два года подряд (1810–1811) не провоцировать войну. То же самое он предложил, послав к царю Л.М.Ж. Нарбонна перед самой Русской кампанией, а затем согласившись уже в Вильно остановиться и подписать новый мир. Те авторы, которые нечестиво акцентируют факт посылки генерала Ж.А.Л. де Лористона к М.И. Кутузову с предложением мира, когда Наполеон был уже в Москве, те, кто называет это актом слабости – лгут или просто невежды, которые не знают всего перечисленного. В этой связи я расскажу малоизвестный факт: после Смоленска Наполеон великодушно отпустил пленного русского генерала П.А. Тучкова (1776–1858) и просил передать Александру новое предложение мира! И снова – никакого ответа! Наполеон даже предупреждал Тучкова, просил передать своим, чтобы одумались, он объяснял, что Москва непременно будет им занята – и это обесчестит русских, ибо «занятая неприятелем столица похожа на девку, потерявшую честь. Что хочешь после делай, но чести возвратить уже невозможно».[874]874
  Тучков П.А. Мои воспоминания о 1812 г. // Русский архив, 1873, № 10, с. 1962–1963.


[Закрыть] Что же: император французов, видимо, больше заботился о чести Москвы, чем те, кто это был обязан делать!

Другой часто задаваемый обывателем и околонаучными интересантами вопрос: почему Наполеон пошел на Москву, а не на Петербург? Ответ прост: он изначально и на Москву не шел (это мы доподлинно знаем из документов). Любой серьезный военный знает, что главная задача – уничтожение живой силы противника. Наполеон (исчерпав возможности поиска мира с Александром) преследовал русскую армию. Он не желал занимать каких бы то ни было российских территорий (поэтому, кстати, и не разыграл «карту» – не стал делать объявление об отмене крепостного права). Профессионалы также понимают, что и просто отвлечься от армии противника и отправиться смотреть на скопированные в Европе красоты «северной Венеции» невозможно, потому что вражеская армия смогла бы действовать во фланг и тыл, отрезая от путей сообщения.