Электронная библиотека » Евгений Попов » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 1 ноября 2022, 22:09


Автор книги: Евгений Попов


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава шестая
Абхазия – Москва

Новые книги, старый город

В Сухуме Фазиль Искандер проработал около пяти лет, до 1962 года, и всё у него шло по стандарту, предусмотренному для национальных авторов. Несколько книг в своих издательствах – одна книга в Москве. Постепенно растущая известность на всю страну. Переводы на языки народов СССР, выполненные разными – и неплохими – поэтами, приятелями автора (которые тем самым кормились, зачастую не имея возможности публиковать свое). По этому пути пошли многие старшие товарищи, а то и ровесники Искандера из национальных республик. Было среди них немало и подлинно талантливых. Однако всё равно это было «по квоте», чего Искандер, как мы помним по его непоступлению на философский факультет МГУ, терпеть не мог. Но как изменить ситуацию? Искандеру опять помогло счастливое (и это без преувеличения) стечение обстоятельств.

Он жил в Сухуме под присмотром матери, которая даже одежду ему выбирала (выбирала – громко сказано: черный низ, белый верх да черные остроносые туфли). Общался с родственниками, с друзьями из не слишком значительной в Сухуме интеллигентной прослойки. Среди его тогдашних приятелей – журналисты, учителя, биологи и ботаники; вспомним о Сухумском ботаническом саде и обезьяньем питомнике.

Фазиль отнюдь не пренебрегал дружескими посиделками. Как вспоминают его тогдашние знакомые, он не был молчуном, всегда был готов поддержать разговор, но никогда не был инициатором веселья или просто оживленного по-кавказски разговора. Впрочем, мы уже упоминали, что в то время фамилия Искандер для Сухуми – это прежде всего старший брат Фазиля, весельчак и тамада, душа всех компаний Фиридун, торговый работник, помогавший, как написал Фазиль в анкете Литинститута, матери, служившей «в одном из ларьков Абхазторга г. Сухуми».

Платили в Абхазском отделении Госиздата сущие гроши, но перспектив получать больше не было. Спасали, конечно, гонорары: в это время Фазиль публикует в разных журналах и газетах несколько десятков стихотворений. Некоторые он умудряется печатать дважды, например «Балладу о рыбном промысле» – и в журнале «Пионер», и в «Литературной газете». Кстати, публикацию в «Литературной газете» представил публике в нескольких словах его знаменитый земляк Георгий Гулиа. Искандер назван там молодым талантливым поэтом, но самое главное – Гулиа вывел формулу, к которой с тех пор (с 12 декабря 1959 года!) неизменно прибегали все писавшие об Искандере (что о стихах, что о прозе): «Пишет по-русски, но в его стихах – абхазское поэтическое видение мира».

Полагаем, о литературной судьбе Георгия Гулиа молодой Фазиль задумывался не раз, ища некую модель, некий ориентир для судьбы своей. Писатель Георгий Гулиа (1913–1989) был сыном одного из отцов-основателей абхазской литературы, первого (по мнению ряда исследователей) абхазского писателя, одного из создателей современной абхазской письменности Дмитрия Гулиа. Георгий Дмитриевич Гулиа – автор многих книг. Среди них – рассказы, повести, романы из абхазской жизни? и даже исторические романы на материале, от Абхазии далеком, вроде популярных в советское время «Фараона Эхнатона» или «Суллы». Так вот, Георгий Гулиа написал все свои книги по-русски. Более того, он всю сознательную жизнь жил в Москве, куда переехал в тридцать с небольшим, работал в «Литературной газете», был женат на русской.

Вот что писал о Гулиа его коллега по «Литературке» Юрий Изюмов:

«В “ЛГ” Гулиа вел самый важный и самый трудный раздел – писательских публикаций. Почему самый важный – понятно: ведь только они представляли на ее страницах собственно литературу. Критика, литературоведение – всего лишь древесные грибы на ее могучем стволе. Почему самый трудный? Да потому (повторяюсь), что в Союзе писателей СССР, чьим органом являлась “ЛГ”, состояло десять тысяч человек, десять тысяч творческих личностей со всеми их замечательными, но порой непереносимыми особенностями. И на всех – одна полоса в неделю, 52 полосы в год. Опубликоваться на ней было вожделенной мечтой каждого члена Союза.

Всех того достойных рано или поздно напечатать, никого при этом не обидев, выдержать бурный натиск одних и изощренные интриги других – со всем этим прекрасно справлялся Гулиа с его дипломатичностью, доброжелательством, терпением, а главное, подлинной мудростью. <…> Зоркий глаз Георгия Дмитриевича выискал в безбрежном литературном потоке множество новых талантов, получивших известность после публикации в “Литгазете”. Например, Андрея Вознесенского – именно в “ЛГ” он дебютировал одним стихотворением».28

А еще до переезда в Москву Гулиа успел поработать инженером-мостостроителем, побывать в роли министра культуры Абхазии, подвергнуться угрозам со стороны Берии и быть удостоенным личного упоминания Сталиным.

Перебраться в Москву, найти хорошую, престижную работу – и продолжать писать по-русски… Чем не вариант для молодого Искандера? Но много лет спустя в беседе со Станиславом Рассадиным Фазиль признался: «У меня был провинциальный комплекс, чисто технический. Подняться в лифте… Разговаривать по телефону – тем более, как это принято в Москве, часами… С этим действительно были затруднения. В Сухуми у нас просто не было телефона».

С лифтами, надо полагать, тоже были проблемы.

Пока же жизнь текла довольно однообразно, но относительно комфортно. Удручало, однако, отсутствие перспективы. В разноязыком Сухуми не было и не могло быть настоящего массового читателя. Да, в общем, не существовало и настоящей литературной среды. Как вспоминает жена Искандера Антонина Михайловна, Фазиль это отсутствие переживал достаточно остро. А что до творчества, то Искандеру решительно не хотелось идти по дороге, которая, вероятно, при его талантах и двуязычии была бы неизбежной. Останься он в Сухуми, быть бы ему до конца дней своих постоянным переводчиком на русский произведений местных маститых литературных деятелей. Деньги, достаток, престиж, но, но, но…

Искандер часто вспоминал о том, как встретил в Абхазии Булата Окуджаву. Даже годы спустя в этом рассказе чувствуется позиция провинциала по отношению к успешному столичному жителю.

Познакомились они в редакции «Литгазеты» в один из приездов Фазиля в Москву.

«Через несколько лет, уже в Сухуми, до меня долетели его песни и первые раскаты его славы, – пишет Искандер. – В тот день, вместо того чтобы сидеть в издательстве, где я работал, я рыбачил на пристани. Был чудный солнечный день. И вдруг ко мне подошла молодая, красивая, улыбающаяся пара. Это был Булат со своей юной женой Ольгой. Они прибыли из Одессы, искали меня в издательстве, и там правильно указали место моей рыбалки. Я взглянул на Булата – и понял, что он счастлив».29

Как видно из мемуара, сам Фазиль, хотя и не слишком загруженный работой, счастливым себя не чувствовал.

Скоро, повторим, всё изменится, а пока поговорим о новых стихах и новых книгах Искандера.

Вышедший в родном сухумском издательстве поэтический сборник «Доброта земли» в целом продолжает всё то же направление, что было и в первой книжке. Логичнее, конечно, было бы объединить их и издать книгу посолиднее, убрав самые слабые тексты и отредактировав повнимательнее. Разве что автор стал более умелым и ляпов себе не позволял…

Ну а первая его МОСКОВСКАЯ книга «Зеленый дождь» – пусть не обижаются в Сухуме – куда совершеннее двух первых абхазских, притом что отдельные тексты из них в нее включены, те же «Буйволы», например, или «Пот».

Итак, 1960 год, 100 страничек, тираж снова две тысячи экземпляров. Выглядит весьма скромно, да и стоит 13 копеек, – зато издательство «Советский писатель». Сбывшаяся мечта молодого автора!

Как о своего рода курьезе упомянем о стихотворении «Кукуруза», воспевающем, причем довольно хитро, «царицу полей». Почему хитро? Потому что молодой автор избрал приемлемый и даже плодотворный путь: присоединяясь, по сути, к общему хору, он нашел в нем свою партию. Зашел, так сказать, с провинциальных козырей. Стихотворение выстроено таким образом, что, если убрать несколько идеологических моментов, его можно читать и как описание деревенского детства. Причем описание яркое, светлое, сочное – как та кукуруза:

 
Ты заменяла нам обеды.
Тебя мы жарили с утра,
Как маленькие людоеды,
Располагаясь у костра.
 
 
Мы были счастливы, кромсая
С огня горячую – не тронь! —
Отфыркиваясь и бросая
Тебя с ладони на ладонь!
 

А в финале – снова политика и, пожалуй, данная уж слишком бравурно, особенно в сравнении с точными зарисовками-воспоминаниями:

 
Шагай до самой до Камчатки!
Откармливай коров и кур!
Теперь ты вроде депутатки
От южных полевых культур.
 
 
Зеленоблузой, златоокой,
Тебе дела страны под стать.
С тобой, с такою длинноногой,
Как раз Америку догнать!
 

Редкий случай, когда юмор Искандера выглядит довольно натужно. Всё же мажорный пропагандистский регистр – совсем не его, подстроиться не получается. То ли дело соседнее стихотворение «Зеленые штаны». Одно из лучших в книге! Оно тоже о детстве, да и написано тем же пятистопным, онегинским ямбом (бодрым, хоть и несколько спотыкливым), – но как будто излучает свет. Так рельефны образы. Так уникальны детали. Стихотворение довольно большое, но очень важное для понимания тогдашнего состояния не только творческой «оснащенности» Искандера, но и его взгляда на жизнь.

В этом сюжетном стихотворении рассказывается история о том, как в трудные времена военные мать сшила юному герою штаны из «куска старинного ковра». К немалому его смущению.

Однако односельчане штаны одобрили; и всё бы ничего, да при поездке в город стали очевидны все недостатки этой отчетливо «самострочной» одежды: «Девчонка фыркнула нежданно, / Как деревенская коза», «…улыбался весь квартал. / Я понял горестно, что город / Моих штанов не принимал».

Да, это практически рассказ. Причем с назидательным смыслом:

 
Но с запоздалою улыбкой
Я признаю́, как говорят,
Что было все-таки ошибкой
Менять зеленый свой наряд.
 

Мол, не стоит меняться. Стой на своем – и точка! Но, напомним, это написано задолго до того, как рассказы Искандера начали писаться регулярно. Все лучшие стихотворения Искандера из его первой московской книжки именно таковы – промежуточны, экспериментальны – в том смысле, что, немудреные сами по себе, готовят блистательную искандеровскую прозу. До нее оставался всего один, но важный и сложный шаг.

А пока мы видим стихотворные бытовые зарисовки «со смыслом», достаточно умело (уже умело!) скроенные по законам развития прозаического, не поэтического сюжета.

Такова, например, «Баллада о рыбном промысле», в которой многовато киплинговского, а поименование выглядит немного даже комичным.

 
Перед лицом покойника и безутешной родни
Двое встают, целуются, клятву дают они.
Да. Сахалиди Христо. Да. Николай Лобан.
Клянутся не думать за драку, клянутся думать за план.
 

Тут, может, еще и Багрицкий с его «Контрабандистами» («Янаки, Ставраки, папа Сатырос») повлиял.

Кстати, когда Искандер переводил Киплинга, то специально учил для этого английский язык. Его переводы, по отзывам специалистов, – не рядовые, не любительские, и заслуживают внимания. Знаменитая киплинговская «Баллада о Востоке и Западе», по мнению исследователей, в переводе Искандера (у него – «Баллада о Западе и Востоке») приобрела новые черты. В статье «Русскоязычные переводы и переложения “Баллады о Востоке и Западе” Р.Киплинга» Елена Третьякова и Ольга Спачиль пишут, что это не случайно:

«Фазиль Искандер резко добавил экспрессии, употребив во вступительном четверостишии слова “блеф”, “потроха”: “О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, они не сомкнутся нигде, / Пока души не вывернет, как потроха, Всевышний на страшном суде. / Но Запада нет! И Востока нет! И нам этот блеф не к лицу, / Когда с доблестью доблесть, два сына земли – ни с места! – лицом к лицу!”»30

«Ведь тема созвучна мироощущению Искандера-абхазца, – поясняют исследователи. – Здесь и похищение коня, и мужская доблесть, и честь рода, и почитание старших (беспрекословное выполнение сыном наказа отца), и щедрое одаривание гостя хозяином. Лексика, которую выбирает Искандер, – это, безусловно, отражение той маскулинной, кавказской культуры, духу которой верен в своем творчестве замечательный сын Абхазии, российский прозаик и поэт».31

Вот только краснодарские филологи заходят чересчур далеко, увязывая переводческую манеру Искандера с его политической позицией (какой она рисуется им):

«Мудрое решение Кемала отдать сына понятно Искандеру: добровольный переход на сторону сильного гарантирует малому народу его выживание и сохранение; у сына Кемала есть будущее, значит, оно есть и у народа Кемала. Внешняя уступчивость, податливость Востока на самом деле являет себя формой его активного противостояния Западу».32

Не прибегая к подобного рода обобщениям, можно сказать, что у Киплинга Искандер-поэт находил (особенно в молодости) созвучие в самом творческом методе – выделение яркого, эффектного эпизода и построение на нем всей истории. Как говорил гораздо позже Искандер («Советская Абхазия», 14 октября 1988 года), «начиная от какого-то живого слова, живого рассказа, который слышал, я могу дофантазировать ситуацию или изменить ее в том направлении, в каком идет моя творческая фантазия. Но вот первоначальный толчок для меня очень важен, как толчок, идущий от жизни».

Это касается, несомненно, и прозы, и поэзии.

И еще о сравнениях и аналогиях.

В 1962 году о стихах Фазиля Искандера напишет довольно большую статью в «Литературной газете» уже знаменитый поэт фронтового поколения Евгений Винокуров. В рецензии, исполненной весьма поэтично, то есть без особых доказательств, Искандер был назван поэтом «определившимся», поставлен в один ряд с Андреем Вознесенским и Владимиром Цыбиным (рецензент объединил их не по поэтике, а по степени литературной зрелости, но всё равно сегодня такой ряд выглядит довольно экзотически). Винокуров отметил у стихов Искандера и плюсы, и минусы: «Его мир – это мир материальный, вещный, объемный. Он густ, даже иногда чересчур густ этот мир – как на картинах Рембрандта». И далее:

«Фазиль Искандер любит зрительный образ, он не представляет себе внутреннего жеста без жеста внешнего. Мир дается кинематографически, крупным планом. Некоторые его стихотворения представляются кадрами замедленной съемки. <…> Недостатки его манеры – из того же источника, что и его достоинства. Недостаток духовности может привести к перегруженности стиха предметностью. Констатация факта удручающа».33

Рискнем предположить, что «густота», основательность описаний и привлекала в стихах Фазиля многих читателей тогдашней модернистской, то есть слишком «разреженной», эпохи. Привлекает это и сегодня, когда эпоха совсем другая и «вещественность» в стихах стала общим правилом. Но вещественность вещественности рознь – Рембрандт, а не унылая канцелярская опись, которую мы часто видим в современной поэзии, особенно в безразмерных верлибрах.

Поэтические книги продолжали выходить у Искандера и дальше, стихи его менялись, делались более притчеобразными и сдержанными. Но на горизонте уже маячили проза и Москва – благодаря женщине, изменившей его судьбу – и человеческую, и писательскую.

Фазиль женится

История удивительно счастливого знакомства, женитьбы и пятидесяти с лишним лет союза Фазиля Искандера и Антонины Хлебниковой хорошо известна, даже в глянцевых журналах об этом писали. Но у Антонины Михайловны, которая и сегодня бодра, полна оптимизма и помнит свою жизнь с Фазилем до мелочей, всегда можно узнать новые подробности. Но обо всём по порядку.

Собственно, сам момент знакомства описан – в преображенном, конечно, виде – в «Созвездии Козлотура». Не откажем себе в удовольствии вновь процитировать искандеровскую прозу. Тем более в этом фрагменте рассказывается и о том, как проходила жизнь Фазиля до решительных перемен.

«В тот вечер мы сидели с ребятами на приморском парапете и поглядывали на улицу, по которой всё время двигались навстречу друг другу два потока. Толпа нарядных, возбужденных своим процеживающим движением людей.

Белоснежная рубашка, черные брюки, узконосые туфли, пачка “Казбека”, заложенная за пояс на манер ковбойского пистолета, – летняя боевая форма южного щеголя.

Вечер не предвещал ничего особенного. Да мы ничего особенного и не ожидали. Просто отдыхали, сидя на парапете, лениво поглядывая на гуляющих, и говорили о том, о чем говорят все мужчины в таких случаях. А говорят они в таких случаях всякую ерунду.

Тогда-то она и появилась. Девушка была в обществе двух пожилых женщин. Они прошли по тротуару мимо нас. Я успел заметить нежный профиль и пышные золотистые волосы. Это была очень приятная девушка, только талия ее мне показалась слишком узкой. Что-то старинное, от корсетных времен.

Она покорно и прилично слушала то, что говорила одна из женщин. Но я не очень поверил в эту покорность. Мне подумалось, что девушка с такими пухлыми губами может быть и не такой уж покорной.

Я следил за ней, пока она со своими спутницами не скрылась из глаз. Слава богу, ребята ничего не заметили. Они держали под прицелом улицу, а девушка как бы прошла над ними. Я посидел еще немного и почувствовал, что разговоры товарищей как-то до меня не доходят. Я уже нырнул куда-то и слышал их через толщу воды.

Девушка не выходила у меня из головы. Мне захотелось ее снова увидеть. Не то чтобы я боялся, что ее увлекут щеголи в белых рубашках, с томной походкой. Нет, я был уверен, что их дурацкие патронташи с полупустыми гильзами казбечин не представляют для нее опасности. Слишком мелкая дробь. К тому же я понимал: вынуть ее из такой плотной шершавой обертки, как две пожилые женщины, задача дай бог.

Как бы там ни было, я распрощался с ребятами и ушел. Найти ее в такой толчее казалось невероятным. Но она мне уже мерещилась. Чуть-чуть, но все-таки. А раз человек мерещится, можно быть спокойным – сам найдется. <…>

Я знал, что ее увижу, а что дальше будет – понятия не имел. Просто надо было убедиться – в самом деле она мерещится или только показалось.

И вот я вижу – она стоит на маленьком причале для местных катеров. Наклонилась над барьером и смотрит в воду. На ней какая-то детская рубашонка и широченная юбка на недоразвитой талии. Про таких девушек у нас говорят: ножницами можно перерезать.

Рядом с девушкой на скамейке сидели обе женщины, с которыми она так покорно проходила по набережной.

Надо сказать, что о наших краях болтают всякую чепуху. Вроде того, что девушек воруют, увозят в горы и тому подобную чушь. В основном всё это бред, но многие верят.

Во всяком случае, спутницы девушки сейчас сидели от нее так близко, что в случае неожиданного умыкания могли бы, не вставая со скамейки, удержать ее хотя бы за юбку. Юбка эта сейчас плескалась вокруг ее ног широко и свободно, как флаг независимой, хотя и вполне миролюбивой державы.

Раздумывая, как быть дальше, я прошел до конца причала и, возвращаясь, решил во что бы то ни стало остановиться возле нее. Я решил использовать единственную ошибку, допущенную охраной, – фланг, обращенный к морю, был открыт.

Море было на моей стороне. И вот я подхожу, а легкий ветерок дует мне в спину, как дружеская рука, подталкивающая на преступление. Неожиданно порыв так раздул ее юбку, что мне показалось – она вот-вот взлетит, прежде чем я успею подойти. Я даже немного ускорил шаги. Но девушка, не глядя на юбку, прихлопнула ее рукой. Так прикрывают окно, чтобы устранить сквознячок. А может быть, так гасят парашют. Хотя я сам с парашютом не прыгал и, разумеется, не собираюсь, но почему-то образ парашюта, особенно нераскрывающегося, меня преследует…

Но как к ней все-таки подойти? И вдруг меня осенило. Надо притвориться приезжим. Обычно они друг другу почему-то больше доверяют. То, что она не из наших краев, было видно сразу».

А вот что совсем недавно рассказывала авторам Антонина Михайловна Хлебникова-Искандер:

«Это был август 1959 года. Мы приехали из своей Москвы в Сухуми отдыхать с родителями. И вот как раз в один из вечеров мы с мамой и с хозяйкой квартиры, у которой мы остановились, прогуливались по набережной. Мои женщины присели на лавочку, а я встала к бортику и стала смотреть на море. Он подошел и встал рядом. Мы смотрели на море. Вода уже темная, вечерело уже, звёзды появились на море. Плескалась лодка под пристанью. А он и говорит: “Интересно, а не контрабандисты это?” И у нас завязался странный разговор про контрабандистов…»

Фазилю, в отличие от его героя, удался «коварный» план: его будущей жене действительно показалось, что Фазиль приезжий, – из-за его интеллигентной и солидной манеры речи и поведения. Никакого акцента! Никакой схожести с навязчивыми южными кавалерами! Фазиль, по ее мнению, походил на артиста провинциального театра откуда-нибудь из русской глубинки.

Антонине в то время было девятнадцать (она младше Фазиля на одиннадцать лет), она училась в Плехановском институте на экономиста, как раз закончила второй курс. Ее отец, Михаил Сергеевич Хлебников, был старшим преподавателем, затем доцентом МИИТа, мать Антонина Владимировна, родом «из бывших», занималась домашним хозяйством.

Выбор вуза и специальности был для девушки во многом случайным.

«Я очень любила литературу, – вспоминает сегодня Антонина Михайловна. – Была начитанной. У меня была прекрасная педагог по литературе, и она очень расстроилась, что я не пошла по этому пути. Но мои родители решили, что я должна иметь специальность, которая будет меня кормить. Из-за близорукости я не могла пойти по стопам отца в технический вуз (отец преподавал обработку металла). И я пошла в экономический».

Жила семья Антонины, как и многие коренные москвичи, в самом центре, на Тверском бульваре, дом 9. Рядом Никитские ворота, недалеко Литинститут и драмтеатр имени Пушкина, бывший Камерный Таирова, закрытый в 1949 году за «низкопоклонство перед Западом». Вечером ходили гулять на улицу Горького, где та ее часть, что примыкала к Моссовету, считалась «семейной», предназначенной для чинных хождений. Противоположную сторону оккупировали «стиляги» и дали ей хлесткое наименование «Бродвей». Комсомольцы и милиционеры гоняли стиляг. Девчонки с любопытством разглядывали своих американизированных сверстников и их размалеванных девиц.

Семья Хлебниковых жила в доме старинном – но, конечно же, в коммуналке. Вчетвером (еще и старший брат Леонид, золотой медалист, учившийся в историко-архивном) в одной большой комнате. Именно в эту комнату уже скоро придет и Фазиль.

А пока, увидев рядом с Антониной кавалера, женщины сразу стали звать ее домой. Она и пошла, но успела шепнуть (а по сути, намекнуть) Фазилю: «Мы каждый день на городском пляже».

В то
лето их встречи были редкими, хотя и не случайными. Не только пляж: Фазиль старался быть джентльменом, ухаживать красиво. Водил, например, Антонину с матерью на экскурсию в Ботанический сад, где у него были знакомые.

Интерес молодых людей оказался взаимным и рос с каждым днем. Началась переписка (втайне от родителей Антонины). Конечно, молодой поэт присылал своей возлюбленной стихи. И, конечно, они ей нравились.

Ну как могло не понравиться, например, такое:

 
Мимоза! Ты береза черноморья,
Красавица абхазского приморья,
Как шея девичья, округла и нежна.
 
 
Ты, храбрая, живешь не ждя подвоха,
Возвратного морозца не боясь.
 
 
Есть что-то общее у нас с тобой, дуреха,
Я тоже вот влюбился, не спросясь.
А впрочем, может это и неплохо?
Давай-ка жить, поддерживая связь!
 

А под Новый год Фазиль явился в Москву. И не просто так: у него выходила книга стихов «Зеленый дождь», ему полагался гонорар, и неплохой. Судя по всему, по восточной, да и по поэтической традиции Фазиль решил его прокутить, произвести заодно впечатление на любимую девушку.

Снял номер не где-нибудь, а в гостинице «Москва». Как вспоминает сейчас Антонина Михайловна с улыбкой, «приехал и показал мне красивую жизнь. Подарил мне игрушечную собачку, фокстерьера, в то время это была большая редкость. Она у меня до сих пор есть. Ей уже шестьдесят лет. Но выдержал в гостинице пару дней, а потом всё же ушел на квартиру у Белорусского вокзала, к другу Владимиру Файнбергу, он там снимал комнату, ну и Фазиль временно подселился».

Кстати, этот приезд Искандер позже опишет в юмористическом рассказе «Моя милиция меня бережет». Начинается он так:

«Получив вторую половину денег за свою книжку, я почувствовал неотвратимое стремление потратить их в Москве, а не где-нибудь в другом месте.

Первая половина улетучилась в процессе выхода книги, она как бы ушла на самообслуживание самого издания, я ее недостаточно четко прочувствовал.

День выезда я приурочил ко дню рождения моего друга. Обычно мой друг отмечал эту дату с широтой и блеском, впрочем, оправданным твердым решением сразу же после праздника начать новую жизнь.

Дома моя поездка в Москву проходила под общим названием “Покупка Зимнего Пальто в Москве”. К этому времени мое легкомысленное черноморское пальто порядочно поистерлось, и мне в самом деле было нужно новое.

Мама, как всегда, пыталась приостановить мою поездку, на этот раз ссылаясь на то, что в Москве, как сообщало радио, стояли сильные морозы, и я в своем ветхом пальто мог простудиться еще до того, как успею купить новое пальто. Мне удалось доказать ей, что покупка нового пальто в такой мороз будет его лучшим испытанием, наиболее полноценной обкаткой, которую нельзя получить в условиях нашей двусмысленной колхидской зимы.

Против этого она ничего не могла возразить, а только предложила мне подшить карман с аккредитивами, с тем чтобы я в Москве вспорол его в гостинице перед самой покупкой пальто, разумеется, в условиях полного одиночества.

Но и эту попытку я отверг на том основании, что я уже больше не студент, а даже как бы писатель; во всяком случае, новенький членский билет лежал у меня в кармане.

– Но не все же об этом знают, – сказала она довольно резонно и предложила хотя бы булавками подколоть карман с аккредитивами.

– Нет, – сказал я и уложил их в чемодан вместе с десятком экземпляров своей книжки».

О невесте в рассказе нет ни слова – хотя герой поселяется в гостинице «Москва», встречается с друзьями и т. п. Главный сюжет – герой нечаянно обменивается багажом с соседом по самолету и с помощью милиции после серии комических приключений чемодан с деньгами и экземплярами книжки возвращает.

Вот пример того, как Искандер использует реальные факты для создания художественного образа, решения писательской задачи. В данном случае задачей было создание комического эффекта, в этом Искандер преуспел.

Однако вернемся к реальным событиям.

В этот приезд в Москву Фазиль познакомился и с отцом Антонины.

«Папа проникся к нему неким сочувствием. Он воспринял его как сына вдовы. Потому что отца Фазиля сослали, как и деда по папиной линии. И этот факт помог развиться внутренней симпатии. А вот мой дядя, папин брат, написал письмо душераздирающее о том, что ни в коем случае нельзя выходить за Фазиля. Он и старше меня, да еще и поэт!»

Следующая встреча Антонины и Фазиля в Сухуме закончилась свадьбой. Хлебниковы приехали летом на отдых всей семьей. А дальше…

Рассказывает Антонина Михайловна:

«Он завел меня в ЗАГС на прогулке. Одеты мы были просто. А он мне и говорит: “А давай пойдем и распишемся!” Это было в Сухуми. Не знаю, как бы он провернул это в Москве. Как раз через год после знакомства. Мы зашли в ЗАГС, там была пара, которая плохо говорила на русском языке, и меня попросили оформить им документы. А Фазиль в это время оформлял нас. Так спонтанно и появилась у меня новая фамилия. Мы пришли домой (снимали квартиру) вместе и рассказали. У папы в ту ночь случилось излияние крови в глаз, и он ослеп на один глаз. Не думаю, что папа так сильно переживал, мама его взбудоражила. Папа был на нашей стороне, а ей ничего не оставалось, как тоже нас принять. Но свадьба же должна быть!

Родственники уговорили Фазиля. Свадьба не была похожа на кавказскую, а скорее на обычное застолье. Был очень узкий круг. Две семьи и несколько друзей. С мамой его мы познакомились на свадьбе. Это была мощная женщина. Очень серьезная. Для нее всё это было нарушением обычаев. Фазиль не побоялся идти против семьи. Просто поставил их перед фактом. В квартире его старшей сестры Гюли, преподавательницы английского, свадьбу и провели. Не было ни платья, ни подарков. Не было даже свадебных фотографий. Разве что вручили нам конверт, может, с деньгами? И обручальные кольца были».

Впрочем, москвичи всё равно были поражены – например, красноречием тамады, старшего брата Фазиля, Фиридуна. Родители Тони впервые видели такой размах! Михаил Сергеевич потом, в Москве, долго вспоминал начало кавказского тоста: «Этим прекрасным хрустальным бокалом я пью за…»

Для первой брачной ночи, рассказывала Антонина Михайловна, Фазиль снял комнату у какой-то глухонемой гречанки. Вход со двора, с двух сторон глухие стены соседних домов – у новобрачной, по ее воспоминаниям, было ощущение лермонтовской «Тамани»…

Во всём этом чувствуется и романтизм, и некая верность традициям – не по части пышного свадебного застолья, но по части, как писал Искандер, «умыкания» невесты. В сущности, он так и сделал: умыкнул, украл Антонину, привез – ну, или привел – прямо в ЗАГС втайне от нее и своей семьи.

Тут произошел один эпизод, который мог бы послужить для кого-то дурным предзнаменованием, – но чувства Фазиля и Антонины были выше всех примет. Да они и не сбылись – вместе прожить молодым супругам суждено было долгие годы, до самой смерти Фазиля. А эпизод описан в стихотворении Искандера «Кольцо»:

 
И вот, бродяга и скиталец,
Покинув творческий диван,
Я любопытствующий палец
Просунул в маленький капкан.
 
 
Входил он медленно и хрустко.
Но стоп! И дальше не могу.
Быть может, знак, что будет узко
В семейном золотом кругу?
 
 
Не удавалась мне насадка.
Я хмуро пот стирал со скул.
Но вскоре мастер за двадцатку
Мне круг семейный растянул.
 

Дальше в длинном стихотворении Фазиль описывает эффект, произведенный на знакомых фактом его женитьбы:

 
Девчонки, светопреставленье
В злосчастном увидав кольце,
Высокомерное презренье
Изображали на лице.
<…>
 
 
А некий тип, исполнен чванства,
Пыл профсоюзный разрядил.
Он крикнул радостно:
– Мещанство!
Спросив зачем-то:
– Где купил?
 
 
А друг, не то что поздравляя,
Сказал, задумавшись на миг:
– Кольцо – пилюля золотая,
Я соболезную, старик!
 

В общем, и ситуация знакома, и реакции вполне типичны: для старой жизни человек потерян. Как оказалось, навсегда.

Ну а дальше – молодая жена уехала с родителями в столицу. Антонина Михайловна вспоминает:

«Фазиль нас проводил в Москву, а родители и рады были, что я замужем, но всё еще дома. Поступил он на проводах, как настоящий дипломат. Провожал нас еще и его красивый друг с красивой молодой женой. Они вручили моим родителям корзину с роскошными фруктами. И Фазиль как бы показал, что вот как это здорово выглядит».

Воссоединилась молодая семья далеко не сразу. Как рассказала нам Антонина Михайловна,

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!
Купить легальную копию

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации