Текст книги "Рогнеда. Книга 1"

– Люди добрые!!! Помогите!!! Убивают!!! – кричала, семеня по узкой тропке, спускавшейся к самой воде.

Когда Софья подбежала, Рогнеда еще сопротивлялась.

– Отпусти, аспид! – Женщина вцепилась рукой то ли в шкуру, то ли в одежду страшного чудовища. Михалко почувствовал за спиной какое-то движение, и не глядя двинул рукой. От толчка Софья отлетела назад и, ударившись о камень, затихла.

* * *

Как только с пригорка открылся вид на далекий город, боярин дал знак остановиться. Лошади, мотая густыми гривами и отгоняя комаров, остановились. Седоки попрыгали на землю, разминая затекшие от долгой езды чресла. Негромко переговариваясь, возничие подтягивали ослабшие подпруги. Пешие воины окружили ровным квадратом стоянку боярина, зорко поглядывая по сторонам.

До города оставалось совсем чуть-чуть, но боярин почему-то не спешил. Он слез с лошади, прошелся взад вперед, сладко потянулся.

– Велишь квасу подать, боярин? – сунулся под руку Гришка-холоп.

Боярин немного подумал, отрицательно мотнул головой.

– Нет. Дома будем квасы распивать. Недалече уже осталось. Сейчас отдохну малость, и дальше двинем.

Возвращался боярин из дальней поездки с немалым прибытком, и оттого на сердце было легко и весело, как будто словил в руку жар-птицу. Держит, не отпускает, а она все трепыхается и норовит вырваться, но это зря – хватка у боярина сильная, цепкая. Что раз взял в руку, то уже не отпустит. А, может, так оно и было на самом деле? Сидит сейчас его птица в тереме – хозяина своего дожидает. Или не ждет и плачет горючими слезами и все норовит вырваться на волюшку?.. Которой он, боярин Василий Колычев, лишил ее. Но на то он и боярин, чтобы брать то, что ему Богом положено.

Василий улыбнулся. Часто в дальней поездке ему вспоминалась Рогнеда. Чем в душу запала эта холопка? Вползла, словно змея, и не отпускает. Свернулась тугими кольцами где-то там и смотрит изнутри, наблюдает. Даже заморские девицы, созданные для услады души и тела, не радовали. Оттого и остановился здесь на пригорке, чтоб отстрочить сладостный миг встречи.

– Гришка! – крикнул не оборачиваясь. – А подай-ка все же квасу.

– Сейчас, боярин, – тут же отозвался верный холоп. – Я мигом. Квасок-то хороший. Ядреный.

Василий поднес ко рту полный жбан квасу. Отпил глоток. В нос ударил терпкий хлебный запах. Квас и впрямь был хорош. Краем уха уловил как внизу, под пригорком, куда не долетал взгляд, вроде как шумит кто-то. Василий досадливо поморщился.

– Ну-ка, пойди, узнай, кто там расшумелся. Да приструни, ежели что.

Гришка скакнул вниз, но вскоре вернулся. За ним поспешал воин из охранной сотни. Подошел ближе, поклонился в пояс боярину.

– Ну, чего там? – Василий отпил еще глоток. – Чего орете, как черти оглашенные?

– Прости, боярин, что криком потревожили тебя. Но Ванька, сынок мой востроглазый, заметил, что вроде в кустах, около самой воды, барахтается кто-то. Я не усмотрел, а он уже шасть туда, а как прибежал назад, то и рассказал, что дядька бородатый какую-то женщину душит. Ну, душит и душит – эка невидаль! – Воин развел руками. – Чего зря шуметь-то. Пинька да Севка хотели броситься туда, да я насилу их и удержал. Не было наказа от боярина, чтоб по кустам шарить. А девка что ж… Можа, Ваньке и привиделось. – Воин замолчал, потом виновато добавил: – Вот и расшумелись.

Настроение у боярина хорошее. Он отпил еще квасу, передал почти опорожненный жбан Гришке, вытер усы.

– Ну, так сбегайте, узнайте, что там за злодейство происходит. Может, христианская душа погибает? Спасете, и на том свете зачтется. А вы стоите, словно обухом пришибленные. Давайте, только мигом.

– Как прикажешь, боярин! – Воин поспешил вниз.

Боярин прошелся взад-вперед, вытянул голову, но в том месте, где исчезли воины, было ничего не разглядеть – ивняк плотной стеной укрывал край берега. Наконец увидел, как воины возвращаются. И вроде несли кого-то.

Запыхавшись, воин поднялся к боярину, проговорил зло:

– Убег, аспид. Пиньку вон успел садануть коленом под пах и скрылся в лесу. Шустрый оказался, вражина. А девке не повезло. Наверное, успел свое дело справить. Вот она.

Воины расступились. Рогнеда лежала почти нагая, только слегка прикрытая изодранным сарафаном. Разметавшиеся волосы закрывали лицо, но боярин узнал ее сразу и пошатнулся. Захотелось опять квасу. Только крепкого, хмельного, чтоб вмиг все мысли отшиб.

– Там еще была одна, старуха, – добавил воин. – Но мы не стали ее сюда тащить. Как раз обоз мимо проезжал, мы ее в деревню и спровадили. Может, оклемается, если Бог даст.

Воины перекрестились, не сводя взгляда с девушки.

– Чего уставились, оглоеды? – Василий очнулся, повел вокруг мутным взглядом. – Нечего пялиться! Прикройте наготу-то ее! Да в обоз ее поживее! И погоняйте!!! Погоняйте!!!

Боярин орал, брызгая слюной, и вокруг забегали, засуетились. Впервые видели боярина в таком исступлении и всерьез испугались.

– Гришка! – Василий схватил отрока цепкими пальцами, притянул к себе. – Скачи в город и чтоб к нашему приезду лекаря нашел. Самого лучшего. Не найдешь – шкуру спущу, брошу псам на съедение. Понял все?

Гришка испуганно кивнул.

– Тогда пошел!

Гришка кинулся к лошади, взлетел в седло. Конь от неожиданности встал на дыбы, но Гришка вонзил пятки в бок жеребца и через мгновение исчез под горой.

Когда подъезжали к городу, к боярину осмелился приблизиться давешний воин, Архип, спросил опасливо:

– Дозволь слово сказать.

– Ну, чего еще?

– Узнал я его, хозяин. Когда тикал он к лесу. Со спины, но узнал.

– Кто? – Боярин развернулся в седле, в глазах плясали молнии.

– Михалко это, боярин… Он. Ошибиться я не мог, – вполголоса проговорил воин, склонившись к плечу боярина.

– Тать!!! – выдохнул Василий. – Найду – на куски порву злыдня!!!

До города домчали быстро, хотя и старались двигаться осторожно, чтобы не растрясти Рогнеду. Она была жива, только стонала все время и вскрикивала, когда телега подпрыгивала на ухабах.

Василий ехал в середине обоза. Гнев прошел, осталась только досада. На себя, что так все случилось, на верных людей, что недоглядели, и на Михалко, посмевшего ослушаться его повеления. Василий не терпел, когда делалось что-то помимо его воли, а Михалко ослушался, поэтому он умрет. Дело не в Рогнеде, хоть и прикипел к ней душой, а в его боярской воле.

Василий подозвал к себе Архипа.

– Возьми с десяток людей и вертайся назад. Михалко найди и убей. Мне он не нужен – не могу в глаза его смотреть. Не возвращайся, пока не найдешь татя… – Василий подумал еще, хотел что-то добавить, но передумал, а только рукой махнул.

Рогнеду положили в горнице. Тут же явился Гришка. За ним, опираясь на суковатую палку, плелся старик с белой бородой, свисавшей почти до пояса.

– Вот, боярин, – Гришка кивнул на старика, – единственный лекарь, которого сыскать удалось. Правда, веры не нашей он, а халдейской, но на Руси давно живет и людишек от болезней всяких излечивает. К нему даже, говорят, сам князь единожды обращался.

– По-нашему разумеет?

– Разумеет, боярин.

– Тогда поглядим, какой он лекарь! – Василий подошел к старику, посмотрел сверху вниз в водянистые глаза. – Тебя как звать?

– Зови меня Феофаном, боярин. – Голос был тихим, едва слышным.

– Вылечишь девицу?

– Смотря, какой недуг ее свалил, – важно ответил Феофан, переложив клюку из одной руки в другую. – Осмотреть ее надо. Тогда точно могу ответствовать.

– Тогда смотри, не тяни!

– Вели выйти всем.

Боярин махнул рукой, и вся прислуга вывалилась в сени. Остались только Василий, Феофан да Рогнеда, стонущая на ложе. Феофан подошел ближе, откинул легкое покрывало. Потрогал сухой ладонью лоб, провел руками вдоль всего тела, нагнулся ниже, почти касаясь носом тела, пошевелил губами. Странно, но Рогнеда стонать перестала, только дышала тяжело, с придыхом. Василий настороженно следил за лекарем. Феофан разогнулся, озабоченно посмотрел на боярина.

– Тяжелый недуг у нее. Не только телесные раны, но и душевная боль гложет девицу. То хуже. Стоит она на грани, где заканчивается жизнь и начинается царство мертвых.

– Не говори загадками, дед. Скажи одно: вылечишь?

– Попробую, боярин. Но не все в моей власти. Боги наградили меня знанием и умением, но есть то, что во власти только Всевышнего одного.

– Не вылечишь – собакам скормлю, – пригрозил Василий.

– Не грози, боярин! – В глазах Феофана заплясали искорки. – Стар я для угроз твоих. Много повидал за годы странствий и бояться разучился. Ты лучше молись, и Аллах тебя услышит. – Феофан посмотрел на Рогнеду. – Кто она тебе? Дочь, аль приживалка?

– Тебе какое дело? – взвился Василий. – Дерзишь, старик! Смотри, а то и вправду батогов отведаешь.

– Ладно, боярин, не время разговоры разговаривать. Оставь меня наедине с девицей. Как нужен будешь, позову. – Лекарь скинул с плеча холщовый мешок и принялся рыться в нем, напрочь забыв о боярине.

Василий прошелся по горнице, наблюдая за странным лекарем, потом пожал плечами и вышел в сени.

Остаток дня и ночь из горницы, где Феофан колдовал над Рогнедой, вестей не было. Боярин приставил к дверям двух стражников и строго наказал чуть что – звать его немедля. Сам занялся делами, коих скопилось за время его отсутствия немало.

Ближе к вечеру боярин позвал Матвея. Василий, распаренный после бани, в чистой холщовой рубахе, сидел за столом, трапезничал.

– Куда Софья запропастилась? Что-то не вижу я ее. Или в бега подалась, старая ведьма, узнав, что такое приключилось?

– Нет, батюшка… – Матвей кашлянул в кулак. – Представилась она. Померла, значит. Разыскал я ее на подворье, куда привезли от реки. Знал, что ты будешь спрашивать, потому и не сидел, сложа руки. Когда нашел, она уже и не дышала. – Матвей перекрестился на образа. – Крепко приложил ее злыдень о камень. Душа вмиг и отлетела.

– Померла, значит… – Василий тоже осенил себя крестом, задумчиво пожевал губами. – И спросить не с кого. А ты куда смотрел, старый дурень?

– Так это… – Матвей замешкался, виновато посмотрел на боярина. – Своевольничать она стала. Затворница то есть. Как только ты отъехал, она вообще меня слушать перестала. Кричала прилюдно на верного раба твоего, а Софья во всем ей потакала. И в тот раз не хотел я ее пущать на ярмарку, но она как крикнет! Холопом обозвала да смердом. А разве я того достоин? Ведь верой и правдой тебе, батюшка…

– Ладно плакаться-то, – раздраженно оборвал боярин. – Тебе что указано было? Никуда ее со двора не выпускать. А на деле вышло как?

– Прости, боярин! – Матвей упал на колени.

– Проваливай. Да ступай на задний двор, к Курьяну. Пусть всыплет тебе десяток ударов кнутом. В следующий раз умнее будешь, да понятливее.

Матвей поднялся с колен, не разгибаясь и пятясь задом, выскользнул из горницы.

Утром, едва боярин протер спросонья глаза, прибежал один из стражников.

– Боярин, лекарь тебя кличет.

Василий поспешил на зов. В светелке за прошедшие сутки ничего не изменилось. Только пахло по-другому. Травами пряными и еще чем-то незнакомым. Рогнеда лежала в том же положении, сверху укрытая теплым покрывалом.

– Чем обрадуешь, старик?

Феофан тянуть не стал, а сказал главное:

– Боюсь, что вести мои нерадостные. Девица еще жива, но половинка ее души уже переселилась в потусторонний мир и тянет за собой другую. Темные силы держат ее там крепко и не отпускают. Даже заклинания, коим меня обучили наши маги – не помогают. – Феофан помолчал, поднял глаза на боярина. – Она тает. Дело тут не в телесных страданиях, а в душевных. Она просто не хочет жить и не сопротивляется злым чарам. Если оставить все как есть, то времени осталось до захода солнца.

– Значит, она умрет?

– Да, боярин. К утру ее тело уже остынет.

– Так… – Василий закрыл глаза. Горечи не было, опять вспыхнула досада, что так нелепо все вышло. Висит над ним какой-то рок. Может, боги прознали про то зло, что он сотворил с отцом? И теперь мстят?

– Позволь молвить, боярин, – Феофан неожиданно нарушил ход мыслей.

– Еще что? Ты сделал свое дело. Получи у ключника положенную плату и можешь проваливать.

– Плата не нужна мне, боярин. Хоть, не скрою, и люблю я золото, но с тебя его не возьму. – Феофан помолчал, огладил бороду. – Хочу совет тебе дать, боярин. Потому как вижу, что прикипел ты душой к девице этой и вижу, что судьбы ваши связаны воедино.

– Некогда разные истории слушать. Самое время выносить ее на погост. Так ведь, по-твоему, выходит?

– Так, да не так. Ты послушай, а потом решай, как поступить.

– Странный ты какой-то старик, непонятный… Ладно, сказывай.

– Случилось это в те времена, когда прадед моего прадеда был еще совсем юнцом, – без долгих предисловий начал Феофан таким же тихим голосом. Сам, видно, понимал, что времени и впрямь осталось не так и много. – В городе Магрибе жил шах. И была у него дочь, прекрасная гурия, равной которой по красоте и уму не было во всем подлунном мире. Шах не чаял души в своей дочери, но однажды случилось несчастье. Свалил дочь шаха неизвестный недуг. Что только не делали известные своей мудростью маги и лекари, прославленные ученостью. Но все было напрасно – дочь шаха угасала на глазах. Бедный шах совсем отчаялся и не знал, что делать. Тогда первый визирь рассказал ему про древнего старца, жившего уединенно в горах Маравиншаха. Это была последняя надежда, и шах ухватился за нее. За старцем был срочно отправлен конный отряд. Когда его доставили ко двору, он осмотрел дочь шаха, лежавшую без сознания, и изрек, что только благородный металл и камни древних прародителей могут излечить ее. Тут же дочь шаха отнесли в сокровищницу, расположенную под самым дворцом шаха, и оставили на три дня. А когда вернулись за ней, то увидели, что девушка сладко почивает, окруженная драгоценными камнями и слитками из золота. Шах возликовал, что болезнь отступила, и хотел тут же наградить отшельника, но тот пропал и больше старца не видели ни в городе, ни в горах. Растворился он бесследно среди древних дорог. Девушку больше недуг не посещал, и она счастливо дожила до старости и покинула этот бренный мир в положенное время, когда Аллах призвал ее к себе. – Феофан помолчал, потом добавил: – Вот такая история, боярин. Что в ней правда, что вымысел – о том не знаю, но ее еще долго передавали из уст в уста, и так она дошла до моих ушей.

Боярин Василий недоверчиво посмотрел на Феофана, перевел взгляд на Рогнеду. Под тонким одеялом было заметно, как тяжело вздымается грудь девушки.

– К чему ты рассказал ее, старик?

– Не знаю, боярин. Просто пришла на ум, я тебе и поведал. А ты уж сам решай, как поступить.

– Ладно, лекарь, ступай! – боярин махнул рукой. – Сказка твоя хороша, но только для старух, коротающих свои последние дни, и для малых детей.

– Как знаешь, боярин. – Феофан поклонился и, опираясь на посох, медленно вышел из боярских покоев.

Василий, оставшись один, прошелся по светелке, остановился около Рогнеды. В сказку, рассказанную лекарем, он не поверил, но терять Рогнеду не хотел. В голову пришла нежданная мысль. А вдруг понесла она от него? И вскоре на свет появится его сын, наследник? Такое вполне может быть, и тогда она должна жить. Василий подошел к образам, перекрестился. Все в руках божьих и только Он решает, кому жить, а кому умирать.

Покопавшись в памяти, Василий вспомнил, что нечто подобное слышал уже, когда был совсем еще юн. В древних былинах рассказывалось, что часто волхвы прибегали к этому способу, как к единственно верному. Верили они, что золото и камни, тая в себе какую-то неизвестную тайну, способны излечить от самого тяжелого недуга.

Василий остановился около двери, зычно крикнул:

– Гришка!

Отрок явился тотчас, остановился в дверях, вопросительно посмотрел на хозяина.

– Распорядись, чтоб в сенях не было никого. Чтоб ни одна живая душа не путалась под ногами. Гони всех в шею и сам проваливай куда подальше. Увижу кого – батогов отведаете.

– Сделаю, боярин! – Гришка не высказал удивления, поклонился и убежал выполнять повеление хозяина.

Василий выглянул в окно, увидел, как забегала дворня, приметил стражников, выгоняющих всех домашних на улицу. Среди них метался Гришка, иногда покрикивая на особо нерасторопных. Вскоре топот от множества ног в коридорах стих. Боярин еще выждал немного, подошел к ложу, скинул одеяло и поднял на руки почти бестелесную девушку.

Выйдя в коридор, подошел к заветной двери и, придерживая одной рукой ношу, отпер. Изнутри привычно пахнуло холодом и сыростью. Задвинув дверь на место, стал спускаться в подземелье.

Положив Рогнеду на ворох соломы, принялся доставать из ящиков золото, камни драгоценные, украшения и сваливать в одну кучу. Все делал не спеша, без торопливости, как привык всегда. Умаявшись, сел передохнуть, прислушался к себе. Губы тронула усмешка. Что он делает? Иль действительно так дорога ему эта холопка, раз решил принести ее в самое сокровенное? Но мысль пришла и тут же упорхнула, так и не додуманная до конца, а Василий вновь принялся за прерванное дело.

Когда куча выросла достаточно, остановился, вытер вспотевший лоб. Еще раз поразился, как обширно его богатство. Не дай Бог прознает кто, тогда и со свету сживут. Непроизвольно оглянулся, пошарил взглядом по темным углам. Никого, только девица на ворохе соломы. Василий подумал, что, возможно, она единственная не рода Колычевых, кто за столько столетий посетил сокровищницу. Пусть и бездыханная, но все ж живой человек. Опять спросил себя: может, зря все это затеял? Но отступать Василий не желал и не хотел. Если оклемается, то он найдет способы, чтоб она забыла об этом месте. Ну, а если помрет, а сказка так и останется сказкой, то что ж… На все воля божья!!!

Василий разровнял переливающиеся в свете факела драгоценности, поднял Рогнеду и положил в самую середину. Только Василий отнял руки, девушка застонала и вроде как ресницы чуть дрогнули. Неужели тайная сила уже начала действовать? Василий поднялся с колен, трижды перекрестился и, осторожно ступая, покинул сокровищницу. Напоследок оглянулся на Рогнеду. Девушка по-прежнему лежала, не подавая признаков жизни.

* * *

Она погружалась все глубже и глубже, сознание меркло, и только временами вспыхивали видения далекого детства. Вот она в легком платьице бежит по лугу среди ковра из полевых цветов. Видение пошло рябью, и она ощутила себя парящей в воздухе. Маленькая девочка смеется, старается ухватиться за бороду дядьки, но его лицо то отдаляется, то приближается вновь. Она пытается его вспомнить, но не может – память занята чем-то другим. Картинка сменилась. На месте незнаемого дядьки вырос страшный зверь, лохматый и мерзкий. Он тащит ее куда-то в темноту, скалясь и роняя с желтых клыков клочки пены. Она сопротивляется, но сил нет, а взять их неоткуда. Темнота кругом, одна темнота. Дышать становится все труднее, и она продолжает погружаться туда, откуда выхода уже нет. Там одна холодная, пугающая пустота и ничего более. Но вдруг, на последнем издыхании, незнамо откуда появилась опора. Душа воспарила, окрепла, рванула ввысь и… вынырнула на поверхность.

Рогнеда открыла глаза. Первое, что увидела, был низкий потолок, сложенный из камня, весь покрытый сеткой морщин. В теле ощущалась легкость, а голова была пустой, как жбан из-под кваса и ни одной мысли. Осторожно приподнялась, поджала под себя ноги, да так и замерла. Обвела взглядом комнату, где непонятно как оказалась.

На стене едва чадил факел, пламя почти погасло, только изредка вспыхивали запоздалые языки огня. И тогда вся комната сверкала, переливаясь разными цветами. Рогнеда поняла, что умерла и вскоре предстанет перед Богом. Или еще спит и продолжает бредить? Закрыла глаза, помотала головой, вновь открыла. Ничего не исчезло, все осталось на своих местах.

Почувствовала, как в правый бок уперлось что-то острое. Пошарила рукой, вытянула из-под тела маленький камешек, поднесла к глазам. Блеск ударил в глаза, и она от неожиданности зажмурилась. Отбросила руку с камнем, еще раз осмотрелась. Рядом лежали бусы из таких же камней, только чуть поменьше. Внезапно поняла, что это – драгоценности, и она лежит на них, как на простых камнях. Осмелев, зачерпнула горсть, пересыпала из руки в руку, любуясь игрой света. Разомкнула ладони, и камни просыпались золотым дождем, отозвавшись в ушах мелодичным звоном.

Рогнеда поднялась на ноги, осторожно ступая, обошла маленькое помещение. Нигде не заметила и намека на дверь. Несмотря на то, что не было заметно ни одного отверстия, дышалось легко и свободно. Стороной стояло несколько ящиков. Отомкнула один. Те же камни, что и рассыпанные по полу. Все больше девушкой стал овладевать страх.

– Эй!!! – крикнула и сама испугалась своего голоса. Звук, отразившись от стен, повис в воздухе.

Она задрожала, обхватила руками плечи. Только тут заметила, что стоит совершенно нагая. Торопливо подняла с пола кусок материи, кое-как обмотала вокруг талии. Память стала понемногу возвращаться. Всплывали в памяти знакомые лица. Ульян, боярин Василий, ключник Матвей, дед. Вспомнила, что с ней произошло до того, как… До того, как очутилась здесь? Да, после того, как на нее напал возле реки зверь, она не помнит ничего. Только истошный вопль Софьи. И все – дальше пустота.

За спиной услышала шорох. Испуганно оглянулась. Одна из стен медленно отодвинулась в сторону, обнажив черный провал. Показался человек и застыл на пороге, удивленно глядя на дрожащую девушку. Она поежилась, сделала шаг назад, но, натолкнувшись на шершавую стену, замерла.

Василий не поверил глазам, когда увидел Рогнеду. Быстро перекрестился, шагнул внутрь.

– Оклемалась, – произнес, откашлявшись. – А я уж думал, Богу душу отдала. Не верил, что поможет древнее сказание. Прав оказался Феофан, прав.

Рогнеда перевела дух. Значит, не чудовище неизвестное заперло ее здесь, рассыпав зачем-то вокруг драгоценные камни, а всего лишь боярин. Сделала шаг навстречу.

– Как я… – Голос не повиновался. – Как я оказалась здесь? Ничего не помню…

– Это и хорошо, что не помнишь. Долго обо всем рассказывать. Думал, помрешь, потому и приволок тебя сюда.

– Ты?

– Я. А кто ж еще?

– А зачем? И это что? – показала рукой вокруг.

– Тебе какое до того дело? Жива, и слава Богу, – раздраженно ответил боярин, но сжалился и пояснил: – Плоха ты совсем была. Самые лучшие лекари и знахари тебя осматривали, да все без толку. Тогда и посоветовал лекарь один золотом тебя лечить. Я и принес тебя сюда бездыханную. Думал – зря все, ан нет оклемалась.

– Спасибо тебе, боярин.

– После благодарить будешь. А пока погодь, я приберусь здесь, и наверх будем выбираться.

Боярин прошелся по келье, окинул взглядом рассыпанные драгоценности. Еще раз подумал про правоту заезжего лекаря. И уверился в силе Господа, не оставившего в трудную минуту.

– Помоги-ка, – бросил через плечо Рогнеде. – Одному здесь долго копаться придется. Надо торопиться – вечер уже на дворе.

Девушка наклонилась и стала собирать горстями рассыпанные камни и относить их обратно в ящики. Каждый раз она поражалась неземной красоте и чудодейственной силе, исходившей от камней. При каждом прикосновении руки как будто жаром обдавало и даже слегка покалывало в кончиках пальцев.

Вдвоем управились быстро. Боярин напоследок все придирчиво осмотрел, взглянул на Рогнеду. Девушка стояла, по-прежнему зябко кутаясь в кусок материи.

– Ну-ка сними это, – Василий кивнул на плат.

– Зачем? – Девушка стыдливо обхватила плечи руками, испуганно взглянув на боярина.

– Сымай, говорю! Может, камешек куда закатился… Сымай, да провернись вокруг себя. Да поживее!

Рогнеда выполнила все, что тот требовал, а потом вновь закуталась, не поднимая глаз на боярина. Василий удовлетворенно кивнул.

– Все, пошли отсель.

Темными коридорами прошли в горницу. Оказавшись вновь наверху, Василий облегченно вздохнул, распоясал кушак, снял кафтан, кинул на лавку.

– Иди к себе, да переоденься. Там тебя девки сенные ожидают. Они и приберут тебя.

– А Софья? – робко спросила Рогнеда.

– Померла твоя Софья! – Рогнеда вздрогнула. Василий это заметил, махнул рукой. – Чего дрожишь? Туда ей и дорога, ведьме старой. Не уследила за тобой, вот Бог ее и покарал. Нечего было шляться, где ни попадя. Ну, чего стоишь? Иди.

Сенные холопы, увидев Рогнеду живой и невредимой, мелко крестились и отступали с дороги. Встретился Матвей и, ни слова не сказав, отступил в темный угол. Рогнеда на него даже не взглянула, а по крутой лесенке стала подниматься наверх.

Девки ее уже ждали. При виде Рогнеды заохали, запричитали.

– Успокойтесь вы, – устало проговорила девушка, садясь в неглубокое кресло. – Раскудахтались, словно куры. Делайте лучше, что боярин приказал.

Девки, все еще всхлипывая, принялись за свое дело. Осторожно разоблачили от материи, уложили на кушетку и принялись растирать благовониями. Под умелыми руками Рогнеда почувствовала, как по всему телу разливается приятная истома. Временами, поворачивая ее с боку на бок, девки ласково называли боярыней. Рогнеда улыбнулась, почувствовав, как в уголках глаз набухают слезы. Какая она боярыня? Так, приживалка при боярине Василии. Как долго он будет ее терпеть – одному Богу ведомо. Спас от болезни тяжкой, а к завтрему может и на улицу выгнать, как собаку побитую. Кому она тогда нужна, подстилка боярская? Никому. Ульян – и тот от нее отвернулся. Ульян, где ж ты сейчас?.. Неужто, правда то, что ты через Софью передал?..

Сенные девки, неслышно двигаясь вокруг Рогнеды, принялись облачать ее, доставая из сундуков праздничные одежды. Вначале шла нательная сорочка с длинными рукавами, скрепленными у запястья цветными наручами[15]15
  В допетровской Руси браслеты, изготавливающиеся из стекла, металла, дерева и обтянутые иногда кожей, иногда берестой или тканью. Детали наручей археологи сотнями находят в захоронениях.


[Закрыть]. Подол сорочки украшали бусинки и плетеный ажур. Вокруг талии повязали тонкий поясок, служивший оберегом от нечистой силы[16]16
  В XVI–XVII вв. пояс на сорочке стал символом целомудрия и благочестия. Появиться без пояса даже дома считалось зазорным, а уж при посторонних оказаться не подпоясанной считалось просто верхом неприличия.


[Закрыть]. Затем надели льняную поневу. Одна из девок принялась расчесывать волосы частым гребнем, вплетая широкую вышитую ленту. Прическу скрепили кожаным обручем с высокими зубцами, называемым венцом. На ноги надели мягкие кожаные сапожки без каблуков с цветным орнаментом. Рогнеда встала перед зеркалом, оглядела себя со всех сторон. Хороша, нечего сказать! Чего, интересно, боярин распорядился приодеть ее во все самое лучшее?

Боярин ее уже заждался. Она села напротив него, не поднимая глаз. Взяла расстегай, откусила маленький кусочек, покосилась на кубок с вином, но не притронулась. Василий молчал. Наконец, осмелев, подняла глаза на боярина, тихо спросила:

– Что теперь со мной будет?

– Ничего не будет. Будешь при мне. А там – как время покажет.

– Выгонишь?

– Может, и выгоню, если своенравна будешь и непослушна. А будешь хорошо себя вести – оставлю.

– Зачем я тебе, боярин?

– Зачем? – Василий налил себе еще вина, медленно выпил. Посмотрел поверх кубка на Рогнеду. – Ты мне наследника родишь. Продолжателя всех дел моих. Сделаешь это, и сама проживешь до старости в довольстве и удовольствии.

Рогнеда опустила глаза, почувствовав, как щеки наливаются краской. Знала она, догадывалась, что не пустая уже, а в чреве ее новая жизнь зарождается. От того томление в душе было, и страх смешивался с любопытством. Боярин, видно, и сам о том прознал, потому и не дал ей умереть, а к жизни возвернул.

– Не достойна я, – сказала, чтоб только не молчать.

– Достойна, не достойна – о том мне судить. – Боярин помолчал, прищурил глаза, по-другому взглянул на девушку. – О том, что видела в подземелье – забудь и из головы выкинь. Как будто и не было ничего, а привиделся тебе сон сказочный. Ну, а если сболтнешь кому, и я о том прознаю – до конца дней своих света белого не увидишь. В том слово мое крепко! – Боярин понизил голос, наклонился через стол. – Запомни: ты единственная, кто не нашего рода, прознавшая о сем кладе. Тайну эту мы храним свято и никого туда не допускаем. Но, видно, так Богу угодно, чтоб ты тоже о том прознала. Но о предупреждении моем помни. Все поняла?

– Да, батюшка, – Рогнеда кивнула головой, вновь увидев перед собой россыпь драгоценных камней.

– Тогда ладно. – Василий отвалился от стола, откинулся на резную спинку стула, зевнул. – А теперь ешь, да поторапливайся. Время позднее, почивать пора.

* * *

Прошло три дня. Рогнеда почти оправилась от постигшего несчастья и только временами вздрагивала во сне. Но это происходило все реже и реже.

Теперь она часто прогуливалась по двору. Иногда ловила на себе завистливые взгляды или какая-нибудь старуха при виде Рогнеды возьмет, да и подожмет презрительно губы. Девушка этого не замечала, а молча проходила мимо, слыша за спиной, как шепчутся завистники. Сзади неотлучно следовали два могучих холопа, поигрывая плетьми из воловьей кожи. Их приставил боярин, и теперь они следовали за Рогнедой, куда бы та ни пошла. Сам боярин на следующий день опять куда-то пропал, и Рогнеде стало скучно. К опеке боярина уже привыкла и со своей долей почти смирилась. Однажды подумала, что права была Софья, царствие ей небесное. Время все лечит. Но нет-нет, да и кольнет на дне души острие своенравия и захочется опять на свободу. Туда, где она одна вольна распоряжаться своими поступками, а не жить по указке грозного боярина.

Устав гулять, подолгу стояла у окна, наблюдая за дворовой жизнью. В один из дней, с высоты терема заметила, как во двор въезжает груженая телега. Проехав весь двор, остановилась возле амбара. Оттуда выскочили два холопа и стали споро разгружать ее. Возница слез, подошел к лошади, подправил подпругу. Что-то знакомое уловила Рогнеда в облике возницы. Присмотрелась, и тут же сердце заколотилось, запрыгало в груди, готовое выскочить. Это был Ульян. Он. Тот, про которого она почти стала забывать.

Ноги сами вынесли на улицу, и она поспешила через весь двор. Стража тут же прилепилась за спиной. Посередке двора Рогнеда опомнилась, повернулась, строго велела:

– Отойдите прочь! Нечего за мной везде ходить. Не сбегу я, не бойтесь.

– Не велено, – лениво ответил один, глядя мимо Рогнеды, в пустоту.

– Кем не велено?

– Боярином, – ответствовал другой. – Ты уж не взыщи, но нам своя голова дороже. Ежели что, то боярин не помилует.

– Ну и леший с вами!

Ульян замер, услышав за спиной торопливые шаги, и Рогнеда заметила, как напряглась у юноши спина. Нашел в себе силы, медленно обернулся, встретился с ней глазами, но тут же опустил взор. Девушка подошла, встала рядом, не зная, что и сказать, только теребила край платка. Все слова вмиг куда-то пропали, будто онемела разом. Наконец Ульян, не поднимая глаз, проговорил:

– Тебе чего… боярыня?

– Не дурачься. Какая ж я тебе боярыня, – досадливо сказала Рогнеда. Не это хотела она услышать от Ульяна.

– Аль ты меня обидеть хочешь? Так это зря. За то время, что мы не виделись, столько всего произошло со мной, что на все обижаться и двух жизней не хватит. Не то, что моей одной.