Текст книги "Волчий выкормыш"

– Смотри, сынок… Он уже там, далеко! Такой же вольной, строптивой и горячей должна быть и твоя жизнь!

…Он лежал на душистой раздольной постели из серебристого ковыля – до самого горизонта. Как бы сплетенные из тугих жил, его темные руки тоже были широко раскинуты, словно собирался обнять всех, кто идет мимо. Открытые глаза, цвета осенней степи, смотрели просто и удивленно, по-детски, в высокое бездонное небо. Старый солдат и настоящий охотник достойно встретил самое важное событие в своей жизни, всё было так, как сказали духи. Очень важный сегодня день.

А из глубины высокого голубого неба, а может быть из земли, вместе с дыханием и затухающими ударами сердца он все слабее и тише слышал, а возможно, это были слова жаназы всех прошлых веков. Он слышал их совсем недавно, а может быть совсем давно:

 
…Истинное богатство и драгоценности,
хранятся на дне самых глубоких морей.
Истинное благородство и мудрость
хранятся в глубинах человеческой души…
 

Рядом во всю орал малайка, Сашка, он упал в сухой куст степной колючки и пока выбирался, исцарапался до крови. Волчица рычала на него и совсем не устрашающе оскаливалась, но голый волчонок не унимался, визжал, и она немного даже растерялась. В её волчьих инстинктах не предусматривалась такая наглость детенышей. Своего бы она могла прикусить легонько, рыкнула бы, и всё, но с этим… Что-то за её ухом зудело и покалывало, как только она собиралась наказать наглеца.

…Валентина с Андреем с раннего утра, пока не было большой жары, трудились в огороде, она тяпала картошку, Андрей нехотя, как каторжник, поливал огурцы и, то и дело, пил из ведра. Утро было тяжелое, учитывая похмелье. Крик ребенка услышали одновременно, встали, как вкопанные.

– Ты слышал?

– Слышал… орёт, вроде. Мало ли.

Теплый ветер из степи дул порывами, а шелест сухой травы заглушал крики.

– Точно! Ну, да… ребенок кричит. Тихо!

– Откуда ему взяться там? Смотри, никого не видно на два километра.

– Ма..м..ма… – послышалось, как будто совсем рядом.

– Сашка! Андрей, ей-бо, Сашка… Его голос!

– Сдурела баба. Щас, разведаю. По мне так, чем дальше – тем лучше.

Размахивая пустым ведром и насвистывая, он с большим удовольствием пошел с огорода, жена с тяпкой на плече побежала за ним по пятам. Степь начиналась за огородом, через заросшую старую дорогу.

– Замолкни, свистун… Дай послушать.

Крик становился всё отчетливей, потом стало тихо, а еще через минуту они услышали ворчание и… опять тишина.

– Сашка! Ей бо! Ну, да… наш Сашка! Я узнала. Он когда Аньке грудь сосал, так же мычал.

– Похоже, едрит твою в ангидрид. Да глупости это всё. Помянули уже.

Перегоняя друг друга, они пробежали метров сто и остановились, как вкопанные. Под кустами дикой конопли стояла волчица, а под ней сидел их племянник, их Сашка, и… сосал, причмокивая, сиську. Волчица увидела их, сделала шаг вперед и зарычала, оскалив страшные зубы с клыками. Сосок выпал изо рта и Сашка оказался позади волчицы. Ухватившись за хвост, он подтянулся, встал, потом свалился в колючку, исцарапался до крови и заорал, что было мочи. Картина была не для слабонервных.

Андрей и Валентина на мгновение встали, как парализованные. Она уронила тяпку и вытаращив до белков глаза, медленно села на землю. Андрей дернулся, махнул рукой, в которой держал ведро, но… страх сделал неподъёмным даже пустое ведро. Волчица рыкнула ещё раз, потом присела на задние лапы и сделала мощный прыжок в заросли конопли – только её и видели. А Сашка, узнав родных людей, залопотал что-то и побежал к ним. Отмытая волчьим языком мордочка его блестела. Он подбежал к одуревшей тётке и начал дёргать её за волосы, и хоть, и не совсем четко, но довольно сносно повторял:

– Тётя… тю. тя… ма… у. у! – он привел её в чувство и Валентина вскочила и завопила:

– Сашка! Где ж ты шлялся! Ну и скотина ты безрогая! Ну, Сашка, ну, ты и гад! А ты, что тут стоишь, дубина стоеросовая, это же наш… твой родной племяш, Сашка! – переключилась она на отупевшего мужа.

Её крик быстро привел в чувство Андрея. Он взял в одну руку тяпку в другую ведро, огляделся и медленно пошел по кругу, ломая коноплю, и готовый в любую секунду скорее сбежать, чем пойти в атаку. Было тихо и Андрей, чуть осмелев, сделал несколько шагов в кусты конопли, вытянул до невозможного шею и замер… прислушиваясь, приглядываясь и даже принюхиваясь, не хужей волчицы.

Валентина быстрее пришла в себя и, схватив ребенка, что было сил побежала домой. Она еще никогда так быстро не бегала, да с таким грузом. Андрей, глядя на жену, тоже попятился и, отойдя метров на десять от места встречи с волчицей, развернулся и… рванул вдогонку, да так шустро, что повторил, как минимум, а может быть, даже побил, личный армейский рекорд двадцатилетней давности в беге на короткие дистанции, да еще с такими страшными препятствиями. В огороде он обогнал Валентину.

– Е..ед…дрит твою в ан…ангид…гид. дрит. Ну и дела. С бугая была, волчара-то! – и тяжело дыша, упал на грядку.

Хозяйственная жена тоже сильно задыхалась, но спросила, куда он бросил её тяпку и почти новое, еще не мятое цинковое ведро. Андрей тупо покачал головой.

– Отвянь, с ведром… после. Ну, дела. И как там наш Сашка, паразит?

– Воняет чёрте чем, засранец, будто из говна только вылез.

– Может, волчары его потому и не съели, что вонял сильно? А что, волк скотина чистоплотная, что ни попадя жрать не станет. Убежала, даже на тебя не позарилась.

– Может и потому. Только уносила-то она его чистого, рано утром. Тут, что-то не так. Хорошо, Анька такого не видела, не то с ума тронулась.

– Да. а, не дай бог никому, и ей такое пережить. Она шибко впечатлительная, Анька-то. Да. а… вся в дядьку родного. Тут, я скажу тебе – никак не обойтица нам без этого, – чиркнул Андрей по шее выразительно.

– Да..а..а, – поняла она по своему. – Хомут на шею. Теперь из райцентра её надо вытаскивать. А она, дурёха, всё раздала. Дом, считай, подарила, будто нас и вовсе нету, родни.

– Ну, как подарила – так и отдарит. Хорошо, что поросенка не успели съесть.

Они сидели на крыльце дома. Сашка крепко спал на тёткиных руках, всхлипывал во сне и губами что-то искал, наверняка волчий сосок.

– Давай-ка, топи баню, перво наперво отмыть надо говнюка, от волчьей нечисти… И самим. У тебя, как я погляжу, даже штаны провисли сзади. Обделался со страху?

– Да..а. Тут не захочешь, так обделаешься. Ты в свои рейтузы загляни, смелая. Да. а, чудеса. а, тут без нечистой силы точно не обошлось, тут, как налить и выпить. – Андрей еще выразительнее глянул на жену и чиркнул по шее. – Обмыть, говорю, это дело надо.

– Я сказала не обмыть, а отмыть.

– Одно другому не помешает. Так я пошел.

Андрей быстро побежал в баню, а Валентина отнесла спящего ребенка в сарай и положила на охапку сена, подложив под голову пустые грязные мешки.

– Тебе, волчонок, всё одно.

Она вышла, но вспомнила, что Сашка, считай, целую неделю с волками якшался, вернулась и подперла дверь палкой, а потом, что было духу побежала к Зотихе – поделиться чудом, и чтобы старуха осмотрела мальца, и… пошептала чего. Она мельком глянула в сторону бани, увидела над трубой дымок – кивнула – мол, всё нормально и побежала, вроде даже довольная.

Андрей затопил баню, забросил побольше дров и рванул к другану, сообщить о таком чуде. В этих местах все мужики-соседи считались друганами. Да за такую новость ни у кого рука не дрогнет налить стакан, а то и два. А такое чудо не каждый год случается и даже не в каждую жизнь. Да. а!

Другая Петро слушал его с отвисшей челюстью, но глаза его подозрительно зыркали, он то и дело недоверчиво покачивал головой, поддакивал, но наливать не торопился.

– С бугая, говоришь, волчица? Ну, а ты?

– Я..а? Ну. у, я ведром её по башке, хр. рясь! Потом тяпкой по хребтине… Пополам!

– Хребет? Ну, да… скажешь!

– Тяпка пополам!

– А..а. Ну-ну, а она, что, так стоит и смотрит?

– Она? Пасть – ого! Клыки – во!

– Я про Вальку.

– Валька? Валька тоже, ого! Пасть – во! Ты что, мою Вальку не знаешь – она сама загрызет кого хочешь! Волчица чуть дуба не дала когда увидела её. Я может и победил, что Валька тоже зубы на неё оскалила. Та на неё, а эта на неё!

– Само собой. А малец?

– Сашка? Ну, да… он сначала сиську сосал, а уж после. Ну, давай, наливай.

Другая Петро нехотя плеснул в кружки. Глухо стукнули, выпили. Сосед почесался.

– Да. а, у твоей Валентины сиськи – тоже всем сиськам… Да. а, по пуду. Только она, яловая, как он мог у Вальки сосать.

– Ну, ты, балда! Пустышки у Вальки, без меня знаешь. Ткни пальцем – один пшик, но вони будет много. Сашка не у неё, а у волчицы сиську сосал. Понял! У волчицы!

– А..а, ну, да. Валька, она же у тебя… того.

– Ну, это не твое дело. У меня Сашка за сына, считай, а я у него за дядьку.

– А ты не перебрал вчера?

– Так вместе были.

– Ну, да… Так и ладно, другая, пойдем, Федору всё расскажем. Он рассудит.

Прихватив бутылку, пошли к соседу другану с другой стороны, обсудили и там, потом зашли с третьей… Объективная ситуация того требовала неотложно.

– Так я её ведром по морде!., а клыки – во! Она мне ведро новое, цинковое, насквозь прокусила, зверюга! А потом я тяпкой её по хребту и… тяпка в дребезги! Я вот этими своими пальцами её уже готовый был!., и зубами вот этими… своими! Я её, по всей степи, суку гонял, километр или… Не, три километра! Она щас точно подыхает где-нибудь. Наливай!

– Да. а, кто бы подумал, Андрюха, что ты такой. С голыми руками. Да..а. – стукнулись кружками.

– А где, малец… Покажешь?

– В бане, отмывается от волчары. Дух от него, скажу я вам, друганы! Что только в жизни не нюхал, но такого! Ну, ещё по одной… занюхать.

…А в это же время Валентина, захлёбываясь и задыхаясь от азарта, рассказывала Зотихе.

– В огороде как раз были, я картошку полола, а Андрей огурцы поливал. Вдруг, слышу – в степи дитё плачет. То слышу – а то не слышу. А мужик одно – ты, дура, мол! Откудова дитё в степи, спустя стоко. А у меня в голове з..з..з! Вот те крест! З..з..з! Током по мозгам дзынь, как молнией… дзынь и всё!

– Царица небесная, да как же это всё? Отпели ангелы Сашку и на крылышках в рай унесли, на прошлой неделе ещё. Как щас помню, я молилась и поминальную читала.

– А я, знай, одно говорю ему, Сашка, говорю это наш, сынок Анькин. Кричит его голосом, Сашкиным! Ну, и бегом в степь.

– Одна, с голыми руками? Ой, матушка!

Неслышно вошла Василиса, дочь Зотихи, самая грамотная в поселке. В лучшие времена работала кассиром в Заре коммунизма. Она тихо встала за дверью и прислушалась. Василиса такая была всегда, ей надо было знать всё досконально, как в кассе – что, когда, почём и сколько.

– С тяпкой я была, а Андрей с похмела, гад, за мной еле-еле поспевал, с ведром. Выбегаем, где конопля растет, а она там в аккурат и сидит, сучара-волчара, с теленка. Ей-бо! Не… она не сидела, Сашка под ней сидел и сиську сосал!

– О..ой, матушка, царица небесная! Вальк, а ты не брешешь? Перекрестись!

– Мне, бабка, не до брёха, не тот случай. Тама, того и гляди, ну как!., волчара пацана бросит и в самою глотку тебе вцепится!

– Ой. ёй, святые угодники! А мне за что!

– Да не тебе, а мне. Ну… тут и Андрей с ведром. Кричать даже забыл как надо, паразит! Замахали, он ведром, а я тяпкой. Тут волчара испугалась, оскалилась. Зубищи… Во! С палец мой.

– Ой. ой. ёй! Ведро-то хоть с водой? Волки воду шибко боятся. Подойти, плеснуть надо было.

– Да разве этот дурень догадается. Зверюга как увидела меня с тяпкой, так и рванула в степь.

– А малец?

– Так бросила она его и… как прыганёт! Зубы выставила на полметра вперед себя! Ей-бо!

– Батюшки-светы! А ты?

– А я пацана схватила и бежать.

– А мужик?

– Так он вперед меня рванул!

Убрав занавеску, вышла, усмехаясь, Василиса, руки в боки…

– Мам, не слушай, это брехня всё. Ты, Валька, Сашку мне покажешь?

– А хоть сейчас! Смотри ты… Брехня! Спит он в сарае, пока баня топится. Ну, ты гляди, брехня. Да я Сашку, может быть, вот этими руками из зубов вырвала! Я может быть, и сама там, чуть! Да куда тебе! Ты глянь! – видно было, что Валентина очень сильно обиделась на «брехню».

– Ну и глянем, – усмехнулась Василиса. – А ты к нам-то, зачем пришла?

– Не к тебе пришла, не боись. Я чего пришла, бабушка. Помогла бы мальца отмыть, пошептать чего над ним, из святого. Непутевый он какой-то у нас народился, а после такого, думаю, молиться над ним надо обязательно. Какого хера он с этих пор к волчьей сиське тянется!

– Правильно, Валька, надо… Ой, как надо к нему с молитвой. Может и не волчица то вовсе была, а чертяка самая настоящая, да. а, а хужей – не приведи господи, то была ведьма! – Зотиха перекрестилась.

– Точно, ведьма она! Морда у ей, то волчья, а то человечья! Я как глаза закрою, так обличье вижу!

– Ага… Мам, да это она бабку свою или мать узнала? У них всегда так было, то они овечки, то волчицы. – Василиса хмыкнула и вышла.

– Сама ты, Васька, дура, как была, так и есть. Как, бабушка, пойдешь?

– Господь с тобой, как же не пойти мне, ты это правильно решила. По-первой, обязательно надо с Богородицей и со Спасителем, помолясь, избу обойти, чтобы от нечистой силы со всех сторон оборониться. Или, перво-наперво, нам ребятёнка твоего надо окунуть и пошептать над ним, в бане. Нечистая сила шибко не терпит когда в бане молитвы читают, она там сама любит обретаца. А потом уж и избу обойдём с иконками.

– А может огород и двор заодно освятить?

– И ширинку у мужика, – хмыкнула Василиса.

– Ох. хо, охальница ты, Василиса, мало я тебя за патлы таскала, – вздохнула старуха. – Ты не балуй шибко! Горе тута такое на лице. А людей нонче, ох как много непутёвых. Как начнут ржать да пальцами казать.

– Пускай только спробуют. Я волчару-ведьмака не испугалась, а этим – пальцы вмиг обломаю, меня тут хорошо знают. И ты, Василиса, знаешь меня! Я такое пережила – не дай бог!

– Ладно, – засуетилась старуха, – Щас, подберу для дела кой чего.

…В это же время Василиса обежала половину отделения с личным мнением, а дальше процесс был необратимый. Когда Валентина с Зотихой, держа иконы, подходили ко двору, у ворот уже моталась из стороны в сторону группа мужиков и гудела, как улей, в который нагло влез шершень. Со стороны бани топталась разноцветная толпа женщин, которая галдела, как стая ворон. Между ними саранчой скакали детишки. В центре двора на ведре сидел, покачиваясь, Андрей с Сашкой на руках. Сашка, чмокая, сосал сухарь, зажав его в грязном кулаке и с любопытством крутил по сторонам головой. Отовсюду неслись крики:

– Андрей-то, волчицу убил!

– С телёнка, волчица-то!

– С бугая, не мене.

– А то. о, я ведром её, суку! Она ведро зубами и в клочья. Во, как! Решето стало, а не ведро, едрит твою в ангидрид, да! Новое ведро, цинковое.

– По хребтине ей, перво-наперво!., ломануть надо было!

– А то. о! Я тяпкой, сходу пропорол хребтину, так тяпка, хр. рясь!.. и пополам. А то…о. Хрясь!.. и пополам. Да я, друганы, самолично, а то. о, вот этими самыми пальцами, хрясь и…

– Шкуру бы снял со зверюги. Там, как пить дать, на шапку хватило бы, не меньше. Или сдал бы когда ни то шкуру в заготконтору, тоже деньги. Или не догнал?

– Так гнал её километра три, даже устал. А она подыхать убежала, едрит… ангид. дрит. Да я бы сам зубами… Да. а!

– Пацана не кормили, вот он и сбежал с голоду от вас к волкам! Вы посмотрите, люди добрые, какой он худющий!

Василиса взяла Сашку и подняла над собой.

– Точно, говорит. Волки, прежде чем сожрать, откормить хотели пацана, хоть они звери, а тоже соображают! – предположила Фрося.

Валентина взяла Сашку и неожиданно, вполне серьёзно, поддержала народ.

– Точно! Не кормили они. Что мать родная, что дядька родный. Они тут все спелись против меня. Пока я хочу покормить мальца, глядь!., сожрали!

– Была бы родная, нашла бы как накормить.

– А кто здесь меня за родную держит. Дом Анька, и то соседскому Юрке подарила, пока он служит. Да я к этому ребятёнку, Сашке, как к своему родному была. Что я, волчица, какая? Вы меня знаете.

– Видать, кормящая волчица была. Подпёрло у неё молоко, а тут Сашка подвернулся, с голоду вцепился в сиську, она и разомлела, а что, хоть они и волки, – предположила Надежда.

– Вы что, бабы! Да неуж-то вы все так млеете, когда вас за сиськи дергают, – пошутил кто-то из мужиков.

Сильно уставшие от всех последних событий и трудных вопросов, от заумных предположений и загадок, бухие друганы срочно перевели тяжелый разговор в более близкую и понятную тему – кто как и когда млеет.

– У моей Вальки – не то что сиськи, а хоть бы и ноги повыдергивай, так она, курва, ни по чём не замлеет, – неожиданно выдал Андрей. – Родня она мне, едрит твою, всю жизню хужей волчицы. Скажи нам, старая, по-соседски! – повернулся он к Зотихе.

– Нашел кого разжалобить… Ты ещё под юбкой у неё поплачься!

Дружный хохот снял напряжение, а Валентина сунула кулаком мужику в нос, чем напугала Сашку, он выронил сухарь и завопил.

– Тебе наказали баню протопить, мальца надо купать. А ты – герой кверху дырой… Трепло! Гнал он три километра, как же!

Она двинула Андрея по шее, да так, что он метров пять пробежал на четвереньках. Друганы оттащили его в сторону и тут же накинулись на Валентину.

– Ты чего измываешься над родным мужиком! Мордуешь! А он герой, каких еще поискать надо в России и в наше районе!

– Как же, как же, герой!., да он первый бежал с полными штанами!

– Друганы, этот вопрос немедля надо ребром, и всё тут! – Петро решил закончить спор. – Мы, как один, пойдем за Андрюхой на то самое место! Там и ведро цинковое прогрызенное, новое, и тяпку сломанную, а может и волчицу убитую найдём. Показывай, ангидрид, куда нам идти, сами всё и проверим. Хватит баб слушать!

Мужики с двух сторон подхватили Андрея под локотки и шумной толпой двинулись за огороды, главное, чтобы не слышать вопли галдящих баб, а еще Петро показал из-под рубашки бутылку.

Василиса первая одобрила решение мужиков и тут же предложила позвать Шиктыбая, как не как, а у него был авторитет.

– Он старый охотник, и на своей жизни какого только зверя не навидался, может чего путного нам расскажет про волчицу. Возьмите его с собой, он по следам всё может прочитать. А ты, Валька, дура, как есть, и зря мужика гнобишь. Он может и не виноватый, а тебе так хочется. Сама его таким сделала… Как с первого раза уделала солдатика, так до сих и делаешь.

– Чего хочется? Кому это хочется? Ты, Васька, своего Ромку поучи, и уделывай!

Зотиха между бурными обсуждениями сходила в баню и тут же позвала Валентину.

– Вода уже теплая, мальцу хватит. Я окроплю святой водой и молитву почитаю, а ты уж не ходи в баню, у тебя шибко глаз чижолый. Принеси чем вытирать и одежонку какую. Васька, свари пацану кашу, или картошки намни с молоком!

– Тётка у него полуродная есть, пусть и мнёт. Она ни картошки мальцу, ни мужу собственному размять не способная! – Василиса пошла за ворота, гордо подняв голову.

Сашку дружно понесли в баню. Одни женщины пошли посмотреть на «чудо», то есть, на то, как будут дитё святить и ведьму – чёрта ли, изгонять. Некоторые расселись по двору, кто где, ждать, чем всё закончится. Несколько мальчишек, несмотря на запрет, побежали за друганами, которые под локотки повели Андрея в степь, но мужики тоже шуганули их, да и женщины закричали. Но двое пацанов, прячась, огородами да кустиками, всё же увязались.

…Шумно перешли ручей, попутно кто-то упал в тёплую воду и немного освежился, но в целом, все были настроены решительно, было не до купания, когда проводится такое важное следствие, а тут, можно сказать, решается судьба честного имени, своего же другана.

Толпа шла споро и шумно, галдя по делу и выражаясь, особенно, когда падал неустойчивый герой, а через него летело еще несколько человек кувырком. Солнце уже катилось к закату, со степи потянуло зябким ветерком, и компания заметно оживилась. Как только перешли дорогу, тут же присели под кустами – и пустили стакан по кругу. Петро руководил важным процессом: плескал, как было у них принято, по десять капель, каждый торжественно принимал и говорил своё слово за смелого «ангидрида». Пацаны бегали кругами, но не очень далеко. Неожиданно все остановились… такой картины никто ещё не видел, хоть прожили в степи всю свою сознательную жизнь. Сначала, осторожно выглядывали из-за кустов, и просто смотрели и молчали, потеряв дар речи, и только через несколько минут стали бурно обсуждать. А обсуждать было что.

Метрах в пятидесяти от них, на дороге, друг против друга, стояли орёл и суслик. Все увидели такое, чего никогда никто не видел, потому что и такого не должно быть никогда. Орёл в степи всегда был охотником, а суслик добычей. Пока орёл кружит высоко в небе, можно за степь быть спокойным, а значит, законы природы для всех остаются такими, какими их установил Создатель и другому не бывать. А тут… стоят, качаются, как два другана с похмелья – суслик и орёл, беседуют. По виду, так отношения выясняют, что почём, да что и как тут, в степи, на полном серьёзе, вроде. А кто тут хозяин!

– Не, мужики, что делается, а! А суслик-то как, как моя стоит, руки в боки!

– Сдохнуть можно! Ну, додумались, да. а, стоят, как друганы… Делят чего ни то? – Петро едва не поперхнулся десятью каплями.

А Кожахмет бледнел всё больше и больше, тёр усиленно глаза, потом нарвал травы и вытер лоб.

– Э..э, совсем плохо дело, однако, – сказал он и погрозил пальцем в небо. – Отец говорил, дед говорил, его дед так говорил… Ой бай-яй!

– Не тяни, Кожа, что они тебе говорили, может они тоже такого не видели, – подмигнул Фёдор.

– Э..э, дед моего деда тоже говорил, что мир поломается, когда вода уйдёт совсем глубоко, а рыба вылезет на берег и как заяц прыгать будет. Когда волк придёт к человеку и скажет – давай пацана твоего, теперь волчонком будет он! Ворон наглый шибко станет, прилетит, сядет на голову, э. э, скажет, давай глаз выклюю, смотреть теперь некуда тебе. Гордый орёл будет разводить руки и суслика шибко бояться, да? Точно, как баба худая станет орёл. Мужики, конец света будет, однако.

– Сам ты, как баба разнылся! – крикнул кто-то.

– Не скажи так, наши старики дело знали. Орёл не должен с сусликом калякать. Не по закону это, прав, Кожа, – важно заметил Степан. – А то как получается, кто-то ломает нашу жизнь, а у нас забыли спросить, согласные мы или как.

– Нас, друганы, давно никто не спрашивает. При советской власти хоть собрания проводили, вот, как щас помню, на одном я предложил свет провести в свинарник, ну, чтобы свиньям светло было, чтобы поросят нормально поросили. Они не как люди, в темноте ни один хряк на свинью не полезет, – вспомнил Фёдор.

Мальчишки с палками и воплями побежали к странной парочке. Суслик моментально юркнул в густые зарослях конопли, а орёл проковылял пару метров, неуклюже присел, в два прыжка тяжело оттолкнулся и медленно ушел в небо. И никто ничего не понял, что же это было. Дальше Кожа шёл, то и дело оглядывался и бормотал: – Отец мой говорил, дед так говорил, его дед тоже так говорил… Ой бай-яй. Конец нам приходит скоро.

Степан предложил Коже больше не наливать, он пить не научился.

Компания стала подходить к зарослям полыни, когда пацаны заорали:

– Ведро ту. ут, ведро. о! Цинковое, целое, и ни одной дырки нету!

Сломя голову, они бежали навстречу мужикам, размахивая вещественным доказательством. Тут и мужики остановились, и в полной тишине стали рассматривать ведро.

– Новьё, мужики. Это… как это получается. Это получается – всё не так!

– Ты же сказал… в решето изгрызла? – один за другим, как семечки, сыпались вопросы.

Андрей удивленно осмотрел, даже сунул голову внутрь ведра, и что-то там глухо промычал.

– Н..у, так и… Да. а, бля бу! Бывает же, едрит твою в ангидрид. Затянуло уже дырки-то! Ну, друганы..ы.

Невдалеке опять громко загалдели мальчишки, скрылись в траве, потом выскочили. Они бежали и махали целехонькой тяпкой.

– Такие, значица, дела получились! Значица, что ты нам, ангидрид, едрит… твою, решил своим кровным друганам мозги скомпос. стрировать, да?

– Так наливай, не боись! – решительно заявил Андрей. – Ща мы тут и р. раз. брёмся до стака… стаканально. И всё!

– Может волчицы вовсе не было, Андрюха, ты может с бодуна, – в один голос засомневались мужики.

– Да это же, что получается! Сам ангидрид, или может и Валька его, отвезли пацана куда-нибудь, подальше, а теперь привезли назад, и… нате вам, волчицу придумали!

Страсти накалялись, быстро высказывались одно за другим громкие и сильно сомнительные мнения. Петро, плескал в кружку уже из новой бутылки и подавал всем, кроме Андрея.

– Да. а, брехло ты настоящее, ангидрид, твою мать! Никакой волчицы ты и в глаза не видел, получается. Брехло!

– Брехло. о! – неслось со всех сторон.

Снова раздались крики, какие-то не такие, и мужики резко насторожились. Из кустов конопли, рядом, выскочили мальчишки, с белыми от страха лицами. Бежали они, что было мочи, то и дело показывая назад, и каждый старался перекричать другого. На лицах был страх.

– Там, в траве! Здесь, рядом! Там… лежит. Весь в крови! Мертвяк там!

– Волк? Ну, ты смотри!., ну и ангидрид, не брехал оказывается.

– Там, этот… охотник, колобка нашего дед, этот… Шиктыбай!

Наступила тишина. Даже слышно было, как на слабом ветру шелестит шелковый ковыль, а под ногами поскрипывают прошлогодние былинки. Мужики, переглянулись, покачались и медленно, недоверчиво, опасаясь, что это очередная брехня, пошли, куда указывали пацаны. Не доходя метров пять, все разом, увидели лежащего на спине, с широко раскинутыми руками, как будто он хотел всех обнять, и с открытыми глазами, Шиктыбая. Рядом с головой сидел крупный, чёрный ворон. Ошибки не могло быть. Каждый из них, хорошо знал доброго старого охотника, когда еще детьми по степи бегали.

– Кыш, зараза! Тут, как тут. Гляди ты, сволочь, норовит глаза выклевать!

Мужики медленно расступились в крут, потом еще медленнее стали сходиться, поглядывая на необычного ворона. Старик лежал окровавленный до пояса, с разорванным горлом, примятая трава вокруг была красной от крови.

– Кыш, сучара!

Ворон, казалось, их ждал, и в самый последний момент, когда до него можно было дотянуться, взмахнул огромными, белыми изнутри крыльями, и каркнул так, что мужикам показалось, рык его по всей степи прокатился, и… тяжело взлетел. Все так и присели от страха, и никто после не мог сказать, куда он делся. Как в воздухе растворился. Только через минуту другую заговорили.

– Вот и дед мой говорил, шибко наглый будет ворона, – у Кожахмета задрожал голос. – Конец света скоро, ой бай яй…

– Глаза надо бы… з. закрыть, – сказал кто-то, стуча зубами. – Положено.

– С…страш… шно, м… муж… жики, как же это? Это же горло вырвать – это же!

– Чем ему горло-то?

– Это ж… какая силища!

– Ангид…Андрей, а ты где был… Ты же говорил с Валькой был.

Андрей, при виде окровавленного Шиктыбая, тут же протрезвел… побелел. Он тянул руки, то к одному другану, то к другому.

– Всё видел, мужики, чес. слово, друганы, бля бу. Она это всё, волчица. Я ж говорил клыки – во! Пасть – во!

– Ты и про Вальку так говорил.

– Один хер! Только Шиктабая с нами не было.

Никто не осмеливался дотронуться до залитого кровью лица и закрыть глаза.

– Пацаны, сбегайте за тележкой, у меня во дворе стоит. Только никому ни слова, – наказал Федор. – Не то бабы сбегутся раньше времени.

– Твоя тележка короткая. Я с ними схожу, у меня метра два длиной, её освободить надо.

– Иди, Петро, только, как договорено, никому ни слова… пока молчок. Могила!

Ушли ещё четверо. Кого тошнило, кому-то вода срочно понадобилась, попить. Увязался и Андрей.

Пошли быстро, молча, то и дело оглядываясь, словно не веря тому, что видели. Оставшиеся мужики отошли на несколько метров, сели на траву. Кто-то сорвал пучок ковыля и прикрыл окровавленную голову покойника. Курили молча, то один, то другой тяжело вздыхали. Изредка кто-нибудь матерился.

– Какого… он, по степи шатался, дурень. Нашел приключение на свой старый зад, мать твою.

– Жил он так, так и помер.

– Ни хрена себе, помер… Не дай бог так.

Солнце скатывалось к закату, и уже почти коснулось гряды. Посвежело. По степи пробегали легкие, серебристо-белые волны, а дальше, до самого горизонта, лежал белый саван. От самой тёмной, отдаленной части гряды неестественной полосой вытянулись окрашенные красным цветом облака и красные блики падали на саван. Было что-то колдовское и тревожное вокруг. Мужики молчали поглядывали на закат и невольно, то один, то другой зябко ёжились, и… теснее и теснее сбивались в кучу. Неожиданно, от предчувствия или возгласа, все разом подняли головы. Над ними висело что-то круглое, серебристо – серое! Оно беззвучно опускалось ниже и ниже, пока не накрыло онемевших, застывших в ужасе людей. Когда через минуту ОНО… медленно поднялось в вышину, а затем, ускоряя движение, скрылось где-то под облаками, здесь, на земле, не осталось никаких следов. Ни живых мужиков, ни мертвого Шиктыбая. Так же светилось солнце, шелестела полынь, верещали кузнечики и пели жаворонки. И только испачканный почерневшей, засохшей кровью пучок ковыля указывал, что на этом месте что-то случилось.

…Через час, Андрей, и конечно, большая часть населения посёлка подходили к зловещему месту. Естественно, что удержать секрета не получилось. Впереди пестрой толпы шли галдящие бабы, мужики толкали телегу, в которой сидели пацаны и показывали нужное направление. Чем ближе подходила толпа, тем тише становился галдежь. Ничего не понимая, Андрей провел толпу по одному кругу, потом, медленнее, по другому, но… никто никого и ничего не увидел. Все выжидающе смотрели на Андрея.

– Ему всё смехуёчки придурку, да! – плюнула Валентина, – Ему всё – едрит, да ангидрид! Залил шары и всё!

– Да тут… Ну, да… едрит, – озираясь, сказал Андрей в полном недоумении.

Мальчишки соскочили с телеги и стали бегать по степи, по зарослям конопли.

– Мужики, ну… и где? – уперев руки в бока, хором требовали женщины.

– И где он, мёртвый Шиктыбай? – подступали они всё ближе и агрессивнее к Андрею.

– А мой мужик, Сашка, он где… Ну! Напился и дрыхнет в кустах, да? Са. а…шка, пьянь! Ты где… е!

– Н..ну, здесь где-то, едрит… сбежали они. Э..э! Мужики, вы где!

Он стал ходить кругами шире, ковыряя пучки травы, кустики полыни и конопли, под которыми и одному-то мужику спрятаться невозможно, а тут… четверо, с Шиктыбаем – пять! Толпа стала рассыпаться, галдеж набирал силу.

– Ну, вот… Нашел! – Андрей подобрал пучок ковыля со следами крови.

– Это мы ему голову прикрыли, чтобы он не смотрел на нас, боязно было, бля бу. А тут мы стояли. Во, окурки!

Толпа притихла, все сгрудились вокруг пучка ковыля со следами якобы крови, кто-то осторожно пошевелил ногой. Андрей подобрал несколько окурков.