Текст книги "Солонго. Тайна пропавшей экспедиции"

Прячась в тени, обходя лужи лунного света, юноша спустился по лесенкам. Замер. Силуэт отсюда не был виден, но зато слышался голос. Два голоса. Слишком тихо, чтобы разобрать слова.

«Нужно было одеться». Артём вышел, как спал, в трусах и майке. Холод стянул кожу. В руках начиналась дрожь.

Остановился перед покрывшим траву лунным озером. Его можно было обойти вдоль забора, но там виднелись заросли борщевика. Артём не хотел в них застрять. К тому же там могла расти крапива. Пришлось лечь на траву и плыть через озеро ползком. Майка и трусы мгновенно пропитались росой.

Чем ближе Артём подбирался к кустам, тем отчётливее становились голоса, но вскоре он с разочарованием понял, что незнакомцы говорят на неизвестном, кажется, бурятском языке. Впрочем, иногда звучали и русские слова.

– Гэрые хооhон байхадань галдаад хаяха байгаа.

– Надо было.

– Одоо энэ ушарай газаашаа гараhан улуу.

– Не вылезет.

– Ай, Чартымай, энэшни муугаар лэ дуурэхэ.

– Не волнуйся, я всё улажу. Как и в прошлый раз.

– Тээмэндэ, тиихэдэ гу? Абяагуй байhааш!

Артём лежал под кустами. Не видел ни гиганта, ни его собеседника. Понимал, что многого так не добьётся. Был бы у него диктофон на телефоне, можно было бы записать их разговор. «Чем тебе не нравится этот телефон? Бабушка с ним три года ходила, и ничего!» – с досадой вспомнил он мамины слова.

– Ямар хун дээрмэдээб гэжэ ушоо ойлгоо haa hайн.

– Тот, кто знает, что здесь было спрятано.

– Тиимэ тиимэ! Харин ши «улажу, как в прошлый раз» гэнэш. Гараа баряад hууха хэрэггуй! Олохой хоердохиео хулисэхэгуй!

– Будем следить за домом. Тиигээд хаража узуужэмди.

«Ах вы гады, следить они решили!» Артём уже не сомневался, что эти незнакомцы были теми ворами, которые устроили погром. Они теперь говорили слишком тихо, не удавалось разобрать ни одного слова. Артём понял, что от подслушивания толку не будет. Нужно было хоть мельком взглянуть на воров вблизи.

В ногах появилась глухая дрожь – от холода или от страха. Артём весь напрягся, чтобы лучше контролировать свои движения. «Дедушка уже давно бы их рассмотрел. Это точно. А ещё бы вышел с ружьём и всех бы их на месте повязал». Приободрив себя такими мыслями, юноша стал медленно приподниматься. Из-за кустов показалась бритая голова гиганта. Он стоял к Артёму спиной. Чуть поодаль обозначился другой силуэт. На мгновение он повернулся к лунному свету, и Артём, вздрогнув, опал на землю. Теперь дрожь расходилась по всему телу. Он узнал его! Это был участковый – тот самый, что приходил к ним в дом!

Артём от волнения раскрыл рот. Боялся, что звук дыхания и колотящегося сердца выдаст его, но вскоре услышал, что незнакомцы уходят. Нельзя было терять ни минуты. Юноша опрометью бросился назад, к веранде. Скорее закрыл за собой дверь и, уже не сдерживая дрожь, сел на пороге, возле собранных тут обломков мебели.

Прошло несколько минут, прежде чем Артём встал. Нужно было возвращаться в кровать.

Когда юноша лёг, за окном уже первыми проблесками рождалась заря. Закричали соседские петухи. Засыпая, Артём твёрдо решил никому не рассказывать то, что услышал. Он должен был сам разобраться в этом деле. Понять, почему воры следят за домом дедушки, какую роль здесь играет участковый и кто этот гигант. Это был верный шанс показать родителям, что он уже не маленький и может раскрыть заговор, о котором никто даже не подозревает. Артём улыбнулся сквозь дымку сна, представив, с каким удивлением мама и папа узнают о проведённом им расследовании, увидят собранные им доказательства. Это будет день его торжества.

Глава пятая

По небу тянулись скупые полозновицы облаков. День окреп приятным летним жаром, и отсыпаться в кровати стало душно, неуютно. Подушка у Артёма увлажнилась, и, сколько он ни вертел её под головой, наконец пришлось встать, поторопиться к умывальнику – смыть с себя опрелость беспокойной ночи.

За окном перекрикивались птицы. Маленькие, желтоватые, почти не видные в кронах, чижи голосили своё ярмарочное «три-чи-чи». Рядом с ними показывались чечевицы – более заметные птички с окровавленными воротом и холкой. Они молча перепрыгивали с ветки на ветку, участвовать в общей перебранке отказывались.

В поле за дедушкиным двором на упругих безлистных стеблях высились светло-фиолетовые циноктонумы. У них были диковинные бутоны, чем-то напоминавшие морскую звезду с обрезком пуповины в серёдке. Бутонов в одном соцветии собиралось не менее пяти, и стебли под их тяжестью покачивались даже от слабого ветерка.

Весь день Артём помогал маме убираться в доме. Про ночных посетителей он так и не рассказал – вновь убедил себя, что для начала должен самостоятельно выведать все подробности. То и дело подходил к окну, иногда спускался во двор, притворялся, что занят каким-то делом, а сам косился по сторонам – надеялся приметить слежку, но никого поблизости не замечал. Даже Бэлигма в этот день не приходила.

Марина Викторовна успела по телефону в общих словах рассказать мужу о тайной комнате Виктора Каюмовича, о его дневниках, о двух золотых самородках. Сергея Николаевича её слова чрезвычайно заинтересовали, и он жалел, что не может приехать сразу, не дожидаясь субботы.

Перед сном дедушкины документы решено было спрятать назад, в сейф.

– Так будет спокойнее, – заметила Марина Викторовна.

Артём испугался, что мама попросит его выложить и нефритовую фигурку, но Марина Викторовна, кажется, вообще забыла про неё.

Ночью Артём устроил себе караульные обходы. Для верности ходил с ножкой, отбитой от кухонного стола. Представлял, что это – ружьё, и выцеливал в дворовой темноте таинственных разведчиков. Юноша надеялся в этот раз проследить за незнакомцами – пройти по их следам, узнать, где они живут, быть может, подслушать их разговоры, выведать их планы. Однако ни участкового, ни его друга-гиганта Артём так и не увидел. Ночь брала своё, и он задремал на посту – возле входной двери на первом этаже, чем с утра порядком напугал маму.

К девяти часам приехал Сергей Николаевич. Бодрый, подтянутый, в свои тридцать семь лет он бы выглядел ещё совсем молодым, если бы не потяжелевшее лицо и тёмная щетина, неизменно покрывавшая его щёки. Но осанка для такого возраста оставалась неестественно прямой, уверенной – она сохранилась у него с тех лет, когда он играл за молодёжную команду иркутской «Звезды», и придавала ему вид порывистого, всегда готового к действию человека. Впрочем, когда Сергей Николаевич стоял рядом с женой, его выправка казалась комичной – Марина Викторовна была значительно выше мужа. К тому же с копной светлых волос, которые она стягивала в торчащий хвостик или в две упругие косички, в цветной юбке с воланами, в лёгкой блузке Марина Викторовна выглядела значительно моложе своих лет.

Сергей Николаевич приехал вместе с профессором Тюриным – давним другом, преподавателем истории в Иркутском университете.

«Началось, – с недовольством подумал Артём, увидев, с каким задором папа расхаживает по дому, осматривает следы погрома и на ходу выспрашивает у Марины Викторовны, приходил ли ещё кто-нибудь из полиции. – Сейчас начнёт командовать».

Артём не ошибся. Командовать Сергей Николаевич любил. Первым делом потребовал перенести всю выброшенную мебель со двора в дом, назвал это расточительством и обещал, что при первой возможности постарается всё починить. Мама только вздохнула. Знала, что чинить он ничего не будет, но и споров не потерпит. Придётся всё выбрасывать тайком и понемногу – выносить на свалку то поломанный стул, то обломок тумбы.

Папа посмеялся над защёлкой, которую прибил Артём, пообещал позже восстановить нормальный замок. Далее отругал жену и сына за то, что они самостоятельно полезли в потайную комнату.

– Там могли быть ловушки!

– Господи, какие ловушки?! – возмутилась мама.

– Такие. Как в египетских пирамидах. Если старик Корчагин дорожил своими тайнами, мог устроить западню.

– Там ничего не было.

– Неважно. Могли бы меня подождать. Я должен был всё сфотографировать.

– Ты и сейчас можешь всё сфотографировать.

– Этим и займусь.

Марина Викторовна догадалась, что Сергей Николаевич хочет описать случившееся здесь в своей газете, и пожалела о том, что вообще приехала в Кырен, что нашла дневники отца и рассказала о них мужу. Впрочем, его можно было понять. В последние годы дела у него шли всё хуже. Истории ему попадались ничтожные, и если в молодости он печатался на первых полосах, то теперь скатился на самое дно, иногда оказываясь на одной полосе с кроссвордами.

Тюрин между тем стоял возле окна. Потрёпанный, заспанный, интереса к происходившему он не проявлял. Судя по всему, Сергей Николаевич ещё тёмным утром вырвал его из кровати, криками и мольбой заставил сесть в машину – надеялся на месте событий получить ценный комментарий историка. Впрочем, Тюрин редко выглядел иначе. Полноватый, в неизменных чёрных брюках, в бежевой жилетке, увешанной двумя десятками кармашков на липучке, профессор везде смотрелся чудаковато – неважно, приходил ли он на лекции в университет или шёл в магазин за хлебом. Картину дополняли очки в толстой оправе, панамка, под которой Тюрин прятал лысину с обрамлявшей её паклей взъерошенных волос, и строгие чёрные ботинки. Свои ботинки он любил. Тюрин мог запустить до кислого запаха всю одежду, но начистить ботинки никогда не забывал – для этого в одном из кармашков его жилетки всегда имелся соответствующий набор в кожаном футляре: губка с кремом, баллончик чистящего средства и щётка из натуральной щетины кабана.

Мама говорила Артёму, что в молодости профессор был другим. Тогда ещё доцент кафедры истории России, он ввязался в поиски какого-то селения, долгие годы собирал деньги то на одну, то на другую экспедицию, облазил Тувинские горы, побывал в горах Монголии, но так ничего и не нашёл. Потом ездил в Омск, искал там утерянную библиотеку Колчака, опять ничего не нашёл. Заявил, что адмирал вообще не был расстрелян на Ушаковке, что его до весны 1921 года держали в казематах, допрашивали о золотом эшелоне. Наконец перессорился с другими историками из университета и замкнулся. Докторскую работу в итоге писал по байкальским петроглифам и до сих пор вздрагивал, если кто-то упоминал о тех злосчастных экспедициях в Монголию и в Омск.

Сергей Николаевич внимательно осмотрел потайную комнату, промолвил, что ничего потайного в ней нет, что такую комнату найти было проще простого – слишком явными были борозды от тяжёлого поставца, а значит, воры, если они в самом деле искали тайник Корчагина, были законченными тупицами:

– Точно говорю!

Затем Сергей Николаевич прочитал записки тестя, пролистал его карты и рисунки, изучил самородки и объявил общее собрание.

«Это нам знакомо», – нахмурился Артём. Папа любил объявлять общие собрания по любому, даже самому незначительному поводу.

– Итак, что нам известно? – Сергей Николаевич, заложив руки за спину, широкими шагами пересекал гостиную, ненадолго останавливался возле стены, резко разворачивался и начинал идти в обратном направлении. Увлечённый какой-то идеей, он не мог стоять на месте.

Мама сидела в старом дедушкином кресле возле окна. Рядом с ней стоял Артём. Профессор Тюрин без особого интереса просматривал бумаги Виктора Каюмовича. Изредка зевал, почёсывал лысину и поглядывал на часы.

– Известно следующее, – сам себе ответил Сергей Николаевич. – Корчагин нашёл в архиве карту и какие-то приметы, по которым можно найти легендарное золото Дёмина. Карта у нас имеется, – Сергей Николаевич помахал папкой. – С приметами пока что беда. Будем искать. Далее. Корчагин нанимает проводника, потому что опасается заплутать в тайге. Само по себе это странно, учитывая его геологический опыт. Ну да ладно. Далее. Корчагин уходит в экспедицию. Что там происходит и куда его приводит карта, мы не знаем, но домой он возвращается с золотыми самородками. Заметьте, сам он пишет, что самородков было четыре, а в сейфе оказалось только два. Странно, не правда ли?

– Может, их украли, – предположила мама.

– Марина, Марина… Как говорит мой папа, думай головным мозгом. Если б кто-то добрался до самородков, то уж точно не стал бы церемониться и забрал бы все четыре. Ещё бы и документы прихватил. Итак, куда подевалось остальное золото – непонятно. Но ведь ты не будешь отрицать, что золото – жильное! – Сергей Николаевич неожиданно обратился к Тюрину.

– Не знаю, – профессор пожал плечами. – Может, и жильное. Всё равно непонятно, где он его взял.

– Ладно. С этим потом разберёмся.

Тюрин отложил бумаги на подоконник и со скучающим видом стал смотреть в окошко.

– Дальше. Корчагин возвращается домой и тут же собирает новую экспедицию, в этот раз, кажется, одиночную. Никому не доверяет и, несмотря на трудность пути, решается преодолеть его без помощников. Что случилось с его доверчивым проводником-лесорубом – непонятно. Должно быть, ничего хорошего. Можно было бы предположить, что Корчагин нашёл сокровищницу Дёмина, по какой-то причине вынес только четыре самородка, а теперь задумал исправить оплошность. Было бы логично. Золотая лихорадка в этих краях попортила немало людей.

– Серёжа! – возмутилась мама.

– Прости, – Сергей Николаевич коротко улыбнулся и продолжил: – Но тут начинаются странности. Корчагин пишет, что «золото – не главное». Пишет о каком-то важном открытии, которое нужно непременно сфотографировать, иначе ему никто не поверит. «Венец моей научной карьеры». Что он там нашёл? Быть может, то самое нечто, что в своё время напугало Дёмина – напугало так, что этот матёрый каторжник, вор, убийца, не боявшийся ни царской полиции, ни таёжных медведей, убежал подальше от сокровищ, спрятался в Иркутске?! Может, и до Уссурийска добежал бы, если б хватило денег.

– Ну, Уссурийска ещё не было, если уж говорить точно, – заметил профессор. – В те годы там стояло село Никольское.

– Да при чём тут это? Я же так, образно.

– Ну, считай, статейка готова, – вяло усмехнулся Тюрин.

– Э, Мишаня, ещё не готова! – Сергей Николаевич резко повернулся к профессору. – Тут ещё копать и копать. Разве тебе не интересно, что же там спряталось в Саянах, что один в суеверном ужасе со всех ног бежит оттуда, а другой, рискуя жизнью, идёт туда в полном одиночестве?

– Нет, неинтересно, – профессор пожал плечами.

– Ну конечно. Тебе только библиотеку Ивана Грозного и живых потомков Колчака подавай!

– При чём тут библиотека Грозного? – дёрнулся Тюрин, но тут же стих и продолжать не стал.

– Далее! – крикнул Сергей Николаевич, с задором поглядывая на Артёма и Марину Викторовну. – Корчагин готовит повторную экспедицию, никуда не торопится. Потом вдруг замечает, что за ним следят. Значит, Виктор Каюмович кого-то боялся, иначе никакой слежки не заподозрил бы. Мало ли кто в Кырене шатается. Тут пьяниц больше, чем собак. Но старик Корчагин так перепугался, что решил немедленно отправиться в горы. Значит, был уверен, что малейшее промедление будет стоить ему жизни. В последнее мгновение решил перестраховаться. На подробные объяснения нет времени. Он вырывает из дневников записи, торопливо пишет короткое послание Марине. Прячет документы в сейф. Выходит из дома. Запирает его на ключ. Идёт на почту. Отправляет иркутскому коллеге ключи, просит передать их дочери ровно через год. Почему именно год? Почему не отправить письмо сразу Марине? Этого мы не знаем. Как не знаем и того, что случилось с Корчагиным в дальнейшем. С той минуты, когда он вышел из местного отделения почты, следы теряются. Вот что нам известно на данный момент. Есть вопросы?

– Что такое «три земли»? – спросил Артём.

– Что?

– Дедушка написал, что золото искали под тремя землями.

– Э…

Сергей Николаевич растерялся. Не знал, что ответить, и вопросительно посмотрел на Тюрина. Оказалось, что тот почти не слушал разговора. Пришлось повторить ему вопрос.

– Три земли, – профессор полез в один из кармашков, будто там лежала подсказка. Вынул платок и начал старательно тереть лоб. Летняя жара была ему неприятна. – Три земли – это тундра, ил и речные камни. Так буряты раньше говорили про золото, которое мыли на реках, – что оно лежит под тремя землями. Где, говоришь, это написано?

Профессор впервые проявил интерес к разговору. Артём показал ему дедушкин листок с соответствующей записью.

– Любопытно… – протянул Тюрин.

– Ещё вопросы? – Сергей Николаевич посмотрел на жену.

– Кто такой Дёмин?

– Стыдно не знать! Старик Корчагин не одобрил бы.

– И кто это? – Марина Викторовна давно перестала обижаться на манеру мужа говорить.

– Ну, для таких справок у нас есть специалист.

В гостиной стало тихо. Все смотрели на Тюрина. Тот увлёкся своими мыслями и, вновь рассматривая записи Виктора Каюмовича, не сразу понял, что все ждут от него ответа. Услышав неожиданную тишину и почувствовав внимание, оживился.

– Дёмин? – Тюрин пожал плечами. – Простой каторжник.

– Не простой, а беглый! – поправил Сергей Николаевич.

– Ну да, – согласился профессор. – Беглый. В тысяча восемьсот шестидесятом году сбежал из Александровского централа. Собственно, тогда сбежала целая артель. Спрятались в Саянах, там все и погибли. Бежали-то зимой, в холода. Это сейчас по берегу Китоя тянутся тропинки, а тогда глушь была.

Тюрин неожиданно замолчал. Опять погрузился в свои мысли. Сергей Николаевич знал эту особенность друга.

– И? – вкрадчиво спросил он.

– Ну что? До Шумака добрались четверо. Среди них был Дмитрий Дёмин. Прятались там в пещере. К весне в живых остался только Дёмин. Дальше было проще. Зайцев сторожил, белок, шишковал, черемшу, ягоды собирал. Плёл себе верши, рыбу ловил. Опытный был, знал, как в тайге держаться. Кочевал с места на место, чтобы охотникам не попасться. Потом, говорят, увидел в речке золотой песок. По устью добрался до жилы, которую эта речка и подмывала. Наковырял себе самородков, да и подался в Тунку. На золото купил свободу и зажил спокойно. По пьяни кому-то про свою жилу рассказал, вот и пошли сказки. Вроде бы как нашёлся купец, который за хорошие деньги купил у Дёмина приметы, по которым можно было добраться до жилы. Но ничего не нашёл. Приметы там были путаные. «От речки иди по пиритовой жиле, оттуда, видя две горы-шапки, пройди в вершину ключа, берущего начало у шапок» и так далее. С такими приметами можно до второго пришествия по Саянам гулять. Там этих ручейков – сотни тысяч, и какой из них дёминский – непонятно. Вот и вся история.

– Отлично! – Сергей Николаевич хлопнул в ладоши. – Всё сходится.

– Ничего не сходится, – поморщился Тюрин.

– Детали не идут в счёт.

– Детали? Читай «Советскую Азию» от тысяча девятьсот тридцатого года, статьи профессора Львова. Сам увидишь, что не в деталях дело.

– Ну, во-первых, ты знаешь, настоящий журналист читает только одно издание – то, в котором работает. А в нём – только одну статью. Свою собственную.

Тюрин усмехнулся.

– А во-вторых, документам Корчагина и двум самородкам я доверяю куда больше, чем всем твоим советским львовым вместе взятым.

Тюрин хотел что-то ответить, но осёкся – увидел в руках у Артёма нефритовую статуэтку.

– В результате могу сказать одно! – Сергей Николаевич остановился посреди гостиной. Такая фраза означала, что говорить он будет ещё долго. – К нам в руки попала замечательная история. И мы не можем её упустить.

– Что ты хочешь сказать? – Марина Викторовна поднялась с кресла.

– То, что мы пойдём вслед за твоим отцом, по его карте!

– Ты с ума сошёл!

Если бы кто-то в эти мгновения взглянул на Тюрина, то очень удивился бы, заметив, как изменилось его лицо. Скуки и сонливости как не бывало. Под толстыми щеками нервно заходили желваки. Пот на лбу проступил ещё обильнее. Утирая его платком, профессор медленно приближался к Артёму, не отводя зачарованного взгляда от статуэтки в его руках.

– Хочешь сказать, тебя не интересует судьба Корчагина? – язвительно спросил у жены Сергей Николаевич.

– Тебя интересует только громкая история, а не мой отец!

– Статья в газете – это приятный бонус, не более того.

– Только не надо мне об этом рассказывать!

– Вспомни, он сам написал, что экспедиция могла стать венцом его карьеры! Дело всей жизни твоего отца! А ты готова так просто отказаться от попытки хоть что-то понять в этой путанице!

Артём вздрогнул. Слушая, как ссорятся родители, он и не заметил, что Тюрин вплотную приблизился к нему и настойчиво смотрит на его руки.

– Мы отдадим дневники и карты в институт. Там лучше нас знают, что с ними делать, – сказала Марина Викторовна.

– Ха! Ну конечно. Будто ты не знаешь, что именно они сделают!

– Это не наша забота.

– Запрячут в архив! Так глубоко, что потом ни один исследователь не найдёт.

– Отец сделал свой выбор. К нам это не имеет никакого отношения!

Артём уже не раз был свидетелем подобных сцен, знал, что всё закончится мирно. Впрочем, он сейчас и не смотрел на родителей.

– Что это у тебя? – прошептал Тюрин.

– Статуэтка. Лежала у дедушки в сейфе, – неуверенно ответил юноша.

– Любопытно… – протянул профессор. – Можно?

– Да подумай о старике наконец! Нельзя же так… со своим отцом! Предать его!

– Что ты заладил! Тебе плевать на моего отца! Тебя интересует только громкая история!

– Не повторяйся, дорогая, а то спор становится неинтересным. Да и спорить тут не о чем. Я уже принял решение.

Тюрин дрожащими руками взял нефритовую статуэтку. Бережно, почти ласково погладил её основание, прошёлся пальцами по узорам на лапах и голове.

– Вы знаете, что это? – спросил юноша.

– Кубулгат, – прошептал профессор.

Пот прозрачными каплями катился по его щекам. Дыхание утяжелилось. Губы напряглись в едва приметной, болезненной улыбке. Артём ещё никогда не видел Тюрина таким.

– Кубулгат… – повторил профессор, больше размышляя вслух, чем отвечая на вопрос. – Человек, умеющий принимать облик животного.

– Оборотень?

– Что? Ну да, оборотень. Сын лунной Чель-паги… Какая чудесная архаика…

– Чей сын?

– Как интересно… Говоришь, статуэтка лежала в сейфе Корчагина?

– Ну да, в одном мешочке с самородками. А что с ней такое?

– Очень интересно…

Тюрин продолжал настойчиво гладить узоры на кубулгате. Профессор глубоко ушёл в свои мысли. Не слышал ни вопросов Артёма, ни ссоры Переваловых. Не замечал ни летней жары, ни присевшей на шею мухи.

– Я обещаю, мы подготовимся, – спокойнее говорил Сергей Николаевич. – В редакции на такое дело выделят хорошие деньги. Это единственный шанс хоть что-то узнать о твоём отце. Да, придётся написать статью. Даже серию статей. Но это не такая большая плата, если мы найдём то, что увидел Виктор Каюмович. Его открытие не должно пропадать! Подумай, он бы сам этого хотел. Он надеялся на тебя. Верил, что ты доведёшь его дело до конца, если он сам не сможет.

– Не знаю, – уже почти не сопротивлялась Марина Викторовна. В глазах у неё стояли слёзы.

– Всё будет в порядке. Наймём целую армию проводников. Чем мы рискуем? Простая экспедиция.

– В Саянах не бывает простых экспедиций.

Переваловы подошли друг к другу и неожиданно обнялись. Марина Викторовна тихо плакала на плече мужа.

– Пап, – позвал Артём.

– Что?

– Твой Тюрин уехал.

– То есть как? – Сергей Николаевич удивлённо посмотрел на то место, где ещё недавно стоял профессор.

– Так. Сказал, что забыл о каком-то срочном деле в Иркутске.

– Чудак… Хоть бы на обед остался. Помощи от него, как от таракана – молока.

– Серёж… – Марина Викторовна старательно вытерла слёзы.

– Ладно-ладно. И без него справимся.

Сергей Николаевич, нахмурившись, спустился в тайную комнату – хотел внимательно перелистать книги Виктора Каюмовича, надеялся найти в них подсказку о том, где искать приметы. Мама ушла в ванную умыться. Артём остался один в гостиной. Растерянно осматривал нефритовую статуэтку и тщетно пытался понять, чем же она так впечатлила профессора Тюрина и о каком срочном деле он мог вспомнить, подержав её в руках.