Текст книги "Почтовая станция Ратсхоф. Приют контрабандиста"

– У нас такой показывали в школе, – сказала Вихра. – На физике.

– И у нас, – подхватил Гаммер. – Если сунуть магнит под картонку, а на картонку высыпать порошок, увидишь силовые линии магнитного поля! Порошок ляжет ровно по ним. А если положить два магнита, увидишь силу их взаимодействия.

– Чу-удесно, – протянула Настя.

– Ну что, идём? – Вихра отряхнула пальцы и положила муляж на место.

– Идём, – согласилась я. – Думаешь…

– Что?

– Тот цыган… Он не разозлится, если я возьму одну книгу?

– Бери, – Вихра пожала плечами.

Наверное, она решила, что я заберу издание на русском языке, а я схватила заполненных железным порошком «Кошек Шпицбергена». Порошка в муляже было примерно столько же, сколько и в банке из-под птичьего корма, и я обошлась одним экземплярчиком. Не сомневалась, что он нужен для решения головоломки. Не представляла, как именно его использовать, но повторять старую ошибку не захотела, а ещё убедилась, что книги Смирнова рано вычёркивать из списка подсказок. По крайней мере четыре из них. Грин, Хилтон, Конрад и Честертон ещё должны были сыграть свою роль. Не зря же Смирнов закупил их на разных языках – позаботился об охотниках из разных стран. Значит, важен сам текст, а подсказки спрятаны между строк.

Гаммер сунул муляж за пояс и прикрыл футболкой.

Оглядевшись, мы вышли из дома.

К машине возвращались молча, и я шагала быстрее всех. Не оборачивалась и боялась услышать стук копыт. Представляла, как цыгане, оседлав коней, бросятся за нами в погоню. Найдут «Кошек Шпицбергена» и в наказание за воровство уведут нас в табор, а там под покровом ночи выпытают всё, что мы знаем о лабиринте мертвеца. Ведь они сами ищут сокровища Смирнова! Вот и сунулись в горную библиотеку. Сняли плитку, продырявили пол. Не отыскав ничего ценного, утащили книги, чтобы выложить как приманку и ждать, пока на неё клюнет какой-нибудь более осведомлённый охотник за сокровищами. Дождались…

Я расскажу всё в ту же минуту, когда нас сцапают. Ну хорошо, в минуту не уложусь, но заговорю сразу, не дожидаясь угроз. Даже отдам смартфон с фотографиями, текстами и конспектами. А им будет мало. Смеясь и скаля золотые зубы, они примутся ломать Гаммеру пальцы, ставить Глеба на раскалённые угли. Гаммер и Глеб закричат, но в пустых домах Сенокласа некому будет услышать их крик, а те немногие, кто его услышит, предпочтут скорее погасить свет и занавесить окна.

Уф… Последние метры до машины я промчалась во все лопатки. Распахнула незапертую дверь, юркнула на заднее сиденье и притаилась. Мысленно поторапливала остальных и злилась, что они идут медленно.

Когда мы отъезжали от Сенокласа, я ещё поглядывала назад в опасении заметить погоню, но дорога привычно пустовала, и я успокоилась. Ехали молча. Вихра пробовала с нами заговорить, но ей никто толком не отвечал, и она вернулась к воспоминаниям о цыганах из своего класса. Заметила, что её не слушают, и притихла. Может, заподозрила неладное. Слишком уж странно мы себя вели. Да и наша одержимость горной библиотекой становилась всё более очевидной.

Связь в дороге пропадала, но Гаммер нагуглил всякое про железный порошок и дал мне прочитать. «Изготавливается методом распыления расплава металла водой высокого давления или сжатым воздухом». «Применяется для покрытия сварочных электродов». «Применяется в полиграфической промышленности». «Применяется для изготовления сварочных материалов». И так далее. Это, конечно, здорово… а толку? В ГОСТах и статьях, найденных Гаммером, почему-то не упоминалось использование железного порошка для решения головоломок и скорейшего нахождения сундуков с золотом.

Всё указывало на то, что в горной библиотеке мы упустили нечто важное. Книжный шкаф из «Золотой цепи» вывел в скрытый коридор, и Сандерс Пруэль попал в лабиринт с сокровищами. По шкафу с фальшивками в «Злом роке семьи Дарнуэй» отец Браун вычислил потайную лестницу, которой убийца воспользовался, чтобы подняться в тёмную комнату фотолаборатории. Ни прохода, ни подъёма в буквальном смысле из пещерки в Моминой скале не было и быть не могло. Там просто лежал ключ от открытой двери из головоломки. Непонятно, зачем нам ключ, если дверь и без того открыта, но важен сам факт: искать его нужно в библиотеке. Отсылки к Грину с Честертоном лишний раз это подтвердили. Меньше всего я хотела вновь продираться через заросли дикого шиповника и карабкаться по отвесным валунам, но, кажется, других вариантов у нас не осталось.

Ближе к Маджарову мы наконец разговорились с Вихрой. Обсудили, куда съездить после обеда. Вихра предложила прокатиться до села Бориславцы, расположенного неподалёку от Кован Кая, попутно взглянуть на фракийские развалины, и мы с радостью согласились, потому что путь в Бориславцы лежал вдоль левого берега Арды, а мы всё равно планировали поискать там каменистые пляжи – из тех, что могли попасть в объектив болгарского Красного Креста.

Глава шестая
Разгадка близка

Богданчик обиделся, что мы уехали в Сеноклас без него, и встретил нас самыми отборными словами из своего стримерского запаса. Станка, хозяйничавшая неподалёку, порадовалась свободной русской речи племянника, а мы с Настей посмеялись и пообещали взять его в Бориславцы. Быстренько пообедали и вшестером запихнулись в «опель-корсу». Богданчик попеременно сидел то у меня на коленях, то у Насти. Пересесть к Глебу он не порывался.

Выехав по бетонному мосту из Маджарова, мы повернули направо. Дорога пошла под Кован Кая, облюбованным редкими птицами вроде египетского стервятника, и мы остановились неподалёку от крохотного тоннеля – даже не тоннеля, а искусственной расселины, отделившей от основного массива одинокую скалу, – чтобы пофотографировать маджаровский меандр. Смеясь и толкаясь, выбрались из машины, и громче всех хохотал Богданчик, которого Настя всласть пощекотала, прежде чем выпустить.

Дорогу от вогнутой прибрежной полосы отделял невысокий, плотно заросший кустами яр, однако на обочине растительности не было, и вид нам открылся хороший. Мы увидели и восточные склоны Моминой скалы, и пляж, где позавчера купались, и тёмные холмы, за которыми пряталась дорога в Хасково. Арда под нами огибала выступ противоположного берега, отсюда казавшегося независимым островком, разворачивалась почти на сто восемьдесят градусов и уходила в просветы между горными хребтами, чтобы проскочить через Ивайловградское водохранилище, пересечь греческую границу и, наконец, влиться в полноводную Марицу, а с ней уже добраться до Эгейского моря. Стоя на дороге, я не могла заглянуть так далеко, но достаточно изучила течение Арды по картам, чтобы в деталях представить её извитый путь от болгарского истока до греческого устья.

Напротив нас, на самом кончике мнимого островка, лежала коса галечного пляжа. Мы засняли её, повторив десятки найденных в интернете снимков, попозировали друг другу, покривлялись и пофотографировались вместе – только Глеб в кадре стоял привычно серьёзный, – затем пошли к машине. Уже открыв дверь, я увидела темнеющий в основании скалы проём. Оказалось, что там начинается штольня заброшенного маджаровского рудника.

Подобные штольни попадались по всей округе, и Вихра сказала, что частенько лазала по ним, а ещё спускалась в естественные пещеры – научилась этому у папы, в молодости увлекавшегося «обратным альпинизмом», то есть спелеологией. Правда, Страхил называл местные выработки опасными, запрещал дочери туда соваться одной, и она шла ночью, украдкой. Выворачивала брюки и куртку наизнанку, чтобы не испачкать их снаружи и поутру, заявившись домой, не выдать своих похождений. Всё это, конечно, замечательно, но я прогулялась к сдвоенному, грубо пробитому в скале проходу и ужаснулась шахтному мраку, из которого явственно сквозило прохладой.

– Хочешь заглянуть? – спросила Вихра.

– Бр-р… – поёжилась я в ответ.

– Я бы заглянул! – отозвался Гаммер.

Рассмеявшись, Вихра сказала, что эта штольня скучная.

– Тут далеко не уйти. Всё завалено. Или затоплено.

– Затоплено? – удивилась я.

Вихра пояснила, что многокилометровые стволы и горизонты шахт по большей части проходят ниже уровня Арды. Насосы, откачивавшие воду, перестали работать после закрытия рудника, и его почти целиком затопило.

– И хорошо, – сказала Вихра.

– Хорошо, что затопило?

– Хорошо, что рудник закрылся. Он тут всё испортил. Изуродовал горы. Сколько скал обвалилось! А грязь до сих пор просачивается в Арду.

– До сих пор?

– Да… Из старых водоотливов. Раньше тут повсюду текли родники, а теперь по пальцам пересчитать. Как начали долбить, они пересохли.

Гаммер предложил всё-таки заглянуть в штольню. Я схватила его за руку и потянула к поджидавшим нас у машины Насте, Глебу и Богданчику. Чем сильнее я тянула, тем дальше Гаммер грозился проникнуть в чрево Кован Кая, но в конце концов отступился, и мы благополучно вернулись к «опель-корсе». Вновь утрамбовались в неё, и я обратилась к мирозданию с просьбой сделать так, чтобы лабиринт мертвеца не привёл нас в шахты. Куда угодно, на любую из ближайших или отдалённых вершин, пусть заснеженных и овеваемых злыми ветрами, только не под землю!

Мы проскочили тоннель-расщелину и покатили дальше в сторону Бориславцев, а я чуточку успокоилась, рассудив, что в книгах Смирнова героям ни в какие пещеры спускаться не доводилось. Они носились по джунглям, лазали по скалам, ходили по морям – это пожалуйста, – а без обратного альпинизма обошлись. Вот и славно. Я вновь наслаждалась видами на Арду, слушала рассказ Вихры о здешних краях. Потом мы съехали на обочину, и Вихра повела нас любоваться стенами фракийской крепости, точнее тем, что от них осталось, а осталось совсем немного. Я даже не сразу поняла, где именно располагалась крепость с её расчудесной кладкой из бутовых камней, настолько плотно подогнанных друг к другу, что фракийцам не потребовался раствор для их сцепления.

Ближе к Бориславцам справа показался ещё один меандр, не менее крутой и красивый. Из-за деревьев проглянули полосы очередных галечных пляжей. Горы слева стали заметно ниже – больше не нависали над нами, не пугали возможным обвалом. Наконец так измельчали, что превратились в обычные холмы, затем вовсе пропали. Дорога пошла вниз, и нам открылась долина, подобная той, где разместился Сеноклас, но значительно превосходившая её размерами.

Я заметила расположенную чуть поодаль громадину белоснежного дома. Попросила Вихру остановить машину, чтобы осмотреть его и сфотографировать. Вихра, предупредив, что во двор нас не пустят, съехала с основной дороги на едва приметную подъездную и затормозила метрах в пятнадцати от парадных ворот.

Трёхэтажный дом, оштукатуренный и покрытый красной черепицей, возвышался на пригорке. Вокруг него тянулась кирпичная ограда, распашные ворота были собраны из толстых металлических прутьев. С боков к дому подступал лесок, а за ним возвышались поросшие зелёными кустами холмы. Двор устилали каменные плиты, и отдельными оазисами виднелись участки земли с плодовыми деревьями. В центре двора красовался фонтан с фигурой какого-то морского божества. Задрав голову, оно приставило к губам массивную раковину, из которой прежде, надо полагать, лилась вода. Сейчас фонтан молчал. Да и сам двор, пусть ухоженный и чистенький, казался преданным забвению.

Раньше дом называли Гнездом стервятника, и у него была дурная слава. По словам Вихры, когда-то давно здесь стояла башня с узкими бойницами вместо окон, и в ней прятались контрабандисты всех мастей. Башню часто штурмовали, разрушали и отстраивали вновь. В более спокойные времена её купил Какой-то-там-бей – турок, владевший пахотными землями под Бориславцами. Он расширил окна, возвёл несколько хозяйственных пристроек, заодно отгородил двор каменной стеной и поселился тут, однако вскоре погиб.

– Гнездо стервятника… – зачарованно прошептала я.

– Да, – Вихра качнула головой. – То ли по прозвищу разбойника, который тут прятался и питался всякой падалью. То ли стервятники действительно свили на башне гнездо, хотя не очень верится.

Кем были хозяева дома после Какого-то-там-бея, Вихра не знала, но каждый из них добавлял к башне что-то своё, расширяя дом в пределах изначально обозначенного двора. В годы Второй мировой тут сидели немцы, а после них никто не сидел, и Гнездо пришло в запустение. Оно так и стояло почти полвека и могло развалиться, но лет двадцать назад его выкупили и отреставрировали. Новый владелец приезжал редко и, судя по всему, планировал перепродать дом, а потом там случилась какая-то неприятная история. Деталей Вихра не знала, но сюда вроде бы наведывалась полиция и говорила о группе пропавших людей, которые проникли в Гнездо и не выбрались, но это, наверное, лишь байка из тех, что на досуге сочиняют местные жители.

Хозяин перестал появляться. Теперь здесь посменно жили два сторожа из Бориславцев, и соваться внутрь, как бы мне того ни хотелось, Вихра не рекомендовала. Сказала, что сторожей хозяин выбрал вредных. Она говорила по-английски, и Богданчик её не понимал, но в целом разобрал, в чём дело, и, довольный, просунулся между прутьями ворот. Я позавидовала тому, какой он худенький и маленький. Вихра отчитала брата на болгарском – Богданчик мигом вылез обратно и больше проникнуть во двор не порывался.

Нужно было ехать дальше, но я ещё не встречала такой богатый родопский дом и постаралась разглядеть его получше. После рассказа Вихры поняла, что по центру, сразу за фонтаном, располагается та самая башня, где прятались контрабандисты, только её, конечно, облагородили, разбили на три этажа и, собственно, превратили в центральную часть особняка. По обе стороны от башни вытягивались трёхэтажные крылья, а к ним в свою очередь прислонялись дополнительные одно– и двухэтажные хозяйственные пристройки. Третий этаж по всему особняку выступал вперёд, и его выступ опирался на изогнутые подкосы, подведённые от стен второго этажа.

Бывшую башню, давно утратившую башенные черты, и крылья дома накрывала общая черепичная крыша – сложная, многоскатная, будто нарочно изломанная под естественные линии гор и этим напоминающая крыши калининградских вилл в Амалиенау, – а хозяйственные пристройки прятались под простенькими односкатными крышами.

Я бы с радостью заглянула в парадные окна Гнезда, лишь отчасти закрытые зелёными жалюзи, но вынужденно томилась за воротами. На металлических прутьях висела табличка «Частна собственост! Влизането забранено!», а на кирпичном столбе под латунной табличкой со скупой надписью «Архитектор Леон Дегуст» виднелась наклейка охранного предприятия «Роял Секюрити» с воинственным гербом и девизом «Сигурност и лоялност. Вашият добър избор», то есть «Безопасность и лояльность. Ваш хороший выбор». Не самый складный девиз, но связываться с теми, кто его выкрикивает, я бы не хотела.

У меня был опыт пренебрежения грозными табличками и лазанья через заборы, но я предпочла отступить и вернулась к машине. Напоследок обернулась и увидела, как на кирпичный столб сел упитанный щегол. Провожая нас, он покрутил красной мордочкой и упорхнул во двор. Везунчик. За ним, конечно, «Роял Секюрити» не приедет и вредный сторож гоняться не будет. Жаль, я не могла, подобно Боди Локу из «Лок и Ключи», превращаться в маленькую птичку! Я бы летала над этими чудными лесами и с безопасного расстояния наблюдала за приключениями охотников за сокровищами. Ведь никто не обидит крошечных вьюрка или синичку. А сериал мне понравился – чуть ли не единственный из тех, что показывал Гаммер. Надо будет посмотреть второй сезон, когда он выйдет.

В Бориславцах мы гуляли недолго. Слушали рассказ Вихры о том, что здесь было, а теперь пропало, вроде вантового моста, уводившего на правый берег Арды к очередным фракийским руинам. Там же, на правом берегу, лежали недоступные нам каменистые пляжи, и вскоре мы вернулись в Маджарово.

Я предложила прокатиться до пляжа на меандре под Кован Кая, и мы заскочили в дом Вихры за полотенцами. Купаться я не собиралась – месячные не очень-то к этому располагали, – но Настя заставила меня поддеть купальник. Уговорила Глеба взять плавки, раздобыла в хозяйском холодильнике шесть баночек колы и вообще суетилась больше всех, будто мы только за тем и приехали в Маджарово, чтобы валяться на солнышке.

По пути к меандру мы заехали полюбоваться природоохранным центром «Восточные Родопы», где работали Страхил и Станка. Спрятанный в лесочке у бетонного моста через Арду, он выглядел по-европейски опрятно, но в пандемию был закрыт. А ещё мы заехали к часовенке Света Петка Българска. Её построили в память о болгарских беженцах, проливших «море крови». Я понадеялась отыскать намёк на конкретное место, указанное Смирновым в головоломке, однако ничего подобного в пустующем мемориальном комплексе не обнаружила. Прочитала на выцветшем стенде, что в середине прошлого века здесь обустроили склеп, в котором и сейчас хранятся кости тех болгар, – убедилась, что «излучина дороги, залитая морями крови» лишь в целом указывает на Маджарово. Никакой конкретики. Или Смирнов спрятал сундук в склепе? Ну нет! Туда я бы не полезла даже за всеми сокровищами мира!

Дорога повела в глубь мнимого островка, заложила парочку петель и вывела на пляж, расположенный напротив того места, откуда мы этим утром фотографировали меандр и где рассматривали вход в заброшенную штольню.

– Утречко! – прокричал Богданчик, хотя день клонился к вечеру. Сорвал с себя шорты, майку и помчался по гальке к воде. – Хороший день для рыбалки! Хе-хей!

Судя по довольной улыбке Гаммера, Богданчик прокричал что-то геймерское. Радостный, он ворвался в реку и плюхнулся на мелководье. Гаммер и Вихра, раздевшись, последовали за ним. Настя постелила полотенце, разложила вещи, затем тоже отправилась купаться, а Глеб задержался возле машины. Ему позвонила мама, и, кажется, разговор у них был не самый приятный.

До нашего возвращения из орнитологической поездки остался один день. Мы поняли, что в изначально оговорённые сроки не уложимся, и сегодня утром Настя написала тёте Вике, что Оля, то есть я, настолько увлеклась наблюдением за птицами, что со слезами на глазах отказалась уезжать в Созополь, а Настя очаровала гида, и тот согласился совершенно бесплатно продлить наше пребывание в лагере юных орнитологов на три денька. Да, Насте довелось привычно очаровывать всех встречных-поперечных, а мне – умываться соплями и жалобно хныкать, но я не возмутилась. Главное, что тётя Вика разрешила нам задержаться, и мы с Гаммером сразу предупредили родителей. Глеб вроде бы и не предупреждал маму, но Татьяна Николаевна ему позвонила. Наверное, разозлилась, что он вообще не сказал ей о поездке в Родопы. Ну или там что-нибудь приключилось в Питере и полноценный переезд в Калининград опять отложился.

Оставив Глеба в покое, я разделась до купальника. К воде не приближалась. После того случая на Анграпе недолюбливала реки. Прошлым летом мы с Настей и парочкой её подруг поехали на базу отдыха под Черняховском сплавляться на байдарках, и Настя с подругами действительно сплавлялась, а я барахталась, переворачивала байдарку и так наглоталась воды, что теперь предпочитала держаться от реки подальше. Лишь прогулялась по пляжу и отметила его сходство с тем, что был отпечатан на открытке «я таджика»: над противоположным берегом нависали горные кручи, а русло изгибалось. Впрочем, изгиб русла на открытке едва угадывался.

Нам ещё предстояло получше изучить меандр, ну а пока я устроилась на полотенце и достала «Код Ореста» Марии Энгстранд – вторую из двух книг, которые Гаммер привёз в Болгарию специально для меня. Первую, продолжение «Охотников за сокровищами» Паттерсона, я проглотила ещё в Созополе. Гаммер постепенно добивался своего, и я уже не слишком придиралась ко всем этим книжным приключениям. Сказалось и то, что я привыкла к приключениям настоящим, вынуждавшим нас носиться за сундуком Смирнова, хотя до семьи Киддов нам было далеко.

В Созополе я открыла «Охотников» – и сразу увидела, как они плывут на маленькой подводной лодке в поиске испанских галеонов «из потерянной флотилии Кордобы 1605 года». Бандиты опередили Киддов на другой, куда более внушительной подлодке и грозились их уничтожить, но тут подоспели катера ЦРУ, и обошлось без уничтожений. Да уж, весело. Всё как в первой части, только без примирительной переклички «Мы классные, правда?» – то ли переводчик одумался, то ли сам автор позабыл об этих словах.

Дальше в «Охотниках» началась страшная круговерть. Пухлая девочка Шторм, которая в первой книге вертела нунчаками, теперь криком отпугивала диких бегемотов, а сухопутные африканские пираты с автоматами и реактивными гранатомётами, увидев разбросанные пироги́, прекращали погоню за Киддами и останавливались перекусить. «Куда там золоту! Мы, Кидды, умеем выбирать сладкое – никто не устоит». А ещё у пиратов был профсоюз, и они имели право прекратить погоню в особо дождливые дни.

Папа главных героев пропал во время тропического шторма, их маму похитили пираты с Кипра, и я всё ждала, что Кидды отыщут родителей, но книга неожиданно закончилась, и в финале было сказано, что приключения Киддов продолжатся, когда они отправятся в Китай. Я подумала, что не слишком расстроюсь, если Гаммер подсунет мне и третью часть «Охотников», но залезла в интернет и ужаснулась тому, что частей вышло семь, правда, на русский следующие пять никто не перевёл.

Я тогда для приличия поворчала на Гаммера с его Паттерсоном, придралась к парочке совсем уж нелепых деталей и открыла Энгстранд. Закончить «Код Ореста» в Созополе не успела и решила прочитать заключительные главы в Маджарове. Придираться к «Коду» не собиралась, однако на последней странице заподозрила неладное. Когда Гаммер вышел из реки, заставила его разжевать мне суть многоалфавитного шифра и самостоятельно вскрыла финальную шифровку из книги. Выяснила, что в переводе там всё неправильно и в действительности получается не «Фидес сцентия», а полная белиберда. Гаммер поначалу не поверил. Потом убедился в моей правоте. Пожав плечами, сказал, что переводчику было сложно, ведь тут из одной шифровки при использовании трёх разных ключей должны получиться три разных послания, и непонятно, как сама автор в оригинале справилась с подобной задачей.

– Думаешь, справилась?

– Ну… справилась, наверное.

Гаммер добавил, что лучше бы Смирнов спрятал координаты сокровищ за такими шифровками, как в «Коде Ореста», или за ребусами, как в «Библиотеке мистера Лимончелло». Справиться с ними было бы проще, чем со всеми этими железными порошками, банками из-под птичьего корма и чернильными пятнами в «Оцеоле».

– Кстати, у «Кода Ореста» выйдет продолжение, – улыбнулся Гаммер.

Меня возмутило, что авторы приключенческих романов никак не ограничатся одной самостоятельной книгой – вечно их тянет написать дилогию или целую тетралогию, – и Гаммер, устав от моего занудства, опять убежал купаться. Между тем Глеб и Настя безмятежно лежали под ослабевшим к вечеру солнцем. Я поглядывала в их сторону. Гадала, чем закончился разговор Глеба с Татьяной Николаевной.

Обхватив ноги и положив голову на колени, немножко понаблюдала, как Гаммер с Вихрой и Богданчиком плещутся на мелководье. Гаммер, судя по всему, грозился переплыть Арду, даже крутил руками в воздухе, словно показывал, как именно это сделает. Вихра в ответ осыпа́ла его брызгами, а Богданчик, вдохновлённый Гаммером, бросался вперёд – отплывал на пару метров, но, почувствовав, что его сносит течением, возвращался к Вихре и дурачился возле неё. Я бы присоединилась к ним, но мочить купальник не захотела и пошла к Насте.

Села на краешек полотенца и приготовилась рассказать Насте о реакции Гаммера на мои придирки к «Коду Ореста», но так и застыла с приоткрытым ртом. Не вымолвила ни словечка.

Уставилась на противоположный берег.

Наклонила голову. Привстала. Вытянулась на цыпочках. Вновь опустилась на полотенце. Наконец, позволила ликованию охватить меня и, не глядя, вцепилась Насте в руку.

– Ты чего? – Настя попробовала отдёрнуть руку, но я держала крепко. – Эй!

– Смотри, – выдохнула я.

– Куда?

– Туда!

За последние пару месяцев я в деталях запомнила изображение этого меандра на картах. Приехав в Маджарово, несколько раз оказывалась неподалёку и обсуждала с Вихрой, какой он необычный и красивый. Пролистала десятки фотографий меандра в интернете, а сегодня сама сфотографировала его от дороги. Провела больше часа здесь, на пляже. И только сейчас, очутившись в нужном месте, увидев левый берег с нужного ракурса, узнала вид, запечатлённый на открытке «я таджика»!

Слишком многое изменилось за сто лет. И дело не в пропавших зонтиках. Зонтики не влияли на пейзаж. Нет, тут сам хребет Кован Кая, нависавший над противоположным берегом, стал другим. Его вершины на открытке казались более высокими, склоны – более отвесными. На карточке «я таджика» под ним росли пышные деревья и даже не удавалось разобрать, идёт ли там дорога. К нашим дням Кован Кая осы́пался, измельчал. Деревья в его основании поредели.

Ослабив хватку и позволив Насте вырваться, я сбегала к своим вещам за смартфоном. Открыла отсканированную карточку. Вернулась и попробовала сопоставить пейзаж на её лицевой стороне с пейзажем, который видела вживую. К восторгу примешалось сомнение. Может, противоположный берег и не тот… Похож, конечно – до чёртиков похож! – но иной. Полноценно сопоставить виды мешала растительность, достигавшая разрозненных пиков Кован Кая, да и сам горный массив был до того пёстрый, изорванный, словно его искусственно слепили из множества отдельных скал, – поди тут разбери.

На карточке «я таджика» пляж покрывали крупные камни, у нас же под ногами лежала обычная галька, на мелководье вовсе стелился песочек, а участки крупных камней попадались только за нашими спинами, ближе к лесу. Ещё на открыточном пляже было больше кустиков, да и русло Арды на открытке казалось более широким. Несостыковок набралось предостаточно, и всё же я сказала себе, что нашла нужный пляж. Поверила, что снимок для Общества болгарского Красного Креста неизвестный фотограф сделал с того места, где Настя и Глеб расстелили свои полотенца. Ну или с места поближе к лесу. Плюс-минус пять метров. Или десять. Не всё ли равно?! Главное, что фотограф стоял где-то совсем рядом, а значит, мы пришли по назначению!

Я отдала смартфон Насте, чтобы они с Глебом сравнили пейзажи, а сама задумалась, как поступить дальше. Прийти на пляж с лопатами? Но вряд ли Смирнов спрятал сундук здесь. Было бы логичнее спрятать его в лесу на подъезде к пляжу. Эх, нам бы металлоискатель – мы бы спокойно прошлись по всему меандру. Хотя, если Гаммер прав и в сундуке нас ждут бумаги на предъявителя, металлоискатель не поможет. Сундук-то деревянный, не запищит. А ещё он с бумагами сгниёт под галькой – и кому предъявлять такую гниль?

Гаммер увидел, что мы оживились, и примчался узнать, в чём дело. Мне бы подороже продать своё открытие. С хитрой улыбкой завалить Гаммера кучей наводящих вопросов, попросить его хорошенько оглядеться и подождать, пока он, взволнованный, начнёт изнывать от нетерпения, но я без лишних слов кивнула в сторону левого берега и, забрав у Насти смартфон, ткнула пальцем в экран – удовлетворилась вспыхнувшим в глазах Гаммера восторгом узнавания. Глеб, кстати, тоже выглядел возбуждённым. Нацепив очки, вертел головой не хуже Гаммера с Настей и чуть ли не впервые за дни, проведённые в Болгарии, напомнил себя прежнего, каким он был в заливинском доме маячника.

Из-за паранойи Гаммера я прятала карточку «я таджика» от Вихры и теперь немножко злилась. Ведь я писала ей, что мой папа мечтает раздобыть выпущенные болгарским Красным Крестом карточки с санитарными поездами. Вихра не удивилась бы «я таджику» и в первый же день указала бы нам этот пляж. Или не указала бы…

Я сфотографировала Кован Кая. Постаралась поймать тот же ракурс, что и на открытке. Отбежала к лесу и сделала ещё несколько снимков. Все сопровождали меня, словно группка туристов, покорно бредущая за экскурсоводом. Даже Глеб не отставал ни на шаг. Ждал, что на меня снизойдёт новое озарение. Не снизошло.

Мы обсудили, есть ли смысл перекапывать гальку. Глеб промолвил, что лопатами тут не обойтись и придётся нанять экскаватор. Он, конечно, пошутил, а Настя оживилась и заявила, что экскаватор лучше угнать, иначе владелец пронюхает про сундук и захочет его отнять. Следом Настя предложила сунуть под гальку динамит, чтобы уж сразу вывернуть пляж наизнанку и увидеть, что под ним спрятано.

– Настя… – зажмурившись, выдохнула я.

– А что?

– То!

Подобные обсуждения ни к чему бы не привели, и я поблагодарила Гаммера, когда он вспомнил про объективы с разным фокусным расстоянием – хоть одна вменяемая мысль! Мы не знали, каким объективом пользовались в Обществе болгарского Красного Креста: широкоугольным или длиннофокусным. Ничто не мешало фотографу поставить свой штатив значительно дальше от воды. Настя не поняла, о чём идёт речь, и я объяснила.

– А сто лет назад такие продавали? – спросила она. – Ну, длиннофокусные.

– Не знаю…

– Но в теории фотограф мог стоять хоть за сотню метров отсюда?

– Нет. К лесу берег повышается, и пришлось бы снимать с пригорка. Ракурс получился бы другой.

– Может, раньше пляж был выше? – предположил Гаммер.

– Тогда к реке вёл бы ощутимый спуск, а на открытке его нет.

– А русло могло быть выше? Так, чтобы вровень с лесом?

Я пожала плечами и посмотрела на сидевших в воде Вихру с Богданчиком. Они уже не плескались и, судя по всему, готовились выйти на берег.

Гаммер ковырял ногой гальку и нашёптывал:

– Чтобы найти сундук, нужно думать как сундук… Если бы я был сундуком, где бы я спрятался? Думай как сундук… Стань сундуком…

Гаммеру это помогало сосредоточиться, а меня и Настю только нервировало.

– Андрей! – не сдержались мы одновременно.

Гаммер успокаивающе приподнял руки и спросил:

– Что в итоге?

Ему никто не ответил.

Мы сделали важное открытие, которое ни капельки не приблизило нас к сокровищам Смирнова, а если и приблизило, то я этого совершенно не поняла и хотела выть от собственного бессилия, потому что, раззадоренная, рвалась в бой. Согласилась бы сорваться с пляжа, бежать на Момину скалу и там зубами вгрызаться в кафельную плитку, нюхом вынюхивать упущенную нами подсказку. Настя, Гаммер и Глеб испытывали схожие чувства, однако, на моё счастье, ночью шарахаться по скалам посчитали не лучшей затеей.

Заметив, что к нам идут Вихра и Богданчик, мы быстренько составили план действий. Он был прост. Завтра на рассвете уйти из дома. Оставить Вихре записку – объяснить, что мы постеснялись дёргать её лишний раз и самостоятельно отправились к руинам фракийской Окопы. Добраться до развилки с дубом и приколоченными к нему указателями, но свернуть, конечно, не к руинам, а к библиотеке. Повторно облазить тёмную темницу Смирнова, поймать сидящую там всемирную красавицу, затем спуститься в Маджарово и отправиться прямиком сюда, на пляж «я таджика». Воспользовавшись красавицей, отыскать сундук и хорошенько отпраздновать стремительную победу. Ну, стремительная победа вызывала некоторые сомнения, однако в остальном наш план получился выполнимым.