Текст книги "Криминальный гамбит"

Глава 7

Казалось, в этот день им везет во всем. Сразу же нашлась машина, «Жигули», а на первом же перекрестке они чуть не столкнулись с «уазиком» Колодникова.

Тот, пообщавшись с владельцем «Москвича», тоже спешил на кладбище, так что дальше ехали в одной машине.

– Он говорит, что этот самый парень перегородил ему дорогу. А тут еще девица голая лежит, – возбужденно рассказывал Колодников. – Говорит, и связываться не хотел, но могильщик этот с ходу сунул ему сотенную и попросил довезти до больницы. На это он и купился.

– Однако денежный этот могильщик, у нас на такси от Гусинки до Аксеновки три червонца стоит, – удивился Мазуров. – Как по-твоему, это он резанул Орлову?

– Не знаю, сам голову сломал. Если он, то почему потом отвез ее в больницу? Испугался? Как она к нему попала? С банкета на кладбище? Да и не слишком подходящее общество для студентки университета.

– Ужастик какой-то, – пробормотал Юрий. – Просто триллер.

– Да чего гадать, сейчас он нам все сам расскажет, – убедил коллег Колодников.

Они действительно уже подъезжали, и «уазик», свернув, остановился у ворот кладбища.

Сторожка представляла собой деревянное ветхое строение, почерневшее от старости, выбитые стекла заколочены фанерками, остальные покрыл слой пыли.

Когда Мазуров осторожно приоткрыл дверь, ни он, ни его спутники ничего толком не разглядели – свет почти не проникал в помещение. Лишь распахнув ее пошире и впустив яркий июньский свет, они увидели безрадостную картину. Бурлак лежал поперек старой широкой кровати и, судя по неестественной позе и окровавленной рубашке, был мертв.

– Да, приплыли, – прокомментировал Колодников. Мазуров, стоя на пороге, продолжал осматриваться по сторонам.

– Похоже, тут хорошая махаловка была, – сказал он, кивая на перевернутый стол и сломанную табуретку. На грязном полу валялись пустые бутылки, несколько железных кружек, растоптанный хлеб и сомнительного вида пряники.

– На этом полу следов мы не найдем, – решил Колодников и махнул рукой Мазурову. – Подойди поближе.

Они подошли к кровати и стали рассматривать труп. Астафьев понял, что это именно тот человек, которого они искали, слишком он подходил под описание: грубое лицо, неопределенного цвета торчащие волосы, широкие плечи, могучие, как у скульптурного пролетария, кулаки. Потрогав его лоб, Колодников сказал:

– Давненько его грохнули, остыл совсем.

– Как минимум четыре пули, – сообщил Мазуров.

– И стреляли практически в упор, – добавил Колодников. – Надо вызывать экспертов.

Он уже вытащил рацию, когда Астафьев нагнулся и спросил:

– А что это у него в кулаке?

Теперь все трое рассматривали правый кулак покойного.

– Тряпка какая-то, – решил Мазуров.

– Похоже, – подтвердил Колодников и осторожно потянул ее из пальцев могильщика. – Крепко держит.

– Еще бы, трупное окоченение.

– Да нет, он ее так еще при жизни зажал.

– Может, подождем экспертов? – предложил Мазуров.

– Да сколько их ждать-то? Все-таки интересно.

Андрею все же удалось разжать пальцы мертвеца и вытащить материю. Это был кусок синей джинсовой ткани примерно с ладонь величиной. Судя по рваным краям, его выдрали из брюк или куртки.

– Хорошая джинсовка, плотная, – сказал Андрей, пробуя ткань на прочность.

Юрий так же повертел улику в руках и высказал свое мнение:

– Фирма. Что-то типа «Рэнглер» или «Леви Страус». Мне такое не по карману.

Что с ней теперь делать-то? – спросил он Мазурова.

Тот покрутил тряпку в руках и вложил ее в пальцы покойного.

– Ну вот, теперь можно и экспертов вызывать.

Они вышли на крыльцо, закурили. Пока Колодников по рации вызывал дежурную часть, оперативники тихо переговаривались.

– Спать хочешь?

– Да нет, – Юрий кивнул в сторону трупа. – После такого не очень-то и заснешь. Не дай боже приснится.

– Тогда поработаешь еще немножко. Я понимаю, что не хочется, уж больно интересное дело здесь закрутилось, однако старые тоже нельзя забывать. Надо по одному адресу съездить, там Вовку Жесткина вчера видели.

– Рваного? Не ошиблись?

– Нет, стукачок у меня проверенный. Утром сегодня меня у подъезда встретил, обрадовался. Гони, говорит, на пузырь, Вовик Рваный объявился. Живет у своей старой подруги Машки Глухни.

Вместе с криминалистами приехали неразлучные Вовчик и Левчик, которых сменили на посту два рядовых милиционера. Чуть попозже подъехала «Волга» с Сергеем Шалимовым, следователем прокуратуры. Последним обстоятельством Мазуров был очень доволен. Шалимов, по его мнению, был из прокурорских самым толковым, и, главное, он доверял работникам УГРО по большому счету, не придираясь по мелочам. Вместе с Колодниковым он начал деловито составлять протокол, а Мазуров с Колодниковым отправились в отдел прихватить пистолет Астафьева для предстоящей встречи с Жесткиным, по кличке Рваный. Они не могли даже предположить, что задержание Рваного, подозреваемого в убийстве и скрывающегося до сего момента, произойдет не так скоро, как они рассчитывали.

Первый, с кем они столкнулись в дверях управления, был небезызвестный Афонькин. Лицо воришки сияло радостью.

– Стой! Ты чего это тут расхаживаешь? – тормознул любителя красивой жизни Мазуров.

– Как что, домой иду, – ухмыльнулся тот. – Приходил прокурор и признал, что меня задержали не правильно.

– Это кто же у нас такой умный?

Майор за руку подтащил Афонькина к окошку дежурного.

– Киврин, кто этого орла отпустил?

– Приходила Занчевская, проверила документы и велела отпустить. Не оформлен соответствующим образом. В частности, нет заявления потерпевшего.

Мазуров обескураженно посмотрел в сторону Астафьева. Занчевская, инспектор прокуратуры по надзору, славилась своей въедливостью и непримиримостью к нарушению буквы закона. Спорить с ней было бесполезно, – легче уговорить слона станцевать польку-бабочку, чем Занчевскую изменить свое решение.

– Ты что, протокол по нему не оформил? – спросил Мазуров своего спутника.

– Да оформил я, только не зарегистрировал, – Юрий начал торопливо рыться в папке. – Некогда мне было. Здесь он где-то у меня.

Эту сцену с довольным и гордым видом лицезрел Афонькин. Казалось, для него все закончилось благополучно, но парень зарвался.

– Да, кстати, коверчик-то мне отдайте, – довольно решительно пискнул он.

– Чего?! – возопил Мазуров. Он мотнул головой Астафьеву. – Ну-ка проводи этого наглеца к нам в апартаменты и сбей с него спесь. А я попробую найти Фомина.

Перепуганный Афонькин попятился к выходу, но лейтенант ловко заломил ему руки за спину и поволок в сторону своего кабинета. Втолкнув воришку, тут же запер за собой дверь и до максимума повернул регулятор громкости радио. Кабинет наполнили звуки какого-то бравурного марша советских времен, и Юрий развернулся к своему «гостю».

– Так что тебе надо? Ковер? – спросил он.

– Ну да, – уже не столь уверенно сказал Афонькин.

– Это какой?

– Да вот… – И Афонькин рукой показал в угол, где громоздился рулон его утренней добычи.

Резкий удар с правой в челюсть ошеломил «любителя красивой жизни», он вскрикнул, попробовал прикрыться, но в этот момент удар с левой пришелся в ухо, и последовала частая серия ударов, не давая Афонькину опомниться. Лейтенант бил расчетливо, не кулаком, а подушечкой ладони, лишь поджав пальцы. Подобные удары не оставляли следов, и когда минут через десять в кабинет вошел Мазуров, его недавний утренний спутник, всклокоченный и красный, сидел в углу, но без видимых следов прошедшей взбучки.

– Ну, как он? – спросил Мазуров.

– Нормально, ни на что не претендует и готов рассказать, как все происходило на самом деле.

– Фомина нет, говорят, заболел.

– Знаем мы, чем он болеет после вчерашних поминок.

Мазуров обернулся к Афонькину:

– Ну, а теперь говори, где ты надыбал этот ковер?

Оперативники угрожающе нависли над сидящим Афонькиным. Вид у того был совсем жалкий и растерянный. Он сглотнул слюну и, запинаясь, начал рассказывать:

– Нет, честное слово, я шел с дач… там прихватил кое-что из нержавейки, думал сдать в приемный пункт. И решил срезать дорогу, пройти через кладбище… смотрю, могилка свежевырытая и рядом этот ковер лежит…

Милиционеры переглянулись.

– Ну что с ним делать? – спросил Мазуров. – Врет и не краснеет.

– Нет, в самом деле так было, – зачастил воришка, клятвенно прижимая руки к груди. – Я еще по сторонам оглянулся, Бурлака нигде нет, подождал немного, да и забрал его.

Астафьев почесывал ладонь правой руки в предчувствии будущей «работы», но Мазуров остановил его.

– Постой, – он обернулся к воришке. – Как ты сказал? Бурлак?

– Ну да, этот, «начальник кладбища». Раньше еще Юрий Иванович был, но тот под машину попал…

– Кладбище, – пробормотал майор, глядя на своего молодого напарника. – Кладбище.

– Ты думаешь… – начал понимать его лейтенант.

– Ну да. Это было позавчера, утром как раз поступила в больницу Орлова, в четыре тридцать, в пять пятнадцать утра я задержал этого орла. А красиво все складывается! – После этого он решился:

– Поехали! Колодников с бригадой еще должен быть там.

Свой рассказ Афонькин продолжил в машине:

– Я ведь не сразу его взял, подождал, походил. С Бурлаком тоже связываться неохота, он хоть мужик спокойный, но очень здоровый. Голову, на хрен, оторвать может одной рукой.

– Так ты его хорошо знаешь? – расспрашивал майор.

– А как же. Частенько у него в сторожке бухали.

– Он что, там постоянно живет?

– Да. Все еще удивлялись – на кладбище жить, это ж сдуреть можно, а он ничего, спокойно.

– Ты то место, где нашел ковер, показать сможешь?

– А как же!

Но на кладбище он уже не был так уверен. Пока Астафьев разыскивал Колодникова, Афонькин под присмотром Мазурова топтался около последнего ряда могил, озираясь по сторонам и бормоча под нос ругательства.

– Ну, чего?

– Да здесь где-то, только тут за два дня столько могил прибавилось. Не то в этом ряду, не то в том.

Подъехал «уазик» с Астафьевым и Колодниковым. Старший оперуполномоченный быстро разобрался в ситуации.

– Вырытая могила была одна? – спросил он.

– Одна, других не было.

– А ковер далеко лежал?

– Нет, метрах в двух.

Колодников оглянулся, недалеко от них в недрах замызганного «Беларуси» с зубастым ковшом копался невысокий мужичок в безнадежно замасленном комбинезоне.

– Этот, может быть, что-то знает, – предположил Колодников. – К нему они отправились всей компанией.

– Эй, друг, ты здесь работаешь? – окликнул его Колодников.

– Да, только копать сегодня не буду, машина сдохла. К Бурлаку идите, – буркнул мужичонка не оборачиваясь.

– Бурлак уже ничего не выкопает – убили его, – просветил кладбищенского работника Мазуров.

Тот, чуть покачнувшись, обернулся, и на всех присутствующих пахнуло чудовищным, застоялым перегаром. На сером лице мужичка отразилось сначала недоумение, а потом и испуг.

– Как убили? – пролепетал он. – А как же теперь?..

– Ты когда его последний раз видел? – спросил Колодников.

– В-вчера…

– Когда?

– В-вечером…

Неожиданный свидетель, по всей видимости, пребывал в глубоком шоке от услышанного, поэтому отвечал односложно.

– А ты разве технику свою не у сторожки оставляешь? – спросил Мазуров. Тот кивнул.

– Да… обычно. Но вчера здесь… перебрал слегка…

– Ты что же, к сторожке сегодня не подходил?

– Нет, с-сразу сюда.

Астафьев обошел «Беларусь» и увидел стоявший в стороне мопед.

– Да не трясись ты, – подбодрил пьянчугу Мазуров. – Никто тебя не собирается ни в чем обвинять. Ты вот лучше скажи, два дня назад ты во сколько сюда прибыл?

– В восемь, – привычно соврал тот, но потом, видимо, испугался и уточнил:

– Нет, в девять, ближе к десяти.

– Бурлак был здесь?

– Да.

– А вырытая могила?

– Тоже была. Я еще удивился, чего это он меня не дождался. Еще и заказчиков не было.

– Показать эту могилу можешь?

Хозяин «Беларуси» неуверенно пожал плечами:

– У дороги где-то, во втором ряду.

– Точно! – обрадовался Афонькин. – У дороги, не то третья, не то четвертая.

Они всем скопом вернулись к дороге, и оба свидетеля теперь уверенно показали на одну из могил с парой скромных пластиковых венков на холмике.

– Антонина Николаевна Станова, тысяча девятьсот… – прочитал Астафьев на табличке, воткнутой в землю. – Ого, бабулька почти век прожила! – удивился он.

– А вот здесь вот лежал ковер, – продолжал вошедший в раж Афонькин, волчком кружась на одном месте. – Здоровый такой.

– Постой, он был развернут? – прервал его Колодников.

– Ну да, во всю длину.

– А не врешь? Смотри, Афонькин, твои слова многое решают. Ты сейчас не подозреваемый, ты сейчас главный свидетель, – предупредил Мазуров.

Бедный воришка чуть не захлебнулся от собственной значимости.

– Да я… Я сейчас!

И он ломанул куда-то в глубь кладбища. Миновав четыре ряда могил, Афонькин склонился над одной и откуда-то из горы венков вытащил белый пластиковый пакет.

– Вот, – торжествующе сказал он, вернувшись. – Я тогда его взять с собой не смог, ковер-то большой, нести неудобно, здесь и припрятал. Рядом с ковром лежал.

Заглянув в пакет, оперативники, не сговариваясь, поморщились.

– Да, колбаска, похоже, того. Протухла, – резюмировал Астафьев.

– Конечно, вы ж меня в КПЗ мариновали, – обиделся новоявленный свидетель.

– Хорошо хоть водка не протухла.

– Откуда ты знаешь, может, она прокисла, – спросил Колодников, ставя пакет на землю и осторожно, за пробку вытаскивая одну из бутылок.

– Что ж ей сделается, – ухмыльнулся Афонькин, но потом обеспокоился, увидев, как внимательно оперативник рассматривает бутылку на свет.

– Ну что? – спросил Мазуров.

– Есть пальчики, и хорошие.

– Э-э, вы что!.. – начал догадываться Афонькин.

– Что-что, изымаем мы у тебя твой трофей, на предмет проведения экспертизы.

– Ну вот! – лицо свидетеля приобрело выражение обиженного ребенка. – И это забираете.

– Что делать, Афонькин, – сказал Мазуров, вытряхивая из пакета протухшие продукты и осторожно загружая туда бутылки. – Лучше с нами не связываться. Вот позарился на дармовщинку, и что получилось? Жить надо честно.

Колодников вспомнил про мужичка-экскаваторщика. Тот и так был небольшого росточка, а сейчас стал и вовсе незаметным, казалось, он даже дышать боялся.

– Ну, а ты, брат, припомни, когда вчера домой вернулся?

В ответ тот неуверенно пожал плечами:

– Темнело уже.

– На мопеде возвращался?

– Да. Я здесь чуток отоспался, добавил еще и поехал. Жена скажет, я не вру, ей-богу!

– Что значит темнело? Насколько стемнело? – решил уточнить Мазуров.

– Ну, хорошо так стемнело, фару пришлось включить.

– Около одиннадцати примерно, – решил Мазуров, припомнив вчерашний их поход по следу Бычка-Свинореза.

– Бурлак был один?

– Да.

– К нему никто не приезжал?

– Как это?

– Ну, вечером никто к нему не приезжал? Не заказчики, а так, другие люди.

– Нет, никого не было.

– Он ничего не рассказывал про девушку? Про ковер? – спросил Астафьев.

Кладбищенский работник с недоумением посмотрел на негр:

– Да вы что, из него слова-то не выдавишь. Бирюк бирюком. Ничего он про это не говорил.

– А как он объяснил вырытую могилу?

– Да никак. Я его еще спросил, чего, дескать, выкопал, меня не дождался. А он только рукой махнул. Я ж говорю – бирюк. Как работы нет, заберется куда-нибудь в глубь кладбища и сидит там один как сыч. Малохольный какой-то, хоть и здоровый, как бык. Как нужно чего, так оборешься, пока его найдешь.

– Ну хорошо, иди к сторожке, напишешь там все, что сказал. Ты, – Колодников ткнул .пальцем в грудь Афонькину. – Тоже иди с ним. Расскажете все Шалимову, он в синем кителе, рассказывать все, без утайки.

Оставшись втроем, оперативники дружно закурили.

– Ну, что дальше делать будем? – спросил Колодников.

– Надо эти бутылки отправить на экспертизу, снять отпечатки пальцев, – предложил Мазуров.

– Ну, это само собой, – согласился Андрей. – Я их с собой заберу, прокатаем.

– Надо бы ковром заняться, там должна остаться кровь Орловой, – предположил Мазуров.

– Попробую выпросить у Шалимова Сычева, ему и двоих экспертов там за глаза хватит. Берите его и езжайте, оформляйте, как вещдок.

– У нас Рваный объявился, из своей засады вылез. Брать надо, – пожаловался Мазуров. Его, матерого мента-профессионала, гораздо больше, как и Астафьева, влекло запутанное и пока малопонятное дело Орловой. Но он также понимал, что с Рваным тянуть нельзя. Не будет тот отсиживаться на одном месте, скроется опять в тех же заливных лугах, так и будет висеть на отделе скрывающийся преступник.

– Ну, вы отдайте ковер Сычеву, а сами езжайте брать своего Рваного!

– Ладно, уговорил.

Колодникову удалось вызволить из бригады самого опытного эксперта – Николая Сычева, отличавшегося полной невозмутимостью и хладнокровием при самых сложных и кровавых делах. С Мазуровым они раскланялись довольно сухо. В свое время у них был конфликт из-за побочной деятельности эксперта. Мать Сычева держала на городском рынке небольшой магазинчик, реализующий мясо из соседних сел. Торговали там жена и мать эксперта, но и самому Сычеву приходилось порой тратить рабочее время на доставку товара. Поползли слухи, что он работает «крышей» собственной родни. Мазуров как-то не выдержал и взорвался, в очередной раз не получив сделанных неделю назад снимков неопознанного трупа. Тогда он высказал все, что думает о работниках, подобных Сычеву, и сделано это было далеко не в дипломатической форме.

Глава 8

Чтобы заснять ковер во всей красе, пришлось искать помещение по всему зданию ГОВД. Наконец его расстелили в комнате отдыха, потеснив теннисный стол.

Рассматривая вещдок, Мазуров покачал головой:

– Красивый, собака. Правда, машинная вязка. Три на пять.

Действительно, ковер был хорош! Классический восточный узор, с преобладанием красного, коричневого и желтого тонов.

– Да, кровь тут не очень-то и разглядишь, – сказал Мазуров. – Но почему Орлову завернули именно в ковер? Неужели ничего другого под рукой не было? Он же очень дорогой, сколько такие сейчас стоят, кусков пять?

– Больше, – сказал Астафьев.

– На стене он не висел, – сказал Сычев, исследуя вешдок, сидя на корточках. – Судя по некоторой вытертости и крупнозернистой пыли на ворсе, этот ковер лежал на полу. А кровь вот она, – Сычев показал на большое бурое пятно в самом центе. – И вот тут тоже, с краю.

– Точно?

Сычев обиженно хмыкнул:

– Уж это я различаю с первого взгляда. Сколько такого повидал на своем веку.

Астафьев присвистнул и переглянулся с Мазуровым.

– Сейчас я принесу софит и сделаю фотографии, – сказал эксперт, – ну а потом займемся кровью.

Сычев с софитом в руках привлек внимание высокого человека с погонами подполковника. Широкоплечий, плотный, но еще не толстый, с редеющей шевелюрой, Мамонов вызывал чувство уважения и одновременно какой-то опасности. Он будто подавлял людей своей внутренней энергетикой. Проще говоря, Мамонов обладал качествами, присущими властным руководителям, умеющим без особых усилий держать подчиненных в узде. Вслед за экспертом он зашел в комнату и остановился на пороге.

– Здравия желаю, товарищ подполковник, – поздоровался Мазуров, подтаскивая ковер поближе к софитам!

– Привет-привет, чем это вы занимаетесь? – спросил подполковник, пытаясь понять причину суматохи вокруг восточного чуда.

– Да вот, оформляем улику. В этот ковер была завернута Орлова, и здесь должны остаться следы ее крови. Сычев включил лампы и начал щелкать стареньким «Зенитом».

– У тебя пленка-то цветная? – спросил Мазуров.

– Обижаешь, «Кодак», другой не держим.

В самый разгар съемок подполковник тихо сказал:

– Ладно, работайте, – и вышел из комнаты.

– Что-то Мамонов сегодня тихий, – сказал Сычев, косясь в сторону двери.

– Да поди болеет после вчерашнего, – предположил Астафьев.

Подполковник Мамонов, начальник криминальной милиции и заместитель начальника ГОВД поднялся к себе в кабинет и сел за письменный стол. Лицо его вырожало крайнее беспокойство. Зазвонил телефон, и Мамонов поднял трубку.

– Как дела, Михаил Андреич?

Подполковник мгновенно узнал голос своего непосредственного начальника, полковника Фомина.

– Все нормально, Василий Николаевич.

– Как там, ничего сверхсрочного нет?

– Все нормально, отдыхайте.

– Хорошо. Но завтра я обязательно выйду на работу, – предупредил Фомин.

– Буду вас ждать, – почтительно отозвался Мамонов, но, положив трубку, скептически хмыкнул.

Полковник Фомин медленно, но уверенно двигался к предстоящей пенсии.

Начало пошаливать сердце, давление прыгало… И весь основной груз работы он взвалил в последнее время на Мамонова, иногда неделями не появляясь на работе.

Подполковник осторожно начал наводить мосты в областном УВД и уже заметил некоторые положительные сдвиги, приближающие его к должности начальника ГОВД и, соответственно, званию полковника.

Телефон зазвонил вновь. Услышав голос в трубке, подполковник невольно подобрался и, даже не видя своего собеседника, изобразил на лице почтительную мину:

– Да, Александр Иванович, здравствуйте. Да-да, делаем все, что в наших силах.

– Надеюсь, это не выйдет за пределы города?

– Конечно. Даже за стены нашего учреждения.

– Хорошо, я на вас надеюсь, Михаил Андреевич.

Положив трубку, Мамонов как бы увидел воочию широкое, скуластое лицо мэра с пигментными пятнами. Раздражали подполковника глаза Стародымова, будто Подернутые болотной ряской. Мамонова даже передернуло от отвращения.

Подполковник числился среди друзей первого лица города, но относился к нему без всякого почтения.

– Старый хрен, боится, что из-под его задницы вытащат кресло на выборах, – пробормотал он.

Мамонов взглянул на часы и поморщился. Время шло, и сейчас каждая минута была дорога. Он нажал кнопку селектора и сказал в микрофон:

– Дежурный! Найдите капитана Касьянова, и срочно ко мне.

* * *

Аксеновка была обычной пригородной деревней, давно и безнадежно поглощенной Кривовым. Сюда сейчас на «уазике» направлялись Астафьев и Мазуров.

Водитель в этот раз был незнакомый молодой парень. По мнению майора, шоферы в ГОВД менялись слишком часто: как и всему рядовому составу, им платили сущие крохи. А от этих парней порой зависело очень многое. Полгода назад разбился на служебной машине начальник отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков майор Михайлов. Точно такой же вот пацан-шофер не справился с управлением в рядовой ситуации.

– Тебя как зовут? – спросил Мазуров водителя.

– Андрей.

– Давно работаешь?

– Первый день.

Астафьев хмыкнул.

– Да, везет нам, – констатировал он. – Вот что, Андрей, сейчас приедем на Чапаевскую, поставишь машину, где скажу, и будешь смотреть в оба. Если заметишь что-нибудь подозрительное, погудишь.

– Что значит подозрительное?

– Подозрительное? Ну, например, убегающего мужика лет пятидесяти, высокого роста, худого, с большим шрамом на левой щеке, ясно?

– А что он сделал?

– Что может сделать у нас трижды судимый алкоголик? Запороть ножом своего собутыльника, только и всего.

Шофер поежился.

– Да не бойся ты, мы с ним сами разберемся, твое дело быть на подхвате.

Как обычно, оставив машину метрах в ста от нужного места, оперативники двинулись к дому, в котором предположительно находился Жесткий, по кличке Рваный.

– Все-таки нужно нам было попросить еще людей, – пробормотал Астафьев, нервно поправляя кобуру под джинсовой курткой и вытирая платком пот со лба.

Астафьев обливался потом не столько от жары, сколько от волнения. Он никак не мог привыкнуть к этой части своей профессии, а именно, к задержанию преступника. Вроде не трус – долгие годы занимался мотокроссом, пару лет ходил на популярный в Кривове бокс. Но каждая встреча с преступником являлась для Астафьева тяжким испытанием, и привыкнуть к этому он никак не мог. Каждый раз это был риск, с непрогнозируемыми событиями. Невозможно было предсказать, что ждет впереди. Порой самые отъявленные варнаки сдавались без малейшего сопротивления, а тихие, мирные алиментщики кидались на них очертя голову с первым попавшим под руку холодным оружием.

– Ничего, управимся вдвоем, – пробормотал Мазуров. В отличие от своего молодого напарника он выглядел лишь озабоченным.

– И что будем делать? – замирая от страха, спросил Астафьев.

– Да черт его знает. На месте сориентируемся.

Дом пятьдесят два мало чем отличался от соседних строений. Низенький, потемневший от старости. Полутораметровый забор также доживал последние дни, прогибаясь в разные стороны. Залаяла, надрываясь, собака.

– Может, попробуем взять его на арапа? – предложил Мазуров.

– Давай! – решился лейтенант, и по знаку майора оба в, секунду перемахнули через забор. Михалыч услышал, как в кармане у него что-то тихо хрустнуло.

«Опять авторучку сломал! Нет, чтобы положить в папку!» – с досадой подумал он.

Но рассуждать было некогда. Оперативники кинулись к крыльцу. Мазурову удалось избежать встречи с собакой, а Юрий сразу же попал под острые зубы. С яростью собаки Баскервилей эта небольшая дворняга вцепилась в брюки лейтенанта.

С трудом стряхнув с себя это исчадие ада, Астафьев вслед за майором проскочил в дом.

Отворив дверь в летнюю кухню, Мазуров увидел рослую, здоровую бабу непонятного возраста в застиранном байковом халате.

– Вовка где? – неожиданно тихим голосом спросил Мазуров.

Несколько секунд дама соображала, а потом слабым жестом показала куда-то вперед, и сразу стало ясно, что хозяйка дома абсолютно пьяна. Но майор понял главное: Рваный действительно здесь, в доме, и шепнул напарнику:

– Вперед, – и первым ворвался в зал.

На ходу он выдернул из кобуры пистолет, но пускать его в ход не пришлось.

Жесткий, он же Рваный, спал мертвецким сном. Он лежал в одних трусах на тахте, лицом вниз, свесив руку до полу. Остатки трапезы на столе и три пустые бутылки на полу в полной мере объясняли причину столь глубокой нирваны. Мазуров осторожно приблизился к «телу», зашел с другой стороны, посмотрел в лицо спящего и удовлетворенно кивнул. Основная примета – багровый шрам поперек щеки – была на месте.

– Ну, давай будить беглеца, – предложил майор, засовывая в кобуру свой табельный «Макаров». – Э, друг, вставай, собирайся!

Мазуров перевернул Рваного и начал трясти его.

Астафьев поморщился. Из всех и без того не очень приятных профессиональных обязанностей возня с пьяницами была для него просто как нож в горло. Липкие от пота, рыхлые от пьяной расслабленности тела вызывали в нем чувство глубокого омерзения. Окончательно убивал жуткий запах столетнего перегара, а частенько и мочи. Ей-богу, лейтенант был готов освидетельствовать десяток трупов, нежели возиться с одним пьяницей, чем сейчас занимался Мазуров.

Но помогать майору ему не пришлось. Неожиданно Юрий получил сильный удар по затылку и, отлетев на середину комнаты, ошалело оглянулся назад, автоматически хватаясь за пистолет. Но применение оружия лейтенанту пришлось отставить. В комнате ожившей статуей командора стояла хозяйка дома. Все такая же прямая, как столб, и такая же немая, как укор судьбы, она с методичностью механической молотилки махала перед собой пудовыми кулачищами. Астафьев еле успевал уворачиваться от ее ударов, и так, постепенно отступая, он спиной наткнулся на Мазурова.

– Чего ты там толкаешься, – недовольно сказал майор и оглянулся. Увидев душещипательную сцену, он мгновенно оценил происходящее и приказал:

– Уводи ее из дома.

«Легко сказать – уводи! Уведешь ее, как же! – подумал лейтенант, в очередной раз отклоняясь от кулака великанши. – Сейчас я тебе, майор, предоставлю эту возможность».

После очередного удара он поднырнул под мышку «гвардейца в юбке» и рванул к выходу. Но, обернувшись у порога, Юрий с изумлением увидел, что «мадам» не заинтересовалась майором, а развернулась и последовала за ним.

– Вот привязалась! – в сердцах выругался лейтенант и машинально отступил в сени, а потом и на крыльцо. Он искренне надеялся, что «девушка» Рваного на свежем воздухе протрезвеет и остановится, но не тут-то было! На улице дама действительно пришла в себя, в ее глазах появилось даже осмысленное выражение, но ярости от этого не убавилось. Удары она теперь наносила с еще большей силой, при этом утробно порыкивая. Астафьев решил перейти в наступление, но, не рассчитав, споткнулся о корыто и тотчас же получил удар в ухо, перелетел через корыто и приземлился на многочисленные кучки куриного помета, в изобилии покрывавшие землю, и тут же попал в зубы дворового шакала.

В голове лейтенанта зазвенели колокольчики и загудели колокола, но отлеживаться было некогда: потомок Му-му с неистовым рычанием рвал куртку Астафьева. Невероятная злость охватила лейтенанта, и он ловким пинком отбросил жалобно взвизгнувшую псину за забор. С грохотом натянулась цепь, и из-за забора послышался жуткий вой, а Юрий развернулся к хозяйке мини-волкодава. Теперь он ее хорошо рассмотрел: Машка Глухня оказалась гораздо старше, чем ему показалась вначале, – по оплывшему, в морщинах, лицу, полуседым космам было очевидно, что Машка Глухня переступила пятидесятилетний рубеж. Тем не менее она вновь надвигалась на лейтенанта.

– Ну, держись, – пробормотал вконец разозлившийся Юрий. Разогнавшись, он толкнул обеими руками мощный торс атакующей Артемиды. Ему показалось, что он ударился о скалу. Но, отлетев назад, он с изумлением увидел, что баба, быстро набирая скорость, заваливалась назад и в конце концов прямиком угодила во врытую в землю бочку для дождевой воды и мощным задом намертво закупорила ее.

Она сидела там так же прочно, как пробка в шампанском. Суча ногами и руками, спутница Рваного пыталась выбраться, но безрезультатно. Довольно хмыкнув, Астафьев сказал:

– Посиди там, подумай о своем недостойном поведении.

Сняв куртку, матерясь, он начал очищать ее от куриного помета и обнаружил несколько мелких дырок от зубов четвероногого сторожа, пострадали и брюки лейтенанта. Исследуя руки и ноги, Юрий вздохнул с облегчением, не увидев следов кровожадной дворняги.

– Хорошо хоть уколы от бешенства не придется делать, – пробормотал он.

Мазуров вывел на крыльцо Рваного. Тот хоть и пошатывался, но ноги переставлял сам. Астафьев внимательно рассмотрел «клиента». Признаться, он его разочаровал – высокий, худой старик с впалой грудью и седыми волосами. Юрии знал, что Жесткину пятьдесят лет, но выглядел тот гораздо старше.

Увидев хозяйку дома в столь странном положении, Мазуров укоризненно взглянул на молодого напарника и сказал:

– Вытащи ее.

Неохотно Юрий пришел на помощь даме. Взяв ее за руку, он с силой дернул, но Машка Глухня даже не сдвинулась с места.

– Бесполезно. Крепко сидит, без штопора тут не обойтись, – пошутил он.

Мазуров покачал головой.

– А потом про нас говорят черт знает что, – недовольно процедил он.

Вызволить ее из бочки им удалось только с третьей попытки.

– Тяжела же ты, матушка, – сказал, отдуваясь, майор. Юрий побаивался, что, очутившись на свободе, дама продолжит прерванный поединок, но мысли о битве оставили ее. Странно подвывая и вскидывая вверх руки, она заковыляла вслед за троицей.