Книга: Превратности судьбы. Воспоминания об эпохе из дневников писателя - Евгений Шварц

Только вот оказалось, что читать дневники гораздо труднее, чем биографию или даже автобиографию. Всё же Шварц не думал, что его записи когда-нибудь увидит читатель. Он писал для других целей, поэтому если кто-то ждёт описание эпохи, мнение о власти или ещё что-то подобное, то зря. Это очень личные записи. Да, выудить из них исторические сведения можно, всё же автор жил в насыщенное событиями время, но в целом, это воспоминания, какие-то очерки о своих мыслях. История мальчика из Майкопа, который прошёл долгий путь и пережил много всякого. И революцию, и блокаду...

Только вот читать всё же тяжеловато. Рваные кусочки мыслей, не всегда приятных, особенно последние предсмертные. Да и прогалы в записях бывают огромными, а последующие не отражают пропущенный период. Каких-то мыслей о творчестве и своих муках связанных с ним тоже не найти. Просто: переписал акты, за целый год не сделал почти ничего...

Может, для более заинтересованных в творчестве писателя людей или для любителей читать чужие дневники (если таковые бывают), книга будет интересна. Для меня же знакомство с автором через эту книгу не назвать удачным, хотя он стал более понятен, как человек, но не как сказочник.

Трудно мне даются подобные книги. То, что так ценно в них, - соприкосновение с чувствами и мыслями уже умершего человека, - вводит меня в депрессивное состояние. Особенно когда записи, как в данном случае, на последних страницах наполнены предчувствием смерти.

Итак, если вы берёте эту книгу, то не забывайте, что дневники Евгения Львовича - чтение на любителя. Нужно либо интересоваться самим Шварцом, либо любить читать дневники как таковые. Но не ждите чего-то невероятного. Не ждите тайн и интриг. Не ждите критики эпохи. Дневники эти - смесь настоящего и прошлого Шварца, его воспоминания и быт, портреты его знакомых и знаменитых современников. Все события достаточно личные, хоть и с опорой на историю, потому что куда же без неё. Время перемешано. Язык по-шварцовки приятный, но местами предложения неуклюжи, скованны. Почему же?

По бессмысленной детской скрытности, которая завелась у меня лет в тринадцать и держится упорно до пятидесяти, не могу я говорить и писать о себе. Рассказывать не умею. Странно сказать — но до сих пор мне надо сделать усилие, чтобы признаться, что пишу стихи. А человек солидный, ясный должен о себе говорить ясно, с уважением. Вот и я пробую пересилить себя. Пишу о себе как ни в чем не бывало.

Очень важно помнить об этом, чтобы в какой-то момент не начать возмущаться. Это же именно дневники, а не специально написанные воспоминания.

Я пишу не для печати, не для близких, не для потомства — и все же рассказываю кому‑то и стараюсь, чтобы меня поняли эти неведомые читатели.

Рассчитываю я, что мои тетрадки прочтутся? Нет. Моя нездоровая скромность, доходящая до мании ничтожества, и думать об этом не велит. И все же стараюсь я быть понятым, истовым, как верующий, когда молится. Он не смеет верить, что всякая его молитва дойдет, но на молитве он по меньшей мере благопристоен и старается быть правдивым…

Думаю, все эти цитаты говорят в тысячу раз лучше меня. Единственная мысль, которая не дает мне покоя: а стоило ли печать эти дневники? Хотя меня эта мысль всегда волнует, когда дело касается личных записей. Нет, это, конечно, очень ценный материал для определенной группы людей, тут я даже не спорю. Сама из этой группы. Но все, что писал Шварц, он писал в первую очередь для себя. Стоило ли открывать миру то, что он, может быть, никогда не хотел?..