Текст книги "Чувства"

Глава 8

Что сыграло решающую роль – доносы сотрудников филиала или результаты очередной налоговой проверки, так и осталось для Кеши загадкой. Скорее и то, и другое. Хозяин головной компании был в шоке, когда на его стол лёг отчёт о деятельности руководимого Батуевым филиала: масштабные хищения, сомнительные договоры с контрагентами, явные контакты с однодневками, чудовищный беспорядок в бухгалтерской отчётности, серьёзные налоговые недоимки… Всего этого с лихвой хватало для того, чтобы закрыть Кешу на вполне увесистый срок в тюрьме. Но руководство «Бахуса» приняло решение: сора из избы не выносить. И, самое главное, не выставлять себя на посмешище. В течение трёх лет крупным филиалом с миллионными оборотами руководил откровенный махинатор, дерзкий и беспечный жулик. Кадровая политика компании находилась под угрозой ощутимой дискредитации. Решено было расстаться по-тихому. Кеша написал заявление по собственному желанию. Перед увольнением ему были вручены корпоративная грамота «Директор года» и прощальный подарок – ящик ординарного армянского коньяка. С чем и распрощались.

Но Кеша не стал унывать. По его заданию Ганя написала пару десятков резюме, которые были разосланы по различным адресам. Кеша внимательно просматривал сайты, на которых работодатели подыскивали руководителей для своих филиалов. Батуев руководствовался при выборе будущего места работы одним важным принципом: минимум ответственности при максимуме свободы. Новую должность он нашёл очень быстро. Впрочем, так же быстро с неё и слетел. В филиале фармацевтической компании Кеша орудовал так же, как в «Бахусе». Но ему не повезло: налоговая проверка состоялась всего через полгода после того, как Батуев занял хлебную должность. На этот раз обошлось без грамоты и прощального подарка. Затем в течение двух лет Кеша ещё трижды искушал судьбу, занимая руководящие должности в различных компаниях, но нигде дольше четырёх месяцев не задержался. Потом как отрезало. Видимо, Батуев попал в негласный чёрный список, и перспективные работодатели перестали обращать внимание на заманчивые резюме, которые Ганя писала с редкостной изобретательностью.

Через полгода после того, как Батуев был уволен со своей последней работы, деньги в семейной казне Ганн и Кеши иссякли. Две недели супруги питались консервами и домашними запасами. Потом Ганя предъявила мужу ультиматум: или он находит деньги, или развод. И Кеша нашёл выход. Он обложил поборами посетителей шалман-салона. Хотите отдохнуть весело на природе? За свой счёт. Плюс подкормите хозяев. Можете привозить друзей, знакомых. Но этих уже за деньги. Завсегдатаи Кешиной усадьбы быстро усвоили новые правила, однако устроили они далеко не всех. Солидная публика скоро перестала сюда ездить, поскольку у Батуева можно было встретить очень странных персонажей: не только богемных художников и поэтов, но и татуированных с ног до головы недавно откинувшихся сидельцев, кокаинистов с безумными глазами, средних лет барышень облегчённого поведения. Однажды проняло даже невозмутимую Ганю, хотя она привыкла снисходительно относиться к чудачествам своих гостей. Художник Рыбарь привёз на празднование своего дня рождения целую компанию развесёлых девиц, которые, на радость имениннику, исполнили разухабистый канкан, сверкая потными ляжками. Пытаясь отдышаться после исполнения этого зажигательного номера, одна из артисток села в уголке патио рядом с Ганей и завела с ней задушевную беседу. И через пару минут хозяйка салона узнала, что девочки – самые настоящие профессионалки. Только не в танцевальном искусстве, а в искусстве любви. Но любви не бескорыстной. Бессовестный Рыбарь, оказывается, по оптовой цене закупил на вечерок услуги команды проституток из знаменитого на весь город стрип-клуба «Мухоловка».

– Ты, Рыбарь, охренел окончательно! – Голос разъярённой Гани перекрыл звуки музыки, под которую лихо отплясывали гости именинника. – Притащить шлюх в приличный дом! Чтобы духу их здесь не было!

– Что ты, голубушка, – Рыбарь растянул в пьяной улыбке свои полные губы. – Всё нормально. Я политесу с детства обучен. В приличный дом – ни-ни! Только к тебе!

Ганя отвесила наглецу такую мощную оплеуху, что тот кубарем полетел под стол, сбивая, как кегли, ошарашенных таким оборотом дела гостей. Кеша конфликт ликвидировал довольно оперативно: шлюхи уехали на заказанном за счёт именинника такси, а Рыбаря тихонько увели на мансарду, где он благополучно заснул в старом кресле-кровати.

Наутро Ганя поставила Кеше новый ультиматум: никаких сомнительных гостей. Или развод. Муж ласково кивал разбушевавшейся супруге, соглашаясь со всеми её требованиями. Больше проститутки в доме Батуева не появлялись, по крайней мере откровенные профессионалки. Но репутация дома была основательно подпорчена.

А вот Кешу репутация салона совсем не беспокоила. Его волновали другие проблемы. Жена с некоторых пор категорически отказывалась исполнять супружеские обязанности. Говорят, что для некоторых женщин роль важнейшего вторичного полового признака мужчины исполняет толщина его кошелька. Ганя явно входила в их число. Как только Кеша перестал зарабатывать – он тут же утратил для неё всяческую сексуальную привлекательность. Она уже основательно позабыла, какие страдания её «деликатному размеру» доставлял гигантский половой орган предыдущего мужа, и начала злобно попрекать Кешу его микроскопическим сексуальным оснащением.

– На его конец вполне можно ватку намотать и уши им от серы почистить, девочки! – громогласно оповещала она подруг после того, как Кеше после долгих уговоров удавалось затащить её в постель. – Даже в носу толком не поковыряешь, хотя нос, как вы сами видите, у меня не самых гигантских размеров.

Кеша стоически сносил публичные оскорбления и не реже одного раза в неделю пытался добиться от супруги взаимности. Удавалось ему это нечасто. От этого страдало Кешино самолюбие, но отнюдь не его половые аппетиты. Его мужская харизма с возрастом не ослабла (если не принимать в расчёт Ганины настроения), а возможностей для того, чтобы завязать ни к чему не обязывающий лёгкий роман, у Батуева было предостаточно. Вообще он считал всех женщин, приезжающих в Ганин салон, своей законной добычей. Всех без исключения, невзирая на возраст, внешние данные и социальный статус. Кеша игриво поглаживал приглянувшуюся ему человеческую самку по спинке, незаметно его лапища опускалась на ягодицы жертвы, тем временем пузатенький донжуан что-то нашёптывал в розовеющее от смущения ушко и подталкивал даму к дверям баньки. Кеша заслуженно пользовался репутацией замечательного банщика. Он мог так отходить клиента парой веников с двух рук, что дух счастливчика отделялся от бренного тела и возносился к покрытым паром вершинам физиологического наслаждения.

– Нет, нет, дорогуша, только голенькой. Спускай-ка, дорогуша, трусишки. По нашему русскому обычаю париться нужно на голое тело. И нечего стесняться, здесь все свои: ты да я, – ласково приговаривал Кеша, помогая очередной любительнице парилки освободиться от нижнего белья.

Что потом происходило с осоловевшими от оздоровительной банной порки дамами – не составляло секрета для большинства гостей Ганиного салона. Сколько раз её подруги, не вовремя заглянув в предбанник, становились свидетельницами весьма откровенных сцен и с пунцовыми лицами бежали к Гане, стремясь просветить несчастную жертву супружеской измены.

– Ой, Гануся, что я сейчас в предбаннике видела, ты вот Наташку подругой считаешь, – стрекотала, выпучив маленькие белёсые глазки, Жанна Сатановская, у которой были все основания насолить Кеше. Тот только раз попарил её в заветной баньке, а потом стал отказывать в этом удовольствии назойливой бабёнке по причине её редкостного плоскожопия и фантастической стервозности.

– Они там с Кешей твоим…

– Стоп! Ни слова, подруга. Позвольте мне не знать о грехах моего мужа.

Ганя, приподняв надменный подбородок, покинула изумлённую Жанну и отправилась на традиционную прогулку к расположенному поблизости пруду, покрытому густой ряской. Вечерами здесь то звучали изумительные хоры сексуально озабоченных лягушек, то насвистывали в ближайшей ольховой роще соловьи.

Глава 9

Милочка была совсем не в Кешином вкусе: реденькие кудряшки, невыразительное личико, светлые глаза неопределённого цвета. Где-то под пятьдесят (Кешина ровесница), выглядит на свои: лицо покрыто сеточкой морщин, сутулые плечики. Пару лет назад Милочка овдовела, жила теперь с пожилыми родителями и двадцатитрёхлетним сыном в небольшой двухкомнатной квартире. По профессии – искусствовед, преподаватель местного университета. Специализация – история народного костюма. Кто её привёз в усадьбу Кеши и Гани, так и осталось неизвестным. Но Милочка, как ни странно, там прижилась. Она не принимала участия в интеллектуальных дискуссиях, не участвовала в интригах и скандалах, которые так развлекали хозяев шалман-салона. Милочка тихонечко сидела в уголке и, улыбаясь чему-то понятному только ей самой, занималась каким-нибудь рукоделием: вязала шарфики, плела макраме, нанизывала бисер, составляла букеты из цветов, собранных на Ганиных клумбах. Кеша обратил на неё внимание только в третий или в четвёртый её приезд. Тот уик-энд выдался необычно спокойным, гостей приехало мало, тому виной была дождливая погода. Кеша откровенно скучал – ни тебе скандалов, ни симпатичных женщин. Ганя снова отказала мужу в близости, сославшись на усталость. Она полдня потратила на то, чтобы избавить площадку перед домом от сорняков. Кеша в своё время не позаботился уложить брусчатку как надо, а потому во все щели между брусками лезла трава, что не соответствовало Ганиным представлениям о том, как должен выглядеть ухоженный дворик перед усадьбой.

Кеша в очередной раз выслушал громогласное мнение жены о его сексуальных, деловых и интеллектуальных способностях, о судьбе, которая ждёт его непутёвых дочерей (развратницы и дуры – явно в папашу), о генетической предрасположенности рода Батуевых к сумасшествию (у твоей мамочки маразм, перемежающийся бурно текущей шизофренией) и вышел на веранду подышать свежим, напоённым ароматами ранней осени, насыщенным водяными парами воздухом. И тут он заметил Милочку. Та подняла взгляд на хозяина усадьбы и нежно ему улыбнулась. Она отлично слышала, как на Кешину голову обрушиваются гневные Ганины инвективы.

– Удивительно, как некоторые не понимают своего счастья, – тихо заговорила Милочка как бы сама с собой. – Рядом с тобой большой, сильный, добрый мужчина – чего ещё от жизни надо?

Кеша словно лбом на каменную стенку налетел. Он внимательно посмотрел на сидящую перед ним маленькую женщину и, преодолевая непонятно откуда взявшееся смущение (смущаться Кеша отвык ещё в раннем детстве), нарочито грубо сказал: «А не продолжить ли нам эту тему в баньке, гражданочка?» Милочка отложила в сторону вязание, встала с кресла и протянула Кеше руку.

Уже в предбаннике, помогая даме разоблачиться, Кеша с удивлением обнаружил резкий контраст: обладательница пятидесятилетнего лица сумела каким-то чудом сохранить тридцатилетнее тело: гладкие стройные ножки, подтянутая круглая попка, аккуратная грудь. «На вид очень даже неплохо, – подумал банщик-ловелас, – интересно, как будет на ощупь».

Тактильные ощущения оказались ещё лучше визуальных. Массируя Милочке спину, пятидесятилетний Кеша ощутил мощнейшую эрекцию, которой мог позавидовать двадцатилетний юнец. Изголодавшаяся по мужской ласке вдовушка чутко реагировала на каждое Кешино прикосновение, а первый оргазм она испытала уже через пару минут после проникновения в её лоно Кешиного жезла любви (именно так Милочка называла мужской половой орган). Батуева поразили звуки, издаваемые его миниатюрной любовницей при оргазме: низкие, грудные стоны, чем-то напоминающие песни китов, которые исполняются этими гигантскими животными на просторах Мирового океана.

Банный сеанс продолжался до самого утра. Плоскожопая Жанна пару раз заглядывала в парилку, но доложить Гане о результатах своих изысканий не осмелилась.

Так Кеша нашёл свою вторую жену. Причём супруга номер один не догадывалась о перемене своего семейного статуса полгода после того, как Кеша поселил в её городской квартире Милочку. Через какое-то время Ганя с удивлением констатировала исчезновение сексуального внимания к себе со стороны вечно озабоченного мужа. «Что это с ним? – рассеянно думала она, глядя на Кешу, который прогуливался по участку, собирая с Милочкой опавшие листья для гербария. – Может быть, возраст? Отбегали ножки, отпел голосок? Ладно, одной проблемой меньше».

И Ганя возобновила прерванный разговор, посвящённый творчеству модного писателя Харуки Мураками: «Видите ли, любезный, Мураками ваш – это Хемингуэй для бедных. А если учесть столь прискорбное обстоятельство, что творчество самого папы Хэма есть пища для умов не самых одарённых, то возлюбленный ваш япоша – вообще хрёнир то ли второго, то ли седьмого порядка. Что за хрёнир? Милейший, если вы не смогли осилить Борхеса, то вам следует подлечить вашу хроменькую эрудицию хотя бы при помощи Гугла».

Уничтожив очередного собеседника – плешивого сморчка неопределённого возраста, который почти сорок минут надоедал Гане этим самым Мураками, хозяйка салона и думать забыла о странностях Кешиного поведения.

Как часто бывает, хрупкое равновесие в сложных семейных отношениях было нарушено напористым идиотизмом сторонних наблюдателей. Этим свойством в полной мере обладала Вилька Горюнова, сорокапятилетняя разведёнка, алкоголичка и скандалистка. Отличительной её особенностью был голосище, который громкостью мог соперничать с гудком океанского лайнера размером с «Титаник».

Вильке зачем-то понадобился Кеша. Скорее всего ей требовалась небольшая сумма взаймы для того, чтобы остудить горящую глотку хорошей дозой алкоголя. Она как раз проходила мимо дома, в котором находилась Ганина квартира. Вилька слегка удивилась, когда, откликаясь на её звонок, дверь ей открыла Мила: в фартучке поверх домашнего халата, она держала в одной руке поварёшку, а второй утирала пот со лба. Из дверей, соединяющих коридор и кухню, распространялись чудесные ароматы свежесваренного борща. Опытный гурман сразу бы сообразил, что автор свекольно-капустного супа подошёл к его приготовлению самым ответственным образом: наваристый мясной бульон заправлен надлежащим образом, овощная обжарка содержит все нужные ингредиенты, свёкла тушилась именно столько, сколько требуется для придания готовому блюду нужного цвета и должного аромата. Мелко порубленный чесночок, обжаренные до рембрандтовского оттенка шкварки – можно подавать… Хотя настоящие любители предпочитают всё-таки вчерашний борщ.

Алкоголь уже давно способствовал почти полной деградации вкусовых рецепторов Вилькиного языка и нёба, но даже она поняла, что Милочка здесь обосновалась на правах полноправной хозяйки.

– Кешка дома? – спросила она, пытаясь через Милочкино плечико увидеть, что творится в глубине квартиры.

– Нет. Кешоночек сегодня задерживается. Ему что-нибудь передать?

– Да, голуба, передай своему Кешоночку, что он – козёл.

В ближайшие выходные Ганина усадьба огласилась пароходным Вилькиным рёвом. Уже основательно поддавшая, Горюнова вывалилась из такси и, направляясь по зигзагообразной траектории к веранде дома, начала орать: «Ганя, подруга, что он с тобой творит, двоежёнец поганый! В квартире твоей, твоими родителями заработанной, поселил шалаву, ты змеюку на груди пригрела, в дом свой допустила, а она, тварь подзаборная, мужа у тебя свела. Ты вот здесь голодная сидишь, макароны трескаешь, а он её там фрикасе из ананасов угощает».

Ганя пыталась заткнуть Вилькины вопли – но куда там! Остановить ревущую Горюнову можно было только при помощи бульдозера. Примерно полчаса она излагала своё видение ситуации: что нужно отрезать Кеше (и всем прочим неверным мужьям), что и куда вставить Милочке (и всем остальным бабам, которые разевают пасть на чужое семейное счастье). Как назло, в тот день посетителей в Ганином салоне хватало. Так что панночка-аристократка не могла больше позволить себе не замечать грехов своего мужа.

На другой день между супругами состоялся серьёзный разговор. Через пару часов напряжённых переговоров, которые периодически прерывались гневными Ганиными моралите по поводу нравственного облика мужа, высокие договаривающиеся стороны пришли к компромиссу. Кеша взял на себя обязательства по материальному содержанию Ганн. На уик-энд он должен был исполнять обязанности хозяина шалман-салона, а в течение недели мог в своё удовольствие жить в городской квартире с Милочкой. Сексуальные отношения между Ганей и Кешей полностью прекращались, а горластая Вилька навеки исключалась из числа их знакомых. Кешины клятвы в вечной любви и обожании, его ссылки на сексуальную холодность Ганн во внимание приняты не были, поэтому он провозглашался виновным во всём произошедшем.

Всё вроде бы устроилось наилучшим образом. Но Кеша вскоре убедился в том, что Ганя, соблюдая букву их соглашения, плотно заняла доминирующее положение в их странной семье.

Ганя обижалась на Кешу основательно, с чувством, толком, расстановкой. Ему вменялись в вину все неудобства её жизни: плохой интернет, скудный ассортимент продуктов в местном магазине, частые перебои с подачей электроэнергии, привычка кошки Дуси гадить перед Ганиной стиральной машиной. Даже плохая погода, оказывается, находилась в прямой причинно-следственной связи с аморальным поведением Ганиного мужа. Кешу пилили все сорок восемь часов его еженедельного пребывания в семейной усадьбе. В город он возвращался измотанным и эмоционально опустошённым. Милочкиными стараниями за пару дней Кеша приходил в себя. До нового уик-энда.

«Так дальше продолжаться не может», – думал Кеша, сидя у постели, в которой лежала его мать.

Он поместил старушку в специальное учреждение, поскольку бывшая руководительница психиатрической лечебницы пребывала в состоянии старческого маразма, хотя периодически у неё наступало кратковременное просветление. Что и произошло в это Кешино посещение.

– Она у тебя ещё не рехнулась?

– Кто, мама? О чём ты? – встрепенулся Кеша, понимая, что у него сегодня возникла редкая возможность поговорить с матерью.

– Супружница твоя, говорю, не рехнулась ещё?

– Да вроде нет. И с чего бы ей с ума сходить?

– Да есть с чего. У неё же ярко выраженный синдром Кельзена-Елинека, я тебе разве не говорила?

– Нет, никогда не говорила, скоро пятнадцать лет как вместе живём, а я это в первый раз слышу. Что это за синдром такой?

– Разновидность истероидной шизофрении. Психика находится в пограничном состоянии. Иногда – долгие годы. Но если её вывести из этого состояния – происходит лавинообразный процесс, и человек буквально за пару недель погружается в безумие.

– А что может вывести психику из равновесия? – заинтересовался Кеша.

– Да хотя бы алкоголь. Допивается человек до определённого состояния – психика проходит точку бифуркации, и вот она, шизофрения, царица полей, закусите кукурузой, наедитесь вы от пуза…

Мать забормотала что-то невнятное, и Кеша понял, что краткий миг просветления миновал.

Придя домой, Кеша полез в интернет, но не обнаружил на его просторах никакой информации о синдроме Кельзена-Елинека.

«Ладно, попытка – не пытка. Мамочка в своё время была классным специалистом. Может быть, это всё-таки не было причудами маразма», – подумал Кеша и принял окончательное решение.

Супружеский запой длился уже больше трёх недель. Каждый день Кеша с Ганей выпивали неимоверное количество водки. Сказывалась отменная генетика супругов: способность их печени перерабатывать алкоголь оказалась просто феноменальной. Но, поскольку масса Ганиного тела была существенно меньше Кешиной, вечер заканчивался обычно тем, что она сползала под стол, муж брал её бесчувственное тело и переносил в кровать, после чего сам падал рядом.

– Батуевы совсем спились, – делилась по телефону впечатлениями с подругой Сатановская. – Пьют просто как табун лошадей. Говорить с ними ни о чём невозможно… Нет, сюда теперь никто не ездит. Какое место пропало! Ганя несёт такую пургу, что уши в трубочку сворачиваются. Всех ватниками обзывает, а себя вообразила аристократкой из Речи Посполитой.

Застольные беседы супругов теперь сводились к бесконечным монологам Гани. Кеша слушал её рассуждения о творчестве всё того же Мандельштама, о хрёнирах Мураками, о странных супружеских отношениях в семье писателя Бунина, о том, как выражали любовные чувства индейцы в фильмах киностудии «Дефа», о том, как здорово было в детстве играть с пупсиками чехословацкого производства, о том, что самый нежный фрукт на свете – малосольный огурец, о том, что кошка Дуся по ночам превращается в хищного зайца, о том, что у них в подполе завелись маленькие зелёненькие олени размером с бурундука, о том, что в стиральной машине свили гнездо коростели и их крики не дают Гане спать…

– Слышишь, ты, эти проклятые коростели не дают мне уснуть! Сделай с ними что-нибудь! Убей их!

Пронзительный Ганин визг вывел Кешу из алкогольного оцепенения. Искажённое дикой гримасой лицо жены его изумило: сверкающие глаза, раздутые ноздри, широко разинутый рот, брызжущая ему в лицо слюна… Кеша словно получил удар в солнечное сплетение: она рехнулась!

– Вот, смотрите. – Маргарита Терентьевна указала на диаграмму.

Приборы зафиксировали сильнейший всплеск эмоций. Словно с мощного гейзера кто-то убрал огромный камень, не дававший водной струе подняться высоко к небу, словно из огромной бочки, заполненной вином, кто-то выбил пробку, как будто кто-то поднёс огонь к фитилю старинного осадного орудия, заряженного гигантским чугунным ядром.

Кеша взял полотенце, быстро заткнул импровизированным кляпом Ганин рот, сноровисто связал жене руки приготовленной для такого случая верёвкой, отнёс дико брыкающуюся шизофреничку в кладовку, запер двери на задвижку и набрал номер неотложки.

– И?

– Его нет! Выброса. Это остаточный эффект. Согласитесь, мы не могли прозевать эмоциональный всплеск такой силы. Приборы подают сигнал задолго до апофеоза, чтобы вы всегда могли оказаться на месте и снять самый пик. Но здесь этого нет.

– И?

– И я забила тревогу, за что чуть не поплатилась работой.

Игорь Александрович смотрел на монитор в крайнем изумлении.

– Простите, меня, уважаемая Марго, я не хотел, просто момент был неподходящий. Но вы правильно сделали. Заказ, конечно, уже не спасти, но этого негодяя мы найдём. И как же я его упустил?

– Как, как, за девушками по бульварам меньше надо гоняться, – тихонько пробурчала всё ещё обиженная секретарша.

– Согласен, моя оплошность.

– Да ладно уж, не смертельно. По крайней мере, мы теперь знаем, что у нас завелись конкуренты.

– Нет, один конкурент. Эта бедная Ганя – существо земное и тоже пострадавшее. А вот он…

– Понятно, что ничего не понятно. А ваши-то поиски увенчалисъ успехом?

– Я удивлен, что вы спросили. – Босс улыбнулся и подумал, что эта тема ему почему-то приятна.

– Вы так тут носились, – засмеялась в ответ секретарша. – Думала, все энергомосты пожжёте. Вот перебили бы посуду, образно говоря, на чём бы мы завтра готовить стали?

– Ничто так не ободряет, как доза полезного юмора. Да, я её нашёл, но она не хочет общаться.

– И вы её потеряли из-за моего звонка?

– Обижаете. – Игорь Александрович хитро подмигнул секретарше. – Она уникум. Ещё не знаю, что она в себе несёт, но у неё есть дар – она может становиться невидимой для нашей техники. Она умеет прятать чувства. Сама научилась или кто-то помог – пока не знаю. Вообще не знаю, зачем она мне, но она странная. Знаете, что она мне показала?

– Боюсь предположить!

– Не смейтесь, это был рассказ про нас. Я вам скину на электронку, почитаете на досуге. Там есть чему удивляться.

– Так, а дальше-то что?

– Что? Будет вторая попытка войти в контакт. Я не стал полагаться на сверхтехнологии и отдал предпочтение старому доброму испытанному жучку, который вставил ей в телефон. Придёт время, и я её позову, а когда – вы узнаете первой.