Текст книги "Государственный преступник"

Глава 15
ПЛАН ГОСПОДИНА АРИСТОВА

– Она будет ждать парня в конце дубовой аллеи, – переведя дыхание, выпалил Обличайло.

– А какую роль она отводит барону?

– А его она просила помешать вам получить оставшиеся письма.

Артемий Платонович пыхнул своей трубкой. События разворачивались несколько быстрее, чем он ожидал. И развеяли наконец сомнения о причастности Петровской к убийству своего жениха. Да и жениха ли? Может, все это была игра? Ладно, личные мотивы откроются позже. А пока известен главный мотив: Макаров был убит с целью похищения важных политических документов, каковыми являлись письма. Часть их, наиболее важная, оказалась в руках случайного человека. И задача преступников – во что бы то ни стало овладеть ими и, вероятно, уничтожить. Обличайло, отправленный следить за Сенькой после разговора отставного штабс-ротмистра с парнем, принес очень важные вести, которые требовали принятия немедленных решений. А времени оставалось только одна ночь.

План действий, как это часто случалось с Аристовым в крайне запутанных ситуациях, составился как бы сам собой и позволял опередить злоумышленников на один шажок. Надо только заставить их действовать дальше по навязанному им сценарию…

– Вам удалось снять размер с ее следа?

– Да, – ответил Обличайло.

– И этот размер, конечно, не совпадает с размером маленького следа, обнаруженного нами в роще, – без всякой тени сомнения заметил Артемий Платонович.

– На целых полдюйма, – ответил пристав.

– Ну, конечно, она носит теперь обувь большего размера. Наша фигурантка – большая умница, – с нотками уважения в голосе сказал частный сыщик. – Она сменила свои башмаки, еще не зная, что мы обнаружили ее следы. Смею сделать предположение, что и большой след не совпадет с нынешним следом ее слуги.

– Вероятно, – согласился с Аристовым Обличайло.

– Вы голодны? – вдруг спросил Артемий Платонович.

– Нет, – ответил пристав, озадаченный такой резкой сменой темы разговора. – Я перекусил в лесу, когда парень спал.

– Это хорошо, – сказал отставной штабс-ротмистр. – А не устали?

– Я привычный.

– Тогда, дорогой Максим Станиславович, пойдемте-ка мы обратно в Березовку.

– Что, будем ставить засаду? – догадался Обличайло.

– Именно. Мы должны предотвратить всякую возможность попадания этих писем к Петровской.

Таясь, они вышли из комнаты, бесшумно проследовали по коридору, спустились по лестнице и вышли во двор. Никем не замеченные, они ступили на дубовую аллею. Деревья по обе стороны выглядели черными, напоминая крутые склоны, и Аристову показалось, что они будто идут по дну глубокого оврага. Стояла кромешная темень, и только слабый просвет вдали, там, где оканчивалась аллея, указывал им путь. Аллея закончилась, миновав небольшое поле, они вошли в лес. Для Артемия Платоновича оставалось загадкой, как пристав, шедший впереди, выбирал верное направление. А тот шел уверенно, и когда оглядывался, его глаза светились в темноте, как у кошки.

Саженей за десять до Сенькиной избы рос куст орешника. Здесь они и решили устроить свой наблюдательный пункт.

Дежурили по очереди – предложение Обличайло вести наблюдение ему одному было отвергнуто отставным штабс-ротмистром как абсолютно неприемлемое.

Было еще темно, когда из никогда не затворяющейся калитки вышел Сенька.

– Вот он, – взволнованно прошептал Обличайло, наблюдавший в это время за домом.

Дав Сеньке удалиться саженей на двадцать, они направились за ним, стараясь держаться от парня на почтительном расстоянии и в то же время не упустить из виду.

Когда вошли в деревню, они сократили расстояние, чтобы видеть, в какой двор войдет Сенька. Лениво брехали собаки. Самым краешком выглянула луна – небо из черного становилось серым.

Наконец Сенька остановился у одного из дворов в центре деревни и, недолго думая, перемахнул через забор. Обличайло, прильнувшему к заборной щели, удалось разглядеть, что, обогнув яблоневые деревья, Сенька направляется к баньке, стоящей в углу двора. Затем негромко скрипнула дверь.

– Все, лезем за ним через забор, – заторопился пристав и посмотрел на Аристова. – Давайте я вам помогу.

Вместо ответа Артемий Платонович ловко перебросил свое тело через деревянную преграду и уже спустя мгновение был по ту сторону забора. Обличайло удалось сделать то же самое, затратив чуть больше времени. Когда они подошли к баньке и встали у оконца, разговор Сеньки с Кузьмой, верно, только начался.

– Что тебе нужно в такую рань? – услышали они недовольный голос.

– Я пришел за моими письмами, – нетерпеливо ответил Сенька.

– Твоими? – ухмыльнулся, верно, Кузьма. – А я думаю, что за моими.

– Давай письма, я должен отдать их одной барыне.

– Кажется, ты уже отдал свои письма одной барыне… И что? Получил награду? А может, получил и не делишься?

– Ей нужны все письма, и тогда она отдаст деньги.

– Я тебе не верю. Ты обманешь меня… А может, уже надул.

– Послушай, Кузьма, – горячо заговорил Сеня. – Я тебя не обманываю. Как только я отдам ей письма, так сразу же получу деньги. И принесу тебе твои пятьдесят рублей.

– Пятьдесят рублей?! Ты говорил о других деньгах.

– Больше она не дает. Хорошо, что хоть столько.

– Нет, братец, так дело не пойдет. Знаешь, что я тебе скажу? Я пойду с тобой, так будет вернее. И сам отдам письма этой твоей барыне. Ну, что скажешь?

Допустить этого Сенька, конечно, не мог. Ведь если Кузьма пойдет с ним, то он узнает, что награда за письма составляет вовсе не сто рублей, а пятьсот. И Сенька вместо пятидесяти рублей будет вынужден отдать ему целых двести пятьдесят. А за что?

– Чего молчишь? – спросил Кузьма.

– Я согласен, – с трудом выдавил Сенька, уже решив, что ему делать дальше.

– Ну, вот и лады, – довольно сказал Кузьма, и пристав с отставным штабс-ротмистром услышали скрежет половиц.

– Верно, достает письма, – прошептал пристав. – Прятал их, шельмец, под полом.

А потом послышался сдавленный крик и возня. Аристов взглянул в оконце и тотчас бросился к дверям бани. Рванув их, он пулей влетел внутрь и принялся оттаскивать Сеньку, вцепившегося в горло Кузьмы. Последний хрипел и колотил Сеньку по бокам и голове, но тот держал Кузьму мертвой хваткой. Лишь с помощью пристава Артемию Платоновичу удалось растащить парней. Связав руки обоим бельевыми веревками, нашедшимися в бане, Обличайло усадил их на лавку. Сам же вместе с Аристовым сел напротив.

– Чего не поделили, ребятки? – душевно поинтересовался пристав.

Те, тяжело дыша, молчали.

– Эти, что ли? – спросил Обличайно, передавая отставному штабс-ротмистру поднятые с пола несколько писем.

– Похоже, что они.

– Не хотите говорить, не надо, – ласково продолжал Обличайло. – Упрашивать не буду, мы и так все знаем. Вот эти бумаги, – указал он на письма в руках Артемия Платоновича, – были похищены у убитого в поезде чиновника, из-за которых его и лишили жизни. И вам обоим, ненаглядные мои, светит каталажка.

– А мне-то за что? – невесело пробубнил Кузьма. – Мне эти письма вот он дал.

– Суду в данном случае будет неважно, откуда у вас появились письма. Важно будет то, что они находились спрятанными под полом вашей баньки. А это, как я уже сказал, очень важные улики, за сокрытие которых вам положен весьма приличный тюремный срок. Вам же, милейший, – перевел взгляд на Сеньку пристав, – светит срок еще больший.

– За что? – привстал с лавки Сенька. – Я нашел эти письма в лесу! И хотел принести их, – он мотнул головой в сторону Аристова, – вот этому господину.

– Это неправда, молодой человек, – не согласился с заверением Сеньки Артемий Платонович. – Вы хотели отдать эти письма вовсе не мне, а некой красивой даме, посулившей вам за них пятьсот рублей. Или вы будете возражать?

– Пятьсот? – воскликнул Кузьма, и, ежели бы не веревки, связывающие руки, он разорвал бы, верно, Сеньку в куски. – Ах ты, падаль…

– Как видите, нам известно все, – продолжал Аристов. – Но вы, – пристально посмотрел он на Сеньку, – будете сидеть в тюрьме не за письма, а за покушение на убийство, чему мы с господином приставом были свидетелями.

– Так ему! – радостно осклабился Кузьма.

Аристов нахмурился.

– Вы рано веселитесь, молодой человек, – заметил ему Артемий Платонович. – Наш разговор еще не закончен. Господин пристав, – обратился он к Обличайло, – сделайте одолжение, выведите Семена на воздух. Мне кажется, он вот-вот впадет в состояние прострации.

Когда они вышли, отставной штабс-ротмистр какое-то время смотрел на Кузьму немигающим взглядом. Что парень этот пропащий, он понял сразу. Такие кончают каторгой или финским ножом в животе. Но на один шанс он все же имел право. И Артемий Платонович решил дать ему этот шанс.

– Послушай, – начал он. – Я знаю, что ты ничуть не лучше своего дружка. Ты хуже его. И посадить тебя было бы делом справедливым. Но я не судья и не полицейский, поэтому предлагаю тебе сделку.

– Что я должен сделать? – быстро спросил Кузьма, сообразив, что на этот раз может дешево отделаться.

– Ты должен будешь всю последующую неделю безвылазно сидеть дома. За тобой будут наблюдать, поэтому, как только ты задумаешь куда-нибудь отлучиться, мне это сразу станет известно.

– И все? – повеселел Кузьма.

– Нет, не все, – жестко ответил Аристов. – И еще ты должен позабыть о письмах и о том, что произошло этой ночью. Исполнишь эти условия – хорошо, проболтаешься кому-нибудь, то будешь сидеть в тюрьме, я это тебе обещаю.

Кузьма встретился взглядом с Аристовым и понял, что этого человека лучше не злить и что он сделает именно так, как обещал.

– Тебе все ясно? – спросил Артемий Платонович.

– Да, – ответил Кузьма.

– Тогда ступай, погуляй покуда во дворе, – сказал Аристов, развязав парню руки. – И скажи господину приставу, что я его жду.

Когда пристав с Сенькой вернулись в баньку, отставной штабс-ротмистр сидел на лавке в глубокой задумчивости, из коей его вывел возглас Сеньки:

– Вы чо, отпустили его? Одному мне, что ли, в тюрьму идти?

– Ну, если ты будешь благоразумен, – вздохнул Аристов, – то, может быть, мы сможем обойтись и без тюрьмы. Господин пристав, развяжите ему, пожалуйста, руки.

Обличайло освободил парня от пут, но на всякий случай встал у дверей. А Артемий Платонович приступил к осуществлению второй части своего плана.

– У нас с господином приставом к тебе большая просьба. Вернее, две, – начал Аристов. – Выполнишь их, гуляй на все четыре стороны. Не выполнишь – пеняй на себя.

– Все исполню, господин барин, все, что прикажете, сделаю, – горячо заверил его Сенька.

– Молодец, – похвалил парня Аристов. – Ты ведь грамотен? Читать-писать умеешь?

– Могу. Меня барыня учили.

– Вера Михайловна? – поинтересовался Артемий Платонович.

Сенька закивал:

– Она.

– Значит, записку ты написать сможешь?

– А чо не написать-то.

– Вот и славно, – достал отставной штабс-ротмистр из кармана карандаш и клочок бумаги, припасенные им еще в замке. – Вот тебе письменные принадлежности, садись.

Сенька сел, старательно послюнявил карандаш и выжидающе уставился на Аристова.

– Значит, так, – сказал Артемий Платонович. – Пиши: Письма у Кузьмы взял и спрятал в надежном месте. Но принести их не могу, меня заарестовали за силки, что я ставил в барской роще. Богом вас прошу, скажите молодой барыне, чтобы выручала меня. Принесу вам письма, как только меня отпустят. Сенька.

– Ну что, дружок, написал? – нетерпеливо спросил Аристов.

– Написал, – с готовностью ответил Сенька.

– А ну, дай глянуть.

Артемий Платонович принял из рук парня бумажный клочок.

– Раз… два… десять… Десять… М-да-а, – протянул он, прочитав каракули Сеньки. – Восемнадцать ошибок! Тебе бы, братец, лучше грамоте учиться, нежели о наградах помышлять. Впрочем, – он взглянул на Обличайло каким-то оценивающим взглядом, – оно в сей ситуации, пожалуй, и к лучшему.

– А вторая ваша просьба какая? – с любопытством спросил Сенька.

– Такая, что мы пойдем сейчас к деревенскому старосте, и ты просидишь два дня взаперти там, куда он тебя определит.

– Я могу просидеть эти два дня дома. Ей-богу, носу на улицу казать не буду!

– Да нет уж, паря, не уговоришь! – покачал головой Артемий Платонович. – Посидишь два дня под замком. Потому как сие не нам, а тебе в большей степени надобно. Для твоей же безопасности. Где староста-то живет, говоришь?

* * *

Степан Яковлевич не спал. Бессонница – доля стариковская. Может, под самое утро удастся заснуть ненадолго, да и то, какой это сон, так, муть какая-то. К тому же быть старостой деревенским равно что служить уездным лекарем: и днем, и ночью дела неотложные случиться могут. Поэтому, когда в избу к нему постучали, он не шибко-то и удивился. А вот когда открыл ночным гостям двери, так малость опешил: по бокам непутевого парня Сеньки с выселок стояли два совершенно незнакомых человека. Похоже, что из благородных.

Но волноваться не стал.

– Кто такие? – спросил староста, подпустив строгости в голос.

– Следственный пристав Губернского полицейского управления титулярный советник Обличайло, – по всей форме представился один из незнакомцев, что был моложе. – Это, – указал он на парня, – небезызвестный вам, верно, Сенька с выселок, а рядом с ним…

– Артемий Аристов, – не дал договорить приставу пожилой. – Позвольте войти?

– Входьте, – отступил от двери староста, пропуская троицу в избу. Когда, поставив самовар, он уселся против ночных гостей, то, ожидая начала разговора, стал поглядывать на Аристова, сразу определив, что главный из незнакомцев именно он.

– Как вас величают? – вежливо спросил Артемий Платонович.

– Степаном Яковлевым, сыном Ереминым, – с достоинством ответил старик.

– У нас, Степан Яковлевич, к вам весьма важное дело, – серьезно сказал Аристов.

– Слушаю вас.

– Вы ведь знаете этого молодого человека? – указал Артемий Платонович на Сеньку.

– А то как же! – ответил староста. – Сенька это. Сын Марфы, баба-то она работящая, а вот сын – плут большой!

– Н-да, конечно, – не стал возражать Аристов. – Мы бы хотели, чтобы вы посадили его под замок. Ровно на два дня.

– Оно и правильно, давно пора, – охотно согласился старик. – Вот закрою его хотя бы в моей баньке. А что он натворил?

– Ничего, – улыбнулся Аристов. – Это не в наказание. Просто нам надо спрятать его на эти два дня.

В глазах старосты плеснулось удивленье, однако вида он не подал.

– Ах, спрятать… Хм… Да кому же он сдался, этот бесштанный?

– Есть люди, которые могут причинить ему неприятности.

– Будет сделано.

– Ну и, сами понимаете, никому об этом ни слова.

– Это само собой, – заверил старик.

– Еще у нас к вам будет немного странная просьба. Однако прошу отнестись к ней серьезно.

Староста кивнул:

– Слушаю вас, господа.

– Мы бы хотели позаимствовать у вас что-нибудь из крестьянской одежды, господин староста. Ну, порты там, рубаху. Может, найдется что поплоше.

– Латаная пойдет? – нимало не удивился такой необычной просьбе старик.

– Это будет как раз то, что нужно, Степан Яковлевич, – улыбнулся отставной штабс-ротмистр.

– Сей же час я, господа.

Староста ушел и скоро вернулся с латаной-перелатаной одеждой.

– Даже совестно как-то предлагать вам такую, – смущенно промолвил старик.

– Хуже у вас ничего нет? – спросил Артемий Платонович.

Старик внимательно посмотрел на Аристова. Похоже, что барин не шутит.

– Хуже уже не бывает, – ответил староста.

– Ну, значит, это как раз то, что нам нужно, – тепло посмотрел на старика отставной штабс-ротмистр. – Благодарствуйте, мы пойдем.

– Погодьте, щас самовар поспеет.

– Некогда нам, – сказал Аристов и посмотрел в окно. – Светает уже. А чаем, – посмотрел Артемий Платонович на Сеньку, – вы вот этого молодого человека напоите. Чтобы ему под замком веселее было сидеть…

На улице действительно было уже светло.

– Пойдемте быстрее, – сказал Аристов, ускоряя шаги. – Мне надо попасть в усадьбу до того, как поднимется мадемуазель Петровская. Слушайте, что вы должны делать…

Инструкция приставу была короткой и заключала в себе третью часть плана Артемия Платоновича. Когда он закончил, Обличайло с восхищением сказал:

– В сыскном деле вам, господин Аристов, нет равных. А эти два дня вы хотите выиграть для того, чтобы съездить в Нижний и попытаться найти компаньонку Петровской?

– Знаете, Максим Станиславович, если в вашем управлении такой, как вы, не один, то я совершенно спокоен за порядок и благочиние в Нижнем Новгороде, – похвалил пристава отставной штабс-ротмистр. – Вы совершенно правы, мне необходимо выиграть два дня, чтобы побывать в Нижнем и отыскать хотя бы следы этой Анастасии Масловой. Ведь что у нас есть на эту Петровскую? Ничего! Совершенно ничего! Арестуй мы ее сейчас, что следствие предъявит суду? Юношу в мягкой пуховой шляпе, сошедшего с того злополучного поезда, в ней никто не узнает, следы в роще со следами ее обуви не совпадают, она не курит в отличие от того парня в пуховой шляпе, а интерес к письмам связан у нее с гибелью жениха, эти письма везшего. У нас, дорогой мой Максим Станиславович, нет даже косвенных улик! Ее тотчас отпустят, а рисковать мы не имеем права. Только ее компаньонка может пролить хоть какой-то свет на госпожу Петровскую. Так что ехать мне просто необходимо. А вы все же не спускайте глаз с Петровской. От ошибок не застрахованы даже самые умные.

В начале дубовой аллеи они расстались. Артемий Платонович пошел к замку, а Обличайло стал готовиться для выполнения возложенного на него задания.

Глава 16
СЕНЬКИНА ВЕСТОЧКА

– Сегодня все может закончиться, – сказала Валентина Дмитриевна, промокнув очередной перевод письма. – Мы немедленно выедем из усадьбы, как только я вернусь с письмами, так что будь готов.

– У меня нехорошее предчувствие, – облокотился на стол Прохор, заглядывая ей в глаза, что для слуги было непозволительно. – Может, я пойду с тобой?

– Это вовсе ни к чему, – твердо заверила женщина. – Мальчишка может испугаться и не отдать мне письма.

– Ты слишком любишь играть с опасностью, – укорил ее Прохор. – От этого могут пострадать высшие интересы.

– Именно высшие интересы и требуют от нас, чтобы мы не избегали опасности, – с жаром ответила Петровская. – Любыми способами мы должны добыть письма, и это не игра. Наши братья поручили нам это, и мы не должны дать им повод раскаяться в этом.

– Но, Матильда…

– Господи, опять ты забываешься! Меня зовут Валентина Дмитриевна, – поправила она его раздраженно.

– Не лучше ли будет не торопить события, выждать, пока наши враги не потеряют терпение и не начнут совершать ошибки?

– Не думаю, что господин Аристов способен потерять терпение, – ответила Петровская. – Ты прекрасный исполнитель, но и только, поэтому наши братья мне поручили это дело, а тебя дали в помощники. Помогай, но не мешай мне.

– А этот молодой барон… Ты с ним заигрываешься, – раздраженно продолжал Прохор. – Кажется, он всерьез в тебя влюблен, может наделать массу глупостей и испортить нам все дело… Валентина Дмитриевна.

Глаза Петровской гневно сверкнули:

– Не вмешивайтесь в то, что тебя не касается!

В это время в комнату постучали.

– Войдите, – громко сказала Петровская, выразительно посмотрев на Прохора. Тот кивнул и встал около двери. Вошла горничная.

– Господин Аристов просит узнать, сможете ли вы его сейчас принять?

– Так рано? – выказала неудовольствие Петровская.

– Господин Аристов просил передать свои извинения за такой ранний визит и сказать вам, что оне уезжают, – доложила горничная.

– Ах, вот как. И куда же? – спросила Петровская.

– Оне не сказали.

– Хорошо, передай господину Аристову, что я жду его.

Когда горничная вышла, Петровская сказала Прохору:

– Это неспроста. Ступай в будуар, затаись там и не дыши. Послушаем, что он еще задумал.

Через несколько минут, постучав и получив приглашение, в комнату Петровской, явно смущаясь своего раннего визита, вошел Артемий Платонович. Был он в дорожном сером костюме и с дорожным же саквояжем в руке.

– Артемий Платонович, так вы нас покидаете? – спросила Петровская с неподдельным удивлением.

– Да, сударыня, – со вздохом ответил Аристов, печально глядя в глаза Петровской. – Вы, я вижу, уже работаете над переводами? Право, мне неловко, что вам приходится так утруждать себя. Теперь можете не торопиться, по крайней мере, в запасе у вас несколько дней. Мое расследование зашло в тупик, и я принял решение начать все сначала.

Петровская выглядела обескураженной.

– То есть как?

– Как есть с самого начала. В ходе расследования этого дела была допущена одна существенная ошибка. Я упустил из виду место, где все это началось.

– Вы имеете в виду Володары? – догадалась Петровская.

– Вот именно, – охотно согласился Аристов. – И теперь я хочу исправить досадную ошибку и направиться туда.

– Ну что ж, удачи вам, – вздохнула Петровская, как показалось Аристову, с облегчением.

– Благодарю вас, – с чувством сказал Артемий Платонович и галантно поцеловал протянутую ручку Петровской.

– Ну вот, этот нам мешать уже не будет, – сказала она Прохору, когда отставной ротмистр покинул ее комнату. – В общем, будь готов к отъезду, а мне пора.

В дубовой аллее, прогуливаясь, ее с нетерпением поджидал молодой барон.

– Вы почему здесь, барон? – с некоторым раздражением спросила Петровская. – Разве я просила вас сопровождать меня? Вы же можете напугать мальчишку!

– Я не мог не прийти, ведь быть рядом с вами для меня величайшее наслаждение, – завел свою песню Михаил.

Петровская пристально посмотрела ему в глаза.

– Я вам признаюсь, барон, – наконец сказала она. – У меня была минута слабости, меня захлестнули сомнения, и я подумала о вас. Вы, – она снова заглянула ему в глаза, – хороший добрый человек. Вы могли бы стать весьма удобным мужем, который был бы счастлив одной мечтой, что он может быть любим. И мечта эта со временем, возможно, осуществилась бы, так как постепенно возникшая привязанность к вам стала бы прочнее бурной страсти. Здесь, с вами, я могла бы обрести мир и покой, которых я никогда не знала. Но я не имею права на это, а главное, поймите меня правильно, – я не хочу этого сама. А вам, – она мягко тронула его руку, – надо как можно скорее повзрослеть. Иначе вы никогда не увидите жизни, и она просто пройдет мимо вас.

– Но, сударыня, в прошлый раз вы говорили совершенно об ином. Извините меня за бестактность, но вы заявляли даже о какой-то награде. Самая большая награда, которую я бы мог получить от вас, так это быть с вами рядом, стать вашим… – с жаром продолжал барон, однако Петровская не дала ему договорить.

– Молчите, – сказала она требовательно. – Все, что вы мне хотите сказать, я знаю. Я слышала это уже не однажды и от многих мужчин. И оставьте меня…

– Валентина Дмитриевна, вы причиняете мне невыносимую боль, – в отчаянии воскликнул молодой барон.

– Мишель, давайте договорим позже. В это утро я хочу совершить прогулку в одиночестве.

Петровская медленно пошла в конец аллеи, и Михаил не решился последовать за ней. Несмотря на столь недвусмысленную тираду Петровской и общий тон ее неожиданного признания, он все же продолжал тешить себя надеждой добиться ее благосклонности и взаимности в чувствах. Ведь думала же она о нем! И даже не отрицала могущую возникнуть между ними привязанность, если они будут вместе!

Дойдя до конца аллеи, Петровская огляделась. Никого. Несколько минут она простояла в раздумье, затем повернула назад. И тут услышала приглушенное:

– Барыня!

Она резко обернулась: возле широченного дуба стоял какой-то оборванец и помахивал зажатой в руке бумажкой.

– Чего тебе? – недовольно спросила она.

– Идите сюда, – поманил ее рукой оборванец. – Сюда.

Все это выглядело очень странно. Снова оглядевшись, она нерешительно подошла к нему.

– Вот, это вам, – протянул оборванец Петровской клочок бумаги и вытер рукавом латаной рубахи у себя под носом. – Сенька велел передать.

Валентина Дмитриевна брезгливо приняла из рук оборванца бумагу и прочитала: «Письма у Куськи взял и спрятал в надежнам месте но принести их не магу меня заареставали за силки что я ставил в барской роще. Богом вас прашу скажите маладой барыне чтобы выручала миня принесу вам письма как тока миня атпустят. Сенька».

– Это он сам тебе передал? – задумчиво спросила Петровская.

– Ага, – заверил ее оборванец. – В окошко выбросил. Вы бы это, – он поскреб всклокоченную голову, – рублишком бы пожаловали, а? Коли бы узнали, так батогами бы отдубасили. С них станется!

– Нет с собой, – отрезала Петровская. – А вот если ты узнаешь, где он спрятал письма, получишь красненькую.

– Красненькую? – загорелся оборванец. – А ежели четвертную? – Его глаза хитровато прищурились.

– Скажешь, где лежат письма – получишь, но только тогда, когда они будут у меня в руках, – отрубила Петровская.

– Заметано, барыня! – обрадовался оборванец. – Только вы это, не обманите.

– Не обману, – усмехнулась молодая дама. – Буду ждать тебя сегодня вечером на этом же месте.

– Не-ет, вечером не получится, – снова поскреб кудлатую голову оборванец. – К нему незаметно можно только ночью пробраться. Давайте завтра утром?

– Хорошо. Буду ждать тебя здесь завтра утром, – завершила разговор Петровская и, повернувшись, пошла по аллее к замку.