Текст книги "Гастролеры и фабрикант"

– Не-е, не видели, – отвечали полицианту мужики и смотрели на него ясными глазами.

– Ну, коли увидите, сообщите, – говорил им исправник, удаляясь.

– Не сумлевайтесь, барин, сообщим, – охотно отвечали мужики, ухмыляясь себе под нос.

Знал, что табун ворованный, и Илья Никифорович. Посему и держал его на своем конном дворе без выпасу. А когда о пропавшем табуне подзабыли, продал его самарскому скотопромышленнику за «дворянскую» цену.

– …А уж когда крестьянам волю дали да реформы начались, то Илюша наш развернулся вовсю, – горестно покачал головой старик Зыбин. – Все государевы указы как будто под него писаны были. Таких, как он, много опосля расплодилось. Но он – особый фрукт! – Старик вздохнул. – Так-то вот денежки-то зарабатываются, сударь вы мой, – закончил после недолгого молчания свой рассказ летописец-краевед и посмотрел на Африканыча выцветшими от старости глазами. Возможно, некогда они были голубыми. Или карими. Поди сейчас разбери…

– Что ж, благодарствуй, отец, – кивнул Самсон Африканыч. – Интересную повесть ты мне рассказал. Полезную и весьма поучительную. А помирать ты еще не собрался, дед?

– Чего ты, мил человек, говоришь?

– Помирать, говорю, ты еще не собрался? – громче повторил Африканыч.

– А ты что, торопишь меня, что ли? – нахмурился старик. – Неужто надоел своим рассказом?

– Напротив, очень хочу, чтобы ты еще немного пожил, – искренне ответил Самсон Африканыч.

– А что так? – поинтересовался летописец-краевед.

– Понадобиться можешь, – ответил Неофитов. – Когда мы твоего Илюшу Никифоровича на чистую воду выводить будем.

– Вот это правильно, сударь вы мой, – заулыбался старик. – Вот это верно! Давно пора таких срамных к ногтю! А что касательно до смерти, то пару годков, чай, я еще проживу, – добавил он. – Не сомневайся!

– Вот и славно, сударь вы мой, – поднялся и стал прощаться с летописцем-краеведом Африканыч.

Того, что он услышал от старика, вполне хватало, чтобы прижать мильонщика Феоктистова, ежели он вдруг заартачится, потеряв деньги, и попытается задействовать свои связи в Санкт-Петербурге.

Не грешок, а грех был найден!

Глава 6
Всезнающее «Всевидящее око», или А был ли клад?

17 октября 1888 года

Поручение Острожского собрать компроментаж на Долгорукова было сродни поручению царя стрелку Андрею из русской сказки про стрелка, Марью-царевну, кота Баюна и Бабу-Ягу: поди туда, незнамо куда, и принеси то, незнамо что. Однако приказ начальника – закон для подчиненного. И помощник полицеймейстера Розенштейн пошел туда, незнамо куда. Иначе сказать, принялся усердно копать!

Начал он с газет. Московский период жизни Всеволода Аркадьевича Долгорукова его не интересовал. В конце концов, тот отсидел три с половиной года в Бутырках за свои аферы и махинации. Интересовал помощника полицеймейстера только казанский период жизни Всеволода Аркадьевича. А когда приехал Долгоруков в Казань? Именно: в июле тысяча восемьсот восьмидесятого года. Стало быть, надлежит посмотреть все казанские газеты за период с июля восьмидесятого года по октябрь восемьдесят восьмого. Каково это – пролистать с десяток пудов газет! Но трудности и объем работы Николая Людвиговича никогда не пугали. Он собрал газеты за восемь с лишним лет и засел у себя в кабинете.

Первая заинтересовавшая его информация, что он нашел в «Казанском биржевом листке», называлась «Почем в Казани дома»? Эту статью, написанную в духе фельетона, Розенштейн прочитал дважды и скорее полицейским чутьем, нежели по самому содержанию текста, определил, что тут утаена крупная афера, к которой, возможно, имеет касательство Всеволод Аркадьевич Долгоруков. Ведь «некий приезжий господин», неоднократно упоминаемый в статье, вполне мог им статься…

ПОЧЕМ В КАЗАНИ ДОМА?

Как стало известно на днях пишущему эти строки, старый каменный дом, что на Покровской улице, принадлежавший еще неделю назад г. отставному поручику Лазаревскому и приобретенный по купчей неким приезжим господином, вновь продан. Спрашивается, что такого проделал с указанным домом за несколько дней приезжий господин, то бишь его новый владелец, ежели приобрел он его за тринадцать тысяч рублей, а продал за восемьдесят тысяч? И если столь стремительно растет стоимость домов в Казани, то сколько, к примеру, будет стоить такой дом через месяц, полгода, год? Остается только поздравить приезжего господина со столь удачной коммерческой операцией, принесшей ему в несколько дней чистую выгоду в шестьдесят семь тысяч рублей. Ежели все приезжие господа, «держащие нос по ветру» в смысле коммерческих сделок, будут так стремительно обогащаться, то что останется нам, коренным жителям Казани?

Всевидящее око

В одном из декабрьских номеров «Биржевого листка» того же года, рядом с рождественским рассказом, Розенштейн обнаружил под рубрикой «Вместо фельетона» еще один едкий и иронический материал, еще более заинтересовавший его и вновь подписанный псевдонимом «Всевидящее око». Назывался он «Редкая афера»…

РЕДКАЯ АФЕРА, или ПО СТОПАМ «ЧЕРВОННЫХ ВАЛЕТОВ»

Афера в духе Соньки Золотой Ручки, корнета Савина или «Червонных валетов» произошла на днях в нашем городе. Что ж, до провинции все новые начинания, как добрые, так и худые, доходят много позже, нежели до столиц. Теперь же и губернская Казань может похвастать, что не лыком шита и что наконец докатилась и до нее так называемая волна цивилизации, – в городе появились свои мошенники, не уступающие в остроумии членам небезызвестного московского клуба «Червонные валеты». Возможно также, что в разработке аферы, о которой ниже пойдет речь, принимал участие один из действительных членов клуба «Червонные валеты», некто господин D., отбывший вмененный ему судом тюремный срок и не столь давно поселившийся в одной из гостиниц нашего города. Это лишь предположение, разрешение какого не входит в компетенцию нашей газеты, но является прямой обязанностью органов благочиния и правопорядка, то бишь полиции.

Итак. Жил себе поживал некто господин N. Занимался кое-какой торговлишкой, имел сносный достаток, какового не имеют полные профессора Императорского университета, и собирался даже завести собственный выезд. И вот однажды, «в студеную зимнюю пору», которыми славен месяц декабрь, посетили его заведение двое мужичков, кои вышли не из лесу, а приехали, по их словам, из деревни Елдыриной на заработки. К слову сказать, ваш покорный слуга, написавший эти строки, взял под честное слово в Императорской публичной библиотеке полный каталог населенных пунктов Казанской губернии, включая выселки и починки в три двора, однако селения с таковым, прямо-таки фривольным, названием не обнаружил. Но это так, к слову. Так вот, обогревшись и попив чаю, мужички обратились к господину N. с вопросом: что сие такое? И показали ему заляпанный строительным раствором старый полуимпериал.

«Это старинные деньги», – ответил господин N. И поинтересовался, где они его нашли.

«Да дом один ломали, вот и нашли, – ответили мужички. – Из стены, – дескать, – вывалились».

«И много?» – поинтересовался господин N.

«Восемьсот одиннадцать штук», – не моргнув глазом, ответили псевдоелдыринцы. И спросили у господина N. совета, что, дескать, им с этими старинными деньгами делать.

Алчность, дорогие читатели, сгубила не одну христианскую душу. А нехристианскую – тем паче. Скупой рыцарь забыл из-за денег про честь и совесть, и у него крайне испортился характер, а злой Кощей, дни и ночи чахнущий над златом, получил вследствие этого тяжелейшее онкологическое заболевание и, как известно, помер в страшных судорогах.

Господин N., возгоревшись алчностью, предложил купить у мужичков все заляпанные раствором монеты. Предложив за них смехотворную цену – по полтора рублика за полуимпериал, стоящий, по меньшей мере, раз в семь дороже. Мол, мужички все равно в золотых монетах ничего не понимают, потому как никогда их не имели, а он-де поимеет большой барыш.

Мужички-«елдыринцы» согласились, принесли один (из двух) мешков засохшей строительной крошки и потребовали показать деньги. Господин N. показал. Псевдокрестьяне пересчитали деньги и вернули их господину N. с тем, что покуда они ходят за вторым мешком и что все было бы без обману, он бы спрятал мешок и деньги в несгораемый шкаф, а ключ бы отдал им. Господин N. с их условиями согласился, спрятал мешок и деньги в шкаф, а ключ отдал мужичкам. После этого он их больше не видел, а когда ждать их терпение лопнуло, господин N. открыл вторым ключом свой несгораемый сейф, однако вместо империалов обнаружил в мешке лишь одну растворную крошку, а вместо денег – аккуратно нарезанную газетную бумагу. В воровской среде это называется «куклой». Так алчущий скорого богачества господин N. потерял тысячу двести рублей с лишком, зато приобрел весомый опыт, который тоже, согласитесь, стоит денег. Впрочем, так чаще всего и случается с господами, падкими на то, чтобы заполучить на грош горсть пятаков. А так, дорогие читатели, не бывает.

Всевидящее око

Особенно господина помощника полицеймейстера заинтересовали следующие строки: «Возможно также, что в разработке аферы… принимал участие один из действительных членов клуба «Червонные валеты», некто господин D., отбывший вмененный ему судом тюремный срок и не столь давно поселившийся в одной из гостиниц нашего города»… Правда, репортер потом оговаривался, что это лишь предположение, но наверняка он знал, о чем говорит.

«Надо наведаться к этому «Всевидящему оку», – решил Николай Людвигович. А поскольку отставной штаб-ротмистр Розенштейн был человеком дела, то он, недолго думая, надел синий полицейский китель, фуражку, пристегнул к портупее саблю и пошел в редакцию «Казанского биржевого листка».

* * *

«Всевидящее око» был когда-то длинным, худым и бородатым. Два качества он за собою сохранил. Вернее, одно. Он продолжал оставаться бородатым. А вот длинным его теперь назвать было нельзя. Скорее – высоким. Или большим. Потому как худым он быть перестал. И стал толстым. А среди толстых не бывает длинных. Бывают как раз высокие и большие.

Розенштейн нашел его в прокуренной комнате вместе с двумя другими бородатыми и тоже не очень худыми людьми.

– Мне бы увидеть «Всевидящее око», – сказал он, обращаясь к группе мужчин, склонившихся над столом.

Бородатые дружно повернули головы и посмотрели на мундир Розенштейна, саблю и кобуру на шнуре.

– Вы пришли его арестовывать? – не удивившись, спросил один из бородатых. Тоже большой такой.

– Почему же так сразу «арестовывать»? – удивился помощник полицеймейстера. – Я пришел к нему… просто поговорить.

– Только поговорить? – равнодушно спросил тот же бородатый.

– Да, поговорить, – ответил Розенштейн. – Я хочу задать ему два-три вопроса.

– Ну раз так… Я «Всевидящее око», – сказал бородатый и большой. – Меня зовут Иваном Васильевичем.

– Помощник полицеймейстера, губернский секретарь Розенштейн, – представился полициант. И добавил: – Николай Людвигович.

– Очень приятно, – сказал «Всевидящее око». – Пройдемте в другую комнату, чтобы нам никто не мешал.

Другая комната была сплошь завалена затертыми подписанными папками. Они лежали в шкафах, на шкафах, письменном столе, бюро и даже кучками на полу. На креслах тоже размещались папки. «Всевидящее око» освободил от них два кресла и предложил Розенштейну устраиваться поудобнее.

Сам уселся в кресло напротив:

– Слушаю вас.

– У меня к вам дело… нет, просьба, – начал Николай Людвигович. – Я прошу вас вспомнить две ваших статьи…

– Говорите лучше: «два ваших материала», – поправил помощника полицеймейстера Иван Васильевич.

– Хорошо… Я прошу вас вспомнить два ваших материала восьмилетней давности, – сказал Розенштейн.

– Ну-у, – протянул «Всевидящее око». – Вспомнить… Это надо искать в архиве…

– Не надо нам архива, – сказал помощник полицеймейстера. – Они у меня с собой.

Николай Людвигович достал две газеты восьмилетней давности. Иван Васильевич прочитал оба материала и немного удивленно посмотрел на Розенштейна:

– Ну, и что же вас интересует?

– Вы знаете, кто этот «некий приезжий господин»? – спросил Розенштейн и ткнул пальцем в строки материала «Всевидящего ока» под названием «Почем в Казани дома»?

– Допустим, – не сразу ответил Иван Васильевич.

– Назовите мне его, – требовательно произнес Розенштейн.

– Вы знаете, это идет вразрез с принятой репортерской этикой, – не очень твердо заявил «Всевидящее око».

– А вы знаете, что я – полицейский, – парировал заявление собеседника Розенштейн, слегка приподняв тяжелую саблю. – И в настоящее время веду расследование по одному весьма важному делу.

– Да, но…

– Никаких «но», господин газетчик, – жестко произнес Розенштейн. – Назовите мне этого человека.

«Всевидящее око» продолжал колебаться.

– Иван Васильевич, – уже совсем недружелюбно произнес Розенштейн официальным тоном, – вы создаете препятствие ведению следствия. Это карается законом. Вы что, хотите неприятностей? Что ж, я могу вам их доставить. Даже с избытком!

– Вот только не надо меня пугать неприятностями, господин полицейский, хорошо? – огрызнулся Иван Васильевич. – Я их на своем веку повидал немало.

– Тем более, – промолвил Николай Людвигович и в упор посмотрел на репортера: – Зачем тогда вам лишние неприятности?

– Ладно, – сдался «Всевидящее око». – Его зовут Всеволод Аркадьевич Долгоруков. На то время он проживал в гостинице «Европейская», что на Воскресенской улице.

– И кому был продан дом? – задал новый вопрос Розенштейн.

– Графу Тучкову, – ответил Иван Васильевич. – Известному коллекционеру вин и коньяков. Он умер год назад.

– Знаю такого, – ответил Розенштейн. – Вернее, слышал о нем… А как вы думаете, почему дом, приобретенный за тринадцать тысяч, уходит через несколько дней по цене восемьдесят тысяч рублей? Что такого проделал с ним господин Долгоруков, что дом так значительно, прямо-таки сказочно возрос в цене?

– Вы знаете, я и сам ломал голову над этим вопросом, – раздумчиво произнес «Всевидящее око».

– И к какому пришли выводу? – внимательно посмотрел на репортера помощник полицеймейстера.

– Вы будете смеяться, – медленно промолвил Иван Васильевич и посмотрел поверх головы Розенштейна.

– Не буду, – заверил Николай Людвигович.

– Возможно, в доме или на территории усадьбы находился какой-нибудь клад или что-то вроде этого, – ответил «Всевидящее око». И добавил: – Дом-то очень старый.

– Клад?

– Ну… да.

– Хм…

Это была интересная мысль. И как сам он не додумался до этого, когда читал первую статью? Точнее, первый материал, как просит говорить о публикациях репортер.

Клад. Конечно же, клад. Или нахождение в доме или в усадьбе нечто такого, что можно назвать таковым. Отсюда и столь возросшая цена дома! Долгоруков узнал о «кладе» и ввел его в общую стоимость всей усадьбы. Но… Получается, что Тучков тоже знал об этом кладе? Более того, он знал его примерную стоимость, коли выложил за старый дом с садом аж восемьдесят тысяч рубликов, решительно, похоже, не колеблясь.

Черт! Получается, сделка вполне законна и почти обычна. И никакого мошенничества. Нет, здесь что-то не так. И остаются покуда два неразрешенных вопроса. Первый: что это за клад такой? Второй: настоящий этот клад или липовый? Над ними стоит поразмыслить…

Помощник полицеймейстера отвлекся от дум:

– Тогда у меня к вам еще один вопрос. Во второй статье, простите, материале под названием «Редкая афера», вы пишете следующее, – Розенштейн взял в руки декабрьский номер газеты и прочитал вслух: – «Возможно также, что в разработке аферы, о которой ниже пойдет речь, принимал участие один из действительных членов клуба «Червонные валеты», некто господин D., отбывший вмененный ему судом тюремный срок и не столь давно поселившийся в одной из гостиниц нашего города». Речь идет о том же Долгорукове? Так? – Помощник полицеймейстера вопросительно посмотрел на собеседника.

– Так, – ответил «Всевидящее око».

– А кто этот господин N., которому мужички-«елдыринцы» всучили строительный мусор, выдавая его за заляпанные цементом полуимпериалы? – спросил Николай Людвигович. – Чем занимался этот господин N. и что у него было за заведение, приносящее такой доход, что он собирался даже завести собственный выезд?

– Да я сейчас уж не помню…

– А вы все же постарайтесь вспомнить, – попросил репортер Розенштейн, причем весьма настойчиво.

– Позвольте газету? – спросил Иван Васильевич.

– Да ради бога, – протянул «Всевидящему оку» пожелтелый номер «Казанского биржевого листка» помощник полицеймейстера.

Репортер взял газету и внимательно прочитал свой давнишний материал. Конечно, память у газетчиков преотменная, но за восемь лет и она может слегка поистрепаться…

– Вспомнил, – сказал «Всевидящее око», возвращая «Биржевой листок» Розенштейну.

– Замечательно! – констатировал сей факт Николай Людвигович. – Слушаю вас внимательно.

– Господин N. – это Силантий Кузьмич… э-э-э… вот фамилию не припомню… – Иван Васильевич поднял взор к потолку. – Нет, не помню.

– Да поднапрягите вы память, – подстегнул Розенштейн.

«Всевидящее око» напрягся, отчего его лицо приобрело какое-то мученическое выражение, а на лбу проступили крохотные капельки пота. К сожалению, подобные усилия должного результата не дали.

– Нет, не могу вспомнить, хоть убейте, – наконец промолвил Иван Васильевич и виновато посмотрел на помощника полицеймейстера.

– Хорошо, – вздохнул Розенштейн, – а что это у него за заведение, приносящее столь ощутимый доход?

– Трактир, – быстро ответил «Всевидящее око».

– Где?

– На углу Гостинодворской и Большой Проломной…

– Что ж, – усмехнулся Розенштейн, – благодарю вас. Вот видите, было совсем не больно.

Иван Васильевич хмуро глянул на полицианта (он еще шутить изволит, фараон хренов, весело ему, видишь ли) и ничего не ответил. Просто, не попрощавшись, вышел из комнаты, заваленной папками, и вернулся к двум другим бородачам.

– Чего он приходил? – спросил один из них «Всевидящее око».

– Да так, – неопределенно пожал плечами Иван Васильевич. – Ерунда какая-то…

* * *

В Городской Управе полтора десятка комиссий. Но точного ответа Розенштейн не смог добиться ни у председателя домоуправительной комиссии, ни у председателя комиссии по налоговым сборам. Все отсылали его к городскому секретарю Постникову. Он-де в управе старожил и знает абсолютно все!

Николай Николаевич находился в своем кабинете. Городской секретарь разбирал какие-то бумаги и, когда Розенштейн, едва постучавшись, вошел к нему, имел вид крайне захваченного работой человека.

– Прошу прощения, я занят, – сказал Постников, не отрывая взгляда от бумаг.

– Я тоже на службе, – в тон ему незамедлительно ответил Николай Людвигович. – Помощник полицеймейстера Розенштейн.

Николай Николаевич поднял голову и посмотрел на вошедшего. Знакомы они не были, но, конечно, знали о существовании друг друга. Розенштейн был в курсе, что в управе есть такой городской секретарь Постников, а Николай Николаевич не мог не знать, что у исполняющего должность казанского полицеймейстера Якова Викентьевича Острожского есть помощник по фамилии Розенштейн.

– Чем могу быть вам полезен? – угодливо спросил городской секретарь, отрываясь от своих бумаг.

– Меня интересуют события восьмилетней давности, – ответил Николай Людвигович. – Мне сказали, что вы – единственный, кто может мне помочь. И знаете буквально все и обо всем.

– Да? – спросил ради того, чтобы что-то сказать Постников.

– Да, – утвердительно ответил Розенштейн.

– Ну, буквально все и обо всем, сударь, ведает лишь один Господь Бог, – уточнил городской секретарь. Однако сказанное помощником полицеймейстера Розенштейном было Постникову весьма лестно. – Что же за события вас интересуют?

– Через вас проходят документы о купле и продаже домов? – спросил Николай Людвигович.

– Проходят они через городские нотариальные конторы, – ответил Постников. – А мы их, конечно, фиксируем, ставим на учет, собираем налоги и все такое…

– Отлично, – отрезал помощник полицеймейстера. – Летом, точнее, в июле месяце восьмидесятого года, была совершена купчая на двухэтажный каменный дом по улице Покровской, принадлежавший отставному поручику Лазаревскому… Не припоминаете?

– Я знаю этот дом, – ответил Николай Николаевич. – Старый такой. Возле церковной ограды. Там еще яблоневый сад.

– Верно, – улыбнулся Розенштейн. – Так вот, дом у Лазаревского был приобретен за тринадцать тысяч неким приезжим господином Долгоруковым, Всеволодом Аркадьевичем. Знаете такого?

– Н-нет, – нетвердо ответил Постников, что, конечно, не ускользнуло от внимания помощника полицеймейстера.

– Но вы, конечно, слышали о таковом? – спросил Розенштейн. – Как о домовладельце.

– Да, кажется, что-то такое слышал…

– Хорошо, – констатировал Николай Людвигович. – А буквально через несколько дней вышеупомянутый господин Долгоруков, которого вы не знаете, но о котором что-то такое слышали, продает этот дом уже за восемьдесят тысяч. Как вы можете это объяснить?

– Да никак, – развел руками Постников. – Согласитесь, это частное дело покупателя и продавца, и мы не имеем права касаться этого даже в малейшей степени, потому что…

– Но все же это довольно странно, вы не находите? – спросил помощник полицеймейстера.

– Да, странновато, – после непродолжительной паузы был вынужден согласиться Постников.

– А кому был столь удачно продан господином Долгоруковым этот дом? Не вспомните? – изобразил из себя как бы просто любопытствующего Николай Людвигович.

Постников сморщил лоб:

– Нет, не припоминаю… Но, ежели желаете, я могу справиться в нашем архиве…

– Благодарствуйте, не стоит себя затруднять, – улыбнулся Розенштейн. – Кому был продан господином Долгоруковым дом – не столь важно. К тому же мне это и так известно… Важно другое, как он был продан. Впрочем, – помощник полицеймейстера улыбнулся еще шире, – это уже наша прерогатива: выяснять, каким образом дом стоимостью тринадцать тысяч вдруг продается за восемьдесят…

Николай Николаевич улыбнулся и промолчал. И верно: это прерогатива управления благочиния и правопорядка – выяснять, как и что. Хотя тот факт, что Долгоруковым заинтересовалась полиция – настораживает. И ежели Всеволода Аркадьевича вдруг арестуют, где гарантия того, что он, стараясь обелить себя и изобразить раскаяние, не расскажет о нем, Николае Постникове? Гарантии нет никакой…

Когда Розенштейн ушел, Николай Николаевич еще долго сидел в задумчивости. Потом, как бы стряхнув с себя невеселые думы, городской секретарь Постников резко поднялся из-за стола и вышел из кабинета.

Ну его к черту, этого полицианта Розенштейна! Лучше посмотреть веселенький водевильчик и посетить нумера мадам Жозефины. Там, сказывают, появилась такая мамзель – пальчики оближешь! Свеженькая и, что важно, из дворяночек. Ведь что главное в любовной игре? Думаете, страсть, нежность? Вожделение? Нет-с. Воспитанность, свежесть тела и кажущаяся непорочность. Последнее, господа, заводит более всего.

Что же касается Севы Долгорукова, то, пожалуй, надобно сказать ему, что им интересуется, и весьма настойчиво, помощник полицеймейстера Розенштейн. Пусть Всеволод Аркадьевич уберет за собой все хвосты. А то, не дай бог, и вправду могут его замести. А сие крайне нежелательно. Да и опасно. Этот Розенштейн – известная личность, коли пристанет, так ни за что не отцепится, пока своего не добьется. Истинно клещ…