Текст книги "Джоконда улыбается ворам"

Герцог внимательно посмотрел на художника:

– Весьма спорное суждение.

– Меня больше интересуют женские лица. В них имеется какое-то таинство, когда они улыбаются.

– Не могу с вами не согласиться. Вы свободны, Леонардо, вижу, что казематы вам пошли на пользу, – улыбнулся герцог.

Глава 12
24 августа 1911 года. Париж. Краденая статуэтка

Все газеты Парижа вышли с сенсационной новостью: из Лувра была похищена картина Леонардо да Винчи «Мона Лиза»! Одна из главных достопримечательностей Франции, такая же, как собор Парижской Богоматери, Секре-Кер или, собственно, сам Лувр.

Журналистка Жаклин Ле Корбюзье, славившаяся острым словом, не без сарказма писала о том, что еще совсем недавно директор музея Лувра господин Омоль Теофиль уверял всех в том, что кража великой картины столь же нереальна, как кража колокольни собора Парижской Богоматери. И вот немыслимое случилось.

Во Франции никто уже более не сомневался в том, что на посту директора Лувра он не продержится и недели. Газета «Пари-Журналь», где на первой странице была напечатана огромная фотография с места ограбления, предлагала объявить национальный траур. Стена, на которой прежде висела картина великого тосканца, теперь зияла отвратительной черной пустотой, если, конечно же, не считать тех четырех колышков, с которых была снята «Мона Лиза». Весьма унылое зрелище!

Под статьей было помещено обращение к вору, в котором говорилось, что вряд ли тот сумеет продать знаменитое полотно и вряд ли отыщется смельчак, отважившийся его купить. А потому неизвестному похитителю предлагалась сумма в двести тысяч франков (разумеется, с полнейшей гарантией конфиденциальности), если он доставит картину в редакцию журнала.

А ниже более крупным текстом было приписано, что редакция журнала готова выделить в качестве премиальных три тысячи франков тому, кто предоставит о ней хотя бы малейшую информацию, способствующую пролить свет на исчезновение великой картины.

Корреспондент журнала «Матэн», имеющего весьма солидную репутацию, неожиданно обратился за помощью к популярному ясновидящему, чтобы тот призвал высшие силы посодействовать в розыске украденной картины. Во Франции не оставалось газеты и журнала, что не откликнулись бы на новость о пропаже «Моны Лизы». Все это напоминало общенациональную истерию.

Жаклин сидела у распахнутого окна и, посматривая на бульвар Жери Пьер, тонкими изящными пальчиками набирала на клавиатуре печатной машинки продолжение своей статьи, вызвавшей большой общественный резонанс. Неожиданно бесшумно приоткрылась дверь и в проем просунулась взлохмаченная голова главного редактора – Жана Лекавалье.

– Жаклин, что-нибудь конкретное имеется?

– Ничего стоящего, господин Лекавалье. Звонят исключительно одни сумасшедшие. Если их послушать, то «Мона Лиза» появлялась одновременно в полусотне мест Парижа. С вашего разрешения я отправляла по этим адресам корреспондентов, но выяснить так ничего и не удалось.

Жан Лекавалье принадлежал к богатейшей буржуазной фамилии Франции, занимавшейся сталелитейным производством. Два его старших брата, унаследовав несколько заводов, уверенно расширяли семейное производство, нацеленное на бурно развивающуюся немецкую промышленность. А Жан Лекавалье, как это нередко случается в состоятельных домах, к семейному бизнесу поостыл и намеревался продать металлопрокатный завод, оставшийся за ним, воспринимая его как явную обузу. Всю свою неисчерпаемую энергию Жан направил в творческое русло: сочинял стихи, ставил пьесы, а с недавнего времени у него появилось новое увлечение – издание журнала. Надо признать, что на этом поприще он преуспел – его журнал в короткий срок сделался популярным и расходился далеко за пределами Парижа. Так что Жан Лекавалье стремительно увеличивал тираж, рассчитывая стать одним из самых влиятельных людей в газетном бизнесе.

– Мы не должны оставить без внимания ни один звонок, ни одного посетителя! Я найду репортеров столько, сколько нужно. Денег у нас хватит… Пусть идут по следу каждого сообщения. Мы должны отыскать картину раньше, чем это сделает полиция. Вы понимаете, о чем я говорю, Жаклин?

– Конечно, господин Лекавалье.

– Если одному из репортеров удастся напасть на след «Моны Лизы», то он получит от меня вознаграждение в размере пяти тысяч франков, – торжественно объявил главный редактор.

– Вы невероятно щедры, господин Лекавалье, – заметила Жаклин.

– Когда речь идет о чести Франции, то скупиться не приходится. Вы согласны со мной?

– Полностью с вами согласна, господин главный редактор, – охотно ответила журналистка.

Не попрощавшись, Лекавалье вышел. Жаклин почувствовала облегчение и поправила листок на печатной машинке.

Итак, о чем это она… Ага…

«…Прошло уже сорок восемь часов с момента пропажи «Моны Лизы», а полиция так и не вышла на след преступника…» – бодро застучала девушка по клавишам.

Неожиданно в дверь постучали.

– Войдите, – громко произнесла Жаклин.

Порог комнаты перешагнул нескладный долговязый человек с опущенными плечами. На тощую шею с вызывающе торчащим кадыком была нелепо посажена маленькая голова, опасливо озирающаяся по сторонам. Держался он таким образом, будто в каждом углу поджидала неприятность. Заметив сидящую у окна Жаклин, с любопытством посматривающую, его губы разжались, изобразив нечто похожее на улыбку.

– Что вам угодно, месье? – доброжелательно поинтересовалась Жаклин, уже заранее зная цель визита посетителя.

За сегодняшний день он был седьмым визитером. Каждому из них почему-то казалось, что стоит только обронить заветное словосочетание «Мона Лиза», как они выйдут из редакции, облагодетельствованные тремя тысячами франков. Не так все просто, господа! Их нужно заработать! Даже внешне все посетители были похожи – у всех одинаково блуждающие глазки, будто бы высматривающие в комнате сейф, набитый франками.

Первым заявившимся в редакцию был мужчина импозантного вида, в сюртуке с чужого плеча, явно одолженном для того, чтобы произвести на журналистов благоприятное впечатление. Хорошо поставленный голос, уверенная манера держаться выдавали в нем человека значительного, но чье лучшее время осталось в далеком прошлом.

Устроившись на предложенном стуле, он заговорил о том, что мог бы пролить свет на местонахождение «Джоконды», туманно намекнув, что в этом деле не обошлось без международной шайки, промышлявшей кражей музейных полотен. Но для этого ему не помешал бы некоторый аванс.

Крепкое амбре, что тотчас наполнило комнату с его появлением, свидетельствовало о том, что он вполне мог бы довольствоваться и десятью франками. Деньги Жаклин выделила из кассы редакции, надеясь в глубине души, что это последняя их встреча.

Второй посетитель был не менее колоритен. Остроносый, с торчащим вперед подбородком, он без конца шмыгал носом и подслеповато щурился, будто бы крот, выбравшийся на солнечную поляну. А потом заявил, что картину украл знаменитый вор Люпен, после чего потребовал обещанное вознаграждение. Вот только где искать этого самого Люпена и для чего тот украл картину, которую просто невозможно было продать, не обмолвился даже словом. Зато весьма крепко принялся ругаться, называя главного редактора жуликом и шарлатаном, когда ему отказали в деньгах. Так что репортеру из криминальной хроники месье Самсону пришлось применить силу, чтобы выставить наглеца за порог.

Третьим визитером был молодой франт, работавший в министерстве юстиции. Не отрывая хищного взгляда от хорошенького личика Жаклин, он рассказал о том, что, гуляя по набережной Лувра, заметил молодого человека, в руках которого был рулон, обернутый в бумагу. Жаклин насторожилась – это вполне могла быть картина, вот только внешности прохожего он запомнить не сумел. А потом навязчиво, как это делают самоуверенные молодые люди, принялся приглашать Жаклин в ресторан, уверяя, что является ее давним поклонником, убеждал, что не оставляет без внимания ни одной ее статьи и что самую важную часть информацию она услышит, когда разопьет с ним бутылку шампанского «Вдова Клико».

Осторожно подобрав слова для отказа, Жаклин заверила, что у нее уже имеется молодой человек, с которым она может разделить вечернюю трапезу.

Три последующих визита также ничего не дали. Жаклин даже не запомнила посетителей. И вот теперь еще один визит. Седьмой. Возможно, что столь же безысходный.

– Я знаю, у кого может быть картина, – перешел на шепот вошедший.

– Вот как. Любопытно, – ничего не выражающим тоном произнесла Жаклин. Предыдущие визитеры начинали точно таким же таинственным голосом, однако это ни к чему не привело. – И что вы можете нам поведать?

– А это правда? – неожиданно спросил он.

– Что именно? – Жаклин удивленно подняла на вошедшего глаза.

– По поводу вознаграждения.

– Сущая правда.

– А как вы можете доказать?

– Не самый подходящий случай, чтобы целовать крест, но если вы не верите…

– Нет, что вы! – запротестовал вошедший. – Я вам верю.

– Так что вы нам хотите сообщить?

– Я близкий друг писателя Гийома Аполлинера.

Жаклин лишь качнула головой. Весьма нестандартное начало, чтобы пролить свет на исчезновение «Моны Лизы». А может, он просто не в себе? Пристально посмотрев на гостя, она не обнаружила в нем каких бы то не было странностей: твердый взгляд, связная речь. Все как положено. Нужно выслушать до конца, возможно, продолжение будет более интригующим.

– Это весьма интересно, но у нас с вами был разговор о «Моне Лизе».

– Да, конечно, – торопливо согласился посетитель, – я не забыл. Так вот, хочу вам сказать, что этот господин приобрел статуэтки из музея Лувра. Особенно его интересовало древнеегипетское искусство. Вы ведь знаете, что в Лувре оно представлено наиболее полно, чем где-либо.

Жаклин старалась сохранить спокойствие. Невзрачный посетитель, сидевший перед ней на стуле, был человек, которого она ждала последние сутки, осталось только не спугнуть его ни пренебрежительной интонацией, ни резким словом.

– Вы хотите сказать, что статуэтки для своей коллекции поэт Аполлинер получал прямо из Лувра?

– Именно так.

– И кто же ему их поставлял?

– Вы писали о том, что сохраните втайне наш разговор.

– Разумеется. Это журналистская этика, которой мы строго следуем. Можете говорить совершенно безбоязненно. То, что вы здесь произнесете, не уйдет дальше этих стен.

– Вы внушаете доверие, мадемуазель. Человек, который поставлял им статуэтки… перед вами!

Жаклин невольно опешила.

– Вы хотите сказать, что…

– Именно это я и хотел сказать. Я тот самый человек, который пополнял коллекцию известного поэта Аполлинера Гийома. Он приходил в музей, указывал мне на понравившуюся статуэтку и уходил. Я же выбирал момент, когда смотрительницы не будет рядом, быстро брал ее с витрины, прятал под пальто и уносил. У господина Аполлинера просто не хватало для этого духа.

– И вы можете доказать то, что сказали? – глаза Жаклин стали размерами напоминать чайные блюдца.

– Разумеется! Неужели вы думаете, что я мог бы бездоказательно обвинять уважаемых господ? Минуточку, – сунув руку в карман, он извлек из него небольшую египетскую статуэтку и поставил ее на стол.

У Жаклин перехватило дыхание. Сглотнув, она мгновенно узнала статуэтку, на которую всякий раз обращала внимание, когда приходила в Лувр. Эта была миниатюрная статуэтка Сфинкса, вырезанная из ярко-зеленого нефрита. Голову статуэтки покрывала тончайшая пластинка золота. Работа была тонкой и невероятно искусной. Лицо Сфинкса, застывшее в камне, выглядело столь же загадочным, как и лик самой «Джоконды».

– Боже! – не удержавшись, выдохнула Жаклин. Притронувшись кончиками пальцев к гладкой поверхности, она ощутила холод канувшей эпохи. – И вы просто так вынесли эту статуэтку из Лувра, под пальто? – спросила она, не веря в выпавшую удачу.

– Почему же «просто так»? – почти обиделся гость. – Нужно было выбрать момент, когда никто не смотрит. Так вы дадите мне три тысячи франков? – спросил он, вновь спрятав статуэтку в карман.

Вытащив из стола заготовленный конверт с деньгами, Жаклин протянула его посетителю:

– Возьмите. Они ваши.

– Надеюсь, здесь все в точности? – губы визитера скривились в ироничной улыбке.

– Можете пересчитать… Но давайте вернемся к разговору о «Моне Лизе», не хотите ли вы сказать, что поэт Гийом Аполлинер причастен к ее краже? – произнесла Жаклин, лихорадочно соображая, под каким заголовком следует опубликовать сенсационную новость.

– Именно это я и хочу сказать.

– Но вряд ли он сам крал картину из музея.

– Вы невероятно прозорливы.

– И кто же это сделал?

– Я могу вам это сказать, но сумма в этом случае должна быть увеличена втрое.

– Мне нужно посоветоваться с главным редактором. А вы можете сказать, где сейчас находится «Мона Лиза»?

Улыбнувшись, посетитель произнес:

– Могу. Но опять все зависит от размеров вознаграждения. А теперь извините, мне нужно идти. Дела! – он спрятал конверт во внутренний карман сюртука.

– Надеюсь, что когда мы с вами увидимся в следующий раз, вы мне все расскажете.

– Не сомневайтесь! – проговорил посетитель и хлопнул дверью.

Глава 13
Кто вы, комиссар Лепен?

Вчитываясь в броские названия статей, вышедших за последнее время, комиссар вдруг осознал, что против него ополчился весь свет. Каких-то несколько дней назад едва ли не каждая газета пела ему дифирамбы: называла его лучшим сыщиком Франции, а полицию, что он возглавляет долгие годы, лучшей в мире. И вот теперь прежние заслуги были забыты, он превратился в отрицательного персонажа, сделался мишенью для многочисленных насмешек.

– Проклятье! – отшвырнул Марк Лепен в сторону газету.

А ведь не кто иной, как он, сумел отыскать парижского душителя, на счету которого было шесть загубленных проституток. Представляясь клиентом, маньяк уединялся с женщиной в комнате, после чего затягивал на ее шее черный шелковый шнур, а затем спокойно удалялся через запасной выход.

Ведь именно он два года назад руководил операцией по устранению банды грабителей в предместьях Марселя, на счету которой было десятки ограблений и восемь убийств. А полгода назад комиссару удалось изобличить крупную шайку карманников, укравших у господина премьер-министра золотой портсигар (о том памятном случае писали едва ли не столько же, сколько о краже картины Леонардо да Винчи).

Почему сейчас не вспоминают о том, что именно ему удалось отловить шайку международных марвихеров. Шайка действовала весьма изобретательно, представляясь влиятельными и состоятельными вельможами, они «работали» исключительно в тех местах, где любит собираться состоятельная публика: в театрах, на балах, в великосветских салонах. Их дерзость дошла до того, что они стали красть из театральных гримерных дамские сумочки, в которых состоятельные актрисы хранили драгоценности. Один из марвихеров, прослыв знатным соблазнителем, порой умудрялся снимать бриллиантовое колье прямо с прелестной шейки предмета своего обожания. Шайку удалось обезвредить – каждый из участников понес заслуженное наказание. А некоторые наиболее активные члены преступного сообщества теперь работали на каменоломнях в Марокко, укрепляя мощь Франции.

Как быстро меняется благосклонность публики!

Ни о каком отдыхе, какой он обычно себе позволял в начале рабочего дня: чашка кофе – в правой руке, газета – в левой, не могло быть и речи. Его глаза так или иначе упирались в заголовки газет, буквально кричащие:

«Кто он, комиссар Лепен»? «Комиссар полиции вновь в центре скандала», «Господин Лепен, вы не правы!»

– Франсуа, вы читали сегодняшние газеты? – обратился комиссар к своему помощнику – инспектору Франсуа Дриу, сидевшему на соседнем стуле и также просматривавшему журнальные публикации.

Инспектор Дриу выглядел непроницаемым.

– Да, господин комиссар. Мне приходится это делать, все-таки это неотъемлемая часть сыскной работы.

Тряхнув газетой, комиссар продолжал:

– Вы только послушайте заголовки: «Фиаско комиссара полиции», «Кто вы, господин комиссар?», «Будет ли отставка господина комиссара?». Что вы на это ответите, разлюбезнейший инспектор Дриу?

Инспектор Франсуа Дриу, срочно вызванный комиссаром на совещание, вместо предполагаемого обстоятельного разговора был вынужден выслушивать жалобы на журналистов. В какой-то момент Дриу показалось, что сетования могли перерасти в откровенные стенания, однако худшего не произошло, – комиссар Лепен оказался на высоте.

Для инспектора было неожиданно, что Марк Лепен, не однажды встречавшийся лицом к лицу со смертельной опасностью, человек, раскрывший полторы сотни убийств, обладает столь тонкой душевной организацией.

– Это безобразие, господин комиссар! – отозвался Лепен. – Я всецело разделяю ваше возмущение.

– А вы читали последний номер «Энтрансижан»?

– Пока еще не успел, господин комиссар.

Марк Лепен взял со стола очередную газету. Похоже, что он скупал всю периодику и развлекал себя тем, что читал пасквили в собственный адрес.

– В сегодняшнем номере поэт Гийом Аполлинер разродился огромной статьей с критикой в адрес правительства и вашего покорного слуги… Хотите послушать, что он там пишет?

Инспектор лишь пожал плечами, выражая смущенное согласие. Не тот случай, чтобы отказываться от выразительного чтения начальника.

– Не знаю, насколько это уместно с моей стороны, господин комиссар.

Инспектор украдкой посмотрел на часы: большая стрелка, дернувшись, с металлическим звоном остановилась на цифре «девять», меньшая как будто бы продолжала стоять на месте. В коридоре его ожидала толпа из вахтеров и сторожей, дежуривших в день преступления в Лувре, которых следовало допросить самым тщательнейшим образом. Однако комиссар не думал прекращать разговор, продолжая изливать поднакопившуюся горечь:

– Я ценю ваш такт, Франсуа. Вот послушайте… «Вы удивлены, что в Лувре украли картину? А что же вы хотите, господа? В галереях не встретишь ни одного охранника. Национальное достояние Франции стерегут значительно хуже, чем какой-нибудь заштатный музей в Испании. Руководство Лувра откровенно потворствует грабителям и ворам разных мастей. Остается лишь удивляться парижской полиции, возглавляемой комиссаром Марком Лепеном, который совершенно ничего не делает для того, чтобы отыскать украденную «Мону Лизу» и засадить за решетку злоумышленников. Если он и дальше будет потакать грабителям, то мы останемся без национальных сокровищ. Может, пришло время поменять его на более расторопного?» – Сложив газету, комиссар в раздражении бросил ее на стол. – Что вы на это скажете, инспектор?

– Это просто отвратительно! Я не нахожу слов! Они даже просто не знают, о чем пишут, – посочувствовал Дриу.

– Кстати, здесь написано и о вас, – поднял он очередную газету.

– Что же именно? – насторожился инспектор.

– «К поимке похитителя префект полиции привлекает инспектора Франсуа Дриу, который мало чем отличается по расторопности от своего патрона, а не пора ли, господа, отправить их обоих на свалку и поручить дело тем людям, кто действительно способен отыскать «Мону Лизу»?»

– Хм, этот журналист весьма прямолинеен.

– Я тоже это заметил, – буркнул префект. – Есть ли какие-нибудь продвижения в этом деле?

– Кое-что имеется. Картина ограбления примерно такова. «Мона Лиза» исчезла где-то до восьми тридцати утра. Именно в это время ее не было на ее месте. Служащие музея обратили внимание на пустое место, но никто не подумал, что произошло ограбление. В этот день Лувр был закрыт на санитарный день. И ее пропажу констатировали только в девять часов утра в среду. О ее исчезновении главному хранителю было доложено около двенадцати часов. Таким образом, расследование началось только через двое суток после кражи. Более того, за неделю до ограбления в музее было собрание, на котором главный хранитель выступал с кратким докладом о том, что в его ведомстве полнейший порядок.

– Преступная халатность! – крякнул комиссар. – Продолжайте дальше.

– По ходу расследования выяснилось, что в книгу регистрации не были записаны имена и адреса художников, которым разрешалось делать копии с картин. Поэтому кто был допущен в салон в понедельник, установить практически не представляется возможным. Мы, со своей стороны, пробуем выявить всех копиистов, но это чрезвычайно трудная задача.

– Продолжайте работать в этом же направлении. Но я хочу обратить ваше внимание еще на одну статью, – со значением произнес комиссар Лепен.

Инспектор кисловато улыбнулся. Все эти пасквили, видно, очень здорово вывели из душевного равновесия старину Лепена. Придется слепить сочувственное лицо и, набравшись терпения, выслушивать очередной пасквиль. Столь душевное и выразительное чтение ему довелось слушать разве что в далеком детстве, когда матушка читала ему сказки братьев Гримм.

Взяв «Пари-Журналь», комиссар спросил:

– Вам знаком журналист под псевдонимом «Острое перо»?

– Не имел чести быть представленным. Хотя статьи порой пишет любопытные.

– Вот и я о том же, – пробурчал комиссар. – Вы знаете о том, что журнал предложил крупную сумму за любую информацию о пропаже «Моны Лизы»?

– Да, – охотно согласился инспектор. – Я прочитал это сообщение.

– А сегодняшний номер прочли? – пытливо посмотрел комиссар на инспектора.

– Еще не успел, – Франсуа Дриу почувствовал себя почти виноватым. – Опрашивал свидетелей. Их довольно много.

– Так вот, извольте. – Переломив газетный лист пополам, комиссар принялся читать: – «Вчера вечером в редакцию нашего журнала пришел некий господин, который продемонстрировал нам несколько египетских статуэток, похищенных из Лувра. Это лишнее доказательство того, что наш национальный музей не охраняется должным образом. Из рассказа этого господина следует, что фигурки – не единственное его приобретение. В национальном музее налажен весьма прибыльный бизнес, где распределены роли каждого участника: одни присматривают изделия, другие осуществляют кражи шедевров, третьи участники этого преступного замысла – заказчики, для которых, собственно, и существует эта преступная цепочка. В результате нашего журналистского расследования стало известно, что подобным образом пропала картина Леонардо да Винчи «Мона Лиза». И человек, пришедший к нам в редакцию, имеет самое непосредственное отношение к пропаже шедевра. Мы смеем предположить, что заказчик «Джоконды» – весьма влиятельный человек и очень богатый. Так что если картина попала в его коллекцию, то вряд ли когда-нибудь французы сумеют увидеть ее вновь».

Комиссар аккуратно сложил газету и положил ее перед собой.

– Очень откровенно, не правда ли? – хмыкнул он.

– Я бы даже сказал, что более чем, – ответил потрясенный инспектор. – Интересно, как на это отреагирует Лувр?

– Не знаю… Какие-то меры в музее должны принять. Со своей стороны мы не имеем права оставлять без внимания подобную статью.

– Всецело с вами согласен, господин комиссар, – с готовностью отозвался инспектор.

– Я поручаю вам лично заняться этим делом и держать меня в курсе вашего расследования. У вас имеются какие-то соображения?

– Для начала я выпотрошу из этого «Острого пера» все, что он знает, – заверил инспектор.

– Что ж, приступайте, – кивнул комиссар. – Не сомневаюсь, что у вас получится.

Едва за инспектором закрылась дверь, Марк Лепен поднял трубку и набрал номер начальника таможенной службы.

– Господин Легро?

– Он самый. С кем имею честь вести беседу? – прозвучал настороженный голос.

– Вас беспокоит комиссар Марк Лепен.

– А-а, очень рад вас слышать, господин префект. Чем могу быть полезен?

– Сейчас мы расследуем дело о краже «Моны Лизы» из Лувра…

– Да, я в курсе, господин префект.

– Мы очень опасаемся, что картина может покинуть Францию, например, уплыть через Атлантический океан и осесть в какой-нибудь частной коллекции.

– Всецело разделяю ваши опасения, господин префект.

– Не могли бы ваши сотрудники предоставить нам полную информацию обо всех подозрительных личностях, отбывающих в Америку с картинами в руках или с грузом, напоминающим картины?

– Сделаю все возможное. В ближайшее время я вам перезвоню.

– Буду вам весьма благодарен.

Испытав чувство облегчения, комиссар положил трубку.

* * *

Редакция «Пари-Журналь» располагалась на одной из самых длинных улиц Парижа – Риволи, в глубине старинного квартала Маре, занимая на правом берегу Сены небольшой особняк. Довольно милое местечко, где старинные богатые здания стоят рядом с многоквартирными домами ремесленников и рабочих. Этот район несколько столетий назад начали осваивать еще тамплиеры, и вот теперь, по прошествии почти тысячи лет, можно было утверждать, что они не ошиблись в своем выборе: отсюда было недалеко до центра, весьма спокойно – можно было не только черпать вдохновение для статей, но и вкусно отобедать в одном из многочисленных ресторанов, рассеянных в округе.

– Вы не подскажете, где здесь кабинет журналиста «Острое перо»? – спросил инспектор у миловидной девушки с длинными русыми волосами, стоящей у окна и покуривающей длинную тонкую сигарету.

Удивляться не стоило, теперь таких женщин в Париже становилось все больше. «Эмансипация стремительно наступает, если так будет продолжаться дальше, то скоро они начнут носить брюки», – подумал инспектор, задержав взгляд на стройной фигуре в темно-синем приталенном платье.

– Поднимитесь на второй этаж, третья дверь с правой стороны, – последовал быстрый ответ.

– Благодарю вас, мадемуазель, – с чувством проговорил инспектор.

– Мне это ничего не стоило.

Толстые стены особняка спасали от изнуряющей духоты. Внутри здания было невероятно прохладно. Наверняка мраморным статуям, стоявшим на лестнице, лишенным всякой одежды, было до чрезвычайности зябко. Негромко постучавшись, инспектор вошел. Его встретила кабинетная тишина. В небольшой комнате стоял письменный стол, заваленный газетами и листками исписанной бумаги; в высоком стакане – перьевые ручки, испачканные черными чернилами. Вдоль стен громоздкие шкафы (не иначе как времен Генриха IV), а у окна модный секретер, выполненный из красного дерева. Видно, таким и должен быть кабинет журналиста.

Дверь широко распахнулась, и в комнату вошла та самая девушка, которую он повстречал у входа.

– Вы сказали, что здесь сидит «Острое перо», – скрывая неудовольствие, произнес Франсуа Дриу. – Однако я здесь никого не вижу.

– Я и есть журналист «Острое перо». Это мой творческий псевдоним. Так что вы хотели?

– Хм, вот как, – в недоумении протянул инспектор, досадуя на себя за то, что предстоит разбираться с этой худосочной малышкой. – Довольно неожиданно. Мы с вами встречались в Лувре, вы тогда задавали вопросы господину комиссару, но сейчас вы выглядите как-то иначе.

– Все верно, – девушка стянула с головы парик, показав каштановые волосы. – Вся эта маскировка мне порой нужна для работы. Женщина должна перевоплощаться. А что вас, собственно, смущает? – зябко передернула плечами девушка.

– Как вам сказать… Дело в том, что я ожидал увидеть совершенно другого человека.

– Вот как! И кого же?

Инспектор лихорадочно соображал, как следует построить дальнейший разговор: мужчину можно припугнуть кутузкой, взгреть наконец, но как быть с женщиной…

– Я думал, что это будет какой-то восьмипудовый бородач, с кулаками величиной с ведро, а тут… женщина.

– Давайте оставим все эти милые условности. Что вас конкретно интересует?

– Я инспектор Дриу.

Жаклин кивнула:

– Нечто подобное я и предполагала. Так что хочет полиция?

– Дело в том, уважаемая Жаклин, что в сегодняшнем номере вашего журнала был помещен материал, в котором вы написали о том, что в Лувре периодически совершаются кражи. При этом вы ссылались на источник, который якобы продемонстрировал вам статуэтки из Лувра. Я правильно вас понимаю?

Жаклин была довольно высокого роста, и инспектор, не обладая должной статью, чувствовал себя рядом с ней неловко. Ему так и хотелось встать на цыпочки, чтобы выглядеть хотя бы на пару сантиметров выше.

Скрестив руки на груди, журналистка как бы отгораживалась от собеседника, что слегка раздражало инспектора. Хорошенькая головка приподнята, и у него невольно возникло ощущение, что она посматривает на него сверху вниз. Именно такие женщины – независимые, цельные – всегда его манили. Вот только одна беда – у него с ними ничего не получалось.

– Именно так, а что вас беспокоит?

Возрастающее преимущество женщины пугало. Следовало предпринять нечто кардинальное.

– Вы должны рассказать нам о своих источниках, – сухо произнес инспектор Дриу.

– Господин инспектор, а вы знаете, что такое журналистская этика?

– И что же это такое, позвольте полюбопытствовать?

– Мы ни в коем случае не можем раскрывать свои источники. Мы вправе проводить собственное расследование.

– Я совершенно не возражаю против вашего журналистского расследования, Жаклин, но до тех самых пор, пока это не идет вразрез с интересами полиции. А когда здесь затронуты интересы Франции, то спрос с вас особый! Я настаиваю на том, чтобы вы мне рассказали о человеке, пришедшем в редакцию.

– А если я откажусь это сделать?

– В таком случае я буду вынужден применить к вам свои служебные полномочия.

– Что вы имеете в виду?

– Вынужден буду предъявить вам обвинение в соучастии в преступлении. А именно кражи предметов искусства из национального музея. В том числе картины «Мона Лиза».

– Вы же знаете, что ваши обвинения бездоказательны. Мне достаточно нанять хорошего адвоката, чтобы он отмел все ваши нападки.

– Позвольте с вами не согласиться, вы осведомлены о таких деталях, которые могут быть известны только преступнику. И уверяю вас, вашему адвокату будет чрезвычайно сложно. А потом не забывайте такую вещь, как подорванная репутация газеты да и ваша собственная. Полиция умеет доставлять неприятности, когда ей наступают на мозоль, – мило улыбнулся инспектор. – Итак, я вас слушаю.

– Я не знаю, кто этот человек. Он не показывал мне своего паспорта, а спрашивать, где он проживает, не в наших правилах.

– Наверняка он вам говорил нечто такое, что не вошло в материал. Он сказал вам, кому продал статуэтки? – голос инспектора посуровел. Лицо девушки выражало сомнение, осталось лишь слегка надавить. – Итак, я жду!

– Да, он сказал, что продавал их писателю Аполлинеру.

– Поэту Гийому Аполлинеру? – невольно вытаращил глаза инспектор Дриу.

Вот оно как может повернуться. Еще утром тот обвинял в бездействии работников музея, упрекал полицию в некомпетентности, а оказывается, он один из тех, кто активно скупает ворованные предметы искусства.

Инспектор Дриу плотоядно усмехнулся, подумав о том, что вырисовывается главный фигурант.

– Именно так.

Широко улыбнувшись, инспектор Дриу произнес:

– У вас очень красивые глаза, Жаклин. Надеюсь, что мы с вами еще встретимся.