Текст книги "Я украл Мону Лизу"

Леонардо отошел от окна.

– Что с вами? Вы побледнели? – посочувствовал Чезаре. – Может, вы плохо себя чувствуете? Если желаете, я немедленно вызову лейб-медика.

– Не надо, – глухо произнес Леонардо. – Со мной все в порядке.

– Ну и славно… Вам надо беречь себя, дорогой мой Леонардо. Ваши знания еще очень мне пригодятся.

– Эти повешенные…

– Ах, это, – отмахнулся Чезаре. – Это преступники, они заслуживают смерти. Хотя, с другой стороны… Уверен, что мы с вами испытываем одни и те же чувства. Желаю вам дожить до глубокой старости, и поторопитесь с картами, – холодно добавил Чезаре.

* * *

Четыре месяца ушло на то, чтобы спроектировать систему осушительных каналов в захваченном Пьомбино, и еще полтора, чтобы нарисовать карты окрестностей Ареццо, отметить наиболее благоприятные маршруты, по которым войска Чезаре Борджиа должны были подойти к городу.

Леонардо да Винчи встречали в Ареццо как выдающегося земляка, сумевшего прославить Тоскану по всей Италии, – никто из горожан даже не подозревал, что нарисованные фортификационные сооружения отнюдь не дань мастерству архитекторов, а выявление наиболее слабых мест, напротив которых предполагалось установить стенобитные машины. Близ восточных ворот стена, вопреки ожиданию, оказалась настолько тонкой, что достаточно было всего лишь трех залпов, чтобы в крошки разрушить ее…

Из города Леонардо выезжал с тяжелым сердцем, и оставалось лишь надеяться, что Чезаре откажется от захвата города.

Вернувшись в Рим, маэстро тотчас направился на прием к Чезаре. Герцог внимательно выслушал доклад Леонардо о мелиорационных работах в Пьомбино. Одобрительно кивнул, заметив, что осушение болот уже начинает приносить первые плоды: там, где еще вчера зловонили болота, уже была посажена лавровая рощица. С тем же интересом, ни разу не перебив, Чезаре выслушал доклад о фортификационных сооружениях Ареццо и долго рассматривал разложенные на столе карты.

– Сколько же потребуется дней, чтобы взять эту крепость? – наконец спросил Чезаре.

Вспомнив добродушных земляков, что сбежались со всего города, чтобы полюбоваться нарисованным замком, Леонардо не сразу нашелся с ответом.

– Я всего лишь военный инженер, а не солдат. Все будет зависеть от мужества защитников. Но хочу сказать сразу, что число нападавших должно быть втрое больше, иначе город не взять. За первой стеной находится вторая, столь же неприступная. Кроме того, сама крепость хранит еще немало секретов, о которых мне ничего не известно. Вход в них был просто закрыт, и там стояла стража.

Чезаре глубокомысленно хмыкнул:

– Они что, не захотели впустить даже самого Леонардо да Винчи?

– Война не знает исключений, а потом им известно, что сейчас я служу вашему высочеству, и горожане не исключают войны с войсками Папской области.

Леонардо не без труда выдержал пронзительный взгляд одного из самых жестоких правителей Италии. В действительности это было всего лишь частью правды. Вряд ли горожане отказали бы ему в желании осмотреть пороховые башни крепости, даже невзирая на усиленный отряд караула, но он решил довольствоваться тем, что видел снаружи.

– Что еще нужно, чтобы захватить город?

– Стены города сложены из крепкого гранита. Пробить его будет непросто, для этого нужны пушки большой разрушительной силы, – сказал Леонардо, зная, что таковых у Чезаре Борджиа не имелось.

– Значит, говорите, пушки, – задумчиво протянул герцог.

– Именно так, всемилостивый государь, – уверенно заявил Леонардо да Винчи. Заметив, как потускнели глаза Чезаре, он едва сдержал вздох облегчения. – В городе очень сильный гарнизон, а кондотьеры просто не подпустят войска на близкое расстояние, с которого можно обстреливать стены крепости, да и сам рельеф местности не позволяет этого сделать. Лес, большая часть крепости скрыта за деревьями, и выпущенные ядра не принесут урона городу.

– По-вашему, получается, что нет никакого выхода?

Помедлив Леонардо произнес:

– Если мы поставим пушки вот на этот каменистый уступ, – ткнул он пальцем в карту на отметку, очерченную красным карандашом, – то можем не только разрушить стены, но и обстреливать здания в самом центре города. С этой высоты крепость будет видна как на ладони. Город в этом случае не продержится и пару дней.

Чезаре призадумался.

Доводы Леонардо он посчитал вполне разумными. Весьма заманчиво, не вступая в долгое противостояние с противником, уничтожить его живую силу на значительном расстоянии без ущерба для собственного войска. Да и позиция была указана весьма точно: недалеко от главной дороги, а горная тропа, ведущая к вершине, настолько широка, что по ней вполне может пройтись пара лошадей, запряженных бомбардой или мортирой. Вот только идеальный план имел крохотный, но существенный недостаток – у Чезаре Борджиа не было пушек, а то, что имелось, вряд ли могло пробить даже деревянный забор. Следовало что-то придумать.

Леонардо да Винчи продолжал стоять подле стола, терпеливо ожидая ответа Чезаре.

– Сделаем вот что, – наконец произнес он негромким низким голосом. – Мы обратимся за помощью к моему другу герцогу Урбинскому Гвидобальдо да Монтефельтро. Пусть он даст нам артиллерию для войны с Тосканой. Как вам такая идея, Леонардо?

Леонардо да Винчи не сумел скрыть замешательства. Иногда ему казалось, что для Чезаре нет ничего невозможного, он с легкостью разрешал задачи, на которые иные правители тратят всю жизнь. Имея поддержку в лице Папы Римского, он вполне может сделаться величайшим правителем и военачальником. Он стремится объединить Италию под эгидой Святого Престола, и, зная его настойчивость, можно не сомневаться в том, что он непременно достигнет поставленной цели.

– Я не политик, ваше высочество, а инженер.

– Не политик, – Чезаре в задумчивости потер густую рыжеватую бороду, – но что вам мешает стать таковым? Сделаем вот что, вы возглавите посольство в Урбино, к моему другу герцогу Гвидобальдо да Монтефельтро. Добейтесь от него, чтобы он дал нам на время боевых действий свою артиллерию. Надеюсь, вы не возражаете?

– Я у вас на службе, светлейший государь, – глухим голосом отвечал маэстро.

– Иногда я об этом забываю… Когда вы прибыли в Рим?

– Сегодня утром, светлейший государь.

– Вы, наверное, даже еще не отдохнули с дороги? – посочувствовал Чезаре, поджав губы.

– Я принял ванну, переоделся в чистую одежду и поспешил к вам во дворец.

Чезаре одобрительно кивнул:

– Вы успели много сделать. Знаете, где лучше всего отдыхается? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – В дороге! Есть время поразмыслить, вздремнуть. Так что через час вы уезжаете в Урбино. А я за это время напишу герцогу письмо. – Широко улыбнувшись, добавил: – А потом я очень рассчитываю, что он не посмеет отказать в столь маленькой просьбе знаменитому Леонардо да Винчи. И еще вот что, зайдите в мою голубятню и возьмите с собой в подарок Гвидобальдо да Монтефельтро пару вислоухих красавцев. Герцог страстный голубятник, надеюсь, что он оценит мой подарок.

Ровно через два часа небольшое посольство Чезаре, охраняемое конным отрядом кондотьеров, двинулось в сторону герцогства Урбинского. Расщедрившись, Чезаре предложил Леонардо собственную карету, которая по размеру вполне могла соперничать с небольшой комнатой. Внутри кареты были толстые персидские ковры, на креслах мягкие подушки, значительно облегчавшие поездку. Так что Леонардо чувствовал себя в ней вполне комфортно. Запряженные кони резво катили повозку по хорошо укатанной дороге, а могучие рессоры мягко поддерживали ношу. За окном быстро менялась панорама: лавровые рощицы переходили в пшеничные поля, на склонах, выстроившись в ровные ряды, произрастал виноград; в долинах, заросших высокой травой, паслись лошади, обмахиваясь от надоедливого гнуса длинными хвостами. Дорога укачала, неожиданно для самого себя Леонардо смежил веки и скоро забылся глубоким сном, какой случается у человека, утомленного переживаниями и долгой однообразной дорогой.

Глава 6
Не устраивайте мясобойню

СЕНТЯБРЬ 1911 ГОДА. ПАРИЖ

Число коллекционеров, готовых заплатить шальные деньги за «Мону Лизу», было не столь уж и велико – от силы десятка два! Кроме огромных денег и страсти к собирательству, они должны были обладать немаловажной чертой характера – умением держать язык за зубами. Следовательно, очерченный список сокращался еще на четверть. Не всякий человек способен был справиться со столь тяжким грузом: ведь так и хочется протрубить о своем приобретении всему свету. Нужен твердый характер, чтобы суметь удержать язык за зубами.

Отступив на шаг, князь Голицын внимательно осмотрел копию «Моны Лизы». На первый взгляд она практически ничем не уступала оригиналу, вот разве что легкая дымка, спрятавшаяся за спиной Джоконды, не выглядела столь легковесной, как в оригинале. Впрочем, легкий дефект можно было исправить добавлением в раствор белой краски, а потом, размазав контуры, добиться нужного эффекта. Чисто технически проделать подобное несложно, все-таки он успел поднатореть в манере письма Леонардо да Винчи, куда сложнее передать колдовскую улыбку Джоконды – даже тщательно скопировав, разгадать ее секрет не представлялось возможным.

Оставалось лишь слегка состарить нарисованную картину, чтобы растрескался слой лака; затереть образовавшиеся трещинки легким слоем сажи, кое-где подкрасить. На оборотной стороне холста нарисовать музейный номер, поставить клеймо Лувра с короной, лилиями и инициалами королевского музея, а затем можно без боязни продавать заинтересованным покупателям.

Эта была четвертая копия, которую Голицын написал за последние полгода. Возможно, наиболее точная из них. Смеясь, подумал о том, что Леонардо да Винчи пришлось бы изрядно поломать голову, чтобы узнать собственную картину. Причем на каждую копию у него ушло примерно около месяца, в то время как свою картину Леонардо да Винчи рисовал четыре года. Весьма неплохой показатель!

Первая копия осела где-то за бронированными дверьми в особняке банкира Моргана. Вряд ли о ней можно что-то услышать в ближайшее десятилетие.

Вторую копию Голицын отдал меценату Рябушинскому, ради чего совершил кратковременный вояж в Москву. Старик, развернув картину, некоторое время просто гипнотически ее созерцал, напоминая луврского поклонника, в какой-то момент Михаил стал всерьез беспокоиться: а не заметил ли тот подлога? Хотя основания для этого были минимальные: холст был времен Леонардо да Винчи, приобретен в обыкновенном антикварном магазине, торговавшем каким-то средневековым хламьем, о красках тоже не стоило беспокоиться, все они были из растертых минералов, какими пользовались во времена Ренессанса. Кисть – тоже подходящая…

Наконец Рябушинский отошел от картины и с чувством произнес:

– Не думал, что у вас это получится, теперь понимаю, что мой выбор был верен.

Не поскупившись, собиратель сверх обговоренной суммы выложил еще пятьдесят тысяч рублей, заявив, что «Мона Лиза» стоит большего. И как-то мимоходом обмолвился о том, что будет хранить ее в банковской ячейке.

Михаил Голицын грустно улыбнулся: вот она, участь великого шедевра – быть спрятанным от своих поклонников под листами бронированного металла.

– Это достойное место, – сдержанно произнес князь.

Громко рассмеявшись, Рябушинский произнес:

– Понимаю вашу иронию, – после чего сдержанно добавил, будто подслушав мысли Голицына: – Значительное количество выдающихся полотен, что мы видим в музеях, всего лишь копии, а подлинники разошлись по частным коллекциям и находятся в местах, куда доступ посторонним гражданам просто закрыт.

Князь Голицын едва улыбнулся: коллекционер Рябушинский даже не представлял, насколько близок он был к правде.

Третьим клиентом был купец-миллионщик, богатый покровитель искусств и глава большого рода Герасим Морозов, от которого Голицын последние два года получал заказы. Встретился он с ним в его особняке, в Москве, сразу после продажи картины. Не утруждая себя долгими вступлениями, князь произнес:

– У меня есть нечто такое, что должно вас заинтересовать.

– Уж не о «Моне Лизе» ли вы говорите? – прищурившись, поинтересовался Герасим Морозов, разливая в рюмки коньяк тридцатилетней выдержки. – Угощайтесь! Коньяк великолепен.

– О ней, Герасим Петрович, – отвечал Голицын, поднимая рюмку. Граненая прохлада ласкала кожу. Следовало немного подержать коньяк в ладонях, разогреть его, только после этого можно будет по достоинству оценить напиток. – Так как вам мое предложение?

– Я не перестаю вам удивляться, как вам это удалось?

– А вот это лучше пусть останется моей тайной.

– И сколько же вы хотите за картину?

Герасим Морозов хотел выглядеть равнодушным: что может взволновать человека, диктующего в России цены на хлеб? Однако голос в середине фразы заметно напрягся, выдавая заинтересованность.

– Один миллион рублей, – отвечал Голицын и будто бы обжегся, натолкнувшись взглядом на серые глаза купца.

– Сумма немалая, – сдержанно отвечал купец.

– Но сами поймите, Герасим Петрович…

– Хорошо, цена меня устраивает. Картина при вас?

Голицын выпил коньяк в один глоток – самое время, чтобы отметить сделку. Взяв с тарелки небольшой ломтик севрюги, заел.

– Я не рискнул брать ее с собой. Мне следовало сначала узнать, согласны ли вы ее купить. А потом вы даже не представляете, что сейчас творится на таможне. Досматривают буквально всех!

– Понимаю… Весьма трудно раздобыть такую картину, но так же непросто довести ее до заказчика. Знаете, я попробую облегчить вам задачу. Я поеду в Париж, благо что для этого у меня имеется немало уважительных причин. И одна из которых в том, что моя давняя возлюбленная проживает ныне в Версале. Не подумайте, что я хочу воскресить юношеские любовные переживания. Это выглядело бы смешным! Я был тогда непростительно молод и счастлив до неприличия. Просто хочу ее увидеть, – глаза старого ловеласа потеплели.

На следующий день Герасим Морозов выехал в Париж. Договорились встретиться через десять дней в гостинице «Монпарнас», где он забронировал себе апартаменты в половину этажа.

Встреча произошла, как и было условлено, в его номере. Вытащив картину из ничем не примечательного холщового пакета, в каких обычно служанки отправляются за овощами, Голицын аккуратно развернул его на большом круглом столе. Герасим Морозов продолжал пребывать в некоторой романтической растерянности. Надо полагать, что свидание с возлюбленной из далекой юности не прошло для него бесследно – его широкий выпуклый лоб разрезала поперечная складка, свидетельствующая о серьезных переживаниях. Можно лишь только догадываться о разочаровании старого ловеласа: вместо красивой женщины он увидел всего-то осколок прежнего великолепия. Так что лучше не возвращаться в места былого счастья. Приобретенную «Мону Лизу» Герасим Морозов воспринимал как некоторую компенсацию за утраченные иллюзии.

Осмотрев без должного интереса картину, купец нашел, что она в порядке, и, расплатившись, закрыл за Голицыным дверь.

На очереди был аргентинский мультимиллионер Алонсо Фернандо, увлеченный европейским искусством. Среди коллекционеров он слыл весьма тонким знатоком, стремящимся заполучить все самое лучшее. А потому, когда ему предлагали нечто особенное, что может заметно усилить его коллекцию, так он, не особенно торгуясь, приобретал немедленно. Целенаправленно занимаясь пополнением коллекции, он разъезжал по всей Европе, встречался с антикварами, перекупщиками, с полукриминальными элементами, практически со всеми, кто поспособствовал бы расширению его собрания. И вообще, он был не из тех людей, кто предпочитают сидеть на месте, справедливо полагая, что удача способствует тому, кто идет ей навстречу.

Едва узнав об исчезновении «Моны Лизы», мультимиллионер тотчас отправился в Европу, ожидая, что в ближайшее время она всплывет на черном рынке. Такую картину невозможно держать где-то в чулане. Ей непременно нужен хозяин. Однако проходило время, а «Мона Лиза» так и не объявлялась, как если бы ее не было вовсе. Среди антикваров, нередко занимавшихся полукриминальным бизнесом, Алонсо Фернандо имел своих людей, которым дал понять, что если картина все-таки объявится, так он готов купить ее не просто за хорошие деньги, а за очень большую сумму. Вскоре новость через третьи руки докатилась и до Голицына. Князь отправил в гостиницу к Алонсо Фернандо посыльного с запиской, в которой откровенно написал, что у него имеется предмет, ради которого тот прибыл в Париж, приписав в конце номер абонентского ящика, куда следует писать ответ. Вскоре ответ был получен, Голицын облегченно вздохнул: силки были расставлены, оставалось только дернуть за веревку, чтобы заполучить в сеть желанную добычу.

На Голицына с картины внимательно смотрела «Мона Лиза», едва улыбаясь. Всего лишь копия, но мастерски исполненная, неотличимая от настоящей картины. Чего же она хочет ему сказать: укорить за очередное плутовство или подивиться редкому дарованию копииста? А может, о чем-то предупредить?

Закрыв полотно темно-зеленой непрозрачной тканью, князь Голицын приоделся в неброский сюртук бежевого цвета, надел остроносые штиблеты из светло-желтой кожи, вышедшие из моды; небольшой котелок с едва выступающими полями и взял старую трость. В этом непримечательном наряде он совершенно не походил на великосветского франта, каким бывал в Санкт-Петербурге, одевавшегося изысканно и предпочитавшего все самое лучшее. Сейчас он походил на чиновника младшего звена, безо всякой надежды на продвижение. Единственная отрада – посидеть в конце недели за бутылкой бордо, в кругу таких же неудачников, как и он сам. Глянув на себя в зеркало, князь Голицын достал из небольшой картонной коробочки тонкие изящные усики и узенькую бородку и аккуратно приклеил их. Довольный своим новым видом, он решительно вышел из комнаты.

Поймав на углу улицы пролетку, неброскую, с облупившейся краской на дверях, с расшатанными осями, поскрипывающую на каждой колдобине, где вместо сиденья была вчетверо сложенная овчина, коей побрезговал бы пассажир познатнее, но столь любезная младшим чинам, Голицын, плюхнувшись в кресла, бойко распорядился:

– К «Гранд Паласу»!

Простоватый кучер, посмотрев на пассажира, чьи властные манеры и голос никак не соответствовали его одежде, коротко переспросил:

– Куда изволите?

– Ты, видно, приятель, глуховат. Сказано же было, в «Гранд Палас».

– Это мы мигом домчимся! – пообещал извозчик и, энергично тряхнув вожжами, поторопил лошадку.

– Что-то, братец, у тебя повозка скрипучая, – укорил Голицын, в очередной раз подпрыгнув на колдобине.

– Зато плата невысокая, – резонно заметил возчик.

– Как бы твоя телега не рассыпалась.

– Ничего, соберем! – весело пообещал возница, продолжая погонять лошадку.

– А ты, братец, остер на язык, – хмыкнул Голицын.

– Что поделаешь, работа у меня такая. Пожалте, уже добрались! – указал кучер на парадные двери гостиницы.

Вытащив десять франков, Голицын небрежно сунул их возчику:

– Возьми, братец. Купи себе хорошее сиденье, а то я в твоей овчине все брюки перепачкал.

– Непременно куплю, – отреагировал возчик, проворно упрятав деньги.

– Смотри, чтобы без вранья. Проверю.

– Это как вам будет угодно, – озорно хмыкнул возчик и весело погнал лошадку отыскивать нового клиента, тотчас позабыв про данное обещание и про странного господина.

Открыв дверь гостиницы, Голицын тотчас натолкнулся на суровый взгляд рыжебородого швейцара, которого явно не впечатлил внешний вид гостя.

– Чего изволите, месье? – суховато спросил швейцар, сделав вперед два коротких шага, отрезая нежелательному гостю дорогу в гостиницу. Протискиваться между косяком и широким брюхом швейцара Голицын не стал.

– Мне известно, что в этом отеле остановился господин Алонсо Фернандо. Я бы хотел переговорить с ним по одному важному делу.

В глазах швейцара промелькнуло сомнение – трудно было предположить, что у человека в потертом сюртуке могут быть столь значительные знакомства. Господин Алонсо Фернандо был одним из самых уважаемых постояльцев гостиницы, неизменно оставляя обслуге по десять франков (на такое расточительство способен только очень состоятельный человек), так что его обожали поголовно все – от портье до администратора гостиницы. Можно было бы прогнать нахала взашей – информация о гостях отеля была сугубо конфиденциальная, – но если этот проходимец не лжет и у него к аргентинскому миллионеру действительно имеется серьезное дело, то можно будет рассчитывать на дополнительное вознаграждение.

Разглядев в глазах швейцара сомнение, Голицын сунул в его пухлую ладонь пять франков и сказал:

– Это тебе, милейший, на сигареты. Если господин Алонсо Фернандо узнает, кто к нему пришел, так он отвалит тебе в десять раз больше.

Последние слова были определяющими. Разом подобрев, швейцар с почтением сжал в кулак чаевые и прогудел паровозом:

– Ну если так… Сей момент!

Ожидание не затянулось, через две минуты он вернулся. Блеснув в радушной улыбке белыми зубами, так что не оставалось никаких сомнений в том, что щедрое вознаграждение было получено, живо произнес:

– Господин Алонсо Фернандо вас ждет. – Голос приобрел некоторую торжественность. – Он в тридцать первом номере.

– Я знаю, братец, – натолкнулся Голицын на откровенное любопытство. Интересно, что же такое мог ему сказать миллионер?

Поднявшись на третий этаж, князь прошел по длинной зеленой ковровой дорожке к тридцать первому номеру – дверь была приоткрыта, миллионер его ждал.

Негромко постучался. Заслышав приглашение, Михаил Голицын решительно распахнул дверь и, когда вошел в номер, увидел худощавого черноокого брюнета немногим за тридцать. Самое время, чтобы заниматься серьезными вопросами. Хищное привлекательное лицо, легко укладывающееся в правило золотого сечения, выражало уверенность – видно, так и должен выглядеть человек, которому в наследство досталось с десяток металлургических комбинатов, разбросанных по всему миру. Его природную притягательную силу слегка подтачивал разве что несколько тяжеловатый и откровенно изучающий взгляд.

Гостя миллионер ждал: свое нетерпение он выдал лишь крошечным шажком, радушно улыбнувшись, произнес:

– Милости прошу, – несильно пожав руку, Алонсо Фернандо отступил в сторону, приглашая гостя в глубину комнаты. – Прошу садиться. Виски? Коньяк?

– Предпочитаю виски, – сказал Голицын, расположившись в мягком уютном кресле.

– Хороший выбор, – отозвался мультимиллионер, извлекая из шкафа плоскую бутылку виски с каким-то горным шотландским пейзажем на большой этикетке. – Этот виски я открываю в особых случаях. Сегодня как раз тот самый день.

Аккуратно, как если бы каждая капля содержала эликсир жизни, разлил виски по бокалам.

– Не сомневаюсь.

– В тех местах, откуда я родом, люди умеют ценить удовольствия, – слегка взболтав содержимое, он с аппетитом вдохнул сладковатый запах. – Так что вы мне можете предложить? Это действительно то, о чем я думаю?

– Да.

– Почему вы обратились именно ко мне?

Отпив виски, Михаил Голицын одобрительно кивнул, давая понять, что напиток великолепный.

– Мне известно, что вы страстный коллекционер и за стоящую вещь предложите подходящую цену. Ведь вы же прибыли в Париж в надежде на то, что вам удастся купить оригинал. Не так ли?

– Хм, все верно. Вы производите впечатление человека разумного. Но мне бы хотелось знать детали, как вам это удалось сделать. До недавнего времени я считал, что Лувр просто неприступная крепость.

– Понимаю, – едва кивнул Голицын. – Вы хотите знать, действительно ли я тот человек, за которого себя выдаю?

– Что-то в этом роде.

– Мне бы не хотелось вдаваться в детали, это не только моя тайна. Просто скажу, что я хорошо изучил план Лувра. А в санитарный день, когда не было смотрителей, просто снял картину со стены, потом вырезал ее из рамы, спрятал в сумку и свободно вынес через черный ход.

– Так все просто?

– Вы мне можете не поверить, но самые гениальные ограбления имеют весьма простые решения, а большая из них совершается дилетантами.

– Если бы я знал, что это так легко, тогда бы я сказал одному из своих людей вынести картину. В таком случае мне не пришлось бы выплачивать большие деньги.

– Возможно, вы и правы, но теперь картина у меня, и поэтому мы ведем с вами разговор.

Аргентинец рассмеялся:

– Однако в чувстве юмора вам не откажешь. Но я бы хотел увидеть картину.

– «Мона Лиза» – это не трость, которую можно всегда таскать с собой. Сейчас полицейские на каждом шагу, мне бы просто не хотелось влипнуть в скверную историю. Во Франции весьма суровая каторга.

– Ваш ответ меня устраивает. Сколько вы хотите за картину?

– Полтора миллиона франков.

– Вот оно что…

– Вас что-то смущает?

– Согласитесь, сумма не маленькая, мне нужно время, чтобы собрать такие деньги.

Михаил Голицын слегка покачал головой, протестуя:

– Я не могу долго ждать. Вы сами понимаете, полицейские не бездействуют. Французский сыск умеет работать. В любой момент они могут выйти на мой след. А может, уже и вышли…

– Картина находится в Париже?

– Отвечу вам так: картина находится в достаточно надежном месте. Два дня я еще могу подождать, но потом, – князь Голицын развел руками, – боюсь, что мне придется искать более заинтересованного покупателя.

– Хорошо. Договорились. Ваши доводы вполне разумные. Мне тоже думается, что совершать такую сделку в отеле будет неправильно.

– И где же вы предлагаете ее осуществить?

– Там, где не будет посторонних глаз. Например, можно будет в отеле «Ривьера». Вы знаете, где он находится?

Князь Голицын знал. Отель располагался в тринадцатом районе, в одном из самых неблагополучных районов Парижа. По вечерам в его темных переулках собирались клошары и всякий сброд – следовало быть по-настоящему отважным человеком, чтобы поселиться в сомнительной гостинице. Полиция, зная о дурной репутации заведения, держала в нем своих осведомителей, однако преступления в его стенах совершались с ужасающей периодичностью. Не далее как неделю назад в камере отеля была ограблена и задушена чета богатых пожилых англичан, о чем взахлеб писали все парижские газеты. Преступники до сих пор не были найдены, и следствие склонялось к тому, что убийства были совершены случайным гостем. Вот только сыщики почему-то умалчивали о том, что британский гражданин был известным коллекционером и прибыл в Париж с тем, чтобы пополнить свое собрание итальянской скульптурой.

Три месяца назад в негостеприимном отеле опять произошел похожий случай. В одной из подворотен тринадцатого района был зарезан мексиканский коммерсант и страстный коллекционер фарфора, приехавший в Париж, чтобы также пополнить свою коллекцию. По свидетельству очевидцев, собиратель привез весьма крупную наличность и в роковой день выходил из гостиницы с большой сумкой. Однако наличности при нем не обнаружилось.

Можно было бы отыскать еще с десяток подобных случаев, связанных с гостиницей «Ривьера». Рюмка, повернувшаяся в пальцах мультимиллионера, будто бы острие ножа, собрала граненой стороной яркий электрический свет. Князю Голицыну не хотелось пополнить печальную статистику. Нелепо было бы гибнуть где-то в подворотне за тысячи километров от родного дома. Сохранить самообладание было непросто: слухи о преступной сущности аргентинского миллионера не беспочвенны. Лучшего места для предстоящего преступления, чем отель «Ривьера», подобрать было трудно.

– Мне приходилось там бывать, – нейтральным голосом отвечал Голицын. – Когда вы предлагаете встретиться?

– Полагаю, что самое удобное время – это завтра в десять вечера. Вас устроит?

– Вполне, – с готовностью отвечал Воронцов. – Вечером как-то поспокойнее. Чем меньше глаз, тем лучше. А теперь позвольте откланяться, на сегодня у меня запланировано еще немало дел. А напиток просто замечателен, – поднялся с кресла Голицын.

– Из Шотландии. Как мне объяснили, этому рецепту несколько сотен лет. Но, как видите, хорошее не нуждается в изменениях. Я не знаю, как к вам следует обращаться.

– В нашем деле это не главное.

– Разумеется.

Михаил Голицын вышел в широкий ярко освещенный коридор, испытав облегчение. За покорной любезностью аргентинского миллионера, радушной улыбкой и мягким мурлыканьем прятался настоящий хищник, с которым следовало держаться настороже. Это не тот случай, когда нужно подставлять сонную артерию, – перекусит мгновенно…

Спустившись на лифте в холл, князь тотчас столкнулся со швейцаром, почтительно отступившим в сторону.

– Приходите к нам еще. – Теперь он был воплощением любезности. Человек, утверждавший, что деньги портят, был не прав. – Вы для нас самый желанный гость.

– Не сомневаюсь, братец, – сказал Голицын. Терпеливо подождал, пока швейцар распахнет перед ним дверь, и, сунув ему в ладонь заслуженный франк, напутствовал: – Купи себе пряников.

Уже покидая гостиницу, Голицын не мог избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Неприятное ощущение тяжеловатого взгляда давило на плечи, заставляло сутулиться. Распрямив спину, Михаил, беспечно помахивая тростью, пересек площадь и, скрывшись в соседнем переулке, перевел дух.

Кажется, начинается самое интересное.

* * *

Едва за гостем закрылась дверь, как из соседней комнаты вышел тощий, невысокого росточка брюнет с карими пронзительными глазами.

– Ты хорошо его рассмотрел, Рауль? – достал Алонсо Фернандо из буфета рюмку. Наполнив ее до половины, протянул брюнету.

– Да, патрон, – взял Рауль рюмку. – Если повстречаю в следующий раз, то обязательно узнаю.

– Мне кажется, что у него была фальшивая борода.

– Вам не показалось, патрон, так оно и было. А еще у него были накладные усики.

– Ты очень наблюдателен.

– Я долго служил в полиции. Мне приходилось встречаться со всякими типами. А еще мне за это платят.

– Ты слышал весь наш разговор?

– Я боялся пропустить даже слово.

– Ты пей.

В один глоток брюнет выпил виски и мягко установил рюмку в центре стола. Алонсо Фернандо неприязненно поморщился: такой изысканный напиток, со столь тонким ароматом, следует поглощать крохотными глотками, предварительно пополоскав его во рту, чтобы возбудить вкусовые рецепторы. Такой культуре пития уже сотни лет. А таким образом пьют лишь дешевое красное вино извозчики и клошары. Человека, привыкшего литрами глотать самогон, приучить к виски уже поздно.

– Полтора миллиона франков очень большие деньги.

– Да, патрон, – легко согласился Рауль.

Что делать с такими деньгами, он просто не представлял, по его мнению, на жизнь хватило бы и пятидесяти тысяч – можно купить дом, взять девушку замуж из благородной семьи, отложить на старость, и еще останется немало на различные развлечения.

– Эти деньги должны вернуться ко мне. Ты понимаешь, о чем я говорю?