Текст книги "Женщина с глазами Мадонны"

Глава 4

Ксения пробыла у косметолога часа полтора. Она делала общую эпиляцию. Смуглая брюнетка от природы, она не выносила даже минимальной растительности на теле и всерьез подумывала о том, чтобы избавиться от ежика на голове, ведь форма черепа у нее хорошая.

Ксения терпеть не могла брюнеток, ей нравились женщины, похожие на кукол, – со светлыми локонами и большими яркими глазами. Но сама она ни за что не хотела бы стать похожей на таких кукол, быть слишком женственной, нежной, зависимой. Она чувствовала себя рядом с ними суперчеловеком. Она свободна! Даже от тяжелых комплексов юности. Когда-то она просто ненавидела свою внешность. Эти черные, жесткие, непокорные волосы, эту кожу, смуглую в любое время года, которая покрывалась предательскими темными волосками даже на лице, выдавая бурлящие гормоны…

Но однажды Ксения поняла, что все проблемы решаются, и нашла это место, где милые, культурные, профессиональные люди умеют держать дистанцию. Ну да. Нарушение ее личного пространства, особенно в таком интимном деле, как эпиляция, способно привести ее в ярость.

«В принципе, – потянулась на удобном лежаке Ксения, отдыхая после процедуры, – иногда ярость полезна, способность подчинять себе людей, вызывать у кого-то страх даны совсем не многим. Не паранойя, когда человек беспомощнее тех, кого хочет напугать, а сила. Реальная сила». Ксения считала себя сильным человеком. Да, многие в этом не сомневались, но все равно недооценивали ее силу. Лишь сама Ксения способна поставить себе оценку. Хотя еще далеко не «отлично», не на всех уровнях она себя проверила.

Ксения резко поднялась, решительно натянула на голое тело джинсы-стрейч и черную майку без рукавов. Белья она, само собой, не носила, но это не бросалось в глаза: у нее была маленькая грудь. Одежды для разных времен года для Ксении не существовало. Это тоже ограничение свободы. Да и не мерзла она никогда.

– Спасибо, Светик, – сверкнули в широкой улыбке крупные белые зубы. – До скорых, как говорится, встреч.

– До свидания, Ксения, – мягко ответила женщина с открытым, приятным лицом. – Мы всегда вам рады.

Когда клиентка вышла из кабинета, Светлана облегченно вздохнула. Эта девушка неглупая, интересная, в толпе точно не затеряется, и, в принципе, она хорошо к Свете относится, но после ее визитов Светлане не по себе, может быть, ей просто кажется, но у Ксении очень тяжелая, плотная аура. Светлане приходится очень напрягаться, чтобы не ускорить процедуру, делать все в точно рассчитанном, спокойном режиме.

Светлана обработала кабинет, помыла и продезинфицировала руки, а потом сделала энергичную гимнастику для пальцев и кистей. Странное ощущение у нее возникает именно во время работы с Ксенией: руки как будто сводит. Она всегда оставляет себе пятнадцать минут перерыва после этого сеанса. И дело не только в руках: эпиляция – это в принципе очень сложная работа. От нее устаешь, словно силы уходят. Света умела находить всему логичные объяснения. И считала, что усталость и подавленность от того, что она очень близко находится не просто рядом с лицом и телом другой женщины, которой обязана помочь в самом главном стремлении – к совершенству, она невольно погружается в туман чужих проблем, страстей, настроений. Ее могут не замечать, как инструмент, но она-то живой, восприимчивый, иногда слишком впечатлительный человек.

Светлана вышла из своего кабинета и осторожно заглянула в соседний, к подруге Ларисе. Увидела, что Лариса делает Ксении педикюр, послушно кивая в такт какому-то монологу, произносимому хрипловатым, всегда громким голосом. Ксении не нужен собеседник, только покорный и согласный слушатель. Такой она человек.

Света зашла в комнату отдыха, заварила себе чай, села на мягкий диван и мысленно перенеслась к своей дочери Маше. Та после школы, конечно, сходила уже на художественную гимнастику, вернулась домой, разогрела обед, не торопясь поела и помыла посуду. Взяла, как обычно, большое яблоко и пошла в свою комнату, чтобы съесть его в кровати, а потом поспать. Света улыбнулась. Ее дочка любила все. И школу, и гимнастику, и даже делать уроки. Но больше всего любила поесть и поспать. Иногда, вернувшись домой, Светлана обнаруживала в руке сладко спящей Маши яблоко, которое девочка не успела доесть, так одолел ее сон. Машенька – редкое сокровище. Она уже в восьмом классе, но во многом осталась такой, какой была и в детсаду, и в первом классе. Не по развитию, конечно. Дочка у Светы умница – способная, старательная, начитанная. Но она сохранила детские добродушие и доверчивость. И еще она такая красавица. Света не хвастается, но часто говорит об этом самой Маше. А она очень любит, когда ее достоинства замечают другие люди.

Вот и прошла тяжесть. Горячая волна нежности просто затопила Свету, когда она представила себе круглое, кареглазое личико дочери с ямочками на щеках, ее плотную, но складную фигурку. Маша записалась на гимнастику, потому что решила стать тростиночкой. Не стала. К тайной радости Светы. Боялась она этих девчоночьих идей с похудением. Всегда с ужасом смотрела на фото анорексичек, да и не только на фото. У нее были такие клиентки. Нервные, дерганые, уязвимые, жалкие… Как можно вступать в сложную жизнь с хрупкими косточками, обтянутыми сухой кожей! В общем, Маша себя сохранила, потому что больных идей у нее не бывает. И голодать она себя точно не заставит. Ее приятная полнота нисколько не мешала ей быть одной из лучших гимнасток в школе. Природа дала ей легкость и грацию. Вот такая золотая девочка. Вчера звонил Машин отец – Григорий. Они со Светланой развелись несколько лет назад из-за его пристрастия к спиртному. Он столько раз «завязывал», что Света совсем перестала ему доверять. Сама, может, и терпела бы: он не буянил, не водил домой собутыльников, – но девочке не нужно видеть отца, от которого несет перегаром, который вдруг начинает нести какую-то чушь, хотя на самом деле человек неглупый. Но деградация – вещь жестокая. Маша хорошо относится к отцу, вот пусть и продолжает так относиться, когда он приходит раз в неделю – трезвый, собранный, адекватный, хорошо одетый и побритый. Света хочет, чтобы Маша видела только таких мужчин. Девочке ведь придется когда-то делать выбор. Он должен быть спокойным и точным. А не от противного, когда девушка, насмотревшись на пьяного отца, может попасть во власть трезвого, но жестокого или, к примеру, алчного человека. Гриша согласился со Светой. Расстались они не трагически, без скандалов, тем более у него была квартира матери, и имущество не делили.

Он приходил к ним в нормальном состоянии, но Света немного устала от того, что каждый раз приходилось бояться: а вдруг явится пьяным? Любовь давно прошла, но она не имела права лишить Гришу возможности видеться с дочерью. От воспоминаний о бывшем муже опять испортилось настроение. Светлана знает, что он хочет вернуться. Он может попытаться вызвать жалость у дочери. Маша пожалеет. Но не нужно это никому из них. Света вообще была уверена в том, что никогда не позволит себе повторить опыт замужества. Что для нее все эти страсти и влюбленности, которые так отравляют жизнь других женщин, – ничего не значат. Что сравнится с продуманным покоем? С жизнью, в которой нужно заботиться только о Маше? Да, в этом и только в этом был смысл ее замужества – дочь. Есть Машенька – и достаточно.

Света вышла из комнаты отдыха как раз в тот момент, когда Ира подавала кофе следующей ее клиентке. Крупная дама с круглым лицом и тяжелым подбородком радостно улыбнулась Свете.

– Здравствуйте, Валентина Васильевна. Спокойно допивайте. У нас есть время, я вас жду.

– Да, – кивнула клиентка. – А я так боялась опоздать, кофе не стала дома пить.

Валентина Васильевна практически поселилась в салоне. Она делала все существующие косметические процедуры, особенно любила маникюр и педикюр. Очень часто стриглась, причем у всех мастеров подряд. Предпочитала крутые кудряшки. И еще она всех грузила своими делами и настойчиво требовала совета. Она, конечно, выглядела достаточно ухоженной, но красивее, чем была от природы, не стала. И иногда немало утомляла. Но к Валентине Васильевне все относились хорошо, как к общей родственнице. Здравствуйте, я ваша тетя.

Из кабинета Ларисы вылетела Ксения, круто свернула, чтобы не сбить с ног Светлану, быстро расплатилась, на ходу натянула легкую спортивную куртку и, прижав к губам ладонь, сдула с нее в сторону всех присутствующих воздушный поцелуй.

– Пока-пока, девочки-мальчики, скоро позвоню, я вас покидаю.

Широким шагом Ксения пересекла холл, вышла на улицу, на стоянке села в свой иссиня-черный «Лексус», выехала на проезжую часть и ловко встроилась в довольно плотный ряд, который двигался к ближайшему перекрестку.

Она маневрировала в потоке машин, не снижая скорости. Вдруг перед ней запетлял мотоциклист. Ксения чуть не врубилась в него. Выругалась, дала задний ход, потом опять рванула, проскочила на поворот… И почувствовала, как машина стукнула что-то мягкое на переходе. Она опять дала задний ход, выглянула в окно… Уже стемнело, но было видно, что плохо дело. На переходе лежала женщина и, кажется, ребенок. Кто-то из прохожих бросился к лежащим, какая-то машина попыталась перегородить дорогу Ксении, но она умело вильнула и умчалась на бешеной скорости…

Глава 5

Вера открыла своим ключом входную дверь квартиры Тони, которая жила на пять этажей ниже. Так они решили, чтобы Тоне лишний раз не вставать и не тревожить больную ногу. Перед тем как спуститься, Вера всегда звонила по телефону. Позвонила и на этот раз. Но о том, что она была в салоне, не сказала. Вошла в гостиную в своем домашнем темно-синем брючном костюме из велюра и молча уставилась на соседку. Та лежала с книжкой на диване, дочитала страницу, неторопливо отложила книгу на журнальный столик, подняла глаза на Веру и улыбнулась.

– Вера! Вот ты стоишь, такая надутая и нахмуренная, потому что приготовила речь? Ты хочешь сказать мне: «Ну, и что? Вот я отдала целую кучу денег, как ты советовала, а ты меня по-прежнему не видишь!» Так вот: я вижу тебя. Ты там была! Не то чтобы первый приз на конкурсе красоты. Ты лучше! Там все одинаковые. А ты стала похожей на себя, ту, прежнюю.

– Правда, что ли? – напускная серьезность слетела с Веры. Глаза распахнулись, как у осчастливленного ребенка. – Тебе нравится?

– Дело не в этом. Дело в том, что нравится тебе. А я… Ну, может, постричь тебя можно было короче, еще больше осветлить, уложить как-то пышнее. Но это не тот шерстяной носок, который ты носила на голове вместо волос.

– Так. Ты никогда не врешь. Значит, он меня не разводит на деньги, потому что я еще записалась. Как раз чтобы откорректировать длину, сделать укладку пышнее с каким-то биораствором… Даже странно. Как это у вас совпало. Ты случайно не устроилась к ним работать диспетчером на телефоне?

– Вера!

– Только не называй меня дурой. Я обижаюсь, даже если это правда. Я просто тугодумка. И ты не обижайся. Я же сказала, что ты никогда не врешь. Я еще к косметологу записалась. Вот этого очень боюсь. Кожа у меня такая, сама лишний раз боюсь дотронуться до лица. Как начнется раздражение, избавиться не могу.

– Вот тебя и протестируют, помогут избавиться от раздражений. У тебя, кстати, след от старых расчесов на щеке и подбородке. И вообще при такой коже и цвете лица вид всегда такой, как будто ты просто плеснула утром на себя водой, в зеркало не глядя.

– Это не вид. Это на самом деле так, – Вера удобно устроилась с ногами в глубоком кресле. – Не высыпаюсь я. Ты же знаешь. А раздражения еще и от частого мытья. Вода эта с хлоркой…

Вера работала на ювелирной фабрике. Ее смена начиналась в семь утра. Она, как робот, заходила вместе с другими работницами сразу в зал с душевыми кабинами, там они раздевались догола и мылись тщательно под видеокамерами. После смены та же процедура. Бывали случаи, когда кого-то, заподозрив в краже, обыскивали по полной программе. Везде. Иногда находили. Чаще – нет. Вера не представляла, как люди переживают подобное унижение. Она старалась побыстрее забывать такие истории. А вообще свою работу любила. В украшениях разбиралась. Хотя много лет сидела на одной маленькой операции. Как все. У каждого – своя ответственность.

– Я понимаю, моя дорогая. И вместо того, чтобы поспать днем, ты бежишь нам с Катькой помогать. Работаешь ты с мертвыми бриллиантами, а сама – живой бриллиант.

– Ой, – покраснела Вера. – Ты что! Мне неловко, когда меня так хвалят ни с того ни с сего. Я не хочу спать днем. Если лягу, проснусь ночью. И промучаюсь потом два часа до звонка будильника. Будешь сейчас есть или Катю подождем? Перцы фаршированные я сделала. Еще горячие. На кухне оставила. Запах… Я дома поела, а в лифте чуть опять в кастрюлю не залезла.

– Катю, конечно, подождем. Она скоро придет. У тебя все так вкусно, что можно и холодным есть.

– Нет. В еде должен быть порядок. Когда Катюня придет, я сразу в микроволновку суну. А вот и она, дверь открывает. Я – на кухню.

В прихожей Вера улыбнулась худенькой сероглазой девочке-подростку, которая поставила ранец на пол и надевала комнатные тапки.

– Как ты вовремя пришла. Иду обед разогревать. Пока ты руки помоешь, все будет готово.

– Тетя Вера, – задумчиво проговорила Катя, – ты сегодня какая-то красивая.

Вера внимательно и подозрительно посмотрела на Катю.

– Тебе мама так велела мне говорить?

– Ты чего, теть Вера, зачем мне мама такое скажет?

– Ладно, прости меня, я пошутила, как всегда, неудачно. В салоне красоты я была, вот так. И то, что ты видишь, – только начало.

– Супер. А мне туда можно?

– Наверное, – Вера быстро стала считать в уме свою заначку. – Когда пойду, обязательно спрошу, стригут ли там детей. Хотя ты и с косичкой очень хорошенькая.

– Спасибо, – устало и безразлично сказала Катя и пошла в ванную. Вера часто говорила ей приятные вещи, наверное, с рождения. Потому Катя маленькой думала, что Вера – ее родная тетя. Конечно, Вера говорила все это искренне, потому что добрая и любит ее. Но девочка уже знала, что не все на нее смотрят такими глазами. Значит, слова тети Веры не считаются истиной.

Обедать в кухню пришла и Тоня, опираясь на палку. Впереди у нее много проблем. Еще одна операция, преодоление… Это значит – все ее сбережения уйдут. И поиски другой работы придется начинать. Тоня была тренером по гимнастике в спортивной школе. Возможно, она сумеет справиться и восстановиться полностью. Но заранее ей никто никаких гарантий не дает. Если все пойдет не так, то инвалидность обеспечена. А пока они втроем, вслух ни о чем не договариваясь, делают вид, что у Тони отпуск. И ей самой так часто кажется.

Вера разлила по тарелкам вчерашний борщ, в который сегодня добавила маслины для оригинальности, на второе подогрела перцы. Сама она твердо решила не есть здесь, потому что у нее выходило даже не по два обеда, а больше. Пока попробует все во время готовки, потом у Тони с Катей поест, вечером не выдерживает и садится есть со своими мужчинами. Но… как-то неудобно ничего не делать, когда при тебе едят. Вместе – это занятие, удовольствие, тепло и уют.

После обеда Тоня с дочкой ушли в гостиную разбираться с Катиными домашними заданиями. Вера быстро и умело помыла посуду, все убрала. Когда она вошла в комнату, Катя уже ушла к себе делать уроки, а Тоня, что для нее было необычным, смотрела телевизор с потрясенным видом.

– Вера, я так растерялась, что не успела тебя позвать. У нас, где-то рядом с метро, на переходе водитель сбил женщину с ребенком. И скрылся! И непонятно, что с ними. Увезли в реанимацию.

– Ужас! Сколько же сволочей развелось. Слушай, может, ничего страшного. Ты прямо побледнела. Раз в реанимацию, значит, живы. Выключай этот телевизор. Узнаем потом.

– Да. Это от того, что я не выхожу, так все воспринимаю, наверное. И потом место узнала. Недалеко от салона «Шоколад». Это же совсем рядом, и моя Катя там часто гуляет.

– Да и я бы испугалась, если бы увидела. Но ты не переживай, все будет хорошо! Я поспрашиваю у людей, может, кто-то знает подробности. Я и в салоне могу спросить! Вот! – Вере было стыдно перед собой, но она почувствовала что-то вроде гордости из-за того, что у нее появился в жизни салон, какой-то другой круг или даже мир…

Глава 6

Голая Ксения сидела по центру круглой кровати, скрестив ноги и прислонившись спиной к обнаженному, мускулистому торсу мужчины, чья крупная рука, вся в наколках, обнимала ее живот. Ксения смотрела на экран телевизора.

– Подожди, Нарик, дай досмотреть.

– Я вообще не понимаю, – произнес мужчина, – ты вообще нормальная? Я ждал тебя, а ты приходишь типа телек посмотреть!

– В чем дело! – почти рыкнула Ксения. – Я смотрю пять минут. Ну вот, кончилось. Я могла что-то пропустить из-за тебя.

– Ты что-то там ловила? – изумленно спросил Нарик.

– Да. На переходе кто-то сбил женщину и ребенка и уехал с места происшествия.

Нарик снял свою руку с живота Ксении и положил себе под голову. Его лицо – достаточно необычное, интересное, со скульптурно выделенными скулами и тяжелой челюстью – выражало крайнюю степень изумления.

– Может, нам собраться по-быстрому и устроить план «перехват»? Ксю, или ты решила мне дать отставку, или ты заболела.

– Чего ты заводишься на ровном месте! Просто я в том районе была сегодня. Вот как раз этот перекресток проезжала. Пыталась понять, когда это случилось: до того, как я выехала из салона, или после. Ты не дал.

– А что это меняет?

– Ничего. Просто мне было интересно. Знаешь, если такую ерунду надо объяснять, давай проедем.

– Да не надо объяснять, – пожал могучими плечами Нарик. – Это ты заводишься, а не я. Ну, и чем дело кончилось? С этими, которых сбили.

– Не поняла. Увезли.

– Если с головой накрывают простыней – то все, – деловито объяснил Нарик. – Накрыли?

– Вроде нет, хотя я этого не видела. То ли не показали, то ли ты помешал.

– Сказали-то что?

– Что-то про реанимацию.

– Да, ты не в форме. Реанимация – это не морг. Ну что, поговорим об этом? – его небольшие темные глаза смотрели уже насмешливо.

– Вот странно мне твое удивление, – Ксения перевернулась и легла на его широкую грудь. – Ты считаешь, я не способна на сочувствие и сопереживание?

– Ну, как-то так. Не очень ты смахиваешь на мать Терезу.

– Ох. Прям приговор. А вот надену длинное платье, завяжу белый платочек – и буду вылитая мать Тереза. А вот ты как ни рядись, все равно будешь Нарциссом, совершенно верно придумал ты себе имя, товарисч Петя Иванов.

– Это не имя, просто рабочий псевдоним. Как у всех моделей. А не потому, что мне стыдно быть просто Петей Ивановым. Я люблю своих родителей, их фамилию и имя, которые они мне дали. Слушай, у нас сегодня все пошло как-то не так.

Он сдвинул ее и попытался встать.

– Ну, конечно. Так я тебя и выпустила! Еще посмотрим, кто на самом деле из нас не в форме и хочет тупо сачкануть.

Ксения одним движением уложила парня на место, крепко сжала его предплечья.

– А теперь попробуй выбраться!

– Не буду. Ручки у тебя, конечно, нежные, но они железные. Чувствую, завтра придется синяки замазывать.

– И не только. У меня ногти никогда не ломаются. Возможен только аппаратный маникюр. Я люблю острые концы.

– Ни боже мой! Не пугай меня увечьями. Мне платят за целостность натуры.

Он прижал Ксению к себе, закрыл губами ее неподатливый рот с ядовитым язычком. Она гадюка, поэтому он боится ей надоесть. Он проще, несмотря на свою врожденную и приобретенную с помощью профессионалов экзотическую внешность.

Они занимались любовью, ходили вместе принимать душ и опять занимались любовью. Иногда ели, пили. Он уже засыпал, когда Ксения прошептала в ухо:

– А давай что-нибудь придумаем… Новое.

– Потом. Я сплю. Мне рано вставать.

Засыпая, Нарцисс думал о том, что, кажется, это начинается. Ей скучно даже любовью заниматься, как обычные люди. Ей нужны какие-то выверты. А он не уверен, что ему это нужно. А она… нужна. Ее хочется удержать.

Глава 7

На этот раз Вера почти уверенно прошла холл салона красоты, взглянула на себя в боковое зеркало мельком, не вглядываясь в детали, чтобы опять не впадать в панику и не терзаться сомнениями. На ней была дешевая джинсовая юбка, которая выглядела точно так же, как дорогая фирменная – Вера умела выбирать вещи, – и черный облегающий джемпер с рукавами до локтя и овальным вырезом, как раз чтобы была заметна глубокая ложбинка на высокой и полной груди. Но Вера к этому не стремилась, просто у нее почти вся одежда была такой. Тоня говорила, что это красиво. А бывшая одноклассница Наташка, завистливая и желчная соседка, постоянно задавала один и тот же вопрос: «А ты не можешь не выставлять постоянно свои грудЯ? Или тебе кажется, что это красиво?» Вера совершенно искренне не знала, красиво это или нет. Просто у нее вот так. Она ничего для этого не делала. Может быть, лучше быть плоской, как Наташка? Она, конечно, смотрится более стильно. Но Веру так обижало слово «грудЯ», что она не хотела ничего объяснять. Наоборот: защищалась. И даже немножко нападала.

– Да! Мне кажется, так красиво. На силиконы денег нет, поэтому я старые колготки в лифчик подкладываю. И, знаешь, на юге мне проходу не дают. Может, и тебе попробовать?

Наташка насмешливо складывала свои тонкие губы и выдыхала:

– Ой, я не могу – она шутить пытается! Ты еще мне опять расскажи, что у тебя глаза голубые. И тебе все об этом говорят.

У Веры были большие и откровенно голубые глаза. И ей действительно часто об этом говорили. Но когда Наташка так откровенно издевалась, Вере казалось, что это действительно неправда, и возражать глупо, и даже плакать хотелось от обиды. А Наташка уходила, гордая и победившая.

Так. Без комплексов не вышло. «Ну, просто дура какая-то», – тихо шепнула Вера своему отражению и вошла в зал перед ресепшеном. Ира улыбнулась ей, как хорошей знакомой, вышла навстречу, предложила присесть на диван.

– Здравствуйте, Вера. Вы такая пунктуальная. Опять ровно на пятнадцать минут раньше пришли. Садитесь. Сварю вам кофе. К кому вы сначала планируете – к Светлане, косметологу, или к Володе – причесываться? Они примерно в одно время освободятся.

– А к кому лучше сначала пойти? – спросила Вера.

– Я думаю, к косметологу. Чтобы потом прическу не портить.

– Да, конечно.

Вера села за столик. Пыталась смотреть журналы, но так волновалась, что картинка плыла перед глазами. У нее следы аллергии от постоянного мытья – на лице, на груди. Это вообще может показаться какой-нибудь заразной болезнью. Еще не хватало, чтобы ее выставила косметолог. Это будет такой позор, который вынести невозможно. Пока Ира варила кофе, Веры мучила себя любимым вопросом: «Может, сбежать отсюда?» В это время Ира подошла с подносом, поставила перед ней чашку кофе, подала пакетики со сливками и шоколадки в яркой обертке. Вера улыбнулась, поблагодарила и растерянно пожала плечами. Ей стало неловко, что она помышляет о бегстве. Ира не поняла, но улыбнулась в ответ и сказала ровно то, что было нужно: «Все будет хорошо». И Вера вдруг успокоилась. Она глотнула горячий кофе и вспомнила, что обещала Тоне узнать о происшествии.

– Ирина, а вы не смотрели по телевизору сюжет о том, как рядом с вашим салоном на пешеходном переходе кто-то сбил женщину с ребенком?

– Ой. Такой ужас! Мы потом смотрели повторы. А рассказала нам клиентка. Она сама видела, как раз вышла из метро и собиралась перейти на нашу сторону перед этим перекрестком. Вообще это страшное место. Мне всегда не по себе, когда там проезжаю. Вылетит кто-нибудь из-за угла… Они же теперь скорость не снижают, да и на зеленый свет летят. Отморозки. И этот гад ведь скрылся!

– А что с женщиной и ребенком, не знаете?

– Доставили в больницу. Не знаю, в какую. И не знаю, обоих ли. Но фамилию установили. Наверное, можно эту новость найти в интернете. Если хотите, я посмотрю, пока вы будете у нас, самой любопытно.

– Даже не знаю… Ну, если не трудно. Я бы позвонила по справочным. Или подруга моя. Она сейчас дома с переломом. Одна все время. Девочка в школе. Тоня переживает все сильно. Хотелось бы все узнать, чтобы успокоиться.

– Отлично. Договорились. А вот и Светочка за вами пришла.

Света показалась Вере очень красивой. Глаза зеленые при каштановых волосах – это так шикарно. И улыбка хорошая. Такая не выгонит с воплем: «Ты заразная». Они вошли в маленький уютный кабинет, Света показала на стул перед твердой кушеткой, покрытой белой крахмальной простыней.

– Удобнее нам будет, если вы джемпер снимете. Ой, извините, немного задумалась и забыла спросить, что мы делаем.

– Что скажете, то и делаем. Я не знаю. У меня все – ужас.

– Так. Начало хорошее. Тогда поступим, как я предложила. Вы снимаете джемпер, ложитесь, а я посмотрю кожу. Сразу вижу, что она у вас нежная, есть пигментные пятна.

– Это не пятна, то есть не пигментные… Или пигментные, не знаю, как называется, – Вера легла на кушетку. – Аллергия у меня. Я работаю на ювелирной фабрике. Моемся, когда приходим и перед уходом. Вода очень хлорированная. Надо бы чем-то мазать. Нам даже выдают какие-то кремы. Валяются дома. Устаю очень, некогда. А ночью начинаю все расчесывать. Такая у меня история. А я боялась, что вы подумаете, будто это болезнь кожная, заразная.

– Я – профессиональный косметолог. В кожных болезнях разбираюсь. Вы здоровы. И кожа такая, что многие позавидовали бы. Тонкая, нежная. Но потому она и страдает в большей степени, чем грубая. Ухода, конечно, эта бедная кожа не знала. Я предлагаю следующий план действий. Сначала заняться укреплением тонуса, потом…

– Ой, минуточку, – Вера и лежа умудрилась поднять руку для вопроса, как на уроке. – В смысле, мне еще раз приходить?

– Смысл моего плана действий – это регулярный уход. Это так же элементарно, как нельзя постричь волосы, чтобы они всегда были одинаковой длины, или сделать маникюр навсегда. А будет ли у вас такое желание – это не мне решать. Принято считать, что женщина занимается собою, когда у нее есть для этого настроение. На самом деле настроение может появиться именно в результате хорошего ухода. Это важно. Вы так не считаете?

– Я считаю, – серьезно ответила Вера. – Деньги я сейчас в уме считаю. Не обращайте внимания, Светлана. Это я так.

– Вам не нужны самые дорогие процедуры. Я все же скажу, что, на мой взгляд, нужно делать.

– Ой. Только не говорите. Я всего такого боюсь. Когда мне у стоматолога говорят: «Сейчас будем сверлить», – я просто умираю. А когда не говорят – ничего, терпимо.

– Ну, вы сравнили. Косметические процедуры в основном приятные. Сейчас я немного почищу ваше лицо, потом – скажу все же – будет немного горячо… Но предупреждаю для того, чтобы вы мне сказали, если будет слишком горячо.

Вера закрыла глаза, ей было не просто приятно. Ей стало ужасно приятно. И она, конечно, опозорилась. Не просто уснула, но и всхрапнула. От этого открыла глаза и в ужасе посмотрела на Свету:

– Мне приснилось или я правда храпела? Мне глаза нельзя закрывать, сразу засыпаю.

– Вы сейчас такая забавная, – рассмеялась Света. – Розовая, глаза голубые, перепуганные, как у ребенка. Вы мне чем-то мою дочку напоминаете, хотя мы, наверное, ровесницы.

– Ну, конечно, скажете такое. У вас дочка, конечно, маленькая, а я скоро бабушкой стану, бывшая подруга так говорила, когда меня пыталась обидеть. Но это правда. Сынуле девятнадцать стукнуло. Все может быть запросто. У него девушка есть.

– Знаете, я в возрасте женщин по роду занятий должна разбираться лучше других, наверное, но сейчас не всегда скажу, кто везет коляску с новорожденным ребенком – мама или бабушка. Так что не надо бояться стать бабушкой. Внешность зависит от генетики и уровня внутренней чистоты женщины. Такое мое мнение. Вот и все на сегодня. Не пугайтесь сейчас того, что кожа покраснела. Это пройдет. Завтра вы увидите уже какой-то результат. Заплатите Ирочке уже после того, как все сделаете у Володи.

– Спасибо.

Вера встала с кушетки, оделась и старательно отвела взгляд от зеркала. Уж если доброжелательная Света сказала: «Не пугайтесь», – значит, там что-то страшное.

– Приходите. Записаться на следующий сеанс можно сейчас, а можно позвонить, когда будет удобно.

– Я сразу запишусь, – уверенно сказала Вера, чувствуя себя так, как будто она ступила на лед, прошла часть пути, а лед треснул под ногами. И вперед страшно, и назад нельзя. Муж и сын ее не поймут никогда.