Текст книги "По большому счету"

Население России даже не бежало, а удирало от рубля. Как только у людей появлялись свободные средства, они тут же их обменивали на доллары. Доверия к рублю и финансовым властям не было вовсе. В конце января 1995 года валютные резервы были истощены. Тощие резервы – как последний шаг у развилки двух дорог. Куда же идти: вернуться к мобилизационно-административным методам распределения валютных ценностей или сохранить рыночный механизм обмена и распределения иностранной валюты?

МВФ, который кредитовал Россию, говорил, что надо резко начинать политику финансовой стабилизации. Логика следующая: усталой, измученной прежде всего либерализацией цен российской экономике нужна хоть какая-то стабильность. Конечно, все понимали, что речь не о стабильной сытости. Речь о фиксации ситуации: нужно время, чтобы перевести дух.

МВФ, от кредитов которого сильно зависела власть, подталкивал Россию к введению фиксированного курса рубля. Первый вице-премьер Анатолий Чубайс был полностью согласен с этим и пер как танк, торопил власти[94]94
  Стрелецкий А. Юбилейная встреча в Давосе. Анатолий Чубайс заявил, что ради финансовой стабилизации правительство может ввести фиксированный курс рубля // Независимая газета. 1995. 28 января.


[Закрыть]. Доводы МВФ ему казались логичными: многие страны прошли через это, и для России это тоже неизбежно. Смысл мероприятия заключался в том, что вся фискальная и денежно-кредитная политика страны должна фактически ориентироваться на поддержание фиксированного курса. Он был придуман в 1944 году в американском городе Бреттон-Вудсе и поэтому получил название Бреттон-Вудской валютной системы. Тогда там ввели правило, что резервной валютой для международных расчетов будет американский доллар, а все национальные валюты жестко привязывались в определенном фиксированном отношении к нему и уже через него – к золоту. После Второй мировой войны многие страны внедрили эту политику. Но со временем мировая система менялась, росла и валютная система: страны стали отказываться от фиксированного курса. России, которая пропустила период рыночной стабилизации после Второй мировой войны, нужно было осуществить то, что применили другие страны раньше. Так говорили в МВФ.

Парамоновой давление Чубайса и МВФ не нравилось. Их план был слишком жестким и резким. Они хотели загнать Россию в 4–5 % ВВП дефицита бюджета уже в 1995 году, когда при самой большой экономии получалось лишь 7–8 % ВВП. Россия просто не вписывалась в такой дефицит в столь короткие сроки. Хорошая теория для учебника, но на практике требовалось время. МВФ всегда задавал очень высокие темпы для любых преобразований. Но скорость была определена для лошади, а бежал на самом деле слон. Поэтому не всегда получалось сделать так, как хотелось бы.

Но Парамонова – госбанковский ветеран – не знала, что предложить взамен фиксированному курсу. Она не представляла себе, есть ли вообще альтернатива. Парамонова убедила Черномырдина подождать с фиксацией курса для балансировки финансовой системы. Премьер, признав аргументы трезвыми, к ней прислушался, не поддавшись напору Чубайса. Ему невооруженным глазом было видно, что сейчас российский бюджет не вписывается в ограничения по дефициту от МВФ. К тому же Парамонова боялась не входа в фиксированный курс, а выхода. При высокой инфляции он означал нарастание диспропорций и неизвестные последствия при выходе из режима фиксированного курса. И Парамонова прекрасно понимала, что за все перекосы и катаклизмы при выходе будет отвечать именно Центральный банк. Козлом отпущения выберут ее. Она не хотела рисковать.

Выторговав передышку у премьера, Парамонова не знала, что будет дальше. Она постоянно думала о фиксированном курсе, эта тема беспокоила ее. Она обреченно размышляла, что настанет пора уступить МВФ. Вряд ли передышка продлится долго. Центробанк и так жестко поступил со всеми: резко сократил финансирование дефицита бюджета и ввел нормы резервирования на остатках средств коммерческих банков. Из-за того, что он перестал печатать деньги для погашения дефицита бюджета, стали расти неплатежи: бюджет просто-напросто отказывался от своих обязательств. Банкиры же возненавидели и. о. председателя за новый инструмент – резервирование на остатках средств комбанков. Для банкиров это означало временную блокировку части активных, высоколиквидных денег. Впервые свобода в использовании своих средств у банка стала ограничена. Такой монетарной мерой Парамоновой удалось остановить волну валютных спекуляций. Жестко, но этого было мало. МВФ требовал идти дальше.

Парамонова думала о валютной дилемме все время: и когда шла по жаркой улице в аэропорту к машине, и когда ехала в Тель-Авив в прохладном кондиционированном салоне автомобиля и смотрела на мелькающий пейзаж израильских улиц. Фиксированный курс стал главной заботой: когда и как его лучше вводить, а главное – как из него выходить.

Глава израильского ЦБ Якоб Френкель был рад принять у себя российских коллег. «Какая же вы смелая женщина», – неустанно повторял он Парамоновой. Это не был дежурный комплимент. Френкелю, грамотному экономисту и улыбчивому мужчине невысокого роста, и вправду казалось, что быть председателем ЦБ такой огромной страны, как Россия, которая трудно-претрудно переходит к рыночной экономике, сродни подвигу. Парамонова холодно улыбалась на восторженные реплики Френкеля и задавала вопросы о финансовой политике. Он с готовностью рассказывал о том, как был образован банк и какие трудности ему пришлось пережить в периоды становления государства, как он перевоплотился из Англо-Палестинского банка Еврейского национального агентства в Лондоне в Национальный банк Израиля. Френкель завершил исторический экскурс с улыбкой.

– В общем, приключений было много.

Парамонова, у которой в голове только и крутился фиксированный курс, спросила невпопад:

– Господин Френкель, а как вы держите курс? Жестко?

– Нет.

Парамонова нахмурилась. Френкель, уловив эмоцию, после паузы добавил:

– Мягко держим. Он у нас в коридоре.

Парамонова удивленно смотрела на Френкеля, не понимая, о чем речь:

– В коридоре? Каком коридоре?

Френкель, увидев, какое впечатление произвел на российскую коллегу, рассмеялся:

– Коридоре не в прямом смысле слова. Мы для управления шекелем применяем режим валютного коридора. Это когда власти обозначают верхнюю и нижнюю границу колебания обменного курса.

Френкель замолчал. Парамонова раздраженно прервала паузу:

– И-и-и?

Френкель продолжил:

– И-и-и главная задача банка – удержать курс в границах этого коридора. Если получится, появится доверие у рынка и людей.

Парамонова торопливо спросила:

– Но коридор жесткий?

– Нет. Коридор можно пересматривать. Главное, пересматривать по жестко установленным правилам. Правила обеспечивают спокойствие рынку, возможность изменений позволяет следовать за реальным курсом. Коридор – не догма, он лишь снимает волатильность.

Парамонова расцвела в улыбке. Френкель удивленно ее рассматривал: он наконец увидел ее искреннюю улыбку. Он никак не мог понять, что необычного он сказал этой железной леди, почему она стала выглядеть счастливой. В прямом смысле слова. Парамонова глубоко вздохнула и весело сказала:

– Мистер Френкель, мистер Якоб! Как же хорошо вы все рассказали.

Френкель не удержался от улыбки, когда подумал: «Русские женщины – странные создания». Парамонова продолжала радостно говорить:

– Коридор – это же выход! Мистер Френкель, пожалуйста, расскажите нам поподробнее про коридор. Нам тоже нужен коридор.

Все присутствующие вдруг заговорили вместе. Коллеги так редко видели улыбчивую Парамонову, что их удивлению не было предела. Геращенко, который все это время тихо следил за разговором, отозвался: «Что ж, в тупике нашли коридор. Надеюсь, что этот еврейский коридор рассчитан не на сорок лет».

На шутку никто не обиделся.

Френкель предложил посвятить коридору отдельный семинар. Парамонова с энтузиазмом его поддержала. Она обрадовалась, что есть промежуточный, не очень жесткий вариант между свободно плавающим и фиксированным курсом. «Это как раз то, что нам нужно», – думала она.

Рубль поставили в коридор

Немного откинув спинку кресла, она наконец расслабилась. Перед Парамоновой, как обычно, стоял стакан, наполненный льдом. Это успокаивало. День был просто сумасшедший. Она вместе с Анатолием Чубайсом и несколькими сотрудниками из правительства и ЦБ слетала в Вашингтон одним днем: утром прибыли на военную базу Эндрюс, куда прилетают правительственные самолеты, провели встречу в МВФ на Пенсильвания-авеню и теперь летели обратно. Впереди было десять часов пути. Спать не хотелось. Она посмотрела на Чубайса, что-то сосредоточенно набивающего на своем ноутбуке, с которым он никогда не расставался. Спать совершенно не хотелось. Можно было подумать.

После долгого перелета из Москвы в Вашингтон был целый день обсуждений плана финансовой стабилизации с сотрудниками МВФ. Парамонова на этой встрече запустила пробный шар с идеей валютного коридора: хотела проверить отношение к такой конструкции в МВФ. Но переговоры шли очень трудно. Эмвээфовцам идея не понравилась, они ее восприняли туго: ни нет, ни да. Разговор был напряженным, хорошего результата добиться не удалось. «Почему они вообще ничего не сказали про коридор, почему так настаивают на фиксированном курсе?» – Парамонова задавала себе эти вопросы и не находила ответа. Встреча в МВФ ничего особо не разъяснила. Японец Юсуке Хоригучи, руководивший российской миссией фонда и много раз бывавший в России, не выказал восторга по поводу валютного коридора. Когда Хоригучи что-то не нравилось или он не хотел занимать определенную позицию, он будто выключался. Взгляд становился отрешенным, было непонятно, куда он смотрит, – в какое-то пространство, которого нет. Так случилось и на этот раз. «Йог не поможет», – поняла Парамонова. Хоригучи иногда называли так, потому что он на самом деле занимался йогой и обожал ее[95]95
  Денисов А. Время рекордсменов // Время новостей. 2002. 24 июля. № 131. URL: www.vremya.ru/print/25313.html.


[Закрыть]. Благо удалось убедить Анатолия Чубайса: ему понравился израильский опыт, и он согласился, что такой спокойный вариант может принести пользу. Он пообещал попробовать продавить эту идею. Мнение Международного фонда в те времена было не просто важным, а определяющим. Он давал кредиты России, от которых она была очень зависима. МВФ старался строго направлять политику страны, и фонду не нравилось, что она то и дело стремилась нарушить установленные рамки. МВФ такое поведение раздражало, и тому были причины. Четырнадцатого апреля 1995 года Россия и МВФ подписали программу stand-by[96]96
  Кредит stand-by – вид кредита, предоставляемого членам МВФ для согласованных с фондом целей на основе соответствующих соглашений. К установленному сроку банк резервирует оговоренную сумму, а клиент может использовать ее полностью или частично.


[Закрыть] на год, в которой впервые предусматривалось ежемесячное поэтапное выделение средств в зависимости от результатов надзора за осуществлением программы[97]97
  Гилман М. Дефолт, которого могло не быть. М.: Время, 2009. С. 73–74.


[Закрыть]. То есть кредит давали только тогда, когда Россия выполняла очередное условие: шажок – деньги, еще шажок – еще деньги. Россия – один из самых крупных заемщиков МВФ. Был момент, когда все ее займы в сумме равнялись девятнадцати миллиардам долларов, то есть составляли 360 % квоты страны в капитале МВФ[98]98
  Гилман М. Дефолт, которого могло не быть. М.: Время, 2009. С. 79.


[Закрыть].

По мнению Парамоновой, коридор мог бы прекрасно вписаться в новую финансовую конструкцию, которую начали запускать в том году. Это не только борьба с инфляцией: коридор позволит финансировать дефицит с помощью рыночных условий и отказаться от кредитования путем эмиссии. ЦБ и Минфин приняли решение развивать рынок государственных краткосрочных облигаций, чтобы именно доходы от них помогли погасить дефицит бюджета, а не печатаемые бешеными темпами деньги.

Парамонова положила несколько ледышек в рот, вспомнила о своем протеже Андрее Козлове. Недавно она назначила этого амбициозного молодого человека своим заместителем[99]99
  Тростников И., Логинов М. Андрей Козлов стал одним из руководителей ЦБ в 30 лет // Коммерсантъ. 1995. 14 марта. № 45. URL: http://www.kommersant.ru/doc/104166.


[Закрыть]. Роль операций с ценными бумагами сильно выросла, от ГКО в этом году надо было получить двадцать семь триллионов рублей. Козлов со всем своим молодым задором обещал, что он раскрутит рынок ГКО[100]100
  Попова О. Иностранные инвесторы увидят создателей рынка ГКО // Коммерсантъ. 1995. 17 июня. № 111. URL: www.kommersant.ru/doc/111188.


[Закрыть]. Парамонова улыбнулась, когда вспомнила их последний разговор в ЦБ в три часа ночи. Все сотрудники уже ушли, не выдержали ночного режима Парамоновой, а Козлов, казалось, никогда не уставал. Он разложил много графиков перед ней на столе и убедил, что проект пойдет на ура. Она поверила ему тогда, в три часа ночи, и назначила зампредом.

Коридор и ГКО – часть одной системы: он мог бы стать тем элементом предсказуемости, которого так не хватало государственному рынку ценных бумаг.

Парамонова задремала, сквозь веки взглянула, что делает Чубайс. Он закрыл свой ноутбук и читал какие-то бумаги. «Батарейка, наверное, разрядилась», – иронично подумала Парамонова. Она все время удивлялась тому, что Чубайс постоянно что-то печатает в компьютере. Казалось, что он не может жить без своего ноутбука. Парамонова, ухмыльнувшись про себя мысли, что бывают моменты, когда и Чубайсу приходится расставаться с компьютером, уснула.

Четвертого июля 1995 года правительство и Банк России объявили, что со следующего рабочего дня вводится валютный коридор[101]101
  Бардин В. Доллар загнали в коридор // Коммерсантъ. 1995. 6 июля. № 124. URL: http://www.kommersant.ru/doc/112651.


[Закрыть]. Размер колебаний курса был установлен в пределах 4300–4900 рублей за доллар, иными словами, 14 % спреда (разброса).

Центробанк рассчитал коридор так, заранее понимая, что курс будет стремиться к верхней, а не нижней границе. Участники рынка довольно быстро, уже в августе 1995 года, поняли, что ЦБ им гарантировал не бесконечную девальвацию, а определенные рамки укрепления рубля в условиях высокой инфляции. Поэтому первое правило, которое себе установил Банк России: стремиться, чтобы рыночный текущий курс приближался или находился достаточно близко к нижней границе, которую всегда легко защищать. Второе правило: если курс все-таки по каким-то причинам приближается к верхней границе, надо быть готовым подтвердить границы.

Эксперимент удался. Коридор должен был действовать три месяца, но затем его продлили до конца 1995 года. Потом сложилась традиция менять параметры коридора каждые полгода.

Валютный коридор с разными преобразованиями просуществовал до конца 2014 года. Каждый следующий центробанкир опасался отпускать рубль в свободное плавание: с коридором гораздо спокойнее. Спустя почти двадцать лет его решилась отменить следующая за Парамоновой женщина, возглавившая Центральный банк России, – Эльвира Набиуллина.

Сделка

Коридор все перевернул. Стабильность, которой, казалось, все так жаждали, оказалась ненужной банкирам. В августе 1995 года грянул первый в России кризис на межбанковском рынке[102]102
  Финансовый рынок: апокалипсис наших дней // Коммерсантъ. 1995. 25 августа. С. 5. URL: http://www.kommersant.ru/doc/115989.


[Закрыть]. Именно из-за начавшейся стабильности многие банки стали неплатежеспособными. Слишком много они занимали рублей, которые направляли на покупку валюты. Расчет был прост: курс все время рос, банки взятые ранее кредиты отдавали по старому, и получалось, что всегда оставались с прибылью. Когда курс рубля устаканился и даже стал укрепляться, у банков возникли серьезные убытки. Зашатался межбанковский рынок. Тогда многие учреждения привлекали деньги не от клиентов, а на этом рынке. Но такие постоянные и многочисленные займы всегда рискованны. Хорошо занимать на «межбанке» на короткий срок и под определенные будущие поступления. Однако межбанковский рынок в 1995 году был еще очень юн, и все крупные и мелкие участники до конца не осознавали всей опасности. Как только ввели коридор, под пресс монетарного сжатия в первую очередь попали любители «межбанка».

Парамонова, несмотря на панику банкиров, была довольна. Она-то, как никто другой, знала, что банкиры – не такие влиятельные, какими кажутся. Чаще всего их богатство связано с тем, что Минфин распределяет депозиты с бюджетными средствами по частным банкам. Примерно в десяти таких учреждениях Минфин держал остатки бюджетных средств, включая «Менатеп» Михаила Ходорковского, «Национальный кредит» Олега Бойко и Столичный банк сбережений Александра Смоленского[103]103
  Лебедев А. Охота на банкира. М.: Эксмо, 2017. С. 55.


[Закрыть]. Парамонова знала, что кредитные портфели многих банков почти на 100 % состоят из пролонгированных или просроченных кредитов. А общий размер рисков ЦБ оценивал в десять триллионов рублей[104]104
  Голубев М. Татьяна Парамонова предпочла говорить о проблемах // Коммерсантъ. 1995. 4 июля. № 122. URL: http://www.kommersant.ru/doc/112420.


[Закрыть]. Парамонова считала, что банки – словно отцветшие одуванчики: чуть дунешь – и стоят голые. Она стремилась укрепить стабильность системы, а для этого нужно расстаться со слабаками и авантюристами. Именно Парамонова приняла решение об увеличении размера уставного капитала коммерческих банков, обеспечения его реальными активами, обязательном резервировании 20 % средств для возмещения возможных потерь от рисков сделок. Именно она первой наметила создание Федерального страхового фонда для банков, чтобы помогать вкладчикам в случае разорения финансовых учреждений[105]105
  Карпенко И. Разорение банков приобретает угрожающие размеры // Известия. 1995. 1 июля.


[Закрыть]. Парамонова была слишком жесткой и несговорчивой, многим банкирам новые правила игры не нравились. Они предпочли бы видеть на посту своего человека: договороспособного, который мог бы помогать в случае надобности конкретным учреждениям[106]106
  Голубев М. Татьяна Парамонова предпочла говорить о проблемах // Коммерсантъ. 1995. 4 июля. № 122. URL: http://www.kommersant.ru/doc/112420.


[Закрыть].

И банкиры стали ставить подножки исполняющей обязанности главы Центробанка при любой возможности. Но чем сильнее на Парамонову давили, тем больше она считала, что права, и тем круче гнула свою линию.

В июле, перед летними каникулами, Госдума голосовала за утверждение Парамоновой председателем ЦБ, а не исполняющей обязанности. И не утвердила: не хватило голосов. Парамонова готовилась к триумфу, а оказалась отвергнутой. Банковское лобби сделало все, чтобы провалить ее кандидатуру. Один банкир так и сказал: «Парамонова объявила войну крупным отечественным банкам, и нам ничего не остается, как объявить войну ей»[107]107
  Татьяна Парамонова осталась исполнять обязанности // Эксперт. 1995. 5 июля.


[Закрыть].

В двенадцатом часу ночи они всё сидели в приемной Парамоновой. Двое мужчин – уважаемые представители банковского сообщества – пришли к и. о. Центробанка, чтобы попытаться заключить мировую. Президент Ассоциации российских банков Сергей Егоров и глава крупного «Инкомбанка» Владимир Виноградов решили заключить с ней сделку: смена политики в отношении банков в обмен на утверждение ее председателем. Им казалось, что так существовать дальше нельзя, надо налаживать отношения. Но у Парамоновой все еще тянулось какое-то совещание, и банкиры решили прогуляться в холле.

Егоров, пожилой и седой мужчина, прервал молчание.

– Знаешь, Володь, пустая это, похоже, затея. В двенадцать ночи ничего хорошего не получится.

Виноградов отреагировал, вздыхая:

– Уж пришли, не отступишь.

Ровно в половине двенадцатого секретарь пригласила их в кабинет. Парамонова сидела неподвижно, сомкнув руки у подбородка. Было непонятно: то ли это формальная улыбка, то ли злая гримаса. Егоров и Виноградов уже полминуты, наверное, стояли в дверях, а она их как будто не видела. Волосы у нее были небрежно подвязаны широкой черной бархатной лентой. Егоров только теперь понял, почему коллеги за глаза называли ее «пропеллером»[108]108
  Лукьянова И. Женщина с большими деньгами // Профиль. 2001. 26 февраля. URL: https://m.profile.ru/arkhiv/item/42006-items_5427.


[Закрыть]. «Все из-за этой дурацкой ленты», – подумал он, усмехаясь про себя.

Виноградов не выдержал и произнес:

– Татьяна Владимировна!

Парамонова вышла из оцепенения, холодно пригласила гостей к столу:

– Уже поздно, кофе не предлагаю. Может быть, чаю?

Егоров и Виноградов утвердительно кивнули в надежде, что хоть немного неформальности в обстановке поможет трудному разговору. Парамонова воспользовалась статусом хозяйки и тут же перешла к делу.

– Чем обязана?

Егоров на правах старшего тихим голосом начал:

– Татьяна Владимировна, мы пришли к вам, так сказать, в качестве гонцов доброй воли. Понимаете?

– Гонцов? От кого гонцов?

Секретарь вошла с чаем, расставила белые фарфоровые чашки на столе. Повисла пауза. Когда дверь за ней закрылась, Егоров продолжил:

– От банковского сообщества, конечно.

Парамонова растянула официальную улыбку во все лицо.

– А-а-а-а, понятно.

Егоров старался не обращать внимания на ледяной прием хозяйки.

– Вы знаете, Татьяна Владимировна, что банковское сообщество обеспокоено…

Парамонова не дала договорить.

– Давайте приступим к делу.

Егоров отпил глоток горячего чаю и сказал:

– Давайте. Дело хорошее. Мы просим вас, Татьяна Владимировна, ввести в состав правления Банка России представителя от коммерческих банков. Чтобы, так сказать, он отстаивал наши интересы.

Парамонова сидела молча и неподвижно, как скала. Виноградов подхватил:

– А мы окажем всяческое содействие в утверждении вас Государственной Думой. Вторая попытка будет успешнее. Поверьте.

Парамонова старалась сделать вид, будто она спокойна, хотя внутри все клокотало: «Что они себе позволяют? Они пришли заключать со мной закулисную сделку!» Она была обескуражена и стальным голосом спросила:

– Вы хотите со мной заключить сделку?

Егоров старался ответить как можно мягче.

– Достигнуть компромисса.

Но Парамонова не реагировала на мягкие интонации в голосе Егорова, она так же холодно отрезала:

– Я не участвую в сделках. Вопрос закрыт.

Как только дверь за банкирами захлопнулась, Парамонова позвонила своему секретарю:

– Инна Борисовна, льда.

Егоров и Виноградов вышли навстречу ночной Москве. Неглинная, ярко освещенная фонарями, была пуста. Виноградов, который почти всю встречу промолчал, тихо подытожил:

– Ну ладно, поговорили без обид хотя бы. Она недавно с аграриями в Думе встречалась, так ребята рассказывают, она им сказала, что им давать деньги – все равно что бросать их в печку. Аграрии обиделись, сказали, за нее голосовать не будут ни в какую.

Егоров только бросил в ответ:

– Да уж.

Ему-то как раз казалось, что разговор получился обидным.

Исполняющая обязанности председателя Центробанка Татьяна Парамонова сидела в одиночестве и грызла лед.

Вторая попытка голосования в Думе станет для нее провалом. Ельцин не будет выставлять ее кандидатуру в третий раз. Она так никогда и не станет настоящим, утвержденным председателем ЦБ. Несмотря на грамотную политику Парамоновой, мало кто мог смириться с ее сложным характером. Надо было иметь большую выдержку и железные нервы, чтобы с ней работать: быть готовым к ее уколам и упрекам, оставаться на работе за полночь.

Парамонова за свой короткий срок пребывания в статусе исполняющего обязанности совершила, можно сказать, финансовый подвиг: запустила систему электронных расчетов. Финансовая система России – огромной страны с несколькими часовыми поясами – перешла на платежи в реальном времени. К тому же надо было решить дилемму: как двенадцать часовых поясов вместить в один банковский день, который длится восемь часов? ЦБ искал математическую формулу, чтобы это сделать. И нашел. Это была дорогая операция, которая потребовала даже запуска специального космического спутника. Именно Парамонова продвинула финансовую систему страны. Ей удалось запустить систему электронных расчетов, благодаря которой в них стало меньше наличных и платежи начали перечисляться быстрее. Сама Парамонова считает, что переход на электронные платежи снизил инфляцию и дал в 1995 году не меньше 5 % повышения ВВП[109]109
  Кротов Н. Очерки истории Банка России. Центральный аппарат: персональные дела и деяния. С. 354.


[Закрыть].

Еще один принципиальный шаг Парамоновой: весной 1995 года законом было установлено, что Центральный банк не может кредитовать бюджет. Это стало ключевым моментом в денежно-кредитной политике России.

Ни депутаты, ни президент ее подвигов не оценили. Провалившись дважды на голосовании в Думе, Парамоновой пришлось уйти на второй план и уступить пост другому человеку. Им стал уволенный вместе с Геращенко за «черный вторник» исполняющий обязанности министра финансов и бывший профессор МГУ Сергей Дубинин.

«Ты меня понимаешь, я – тебя»

Настроение Черномырдина можно было определить без слов: если его мохнатые брови наехали на переносицу – значит, все плохо; если спокойно сидят на своих местах – хорошо. Как только Дубинин, в прошлом исполняющий обязанности министра финансов, а ныне финансовый директор крупнейшей компании страны «Газпром», зашел в кабинет к премьер-министру, то понял, что его догадки верны: будет предлагать пост председателя Центрального банка. Несмотря на массу неприятностей, брови Черномырдина торчали высоко, он даже слегка улыбался.

– Виктор Степанович, вызывали? – Дубинин прямиком, без заминок подошел к премьеру.

– Сергей, проходи. Рад видеть, – протрубил Черномырдин и расплылся в улыбке.

Дубинин встречался с Черномырдиным часто, но уже давно не видел его таким благодушным. Он прекрасно знал, что Парамонова потерпела двойное фиаско и Ельцин решил подыскать нового претендента на пост главы Центробанка. И он, зная доброе к нему отношение Черномырдина, который и уберег его в «Газпроме» после импульсивной отставки Ельцина за «черный вторник», сразу понял, о чем пойдет речь, и стал перебирать в памяти домашние заготовки для аргументации.

После теплого рукопожатия Черномырдин усадил Дубинина за небольшой стол неподалеку от рабочего места. Председатель правительства без предисловий начал:

– Сергей, хотел я с тобой поговорить о важном деле. – Черномырдин на мгновение остановился и улыбнулся. – Ты, конечно, знаешь, что Госдума второй раз не утвердила главой Центробанка Татьяну.

Дубинин утвердительно качнул головой. Черномырдин опять замолчал, как будто что-то вспоминая.

– Паскудники, все нервы вымотали. Ну, и Таня тоже хороша: только-только все на мази пойдет, она им как залепит что-нибудь, что они опять в истерике бьются. Так и бегаем по кругу. Я вон ей из своего аппарата бойца отправил – Торшина Сашу, чтобы он среди депутатов ее продвинул, так он говорит, что ей большинство взять в парламенте нереально – легче ее в космонавты подготовить и в космос отправить.

Черномырдин вздохнул и продолжил:

– Борис Николаевич сказал, что третий раз выдвигать ее кандидатуру не будет. Надо предлагать другого кандидата. Так вот, я про тебя подумал. Работали мы всегда с тобой хорошо. Ты меня понимаешь, я – тебя.

Черномырдин замолчал и тут же перевоплотился в доброго гнома: мохнатые брови встали домиком. Отказать ему в таком образе было очень трудно. Зная, что Черномырдин любит «Газпром», Дубинин стал выстреливать домашние заготовки.

– Виктор Степанович, вы знаете, что «Газпром» сейчас в сложном переходном периоде. Надо отстроить финансовое планирование, учет всех операций предприятий группы.

Лицо Черномырдина менялось на глазах: добрый гном заскучал. Дубинин стал сбиваться:

– Казначейство, наконец. Нужно полноценное казначейство, вы знаете…

Черномырдин использовал заминку и тихим ласковым голосом заговорил:

– Сергей, я ж по дружбе тебя прошу. Это моя просьба. Понимаешь?

Дубинин не мог найти аргументов против личной просьбы и выложил свой последний козырь:

– Борис Николаевич, думаю, против будет. Он же меня уволил…

Черномырдин не дослушал до конца, перебил:

– А ты и не переживай за Бориса Николаевича. Это наше дело – ему объяснить. Ну, и ты ж понимаешь, он политик, а политическая ситуация меняется. Ты на хорошем счету у всех… Дело надо делать, а мы кадриль с Таней в Думе выплясываем.

– Не думаю…

– И не думай. – Черномырдин не дал Дубинину договорить. – Я тебя поддержу. В Думе. Везде.

Черномырдин смешал все карты. Дубинин смотрел на премьера и не знал, что ответить. Но вскоре нашелся:

– Я смогу в банке политику самостоятельную проводить? Команду менять?

Черномырдин будто ждал этого вопроса, поэтому с готовностью зачастил:

– А как же, Сережа, конечно. Ты будешь полновластным хозяином Центробанка, это я тебе обещаю. Ну что, чаю попьем?

– Попьем, – ответил Дубинин и расслабился. Секретарь принесла чай с печеньем. Черномырдин еще что-то весело говорил, Дубинин даже отвечал, но оба уже понимали: только что, минуту назад, началось что-то новое, пока не совсем понятное.

Дубинин ехал домой и думал: «Раз так дело развернулось, значит, надо эту возможность использовать. Это шанс сделать ЦБ, финансовую систему современной». Дубинин долгое время работал в госорганах и отлично знал, как трудно и хаотично формировалась новая Россия. Он прекрасно понимал, что такое пустой бюджет и неуплата налогов. Он был в курсе, что не так давно появившиеся новые предприниматели заботятся в первую очередь о своем кармане, а только потом о рыночной экономике или современной политической системе. Он уже испытал на себе все прелести российского периода первоначального накопления капитала: безденежье, политические интриги, постоянный поиск выхода из безнадежной ситуации. Он не был идеалистом, ни на каплю, но решил поставить идеальную цель. «Центробанк – это возможности», – думал он про себя и стал в уме перебирать, кого он пригласит к себе в команду.

В Центробанк Дубинина назначили быстро. Дума и не пыталась перечить. Банкиры рукоплескали[110]110
  Григорьев А. Банкиры ждут от Сергея Дубинина конструктивных действий // Сегодня. 1995. 23 ноября.


[Закрыть]. Черномырдин, как обещал, Дубинина поддерживал. Везде. Сам он тоже ликовал: наконец-то ЦБ станет полноценным союзником правительства[111]111
  Григорьев А. Виктор Черномырдин предложил Сергею Дубинину поучаствовать в инвестиционном оживлении экономики // Сегодня. 1996. 16 января.


[Закрыть].

Двадцать второго ноября 1995 года депутаты Госдумы утвердили его кандидатуру тремястами сорока четырьмя голосами при одном против и двух воздержавшихся. На самом голосовании депутаты даже не стали задавать вопросы кандидату на пост главы ЦБ, удовлетворились лестными характеристиками премьер-министра Черномырдина и главы бюджетного комитета Михаила Задорнова[112]112
  Лолаева С. Сергей Дубинин стал законным главой Центробанка // Сегодня. 1995. 23 ноября.


[Закрыть].

За шесть дней до того, как Дубинин переступил порог Центрального банка, лелея надежды о построении современной финансовой системы, в стране начались залоговые аукционы. Полным ходом шла серия сделок, когда крупные государственные активы перетекали в собственность некоторых банкиров.

Начинающие банкиры как по мановению волшебной палочки превращались в олигархов. Конечно, не все, а только оказавшиеся в тот момент близкими к власти. Реализовывалась схема залоговых аукционов, выдвинутая одним из молодых банкиров – Владимиром Потаниным[113]113
  Малютин А. Три потанинских удара // Коммерсантъ Власть. 1998. 16 июня. № 22. URL: http://www.kommersant.ru/doc/14460.


[Закрыть]. Вот что он предложил в начале 1995 года: бедное правительство, остро нуждающееся в деньгах на социальные нужды, получает кредит от нескольких коммерческих банков. Но не просто так, а под залог некоторых пакетов акций госпредприятий. Казалось бы, частный бизнес протягивает руку помощи государству в тяжелый момент. Это был незамысловатый способ овладения государственной собственностью по предварительной договоренности[114]114
  Авен П. Время Березовского. М.: АСТ, 2018. С. 371.


[Закрыть]. Парадокс всей схемы залоговых аукционов заключался в том, что коммерческие банки – помощники государства – выдавали кредиты деньгами министерства финансов, которое открывало в каждом из банков счет и размещало на нем бюджетные средства. Если же правительство не возвращало кредиты, промышленные активы должны были остаться в собственности кредиторов. Именно для реализации этой своеобразной схемы перехода собственности из государственных рук в частные и были организованы залоговые аукционы. Ельцин подписал четыре указа, регулирующие этот механизм[115]115
  Указ от 31 августа 1995 г. № 889 «О порядке передачи в залог акций, находящихся в федеральной собственности»; Указ от 30 сентября 1995 г. № 986 «О порядке принятия решений об управлении и распоряжении находящимися в федеральной собственности акциями»; Указ от 2 ноября 1995 г. № 1067 «О сроках реализации акций, находящихся в федеральной собственности и передаваемых в залог в 1995 году»; Указ от 7 декабря 1995 г. № 1230 «Вопросы передачи в 1995 году в залог акций, находящихся в федеральной собственности».


[Закрыть]. Их хватило, чтобы отдать лакомые куски государственной собственности молодым предпринимателям. Как-то само собой вышло, что государство с кредиторами-спасителями не расплатилось. Ни с одним. И бывшие советские предприятия за долги уплыли из-под опеки государства.

Потом, спустя много лет, некоторые из банкиров под присягой английского суда признаются, что залоговые аукционы были фикцией[116]116
  Оверченко М., Дмитриенко Д. Абрамович признал, что аукцион по «Сибнефти» был фикцией // Ведомости. 2011. 2 ноября. URL: http://www.vedomosti.ru/library/articles/2011/11/02/abramovich_priznal_chto_aukcion_po_sibnetfi_byl_fikciej.


[Закрыть], а тогда все они несказанно обрадовались легкому шансу обогатиться. С 17 ноября по 28 декабря 1995 года государство выставило на аукционы госпакеты акций двенадцати нефтедобывающих, горно-металлургических и инфраструктурных компаний. Так, в руки банкиров ушел контрольный пакет «Сибнефти» и «Сиданко», 45 % акций ЮКОСа, 40,12 % «Сургутнефтегаза», 38 % «Норильского никеля»[117]117
  Залоговые аукционы в России в ноябре – декабре 1995 года: справка // ТАСС. 2016. 25 марта. URL: http://tass.ru/info/3114781.


[Закрыть] и еще более мелкие пакеты других компаний. Общая сумма поступлений в бюджет от залоговых аукционов составила 886,1 миллиона долларов – на тот момент 1,85 % доходной части федерального бюджета. Вот как вышло: миллиардные куски государственной собственности стоили чуть меньше 2 % доходов бюджета.