Текст книги "Интегрировать свет"

По прошествии нескольких тягучих минут Навиния медленно опустила руки.

– Но всё равно он тот ещё сигсонур, – сказала принцесса пустоте, прежде чем встать, будто завершая долгий диспут с кем-то невидимым.

И перед тем, как продолжить путь наверх, стёрла призрак улыбки, на мгновенье мелькнувший на её губах.

* * *

Лод смотрел на меня, пока я сидела, обдумывая то, что услышала.

Так вот почему Морти защищала Артэйза. Принцессе действительно уготована блестящая партия в виде дроу из славного древнего дома.

Правда, я не ожидала, что личность этого дроу уже всем известна.

– И… как давно?..

– Морти и Лу обручены с семи лет. – Лод присел на ручку кресла; голос его был спокойным. – Эта помолвка оказалась последним, что успел сделать покойный Повелитель дроу, прежде чем отбыл на переговоры со светлыми.

Ранний возраст меня удивил, но не слишком. В конце концов, в нашем мире помолвки когда-то тоже устраивали чуть ли не с грудными младенцами.

Больше меня удивило, что при таком сроке помолвка до сих пор осталась лишь помолвкой.

– Так давно? Но почему тогда…

– Дроу редко вступают в брак раньше тридцати. Как мужчины, так и девушки. На Детей Луны не давят ограничения короткой человеческой жизни, а я уже говорил: дроу ценят, когда твоя жена – опытная женщина. Мать Альи вышла замуж, когда ей было всего девятнадцать, но они с Повелителем искренне любили друг друга и не видели смысла ждать. К тому же королевство нуждалось в наследнике.

– А в случае Морти торопиться некуда. И о любви, как я понимаю, речь не идёт.

– По крайней мере, с одной стороны. Насколько могу судить, для Лу это не только расчёт.

Поразительно, как невозмутимо он рассуждает о будущем браке любимой женщины.

– И почему именно Лу?

– А почему нет? Дом Рауфгата – славный и древний род. К тому же покойный Повелитель был очень дружен с главой дома, дядей Лу и Артэйза. Он хотел, чтобы Бллойвуги и Рауфгата породнились.

Ах, да. Морти ведь говорила, что Артэйз потерял в резне любимого дядю: видимо, того самого.

– Эмер Айкатт стал во главе дома, когда его старший брат погиб на переговорах, – продолжил Лод, отвечая на не заданный мною вопрос. – Тот любил Айкатта всем сердцем и его детей – как собственных. Сам он когда-то разорвал помолвку со своей суженой, другую заключать не торопился, а потому считал Лу своим будущим наследником. Вот и решил обручить Морти именно с ним.

– Как интересно. А почему он разорвал помолвку?

– Понял, что его невесте больше по сердцу его друг. И что её чувства взаимны. А поскольку он искренне любил обоих, то решил не мешать их счастью.

Внезапная догадка заставила меня подозрительно сощуриться:

– А этим другом случайно не был отец Альи и Морти?

Лод в ответ только кивнул.

– И поэтому Повелитель так хотел, чтобы его дочь стала частью дома Рауфгата? Потому что в некотором роде испытывал чувство вины?

Ещё один кивок.

Ничего себе мелодрама.

– А Алья не разрывает помолвку, потому что уважает, так сказать, последнюю волю отца?

– И матери. Когда Повелительница лежала на смертном одре, Лу поклялся, что будет беречь её дочь больше, чем себя самого. Ему тогда только исполнилось десять, но он всегда был серьёзным молодым человеком, – Лод сказал это без всякой насмешки. – Последнее, что Морти слышала от своей матери – что с Лу та спокойна хотя бы за её будущее.

Как же часто родители ломают наши жизни. Даже самые любящие. Чем больше они любят нас, чем больше мы любим их – тем больше на нас давит груз обязательств, желания соответствовать ожиданиям и чувства вины, если не соответствуешь; тем больше ты превращаешь в нерушимую заповедь последнее, что родитель успел сказать или сделать, прежде чем бросить тебя навсегда.

– Значит… когда-нибудь Морти выйдет замуж за Лу… а ты останешься её хальдсом?

– Если мы все доживём до этого момента, – мягко сказал Лод. – Я знал, на что иду. Мы все знали. И мы не первые, кто будет жить так. Мужем её мне в любом случае стать было не суждено: то, что Алья сделал меня Первым Советником, – уже нонсенс, с которым дроу смирились, признавая мои дарования. Но выдать за меня принцессу – за человека, своего вассала… почти то же, как если бы Навиния обручилась с конюхом.

И снова в словах – ни досады, ни печали, ни горечи.

Пожалуй, иногда я понимала, почему Лу сомневался в наличии у него сердца.

– При её взбалмошности, пожалуй, могла бы.

– О, только не в этом вопросе. Её любовники всегда были весьма высокопоставленными особами, – Лод ухмыльнулся. – Должно быть, Алья действительно так хорош в этом деле, как шепчутся придворные дамы Морти, если сумел произвести на принцессу впечатление в одиночку.

– Ну, у него же есть иллюзии… ой.

Осознав, что сморозила, я покраснела, но Лод только рассмеялся, звонко и коротко.

– Не думаю, что ему пришлось к этому прибегать, – сказал он потом. – Хотя кто знает? Навиния даже при первом… опыте в этом деле предпочла двоих.

– Серьёзная заявка.

– Ещё более серьёзная, если учесть, что невинности её тоже лишали двое. Одновременно.

Я уставилась на колдуна во все глаза; почему-то вспомнилось, как в школе мне периодически напоминали, что у меня их четыре.

– Да ты шутишь!

– Абсолютно серьёзен.

– Это невозможно. Чисто физически.

– Ну, её любовники были магами, а магия открывает интересные возможности в этой области. Если верить слухам, гулявшим при её дворе…

Когда Лод, переплетя пальцы, образовал тыльной стороной ладоней угол в девяносто градусов, а затем устроил мне краткий экскурс по теме «использование левитации в постели» – с лукавством во взгляде, явно наслаждаясь моей реакцией, – я даже ответить ничего не смогла.

Биссектриса в прямом углу. Святые ёжики.

Нет, я, конечно, люблю математику, но не настолько же.

– Дай-ка угадаю, – вымолвила я, когда ко мне вернулся дар речи. – Закончилось это весьма плачевно, а потом принцессу долго лечили.

Нет, в книжках, над которыми смеялись мы с Сашкой, я не раз встречала влажные авторские фантазии на тему «двое с разбегу и без последствий в одну млеющую девственницу, получающую от оного процесса одно лишь неземное блаженство». Однако, как я уже говорила, авторы подобного редко озадачивались такой ерундой, как правдоподобность. И хоть у меня в таких делах не было никакого опыта, я имела исчерпывающее представление не только о дефлорации, но и о многом другом: благодаря Интернету, хорошему знанию биологии человека, огромному количеству разной художественной литературы и продвинутой маме, которой я не стеснялась задавать вопросы, возникавшие по ходу чтения.

– Ну, магия исцеления пригодилась, однако вроде бы все остались весьма довольными друг другом. И уже утром Навиния продолжила с энтузиазмом открывать для себя новые горизонты в этой области.

– У неё что, в интимном месте с рождения чёрная дыра? То есть бездонная пропасть, – добавила я, вспомнив, что Лод вряд ли знает о чёрных дырах.

– Вряд ли. Зато при дворе шептались, что её любовники не могли похвастаться солидными размерами своих… м… достоинств.

– А, ну если только так. – Внезапная мысль заставила меня посерьёзнеть. – Я не понимаю… почему Алье понравилась Навиния? И почему он понравился ей?

Лод тоже перестал улыбаться.

– Он же… то, что он сделал… это должно было унизить её, заставить ненавидеть его и себя, – под внимательным взглядом колдуна меня вдруг потянуло пригладить чёлку. – И почему тогда?

Он отстранённо сжал двумя пальцами воротник своей рубашки.

– Ты никогда не думала, что некоторым нравится чувствовать себя жертвами?

Вопрос был неожиданный. И заставил меня крепко задуматься.

Если взглянуть на ситуации с такой стороны…

– Некоторые любят несвободу, – не дожидаясь ответа, продолжил Лод. – Пусть даже они никогда не признаются себе в этом. И если они встретят того, для кого делать тебя несвободным – нормальный способ любить… – он слегка качнул головой. – Навинии нужен тот, кто возьмёт над ней верх. Тот, кто не станет под неё подстилаться. Алье нужна та, кто сможет быть с ним на равных. Примет его таким, какой он есть, с его худшей стороной. И его демонов – тоже.

Что ж, все имеют право на свои маленькие причуды. Пока они не вредят окружающим, по крайней мере.

– А те придворные дамы Морти, о которых ты говорил? Я так поняла, в Алью многие влюблены, и они наверняка знали про его… увлечения.

– О, они в любом случае смотрели на него снизу вверх. И либо отказывались верить в то, что он делал, либо надеялись, что он исправится, когда его ледяное сердце растопят любовью. В отличие от принцессы, которую его увлечения нисколько не отпугнули. Иногда мне кажется, что ей вообще страх неведом, – голос Лода звучал иронично. – А я знаю, что однажды Алья усмирит своих демонов, но… когда принимают даже твоего дракона, это высшая степень близости.

Он замолчал, задумавшись о чём-то. И вместо того, чтобы тоже обдумать его слова, царапнувшие меня странным резонансом, я вспомнила первую встречу Альи и Навинии, которую некогда наблюдала в зеркальце.

Встречу, которую Лод наблюдал с куда более близкого расстояния, чем я.

– Поэтому ты отдал её Алье? – наконец поняла я. – Потому что видел, как она смотрит на него? Потому что понял, что они найдут друг друга?

– Предполагал, – невозмутимо поправил колдун. – И надеялся. – Он улыбнулся. – Если ты проголодалась, можем пообедать вместе.

Внезапная смена темы, однако. Впрочем, я и так услышала ответы на многие свои вопросы.

Да, моё дорогое отражение из зазеркалья, ты ничего и никогда не делаешь просто так.

– С превеликим удовольствием.

И пока Лод отдавал Акке распоряжения насчёт обеда, я, мысленно вернувшись к началу нашего разговора, невидящим взглядом уставилась на рунные цепочки.

Я не знаю, почему Морти так любезна со мной. Никогда не поверю, что она собирается хранить верность нелюбимому мужу, сдав Лода на руки другой. А жизнь научила меня одной простой вещи: если человек, который ничем тебе не обязан, вдруг ведёт себя со сверхъестественной доброжелательностью, – скорее всего, за этим последует подстава. И хоть мне очень хочется верить, что Морти действительно тот ангел, каким кажется, в ближайшее время мне стоит очень внимательно смотреть себе под ноги. По крайней мере, в её присутствии.

Я покосилась на колдуна, вспоминая вчерашний вечер.

Я поверю тебе, Лод. Хотя бы потому, что у меня слишком мало точек опоры, помогающих мне жить и сохранять здравомыслие, и ты – главная из них. Ведь у меня действительно не осталось никого, кроме тебя.

Я поверю, что ты мой друг. Я даже поверю, что моё чувство не безответно. Ты не обещал не лгать мне, но ложь входит в моё представление о предательстве, а ты обещал не предавать меня. И если ты обманешь моё доверие, если все твои слова были ложью – мне не придётся беспокоиться, что будет со мной после того, как вся эта история окончится. Потому что твоё предательство меня уничтожит. Потому что я впустила тебя в свою душу, мысли и сердце так глубоко, как не пускала никого. Потому что удар от тебя будет последним ударом, который я смогу вынести. И то, что останется от меня после него, уже не будет мной.

Да, то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Но не обязательно убивать тело, чтобы убить душу. Если после контрольного выстрела судьбы ты не умираешь, твоё место просто занимает кто-то другой: очень похожий на тебя, но куда более сильный. А ещё куда более циничный, равнодушный и злой.

И не хочу даже думать, во что в таком случае превращусь я.

Лод сел рядом. Улыбчивый, близкий, надёжный. И, улыбнувшись в ответ, я захлопнула книгу, которую всё ещё держала в руках.

А теперь, зная всё это…

Я просто постараюсь об этом не думать.

Глава третья
Фигурная атака на королевском фланге

Когда Фрайндин вошёл в дом, приветливо распахнувший дверь, стоило коснуться ладонью гладкого дерева, его встретили темнота и тишина. По этой умиротворённой тишине можно было твёрдо и однозначно сказать – Мэрис отошла.

И хорошо. Сейчас ему отчаянно нужно побыть одному.

Волшебные огоньки в светильнике под потолком вспыхнули, встречая хозяина дома, но эльф уже поднимался наверх по плетёным ступенькам, чуть пружинившим под его ногами.

Этот дом всегда успокаивал его, помогал привести в порядок мысли и чувства. Дом, принадлежавший ещё их матери. После войны он стоял пустым, и Фрайндин часто покидал дворец, чтобы побыть здесь в тишине и одиночестве. Сюда он поселил Мэрис, когда нашёл её на улицах Солэна, и здесь же, видимо, она будет жить дальше. Как жаль, что Мэрис решительно отказалась соблюдать элементарные правила этикета… Насколько лучше было бы, если б он мог забрать её отсюда и держать при себе! Но позориться перед двором брату Повелителя не к лицу.

Он поднялся в бывшую комнату матери, небольшую и круглую, под самой крышей. За триста лет здешняя обстановка порядком обветшала, а он так и не решился ничего менять, хотя много раз думал, что надо бы. Только у людей вещи часто переживают хозяев, для эльфов же всё было наоборот: Фрайндин уже потерял счёт тому, сколько раз меняли мебель в его дворцовых покоях. Но эти стены, сплетённые из гладких светлых лоз, эти скромные простые предметы… они знали мать куда дольше, чем сам Фрайн.

В который раз он думает, что это абсолютно, отчаянно неправильно?

Эльф хлопнул в ладоши, притушив свет и погрузив комнату в полумрак. Скинув с плеча ножны с мечом, положил их на пол и сел в кресло, устремив взгляд в единственное окошко. Тоже круглое – его закрывало земляничное стекло, за которым сейчас разливалась ночная тьма.

Ночь, время тайн, злодейств и Детей Луны…

Фрайндин долго сидел, думая о самых разных вещах, которые в большинстве своём его совсем не радовали, пока чуткий эльфийский слух не уловил сзади странный шелест. И когда брат Повелителя обернулся, то увидел тех, кого никак не ожидал сейчас здесь увидеть.

– Здравствуй, дядя, – негромко сказал Фаник, стоя бок о бок с Дэном, положив руку брату на плечо. Не то в поисках поддержки, не то в поисках опоры.

Старший принц молчал, всматриваясь в лицо Фрайна; а тот замер, ошеломлённый вихрем мыслей и догадок, моментально закружившимся в голове, забившимся в висках ритмом вопросов «как», «откуда», «почему»…

– Мы рады тебя видеть, – добавил Фаник, когда молчание затянулось. – А ты нас?

Ещё пару бесконечных тревожных секунд Фрайн смотрел на племянников.

Затем вскочил – и, в один миг оказавшись рядом, заключил в объятия сразу обоих.

– О, боги, ты ещё спрашиваешь? Мои мальчики, мои дорогие мальчики, вы живы! – его голос дрожал от радости и тепла. «Мальчики» были почти одного с ним роста, но Фрайндин поцеловал каждого в макушку с такой умилительной нежностью, будто перед ним несмышлёные малыши. – Я… я не надеялся, я думал, что уже никогда вас…

Он осёкся. Обнял принцев ещё крепче, так, что младший слегка захрипел – и, вдруг отстранившись, обеспокоенно всмотрелся в их лица.

– Помилуй Пресветлый, Фаник, что тёмные с тобой сделали?! Ты так исхудал! Вы сбежали? Но почему пришли не к отцу, а ко мне? Или вы уже были у него? Хотя нет, иначе Фин бы дал мне знать, ведь мы оба так… но… – радость вдруг ушла из его голоса, – как вы пробрались в дом так, что я этого не заметил?

– Мы всё знаем, – произнёс Фаник торжественно и мрачно. – О том, кто нанял тех людей. Кто велел им держать меня в том подвале. Кто велел им убить меня и выставить жертвой дроу.

Фрайндин взглянул на него, и синеву его глаз высветлило недоумение.

– Каких людей? Какой подвал? Кто хотел тебя убить? Солира ради, да расскажите мне уже всё по порядку! – он тряхнул головой, отчаянно и немного сердито. – Как вас пленили? Как вы сбежали? И при чём тут люди? Только не говорите, что у тёмных есть сторонники среди них!

Принцы хмуро и озадаченно переглянулись. Дружно вздохнули.

– Мы не сбежали, дядя, – Фаник, оглянувшись, махнул рукой. – Выходите уже.

Прежде чем из пустоты в дальнем конце комнаты проявились очертания четверых незваных гостей, в воздухе сверкнула золотая пыль.

– Приветствую, тэлья Фрайндин, – учтиво поклонился Лод. – Прошу прощения, что вторглись без приглашения.

И маленькая темноволосая девчонка в белых одеждах, прятавшаяся за спиной колдуна, с любопытством выглянула из-за его плеча.

* * *

Я с интересом наблюдала, как меняется лицо Фрайндина, когда он увидел нас. Вначале – меня и Лода. Потом Навинию, одарившую его хмурым кивком.

Последним – Эсфориэля.

– Здравствуй, брат, – мягко молвил тот.

Враз помрачнев, Фрайн шагнул вперёд: между нами и эльфийскими принцами, точно стараясь заслонить их собой.

– Здравствуй, брат, – тихим эхом повторил Фрайндин. – Так ты всё-таки сделал свой выбор. Перешёл на сторону зла.

– Не зла. Народа, который когда-то был нашими братьями.

– А я так надеялся, что даже после предательства ты сохранил себя. Свою душу, своё сердце. – Лицо Фрайндина обратилось обречённой фарфоровой маской. – Как ты мог? Как мог помогать… им – захватить в плен тех, кого мы называли своими детьми?

Он очень походил на Эсфориэля. Лишь синева глаз была темнее, без намёка на сиреневый отлив. А ещё Фрайн казался младше, чуть ли не ровесником Дэнимона. Может, из-за волос, остриженных до плеч? Или просто каждый эльф перестаёт стариться в разном возрасте? Понять бы, как устроено это их бессмертие…

Я внимательно наблюдала за его мимикой. Слушала его слова. Анализировала его интонации. Я пыталась найти в его реакции хотя бы намёк на фальшь, но не находила.

Что ж, если это лицедейство, – браво. Первую проверку, которую в своё время провалил Артэйз, Фрайндин однозначно прошёл.

Нет, это ещё ничего не значит. Да, в детективах от неожиданной встречи с жертвами у преступников частенько сдавали нервы, как и от блефа в духе «мы всё знаем». Но если Фрайндин тот, о ком мы думаем, он очень умён и вполне мог моментально сообразить, что в одиночку Дэн и Фаник не преодолели бы магическую защиту дома, куда им не давали доступа. В таком случае эльфу наверняка пришло бы на ум наличие невидимых свидетелей, которые обрекут на провал попытку довершить дело наёмников. А ведь меч так соблазнительно лежал рядом: если верить Эсфориэлю, его брат ненавидел ходить с охраной, зато всегда готов был защитить себя сам.

Однако реакция Фрайндина была безупречно доброжелательной и естественной. Неужели можно не только так быстро соображать, но и столь гениально играть?..

– Дядя, мы больше не в плену, – негромко произнёс Дэнимон. – Мы вольны уйти в любой момент.

Фрайн даже не сразу оглянулся. Видимо, какое-то время просто не мог поверить своим острым ушам.

А когда оглянулся, даже ничего не спросил.

– Ты ведь заметил, что на нас нет ошейников, – продолжил принц. – А то, почему исхудал Фаник… это сделали не дроу. Дроу спасли его.

Фаник кивнул в знак подтверждения, но Фрайндин и тут промолчал. Лишь опять повернулся к нам:

– И какими чарами вы задурили им головы?

– Это Фин, ослеплённый жаждой мести, дурил им головы, – сказал Эсфориэль. – Им и нам. Убеждая всех, включая себя самого, что дроу – наши враги. Но Фаника похитили трое людей, и их наняли не тёмные.

– Не тёмные? – Фрайн фыркнул, и его мнимая юность бросилась в глаза ещё отчётливее. – И ты хочешь, чтобы я в это поверил?

Лод и Навиния молчали. Как и я. Это была семейная встреча, которой мы не решались мешать, пока выполняя функцию страхующих статистов. Хотя, откровенно говоря, комнатка была маловата для представления с таким количеством участников. Из мебели здесь присутствовали лишь узкая кровать, шкаф да плетёное кресло, но они занимали почти половину помещения, и на оставшемся пространстве было особо не развернуться.

Лод оторвал меня от тома «Сокрытия чар» буквально полчаса назад: весь свой досуг я преимущественно посвящала изучению заклятий, начиная немного скучать по нормальным книжкам и компу. И когда колдун объявил, что Фрайн покинул дворец, а значит, настал тот самый момент, которого мы ждали со вчерашнего дня – в первый миг я удивилась составу отряда, который колдун счёл наилучшим для вылазки в Солэн. Нет, зачем понадобилась троица эльфов, я понимала прекрасно, но вот Навиния?..

А спустя тот самый миг вспомнила о Машке, вероятность встречи с которой была далеко не нулевой, и поняла, что Навиния нам действительно жизненно необходима. И хотя принцесса явно была не в восторге от всего происходящего – судя по всему, она пошла добровольно, а не ведомая ошейником.

Естественно, Лод не сразу перенёс нас в конечный пункт назначения. Мы телепортировались на окраину Солэна, к моему удивлению, в человеческие кварталы. Люди в эльфийских городах селились на окраинах, окружая «древесный» центр огромным кольцом вполне обыденных домов. Дорога к месту долгожданной встречи была известна не всем, а под сумрачной пылью координировать действия было трудновато, так что сразу по прибытии мы разбились по троицам: Лод вёл меня и принцессу, Эсфор – обоих племянников. Какое-то время мы шли по переулкам, несильно отличавшимся от тех, что я видела в Тьядри – разве что дома были повыше и побогаче, а тёмные улицы ярко освещали фонари, венчавшие стеклом изящные кованые столбы. Эльфов я не заметила, они с наступлением темноты вообще предпочитали не выходить из родных обителей. Зато людей было хоть отбавляй, так что нашей невидимой компании приходилось пробираться осторожно.

В какой-то миг дома расступились, и Лод вывел нас с Навинией на широкие брусчатые улицы, разделявшие ровные ряды обитаемых деревьев. Сейчас – абсолютно пустынные. Вместо нечистот сразу запахло цветочной сладостью, и изысканные ароматы, таявшие в хрустальной вечерней прохладе, кружили голову. Здесь фонари встречались редко и горели мягким, приглушённым светом, погружавшим эльфийский город в полумрак. Наверное, в сочетании с пустыми улицами это могло создать немного жуткое впечатление, но отзвуки смеха и песен ясно говорили о том, что город живёт. Они – и тёплый свет, озарявший круглые пёстрые окна, раскрашивавший Солэн осколками витражного калейдоскопа: эльфы явно любили цветные стёкла.

Нужный дом нашёлся довольно скоро, и это был типичный образец архитектуры Детей Солнца – высокое дерево с широченным стволом, сплетённым из живых лоз, с дрожащими узкими листьями зелёной крыши-кроны. Его окружал просторный сад, полный пышных кустов и цветов, казавшийся слегка запущенным, и эта запущенность была единственным, что отличало дом от соседних эльфийских жилищ. Трудно было поверить, что здесь когда-то жила знатная эльфийка, ставшая супругой Повелителя и матерью трёх эльфийских принцев. Хотя… за вчерашним обедом Лод рассказал мне кое-что об эльфах, в числе прочего обмолвившись, что те не придавали роскоши особого значения, а потому дома представителей разных социальных слоёв не слишком различались между собой. И в каждом городе было лишь одно золотое древо, напоминавшее слегка уменьшенный вариант королевского дворца – для тех, кто управлял этим городом.

Когда мы наконец достигли пункта назначения, колдун замер у плетня, окружавшего эльфийский сад, отпустив мою руку. И, жадно вдыхая благоуханную свежесть, после подземелий дроу пьянившую не хуже вина, я ощутила движение воздуха, когда Лод стал плести рунные цепочки…

– Да. Я хочу, чтобы ты в это поверил. Потому что я был прав. Всё это время, с той резни восемнадцать лет назад, – печальный голос Эсфориэля вернул меня к тому, что происходит здесь и сейчас. – Настоящий враг давно уже не прячется во мраке, а таится на свету.

– Хватит, брат, – устало бросил Фрайндин. – Если пришли захватить меня в плен, так надевайте уже свой ошейник, и дело с концом. Я никогда не подниму руку на свою семью, так что сопротивляться не буду.

Какое-то время ждал, пока мы прислушаемся к его просьбе, – и, не дождавшись, с изумлением вскинул брови.

– Вы… пришли сюда не за этим?

– Мы пришли, чтобы сообщить тебе то, что ты уже услышал, – сказал Эсфор. – И задать пару вопросов. Не более.

Вот этого, судя по долгому молчанию, Фрайндин явно не ждал. И если он играл, в нашем мире не хватило бы «Оскаров», чтобы вознаградить подобный талант.

– Так что, Фаника действительно похитили не тёмные? – спросил он потом.

– Да, дядя, – тихо откликнулся Фаник. – Те, кто это сделал, особо меня не жалели. Неприятные были товарищи, должен тебе сказать. Сели на хвост нам с Вини, как только мы покинули Солэн. Не знаешь случайно, кто мог нанять их столь заблаговременно?

– Ты обещал, что скажешь отцу правду о моём отъезде, если я попаду в беду. Но не сказал, – проговорил Дэн. – Почему?

Фрайндин повернул голову в сторону племянников. Проигнорировав оба вопроса, вновь уставился на брата.

– Погодите… вы что, считаете, что это я нанял тех людей?

Никто не стал отвечать, но Фрайн и так понял ответ.

Когда младший брат Повелителя эльфов расхохотался – чисто, звонко, как маленький мальчик, с каким-то хрустальным перезвоном, точно в его смехе разбивались стеклянные шарики, – я даже растерялась немного. Судя по лицам остальных, они тоже: все, кроме Лода, наблюдавшего за Фрайном бесстрастными, слегка суженными глазами.

К каким же выводам ты пришёл, Лод?..

– Как интересно! – отсмеявшись, эльф утёр ладонью глаза, и я поняла, что он хохотал до слёз. – А что ещё, по-вашему, я сделал? Может, я ещё в старой войне на Тэйранта шпионил? Правда, мне тогда было всего десять, но кто меня знает.

– Фрайн, здесь нет ничего смешного, – устало сказал Эсфориэль. – Ответь, почему ты не…

– А знаешь, ты прав, – не дослушав его, выговорил Фрайндин. – На самом деле это совсем не смешно. – На лице его в один миг не осталось и тени улыбки. – Боги, зачем бы мне могло это понадобиться?

– Не знаю, – просто ответил Эсфориэль. – Сам терзаюсь тем же вопросом. Быть может, потому что ты ненавидишь дроу. И решил таким образом подтолкнуть Фина к скорейшему началу войны.

– Войны, одна мысль о которой причиняет мне страдание? Фин не слушает меня, как не слушал тебя, но я не хочу войны! Никогда не хотел. Боги миловали меня, и я почти не помню военных дней, зато помню тех, кто умер в них. Всех тех эльфов, которые должны были жить ещё века. И отчаянно не желаю повторения той истории. – Фрайн резко опустил руки. – Да, я ненавижу дроу. За то, что они лишили Фина последней надежды на счастье – особенно. И тем больнее мне было, когда ты встал на их сторону. Но пока враг сидит тихо, забившись в свою нору, я не вижу никакого смысла в том, чтобы наш народ умирал, пытаясь достать его оттуда. И всегда хотел только одного: чтобы никто из моей семьи никогда больше не оставлял меня.

– Я уже говорил и тебе, и Фину. Дроу не…

– Ты всерьёз полагаешь, что ради победы над тёмными я мог желать смерти тем, кого люблю? Пролить родную кровь, совершить преступление перед семьёй, перед богами и перед своим народом? Зная меня?

– Но ты же всерьёз полагаешь, что я перешёл на сторону зла. Зная меня.

Фрайндин собирался что-то ответить, но осёкся. Посмотрел на брата так, будто впервые увидел. Эсфор смотрел на него в ответ: мягко, без всякой укоризны.

Даже сейчас – тепло.

– Я всё время искал оправдания твоему предательству. Тому, почему ты выступил против нас, – в голосе Фрайна прорезалось страдание. – Знал бы ты, как хочу я сейчас поверить тебе, но… можешь ли ты поклясться светлой памятью нашей матери, что желаешь добра нашей семье и нашему народу? Что ты говорил правду? Что это не тёмные сделали Фина вдовцом, а Дэна и Фаника сиротами? – он перевёл взгляд на Лода. – Можете ли вы поклясться самым дорогим, что сейчас дроу проклинают Тэйранта так же, как это делаем мы?

– Клянусь. – Лод спокойно поднял руку. – Любовью своей, здравым рассудком и памятью семьи, которую я потерял в той же резне, где ваш брат потерял жену.

– Клянусь. – Эсфор приложил ладонь к сердцу. – Памятью нашей матери, честью своей и жизнью.

– Клянусь, – неожиданно тихо проговорила Навиния. – Памятью моих родителей.

Я промолчала. Моя клятва всё равно не имела бы никакого смысла. Но как всё-таки хорошо, что в этом мире клятвам придают куда большее значение, чем придаю им я.

Фрайндин помолчал, точно взвешивая каждое слово в уме. Потом кивнул.

– Когда я узнал, что сделал Фин… какое решение он принял… с тех пор я не могу его видеть, – неожиданно проговорил эльф. Обернулся к племянникам, и под его взглядом на лицах обоих принцев проявилось одинаково пристыженное выражение. – Я уже третий день ухожу сюда, прячась от него. Глупо, конечно, но ничего не могу с собой поделать. За то, что он обрёк вас на смерть, я ненавидел его. А ещё больше ненавидел себя. Ведь я… – он вдруг сплюнул на пол, зло и бесконечно горько. – Я действительно во всём виноват. И мне нет прощения. Потому что совершенно за вас не волновался. Потому что просто забыл проверять эти треклятые маячки. Потому что вёл себя как последний дурак, как влюблённый мальчишка.

О, нет. Только не говорите, что это из-за Сусликовой он…

– Влюблённый мальчишка? – недоумённо повторил Эсфор.

– Я так долго ждал этого чувства, что теперь, когда наконец узнал его, позволил себе позабыть обо всём остальном. А Мэрис… девочка из другого мира, моя избранница… Я полюбил её всем сердцем, но с ней так много хлопот! – Фрайн тяжело вздохнул. – Она всего за два дня успела разозлить весь эльфийский двор. Немудрено, конечно, она ведь такая… естественная. Всегда говорит, что думает, совершенно не умеет притворяться. Правила, этикет, подбор выражений – всё это не для неё. Но всё же без всяких весомых причин говорить светлейшим леттэ…[6]6
  Уважительное обращение к эльфийским женщинам знатного рода (ридж.).


[Закрыть] как же это… «чего вылупилась, я не музейный экспонат»…

Судорожно моргая, я попыталась понять, в чём именно я ничего не смыслю: в мужчинах, в любви или во всём сразу.

Неужели прекрасное светлое чувство настолько зло, что в глазах Фрайна вульгарная невоспитанная девица превратилась в «естественную деву, не умеющую притворяться»?..

– Она никогда не сидит на месте. Постоянно попадает в неприятности, – продолжил эльф, и у меня создалось впечатление, что он давно искал возможности излить душу хоть кому-то. – Я восхищаюсь её жизненной энергией и добрым сердцем, её юностью и горячностью, но… Зачем она отобрала у странствующих циркачей этого монстра с копытами? Видите ли, бедное животное признало её хозяйкой. А мне для этого животного пришлось снять целую конюшню: другие кони наотрез отказываются с ним даже рядом находиться. Как и большинство конюхов.

– Монстр с копытами?

– Скримсхэстур, – коротко пояснил Фрайндин.

Лицо Эсфориэля почти не изменилось, зато не выдержала Навиния:

– Демоническая лошадь? Но это же правда монстр! Они плотоядные, даже на людей нападают! Мне в своё время пришлось целый табун таких уничтожить, они два города в страхе держали! Их невозможно приручить!

– Циркачи её и не приручали. У них был передвижной зверинец всяких чудищ, вот и самка скримсхэстура в клетке сидела. Живых кроликов ест, а к Мэрис стала ластиться, как собака. В итоге Мэрис выпустила её из клетки. Назвала Лапочкой… Циркачам, к слову, заплатить и не подумала: сказала, что они… м… в общем, бездушные злодеи, которые мучили бедную зверушку. Хорошо, хоть ей другие монстры в зверинце не приглянулись. – Фрайн грустно поглядел на свои опущенные руки. – Потом она прослышала о стае василисков, которая обитала в Боггийских болотах. И кому эти василиски мешали? В болото всё равно никто не совался. Теперь я гадаю, эти василиски были последними в Риджии или всё-таки нет… А воры, пьяницы и насильники! Такое ощущение, что они к ней просто притягиваются!