Текст книги "Демонология Сангомара. Наследие вампиров"

Глава 4. Преследование

Стоило Уильяму раствориться в ночи, как из леса близ Малых Вардцев показались конники. Они въехали в покинутую деревню, внимательно осматриваясь. На их рукавах виднелись черно-белые нашивки с изображением горы и чуть ниже – полностью черных глаз. Символизировали ли эти глаза вурдалаков, столь обильно населяющих Офурт, или что-то другое – неизвестно. Однако герб этот тянулся за родом местных лордов уже тысячу лет.

У некоторых к седлам помимо копий были приторочены еще и клети, чуть погнутые и покореженные. В них сидели нахохлившиеся от ночного холода вороны. От сильной тряски птицы порой злобно каркали.

Один конник выделялся среди прочих. Был он кряжистым, как бревно, крепким, с намечающимся брюхом – такими бывают только зрелые мужи, уже давно растерявшие юношескую стройность. Уродливый доспех делал его еще кряжистее, а красный плащ подчеркивал багряность и рыхлость его щек. Конник спрыгнул с черного коня, громко лязгнув наплечниками о нагрудник.

Бартлет Орсупалл повел плечами после долгой, изнуряющей скачки. Это был он – коннетабль, правая рука Райгара Хейм Вайра, лорда Офурта. Три дня назад его лорд приказал бросить все дела и мчаться в эту богом забытую деревушку, в Малые Вардцы. Для прочих воинов это было рядовым приказом, непонятным, подлежащим тупому исполнению, однако Бартлет знал, что дело намечалось невероятно важное.

Погладив изнутри зудящие клыки, он оглядел Вардцы.

Похоже, лорд Хейм Вайр отдал на растерзание вурдалакам очередную крохотную деревню. На улице лежали обглоданные до костей трупы, одетые в изорванные лохмотья. Двери домов распахнуты – жители покидали их в спешке. Отпечаток смерти здесь был застарелым. Все демоны, посетившие деревню: будь то вурдалаки, затем голодные чертята или призрачные гримы, – взяли свое и уже исчезли.

Пока Бартлет не наблюдал ничего странного. Много таких опустошенных поселений ему доводилось видеть за свои семьдесят восемь лет. Он дал солдатам знак осмотреть жилища изнутри, и те кинулись исполнять приказ. Сам же коннетабль громыхающим шагом обошел площадь, лязгая доспехами, и попытался восстановить события кровавой ночи.

Его острый взгляд цеплялся за каждый след, каждую мелочь.

Перед ним развернулась трагедия той ночи. Большая стая, под полусотню вурдалаков, напала с северо-востока, но напала не сразу – сначала собралась на краю деревни. Так что вурдалаки были не то чтобы голодны, а, скорее, науськаны… Тут, в центре площади, один схватил какого-то жителя и потащил волоком. Бартлет присел на корточки и посмотрел на следы крови. Да, отсюда и началась атака. Подняв перекушенный обломок охотничьей стрелы, он хмыкнул. Ничего интересного.

Он осмотрел зияющие проемы домов, ныне лишенных запахов еды, сосновых дров и золы, и побрел дальше. Его неприятный взгляд выпуклых, как у рыбы, глаз ощупывал каждый камень и след, но пока коннетабль не видел того, что ему было нужно. Выйдя от площади на кривую улочку, он обнаружил много вурдалачьих следов, затоптанных сверху прибежавшими позднее чертятами, – и снова кровь. Он загреб ладонью багрово-коричневую от крови землю и принюхался. Да, здесь ранили человека. А еще повсюду почему-то каменная крошка.

Когда Бартлет завернул за угол – тут же и охнул. Перед ним предстал остов разрушенного дома, вокруг которого в беспорядке лежали камни, дерево, скарб, черепки глиняной посуды… Даже на крышах соседских жилищ – и там обломки… А рядом виднелись останки вурдалаков.

Присвистнув, он подошел ближе. Что же могло натворить такое?

И тут его взор упал на то, что он искал, то, ради чего его отряд мчался, загоняя коней до пены. Высохший мертвец с оскаленной челюстью, скрючившись, лежал на развалинах. На нем были лохмотья от некогда добротной алой одежды, сейчас обгоревшие; у мертвеца были изуродованы, вывернуты конечности.

– Так это и есть тот погибший?

Склонившись к нему, он вкусил следы его крови, чтобы убедиться, что это Старший.

– Хм, точно Старший. Но ведь Старшего не убить полностью взрывом… Интересно…

Он продолжил осматривать развалины, обходил накрененные стены дома, зло глядящие балки, вкопавшиеся в землю, – пока не понял, что следов того, что взорвалось, не осталось. Тогда Бартлет вернулся, присел подле мертвеца – и стал раздумывать. Здесь повсюду пахло кровью человека – видимо, того, который и устроил взрыв. Повторно изучив мертвеца, он заметил на его иссохшейся шее порезы. Их сделали каким-то острым предметом. Бартлет искал глазами что-то похожее, но не находил, пока его не осенило. Он осмотрел единственную руку мертвого вампира – обращена, ногти удлинены.

– Что за бред… Он что, сам себе глотку перерезал?

Он еще некоторое время сидел и напряженно глядел на все, пытаясь проникнуть в суть того, что здесь произошло. А потом ужасная догадка пришла в голову Бартлета. Он понял, что человеческий труп, чья кровь была повсюду, так и не обнаружился.

– Какого демона! – рыкнул он. – Он отдал свою жизнь человеку? Он с ума сошел?

Коннетабль растерял привычную угрюмость. Щеки его подобрались, лицо покраснело – и он остервенело, как пес, начал рыскать вокруг. И нашел. Он действительно нашел за домом следы, удаляющиеся от деревни. Этот человек ушел, хромая на одну ногу. Его сильно шатало. Следы обрывались на ковре опавшей хвои, но это было уже неважно, потому что израненный человек, пусть даже и с кровью Старшего в жилах, мог пойти только в одно место – в соседний город.

Тогда Бартлет рявкнул и позвал писаря. Тот под диктовку оформил письмо лорду Райгару, внеся свои исправления, дабы оно не выглядело таким по-солдатски грубым:

Ваше сиятельство граф Хейм Вайр, в деревне я нашел мертвого Старшего. Он пострадал от неизвестного мне взрыва. Его горло перерезано им же самим. Я считаю, что он передал дар человеку, чтобы дар не достался Вам.

Человек ранен и направился в сторону соседнего города Большие Варды. Мы обыщем все вокруг, однако прошло три дня, и он может быть опасен. Прошу выслать подкрепление с собаками для упрощения поиска и повозку с железной клеткой, чтобы я мог безопасно доставить Старшего Вашему сиятельству.

Убедившись, что чернила высохли, писарь скрутил письмо в узкую трубочку, скрепил его печатью и, обвязав лентой, привязал к лапе ворона. Он отпустил птицу, и та полетела в замок Офуртгоса, каркая и громко хлопая крыльями.

– По коням! В Большие Варды! – крикнул солдатам Бартлет, запрыгнул в седло и сдавил бока коня шенкелями.

* * *

Отряд прибыл в Большие Варды еще до рассвета. Посреди ночи вождя вытащили из дома, сунули ему под нос бумаги, скрепленные печатью лорда, и заставили разбудить весь город. Бумаги эти давали право на любые действия, вплоть до расправы.

– Каждый, стар и млад, должен стоять на площади до петухов! Или же вождя подвесят на позорном столбе посреди города!

Вождь Эхор и его жена принялись неистово стучать в каждую дверь. Еще не закричали голосистые петухи, а жители, сонные, уже толпились на площади в свете зажженных факелов. Кто-то не успел сменить ночную рубаху и теперь дрожал от утреннего холода. Выгнали на улицу даже лежачих больных – их держала на руках перепуганная родня.

Большие Варды окружили, чтобы никто не мог сбежать. После того как все покинули свои жилища, круг воинов сжался. И они принялись вламываться в дома и обыскивать их, причем потрошили все – от сундуков до мешков, заглядывали во все ящики, шкафы и кладовые.

– Приветствую вас, жители Вардов! – Бартлет вскинул руку, призывая к тишине. Он встал перед толпой, которую с боков зажимали его люди с копьями. – Три дня назад на соседнюю деревню напали. Мы сочувствуем вашему горю и скорбим вместе с вами по убитым этими жуткими демонами. Однако мне нужна ваша помощь!

К Лине подошла травница Удда, схватила ее за плечо и тихонько шепнула на ухо: «Деточка, они по душу твоего милого пришли. Что бы ни случилось, молчи».

Лина побледнела и кивнула, согласившись. Тогда травница отошла от нее подальше, предчувствуя нехорошее. Сами того не осознавая, старые люди часто становятся невольными пророками бед благодаря опыту и мудрости. Вот и Удда что-то чувствовала, ей чудилось, что сейчас произойдет нечто страшное и оно будет касаться Уильяма.

Бартлет продолжил:

– В деревне мы нашли разрушенный дом. Это был крайний дом с западной стороны, ближе к тропе на Варды. Одноэтажный, из крупного камня. Скажите мне, кто в нем жил?

В толпе зашептались, послышались негромкие крики «Нанетта» и «Малик». Перепуганный вождь вытолкал вперед Нанетту, Малика и беременную Шарошу – все трое застыли на площади в длинных ночных рубахах.

Малик был бледен, пот стекал по его лицу. В страхе он рухнул на колени перед коннетаблем Офурта, не зная, как приветствовать столь важного человека. Его жена стояла за спиной слева и держалась за его плечо так, словно вот-вот упадет. А матушка Нанетта застыла справа от сына.

Бартлет окинул взглядом дрожащих селян.

– Что произошло? Ты взорвал дом?

– Нет-нет, господин, что вы… – Малик закрыл лицо руками. – В эту ужасную ночь… я… я был здесь, в городе.

– Тогда кто это сделал? Вы были там, бабы?

И он жестко взглянул на женщин. Не выдержав, Нанетта побледнела еще сильнее и разрыдалась.

– Это мой младший сын… – Ее затрясло. – Маргари стало плохо… Я… я пошла помочь ей. А когда возвращалась, на меня напали… Ох, Ямес, Ямес, это было что-то страшное. Бледные, с шерстью и зубами… Один вцепился мне в руку и стал тащить в лес. Тут появился мой сынок и как вдарил этому демону факелом… Я, должно быть, упала в обморок от страха, потому что ничего не помню дальше. Не помню. А когда очнулась, мы были уже в доме…

– Как сына звали?

– Уильям…

– Что дальше?

Нанетта молчала, покачиваясь, и не могла заставить себя сказать ни слова от страха. Тогда трусливый Малик настойчиво потряс мать за руку, приводя ее в чувство.

– Я открыла глаза. Там были невестка… и Уильям. У сыночка была разорвана нога. Он сказал, что… что я должна замотать тканью свою руку, чтобы эти демоны не почувствовали запах крови. А потом добавил, чтобы мы уходили. Через заднюю дверь. Через огород в лес. Обещал, что пойдет за нами… Но когда мы отошли и встретились с нашим вождем, что-то очень сильно загрохотало, и мы все попадали с ног. Мой сынок так и не вернулся. Я больше ничего не знаю, господин… Не знаю. Один сын у меня остался, единственный кормилец, пощадите!

– Кто был в деревне после взрыва? Кто видел Уильяма после случившегося? – Бартлет обратился к толпе.

Испуганное «нет» донеслось отовсюду. Конечно же, все благоразумные к тому моменту ушли. А другим, менее удачливым, выпала доля смотреть пустым мертвым взглядом в ночное небо.

Недовольный ответом, коннетабль только собрался приступить к угрозам, как вперед неожиданно вышел мальчишка лет семи, худой, с курносым носом.

– Я видел, господин!

Этим мальчишкой оказался Элиот.

– Ну же, мальчик, подойди ближе и расскажи мне все. Ты будешь одарен за свою храбрость, если твоя история правдива.

Бартлет присел на корточки и демонстративно достал из-под плаща небольшой черный кошель, подзывая к себе.

У Элиота заблестели глаза. Он подошел и, чувствуя свой счастливый миг, когда его услышит весь город, запустил руку в свою шевелюру, почесал ее, набрал в грудь воздуха и начал говорить:

– Господин. Когда эти чудища, жуткие, лохматые такие, напали на деревню, я расстался со своей сестрой. Всем было страшно, но я не боялся! Совсем не боялся! Но мне пришлось забежать в дом, который был через два… ой, нет, три дома напротив того… ну, разрушенного, и забраться на чердак. Вот… Я видел, как Уильям нес матушку на руках к дому. Он хромал. А еще там были страшные вурдалаки. Хотя не такие уж и страшные, нет! Вот. И я смотрел на них сквозь щели в чердаке!

Взволнованный Элиот перевел дыхание и продолжил историю, в которой он воображал себя храбрецом:

– Эти вурдалаки стали ломать дверь в дом! Вот! И вдруг появился дядька. Он был высокий такой, худой, в красном плаще, странный. Я его раньше не видел, господин. Он был не наш! Точно не наш! Когда те чудовища сломали дверь и заползли внутрь, дядька тоже зашел. И чудища его не трогали, представляете? Они даже внимания на него не обратили, словно и не было дядьки! А потом что-то очень сильно бабахнуло. Я не испугался, честно, но упал на мешки. Ударился. Не помню, что дальше. Видите, какая шишка на голове? Вот!

И Элиот наклонил голову и гордо показал большую шишку. Он так горячо рассказывал обо всем, что совсем забыл о страхе к незнакомцу в доспехах и подошел к нему вплотную.

– Уже было утро, когда я проснулся. Вот. Очень болела голова, господин. Из-за шишки. И я услышал, как кто-то говорит. Я выглянул в щель чердака, а там от дома тетушки Нанетты остались лишь камешки! Тот дядька, который зашел в дом перед бабахом, лежал на камнях. У него вот здесь, – Элиот показал восторженно на грудь, – торчала вот така-а-я деревяшка. А рядом лежал Уилл. Он был под камешками, и у него тоже торчала деревяшка из бока. Только поменьше. Они разговаривали.

– О чем? – спросил резко Бартлет.

– Не знаю, господин… Ничего не слышал. Что-то о жизни и помощи. Тот дядька назвал свое имя и спросил Уилла, как его зовут. Я вот имени дядьки не запомнил, господин. И потом этот странный дядька одной рукой вытащил эту здоровую деревяшку из себя, представляете? – Чувства захлестнули мальчика, и он, размахивая руками, стал показывать на себе, как Гиффард вытаскивал балку. – Он подполз к Уиллу на одной руке. Вытащил из его бока деревяшку. Раскидал камни. Уилл почему-то очень испугался его, кричал и пытался оттолкнуть. А дядька ка-а-а-а-к вцепится ему в горло! – Элиот драматично обхватил свою шею пальцами. – У него весь рот в крови. Он посмотрел вокруг, и я испугался, что он заметит меня. Уильям что-то говорил, а дядька смеялся и отвечал, что Уиллу нужно куда-то идти. К какому-то Филиппу, я вот это только и запомнил. И он тут вдруг рукой как махнет! – Элиот от избытка эмоций сам едва не задел Бартлета рукой. – И у него из горла кровь потекла, и дядька стал делать что-то страшное. Я уже не видел, что он делал, но Уильям сначала жутко кричал, а потом замолчал. Я и решил, что он помер, вот.

– Что было дальше, малец?

– Ну, тот дядька долго что-то делал. Я не видел. Когда он повернулся, мне показалось, что он меня заметил. Я покатился назад, ударился и… ничего не помню. А когда очнулся, то Уилл уже пропал, а дядька стал таким страшным! Словно сухой! Как веточка! Я очень долго сидел на чердаке, пока не стемнело. А потом понял, что те чудовища могут вернуться! Тогда я слез, быстро пробежал мимо дядьки с закрытыми глазами. Правда, споткнулся, упал. Но встал и побежал в сторону города.

Все в ужасе слушали этот рассказ. Лина и Удда испуганно переглянулись. Бартлет довольно потер ладони и похлопал Элиота по спине.

– Ты большой молодец, мой маленький друг. А почему ты никому это не рассказал раньше?

– Я хотел, господин! Но мне бы, как обычно, никто не поверил. А вы мне верите?

– Конечно верю. И я тебе очень благодарен. Держи, это твоя заслуженная награда, твои родители должны гордиться тобой!

Солдат вложил в ладошку мальчика кошель. И тот счастливо побежал к бледной матери.

– Ты настоящий герой Офурта!

– Так Уильям жив? Мой сынок не умер? – тихо спросила Нанетта.

Когда ее услышал Бартлет, он резко поднялся и обратился ко всем:

– Нет! Твой сын мертв, женщина! Он обратился в страшное чудовище, которое может натравить орду вурдалаков на этот город. Он хочет разорвать ваших жен и детей. Он выглядит как человек, но его душа уже принадлежит демонам – он проклят и хитер. Вы сами слышали этого мальчика, он поведал нам, как демон вселился в тело Уильяма!

Бартлет говорил громко, и каждое его слово грохотало в воздухе, будто гром. Зычным был его голос, но проникновенным. Поэтому все как один побледнели, а матери испуганно прижали к себе сонных малышей.

– Этот безбожник, между прочим, уже семь лет не приносил подаяния Ямесу! Я так и знал. Я знал, что с ним рано или поздно случится что-то подобное! – неожиданно воскликнул служитель Вардцев. – А тот случай, когда он пришел расцарапанный! Я же говорил, что он якшается с демонами! Настигла его кара Ямеса!

Люди зароптали. Роптание это окрепло.

– Никогда не желал с нами общаться!

– Считал себя выше других…

– Безбожник! Это кара!

– О великий Ямес, а моя дочь была очарована им. Я знала, что он околдовал ее…

– А помните тот случай с форелькой? Демоны! То был знак!

– Так вот почему Нанетта болеет! Поди же, проклятый и сам проклинает всех.

– Чудовище!

Роптание превратилось в громкий, протяжный гул. В этой ночи оно гремело уже даже громче коннетабля, становилось увереннее, злее. Теперь у каждого нашлись причины ненавидеть Уильяма. Все эти причины были надуманными, дутыми, но из-за всеобщей поддержки они затмили собой голос разума. Злоба, уже тяжело сдерживаемая, заполонила деревню.

Лина поняла, о чем ей толковала старуха, и сжалась от страха.

Бартлет поднял руку, взывая к тишине. Но успокоить взволнованных людей уже было не так просто. Впрочем, коннетабль настаивать на тишине не стал – он наслаждался тем, какой эффект произвел. Ему нравилось править всеми ниже его, как неразумными тварями, и он находил в этом некоторую прелесть, невольно сравнивая это с тем, как его лорд порой правил вурдалаками силой мысли.

Он знал, как теперь направить эту злобу в верное русло.

– Мирные жители Вардов! Я призываю вас помочь мне поймать этого демона. Он не мог далеко уйти! Но он хитер. Поэтому мог обмануть вас, заставить поверить ему. Если кто-нибудь видел его здесь или помогал ему, выйдите и расскажите об этом. Вы будете щедро вознаграждены! Сто пятьдесят даренов тому, кто даст мне сведения об Уильяме.

Бартлет достал более увесистый кошель, чем тот, который отдал мальчонке, и поднял его.

– Но если я узнаю, что кто-то хочет укрыть его или обмануть меня, то расплата будет жестока.

Толпа притихла.

– Спрашиваю в последний раз. Кто видел Уильяма в городе или помогал ему? – Бартлет сурово посмотрел на толпу.

Ответом ему стала тишина.

Тут к коннетаблю подошел один из воинов. В руках у него лежали какие-то изодранные вещи, которые он и передал. Они негромко заговорили о доме травницы, а старая Удда побледнела. Она узнала в вещах лохмотья Уильяма – она хотела избавиться от них утром, но не успела.

Бартлет воззвал:

– Приведите травницу!

Ее быстро выпихнули из толпы.

– Кого ты лечила от ран, старая? – И коннетабль показал окровавленные повязки, а также разорванную одежду. В этих лохмотьях хоть и с трудом, но все-таки узнавались белая рубаха и жакет с капюшоном.

Удда вздохнула.

– Так много кого покусали, господин. Много раненых. Я же травница. Я всем помогала и накладывала повязки. Две ночи не спала, готовила отвары.

И она развела руками и робко улыбнулась беззубым ртом. Но Бартлет только усмехнулся. Ему было прекрасно известно, кем пахнут эти повязки: он узнал этот запах, как только вдохнул его. Тогда он резко развернулся к жителям и насмешливо спросил:

– Кто был у этой старой травницы в доме? Кому она накладывала повязки или отпаивала отваром? Выйдите вперед!

Все переглядывались. Переминаясь с ноги на ногу, вождь Кадин сказал, виновато поглядывая на бабушку Удду:

– Мой господин, никто к ней не заходил. Травница очень странно вела себя эти два дня и вообще не выходила из дома. А по ночам в ее доме горел очаг, до самого утра. Я пытался взять у нее травы. Однако меня не пустили даже за порог дома. Только просунули спокушку в дверную щель – словно какому-то псу подачку.

Бартлет сделал шаг в сторону Удды.

– Ты пыталась обмануть меня, старая карга!

Травница в испуге попятилась, но ее схватили под дряхлые руки два воина. Повиснув, она часто задрожала и покрылась испариной.

– Сынок, пощади! Ну не могла я отказать Уильяму! Он мне как внучок был! Он пришел ко мне, истекающий кровью, его лихорадило. Как я могла ему не помочь? Бедному мальчику было очень плохо…

– Рассказывай все, старая! Чем ты его лечила? Что ты видела? Когда и куда он ушел? И почему ты скрывала его от людей?

– Он был плох! Не хотела я говорить Нанетте о нем, боялась, что мальчик не доживет до следующего дня. Она и так, бедная, дитя потеряла в свое время. Я давала ему крепкие отвары от жара, перевязывала раны. А когда он очнулся через два дня, прошлым вечером, то поблагодарил за помощь и ушел.

– Куда ушел? – взревел Бартлет.

– Да откуда ж я знаю, сынок? Вышел за дверь и растворился в ночи. Дело молодое. А я сделала что должно – спасла мальчику жизнь.

– И ты ничего не заметила странного? – Бартлет успокоился и вкрадчиво задал вопрос.

Старуха мотнула головой.

– Тогда что это? – Он достал из лохмотьев глиняную кружку, где были следы крови. – Ты кровью его отпаивала, ведьма старая, а сейчас врешь мне, что отвары давала!

Толпа перешептывалась, послышался гул. Тогда Бартлет развернулся к людям и поднял кружку над головой.

– Видели. Вы видели!? Эта ведьма предала наш людской род и помогла демону. Она лечила его раны, скрывая от вашего гнева! Она давала ему кровь, чтобы он исцелился и вернулся позже за вашими детьми, забрав их жизни! Говори, ведьма, куда ушел этот демон? Говори! Даю тебе последний шанс сохранить свою жалкую жизнь. Что он рассказывал?!

– Не знаю, милок, ничего не знаю… – сдавленно шепнула травница.

Тут коннетабль сделался красным от гнева; вена на его толстой шее вздулась бугром. И он задышал тяжело, как бык. Еще некоторое время он буравил бледную как смерть травницу, которую держали двое. А потом резко ударил ее тяжелой латной перчаткой прямо в живот. Удда охнула, согнулась пополам, и ее голова безвольно повисла. Ее отпустили, и она рухнула на землю, замерев, уткнувшись лицом в землю.

Поначалу толпа онемела. Но тут по ней прокатился знакомый ропот, он окреп, и в уже погибшую травницу полетели злые слова, сначала робкие, но ежеминутно крепнущие. В этой колышущейся толпе тихо расплакалась Лина, не веря тому, что видит.

Бартлет поднял руку, чтобы утихомирить всех.

– Я должен помочь вам поймать это чудовище. Нужно отвезти его в Офуртгос, чтобы наши служители очистили этого демона и сняли проклятие с города. Да, да, ваш город сейчас проклят этим демоном! Мой отряд расположится здесь. Мы постараемся как можно быстрее помочь вам и очистить Варды от скверны. Я надеюсь, вождь Вардов, – и Бартлет обратился к вождю Эхору, – вы окажете нам радушный прием. Настолько радушный, насколько можете…

– Господин, мы поможем вам всем, чем сможем. Еда. Кров. Только спасите нас от этого чудища!

– Хорошо. Да защитит нас Ямес! А теперь вы можете идти по домам. Мои солдаты будут охранять ваш покой.

Все стали расходиться, однако вряд ли кто заснул. Этой ночью имя Уильяма не сходило с испуганных и потому злых языков. Его проклинали, ненавидели. И Малику пришлось поддакивать этой ненависти, разжигать ее в себе, дабы людской гнев не обрушился на него как на брата. Он вел под руку матушку Нанетту домой и бранил вслух Уильяма. А Нанетта, казалось, не замечала ничего вокруг. Она не поддерживала брань в сторону ее сына, но и не упрекала; она была будто немая, ушла в себя и не верила… Не верила до последнего. Вождь выделил ей и сыну лачугу на окраине, протекающую, оплетенную старым плющом и частично разрушенную. Год назад там умер вдовец, и с тех пор дом пустовал, никому не нужный и не пригодный даже под хлев. Туда они и пошли.

Бартлет повернулся к своим людям.

– Эта тварь передвигается пешком. Разбейтесь на отряды по три-четыре человека и прочесывайте леса в направлении Солрага. А ты, писарь… Ты разошли воронов всем верным нам людям, живущим на границе с графством. Понял?

Писарь, тоже вампир, поклонился.

Через два дня прибудет подкрепление, а через неделю доставят повозку с клеткой из Офурта. За это время Бартлету нужно поймать Уильяма, иначе он попадет в графство Солраг, где правит граф Филипп фон де Тастемара. Там, в Солраге, они уже не посмеют тронуть беглеца. А этого Бартлет допустить не мог.

* * *

Тем временем Уильям, не подозревая о том, какая охота развернулась на него, неспешно брел в направлении соседнего графства. Высокие сосны смыкались у него над головой в верховье. И хотя луна светила ярко, под их ветвями все равно колыхалась будто живая тьма. Но Уильям продолжал идти – не было для него тьмы.

Ему казалось, что наступил серый рассвет.

Он разглядывал шершавую отслаивающуюся кору каждого ствола, удивляясь четкости рисунка, ясно видел очертания каждой иголочки под его ногами. Но странным был лес – дышал и жил своей жизнью. Никогда раньше Уильям не думал, что лес такой живой. До его слуха доносились возня жуков, уханье и полет совы, писки маленьких зверьков, прячущихся от хищной птицы, а где-то вдалеке рычала лисица.

Он карабкался по пригоркам и склонам, продирался сквозь ощетинившиеся кусты. Все дальше и глубже в лес. Иногда руки предательски соскальзывали с мокрых камней – и Уилл плюхался всем телом на склон. Вскоре он весь измазался в грязи. А еще позже заметил, что слишком долго сереет, а солнце не всходит. Но чуть погодя все вокруг него вдруг залило ослепительной белизной, и только тогда Уильям сообразил: то, что ему показалось серым рассветом, было ночью.

Вспомнив свои размышления по поводу ночного образа жизни вурдалаков, Уилл вздрогнул от неожиданно посетившей его мысли: а не должен ли он сам бояться дня?

На небольшой прогалине заиграли полосы света.

Уильям замер в тени дерева и со встревоженным видом наблюдал за этой игрой. Наконец он решился, сделал шаг и подставил раскрытую ладонь свету. Но кожа не покрылась волдырями, не вспыхнула и не обратилась в прах. Тогда Уилл выдохнул, чуть приободрился и пошел дальше. Но очень быстро его слегка поднятое настроение улетучилось, и дурные мысли полезли в голову.

Он думал о том, как сложится его жизнь.

Чем больше он отдалялся от Больших Вардов, тем яснее для него становилось: он не сможет вернуться. Это было так пугающе странно – знать, что ты больше не увидишь родной дом, матушку, Лину и даже Малика. Уильям все время водил языком по острым клыкам и думал о том, кем же он стал. Упырем-кровососом? Что же теперь делать? Подобно вурдалаку, кидаться на людей и рвать их? Он вздрогнул.

У него было короткое прошлое, мрачное настоящее и окутанное туманом будущее. Где же найдет он новый дом, что станется с его судьбой? Все планы и мечты рухнули, подобно его старому дому в Малых Вардцах. Кто теперь примет его таким? Уильям вспомнил о своей любимой подруге Вериатели. Быть может, ее отношение не изменится и демоницу не смутит перемена его сущности? Он повертел головой и осмотрелся: ни одного ручья поблизости не было, так что он не стал звать ее.

Уильям с легкостью перепрыгивал через поваленные деревья, взбирался по холмам, за которые цеплялись корнями накрененные сосны, и старался не упускать из поля зрения дорогу. Он подошел к ней почти вплотную, на расстояние в десяток шагов.

Вдруг застучали копыта. Кто-то несся галопом.

Тогда Уильям спрятался за деревом в сплетении корней и осторожно выглянул. Мимо него стремительно пронеслись два всадника. Лошади хрипели, роняли пену, однако их продолжали гнать изо всех сил, не жалея. Когда верховые скрылись за изгибом дороги, Уильям вылез из укрытия и побрел дальше, в сторону Брасо-Дэнто.

* * *

Ближе к полудню два всадника достигли Малых Вардцев, заехали в деревню и слезли со взмыленных и хрипящих лошадей.

– Что за кляч нам подсунули в Дорвурде? – раздраженно сказал один.

Он снял капюшон и осмотрелся. Это был мужчина примерно того же возраста, что и Уильям, но мелковатый, худощавый. Непокорные его волосы отдавали рыжиной. Лицо у него было маленьким и острым; острыми были и нос, и линия губ – и все это придавало ему резкую красоту. Один его глаз скрывала повязка темно-коричневого цвета, а второй, зеленый, пристально смотрел вокруг.

– Ох, Лео, радуйся, что мы вообще нашли запасных лошадей. В этом крае с ними проблемы.

Вторым всадником оказалась девушка. Она тоже скинула капюшон, и по ее плечам рассыпались волосы цвета меди. Все у нее: и носик, и черты лица, и даже насмешливый взгляд – тоже было остренькое, но аккуратное. Только глаза цвета изумруда из-за этого казались большими и слишком выразительными.

Оба путешественника носили дорожные костюмы темно-коричневого цвета, а также мягкие полусапоги. На поясах – украшенные узором ножны, из которых виднелись рукояти мечей. Никаких опознавательных знаков или гербов они при себе не имели, и, вероятно, не просто так. Но они были одинаковы: и одеждой, и лицом, – поэтому не стоило сомневаться, что они близнецы.

Раздалось глухое карканье.

Леонард вытянул вперед руку – на нее тотчас тяжело приземлился ворон. Бедняга ворон был недоволен: два с половиной дня он летел за близнецами, лишь изредка получая роздых, будучи прижатым к груди всадника. Поэтому он снова каркнул, дабы выразить свое возмущение, и карканье его разнеслось одиноким эхом. Деревня встретила их тишиной.

– Йева, здесь уже побывали псы Райгара.

Земля была усеяна следами копыт.

– Они были совсем недавно, может, что-то осталось… – отозвалась Йева.

Близнецы брели по разрушенной деревне. Их ворон вертел головой и мигал большими круглыми глазами.

– Смерть, смерть! – каркал он.

– Да, Таки-Таки, тут побывали вурдалаки… – вздохнула Йева. – Совсем Райгар потерял совесть, если натравливает их на своих же поселян ради забавы. Офурт – темное и дикое место, как и живущие здесь люди.

Они осмотрели всю площадь, но не нашли ничего интересного. Хотя стоит заметить, что и искали они не так тщательно, как это делал ранее коннетабль Бартлет. Но все-таки поиски привели их к развалинам дома матушки Нанетты – мимо такого сложно пройти. И когда они увидели среди каменных обломков мертвое ссохшееся тело, Йева всхлипнула.

Она опустилась на колени перед ним и нежно погладила его сморщенное лицо, которое закрывали седые пряди.

– Что же с ним сделали… Бедный старик Гиффард… – прошептала она. – Они убили его.

– Да, отец оказался прав, – ответил Лео. Но вместо жалости у него в глазах было разочарование.

– Но как они посмели? Как?

– А это не они. Подумай сама. Как бы они это сделали на развалинах, а? Они бы Гиффарда с собой отвезли, в замок. Нет, тут явно что-то не то. Чертовщина какая-то! – И Леонард зло сплюнул. – Ничего не понимаю. Я думаю, нам нужно ехать в город и узнавать там, что произошло.

– Сначала нужно похоронить его.

– Ему уже все равно, Йева! А вот куда делся его дар – вопрос поважнее!

И все-таки по настоянию Йевы они присыпали тело Гиффарда камнями, чтобы скрыть от палящего солнца, и воздали последние почести. Затем они запрыгнули на уставших лошадей и поехали в сторону Вардов.