Текст книги "Двенадцать"

– У него не сильный аппетит, – ответила я.

– Так это сын? Поздравляю тебя и его отца с наследником. Мне всегда доставляет огромное удовольствие обучать мальчиков.

– Нет, я не знаю, кто это. Он, это просто ребенок, – равнодушно ответила я.

Музыкант мне ничего не ответил. Только одарил взглядом, полным сожаления и недоумения. Но я не стала ничего спрашивать, как и Моэр не стал продолжать разговор.

В течение следующих часов Моэр походил вокруг озера, подстрелил трех толстых диких утки и поймал в озере неизвестную мне рыбу с крупной чешуей, которая с безумным взглядом хватала огромным ртом смертельный для нее кислород. От отсутствия каких-либо занятий, я проведала Лист, что успела вырастить разнообразные ингредиенты для лучшего, по ее словам, супа для дальних путешествий.

Уже на пике страданий от собственной беспомощности, совершенной неспособности выживать, и, похоже, развлекать себя на природе, я заметила в первой линии леса, окружавшего озеро, невысокие кусты, усыпанные мелкими красными цветами с белыми лучами, похожими на усики улитки. Я сразу узнала лавсонию неколючую, с которой познакомилась еще в художественной школе, где нас каждое лето водили на пленэр по окрестностям города, и одновременно с тем заставляли в кустах кормить комаров и клещей. Ну и да, развивали видение прекрасного и знакомили с растениями, помогавшими в прошлом художникам.

Вспомнив, что у меня в сумке есть миска, я с большим энтузиазмом стала срывать самые сухие листья в подол платья и на некоторое время отвлеклась от жалости к себе. Нарвав достаточно, я вернулась к месту нашей стоянки, где Лист вскипятила большой казан воды. Мне удалось аккуратно зачерпнуть воды, приступить к успокаивающему процессу производства краски и так увлечься, что из размышлений меня выдернуло только прибытие уже старых знакомых.

– Бабушка?! Зачем ты пошла? – услышала я удивленный тон ящерки Лист.

– Мои внуки всегда так сильно скучают, – посмеялась доктор Уррсим, целуя внучку в щеки. – Я обожаю путешествия, нахожусь в прекрасном состоянии и, кроме того, как врач, чувствую на себе ответственность за благополучие нашей маленькой гостьи и ее дитя.

Пожилая женщина выглядела очень живо, сразу же принялась раскладывать вещи, помогать Лист готовить и втрое увеличила уют нашего лагеря. А вот с ролью понижения градуса тепла в нашей небольшой компании прекрасно справлялась Зелья, с самого момента спешивания с белоснежной лошади вплоть до того, когда мы сели вокруг костра лицом к блестящей глади озера на бревна, уложенные полукругом нашими мужчинами, даже не посмотревшая в мою сторону. Такое вычурно холодное отношение настораживало, ведь девушка отлично проводила время, Шаяль, коршуном нависавший над ней, и контролировавший все происходящее был весел и доброжелателен. Я ничего не понимала и не могла отделаться от ощущения чуждости этому месту и этим людям.

– Таша, – прервала молчание Лист во время того, как разливала умопомрачительно вкусно пахнущий гвоздикой и дичью суп. – Мо сказал мне, что охотиться ты не умеешь.

– Лист! – возмутился парень так, словно уличение в этом было бы самым жутким страхом для него.

– Да ничего, это не страшно, ведь правда же, – ответила я, натянуто улыбнувшись.

– Тебе повезло, что Таша не обижается на тех, кто так бестактно решает приправить суп замечанием, – прищурившись, укорил сестру Моэр.

– Да ну тебя. Таша, но ведь ты также не можешь получать плоды, и, как я поняла, этого у вас во Вселенной не может никто.

Я кивнула в знак согласия и заметила, что в темноте при свете костра, кожа моих новых знакомых не кажется такой уж зеленой, и они теперь напоминают скорее семью великанов, чем бархатистых зеленых существ.

– Тогда поведай нам, пожалуйста, как же вы обеспечиваете свою жизнь? Как получаете еду? – спросила Лист так, что стало очевидно, что этот вопрос волнует ее уже весь день.

– Мм. Суп великолепный! – ответила я, не зная, с его начать и еще отхлебнула супа, обжигавшего горло своей температурой и доставлявшего невиданное удовольствие своим вкусом. – Суть жизни в нашем мире состоит в том, что ты рождаешься, и долго время тебя кормят родители. Делают это они, пока ты растешь. Затем идешь в школу, где вместе с другими детьми учишься читать, писать, и получаешь множество поверхностных знаний, которые потом называешь «общим развитием».

– А что за школа? Музыкальная, художественная? – не выдержал Моэр.

– Шшш, – начала уже ругаться Лист.

– Лист, не начинай. Мне тоже интересно. У нас нет никакой общей школы, – сказал Шаяль. – Почему у вас родители сами не учат всему детей?

– Да, просто общеобразовательная школа. В которой ты получаешь самые основные навыки. Но не те, о которых вы подумали. Охотиться вообще никто не учит. Ну а в школе. Учат читать, писать, решать задачки математические, – ответила я, осознавая, что самые очевидные обыденные вещи оказалось просто невозможно объяснить в двух словах. – Родители редко могут, потому что работают. Некоторые работают очень много, на нескольких работах и допоздна, чтобы прокормить и одеть себя и детей.

– Но если они не охотятся и не занимаются растениями, что они делают? – совсем не понимала Лист.

– Да нет. Дайте, я продолжу свою историю, и вы должны понять. Когда ты выбираешь профессию, ты должен ответить на два вопроса у себя в голову. «Что тебе нравится делать?» и «За что тебе в будущем будут платить деньги?».

– Деньги? – откликнулась Зелья. – Что с ними делают?

– Деньги это то, за что ты можешь получиться все остальное. Ну, почти все, – продолжила я. – Их количеством измеряется и твой статус в обществе, и твои возможности в жизни. Все вокруг стоит денег. И если человек хочет питаться и кормить своих детей, он должен работать. Садоводство требует огромных усилий, да и никто не хочет им заниматься. Чтобы построить дом, тебе нужно купить за деньги у государства землю, купить за деньги строительные материалы и за эти же деньги нанять строителей, потому что даже для строительства хижины нужны хоть какие-то навыки, которым в школе не обучают. И у родителей у многих их нет, поэтому передать детям они их не в состоянии. А затем государству нужно платить налог за то, что у тебя есть земля и твой дом. А еще на строительство нужно получить разрешение, иначе его снесут, как самострой.

– Так что это за государство? Почему оно считает, что земля принадлежит ему? – спросил Шаяль.

Было так дико слышать от этих умных и взрослых людей такие странные и глупые вопросы. Последний раз чувствовала себе также, когда работала вожатой в детском лагере, и рассказывала всякий бред первоклассникам:

– Государство обеспечивает безопасность. Мне дико было видеть то, как вы «решили» проблему с нападением на дом вашего пекаря. У нас для этого создано великое множество правил. Куда можно ходить, куда нельзя. Что можно делать, а что нет. И вот государство обеспечивает то, чтобы все эти правила соблюдали, а ты мог спокойно лечь спать, и завтра проснуться и знать, что никто не придет и не убьет тебя.

– И что, – откинувшись назад и поглаживая свой живот после опустошения трех мисок супа и поедания, по меньшей мере, половины одной утки, спросил Моэр. – У вас там все так чудесно, и все соблюдают ваши правила, и никто не приходит, и не убивает?

– Неа. Нарушают, и убивают, и воруют, – ответила я.

– Так зачем платить тогда? Не понимаю ничего. А самое главное, когда же вы занимаетесь тем, что хотите? – глядя прямо мне в глаза, спросил Моэр.

– Нууу. На выходных.

– Мо, я думаю, что там все будет поглубже, чем ты можешь понять, – Лист встала и пошла по направлению к озеру. – Спасибо, что поделилась, Таша.

– И ты что-то поняла? – закричал вслед брат, побежавший вперед Лист, чтобы быстрее окунуться в воду.

– Ничего, пока, – честно ответила Лист.

– У нас все иначе, – начала рассказ Зелья. – С самого детства родители стараются дать ребенку все навыки для того, чтобы все необходимое он делал сам. Нужна одежда, научись делать ее. Еда, учись добывать и готовить. Строй себе дом. Постигни умение лечиться. Учитывая, что родители, никем не работают, они проводят много времени с детьми и учат их. Этим обеспечивается глубокая связь внутри семьи.

– Зель, ну ты так скажешь, как будто у нас все всё знают, – перебил Шаяль. – Нет, на самом деле, если после основных навыков ты понимаешь, что, допустим, мечтаешь быть музыкантом, как тот вон дельфин, пытающийся утопить свою сестру, то ты идешь и учишься. По книгам, которые в библиотеке оставил тот, кто обучился изготовлению книг, и делал их всю жизнь, потому что так хотел. Или слезно просишь того, кто умеет, обучить тебя.

– Человек из этого и состоит, из знаний, из информации, – продолжила бабушка Нани – Больше ничего нет, только то, что ты в себя вложил. Удовлетворение физических потребностей, это мелочи. Живешь ты не для того, чтобы искать еду, а потом ее есть, ты же не олень, который имеет одну цель, найти самую вкусную траву, чтобы дожить до следующего спаривания, и не дать закончится прекрасному виду твоих сородичей.

– И какая же цель у человеческой жизни? – спросила я.

Самым неожиданным образом смехом разразилась Зелья.

– Вы что, не знаете этого? – смеясь, спросила она.

– Нуу. У нас каждый выбирает сам. Или спивается из-за бессмысленности происходящего, – почти пытаясь угадать правильный ответ, сказала я.

Было похоже на мое первое в жизни собеседование, когда я, маленькая девятнадцатилетняя девочка сидела за большим дубовым столом и мучительно фильтровала каждое слово, чтобы сойти за умную в сложном разговоре с будущим работодателем.

– Нет, милая, смысл жизни в том, чтобы прочувствовать ее, – мягко сказала бабушка Нани. – Понять, что приносит тебе радость, и наполнить ею каждый день. Страстно любить и физически чувствовать удовольствие. Понять, кто ты, и пройти свой путь.

Хах. И кто же я? Каков мой путь?

Глава 7. Таша. День 3

На следующее утро, наступившее мучительно рано, поскольку населяющие этот мир настолько зависимы от солнца и его энергии, что вынуждены просыпаться с рассветом, чтобы получить порцию ранних лучей, мы стали собирать наш импровизированный лагерь.

К сожалению, сами собой за ночь мозоли на моих ягодицах не прошли и превратились в слегка подсохшие открытые раны, мешавшие даже лежать. О продолжении конной прогулки я даже подумать боялась. Заметив мои страдания, бабушка Нани провела краткий осмотр, после чего приготовила мазь, запах которой напоминал подгнившую полынь. Но облегчение после ее нанесения парализовало мое обоняние, позволило провести еще полдня в седле, так что я стерпела.

– А куда мы все-таки едем? – ближе к полудню спросила я у Шаяля, мелкой рысью скачущего рядом со мной в центре процессии, следом за Зельей.

– Ментальные способности есть у всех. Но, как и иной другой навык, это можно и нужно развить, если ты хочешь, чтобы он хоть сколько-то тебе помог, – с энтузиазмом начал рассказывать Шаяль. – И мы едем в горы, где живет Вуд Койо, самый известный человек, глубоко постигший возможности сознания и даже написавший книгу об этом, благодаря которой мы о нем и узнали. Я не читал, но Зелья говорит, что в книге, в том числе, есть о тоннелях в черных дырах, через один из которых ты пришла.

– Не тоннели, а кротовые норы, которые работают как двери и внешне на них похожи, – влезла в разговор, замедлившая шаг лошади Зелья.

Сегодня она выглядела более дружелюбной и до невозможности прекрасной. Идеально уложенные волосы складывались в причудливую косу, лицо украшали идеально ровные черные стрелки на глазах, а подтянутое спортивное тело украшал обтягивающий брючный костюм из воздушной ткани. Она просто лучилась счастьем, но я не знала, в чем была причина.

– Ну, что я могу тебе сказать? Удобно описывать то, что не видит никто, кроме тебя и немного сумасшедшего старика, – подшутил Шаяль.

– Он не сумасшедший! Шаяль, прояви уважение! Ты читал, что он пишет в книгах? – возмутилась Зелья и махнула в мою сторону. – Да на нее посмотри! Благодаря тому, что он написал, она здесь!

– Вообще, это не очень в его пользу говорит. Вы ведь это не планировали, – отметила я.

– Ахах, вот именно, Зель. Спасибо, Таша! Мы тут всей толпой идем за решением проблемы к человеку, чьи рекомендации и привели к ее появлению.

– Между прочим, – уже тише стала говорить Зелья лично мне, презрительно прищурив глаза. – Этот, как вы выражаетесь, сумасшедший старикан, единственная твоя надежда.

Для человека, по вине которого я оказалась здесь, Зелья была слишком непоследовательна в своих обвинениях. И мечтая соскочить с этого неудобно разговора, заметив, что парочка снова увлеклась радостью от нахождения рядом друг с другом и забыла о моем существовании, я решила попросить лошадь ускориться с помощью единственного звука, который я запомнила после уроков Лист. На удивление я была понята. Жаль, что команда для остановки в памяти не отложилась, как и здравая мысль, что не стоило в таком случае подгонять животное. Но, по крайней мере, выбежав вперед всех я первая была удостоена чести лицезреть, наверное, лучший вид в моей жизни.

Перед нами на расстоянии километров десяти вперед раскинулся бесконечный каньон. Земля разверзлась, и две половины навсегда разошлись на несколько сотен метров, разделенные змеей кристально чистой воды. Огненные оранжевые скалы, отломленные как кусочки мела, внизу были отделены от воды густой ядрено зеленой растительностью, а сверху покрыты шапками облаков. Я остановила лошадь натягиванием поводьев, продолжать путь было невозможно, потому что не было сил перестать смотреть.

– Великая Кэро, – важно сказал вставший рядом Моэр. – Говорят, он назван так по имени танцовщицы, что гастролировала по миру и провалилась в самую глубину в пылу танца. Или бросилась от несчастной любви. Есть несколько версий. У меня даже песня про это есть. Очень грустная, – многозначительно добавил парень.

– Здорово. Я посмотрю каньон ближе, – в седле обзор мне загораживала голова лошади, так что я решила спешиться.

– Подожди, я пойду с тобой, – крикнул мне вслед Моэр, уже через секунду оказавшийся рядом со мной.

– Эй, Мо, ты уже и Ташу достал своими песнями? Таша, скажи честно, ты оставила коня и пошла пешком из-за него? – послышался смех подъезжавшей Лист.

Но посмотреть вниз я не успела. Стоило мне наступить на край обрыва, оказавшийся тонким выступом, державшимся лишь на том, что по нему никто не ходил, с громких треском, отзывавшимся эхом по каньону, и отражавшемся от его стен, каменная глыба надломилась и понесла меня со стоявшим рядом Моэром вместе с лошадьми вниз. Лошадь находившейся дальше всех Лист еще попыталась пятиться, но тоже не смогла удержать равновесие и камнем вместе с наездником полетела следом.

Запутавшись в вожжах, все еще крепко сжатых у меня в руке, я летела под тяжестью своего веса и лошади вниз, разглядывая пушистые верхушки деревьев и думая, не могут ли острые ветви меня проткнуть. Внезапно я почувствовала, что сумка у меня на спине зацепилась за что-то, оставив висеть меня как парашютиста на дереве. Удачно в это же время лошадь, связанная со мной, упала на кроны деревьев, и, застряв меж ветвей, временно зафиксировалась в одном положении и прекратила падение. Иначе меня бы просто разорвало между животным и тем, что остановило мое падение. Переведя дух, я взглянула наверх и увидела, что моим спасителем был Моэр, что упал на одну из площадок обрыва чуть выше меня и успел меня схватить за сумку. Замотанную поводьями правую руку словно пытаясь ее оторвать тянула лошадь, что не чувствовала себя спокойно на верхушке дерева, как муха попавшая в паутину, ворочалась и норовила вот-вот продолжить падение и, как минимум, лишить меня руки. Лист нигде не было видно и слышно.

Взобраться по руке Моэра, пока я была связана с лошадью, не было никаких шансов, поводья образовали тугой узел и тянули кожу. Вслепую нащупать свободной рукой нож в нависающей надо мной сумке тоже не получалось, я рисковала вырвать сумку из рук Моэра и улететь навсегда. Спасение пришло из ниоткуда, прикосновением холодного лезвия к щеке. Это Лист свисала сверху и кричала что-то, разобрать, что именно, я не могла от звенящей в левом ухе боли. Я догадалась взять протягиваемый мне ножи и отрезать поводья. Резко освободившая лошадь полетела вниз, упала с глухим стуком и больше не производила ни звука.

Взобравшись на уступ, где были Моэр и Лист, я поняла, что не слышала слов девушки не только из-за мобилизации всех сил организма на борьбу с ужасом, но еще и получила камнем по левому уху. Я вытерла рукавом платья теплую струйку крови, что текла из уха по шее и параллельно разрабатывала освободившуюся от пут руку. Бордовые кровавые разводы на голубом рукаве складывали в замысловатые узоры, разглядывая которые, я радовалась, что обошлась малой кровью, хотя и была на волоске от смерти.

К счастью, потери ребят были не велики. Более прочная кожа позволила им обойтись без ран, только штаны Лист были порваны до бедра, открывая красивую ногу. Моэр также внешне остался невредим, лишь пару минут откашливался от удара после падения на спину.

Сверху на нас смотрели плохо различимые лица оставшихся наверху членов команды. Мы с Моэром и Лист пролетели не меньше десяти метров. Таким же было расстояния от нас до земли, а справа виднелся ведущий вниз проход вдоль стены.

– ВЫ ЖИВЫ? – кричал Шаяль – МОО! ЛИИИИСТ!

– Пожалуйста, отзовитесь, мы СПУСКАЕМСЯ! – издалека слышались крики Зельи.

– Не нужно! – громогласно прокричал Моэр. – Здесь отвесная стена и большая вероятность обвала. Вы или сами свалитесь или завалите нас.

Такой громкий крик дался ему нелегко и стоил еще нескольких минут громкого кашля. Моэр держался за грудь, и мне захотелось отвезти его в больницу. Но парень был прав, сверху виднелось еще несколько таких же неустойчивых мест, как то, что подвело нас, поэтому оставшимся наверху было опасно спускать за нами. Обратного пути не было, нужно было спускаться и искать другое место для подъема.

– Я так рада, что вы живы, – донеслись до нас слова доктора Уррсим, и было слышно, что бабушка Нани плачет.

Плакала и Лист, смотрящая вниз на мою лошадь. Надеюсь, она не представляла на ее месте кого-то из нас.

– Я согласна с тобой, Моэр. Нам нужно идти вдоль каньона и в какой-то момент мы встретимся с ними, – сказала я. – Я вижу спуск вниз.

Лист согласилась коротким кивком, утерла слезы, и, собрав разбросанные вещи, мы начали спускаться, ведя следом оставшихся лошадей.

Вся эта ситуация напомнила мне, как однажды мы с Мишей отправились на выходных в конный поход в горы. Точкой назначения был пик, являвший собой остроконечную узкую площадку не больше двух метров в ширину, соединенную с «большой землей», тонким проходом.

Проход к самой вершине не внушал уверенности, да и погода была в тот день дождливая, из-за чего проход отсырел и стал скольким. Миша легко обошелся бы без фотографии, и стал взывать к здравому смыслу и отговаривать меня лезть туда. Но его упорство и очередные попытки управлять мной вызвали во мне бурю эмоций, что я, прокричав на виду у всех что-то вроде: «я сама принимаю решения в своей жизни», конечно же, пошла. И я до конца жизни буду помнить, как, так глупо и в самом начале пути, уже третий или четвертый шаг я сделала в никуда. Помню это ощущение свободного полета, как спина шоркает о гору, а руки пытаются ухватиться за травинки, что не смогли бы удержать мое тело. В последний момент нога уперлась за выступ и дала мне несколько секунд перед падением в пропасть, которых хватило шокированному Мише, чтобы заметить, что я пропала из виду, кинуться вниз и схватить меня.

У меня до сих пор где-то хранится фотография с этого путешествия. Там у него такое злое лицо. А у меня нет. Я тогда еще не поняла, что домой могла не вернуться домой. Да уж, спасибо ему, что терпел меня.

Дойдя до дна каньона Кэро, мы еще раз осмотрелись, а Лист обработала мое ухо, заверив, что глухота пройдет через пару дней. Выпив воду из бурдюков и заново их наполнив речной водой и смешав воду с хлором для обеззараживания, мы вышли на солнце, на котором кожа ребят выглядела как красиво остриженный газон. Я потеряла лошадь, а конь Моэра Дэ подвернул ногу и временно не мог быстро идти и нести наездника, в связи с чем дальше пришлось идти пешком, периодически перекрикиваясь с теми, кто остался наверху.

Ближе к вечеру перекрикивания, становясь все реже, сошли на нет. Мы решили, что ребята, устав топтаться со здоровыми лошадьми в нашем темпе, ускакали вперед в поисках места, где мы могли бы сойтись, и скоро уже будут идти внизу нам навстречу. Несколько раз мы ускоряли шаг, заметив что-то похожее на лестницу из обломков скал, по которой можно было бы добраться наверх. Но каждый раз это оказывалось миражем, иллюзией и листьев и веток, что жутко меня расстраивало. А вот Лист и Моэр были удивительно невозмутимы.

– Лист, как тебе удается выглядеть настолько спокойной? – спросила я у девушки, пока во время стоянки чистила только что выращенную Лист морковь.

– А почему только выглядеть? Я спокойна, – удивилась Лист.

Девушка продолжала выращивать необходимые для сегодняшнего жаркого овощи, и я заметила, что ее движения отличались от тех, что я видела у Моэра. Девушка держала раскрытые ладони над будущим растением и лишь трясла кистями.

– Не хочу напоминать о грустном, но с утра мы свалились со скалы, разошлись с вашими друзьями и бабушкой, и не представляем, как выбраться из этого дурацкого каньона и сколько еще будем идти. Это все и меня выводит из равновесия.

– Ты словно осуждаешь меня за оптимизм и пытаешься вогнать в печаль, – мягко засмеялась Лист, заставив меня в очередной раз захотеть прикусить язык. – Да ничего, я не обижаюсь. Понимаю, что тебе сложно вот так понять наши повадки. Как сказать… Ну вот, будто не все одинаково, где ты? Будь мы сейчас дома, Мо точно так же пошел бы и поймал нам кого-нибудь вкусного, я точно также бы добыла сегодня мох'ковь. Мне ее еще с обеда захотелось, хотя обычно ее не очень жалую добавлять в блюда. Точно также я бы использовала свой котелок, что ношу с собой, свои семена, коллекцию всей моей жизни, что ношу в левом отделении штанов. Я не больна и не увечная, Мо и ты, тоже. Наши х'одители ждут нас дома, а бабушка осталась на склоне, она не одна и еще достаточно сильна для путешествий. Мы вместе идем к чему-то новому, и сегодня будем ужинать с видом на спокойную воду. У меня с собой книга, что я сейчас читаю, и точно также читала бы дома. Есть несколько комплектов сменной одежды, да, несколько меньше, чем у меня еще есть дома. Но, в общем, все так же, как всегда. И я все это сейчас тебе поведала, но в голове я не несу это все как успокоительное заклинание. Мозг так и живет, успокаивает и не дает излишне волноваться.

– Так стой, то есть, у вас здесь нет дома? Вы не привязаны к месту, где живете? – спросила я.

– Как же? Есть, – ответила девушка. – Но не сидеть же там постоянно. Зачем? Ну да, ты можешь там спать, не думая, что тебя ночью съедят дикие животные или намочит дождь. Получается, у тебя там есть что-то над головой. Но на следующий день вы с семьей можете понять, что единственное, о чем вы мечтаете, это жить и видеть из окна гох'ы. И все, на следующий день вы уже налаживаете дом в таком месте.

– Не понимаю, – протянула я.

– Дом, это не стены. Никакие самые великолепные стены не станут тебе домом, пока ты его туда не поместишь. Пока там не будет уюта и близких людей. Вот я сегодня воздвигла его подобие здесь, и на сегодня это мой дом. И твой, и Мо тоже, надеюсь. А завтра я его возьму, и он всегда со мной.

Девушка не пыталась меня учить, и искренне улыбнулась и продолжила выращивать овощи. Для нее это все было очевидно, будто я ее попросила объяснить, как руку почесать. И вот она и объяснила, как живет. Дальнейшие расспросы не имели смысла, в некоторых вопросам мы просто на разных языках говорили, и объясниться было тяжело.

– Я заметила, что твои движения руками для вырабатывания электричества совсем не такие, как у Мэра. Вы можете делать это по-разному? – сменила я тему.

– Ой, знаю я, что ты там видела у Мо, – Лист снова закатила глаза, как бывает каждый раз, когда дело доходит до обсуждения странностей его брата, и в точности передразнила движения руками Моэра. – Вот это вот, эти его захватывающие движения бабушка давно обозвала «вызовом ах'тх'ита». Извини, я не знаю, на какое слово это заменить. Нельзя столько двигать пальцами. Посчитали, что человек так может за всю жизнь сделать до пяти миллионов сгибаний, никаких костей там уже не останется. А так, – она снова повторила свои махания. – Давление на уставы щадящее. Это намного безопаснее. Но кого это волнует, если такие движения не нравятся девочкам?

Знаю я человека, который тоже много думал о том, что там, как и кому нравится. Во время наших встреч с Марком, в те моменты, когда его ласки были особенно удачны, и я не могла сдержать стонов наслаждения, у него, опьяненного успехом, тоже отключался мозг, и он допускал сказать что-то вроде: «Дааа, малышка, я знаю, как девочкам нравится».

У меня тогда дважды два в голове бы не сложились, так что я не могла произвести сложные умозаключения и оценить тупость и оскорбительность ситуации. Все мимо ушей. Как я могла этого не замечать? Каким девочкам, Марк!?

И вот куда мы сейчас с Моэром и Лист вообще идем? Что ждет меня там, куда я так хочу вернуться? Задумавшись, я рубанула ножом себе по пальцу и долго не могла остановить кровь, посасывая палец, чем отвлеклась от хмурых мыслей.

Вечером Моэр снова пытался научить меня стрелять из лука. Он сказал, что раз уж мы не взяли другого оружия, он считает должным научить меня управляться с этим. Успехов было не больше, чем в первый раз.

После ужина, когда мы лежали в спальных мешках вокруг потушенного костра, придавленные фантастическим небом, рассеченным млечным путем, Моэр спросил:

– Таша, почему ты не хочешь своего ребенка? Прости, что спрашиваю, просто это так странно.

Вопрос застал меня врасплох. Мне показалось, что вчерашний разговор был закончен и Моэр уже забыл эту тему. С трудом подбирая слова, я выдавила лучшее, что могла сказать:

– Потому что с этим ребенком я никому не нужна. Он получился как результат слепой страсти, которая привела только к опустошению. Как только представляю, что он еще может быть похож на своего отца, уже не хочу на него смотреть.

– А что сделал его отец? – тихо уточнила Лист.

– Ничего. Ничего из того, что ты ожидаешь от отца твоего ребенка.

– Может он испугался? Так бывает, когда внезапно случается то, чего ты долго хотел, – сказала Лист.

– Да ничего он не хотел. Это не входило в его планы. Да и в мои тоже. Так бывает, – перебила я, пожав плечами.

– Нет, – практически хором ответили брат и сестра. – Не бывает.

– Нет ну да, фактически, все же понимают, от чего получаются дети, и если вы не предохраняетесь, то уже можете планировать стать родителями, но…

– Да нет же, Таша, я не совсем поняла, о какой защите ты говоришь, но ведь невозможно зачать дитя, если ты не хочешь этого достаточно сильно. Если ты еще не готов, – ответила Лист. – Это абсолютно невозможно и нелогично. Люди напх'аво и налево спят вместе. Если от каждого секса получались бы дети, у нас на планете была бы еще более плачевная ситуация с населением.

– Даа, я бы точно столько детей не потянул, – задумчиво добавил Моэр.

– Мо, пожалуйста, не сейчас. Мне хватает того, что у тебя хватает наглости называть это «посетила наш дом, дабы научиться петь», а по сути, ничего сверх стонов вы не изучаете. А ты Таша, еще пытаешься понять, почему я дома бывать не люблю. Там же эти, певицы.

– Что? Беременность у вас зависит от желания? Это что такое, вы как такое сделали? – не могла понять я.

– Да ничего мы не делали. Это всегда так было. Принести в мир нового человека, это очень ответственно. Ты же должен не просто создать новую жизнь, но и дать ей возможность жить самой. Научить лучшему, что знаешь сам. Если ты не хочешь дитя, оно в опасности. Маленький человек не сможет один, пока ты его не научишь, – рассказал Моэр. – Я пока не уверен, что справлюсь с ролью отца.

– Оо, вы бы очень удивились тому, как у нас сплошь и рядом появляются нежеланные дети. И кто их родители. Иногда даже лучше, чтобы от них отказались, чем они будут расти в тех семьях, где живут. Но все-таки, как это происходит? Как нужно «правильно захотеть»? Уже в процессе ты понимаешь, что все «правильно»?

– Эм. Известно, что для зачатия женская яйцеклетка, наконец, должна пустить в себя мужские гены, ставшие достаточно настойчивыми. Это никогда не совпадает, если оба не хотят достаточно сильно. В обычном состоянии яйцеклетка непх'обиваема, а мужские гены достаточно ленивы, – пояснила Лист. – Только настоящее желание, не сиюминутный всплеск, создать новую жизнь с этим человеком, а именно истинное желание, подает сигнал телам дать возможность клеткам соединиться. В этом отношении ох'ганизм не обмануть.

Сказанное заставило меня задуматься, и количество вопросов в моей голове увеличивалось в геометрической прогрессии, мешая выбрать, какой задать первым. Звенящую тишину прорвал вопрос:

– Я, конечно, понимаю, что вопрос не совсем уместен. Но, буду чрезвычайно благодарен, если ты все-таки утолишь мое любопытство. Как часто тогда вы занимаетесь сексом? – задал волнующий его вопрос Моэр.

– Мо!

– Ну что я то? Если после каждого раза может наступить беременность, каким же нужно быть избирательным! И терпеливым! И стойким!

– Ахаха, да мы просто предохраняемся и все. Презервативы там, противозачаточные, – ответила я, а затем села в спальном мешке и решила дать пояснения, увидим немой вопрос в глазах собеседников. – Это специальные средства. Они бывают разных форм, их или надевает мужчина, или пьет женщина, если это таблетки. Они не дают половым клеткам встретиться. Ну, чтобы понятнее стало, приводят организм одного из участников в то состояние, о котором вы бы сказали, что он недостаточно хочет ребенка. Но у нас и эта защита никогда не дает сто процентной гарантии. А мы с отцом моего ребенка и не защищались, кстати. Я думала, что не могу иметь детей, потому что с бывшим парнем у нас за долгое время без предохранения так ничего и не получилось.

Я снова легла на спину и начала разглядывать звезды. Небо было абсолютно таким же, каким я его знаю, я видела миллионы раз его таким в своей Вселенной. Вот, правая половина неба, свободная от россыпи звезд млечного пути, занята тем же самым ковшом большой медведицы, бережно охраняющей малую.