Текст книги "Двенадцать"

– Миша, мой бывший парень, очень сильно хотел детей. Я, вроде, тоже хотела. Но одновременно хотела и другого. В жизни еще столько всего, что я не видела, не пробовала, не чувствовала. Я не была уверенна, что уже сейчас готова все это отрубить от себя навсегда. Хотела жить свою лучшую жизнь.

– Живешь? – спросил Моэр.

Вместо ответа я зачерпнула пригоршню песка и в шутку кинула в него:

– Год назад я просто сказала ему в лицо, что больше не люблю.

Я ощутила, насколько мне нужно было выговориться. Рассказывала я не столько лежащим вокруг меня Лист и Моэру, сколько земле, на которой лежала, воздуху, который вдыхала, бесконечности космоса, что смотрела глубоко в меня:

– Он держался очень спокойно. Давно сам все понимал. Мы мечтали о котенке, но все не заводили, пока не начнем жить вместе вдвоем. Была у нас такая воображаемая ситуация, что он однажды приходит домой в широкополом пальто и прячет в них пушистую мордашку зверька. А тот пищит, и я сразу все понимаю, беру малыша в руки и плачу от счастья. Ахахха, кошмар как слащаво, да? Так вот в день расставания, он много чего говорил, но одно из того, что осталось выжжено у меня в памяти, это как он посмотрел мне в глаза и такой: «А как же наш котенок?». Такой простой вопрос, а сразу понятно, сколько боли я причинила хорошему человеку.

Никто не знал, что мне отвечать. Да это было и не нужно. Просто мои воспоминания вслух, которые Моэр и Лист, скорее всего, завтра уже забудут. Чтобы разрядить обстановку я решила продолжить разговор о детях:

– Лист, а как именно нужно хотеть, чтобы точно получилось? Звучит слишком сказочно, такое чудо, а ты его просто запланировать можешь.

– Нет, запланировать тоже невозможно. Никто не знает, как и когда это случится. После того, как оба действительно захотят, могу пройти годы. Нет никаких условий или списка действий, что ты выполнишь, и все получится. Видишь, в нашей ситуации тоже есть иная сторона. Есть семьи, которые уже не знают, как им еще больше хотеть. Это большая печаль, если дитя так и не появляется.

Вот как. Даже если хотят, у них редко получается. Как у нас с Марком так вышло? Что за дурацкие правила у нас во Вселенной? Зачем же ты собрался прийти ко мне, малыш? Кто тебя ждет?

Глава 8. Таша. День 8

Сегодня я впервые видела его. Мне приснился мой ребенок, и я уверена, что это был он, хотя никто во сне не сказал ни слова. Я все поняла. Не могла, не имела права не понять. И теперь я точно знаю, что ношу внутри сына.

В моем сне это был уже пятилетний мальчуган, беззаботно собирающий конструктор на клетчатом красно-бежевом пледе с бахромой по периметру, застилающем зеленую траву. У него были мои янтарные волосы, а лица не было видно, он сидел ко мне спиной. Вокруг не было никого, солнце светило не слишком сильно, можно было не торопиться заходить домой. Но хотя рядом не было ни скоростной дороги, ни обрыва, ни леса, что-то меня пугало и заставляло внутренности застывать от волнения. Леденило кровь необъяснимым приступом паники. Хотелось подбежать, отбросить игрушки, взять мальчика на руки и защитить. Защитить от чего-то, что уже ждет. Смотрит из своего укрытия, делающего его совершенно незаметным. Но оно есть. Не проявляет себя никак. Не слышно его сиплого дыхания и скрипа пола под его тяжестью, длинные когти не скребут по двери, но оно есть, я чувствую.

Пытаюсь бежать, идти, ползти к ребенку, но расстояние между нами не сокращается. Я кричу, но звук не идет, а пространство вокруг мальчика заполняется неизвестно откуда взявшимися животными. Вот его голова уже скрылась за спинами львов, тигров, волков и жирафов. Но ребенок им не интересен в качестве пищи, животные рассаживаются спиной к нему. Все смотрят на меня, защищают его от скрытого зла. И не дают пройти и мне.

Проснулась я от резкого толчка. Сын уже значительное время пинается, и с каждым днем только усиливает напор, будто перепутал мой живот со скорлупой, и рожать я собралась цыпленка.

Мы уже пять похожих друг на друга дней идем по дну нескончаемого каньона, а дни будто проходят по заданному алгоритму. Мы просыпаемся и освежаемся в воде реки, кормим лошадей и едим сами, затем Моэр и Лист принимают солнечные ванные и ходят босяком по берегу, набирая энергию и обеспечивая реакции в своих организмах. У меня от таких хождений сил становится только меньше, да и биохлоропластов у меня все равно нет, нечего притворяться, поэтому я в это время просто лежу. Затем мы идем по дну каньона в тени зарослей вдоль стены и пытаемся кричать Зелье, Шаялю и бабушке Нани. С тех пор, как мы перестали их слышать в первый день после падения, в ответ всегда тишина. Надеемся, что они нашли хорошее место и просто жду нас там. Или даже уже спустились и идут навстречу. Остается только гадать, потому что средств связи здесь нет никаких. Если не изобрели телефон, то хоть бы сигналами дыма от костра могли бы переговариваться. Но нет. Здесь все такие жуткие оптимисты. Просто уверены, что все хорошо. Я бросила попытки узнать у Лист или Моэра, как они не сходят с ума, не имея возможности позвонить родным каждую секунду жизни. На меня просто смотрят полными недоумения лицами и сливаются с темы.

В районе обеда мы делаем привал и защищаемся в зарослях от жаркого палящего солнца. В это время Моэр играет на музыкальных инструментах и выдумывает новые мелодии, Лист разбирается с растениями и ведет записи в своей книге-справочнике. Я, от неимения занятий, также лежу. Никогда не думала, что настолько завишу от уровня прогресса и мира, в котором родилась, и что на природе, куда меня всегда тянуло, я не буду чувствовать ничего, кроме того, как сильно не хочу тут быть.

То ли это гормоны, то ли что еще, но с каждым днем все больше меня стали раздражать дружелюбные разговоры. Моэр и Лист по-настоящему близки друг с другом. Сколько бы они не пререкались и не подкалывали друг друга, они всегда будут вместе. Их связь физически чувствуется. Не поверю, что они уже за такой короткий промежуток времени успели проникнуться ко мне нежными чувствами. На фоне их взаимоотношений попытки поддерживать дружеские беседы со мной больше похожи на подачку, как уголок от жареного хлеба, которым угощают собаку, понимая, что на самом деле мечтает сожрать весь этот вкусный бутерброд в руках хозяина. Этот кусок еще и частенько разламывают пополам, чтобы собака не подавилась на радостях. Не нужно, все равно подавлюсь.

Вечерами Моэр не оставляет попыток учить меня стрелять из лука. Успехи, на самом деле, у меня в этом деле были. В кровь стертые стрелами и тетивой пальцы огрубели и стали хотя бы понимать, где они вообще должны находиться в этом процессе. Пара стрел долетала до дерева и кривенько застревала в нем. Пока даже дерево я бы не поймала.

После беспокойного сна я поняла, что дальше спать уже не смогу, и просто села в спальном мешке возле тлеющего костра. В воздухе витал сладкий запах хвои и земли. Мы устроили себе лагерь в тени редких берез в открытом хвойном лесу. Такой лес мне как городскому жителю очень нравится. Хвойные деревья с узкими стройными голыми стволами дают возможность увидеть местность далеко, так что заблудиться тяжелее. Нет подлеска из высокой травы, в котором тебя могла бы подкарауливать змея, зверь покрупнее, или несчастный клещ. Моя кожа обычного человека, в отличие от наружного покрытия моих новых знакомых, не выдерживает бесконечных укусов мелких насекомых. Я уже устала считать места, где у меня что-то чешется, покрылось сыпью или пугающе нарывает. Пока хотя бы везло не нарваться на клещей, в чем частично помогло то, что доктор Уррсим дала мне мерзко воняющую защитную мазь, приготовленную специально для меня. Как мне рассказала Лист, уже младенцы рождаются с хорошим слоем биохлоропластов, что вместе с клетками кожи, меняются у людей с течением жизни. Такая усиленная кожа дает много преимуществ в жизни в теплых краях, но, делает абсолютно невозможным проживание там, где необходимо носить больше одежды, чем просто легкая рубаха и воздушные штаны. Биохлоропласты хиреют без солнца, вянут и даже гниют. А вот уже скрытая под ними кожа, проявляющаяся в том случае, если уж так случилось, и человек истер защитный зеленый слой, является еще тоньше, чем мои веки, и, оставшись без защиты, рвется от легких нажатий, как при механобуллезной болезни. Так что сейчас в этом мире человечество живет только в теплых местах, где у них все хорошо. Так что биохлоропласты берегут. Даже спят в основном обнаженные, чтобы ничего не запрело.

Мне надоело быть балластом, который ничего не может принести, создать или поймать, и я решила вспомнить один из немногочисленных навыков выживания в дикой местности, что у меня был. Рыбалка. Это достаточно смешно, но в своей жизни я могу похвастаться умением добывать еду на природе только на уровне того, что я рядом ходила, когда другие трудились.

Вспоминаю, как мы с Мишей и его друзьями поехали в загородный дом под Выборгом на выходные. Природа там сладко напоминала мне родные края Алтая, где я выросла. Прозрачный сладко-пряный сосновый лес, украсивший землю под ногами торчащими кореньями, об которые я сбила носки не одной пары обуви. Дом находился в бухте, одной из первых, если двигаться от Санкт-Петербурга по побережью финского залива на север, и представляла собой удивительное место со своим собственным климатом. Я слышала, что там даже абрикосы выращивают, и вода никогда не замерзает, из-за каких-то там воздушных потоков и постоянно держащейся температуры градусов на десять больше, чем вокруг.

Друзья дурачились, бегая по песочному берегу и разливая на него светлое пиво. Миша же, умеющий сосредоточиться и найти умиротворение в любой ситуации, спокойно стоял и смотрел на воду, держа в руках длинную удочку, и рассказывая названия снастей, что является лучшей приманкой для какой рыбы, и кто вообще водится здесь и можно ли это есть. Но я, разумеется, не слушала. Это было лето после второго курса, мы недавно начали встречаться, и я была влюблена по уши. Так что только смотрела на любимое лицо, ловила движения и ужимки. А что уж он там говорил, было не важно. Мы тогда еще даже не целовались толком, так что разглядывать губы, что так увлеченно что-то рассказывают, уже было интимнее некуда. Он меня тогда восхищал, такой взрослый, и такой воспитанный. Не то, что не приставал, как многие знакомые, так даже не торопил события и за руку меня взял далеко не на первом свидании.

– Куда ты смотришь? – не выдержал еще такой юный парнишка, заметив пристальный взгляд.

– Солнце у тебя на лице так красиво! – как восторженная дурочка хихикая, сказала я. – Как думаешь, ты сейчас что-то поймаешь?

– Если ты будешь постоянно так кричать и спрашивать, точно нет, – засмеялся Миша, находя прекрасное во всех моих действиях, даже неуместных и глупых. – Мне кажется, тебе очень скучно. Вот, держи удочку, – позвал меня парень и начал показывать, как встать и что держать. – Все равно рыбу распугиваешь, так хоть будет какая-то польза и развлечение ребенку.

Я показала парню язык, но прилежно выполняла все рекомендации. Правда, когда оказалась наедине с водой и длинной палкой с леской на конце, мне в одну секунду стало скучно.

– Миша, а ты уверен, что здесь вообще водится рыба? У нас такая соблазнительная приманка, но у меня все еще не клюет, – ноющим голосом сказала я. – Я же просто стою уже, по ощущениям тысячу лет!

– Таша, ведь нужно же набраться терпения! Смотри, прочувствуй все мышцы, что участвуют в твоем простом стоянии. Ощути, как мускулы предплечья позволяют тебе держать удочку, как мышцы спины не дают твоему страдающему телу упасть на землю, как глаза зорко стараются уловить малейшее волнение воды, чтобы мозг дал сигнал мышцам предплечья крепче сжать ладони. Освободи голову и ощути, как ветер ласкает твое милое лицо и треплет прекрасные волосы, разнося твой сладкий запах вокруг, как солнце игриво мешает тебе следить за поплавком, бликуя на глади залива. А также сконцентрируйся на том, как ребята бегают сзади, и подумай, не стоит ли уже грозно на них посмотреть из-за того, как громко они орут, – засмеялся Миша и последнюю фразу крикнут больше им, чем мне.

Его слова были чарующими, и мне было тяжело думать о чем либо, кроме его голоса. Он будто специально старался себя проявить. Но было это не так. Это просто он, весь его внутренний мир такой. Миша умеет концентрироваться на деталях и замечать чудесное в обычном.

А я нет, мне либо все, либо ничего. Маленькие радости рыбалки не для меня. Вы уж извините, но напряжение мышц, трепание волос, и ослепление меня я могу получить и делая что-то интереснее. Для меня это не самые эксклюзивные эмоции. В тот момент была уже готова бросить дело, передав дело мужчине со словами: «У тебя лучше получается, а я с удовольствием посмотрю», как у меня начало клевать!

Причем, по ощущениям, клевало что-то громадное, не меньше акулы. Первым же моим действием было, как можно громче, заорать, известив о произошедшем друзей. Миша подбежал, профессионально подхватив у меня удочку, не забирая ее полностью, чтобы и я прочувствовала момент. Ребята, уже достаточно развеселенные, тоже прибежали посмотреть и что-то шутили и кричали сзади.

А я стояла под впечатление сосредоточенности Миши и моей неизвестно откуда появившейся серьезности от желания получить от этого дела хоть что-то занятное. Но улову быть было не суждено. В какой-то момент Миша закричал: «Тянии» и название неизвестной мне снасти, а я, думая, что кроме удочки, нечего больше тянут, со всей силы потянула ее у самого основания. Из-за внезапной перемены направления приложения сил я поскользнулась, а Миша, бросив удочку вместе с предполагаемым уловом, стал ловить меня. Мы весело упали по колено в воду, а я старалась не замечать печального выражения на Мишином лице из-за того, что все пошло не по плану. Вслух он, конечно же, ничего не сказал. Так что я брызгалась и наслаждалась жизнью. И, к моему счастью, Миша тоже, посмотрев на меня, расцвел. В тот вечер мы впервые целовались и ели пожаренные на огне стейки из лосося, выловленного в супермаркете.

Сейчас в лесу в неизвестном мне мире у меня не было ни удочки, ни учителя. Но наш лагерь расположился возле мелкой заводи, где рыба ежеминутно плескалась, дразня своими чешуйчатыми брюшками. Казалось, только встань на берег и руками ловить можно, как бурый медведь.

Вспомнив фильм «Изгой» с Томом Хэнксом, я нашла достаточно ровную и крепкую палку, что могла сойти за копье, и начала точить ее край. Так как один наточился не очень хорошо и из-за искривления древка не поддавался созданию идеальной формы, я наточила вторую сторону, где вышло удачнее. Получилось такое обоюдоострое копье, с которым я, предварительно разувшись, чтобы сохранить целыми подаренные мне ботинки, пошла на охоту.

Разутой ходить было тяжко. Берег здесь не песчаный, а покрыт слоем камней размером с кулак, что внешне выглядели гладкими и в воображении складывались в сплошное каменное покрытие. Но на самом деле ступни чувствовали каждый камень острее, чем он казался на вид. Под давлением краев ступней камни разбегались, оставляя ровно под ногой один из них, давящий точно в середину стопы. Вместе с копьем я шла к воде так, будто мне нужен был экзорцист, шатаясь как в припадке.

Но единственную пару обуви я не могла промочить, так что пыталась сама себя уговорить потерпеть. Кроме того, я всегда считала городских людей слишком изнеженными и именно сейчас неплохой момент выйти из зоны комфорта и потренировать стопы. В воде должно стать лучше.

В воде стало только хуже, бурное течение горной мелкой речки, глубиной не больше двадцати сантиметров, усложняло путь, угрожая свалить меня с ног и унести вместе с моей острой палкой и разбитой о камни головой. В таком положении я, не то, что прицелиться, даже стоять толком не могла без опоры.

Идея, не проходя какие-либо фильтры прошлого опыта в моем мозгу, прибыла в голову тут же. Единственной опорой мне могла быть лошадь, которая стойко стерпела бы ее использование. Так как моя лошадь, все равно не желавшая идти на контакт, погибла при падении с края обрыва, пришлось позаимствовать коня Моэра.

Большой бурый Дэ, по размерам напоминавший крупного верблюда с толстыми мохнатыми ногами в обхвате не меньше, чем я сама, выглядел отличным компаньоном в моей задумке порадовать новых друзей уловом. Его бесконечно умные глаза смотрели мне в лицо и пытались понять мои намерения, язык свиста я так и не освоила, потеряв веру в свои силы и в то, что я имею отношение к этой семейке Торнбери, поэтому пыталась наладить контакт с животным иным путем. Я махала коню в ту строну, куда хотела идти, и просто тянула за поводья. Правда, такая махина, если бы не желала никуда идти, моими жалкими потугами с места бы не сдвинулась.

Смирившись с тем, что эта странная не умеющая общаться девчонка куда-то его ведет и, наверное, вспомнив, что наездник с ней мило общался и принимал в свое стадо, сонный конь согласился и пошел за мной к реке. У самого берега животное остановилось, не желая мочить ноги, но наклонило голову, чтобы напиться. Шелковистая грива с редкими запутавшимися в ней репейниками свесилась в воду, и после того, как зверь поднял голову, меня окатило волной брызг. Дальше я зачем-то словами попыталась объяснить лошади, чтобы они ждала меня здесь, никуда не шла и держалась за землю. Не знаю, насколько успешно у меня это получилось.

Подойдя к берегу, я взяла в правую руку импровизированное копье, а левую руку обмотала кожаными поводьями, оставив между собой и животным натянутую часть ремня длиной в метра полтора. Ноги все также ломила холодная вода, а хождение по камням доставляло жуткую боль, но теперь я могла спокойно стоять лицом к течению. Я зашла на максимальное расстояние в воду, туда, где уже мимо меня начала проплывать рыба, и прокопала ногами ямки в ненавистной гальке, чтобы уже в стопы ничего не упиралось а, напротив, ноги находились в лунке из камней, дополнительно удерживающих меня в устойчивом положении.

Получилось не то, чтобы намного лучше, но я уже могла сосредоточиться и начать попытки нанизать на копье рыбу. Хоть я раньше этого не делала, представлялось все ничем иным, как накалывать на вилку оливки. Которые, в отличие от лежащих в тарелке, разве что, сейчас быстро движутся и уворачиваются от твоей вилки.

Рыба была не привыкшая к вниманию охотников, почти ручная, поэтому, не боясь, проплывала мимо меня, то и дело выпрыгивая и ударяясь мне о ноги. Пухлые тушки соблазнительно поблескивали в лунном свете и я, представив их зажаренными на вертеле, с размаху воткнула копье в землю между своих ног, но с первого раза ничего не поймала.

От проделанных манипуляций я немного пошатнулась, и правая нога соскользнула из выкопанной лунки и напоролась на острый край камня. Переборов боль, восстановив ритм дыхания и удобнее подхватив поводья, я смахнула свободным краем копья выпавшие из заплетенной мне Лист французской (которая здесь называется вьющейся) косы волосы, я снова начала пытать удачу в ловле рыбы. Потратив около получаса на бесплотные попытки, я вымокла по пояс, благо платье было из легкой ткани и не тянуло вниз. Руку жутко натерло поводьями, которые то и дело норовили свалиться. И конь был беспокоен, окончательно проснувшись и осознав, в чем согласился участвовать. В нередкие моменты, когда я дергала поводья, зверь недовольно дергал головой и фыркал в мою сторону так, что из ноздрей в утренний прохладный воздух выпускались клубы пара. Я периодически переговаривалась с конем, успокаивая его, а больше себя, что все нормально и так люди вообще делают. Рыба не ловилась, но я самоотверженно пыталась отличить ее от камней, сверкающих в свете звезд, и орудовала копьем.

Уже почти отчаявшись и затянув коня передними копытами в воду, я на удачу, и почти не глядя, воткнула копье недалеко от правой ноги и почувствовала, как крепкое древко с приятным хрустом вошло в тельце рыбы. Закричав от радости, я сильнее оперлась на копье, забыв о том, что дно состояло из бесчисленных слоев камней, под которыми также были неустойчивые горные породы. Нижний край вместе с рыбиной ушел глубже, а я, потеряв равновесие начала падать в воду. Инстинктивно потянув поводья левой рукой, которая не является рабочей и действовала так, как могла, я их натянула, и вытянула растерявшуюся от неожиданности громадину в воду. Бурый конь был гораздо грациознее меня, но и это ему не помогло в борьбе с камнями.

Все произошло за одно мгновение, но я до сих пор помню все покадрово, будто смотрела в замедленной съемке. Резво дернувшись в мою сторону, Дэ правым передним копытом наступил аккурат на спрятавшийся в воде большой сколький камень, что я старательно обходила каждый раз, заходя в воду. Нога коня подвернулась и с неприятным хрустом неестественно загнулась у самого основания копыта. Взвывшее животное начало падать на правую сторону и все еще старалось выровнять себя.

Желавшая помочь, я чуть было не ринулась на помощь, однако вспомнила, что нередко наезднику не выбраться и из-под обычного коня в случае его падения. Сейчас же передо мной был великан среди копытных, трехтонный сильный конь, падающий в мою сторону. Поэтому я, струсив оказаться зажатым между водой и ним, попыталась отодвинуться. Но конь дернул головой так, что меня подтянуло на него. Потеряв опору, я повалилась под лошадь и, инстинктивно, закрыла лицо и голову руками, продолжая зажимать в правой руке копье с нанизанной на нем рыбой.

Сквозь плоть коня, словно через кусок мыла горячая игла, плавно прошло копье. Я успела услышать лишь звук рвущейся кожи и завывание коня. Еще секунду назад величественное и непоколебимое животное, гордо смотрящее на мои глупости с берега, истекая кровью, лежало в воде. Течение не могло унести такого грузного тела, как не могло и унести его страданий.

Копье прошло шею насквозь, я лишь успела отпустить его и держала только поводья, бессильно смотря на страдания лошади. Я крепко стиснула поводья и не отпускала, думая, что на этом держится то, что удерживает лошадь с нами.

Я не замечала, что тоже кричу, пока не подбежал Моэр и не стиснул мои плечи, и я не закрыла рот, чем тут же прекратила шум, звенящий у меня в ушах.

– Вставай! – резко сказал парень. – Вставай, а то тебя унесет вместе с Дэ!

– Помоги мне вытащить его из воды, – кричала я Моэру, все еще крепко сжимая поводья. – Раз ты пришел, мы сможем сделать это вместе.

– Таша, послушай меня, – ровным тоном продолжал Моэр. – Я сделаю все сам, а твоя задача размотать руку, она уже вся посинела, и выйти из воды. Скорее.

Я послушно выполнила указания лохматого бородатого мужчины с отсутствующим выражением лица, и на ничего не чувствующих от долгого стояния в ледяной воде ногах подошла к Лист, что укуталась в теплое одеяло и недоумевающее смотрела на реку.

– Таша, что случилось? Ты тонула? – наконец спросила Лист.

Ребята думают, что конь меня спасал? Конечно, не сразу им придет в голову мысль, что я по собственной глупости утопила их любимое животное. Да что такое то?! Сейчас я стою и думаю, как нужно было сделать лучше, чтобы избежать произошедшего. Хочется рыдать от собственной глупости. Я же могла предположить, что так будет! Так что отвечать Лист я не стала, а хотела помогать Моэру. Спасать Дэ!

Но парень не стал вытаскивать коня. Он, не разуваясь, зашел в воду и стал осматривать страдающее животное, тихонько что-то ему насвистывая. Конь сразу успокоился и подпустил хозяина ближе, дав осмотреть рану. Подойдя ближе, Моэр присвистнул и сказал:

– Мне показалось, что он на тебя напал, а ты от него отбивалась. У тебя же так и не получилось научиться с лошадьми общаться, а Дэ парень с характером.

– Но ведь лошади не нападают на людей, – начала говорить я.

Я не могла понять, почему они не замечают очевидного и не ругают меня за то, что я натворила.

– Да и где бы ты внезапно нашла копье. Ты решила убить нашего коня? Проголодалась? – начал задавать вопросы Моэр, в голосе которого слышалась нарастающая нервозность.

– Мо! Ну что за вопх'осы? Ты же видишь, у Таши шок, она х'аспех'еживалась! – затараторила Лист, переставшая от волнения подбирать слова, от чего ее речь стала неразборчивой.

– Ничего я не шокирована, – я скинула с плеч руки Лист, что решила меня приобнять. – Моэр, давай я помогу тебе достать Дэ из воды. Мне кажется, ему холодно!

– Нет, здесь мелко, его никуда не унесет. Вода его успокаивает и омывает рану. Я сам его достану, когда он будет готов. Еще же нужно вынуть копье, – Моэр привычным движением почесал бородатый подбородок и заложил руки за голову, потягиваясь.

– Так, а что же случилось, Таша? Мы пх'оснулись от пех'вого кх'ика лошади, но не поднимались, потому что они иногда кусают д'хуг д'хуга, заиг'хывая, – начала еще более непонятный рассказ Лист. – Но потом увидели, что тебя нет ни в палатке, ни в спальном мешке, и заволновались.

– Ну а уж после душераздирающих воплей Дэ, мы побежали тебя спасать, – сказал Моэр и повернулся к сестре. – Родная, не переживай так.

– Чем ты его х'азозлила? Сильно испугалась? Не ранена? Дай я на тебя посмотх'ю.

– Да нет, – подозревающим тоном сказал Моэр. – На земле следы спокойных копыт, у тебя было копье, и ты не кричала о помощи. Похоже больше на то, что Таша привела коня в воду, а затем… затем… да я даже не могу предположить, что произошло.

– Ребята, простите меня. Не знаю, как это случилось! – мне стало резко очень стыдно, и от ощущения, что я самый ужасный человек на планете, посмевший по глупости причинить столько боли невинному животному и новым друзьям, я разрыдалась и между всхлипами пыталась изъясняться. – Ночью я решила… решила поймать рыбу. Я думала… мне показалось, да я даже вспомнила, что могу. А затем я поскользнулась в воде, а это копье. Оно же не точилось. Пришлось с двух сторон. Я пыталась, честно пыталась. А еще конь такой сильный и крепкий, я не знала. Как помочь. Я пыталась защититься.

– Так все, это просто издевательство, – прервал мои излияния Моэр. – Таша, ты так дрожишь. Хватит рассказов. Лист, идите обе выпейте чаю, я пока займусь Дэ.

– Тебе нужна моя помощь? – спросила Лист.

– Да. Уйми свою дрожь и помоги успокоить Ташу.

Вся трясясь, я побрела вслед за Лист, что взяла своей теплой ладонью мою маленькую руку и укутала ее, будто в коврик пушистый.

– Мне так стыдно, Лист, – продолжала всхлипывать я.

– Таша, я не думаю, что ты сделала что-то ужасное. А если и так, то не по злому умыслу. Мы знаем, что ты не плохой человек, не плачь. Мо все починит.

Я даже остановилась от того, насколько тонко Лист смогла почувствовать причину моих рыданий, и захотела ее обнять. Сама бы я не решилась, но девушка сгребла меня в охапку. Среди своих она была малышкой, но я все равно была меньше, поэтому в ее объятиях чувствовала себя уютно.

Следующие полчаса, пока Моэр что-то делал Дэ, мы сидели на бревнах возле огня, быстро разожженного Лист, и пили апельсиновый чай, волшебный напиток из зеленого порошка из перетертых сушеных чайных листьев, у нас это, кажется, называют маття и используют в японских чайных церемониях, и долек апельсина. Напиток одновременно согревал и наполнял тело уютом, и в тоже время придавал энергии и бодрил. Стоит запомнить такой рецепт.

Вообще в путешествии с Моэром и Лист я приобрела много навыков, что пригодятся мне для жизни в нашем мире. Раньше все эти развлечения для любителей походов снились мне в страшных снах. Идея тащить за собой все от посуды для готовки до спального места, разводить огонь, лечить путевые травмы, добывать еду, никогда не прельщала меня. Как некстати я не хотела интересоваться путями выживания в дикой природе.

Зато теперь, хоть у меня все не очень весело со стрельбой из лука, то отличать съедобные растения от несъедобных я научилась отлично. По крайне мере из тех, что растут здесь. Также я неплохо стала разбираться в тканях и том, как что-то шить и штопать. Теперь я знаю, как сделать из платья штаны и наоборот, чтобы все это сидело так, как будто было задумано модным дизайнером, и еще и функционально. Где надо кармашек, где надо завязочки, чтобы быстрее снималось.

И за все эти бесценные знания вот так я выразила благодарность моим попутчикам.

Вернувшись, Моэр присоединился к нам и тоже взял себе кружку напитка, его руки по локоть были в крови:

– Дэ успокоился и даже в какой-то момент немного привстал в попытке вылезти из воды. Мне не удалось его поднять, все-таки он большой представитель своего вида. Мы ездим на Шайрах. Самый большой, о котором я слышал, весил полторы тонны. Дэ не такой, но килограмм пятьсот-шестьсот в нем было.

– Как дела у Дэ? – аккуратно уточнила Лист. – Я уже могу обработать рану?

– Да, и я помогу, чтобы как-то исправить положение, – мой голос стал спокойным, потому что я поняла, что меня никто не обвиняет, и Моэр казался спокойным.

– Теперь ты успокоилась и можешь рассказать, что случилось? – спросил Моэр, уходя от ответа о состоянии коня.

– Да, конечно, – я отпила еще глоток, готовясь к тяжелому расскажу, и глаза снова застили слезы. – Мне не спалось, и я решила, что могу как-то отблагодарить вас за доброту и то, как вы ко мне относитесь, что пошли в это совсем не нужное вам путешествие и помогаете.

– Ну, ну, почему же не нужное? Мы давно хотели куда-нибудь пойти. Что-то делаешь, учишь навыки, а потом используешь и оттачиваешь их в новых ситуациях. Для этого и живем, – сказала Лист так, как говорят люди, что действительно верят в сказанное.

– В любом случае, моя бесполезность меня убивала, и я придумала наловить рыбы, видела, как она тут плескалась. Делать удочки я не умею, так что решила использовать копье, – продолжила я.

– А где ты научилась делать такое орудие убийства? – надломившимся голом спросил Моэр.

– Да нигде, – ответила я. – В фильмах видела.

– Хм. Ну, я, собственно, тоже с копьем в рыбалке не очень. Копья делать даже не пытался. Только удочкой умею, и она у меня, кстати, есть. Могла взять, недалеко от тебя лежала.

– Ох, ты просто закапываешь меня, – взвыла я. – Учитывая, что у тебя есть удочка, моя идея становится все глупее и глупее.

– Таша, ну а как же я, по-твоему, добывал рыбу, которую несколько раз приносил? Не голыми же руками я ее, – иронично спросил абсолютно серьезный Моэр, искренне удивившийся мой несообразительности. – Ты, конечно, сказала, что не умеешь возвращаться к воспоминаниям, но что-то же ты должна помнить.

В голосе парня сквозило беспокоящее меня и все нарастающее раздражение. Пил апельсиновый напиток Моэр рывками, нервно потирал измазанные в крови руки.