Текст книги "Любовные хроники: Люк Маккензи"

Глава 3

На следующее утро Хани проснулась от яркого солнца, залившего комнату. Девушка выглянула в окно – жизнь в городе уже кипела. Похоже, было уже довольно поздно, но без часов она не могла определить время. После ночного визита Люка Маккензи Хани долго не могла заснуть и чуть не до рассвета читала свою любимую «Ярмарку тщеславия».

Девушке было любопытно, проснулся ли шериф, но она решила не стучать в его дверь. Кое-как ополоснувшись холодной водой, Хани с тоской подумала о горячей ванне в конце коридора. Проклиная вполголоса Люка, она принялась одеваться.

Едва Хани успела натянуть корсет и нижнюю юбку, как в замке повернулся ключ. Девушка успела испуганно схватить халат и сунуть руки в рукава, когда в дверях появился шериф.

– Неужели трудно было постучать? – сердито спросила она. – Если вы немедленно не выпустите меня из комнаты, я закричу. – Чтобы сделать угрозу более весомой, она подошла к окну и высунулась наружу.

– Леди, в таком наряде вам можно и не кричать, – заверил ее Маккензи. – Как только вас заметят, под окнами будет настоящее столпотворение.

Покосившись на него, девушка опустила глаза на свой бюст – ее грудь была едва прикрыта. Покраснев, она плотнее запахнула халат и затянула поясок.

– Я требую, чтобы вы выпустили меня из этой комнаты, шериф Маккензи!

– Только что получил телеграмму из Индепенденса, – проговорил Люк. – Дело проясняется: Абигайль Фентон подтвердила мне ваш рассказ.

Хани мысленно прочла благодарственную молитву всем святым, каких знала.

– Что ж, раз вы получили подтверждение моим словам, то, может, прекратите наконец держать меня взаперти? – холодно промолвила она.

– Да, мне все ясно, – медленно произнес шериф. – Все, кроме, пожалуй, одной вещи.

– Какой еще вещи? – устало спросила девушка.

– Абигайль Фентон сообщила мне, что вместо нее в Сакраменто отправилась Мэри Джонс. Итак, если вы – Бекки Шарп, то кто же такая Мэри Джонс и что с нею произошло?

– Господи, шериф! – вскричала Хани. – Я и есть Мэри Джонс! А Бекки Шарп я называюсь просто так, в шутку! Так зовут мою любимую героиню. – Схватив со стола книгу, она сунула ее в руки шерифу. – Вот, прочтите сами!

Проглядев страничку романа, Люк медленно поднял голову.

– Что я еще могу понять – так это, почему вы назвались Абигайль Фентон, но мне никак не уразуметь, зачем вам понадобилось использовать имя героини этой книги. Если только…

– Что, что заставляет вас сомневаться? – перебила его Хани.

– Если только вы не скрываетесь от кого-то и не желаете, чтобы мне стало известно ваше подлинное имя, – договорил Маккензи.

– Конечно, скрываюсь, – подтвердила девушка, – Я не хочу выходить замуж и уже сообщила вам об этом.

– Да, сообщили, – согласился Люк Маккензи. – Еще вы сказали мне, что вас зовут Бекки Шарп, а затем добавили, что ваше имя Абигайль Фентон. – Недоверчивая улыбка мелькнула у него на губах. – Если вы солгали мне дважды, то с какой стати сейчас станете говорить правду? Так или нет? В общем, я послал в Индепенденс еще одну телеграмму. На сей раз я заинтересовался личностью Мэри Джонс.

Хани устало всплеснула руками.

– С меня довольно, шериф. – Она подошла к открытому окну. – Я требую, чтобы вы немедленно отпустили меня, иначе я начну кричать.

– Да ради Бога, кричите. Только я все равно позволю вам пойти лишь к судебному исполнителю Соединенных Штатов. Не сомневаюсь, его заинтересует ваш рассказ.

Меньше всего Хани хотелось привлекать к своей персоне внимание судебного исполнителя.

– Нет, мне просто не верится! – вскричала она. – Я пережила это чертово путешествие через всю страну! Нас заедали насекомые, мы прятались от злобных индейцев, я правила мулами, я столько всего вынесла, чтобы, в конце концов, попасть в лапы какого-то типа, страдающего… паранойей! – Хани очень гордилась тем, что дошла до буквы «П» в энциклопедии и запомнила мудреное слово.

Казалось, Люк удивился.

– Признаюсь, я понял все, кроме этой самой паранойи. Боюсь, мадам, вам придется объяснить мне, что это такое. Никогда не слыхал этого слова.

– Еще бы! Обычное дело. Сумасшедшие никогда не знают, от какой болезни страдают.

– Сумасшедшие? – Шериф невозмутимо покачал головой. – Мне кажется, мадам, что вы – та самая, кто… Хотя нет, не важно. В любом случае я получу ответ еще до темноты.

– Странно, что вы не догадались проверить и Бекки Шарп, – огрызнулась Хани.

– А почему вы решили, что я этого не сделал? – Подойдя к двери, соединяющей их номера, он положил ключ на тумбочку. – Вы останетесь в городе до тех пор, пока я не отпущу вас, – заявил шериф.

– Можете запереть эту дверь и вернуть ключ портье! – выкрикнула девушка, захлопывая дверь перед носом Маккензи, затем она услышала, как ключ повернулся в замке.

Натягивая на себя розовое полотняное платье, Хани никак не могла успокоиться. Можно не сомневаться, что с ее фатальным невезением в Индепенденсе непременно найдется какая-нибудь Мэри Джонс, которую обвиняют в убийстве, а также Бекки Шарп, разыскиваемая за государственную измену.

– Или наоборот, – пробормотала она.

Хани вышла из комнаты и спустилась вниз. Остановившись у стойки, девушка улыбнулась портье. Тот открыл рот и с любопытством уставился на Хани.

– Добрый день, сэр, – вежливо сказала Хани.

– Мэм? – нерешительно ответил молодой человек.

– Скажите, вернул ли шериф Маккензи ключ от двери, соединяющей номера шесть и семь?

– Да, мэм, вернул. Минут пять назад, – добавил он.

Хани едва сдерживала гнев.

– Благодарю вас, сэр, это все, что мне хотелось узнать. – Обворожительно улыбнувшись портье, девушка пошла прочь.

Выйдя на улицу, Хани огляделась по сторонам. У нее не было ни гроша – этот невыносимый шериф просто обобрал ее. И она не рисковала прибегнуть к своим навыкам – ведь он наблюдал за нею.

Что ж, она не пропадет. Найдет себе честную работу на денек, а наутро уедет в Сан-Франциско.

Люк вернулся в отель лишь к вечеру. Он постучал в комнату девушки, но не получив ответа, отворил дверь. Маккензи стало не по себе. Неужели он и впрямь забрал у нее последний доллар или она просто ловко обманула его? Почти весь день шериф разыскивал свою пленницу, но безуспешно. Впрочем, он был уверен, что из города она не уезжала: девушка не расплатилась за номер и оставила свой багаж.

Господи! Он чувствовал себя негодяем. Люк в жизни так не обращался с женщинами, но его не покидала мысль, что незнакомка все время лжет. Одно его интересовало: была ли она в ладах с законом?

Маккензи усмехнулся. Маленькая лгунья. Что за тайны прячутся за ее огромными голубыми глазами? Хотя, какими бы они ни были, он отдаст ей все до цента, если телеграмма из Индепенденса не сообщит ничего предосудительного об этой девушке. В любом случае ему надо вернуться в Стоктон. Он слишком долго не видел Джоша.

Люк задумчиво посмотрел на портрет Абигайль Фентон, а затем взял в руки камею, лежащую возле фотографии. Он обязательно разыщет свою пленницу и отдаст ей ее брошь. Не нужна она ему!

Но тут камея выскользнула из пальцев шерифа и упала на пол. Люк посмотрел вниз и… глазам своим не поверил. Это была фальшивая драгоценность – брошь рассыпалась на мелкие осколки. Шериф с отвращением покачал головой – она опять надула его. Маленькая сучка обманула его!

Собрав то, что осталось от «ценного украшения из натурального камня», Люк бросился вон из комнаты. Сначала он зайдет на телеграф, а потом разыщет обманщицу, даже если для этого ему придется обыскать каждый закоулок!

Хани ни разу не приходилось петь на людях, но, проискав работу весь день, она поняла, что не найдет ничего лучше, чем выступление с вокальным номером в салуне «Золотой дворец». Правда, для начала владелец бара Бен Ривер предложил ей двадцать долларов за то, чтобы она провела с ним ночь. Надо сказать, подобных предложений она получила в этот день немало, равно как и предложений руки и сердца. Когда девушка отвергла намеки Бена, он сказал, что она может поработать в комнате наверху.

– Ах, мистер Ривер! – выкрикнула она, хлопая ресницами. – Среди южных красавиц редко встречаются шлюхи.

– Да что ты, милашка, а я-то и не понял, что ты с Юга. – Рассмеявшись, Бен покачал головой. – А что красавица с Юга ответит на предложение спеть несколько песенок для мужчин, соскучившихся по женскому обществу?

Хани согласилась. Правда, она не подумала, что Бен заставит ее надеть другой костюм.

Телесного цвета лиф, облегающий фигуру как перчатка, был обшит красными и черными кружевами, черное трико поблескивало бесчисленными блестками. Длинные красные перчатки прикрывали локти, оставляя обнаженными плечи.

Хани не умела пользоваться гримом, но постаралась, как могла, подкрашивая глаза яркими красками, которые вручил ей Бен. Потом девушка воткнула черное перо во взбитые волосы.

Когда Хани вышла на сцену, зал замер, а затем разразился криками, воплями и громким свистом. Рабочий сцены усадил ее на высокие качели, укрепленные на потолке. Ухватившись за веревки и скрестив ноги, девушка попыталась устроиться поудобнее и успокоиться.

Через некоторое время ей это удалось. Тогда Хани взяла у помощника гитару и, медленно раскачиваясь, стала перебирать пальцами струны. Пианист заиграл вступительные аккорды к популярной песенке.

– Давай же, красотка! – услышала она голос Бена. – Посмотрим, как ты сумеешь завести их!

Глубоко вздохнув, девушка заставила себя забыть об окружающих ее людях и начала петь.

Привлеченный шумом в салуне, Люк вошел в «Золотой дворец». Вокруг сцены, восторженно улюлюкая, толпились мужчины. Шериф взглянул на певицу и обомлел. Это была она! Забыв о своем гневе, Маккензи завороженно смотрел на девушку. Ее яркий костюм поразил его, он глаз не мог оторвать от ее длинных, стройных ног, обтянутых черным трико.

Но вот пианист ударил по клавишам, толпа затихла, и Хани запела хрипловатым низким голосом. Простые слова старинной баллады всколыхнули самое сокровенное в душах этих людей. Глаза их затуманились, они забыли о настоящем, видя перед собой лишь Женщину, воплощавшую в себе все, чем Господь наградил прекрасную половину человечества. Кому-то она мнилась любовницей, кому-то – матерью, кому-то – сестрой…

Песня закончилась, и на некоторое время в салуне наступила тишина, но уже через мгновение она нарушилась громкими аплодисментами. На сцену полетели деньги, разношерстная публика просила певицу выступить еще.

«Как она хороша, – подумал Люк. – Чертовски хороша». Эта женщина могла разжечь огонь в любом мужчине. Ее пение задело шерифа за живое, но даже себе он не хотел признаваться в этом. Маленькая лгунья не должна была так глубоко проникать в души этих людей, она не имела права вторгаться в их внутренний мир со своими штучками. Вздрогнув от отвращения, Маккензи вышел на улицу.

Хани исполнила еще несколько песен, собрала со сцены деньги и поспешила в гримерную. Оказавшись там, она облегченно вздохнула и заперлась в тесной комнатушке. Она ни за что больше не заберется на эти чертовы качели! Слава Богу, что она не свалилась с них и не свернула себе шею!

И тут она увидела его. Он сидел в кресле и смотрел на нее.

– Леди, кто это вам сказал, что вы умеете петь?

Девушка возмущенно взглянула шерифу в глаза – она была уверена в обратном!

– Поскольку один мерзавец забрал все мои деньги, я вынуждена была искать выход из положения, – сердито промолвила она. – Мне надо на что-то жить, а эта работа показалась мне ничуть не хуже любой другой, во всяком случае, уж получше, чем первое предложение Бена. – Хани с грохотом положила гитару на стол.

– Просто мужчинам нравилось глазеть на ваши ноги – они обо всем забыли, увидев вас в таком виде. Не будь вы так одеты, вас бы прогнали прочь.

Маккензи смерил ее ноги оценивающим взглядом своих пронзительных глаз. Хани сорвала с крючка халат и быстро набросила его.

– Кстати, шериф, пока вы еще обо всем не забыли, не скажете ли мне, что вы здесь делаете?! – выкрикнула она.

Усевшись за столик, девушка принялась стирать с лица грим. Этот человек следовал за ней по пятам, и ей не терпелось выпроводить его поскорее.

– Я получил телеграмму из Индепенденса. Пожалуйста, помогите мне, а то я кое-что запамятовал. Как, вы говорили, ваше имя – Бекки Шарп или Мэри Джонс?

– Я же сказала вам, что меня зовут Мэри Джонс.

– Рад это слышать, потому что полиция разыскивает некую Бекки Шарп. Она, кажется, застрелила мужа и теперь скрывается. Надеюсь, вы не из-за этого постарались убраться из Миссури?

– Шериф, я взяла это имя из книги и в жизни не слыхала ни о какой Бекки Шарп до тех пор, пока не прочла роман. Клянусь, я говорю вам правду.

Люк подошел к ней и бросил перед Хани на стол то, что прежде было камеей.

– Такую же правду, как та, что вы сказали об этой вещице? Вам даже не стыдно было солгать о бабушкином наследстве.

Девушка ошеломленно глядела на осколки, а шериф вернулся на свое место в углу комнаты.

Хани опустила голову на руки. И встретился же ей этот Люк Маккензи! Что толку лгать ему дальше? Будь в ее распоряжении чуть больше времени, она бы утром уехала из города и больше никогда не вспомнила о нем.

Тяжело вздохнув, девушка подняла голову и встретила отражение его взгляда в зеркале.

– Я была в отчаянии, – устало проговорила она. – Чего еще вы ждали от меня?

– А вам никогда не приходило в голову говорить правду, леди? – Маккензи вскочил на ноги и сердито отбросил в сторону кресло, которое с треском ударилось о стену.

– Какая вам-то разница, шериф Маккензи?! – воскликнула она. – Не понимаю даже, почему вы ко мне привязались!

– Пойдемте! – приказал Люк. Его тон не допускал дальнейших пререканий.

– Могу я хотя бы переодеться? Люк кивнул.

– Я буду ждать за дверью, – заявил он, открывая дверь и глядя на нее через плечо. – И прошу вас, ради Бога и ради вас, не вздумайте еще чего-нибудь выкинуть…

Через некоторое время умытая и тщательно одетая Хани выскочила из гримерной. Несмотря на то что она была выше среднего для женщины роста, девушка почувствовала себя просто коротышкой, когда Люк взял ее под руку и повел прочь из «Золотого дворца».

Выйдя на улицу, Хани с наслаждением втянула в себя ночную прохладу. После прокуренного салуна дышать свежим воздухом было особенно приятно. Девушка покосилась на шерифа. Он молча шел рядом с нею, приноравливаясь к мелким шажкам. Ни дать ни взять, молодая пара на вечерней прогулке! Однако Хани чувствовала, что шериф очень зол. Она решила, что Маккензи ведет ее в тюрьму.

Девушка была немало удивлена, когда Маккензи остановился у отеля и вежливо открыл ей дверь. Рука его твердо держала ее локоть. Все это происходило в полном молчании.

Наконец у ее комнаты он выпустил Хани.

– Ключ! – потребовал он.

Девушка порылась в своей сумке и дала ему ключ.

– Не понимаю, – пролепетала она. – Я думала, вы ведете меня в тюрьму, – добавила Хани, когда они вошли в комнату.

Люк чиркнул спичкой, зажигая лампу.

– Я возьму вас с собой в Стоктон, – заявил он. Девушка растерянно бросила на стол сумку и поставила в угол гитару.

– Мне кажется, тюрьмы везде одинаковы, – заметила она.

– Не сомневаюсь, что вам о тюрьмах известно больше, чем мне, – усмехнулся Маккензи.

– Ничего подобного, шериф. Мне никогда не доводилось сидеть в тюрьме.

– Вам всегда удавалось скрыться, не так ли? – парировал он, оглядывая ее с головы до пят.

Хани заставила себя улыбнуться. «А что, если попробовать соблазнить его?» – подумала она. Правда, ее смущало, что, начав, она не сможет вовремя остановиться. Конечно, Люк относился к ней с большим подозрением, но кое-какая зацепка у Хани была, и она надеялась, что сумеет осуществить задуманное. Может, настала минута выяснить, на самом ли деле у этого непоколебимого стража порядка есть ахиллесова пята? Как бы там ни было, дела обстояли хуже некуда, и пленница мистера Маккензи заключила про себя, что теперь терять ей нечего.

Она взмахнула пушистыми ресницами.

– Я прекрасно понимаю, о чем вы сейчас думаете, шериф, – с дразнящей улыбкой промолвила Хани. – Такой красивый, горячий мужчина, как вы, наверняка устал все время думать о законе и порядке. И вам тоже хочется немного развлечься, не так ли? – Шагнув к Люку, девушка положила ладони ему на грудь. – Или вы никогда не снимаете этой звезды и кобуры, шериф… – Не договорив, Хани сорвала с него шляпу и отбросила ее в сторону. – А может, сбросив сапоги, вы мгновенно забываете о том, что вы – блюститель закона? – хриплым шепотом спросила она.

– Пару раз я, кажется, так и поступал, – промолвил он, не отрывая глаз от ее манящих, приоткрытых губ.

Хани увидела, как в его глазах загорелся огонек желания. Люк схватил девушку за талию и прижал ее к себе. Она вздрогнула – ей и в голову не приходило, что его прикосновение так взбудоражит ее. Обвив шею Маккензи руками, она еще теснее прильнула к нему, чувствуя, как возбуждается его плоть.

А потом он поцеловал ее. Хани никак не ожидала, что от этого поцелуя голова у нее пойдет кругом, по телу побегут мурашки. Не в силах прервать блаженный поцелуй, она позволила его языку проскользнуть в теплую сладость ее рта…

– Да, леди, вы обо всем догадались, – прошептал ей Люк на ухо, когда они, наконец, смогли оторваться друг от друга. – Я ни о чем не мог думать, кроме вас… Мне так хотелось прижать тебя к себе, ощутить твое тело… Я так и представлял себе, как ты в белой ночной рубашке… вот на этой самой кровати… извиваешься, прижимая к себе большую змею…

Хани наконец открыла глаза и удивленно посмотрела на Маккензи – опять он над ней смеялся.

– Что вы сказали?

– Это не я, это вы сами сказали, разве не помните? Вы признались мне, что предпочли бы оказаться в постели со змеей, чем со мной.

Шериф взял свою шляпу и водрузил ее на голову.

– Дилижанс до Стоктона отправляется в восемь утра. Будьте, пожалуйста, готовы к семи, мисс… Черт, как же ваше настоящее имя?

– Если вас это так уж волнует, то знайте, что меня зовут Хани Бер, – тихо проговорила она, все еще не придя в себя после поцелуя.

– Леди, я был терпелив с вами и теперь хотел бы получить прямые ответы на мои вопросы.

На сей раз Хани не стала спорить – она просто стояла напротив шерифа, глядя ему в глаза. И вдруг он понял, что она говорит правду. Заломив шляпу на затылок, Маккензи расхохотался.

– Хани Беар?! – вскричал он.

– Надеюсь, теперь-то вы понимаете, почему я не называюсь собственным именем, – промолвила девушка. – Терпеть не могу этого имени! Знали бы вы только, сколько насмешек мне пришлось вытерпеть, сколько раз мне говорили, что я и в самом деле сладка, как мед[2]2
  Honey (англ.) – мед, bear (англ.) – медведь.


[Закрыть]!

– Обо мне можете не беспокоиться – уж мне-то не придет в голову сказать, что вы можете быть сладкой, – напротив, я решил, что вы больше походите на колючку. – Он сложил на груди руки. – По правде говоря, вы кажетесь мне невыносимой[3]3
  Игра слов: unbearable (англ) – невыносимый.


[Закрыть].

– Моя фамилия пишется Бер, а не Б-е-а-р. – Хани четко произнесла все буквы. – И я вовсе не злобное животное, которое рычит, Маккензи.

– Да что вы?! Что-то не похоже, во всяком случае, этого не скажешь после ваших крепких объятий, из которых я только что высвободился. – Маккензи опять засмеялся.

Хани теряла чувство юмора, когда дело касалось ее имени, поэтому вовсе не разделяла веселья Люка. Схватив щетку для волос, она запустила ее в шерифа. Щетка, не попав в цель, упала на пол. Люк расхохотался громче.

Девушка подбежала к двери и широко распахнула ее.

– Будьте добры убраться из моего номера, пока вы не лишились чувств от смеха. Я устала и хотела бы лечь.

– Надеюсь, вы не будете злиться из-за одного невинного поцелуя?

– Не льстите себе, Маккензи! Что-то вы получили, а что-то, увы, потеряли, – огрызнулась пленница. – А теперь убирайтесь.

Люк дотронулся рукой до шляпы:

– Мое почтение, мисс Хани! Приятно было провести с вами вечер.

– Этот вечер действительно мог быть приятным, – многозначительно проговорила девушка.

В ее глазах зажегся огонек удовольствия: ей таки удалось сказать последнее слово. Маккензи добродушно усмехнулся и ушел – на этот раз через входную дверь.

А потом Хани услышала знакомый звук – он опять щелкнул замком.

Глава 4

Ранним утром Хани постучала в дверь, соединяющую их комнаты.

– Шериф Маккензи! – закричала она.

– В чем дело? – сонно спросил Люк, приподнимаясь в постели.

– Я хочу выйти из комнаты. Уж если вы хотите запереть меня в вонючей тюрьме, то дайте хотя бы напоследок принять ванну.

Шериф вынул из кармана часы – было только шесть. Дилижанс отправлялся в восемь.

– Шериф Маккензи, вы слышите меня? – нетерпеливо повторила девушка.

– Да, слышу, – проворчал Люк, нехотя поднимаясь с постели. – Можете не сомневаться, вас слышит весь отель.

Маккензи натянул на себя джинсы и взял ключ, лежавший на столе. Потом он босиком подошел к двери и распахнул ее.

Увидев его, Хани оторопела и отступила назад – до того ее потряс его вид. Широкие плечи Люка занимали почти весь дверной проем, а мощная грудь была покрыта густой порослью. Полинявшие джинсы небрежно облегали бедра, открывая плоский живот. Волосы Люка были всклокочены, щеки заросли щетиной.

Хани с трудом сглотнула и взглянула в заспанные глаза Люка.

– Доброе утро, – проговорил он таким тоном, словно они провели ночь вместе.

Залившись краской, Хани вспомнила, что на ней лишь тонкий пеньюар да ночная рубашка. Судя по его взгляду, он прекрасно понимал, какое впечатление производит на нее.

Девушка нервно прижала руку к груди.

– Доб… доброе утро, – запинаясь, пробормотала она.

Самоуверенный великан явно был доволен ее смущением. Все было, как прошлой ночью: он, как огромный черный кот, играл с маленькой серой мышкой.

И вдруг Хани вспомнила их поцелуй. «Черт бы его побрал! – подумала она. – Этот человек хочет засадить меня в тюрьму, и за это я его ненавижу! Но почему же он так действует на меня, почему? Я же не глупая школьница! Пусть он провалится с этой своей притягательностью! Пусть спит один, так ему и надо!»

– Так вы позволите мне пойти в ванную, шериф? Я хочу выкупаться.

Люк шагнул вперед. Хани хотела было прошмыгнуть мимо него, но он уперся ладонями в стену, поймав таким образом девушку в ловушку.

– У вас ровно полчаса на то, чтобы собраться, мисс Бер, – проговорил он, а затем, наклонившись к самому ее уху, прошептал: – Полагаю, вы все еще Хани Бер или, может, во сне вам привиделось какое-нибудь новое имя?

И снова голова у нее закружилась от его близости, но на сей раз она твердо решила держать себя в руках.

– Да что вы, шериф, все мои сны были только о вас. – Улыбаясь ему, девушка схватила его за пояс джинсов и потянула их вниз, да так сильно, что те стали сползать у него с бедер. Маккензи невольно придержал джинсы руками, а Хани быстро пробежала мимо него.

Не оборачиваясь назад, она бросила ему:

– Думаю, вам надо одеться поприличнее, шериф Маккензи, а то как бы судебный исполнитель не арестовал вас за появление в общественном месте в неподобающем виде.

Выйдя из ванной ровно через тридцать минут, Хани увидела Люка, который поджидал ее у дверей номера. Тщательно одетый и выбритый, он выглядел молодцевато. Синеву его глаз подчеркивала рубашка того же цвета, Рядом с ним на полу лежали седельные сумки. Девушка прошла мимо шерифа, даже не взглянув на него.

Хани не спешила и приводила себя в порядок добрых три четверти часа. Когда она, наконец, выпорхнула из номера, на ней было зеленое полосатое платье из поплина, едва доходящее до лодыжек. Крохотная кокетливая шляпка из итальянской соломки, украшенная зеленой лентой и белыми перьями, казалось, чудом держится на ее пышных волосах.

На лице Маккензи не дрогнул ни единый мускул. Поглядев на свою пленницу, он взял седельные сумки, перекинул их через плечо, а потом забрал у Хани дорожную сумку. Гитару шериф оставил ей.

Девушка послушно направилась вслед за ним. Когда они проходили мимо портье, Хани приветливо улыбнулась молодому человеку.

– Благодарю вас, сэр. Мне понравилась ваша гостиница.

– До свидания, мэм, – удивленно проговорил портье.

Как только они оказались на улице, Люк взял девушку под руку и повел ее к дилижансу, стоящему у Уэллс-Фарго-офиса. Бородатый кучер забрасывал на крышу дилижанса какие-то ящики, в которых Хани без труда признала свой багаж. Она недоуменно взглянула на Маккензи. Неужто он знал об этих ящиках? Похоже, ничто не ускользает от его внимания. «И неудивительно, – подумала девушка, – как-никак, представитель закона». Заниматься расследованиями – его прямая обязанность, которую он и выполнял, разнюхивая не хуже породистой ищейки.

– В ящиках книги Абигайль, – сообщила девушка. – Я собиралась вернуть их ей.

– Не сомневаюсь, – с язвительной насмешкой бросил Люк.

– Возвращаешься в Стоктон, Люк? – спросил кучер, прежде чем Хани успела ответить шерифу.

– Да, – ответил Маккензи, передавая все сумки бородачу.

– Осторожнее с этим, – предупредила девушка, протягивая шерифу гитару. Она едва не вскрикнула, когда тот бросил инструмент кучеру.

– Мы успеем позавтракать до отъезда? – спросил шериф у бородатого возницы, при этом окинув Хани таким взглядом, что сомневаться не приходилось: он считал, что если они останутся без завтрака, то только по ее вине.

– Но поторопитесь, – сказал кучер, а затем, посмотрев на девушку, добавил: – Здрассте, мадам. Меня зовут Уилл Хатчинс. Че вы положили в ящики? – Он тряхнул один из них.

– Всего лишь книги, мистер Хатчинс, – весело ответила девушка.

Хатчинс покачал головой:

– А тяжелые, как камни.

– Мы скоро вернемся, Уилл, – проговорил Люк, взяв Хани под руку.

Девушка попыталась вырваться.

– Вы перестанете держать меня, словно я собираюсь убежать от вас?! – с досадой воскликнула она.

Не обращая внимания на ее протесты, Люк еще крепче сжал ее руку.

Когда они уселись за стол и заказали завтрак, шериф молча уставился в окно и не вымолвил ни слова, пока им не принесли еду.

– И это весь ваш завтрак? – спросил он, увидев, как официант поставил перед его пленницей тарелку с кусочком поджаренного хлеба.

– Обычно я мало ем по утрам, – ответила она, откусывая кусочек тоста. – А вы, кажется, намерены хорошенько подкрепиться перед дорогой, – язвительно проговорила Хани, делая глоток кофе и наблюдая, как перед шерифом ставят большую тарелку с яйцами, ветчиной и фасолью.

– Чужая кухня мне нравится больше моей собственной, – заметил Маккензи.

Хани совсем забыла, что он был вдовцом.

– А разве вы не держите в доме кухарку или экономку? – поинтересовалась она.

Люк покачал головой, поднося к губам кусочек ветчины.

– Была у меня экономка из Мексики, но ей пришлось вернуться к себе домой, чтобы сидеть с внуками.

– Абигайль говорила, что у вас есть сын. Как его зовут?

Люк хмуро взглянул на нее.

– Джошуа, – ответил он.

– А сколько ему лет?

– Шесть, – буркнул шериф, возвращаясь к своему завтраку.

– А когда вашей жены… не стало?

Вилка в руке Маккензи застыла на полпути, он помолчал, но потом ответил:

– Четыре года назад.

– Простите. – Хани поняла, что шериф не хочет говорить о личной жизни, но, не в силах унять любопытство, продолжала расспрашивать: – Наверное, она долго болела?

Маккензи взглянул на нее с горечью.

– Моя жена и мать были изнасилованы и убиты в Техасе бандой команчей. Хотите в подробностях услышать, что они сделали с женщинами?

Содрогнувшись от этих слов, Хани во все глаза смотрела на разъяренного шерифа. Наконец она проговорила:

– Мне очень жаль, шериф Маккензи.

Завтрак они закончили в полном молчании.

Молча ехали и в Стоктон. Они были единственными пассажирами. Прикрыв лицо шляпой, Люк мгновенно уснул, Хани смотрела в окно. Пятидесятимильная дорога петляла между живописными, поросшими лесом горами, но девушка почти не обращала внимания на красоты природы. Она раздумывала о том, что ее ждет впереди, и не переставала удивляться своему отношению к Люку Маккензи. Она внимательно осмотрела фигуру спящего и почувствовала, что, несмотря на его желание засадить ее за решетку, начинает испытывать к нему симпатию. Еще за завтраком она поняла: на долю этого человека выпало немало горя.

Когда дилижанс загрохотал по главной улице Стоктона, Хани выглянула в окно. Похоже, городишко ничем не отличался от многих местечек Среднего Запада.

По обеим сторонам пыльной улицы теснились деревянные дома. Единственным исключением было кирпичное здание «Кетлменз-банка». В конце улицы девушка разглядела церковь. Дилижанс остановился перед двухэтажным отелем в центре Стоктона.

Как только Хани вышла из дилижанса, до ее обоняния долетел дурманящий аромат жареной ветчины. Девушка пожалела, что почти не позавтракала; ей оставалось лишь надеяться, что шериф скоро накормит ее.

Люк занялся их багажом, а Хани огляделась по сторонам. Из открытых дверей салуна на противоположной стороне улицы доносились звуки фортепьяно. В дверях стояла высокая темноволосая женщина. Помахав Люку рукой, женщина бросила сигарету и скрылась в салуне.

– Эти корзины можете отвезти в тюрьму, – сказал шериф кучеру, протягивая Хани ее гитару. – Пойдемте, мисс Хани. – На этот раз он не стал брать ее под руку и повел девушку прямо к городской тюрьме.

По дороге одни люди здоровались с шерифом, другие просто махали ему рукой. Люк отвечал на приветствия, однако не останавливался, чтобы поболтать со знакомыми. Не поднимая глаз, Хани чувствовала на себе любопытные взгляды.

Здание тюрьмы находилось в противоположном конце города: очевидно, ее нарочно построили в стороне от церкви. Хани усмехнулась: ей показалось смешным, что святых старательно держали подальше от грешников.

Войдя в небольшой дом, девушка сразу заметила, что в нем было всего два помещения: приемная и дальняя комната, разделенная на две камеры.

– И как долго вы собираетесь продержать меня здесь? – спросила она у шерифа. – Нет ли у вас чего-то вроде суда? А еда мне полагается?

– Как только вы заплатите мне то, что должны, можете быть свободны, мисс Хани, – сообщил шериф Маккензи, запирая за девушкой железную дверь.

– Но как же я могу заплатить, если я заперта и не имею возможности заработать денег?

Маккензи удивленно приподнял брови.

– Вы сказали «заработать»? – насмешливо переспросил он. – Я не ослышался?

– Не вижу ничего смешного в моих словах, шериф Маккензи. – Скрестив на груди руки, девушка принялась ходить взад-вперед по узкой камере.

– Видимо, я ошибся – ведь вы сами вызвались прийти сюда, – промолвил Люк.

Хани в негодовании поглядела на него:

– Вызвалась, как же! Да если бы вы не арестовали меня, я была бы уже на полпути к Сан-Франциско!

– Я и не думал арестовывать вас в Сакраменто – у меня на это и права нет.

Хани оторопела.

– Что-о?! – вскричала она. – Вы хотите сказать, что вашей власти недостаточно для того, чтобы арестовать человека в Сакраменто?

– Совершенно верно, мисс Хани Бер. Мои полномочия не распространяются на Сакраменто. К слову сказать, с вашей стороны очень мило, что вы согласились сопровождать меня сюда, в округ Сан-Джоакуин. – Приподняв руку, Люк потер рукавом рубашки свою шерифскую звезду. – Вот в этом округе я официальный представитель власти и могу арестовать кого хочу.