Книга: Носорог - Эжен Ионеско

«Носорог», Ионеску.

«— Если ты нормальный, то ты живёшь какой-то неестественной жизнью. — А я вообще не живу жизнью. Жить жизнью грустно: работа — дом, работа — могила. Я живу в заповедном мире своих снов. А жизнь – что жизнь... Практически, жизнь – это только окошко, в которое я время от времени выглядываю. — И что там видно? — Да так, ни фига, муть всякая...»

Фильм «Асса».

Западная цивилизация 3 тыщи лет накачивала логику, рациональность, позитивизм... и доигралась. Лет 70 назад пришла расплата и у них случилась тяжкая шиза под названием постмодернизм.

Постмодернизм в двух словах. Вот есть реальность в которой мы живём, а есть сны которые мы иногда видим. Реальность достаточно стабильная, в отличии от текучести снов. Мы живём в реальности, наш дом в реальности, а в сны мы лишь иногда заглядываем погостить и не особо верим в их реальность. У постмодернистов всё наоборот, они живут в текучести снов, а в реальность лишь заглядывают и не доверяют ей. Реальность они считают тоталитарной в своей стабильности и повторяемости, а бесконечно текучие сны — царством свободы.

Нам очень трудно представить себе всю эту постмодернистскую дичь, просто в силу того что мы сильно отличаемся от запада. У нас никогда так не царствовала их железная рациональность. А теперь мы не так сильно болеем этой плесенью постмодернизма.

И вот в этой мутной текучести создаются такие пьесы типа «Носорог». Понятия типа «сюжет», «герой», «автор», «смысл», «добро», «зло», «фашизм», «человечность» — всё это утекает ликвидной плесенью, всё это не имеет никакого смысла. Разумеется, за исключением кошачьего расизма!

Первый раз я слушала произведение в аудиоформате и оно прошло несколько мимо меня, показалось, что тут не хватает объёма, погружения в ситуации, слишком галопом пробегает автор по множеству поднимаемых вопросов. Но сегодня, перечитывая, чтобы выписать понравившиеся цитаты, я обратила внимание, что буквально каждый абзац подкидывает интересные мысли и иногда достаточно одной фразы, чтобы с головой погрузиться в ситуацию. Произведение не ограничивается описанным в аннотации конформизмом и следованием моде, не менее интересно поразмышлять и над другими темами, например, такими как:

- приспособление к обычной рутинной жизни - достоинство ли это, сила воли или признак ограниченности;

Жан. Все, дорогой мой, работают, и я тоже работаю, как все, изо дня в день восемь часов в конторе; и у меня тоже всего три недели отпуска в году, и тем не менее посмотрите на меня... Нужно немного силы воли, только и всего!..

Беранже. О, не у всех такая сила воли, как у вас. А я вот не могу. Не могу приспособиться к этой жизни.

Жан. Каждый должен приспособиться. Подумаешь — сверхчеловек.

Беранже. Я не претендую...

Жан (перебивает). Я, знаете, не хуже вас и даже, чего там скромничать, много лучше. Сверхчеловек — это человек, который выполняет свой долг.

- алкоголизм как признак страха перед жизнью, тоски и поиска успокоения;

Беранже. Да я вовсе не так уж люблю пить. Но вот когда я не пью, мне все как-то не по себе. Будто я чего-то боюсь, вот я и пью, чтобы перестать бояться.

Жан. Бояться чего?

Беранже. Да сам не знаю. Тоска какая-то, трудно даже и сказать, как-то не на месте себя чувствуешь, и в жизни, и среди людей, вот и пропускаешь стаканчик. Это успокаивает, размягчает, и обо всем как-то забываешь...

Беранже. Вы не хотите понять. Я же объясняю вам, что я пью коньяк только потому, что он предохраняет от другого, еще худшего, да-да, у меня все рассчитано. Вот кончится эпидемия, и я брошу пить. Я еще до этих событий решил бросить, но вот пришлось временно отложить!

Дюдар. Вы просто придумываете себе оправдание.

- необычное сочетание тяжести одиночества и усталости от людей;

Одиночество тяготит. И люди тоже.

- противостояние человечности и животного начала, морали и естественности, разума и природы;

Жан. Мораль! Знаем мы эти разговоры о морали! Хороша мораль! Хватит с меня морали! Надо быть выше всякой морали.

Беранже. А что же вы предлагаете взамен?

Жан (мечется взад и вперед). Природу!

Беранже. Природу?

Жан (продолжая метаться). У природы есть свои законы. А мораль — противоестественна.

Беранже. Насколько я понимаю, вы хотите заменить законы морали законами джунглейЖан (перебивает его, не переставая метаться). Нужно восстановить основы жизни. Вернуться к первобытной чистоте.

Беранже. Я с вами никак не могу согласиться.

Жан (громко сопит). Дышать нечем

Беранже. Ну подумайте сами, вы же должны понимать, что у нас есть философия, которой у животных нет, и огромное богатство незаменимых ценностей. Они создавались веками человеческой цивилизацией!

Жан (из ванной). Разрушим все это, и всем будет лучше

Беранже. Я хочу сказать, человеческое существо, человечность...

Жан. Человечность свое отжила. Вы старое, сентиментальное чучело. (Скрывается в ванной).

Беранже. Ну, знаете, как-никак разум...

Жан (из ванной). Избитые истины! Чепуха!..

Беранже. Чепуха?

Жан (из ванной, совсем хриплым голосом, почти нечленораздельно) . Полнейшая!

- боязнь потерять себя - это признак выдающейся личности или зацикленности на себе, страха перед изменениями, закостенелость и предрассудки, мешающие развитию личности;

Беранже. Жан был очень гордый человек. А у меня нет честолюбия. Я какой есть, такой и есть, тем и довольствуюсь.

Дюдар. Может быть, он любил деревню, чистый воздух, простор?.. Может быть, ему требовалось как-то дать себе волю? Я, конечно, говорю это не для того, чтобы его оправдать.

Беранже. Я понимаю вас, то есть, вернее, пытаюсь понять. И все-таки, если бы даже мне сказали, что я абсолютно лишен воображения, что я мещанин, обыватель, который ничего знать не знает за пределами своего маленького мирка, я бы ни от чего не отступился, я бы все равно стоял на своем.

- вопросы добра и зла, определение границ нормы и сильной расплывчивости этого понятия.

По-моему, это просто глупо — сходить с ума из-за того, что несколько человек вздумали сменить шкуру. Им не нравилось в своей. Они вольны распоряжаться собой, это их дело Беранже. Надо пресечь зло в корне.

Дюдар. Зло, зло! Пустое слово! Кто это может знать, где зло, а где добро? Одним нравится одно, другим другое. Вы-то главным образом боитесь за себя. В этом все и дело. Но, право же, вы никогда не превратитесь в носорога... У вас к этому нет призвания!

Беранже. Да, но человек, превращающийся в носорога, это уж бесспорно нарушение нормы.

Дюдар. Н-ну, бесспорно!.. Знаете...

Беранже. Да, бесспорное нарушение нормы, нечто совершенно аномальное.

Дюдар. Не слишком ли вы уверены в себе? Кто знает, где кончается нормальное и где начинается аномальное? Можете ли вы определить, что такое нормальное, аномальное? Ни с философской, ни с медицинской точки зрения никто до сих пор не мог разрешить этой проблемы.

Ну и, конечно, вопросы коллективизма и анархизма, желания быть как все и стремление выделиться, то, как общественное мнение и навязанные извне стандарты меняют нашу самооценку и многое-многое другое.

Беранже (продолжая). ...искалеченный своей ненавистью к начальству, он страдал комплексом неполноценности.

Дюдар (Беранже). Вы рассуждаете неправильно, ведь Ботар как раз и последовал за своим начальником, за тем самым, кого он называл орудием в руках эксплуататоров. Мне кажется, в данном случае дух коллективизма взял у него верх над анархическими тенденциями.

Беранже. Носороги — они и есть самые анархисты, потому что они представляют собой меньшинство. Дюдар. Меня мучает совесть. Долг повелевает мне следовать за моим начальником и товарищами и не покидать их ни в радости, ни в горе.

Беранже. Да что вы с ними в брак, что ли, вступили?

Дюдар. Я отказался от брака, единая большая семья лучше маленькой.

Зачем же теперь раскаиваться, надо было идти за ними вовремя... Теперь уже поздно — увы! Я чудовище, чудовище! Мне уже никогда не стать носорогом, никогда, никогда! Я не могу измениться. Я бы так хотел, так хотел, но не могу. Я больше не могу на себя смотреть, мне стыдно! (Поворачивается спиной к зеркалу). Я так уродлив! Горе тому, кто хочет сохранить своеобразие! (Вздрогнув, застывает на месте). Ну что ж, делать нечего! Буду защищаться! Один против всех!

Так что, подводя итог, это весьма интересное произведение, которое хочется обсуждать дольше, чем читать сам текст, оно может служить отправной точной множества дискуссий и именно в этом, на мой взгляд, его главное достоинство.

Пьеса «Носорог» (Rhinocéros, 1959) абсурдиста Ионеско – не абсурд. Звучит абсурдно? Но ведь есть народная примета, если нéчто не выглядит, как утка, не крякает, как утка, и не плавает, как утка, то это и не утка. Так что не абсурд, бро! Нет, не абсурд. Забубённый капиталистический реализм послевоенного европейского извода – вот что это такое, бро!

Долгое, мучительное чтение, растянутое к тому же скукой на четыре летних месяца, заполненных заботами и фотографированием города Вильнюса. От этого впечатление слегка смазано. Но всё же… напишу субъективную рецензию.

Вкрапления остроумных диалогов и афоризмов в пресную, хоть и тщательно отделанную вещь. Чего стóит, например, первое действие, где автор аккуратно выписывает по два и даже по три-четыре параллельных диалога, идущих на сцене. Параллельные диалоги необыкновенно проработаны. Какая вышивка крестиком! Такая трудоёмкая и такая бесполезная. К чему эта замысловатость читателю – без сюжета и абсурда, без сюжурда и абсжета? Одно точно: чем скучнее пьеса, тем масштабнее вызов режиссёру, и наверняка бывали сценические удачи. Но читать скучно.

От начала и до конца – утомительная болтовня о всякой ерунде. В жизни такая бодяга обычно и бывает, но на сцене? Нет, ну да: если бы эта болтовня была приправой к действию, то ладно. Но в «Носороге» нет действия – есть несколько мизансцен. Весь сюжет – в постепенном сползании покрывала с тайны Многошинеля: мол, носороги, бегающие по улицам, это не носороги в прямом смысле этого слова, а обыватели (или люди, если обобщать), неким макаром превратившиеся в носорогов. Очуметь и не встать! Оносорожеть и побежать! Побежать туда, куда Макар носорогов не гонял. Но если нет сюжета, так пусть хоть болтовня о всякой ерунде будет абсурдистской. Альбрехт Дюрер. Индийский носорог. Гравюра. 1515. Настоящий абсурдистский носорог. Только такие могут бегать в пьесе Ионеско.   Нет, не дождёмся! Ждём, ждём – и не дождёмся. Грызём, грызём скорлупу реальности, а внутри – реальная пустота, дырка от бублика. Купили антибобики, принесли домой, развернули, а там – бобики! Вот тебе, бабушка, и антиабсурдов день! День суркобобика! И эта дырка от абсурблика – единственный абсурд. Потому что диалоги настолько проработаны резцом этого… Праксителя, настолько твёрдо посажены на эту… на землю, настолько тягомотно тривиальны и это… неэкзотично тринидадотобагисты, что никакого абсурда и не могло прорасти из-под асфальта. Асфальт аккуратно положен, и тапки каши бы́здры…

Абсурд – это не трава, не домá, не камни. И даже не в роде текущей воды и летящих облаков. Вода бездумно течёт по вековечному руслу, облака легкомысленно летят по маршруту, заданному ветром. Абсурд же – перекати-поле словесности. Это вольный полет фантазии, вольный отрыв логики и антилогики от реальной жизни. А пьеса Ионеско движется по жёстко продуманной схеме, реалистичной настолько сурово, что даже беготня по городу не видимых нами носорогов – абсолютно реальна. Абсолютно реальная беготня абсолютно реальных носорогов в абсолютно реальном французском городе среди абсолютно реальных, прагматичных людей, живущих тщательно выписанной повседневной жизнью. И даже Беранже – как будто романтический герой – выявляется до скуки прагматичным французом, правда, ленивым, потому и пьющим (или наоборот). (Хотел бы я посмотреть на Виктора Авилова в этой роли. Думаю, это было круто. Когда читал пьесу, то видел Беранже только в виде Авилова.)

Финальная часть пьесы – разговоры Дюдара, Беранже и Дэзи – лучше остального. В этих по-прежнему скучных разговорах появляется хоть какая-то динамика (двое из троих решают превратиться в носорогов, и в заданных условиях это ничуть не абсурдно) и хоть какой-то смысл (нужно ли сопротивляться стихии социума?). Да, это финал. Но без мощного крещендо, без коды, даже без нормальной жирной точки в конце.

Ни капли не верю последним словам пьесы, словам Беранже: «Я буду защищаться! Я последний человек, и я останусь человеком до конца! Я не сдамся!» Ведь как поверить этой трескотне, если за десять секунд до этого он уже сдался: «Теперь уже поздно – увы! Я чудовище, чудовище! Мне уже никогда не стать носорогом, никогда, никогда! Я не могу измениться. Я бы так хотел, так хотел, но не могу. Я больше не могу на себя смотреть, мне стыдно!» Как ни выворачивай, как ни разглядывай Беранже, а на абсурд такие скачки уплотнения не спишешь – только на малодушие, на психику. Но психика – не абсурд. Нам показали тип слабого человека, который умеет только говорить звонкие слова. Он не способен на поступки. И первый же встречный носорог ему скажет: «Бро, да тебе уже ни от кого нет веры. Но ты давай, маши ручонками, базлай язычишком. Защищайся. От себя самого».

Пьесе надо защищаться от себя самой. Пьеса пала жертвой слова «абсурд». Все знают, что Ионеско «абсурдист». Все знают, что абсурд – это когда всерьёз играют на флейтах водосточных труб. Читал я «Носорога» и всё ждал, инда взопреют озимые. Но они никак не возопревали. Я был возмущён. Обломанные ожидания. Впрочем, это лучше, чем ожидаемый облом.

Но чтó это? Да вот и не поймёшь – чтó. Да ничто. Носорог в пальто. По внешним признакам – лёгкая фантастика, где под мощным напором домокловой бритвы Оккама сделано единственное допущение: некоторые люди в провинциальном городке превращаются в носорогов. И дело не в мизерности допущения. Скажем, Шекли делает мизерные фантастические допущения – и пишет остроумные рассказы. А у Ионеско допущение ни к чему, помимо самого себя, не приводит. Не будем же мы малодушничать и всерьёз считать, что Ионеско написал развёрнутую аллегорию власти толпы над поведением отдельного обывателя? Мы и так знаем поведение обывателя в толпе. Вот и приходится мужественно признать, что эта пьеса – аллегория в пальто… тьфу ты, носорог в пальто!

Первые пьесы Ионеско были не так филигранно отделаны, но они были абсурдны. Там есть всё, что мы ждём от абсурда. Они тоже скучны, но при этом они короткие. Если уж где и есть виртуозный абсурд, да ещё с крепким сюжетом и полнометражный, так это в «Самоубийце» Эрдмана. Начинаю догадываться, что не только не ту страну назвали Гондурасом, но и не того драматурга назвали абсурдистом.

В общем, «Носорог» мощно и тупо бежит по улицам французского городка. Это всё, что я могу сказать вам о пьесе.

Оставлю-ка я творчество Ионеско на этой картине мажорными красками и перейду к другим абсурдистам в овечьих шкурах реальности.

Вильнюс, ул. Тилто. Панно советского времени: «Повседневная жизнь советского человека». Это вполне себе может тянуть на абсурд. Только не пойму, чтó именно тянет на абсурд – жизнь или панно? Фото: Анатолий Пчелкин, 20.11.2021

Мы находимся в провинциальном французском городе конца 50х годов, где живут ничем не примечательные люди, слепо верящие в торжество логики и здравого смысла, при этом явно не отличающиеся широтой взглядов и развитым кругозором. И всё бы шло своим чередом, если бы в один прекрасный день по центральной улице не пробежал… носорог! Явление, конечно, из ряда вон выходящее. Где это видано, чтобы средь бела дня по городу бегал носорог? Тем более, если это не один носорог, а целых два. Пока все вокруг гадали, откуда взялись на улицах эти свирепые животные, одна из женщин узнала в носороге своего мужа. И с каждым днём людей, превратившихся в носорогов, становится всё больше, а обычных людей всё меньше. Но почему происходят эти зверские метаморфозы и можно ли избежать подобной участи?

Город и его жители выглядят как будто законсервированными в своём привычном образе жизни, приправленном скудоумием. По сути, у них не было своих мыслей и взглядов. Быть как все, и больше ничего. Неудивительно, что эта жизненная позиция оказалась для них роковой.

На мой взгляд, одна из ключевых ценностей по Ионеско – оставаться собой и до конца быть верным своим идеалам и ценностям. Как только поддашься общим течениям и пойдёшь на поводу у толпы, то ты сразу потеряешь себя. Ты перестаёшь быть личностью и становишься частью единой массы. Быть искренним по отношению к самому себе, чётко отделять свои взгляды от чужих и отстаивать собственную позицию – закон сохранения индивидуальности и единственный способ избежать «оносороживания».

Но, как показывает автор, героям гораздо легче было обернуться животными, чем сохранить достоинство и остаться людьми. Однако луч надежды есть всегда. Но именно сейчас за право быть человеком предстоит бороться не на жизнь, а насмерть.

Почему носороги, а не бабочки или рыбки? Толстая кожа подразумевает, что у них органически крайне низкая способность чувствовать других. По аналогии, тем, кто пытается остаться людьми, на сопереживание обращённых носорогов рассчитывать не приходится. Лично я, окажись на месте сохранивших человеческий облик горожан, больше всего опасалась бы носорогов-неофитов. Они могут проявлять особенный пыл, чтобы подтвердить свою принадлежность к группе носорогов, намного превосходя в этом тех, кто уже давно, так сказать, оносорожился. Новообращённые животные склонны из кожи вон лезть, чтобы доказать свою непоколебимую верность носорожьему миропорядку. Иными словами, стараться быть «большими католиками, чем сам Папа». Ну или, как говорят французы, « être plus royaliste que le roi » (быть большими роялистами, чем сам король). Поражает та быстрота, с какой пополняется стан носорогов, разумеется, за счёт представителей человеческого рода. Сегодня носороги формируют активное меньшинство, а завтра они уже повсюду. Единицам, сохранившим человечность, в прямом и переносном смыслах, остаётся только бессильно наблюдать… Бросаются в глаза значения имён некоторых действующих лиц. Папийон - бабочка, Дэйзи — маргаритка. В этом можно разглядеть намёк на их слабость перед мощными носорогами.

Несмотря на тревожную кафкианскую аллегорию, текст Ионексо наполнен ироничностью и парадоксами (например, про кошек и Сократа). Очевидна колоссальная ирония, с которой прописаны образы двух ключевых персонажей. С одной стороны, аккуратный и тщательно одетый Жан, изображающий из себя чистоплюя и эстета. С другой, немного неотёсанный и производящий «общее впечатление неряшливости» Беранже. Именно Беранже, этот любитель пропустить стаканчик, примет в финале решение плыть против течения, тогда как Жан благополучно пополнит ряды носорогов. Можно допустить, что силы сопротивляться Беранже даёт влюблённость. Также героя отличает безразличие к его рутинной работе и отсутствие каких-либо амбиций. Возможно, эти качества помогают Беранже противостоять властному очарованию носорогов. Как бы там ни было, его внутренняя борьба кажется довольно убедительной на фоне абсурда вокруг.

Один против всех! Я буду защищаться, буду защищаться! Один против всех! Я последний человек, и я останусь человеком до конца! Я не сдамся!

Но знаете, какого персонажа в пьесе не хватило лично мне? Яркого героя, который, достигнув большевистского дзэна времён Первой мировой, желает поражения обоим противоборствующим лагерям - человеческому и носорожьему.

В пьесе имеет место случай, когда большинство диктует критерии «нормы». А, как учит пословица, когда находишься в Риме, поступай, как поступают римляне. Намного легче быть с большинством и осуждать меньшинство. В этой довольно очевидной максиме, на мой взгляд, заключается центральная идея «Носорога». Вначале общественное мнение всячески критикует залётного носорога (который ни в чём не провинился), но когда в городе начинают численно преобладать носороги - настроение в массах меняется, они начинают осуждать тех немногих, кто почему-то не хочет обращаться в животное и упрямо держится за свой человеческий облик.

Едва ли возможно определить, где проходит точка бифуркации между двумя системами миропорядка, которые, на первый взгляд, кажутся такими разными. Когда нормальный и аномальный полюса поменялись местами? Не исключено, что уже с появлением первого носорога судьба города была предрешена. Недаром пьеса в русском переводе называется «Носорог» в единственном числе. Правда, Беранже отмечает, что носороги, вопреки предположениям, оказались стадными животными.

Целое стадо носорогов! А говорили, будто это животное-одиночка! Неверно! Ошибочное представление — придется от него отказаться. Вот они, все скамейки на бульваре своротили.

Так или иначе, власть носорогов набирает обороты... В качестве аргумента в пользу версии о первом носороге как определяющем факторе обратимся к буддистской притче об одном незадачливом монахе.

Молодой монах направляется в обитель. Приближается ночь. По дороге монах замечает дом одной вдовы и решает там передохнуть. Вдова запирает его и предъявляет ультиматум: «Я не освобожу тебя, пока ты не проведёшь со мной ночь, не вкусишь вина или не убьёшь мою козочку». Растерянный юноша крепко задумался. Приняв целибат, он не может быть с женщиной. Обет трезвости запрещает ему пить. Естественно, ему категорически нельзя покушаться на жизнь живого существа... Делать нечего, нужно выбирать. После долгих колебаний он решает, что выпить вина будет, пожалуй, наименьшим из этих прегрешений. Монах выпивает вино, потом проводит ночь с женщиной, а наутро убивает козочку.

Комментарии? Представитель Минздрава напомнил бы о вреде чрезмерного употребления алкогольных напитков. Мизогинист посетовал бы, что, как всегда, все беды от баб. Человек, стоящий на позициях солипсизма, сказал бы, что нет ни женщины, ни дома, ни козы. Они существуют исключительно в голове молодого инока, до тех пор, пока он хочет в них верить. Экзистенциалист, вероятно, вспомнил бы о сущности (по Сартру, существование предшествует сущности), которая обычно зарождается в момент рискованных для жизни пограничных выборов. Если я ничего не путаю, философия экзистенциализма подразумевает, что личность становится полноценной экзистенциальной сущностью только после смерти. Не вино и не соблазнительная вдовушка, а монах и только он сам ответственен за свои решения. Затерянная и ищущая смысла душа делает выбор и приближается к тому, чтобы обрести сущность. Камю мог бы увидеть в поступках монаха бунт против Бога и монотонности существования. Однако мы чересчур увлеклись поиском трактовок. Предлагайте свои варианты, если есть идеи (я-то в этом не сильна).

В заключение поставим следующий вопрос: «Так ли это проблематично - стать носорогом?». Почему бы единицам, цепляющимся за свою человечность, не совершить превращение и не слиться с преобладающей массой? Так они покончат с проблемой выбора. Эта мысль соблазняет Дэйзи и мучает Беранже... Жаль только, что у носорогов, вероятно, отсутствует чувство юмора, и они лишены приятных воспоминаний и возможности делиться ими друг с другом.

Фото: Ronald Gijezen / Unsplash

Я была уже готова опубликовать рецензию, когда меня неожиданно посетила другая мысль (дисклеймер – не воспринимайте нижесказанное серьёзно). А что если всё не так? Нет никаких носорогов, а есть группа людей, которую пытаются таким образом стигматизировать? Уподобить людей животным, крушащим всё на своём пути и издающим пугающий рёв, – эффективный и проверенный временем способ низвести их до положения парий, от которых следует в ужасе отскакивать каждому здравомыслящему члену общества.

Если покопаться в биографии автора, быстро становится ясно, что эта странная завязка является аллюзией на тоталитарность. На то, что люди быстро принимают самые безумные идеи, если те поддерживаются обществом. Пьеса была написана человеком, вокруг которого цвел нацизм, и, видимо, это было его протестом к происходящему. То, что вкладывал в историю Ионеско, определённо было неодобрением и страхом, что общество людей окончательно превратится в "общество носорогов". Однако читатель всегда закладывает в читаемое что-то своё, да и если б у авторов всегда получалось только то, что они задумали...

В принципе-то носороги в пьесе скорее представляют из себя слонов в посудной лавке, ломающих всё вокруг не столько со зла, сколько потому, что этот старый мир им не предназначен, он для них слишком маленький и хрупкий. А отдельные люди - например, Жан или Логик, - в образе носорога явно обещают стать в некоторых аспектах приятнее. Они не тигры-людоеды, каковыми были нацисты, и не нападают на людей, они просто появляются и живут, доставляя дискомфорт окружающим лишь тем, что они уж такие есть. Носороги не кажутся мне удачным отображением общества, которое пугало Ионеско. В общем, если отстраниться от той точки зрения, которой придерживается автор, и немного подумать над тем, что у него в итоге вышло - можно прийти к прямо противоположному выводу.

Я человек, безнадёжно покалеченный психологическим образованием. И вот у меня не получалось не думать при чтении о том, что норма - это сугубо социальный конструкт, а не что-то ниспосланное свыше. Норма - это всего лишь то, что свойственно большинству, в ней нет правильности или неправильности. И если в обществе преобладают носороги - что ж, это просто новая норма. В этом нет большой трагедии, как воспринимается это изнутри героями, переставшими вписываться в новый социум. Просто потому, что социум не может не меняться. "Равновесное состояние существа - это труп." (с) А Беранже, прямо скажем, и из старого-то общества со своим алкоголизмом выпадал; его трагедия вовсе не в перемене мира вокруг, а в том, что, вне зависимости от мира, он остаётся асоциальным элементом.

Кажется, меня и моё мнение могут неправильно понять, и, видит бог, я убил кучу времени, пытаясь изложить его максимально ясно и корректно. Что же до самого произведения... Не то чтобы мне не понравилось - было любопытно и вызвало кое-какие интересные размышления. Но, как и во многих случаях, когда речь идёт о пьесе, я бы скорее посмотрел постановку, чем читал. Опять же, в зависимости от режиссера, там могут очень по-разному расставляться акценты и изменяться смысл. Интересно, кто-нибудь сейчас ставит "Носорога"?