Текст книги "Прокурор Брише"

Глава X

Мы уже говорили, что окна павильона, выходившие на улицу, были наглухо заколочены. Аврора Брише не хотела иметь перед глазами эти грязные и мрачные домишки, стоявшие на другой стороне улицы.

Прошло два года после этого распоряжения молодой женщины, и если бы теперь она взглянула из своего окна, то увидела бы большую перемену в доме, находившемся как раз напротив. Переделка совершенно изменила его, и теперь его можно было принять за совсем новый дом, особенно в сравнении с окружавшими его развалинами. Но в последние два года бедные жители этого квартала хорошо узнали дорогу к перестроенному дому. Неимущий больной был уверен, что при первом же ударе молотка в любое время дня и ночи перед ним отворится дверь с вывеской, где написано крупными буквами: «Доктор Мориц Гарди». Всем нуждавшимся в его советах молодой доктор охотно давал их и был очень заботлив, оказывая необходимую помощь; очень часто Мориц Гарди прибавлял к советам и мелкую монету, потому что аптекарь не верил в долг, и если кто-нибудь из этих «выгодных» пациентов отказывался брать, то доктор говорил ему:

– Возьмите, мой друг, было время, я тоже испытывал нужду, а теперь мне счастье улыбнулось и я должен делиться с неимущим.

Это говорилось веселым тоном и с доброй улыбкой. Мориц Гарди был веселого характера и приятной наружности; он невольно обращал на себя внимание своими умными глазами и черными как вороново крыло волосами и вообще всей своей изящной фигурой. Действительно, Мориц говорил правду – не всегда он был в состоянии раздавать даром свое время и свои заботы. Соседи хорошо помнили как, бывало, он бегал плохо одетый и озабоченный, зарабатывая себе чуть ли не дневное пропитание. Тогда он жил на чердаке этого же самого дома, только грязного и полуразвалившегося; потом в один прекрасный день Мориц купил его, переделал и, отказав всем жильцам, поселился сам в обновленном здании. Говорили, что он получил наследство от какого-то дяди. И когда его поздравляли с неожиданным счастьем, он весело отвечал:

– Да, оно мне упало как снег на голову, я никогда и не мечтал даже о подобном богатстве.

Впрочем, богатство не изменило его жизни, он пользовался им только для бедных, сам же продолжал трудиться и скоро приобрел известность хорошего доктора. С тех пор как Мориц перестал искать практику, больные бежали к нему толпой; появились и богачи, щедро платившие за каждый его визит, не говоря уже о бедных. Один счастливый случай сделал его известным всему аристократическому кругу. Однажды, когда он проходил мимо ресторана, его позвали на помощь к хорошенькой и молодой женщине, любившей покушать. Она подавилась рыбьей косточкой; это случилось оттого, что она всегда торопилась набить свой маленький ротик. Не имея при себе необходимого инструмента для этой операции, он взял кусок моркови и, тонко обстругав его, вложил в горло молодой женщины и удачно вынул мешавшую косточку.

Раван, кавалер очаровательной страдалицы, был в восхищении от ловкой операции и весело сказал ей:

– Теперь, прелестное создание, вы должны вечно помнить услугу, оказанную вам морковью.

– Доктором, главное, – отвечала прожорливая красавица.

С этого дня президентша не хотела и слышать о других докторах, а пригласила Морица в домашние доктора; ее постоянные похвалы доставили ему богатую практику, которую он вскоре увеличил. Несмотря на свое богатство, доктор ни в чем не изменил своей жизни. Прислуживала ему одна старая женщина, немного глухая; она готовила обед и поддерживала необыкновенную чистоту в квартире, что и составляло всю его роскошь.

Дом был двухэтажный; на первом этаже находились небольшая кухня, столовая и большая приемная, вмещавшая каждый день множество больных. Спальня и кабинет доктора были на втором этаже. Когда кто-нибудь из его знатных пациентов, попав в эту глушь, удивлялся, что Мориц выбрал такую мрачную улицу, молодой человек отворял окно, откуда видны были роскошные цветники и аллеи сада Брише.

– Где еще можно иметь такой чудный вид перед глазами! – возражал он.

Вероятно, доктор очень любил природу, потому что он не только смотрел в сад из окна своей комнаты, но даже заходил на чердак, откуда было лучше видно. И если бы какой-нибудь любопытный посетитель неожиданно вошел в дом, то очень бы удивился, найдя Морица не в жилых комнатах, а в той каморке на самом верху, где он жил до своего процветания. Нельзя было узнать, чем он занимался там, так как ставни были закрыты, и в комнате было бы совершенно темно, если бы свет не проникал через маленькую щель. Часто, приложив глаз к этому отверстию, Мориц внимательно смотрел в сад Брише. Надо ли и это приписать его необыкновенной любви к природе? Нет, мы должны сознаться, что не цветы и деревья привлекали внимание молодого доктора, но между зеленью он надеялся увидеть белое платье, причем сердце его начинало сильнее биться. Одним словом, Мориц Гарди был влюблен в Полину Брише. Но, несмотря на всю его деликатность и осторожность, Полина поняла его чувство, хотя и была наивна, как ребенок. Они любили друг друга, ни разу не обменявшись ни словом. Молодая девушка знала, что при первом удобном случае Мориц докажет ей свою преданность. Доктор тоже понял по яркой краске, покрывавшей при встречах с ним лицо молодой девушки, что и он ей не безразличен. Мориц получил награду за свое немое обожание: по воскресеньям, когда Полина, выходя из церкви в сопровождении Колара, клала свою маленькую и дрожавшую руку на руку Морица, подававшего ей святую воду. Этим и ограничивались отношения молодых людей, и, как мы уже сказали, они никогда не разговаривали друг с другом, а между тем их обоюдная симпатия росла с каждым днем. Может быть, несчастные, спасенные ими обоими, невольно соединяли их, рассказывая Морицу о доброте Полины, и наоборот. Каждый из них давал возможность другому сделать доброе дело.

– Обратитесь к мадемуазель Брише, – говорил Мориц бедняку, нуждавшемуся в платье и белье.

– Пойдите к доктору Гарди, – советовала Полина какому-нибудь больному.

Как Мориц не ленился подниматься на чердак, чтобы взглянуть на Полину, часто гулявшую в саду, так и молодая девушка не забывала каждый вечер, ложась спать, приподнять угол занавески, чтобы взглянуть на свет, видневшийся из окна кабинета молодого человека. Хорошая репутация Морица успокоила даже такого цербера, как Колар. Он, всегда зорко следивший за всяким приближением к своей госпоже, так естественно отворачивался во время сцены со святой водой, что молодые люди были уверены, что старый слуга ровно ничего не видал. Однажды, выйдя из церкви, они шли мимо дома доктора, и в первый раз Колар показал, насколько он уважает Морица. Указывая на его окна, старик медленно проговорил:

– Здесь живет один из честнейших людей.

– О! Какого ты хорошего о нем мнения, милый Колар! – произнесла Полина дрожащим голосом.

– Если бы у меня была дочь, я не пожелал бы ей лучшего мужа, – отвечал управляющий, занятый в эту минуту открыванием замка и потому не видевший благодарного взгляда Полины. Если Колар произнес такую фразу, значит, он вполне изучил характер молодого человека.

Наконец наступил день, когда молчание между влюбленными должно было прекратиться. Вот как это случилось.

Когда Лозериль, рассказав историю о таинственном убийстве, последовал за капитаном, судья тоже собрался уходить.

– Господин де Бадьер, – любезно сказала Полина, – проводите меня к одной больной женщине, я обещала навестить ее.

Судья охотно согласился на ее просьбу, и они отправились в сопровождении Колара, несшего большую корзину с пищей и одеждой. Дойдя до дома бедной больной, Полина простилась с судьей и так быстро взбежала по лестнице, что дряхлый Колар никак не мог поспеть за ней, к тому же ему мешала его тяжелая ноша. Он еще был внизу, когда молодая девушка уже дошла до верхнего этажа и, толкнув дверь, без всякого шума вошла в комнату. Какой-то человек, стоя спиной к двери, переворачивал в эту минуту больную на другой бок, весело говоря ей:

– Еще немножко повернитесь в ту сторону, и вам будет удобно лежать. Видите ли, я не так свободно владею левой рукой, с тех пор как какой-то сумасшедший, бежавший, точно от погони, с такой силой толкнул меня, что я упал; это случилось два года назад.

– Так это были вы? – неожиданно вскричала Полина, вспомнив рассказ Лозериля.

При этом вопросе доктор Мориц быстро обернулся и увидел молодую девушку, стоявшую на пороге. Она была прелестна в эту минуту. Из-под черного кружевного капюшона выбились пряди непокорных белокурых волос, молодое личико слегка раскраснелось от скорой ходьбы, дверь служила ей рамкой, а она сама казалась произведением тонкой кисти знаменитого живописца. Взволнованная неожиданной встречей с человеком, занимавшим все ее мысли, она не решалась войти и, подняв на молодого человека свои большие голубые глаза, продолжала стоять на пороге. Мориц с восторгом смотрел на любимую женщину, но, поняв, что его слишком явное восхищение увеличивает робость молодой девушки, поспешил ответить на ее восклицание:

– Да, это был я. Разве вы слышали что-нибудь об этом происшествии?

– Час назад мне рассказывал о нем виновник вашего падения, – отвечала Полина дрожащим голосом.

Мориц с наслаждением прислушивался к ее мелодичному голосу. В эту минуту в дверях показался Колар, сильно запыхавшийся, потому что поднялся на высокую лестницу. При виде доктора он подумал, что эта нечаянная встреча была здесь условленна, и нахмурился. Но лицо Полины выражало такую детскую невинность, что это подозрение сейчас же исчезло и на губах старого слуги появилась приветливая улыбка. Заметив же, что серьезный доктор так же растерялся, как и его беззаботное любимое дитя, старик сказал себе: «Это была бы славная парочка».

И, поставив корзинку на стол, он обратился к Морицу со следующими словами:

– Добрый день, господин Гарди, не пригожусь ли я вам на что-нибудь?

– Да, мой друг, вы пришли как раз вовремя. Я не смел беспокоить вашу барышню, хотя и объяснил, почему не могу обойтись без чужой помощи.

– В чем дело? Я помогу.

– Надо приподнять эту женщину, а я не в силах это сделать один, так как у меня повреждена левая рука.

Колар исполнил просьбу доктора. Полина же в это время выложила на стол все, что было в корзине. Оставаться у больной было неловко. И Полина, сказав бедной женщине несколько слов, собралась уходить.

– Приходите ко мне скорее, мой добрый ангел, – сказала больная, утешенная посещением молодой девушки.

– Непременно, – приветливо отвечала Полина.

– Когда же именно?

Полина хотела сказать, что придет завтра, но побоялась, что Мориц примет ее ответ за назначение ему свидания, и нерешительно посмотрела на Колара, как бы прося у него помощи. Управляющий тотчас же отвечал, поняв ее взгляд:

– Вы теперь попали в руки хорошего доктора, и его знания более помогут вам, нежели наши визиты.

И, взяв корзину, Колар как бы подал сигнал; молодые люди довольно церемонно раскланялись друг с другом, но взгляды их противоречили поклону.

Молодой человек грустно посмотрел им вслед, обманувшись в своих ожиданиях увидеть в скором времени дорогую для него девушку. Полина глубоко задумалась и шла молча; наконец Колар, внимательно наблюдавший за ней, вдруг спросил:

– Кажется, доктор Гарди сказал, что объяснил вам, почему нуждается в посторонней помощи, когда надо поднять какую-нибудь тяжесть. Что же это за причина?

– Да разве он тебе не рассказал, что у него повреждена рука?

– Так он ранен?

– Нет, это вследствие сильного ушиба, и как странно, ты помнишь, конечно, рассказ Лозериля. Доктор и есть тот самый прохожий, которого так грубо толкнул граф, убегая от мертвеца.

При этих словах Колар вздрогнул и побледнел.

– Вот еще новый след! – вскричал он.

– Что ты хочешь сказать?

– Мы ничем не должны пренебрегать, чтобы узнать о судьбе моего хозяина. Хотя граф и не признал в том убитом вашего отца, но, может быть, память ему изменила. Кто знает, не приведет ли нас к истине это пустячное обстоятельство с упавшим доктором.

– Бедный отец! – со вздохом сказала Полина, забывая при мысли об исчезнувшем отце свою недавнюю радость.

Проведя Полину до ее комнаты и не теряя времени, Колар через сад вышел на улицу и постучался в дом доктора.

«Так оставлять нельзя, я должен все разузнать», – думал управляющий, ожидая, чтобы ему отворили дверь. Старая служанка впустила его и провела в кабинет только что возвратившегося Морица.

Увидев старика мрачным и взволнованным, молодой человек испугался:

– Не больна ли мадемуазель Брише? – вскричал он.

– Нет, доктор, успокойтесь, – отвечал Колар, с трудом сдерживая улыбку, появившуюся на его губах при этом неожиданном восклицании влюбленного молодого человека.

– Я подумал, что вы пришли ко мне по случаю чьей-нибудь болезни.

– Нет, доктор, но все же меня привело к вам одно печальное обстоятельство, случившееся два года назад.

– В чем дело? – с удивлением спросил Мориц.

– Я пришел переговорить насчет того, что вы сказали моей госпоже. Вы ей рассказывали, как ушибли руку. И я хочу просить вас сообщить мне некоторые подробности касательно этого случая.

– О, извольте! Случилось это очень просто: я возвращался от одного больного, засидевшись у него до глубокой ночи, и, выходя из его дома, слышал, что пробило два часа. Когда я уже подходил к своей улице, то увидел человека, так быстро бежавшего, как будто за ним гналась целая стая волков. В такой поздний час улица бывает пуста, и потому бежавший свободно мог пройти, даже не задев меня, но, вследствие ли своего безумного страха или с разбегу, он с такой силой толкнул меня, что я отлетел на несколько шагов. Бежавший же не обратил никакого внимания на мое падение, даже не замедлил своего быстрого бега, точно я был какой-нибудь щепкой.

– Все, что вы рассказали, совершенно совпадает с тем, что мы слышали, – задумчиво проговорил Колар.

– Что же вы такое слышали?

– Один молодой человек, очень мало знакомый моим господам, рассказывал об одном странном убийстве; я бы ему не поверил, если бы вы не подтвердили его слова; теперь я знаю, что он, по крайней мере, не солгал в том, что касается вас.

– Почему же вы не верите остальному?

– Во-первых, потому, что он сам признался, что был в ту ночь совершенно пьян и, конечно, легко мог принять свой бред за действительность. А во-вторых…

– Что же? – спросил доктор, видя, что Колар не решается продолжать начатую фразу.

– Во-вторых, я думаю, что если бы было совершено убийство, то верно бы знали, что сделалось с телом, так как тот молодой господин говорит, что убийца бросил свою жертву. А, кажется, никто не находил труп? Вы ведь ничего не видели? Не правда ли?

– Нет, ничего.

– А ведь уже и тогда вы жили в этом доме?

– Я занимал чердак этого же самого дома, которым теперь владею.

– Значит, возвращаясь к себе, вы непременно должны были пройти мимо того места, где лежало тело убитого?

– Да, но я вам повторяю, я ничего не видел. Мне страшно хотелось спать, и я торопился добраться до постели.

– И вы не слыхали, чтобы кто-нибудь нашел труп? – спросил Колар.

Вдруг Мориц хлопнул себя по лбу, вскричав:

– Ах да! Я знаю, что сделалось с телом. Я вспомнил, что, идя на другой день рано утром к одному больному, я увидел несколько солдат, окружавших какой-то труп; они принесли его на более отдаленную и глухую улицу, чтобы не пугать жителей его страшным видом.

– А где они нашли его?

– Правду сказать, я не поинтересовался этим. Я знаю только, что человек этот был убит в ту ночь. По обязанности доктора я освидетельствовал его, думая, что, может быть, в нем еще сохранились признаки жизни, но я ошибся, он уже был мертв от страшной раны, нанесенной в шею. Между солдатами находился какой-то полицейский офицер, составлявший протокол.

– Вероятно, он постарался узнать, кто был убитый? – спросил Колар, слушавший с большим вниманием.

– Это было невозможно, потому что у убитого не было никаких бумаг. В это время свирепствовал Картуш со своей шайкой, и потому полиция, стараясь скрыть свое бессилие, уничтожала все доказательства безнаказанной дерзости разбойников. И когда я сказал офицеру, что этот человек убит, то он поспешно сказал солдатам: «Ну, братцы, снесите его скорей в полицию».

Колар, стоящий с опущенной головой, быстро поднял ее.

– А теперь нельзя отыскать это тело? – спросил он.

– Что вы, Колар, между сотнями других трупов, не говоря уже о том, что с тех пор прошло два года и, конечно, он сгнил.

– Значит, не осталось никаких следов! Надо отказаться от надежды когда-нибудь узнать о нашем несчастном барине! – с отчаянием проговорил Колар и, громко вздохнув, вышел из комнаты.

Между тем уже стемнело. Когда Колар вошел через маленькую калитку в сад, то пришлось пробираться почти ощупью, потому что луна еще не вышла. Он подошел к лестнице в ту минуту, когда Аннибал спускался.

Капитан был чем-то взбешен и прошел мимо спрятавшегося управляющего, сердито ворча:

– Ну, граф, вы таки вмешались в чужую игру и не подумали, что это может для вас плохо кончиться.

«Неужели он убил графа?» – подумал Колар, услышав эти слова.

Остальное читателю уже известно. Он пошел в комнату Фукье, где и нашел Лозериля запертым.

После ухода управляющего Мориц Гарди просидел несколько часов в глубокой задумчивости. Может быть, он думал о той, которую удалось ему видеть не более пяти минут. Когда он пришел в себя, пробило двенадцать часов и лампа уже начинала гаснуть за неимением масла. Мориц отворил окно и в темноте старался разглядеть крышу, под которой спала его любимая женщина.

«Но что у них случилось?» – подумал он.

Действительно, на втором этаже беспрестанно мелькал свет, и грубый голос произносил проклятия и брань.

Это в комнате капитана разразилась буря!

В ту же минуту показался слабый свет на улице, и тотчас же послышался глухой шум.

«Можно подумать, что кто-то выскочил из павильона госпожи Брише; вот и окно затворяется», – подумал Мориц, удивленный странным шумом в беседке, где до сих пор все окна были заколочены.

Минуты через две страшный крик разнесся по безлюдным улицам.

Глава XI

Нетрудно было понять, что означал этот раздирающий душу крик человека, борющегося со смертью.

– В нескольких шагах отсюда кого-то убивают, – проговорил Мориц, вздрагивая при этом предсмертном вопле.

В ту же секунду он зажег фонарь и выбежал из своего кабинета. На лестнице он остановился, не зная, куда идти – направо или налево, но раздался второй крик, указавший, в какую сторону надо повернуть. И затем уже ни малейший звук не прерывал ночного молчания.

«Пойду налево», – подумал Мориц. Но, сделав несколько шагов, молодой человек почувствовал, что ему в спину дует холодный ветер. Он остановился.

– Я не в ту сторону пошел, – сказал он, – ветер донес до меня крик – значит, надо идти против ветра. Приходится опять вернуться.

С этими словами Мориц пошел назад. Когда он поворачивал, ветер, дувший теперь прямо в лицо, донес до него шум удалявшихся шагов.

«Это убийца убегает», – подумал доктор. И, торопливо пройдя мимо своего дома, он пошел дальше. В эту минуту доктор забыл о жертве, думая только об убийце и надеясь настичь его, но вдруг споткнулся.

– Это и есть убитый! – проговорил доктор, разглядев при свете фонаря остановившее его препятствие. Распростертый перед ним человек лежал лицом вниз, завернутый в плащ и без движений; сзади на шее была глубокая рана, и из нее струилась теплая кровь, обливая его густые волосы.

– О! Рана опасная. Бедняга не перенесет этого… да жив ли он еще? – проговорил Мориц, стараясь перевернуть тело, чтобы разглядеть черты раненого. – Красивый молодой человек! – прибавил он, наводя свет фонаря на бледное лицо с закрытыми глазами. По телу неизвестного человека пробежала конвульсивная дрожь.

«Он еще жив. Я должен спасти несчастного», – подумал Мориц, но, вспомнив, что второпях ничего не захватил с собой для оказания необходимой помощи раненому, побежал домой. Придя к себе, разбудил служанку и, поспешно взяв все, что нужно для перевязки ран, бегом возвратился к раненому. Вокруг него стояли какие-то люди. Подойдя ближе, Мориц увидел, что это был патруль солдат, заметивший во время своего обхода темную массу, лежавшую на тротуаре.

– Видно, Картуш-то не на всех своих сообщников донес, – сказал начальник патруля. – Вероятно, это один из забытых им разбойников напал на неизвестного господина.

На шум шагов доктора солдаты обернулись.

– А, это наш добрый доктор господин Гарди, тот, что, не взяв денег, вылечил мою бедную мать, – вскричал сержант, поднимая над головой Морица фонарь, забытый им возле трупа.

– А! Это вы, Жермен! Вам представляется возможность отблагодарить меня за мою давнишнюю услугу. И это будет нетрудно. Велите вашим солдатам перенести тело ко мне.

– Разве, доктор, вы надеетесь спасти этого беднягу? А мне кажется, он уже распрощался с этим миром.

– Пока человек дышит – еще есть надежда, а он дышит.

– Да, но едва, так что я внесу его в список умерших и уверен, что он не явится опровергнуть мои слова.

– Ну, эй вы, приподнимите-ка это тело да отнесите его к доктору, если ему охота обременять себя подобными вещами.

Солдаты повиновались и, взяв тело, осторожно пошли к дому доктора. Мориц шел впереди, возле него сержант, держа в руках фонарь.

– Так вы первый узнали об этом преступлении? – спросил Морица начальник патруля.

– Я сидел у окна, когда раздался крик несчастного, и, конечно, тотчас же прибежал сюда, но ничего не захватил с собой и потому вернулся домой, а пока я ходил, вы пришли.

– А убийцу вы не видели?

При этом вопросе Мориц вспомнил виденное им за несколько минут до крика. Ему представилось, как быстро открылось это всегда заколоченное окно и тотчас же закрылось, а потом послышался глухой шум, как будто человек соскочил на землю. Еще он припомнил суету на половине капитана и его громкие проклятия. Мориц уже готов был отвечать, но мысль о Полине остановила его; хотя он и думал, что кто-нибудь из живущих с ней мог совершить преступление, но знал, что странные действия в доме Брише могут быть связаны с ночным убийством. Это повлечет за собой обыск и допрос, что, конечно, испугает Полину. И потому на вопрос, видел ли он убийцу, Мориц ответил:

– Нет, только слышал его шаги.

– В какой стороне?

– На другом конце улицы.

– Да ведь мы оттуда и пришли, – сказал сержант.

– Вы так скоро пришли на место преступления, что непременно должны были с ним встретиться.

– Единственный человек, попавшийся нам навстречу, был один молодой господин, но я его знаю и уж никак не могу заподозрить в подобном преступлении, да и к тому же он шел с другой стороны. Так что в протоколе я и не упомяну о встрече с бароном Камбиаком.

Доктор рассеянно слушал рассказ начальника патруля. У него из головы не выходило это странное появление человека в окне павильона за несколько минут до убийства. Он не доверял себе, думая, что все это ему показалось.

«Я ошибся, вероятно, – рассуждал Мориц сам с собой, – в ночной тишине мне легко могло показаться, что шум был гораздо ближе, нежели в действительности. Мне представилось, что у павильона, а может быть, это было где-нибудь вдали».

Между тем уже дошли до дома доктора и хотели войти в него, как вдруг сержант вскричал:

– Что это там блестит?

– Где? – спросил Мориц.

– Да на другой стороне, видите, что-то блестит при свете фонаря, точно серебряная монета.

И сержант прибавил, смеясь:

– Вот как справедлива поговорка: «Что с возу упало, то пропало». Я пойду посмотрю, стоит ли поднимать.

И, перейдя через улицу, сержант прямо подошел к павильону; у самой стены его он поднял какую-то вещь и возвратился, весело говоря ожидавшим его:

– Это не монета, а серебряная вещь, и стоила того, чтобы я нагибался. Посмотрите, какова находка!

– Это сломанная шпора, – сказал Мориц, взглянув на поданную ему вещь.

– По крайней мере, можно будет купить бутылку вина, что я и сделаю не далее как завтра, – проговорил сержант, опуская шпору в карман.

Доктор велел положить раненого в своей комнате и тотчас же, сняв с него платье, перенес на постель. Когда раненого раздевали, из его карманов выпало множество луидоров и рассыпалось по полу.

– О! Неудивительно, что на него напали! – вскричал сержант при виде золота и поспешно начал подбирать упавшие монеты.

Мориц же не терял времени и занялся исследованием раны; больной вздрогнул от боли, причиненной его прикосновением.

«Еще есть надежда. Раненый молод и силен и может поправиться», – подумал Мориц, делая перевязку; причем больной ни одним движением не показал, что он что-нибудь чувствует. Окончив, доктор обернулся и увидел сержанта, сидевшего за столом, на котором сложены были собранные луидоры; перед ним лежал лист бумаги, и он уже взял перо в руки.

– Что вы собрались писать? – спросил Мориц.

– Я должен составить донесение.

– Разве вы хотите допросить раненого?

– Конечно.

– В таком случае вы рискуете долго просидеть у меня; я не думаю, чтобы он скоро очнулся, предполагая даже, что я его спасу, в чем нельзя быть уверенным.

– Но ведь мне надо послать донесение в полицию.

– Напишите все, что вы видели и слышали, а как только больной будет в состоянии выдержать допрос, я дам вам знать.

– Но мне бы хотелось поговорить с ним сейчас же, тогда начальство похвалит меня за мое усердие. Может быть, раненый принадлежит к высшему кругу и родственники его щедро отблагодарят меня, – со вздохом сказал сержант, видя, что от него ускользает награда.

– Да, вы мне напомнили, надо бы дать знать его родственникам или друзьям, – сказал Мориц.

– Как же мы узнаем, ведь он не может сообщить свое имя?

– Но он, вероятно, имеет при себе какие-нибудь бумаги, и они помогут нам открыть, кто он такой.

– Вы правы! – вскричал сержант и, взяв платье, брошенное на ближний стул, начал торопливо рыться во всех карманах. Прежде всего ему попалась записная книжка. – А! Его имя граф де Лозериль, – сказал сержант, прочитав на обложке фамилию, вытисненную золотыми буквами. Потом он вытащил пачку банковских билетов. – Да у графа, верно, золотые горы! – вскричал сержант, с восхищением глядя на деньги и золото.

– Может быть, из-за этих-то денег его и хотели убить, – задумчиво проговорил Мориц.

– Должно быть, убийца не успел обобрать свою жертву, верно, кто-нибудь помешал, – сказал сержант и вдруг засмеялся.

– Что с вами? – с удивлением спросил Гарди.

– Да граф, верно, нанизывал свои билеты, в каждом сделана дырочка, должно быть, он продевал нитку и носил их, как дамское ожерелье, – шутил солдат, уже в третий раз выворачивая карманы.

– Все же мы не знаем, где живет этот молодой человек и по какому адресу надо писать, чтобы сообщить его родным о случившемся с ним несчастье. Хоть бы найти какое-нибудь письмо или записку.

– Я нашел! – радостно вскричал сержант, торопливо вынимая попавшее в руки письмо.

– Прочтите скорей адрес.

– Да никакого нет! – отвечал сержант, обманувшийся в своих надеждах, и начал рассматривать письмо со всех сторон. Он колебался, не зная, вскрыть ли чужое письмо или нет, но наконец решился. – Нет, – сказал он, – я подам его начальнику вместе с донесением, и пусть он сам распечатает.