Текст книги "На просторах судьбы. Часть вторая"

ГЛАВА 4

Движущиеся по воле того самого всесильного времени, колесо истории человечества пятой расы, на рассвете 15 июня 451 года от Рождества Христова, сообщило Аэцию Флавию, что долгожданный час пробил. Это было принято полководцем с завидным облегчением, да и не только им. Казалось, вся прочая жизнь, обычно бурлившая на просторах огромного Европейского конти-нента, в эти долгие летние дни застыла в ожидании той или иной развязки. Все воины противостоящих друг другу громадных, никогда ранее не виданных армий, утомлённые напряжённым ожиданием, желали лишь одного – ско-рейшего начала сражения. И никто из этих сотен тысяч готовых к смертельной битве людей, включая и обоих полководцев, ещё не знал и даже не предполагал её возможного судьбоносного финала. Только последние, как никто хорошо понимали, что все события, которые должны будут происходить на пространствах Европы в ближайшем и относительно отдалённом будущем, напрямую зависят от исхода Каталаунского сражения.

И действительно, истоки всех потрясений двадцати последующих веков, границы государственных образований, религиозные воззрения населения и его жизненный уклад, должны были завязаться на этом поле, находясь в прямой зависимости от того или иного исхода сражения. Или по выражению слабых христиан, решения их всесильного бога, который отдаст победу, сообразуясь с собственным желанием. И чтобы всемогущее божество, властелин судьбы, встало на их сторону, христиане жарко молились, больше надеясь на его снисхождение и милосердие чем на собственные мечи и самих себя.

Разумеется, богу не было дела до горестей и забот людей, он изначально подарил им свободу и явно не ис-пытывал никакого интереса и желания вмешиваться в их судьбы. На деле это был один из тех редких, практически феноменальных случаев в жизни народов, когда их будущее, вне зависимости от состояния предшествующих, канувших в лету цивилизаций и желания некоего несуществующего бога, удивительно равномерно возлежало на бесстрастных весах истории. Качнуть которые в ту или иную сторону, она предлагала двум индивидуальностям, призванными на эту роль результатами своих прошлых воплощений. Всё остальное было второстепенно и малозначительно.

Аэцию и Аттиле, двум гениям войны своей бурной и жестокой эпохи, самой историей давался уникальный шанс направить её дальнейший ход на многие века вперёд в соответствии с собственным желанием и волей.

Теперь те сотни тысяч воинов имён коих история не сохранит, но которые своими собственными жизнями служили проводниками деяний стоявших над ними полководцев, сойдясь в смертельной схватке, также станут сопричастны к этому акту творения будущего. И в зависимости от того, что именно, какой тайный смысл отыщут они на поле этой великой бойни, от того какие эмоции будут сопровождать их временный уход в иной мир, будет напрямую зависеть и их собственное жизненное состояние в материальном мире в ближайшие или не очень воплощения.

Битва длилась уже третьи сутки, даже на короткие лет-ние ночи не было сделано перерыва. Сидя на лошади на вершины холма и стараясь не упустить ни единой детали, Аэций внимательно наблюдал за развернувшейся перед ним как на ладони картиной сражения. Время от времени он подзывал очередного посыльного и как обычно очень спокойно, буквально вполголоса, отдавал приказ.

Взошедшее между тем солнце вновь стало припекать, словно в дополнение к творившемуся на земле кровавому кошмару обещая усилить жару, а лёгкий восточный ветерок доносил до ставки римлян сладковатый запах начавших разлагаться десятков тысяч трупов.

Кельт потянул носом. Аэций без сомнения прав, утверждая, что столь грандиозных битв история ещё не знала и нечто подобное вновь повторится нескоро. Он невозмутимо сидел на лошади в двух десятках шагов от Аэция в ожидании того мгновения, когда полководец решит ввести его отряд в дело, бросив в нужный момент на чаши весов судьбы, дабы склонить их в свою сторону.

О, Кельт как никто хорошо понимал, на что согласился, шанс выйти из боя живым и невредимым у него действительно был один из тысячи, а скорее всего не было и этого. Но в тоже время, исподволь и с сочувствием наблюдая за отцом Летиции, он понимал и другое, всё это сущие пустяки по сравнению с тем грузом, который в эти часы лежал на плечах последнего римлянина. В свете этого собственное будущее, не высвечивающееся и до конца настоящего дня, представлялось Кельту не столь важным, и он вновь поблагодарил свою небесную покровительницу Морриган, что она пересекла их с Аэцием жизненные пути, а себя самого, что не отказался ему помочь.

Аэций Флавий был человеком большого ума и интересов и, разумеется, как любой другой человек, имел свои недостатки, но как индивидуальность, существенно отличался от типов людей обычно сопровождавших последние жизни того, кто имел ныне тело Кельта. Обычно ему встречались индивиды, не понимавшие и десятую часть его устремлений и вечная память помня об этом, вызывала в нем столь уважительное отношение к полководцу.

События, происходящие на поле битвы, явно складывались не в пользу римлян. Задолго до полудня, ценой огромных жертв, гуннам удалось смять центр союзных войск. Наверное, именного этого момента и ждал Аэций, заранее просчитав его неизбежность. Впервые за двое суток он обернулся и подозвал Кельта.

– Пора, – коротко, бросил Аэций своему возможному будущему родственнику, и добавил. – Держись леса хотя бы до половины пути. Храни тебя Христос.

– Будет лучше, если эту обязанность возложит на себя Морриган, – усмехнулся Кельт.

– Да хоть дьявол, – согласился Аэций.

Кельт подъехал к стоявшему в балке отряду. При виде командира воины, не задавая вопросов молча, запрыгивали на лошадей. Это были варвары-язычники из раз-ных племён, Кельт специально отобрал только их. У этих людей, в отличие от христиан, было исключительно пра-вильное понимание и восприятие, как жизни, так и смерти.

– Идём лесом, атакуем, молча, – сказал Кельт.

Без спешки, но достаточно быстро, отряд варваров пересёк болотистый лесок. Здесь Кельт остановился и в последний раз оглядел своё бесстрашное воинство.

– Вперёд, – скомандовал он.

Этим коротким словом, Кельт бросил себя и всех кто находился рядом на весы судьбы. Теперь не существовало больше ничего, осталась только молчаливая гонка навстречу, кажется неминуемой гибели.

Скакавшие на верную смерть варвары были абсолютно спокойны. Смерть без сомнения является одной из важных составляющих бытия и неизбежна: но кто сказал, что их час наступит именно сегодня? В любом случае воину не приличествовало терять присутствия духа и достойно принять свой жребий, ибо он есть твоё собственное творение. Именно так учили свой народ мудрые наставники-друиды и жрецы многих других варварских племён. Поэтому впитанное с молоком матери и укреплённое правильным мировоззрением железное спокойствие свободных варваров, всегда превалировало над слабыми душами боязливых от собственных грехов раболепных христиан, над коими ещё довлела опасность пресловутого ада, уготованного их непонятным богом, который сначала предлагал грешить, а потом сам за это карал. И тоже простое, но чёткое мировоззрение помогало варварам в бою, даря победу.

Сейчас, в этой бесстрашной скачке навстречу смерти, у них не было прошлого и ожидаемого будущего. Вся эта тысяча людей жила только настоящим, которое укладывалось в те короткие мгновения, что им ещё предстояло провести на этой планете в современном облике. У них были разные жизненные пути приведшие, в конце концов, на поле, где решалась, как думали многие, судьба мира, и в последующих воплощениях они возможно никогда не сойдутся так близко в одно время и в одном месте. Тем не менее, этот сведённый собственными желаниями, состоящий из множества индивидуальностей живой организм, являл собой монолитное единое целое, автоматически создававшее единую общность самоотверженных душ неосознанно ставивших себя этим поступком на более высокую ступень, которую они обязательно займут в будущем.

Но это будет в будущем, а сейчас, находясь в настоящем, они неслись вперёд, завоёвывая себе достойные воплощения.

На пути варваров оказался небольшой отряд гуннов, который они снесли, не останавливаясь, и почти сразу оказались в пределах ставки Аттилы. Только теперь их, наконец, заметила охрана хана.

– Мой хан, – крикнул Аттиле кто-то из окружения, – на нас скачут варвары Аэция!

Смотревший в другую сторону Аттила неторопливо повернул голову, в нескольких сотнях шагов от него нёсся отряд всадников.

– Чего ты медлишь? Убей их, – бросил он, демонстративно отворачиваясь к полю сражения.

Приближённые кинулись выполнять приказ, но прежде чем охрана успела изготовиться к отражению атаки, вар-вары вломились прямо в ставку. Бой закипел в пяти десятках шагов от места, где находился Аттила.

Невозмутимый хан вновь обернулся, хладнокровно наблюдая, как его телохранители вступили в бой с этими отчаянными храбрецами или безумцами, что было в принципе одно и то же и которые явно пытались переиграть судьбу. Но понаблюдав несколько мгновений, опытный полководец ясно понял, что это была далеко не безумная попытка. Человек, руководивший рейдом, чётко знал, что и как следует делать, ибо почти сходу варвары сумели пробиться через несколько рядов отборных телохранителей Аттилы. Бой медленно, но верно смещаясь, кипел совсем рядом и стрелы, прилетев со стороны атакующих, сразили двух соратников хана.

Кельт действительно знал что делал. Аэций, в случае удачного прорыва к ставке Аттилы, предоставил свободу действий и он, продумав и просчитав, кажется, все какие только возможно варианты развития боя, заранее распределил обязанности среди воинов. Так отряд ворвался в стан врагов в форме клина и пока две группы удерживали фланги, Кельт во главе третьей прорубался вперёд. Эта тактика имела успех и гунны, несмотря на численное превосходство, не сразу смогли их остановить. Но, в конце концов, продвижение храбрых варваров было остановлено.

Кельт понимал, пора уходить, убить хана всё равно не удастся, его товарищи гибли один за другим, гуннов с каждым мгновением становилось всё больше и больше. А ведь всего каких-то тридцать шагов отделяло его от Аттилы!

Охваченный холодным бешенством, Кельт заставил коня сделать прыжок, а когда животное, напоровшись на копья, захрипело, и начало заваливаться, спрыгнул на землю, убил нескольких ближайших воинов, и коротко крутанув палицу, швырнул её в Аттилу.

Но судьба хранила хана, он не до конца прошёл путь своего воплощения, ему ещё предстояло ворваться в Ита-лию. Поэтому палица лишь снесла череп коню и, не при-чинив вреда сидаку, круто изменив траекторию, ранила одного из телохранителей.

Хан легко соскочил на землю и на мгновение встретился глазами с этим неистовым и быстрым, как сотня де-монов бойцом, что едва не достиг своей цели. А ведь он без сомнения где-то встречал этого человека с огненно-бешеным взглядом, совершившего практически невозможное.

Зрительный обмен продлился один миг и Кельт ясно понял, что его последняя попытка не удалась.

– Уходим! – что было сил, прокричал он.

Ловко запрыгнув на лошадь одного из гуннов, Кельт сбросил врага на землю и, заставив животное сделать несколько огромных прыжков, вынесся прочь из этого кровавого месива. Вслед ему летели стрелы, но всё было напрасно, Кельт уходил. Как и Аттиле, ему было рано покидать этот мир.

А хан, вновь обратив своё внимание на поля боя, с удивлением увидел, что его войска перестали атаковать и отходят.

– Что они делают, кто приказал? – рявкнул он, обращаясь к своим приближённым.

Никто не мог ответить на этот вопрос. Только теперь полководец понял подлинный смысл, этой вроде бы бессмысленной атаки варваров, Аэций Флавий перехитрил его. И, несмотря на то, что немедленно были посланы гонцы с приказом не покидать поле боя, Аттиле стало ясно, что гунны утратили достигнутый успех. Словно в подтверждение его догадки пришло сообщение, что весь левый фланг опрокинут, и войска по-прежнему отходят. Мрачный хан погрузился в глубокую задумчивость.

Аэций, отправив Кельта, с удвоенным вниманием стал наблюдать за сражением. После того как гунны смяли центр полностью уничтожив два легиона, они быстро перегруппировались и начали вливаться в прорыв. Варвары последнего резервного легиона смело бросились навстречу и сумели на время задержать их, заставив отойти и начать атаку заново. Аэций внешне невозмутимо смотрел на происходящее, но только он сам знал, чего ему это стоило. Как знал и то, что должно произойти в дальней-шем, если Кельт опоздает.

Но вот только что яростно атаковавшие гунны устремились назад, а союзные варвары бросились им в угон. Аэций хоть и ждал подобного поворота и рассчитывал на него, тем не менее, словно не веря в происходящее, даже покачал головой. Затем глубоко и с облегчением вздох-нув, удовлетворённо похлопал коня по шее. Получилось! А ведь когда он задумывал этот ход, почти не надеялся на успех. Кельту естественно не удастся убить хана, это бу-дет настоящим чудом, но панику он посеял немалую. Ещё немного и он, Аэций, прикажет нанести удар в центр, а следом другой во фланг, который должен решить исход сегодняшнего боя и возможно всей битвы. Ну а если Кельт выберется из этой кровавой драки живым и невре-димым, Аэцию Флавию придётся признать что такова воля бога и дать всё, что он попросит. Всё-таки приятно, что он не ошибся и доверил столь ответственное дело тому единственному человеку, который смог его выполнить.

Весь первый день сражения Летиция стояла на стене и смотрела в сторону битвы, словно стремясь разглядеть судьбоносные события, вершившиеся сейчас всего в нескольких милях от неё. Когда на другое утро прискакавший гонец сообщил, что битва продолжается с прежним ожесточением и ни одна из сторон пока не получила в ней преимущества, девушка заперлась в комнате и, опустившись на колени, стала молиться, прося у бога заступничества для отца, Кельта и империи. Вспомнив, что Кельт язычник Летиция решила, что будет нелишним обратиться к богам своей матери. Хотя Кельт и их не очень-то признаёт, они покровительствуют племенам, к которым он относится по рождению, следовательно, могут оказать помощь.

Заручившись, таким образом, двойной поддержкой высших сил, девушка поднялась на стену, решив не по-кидать её до окончания сражения, но теперь в душе у неё была твёрдая уверенность, что империя одержит победу.

С ног до головы забрызганный кровью Кельт медленно возвращался в ставку Аэция. Он не был излишне впечатлительным человеком, но итог боя в ставке Аттилы несколько выбивал из колеи. Погибли все его воины, а на нём не было и царапины, хотя именно он находился на самом острие этой отчаянной атаки.

Кельт взглянул на солнце, прошло не менее половины дня, хотя когда они неслись в атаку, полдень ещё не нас-тупил. А ведь казалось, прошло всего несколько мгновений с момента, как Аэций отдал приказ и вот уже в живых нет никого из тех, кого он вёл за собой. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, Кельт знал про это невероятное свойство времени, которое в подобных обстоятельствах часто и почти мгновенно спрессовывалось в некий сверхплотный клубок. Хотя иногда в идентичных обстоятельствах наоборот невозможно было дождаться конца.

Кельт остановил коня и прислушался к шуму битвы. Кажется, они добились, чего желал Аэций. Ещё во время сражения в ставке хана он заметил, что к гуннам подошло подкрепление со стороны поля боя.

Когда Кельт добрался до ставки Аэция, солнце плавно сваливалось на запад. Полководец издалека заметил его и помахал рукой, подзывая к себе.

– Ты один?

– Похоже, ты не очень рад меня видеть, и ждал совсем другого, – бросил Кельт.

– Напротив, я рад твоему возвращению, – рассмеялся Аэций

– Я не смог убить Аттилу, хотя почти пробился к нему. Боги сильно покровительствуют гунну.

Полководец положил руку на плечо Кельта.

– Сегодня ты сделал всё, что было в человеческих силах и требовать от тебя большего просто несправедливо. Твоя награда ждёт, можешь ехать к ней прямо сейчас.

– Спасибо, – просто ответил Кельт, – но сражение не окончилась, я могу быть тебе полезен.

Аэций пожал плечо Кельта и вновь обратил взор на поле битвы. Он знал, что сражение выиграно, и наступающая ночь подтвердила его правоту, с закатом гунны начали выходить из боя. И хотя стычки продолжались на рассвете лазутчики доложили, что враги отходят на восток.

– Победа! Мы победили, да здравствует империя! – воскликнул Аэций.

Свита дружно поддержала его, и только Кельт, опустив голову молча, усмехнулся.

Каталаунское сражение, никогда ранее невиданная битва народов, непросто завершилось победой империи, но и стало началом её конца. История часто ставила, и в будущем неоднократно будет ставить гордого победителя на колени, словно уравнивая его этим с побеждённым и одновременно давая последнему новый толчок для раз-вития.

Пройдёт без малого пятнадцать столетий, когда потомки галлов, римлян, гуннов, славян, германцев и прочих многочисленных племён, баламутивших западную и вос-точную Европу в пятом веке, разойдясь по разным государствам, под предводительством нескольких самоуверенных и не всегда трезво смотрящих на вещи индивидов, захотят дать старой Европе новый толчок в развитии. И время, идя навстречу желаниям неразумных людей, вновь бросив их устремления на всё те же самые нестареющие и равномерные весы, подарит такую возможность

Вот только масштабы тех битв с поправкой на эпоху и предоставленные прогрессом возможности, будут многократно превосходить всё ранее виданное и испытанное человечеством.

ГЛАВА 5

Остаток лета прошёл относительно спокойно, наступила осень. В начале октября Аэций вызвал Кельта к себе.

– Насколько я понимаю, ваша свадьба с Летицией пока не предвидится, – издалека начал он.

Кельт согласно наклонил голову.

– Чего вы выжидаете? – поинтересовался Аэций. – Ты честно выполнил договор и Летиция в твоей власти.

– Позволь нам самим разобраться в наших отношениях и строить дальнейшую жизнь, как мы сочтём нужным, – отрезал Кельт, давая понять, что не желает обсуждать эту тему.

– Как угодно, – пожал плечами Аэций. – Но если вы не торопитесь сочетаться браком ты, возможно, не отка-жешься выполнить одну мою просьбу.

– У нашего народа существует поверье, оно гласит, что боги не любят должников, а ты словно специально хочешь быть мне что-то должен, – усмехнулся Кельт. – Полагаю, твоя просьба по своей сути опасна?

– Ты догадлив. Что касается долгов, я даже не знаю, что могу предложить. Завоевав Летицию ты, судя по все-му, не испытываешь потребности в чём-то ещё.

– Нет, не испытываю, но это не помешает мне исполнить твоё поручение.

– Сначала выслушай, возможно, оно придётся тебе не по вкусу, ибо не просто опасно, а очень опасно, – предостерёг полководец.

– Опасно так опасно. Говори, я слушаю.

– Я получил сведения что, вернувшись в Паннонию, Аттила начал спешно готовить поход в Италию. И в ближайшее время, скорее всего в следующем году, вторгнется прямо в священные земли империи. Италия защищена непростительно слабо, к сожалению, римляне выродились став плохими солдатами, а варвары не желают уходить из своих земель и у них вновь начались междоусобицы. Поэтому у меня есть только один вариант остановить Аттилу, убить его, – полководец испытывающе посмотрел на Кельта, но тот и бровью не повёл. – Догадываешься, что от тебя требуется?

– Ты хочешь, чтобы я убил Аттилу в самом сердце его владений? Заманчиво но, к сожалению, невозможно, я не смогу подобраться на необходимое расстояние. У хана хорошая память, он наверняка запомнил мой облик.

– Нет, разумеется, нет. Это должен сделать кто-то из его ближайшего окружения. Я бы сказал из самого близкого, – полководец выдержал красноречивую паузу. – Илдикда, – произнёс он.

– Дочь короля бургундов? – удивился Кельт. – Но она одна из его жён.

– Это так, но хан взял её силой и по моим сведениям, Илдикда отнюдь не простила ему этого, равно как и убийства своего отца и жаждет отмщения.

– В каком качестве ты хочешь меня отправить?

– В качестве посланника одного из рейнских племён.

– Меня могут узнать раньше, чем следует, – напомнил Кельт.

– Внешность мы несколько изменим. Ты ведь не носил бороду, когда служил у хана, следовательно, если еёебе овательно стоит тебе её отпуститьносил бородуростила ему этого равно как и убиства отцабу? от-пустить, узнать тебя будет труднее.

– Когда выезжать и как мне там действовать?

– Выедешь через три недели, а пока подбери себе сотню толковых и неболтливых варваров. В ставке хана тебе придётся действовать по обстоятельствам. У меня есть там человек, он занимает довольно высокое положение и выведет тебя на Илдикду. Ни во что более ты его не вмешивай, он необходим империи на том посту, что занимает в настоящее время. Остальные детали обсудим позже.

– Летицию не следует посвящать в наши дела, – попросил Кельт.

– Разумеется, – согласился Аэций. – Если у тебя больше нет вопросов, иди, готовься.

– Вопрос у меня только один, – усмехнулся Кельт, – за-чем тебе империя? Если ты провозгласишь себя императором в Галлии, то получишь полную поддержку племён. Ты мог бы установить справедливое правление, укрепить границу, в общем, создать людям условия для нормаль-ного существования. Почему, с какой целью, ты так упор-но пытаешься защитить империю в целом?

– Потому что надеюсь! Надеюсь, что ещё можно предотвратить её полный развал и скатывание в пропасть, откуда нет возврата, – ответил последний римлянин.

– Надежды нет, Аэций. Если бы ты был императором, тогда возможность могла иметь шанс на претворение в реальность. Но при положении дел существующих на данное время, следует предоставить Италии, развиваться, как она желает и может, а самим держаться в Галлии. Укрепить центральную область не составит труда, и местные племена безоговорочно признают твою власть.

– Ты предлагаешь противостоять всемогущему фатуму и сотворить историю в противоречии с его волей? – улыб-нулся Аэций.

– В настоящее время этот якобы всемогущий фатум христиан в твоих собственных руках, Аэций Флавий. Именно ты имеешь возможность направить его в нужное тебе русло. Ты, а не ваш бог, который ничего не решал и не решает, – не согласился Кельт. – Не упускай свой шанс.

– Так кто ты такой, что отрицает фатальность и ставит под сомнение даже существование собственных богов, во что верят и безбожные гунны? Зачем, с какой целью судьба свела нас? – смотря в пространство, задумчиво произнёс римлянин.

Никто не знает тайных троп собственной судьбы. В определённое вечностью время тому, кто ныне носил имя Аэций Флавий, будет вновь предоставлена возможность спасти от полного краха уже другую империю, возникновение которой в данную историческую эпоху никто не мог и предвидеть. И в той ещё несуществующей в мире материи реальности, он с вечно присущим ему пылом и усердием, вновь возьмётся, кажется за совсем безнадёжное дело. Вот только там у него будет больше шансов на успех, чем в этой последней попытке спасти идущий к верной гибели, некогда гордый, заставлявший трепетать полмира и казавшийся вечным Рим.

А тот, кто в этом настоящем имел тело, носившее простое варварское имя-кличку Кельт, покидая покои своего высокопоставленного будущего родственника, раздумывал над преданностью последнего идее, которая, как он небезосновательно считал, давно себя изжила. Империя должна уйти, уступив место под солнцем новым государственным образованиям. Эта нехитрая истина была давным-давно понята Кельтом. Знания и чёткое понимание структуры мира, коими он владел в относительно недавних воплощениях, хотя и не были ныне доступны, тем не менее, преобразовавшись в то, что принято называть интуицией и логическим мышлением, предоставляли ему возможность давать абсолютно недвусмысленную и точную оценку состоянию дел в современной Европе. И Кельт искренне не понимал, почему столь умный и чрезвычайно логичный человек, каким являлся Аэций Флавий, человек которого он искренне уважал, не желает признать очевидного и упорно цепляется за то, чего не вернёшь.

Несмотря ни на что, он постарается выполнить задание возможно более полно и без срывов. Этим чистым, искренним желанием оказать помощь Кельт, как и в битве на Каталаунском поле, незримыми нитями ещё раз при-тянет себя к Аэцию, дабы в одной из жизней вновь помочь ему в трудный момент решить некую неведомую пока проблему. Проблему, которая, равно как и эпоха что её породит, ещё не была проявлена в материальном мире.

Этот призрачный прототип-фантом, заложенный в основу развития исторических событий, что должны будут произойти на планете Земля, ещё прибывал в иных сферах. Следовательно, в своё время должен был появиться и человек, который эту проблему решит. Поскольку на другой стороне баррикад проблемы будут находиться некоторые из старых врагов современного Кельта, он со своей обычной целеустремлённостью и вечным, круто за-мешанном на желании мести упорством, что было свойственно всем без исключения его воплощениям, самостоятельно примется за решение задачи.

Но, ни Кельт, ни Аэций ничего этого ещё не знали и даже не подозревали о подобном будущем. Настоящее звало их решать задачи современного мира, в котором самой большой проблемой являлся великий, что Аэций и Кельт безоговорочно признавали, завоеватель Аттила. Поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, Кельт направился в помещение, где жили варвары, с коими он сошёлся ближе всего. Кельт собирался рекрутировать среди них в опасную поездку самых отпетых молчунов, от которых за месяц можно было не услышать ни единого слова.

Кельт быстро набрал отряд, и когда через три недели Аэций вызвал его чтобы узнать как успехи и назначить день отбытия, всё было готово. Отправлявшиеся в экспедицию воины были хорошо вооружены и экипированы с запасными откормленными лошадями, чем представляли реальную силу, с которой на опасном пути возможному противнику придётся считаться.

Аэций, в свою очередь, зная дотошность Кельта в по-добных вопросах, не стал ничего уточнять, а лишь рассказал о человеке, который должен вывести на Илдикду и дал два письма, одно для него, другое для королевы.– Королева варваров умеет читать? – повертел письма в руках, недоверчиво поинтересовался Кельт.

– Умеет, поверь, – уверил Аэций. – Илдикда необычная женщина, недаром в своём племени она слыла за могущественную колдунью. Аттила совершил большую ошибку, когда убил её отца и учинил насилие над ней самой, – усмехнулся он. – Но письма в случае непредвиденных обстоятельств уничтожь.

– Каких именно? – уточнил Кельт.

– Решишь это на месте, думаю, ты разберёшься при необходимости. Теперь главное дорога, а она непроста. Переправишься через Рейн, где его переходил Аттила. Затем спустишься к предгорьям Альп и пойдёшь вдоль Дуная до границ Паннонии, там тебя встретят. Выезжаешь завтра.

Кельт не стал задавать вопросов и, оставив Аэция, поспешил к Летиции. Прошло совсем немного времени, как девушка добровольно отдалась ему, и следовало не толь-ко уведомить её о скором отъезде, но и провести рядом оставшееся им время. Как знать, возможно, они видятся в последний раз.

– Завтра уезжаю, – прямо с порога сообщил он.

– Отец посылает тебя надолго? – кажется, ничуть не удивившись, поинтересовалась Летиция.

Кельт неопределённо повёл плечами.

– Как получится. Надеюсь, что нет.

Летиция подошла к окну.

– Сегодня ночь полнолуния. Говорят, в такое время лучше не начинать серьёзных дел.

– Христианское суеверие, – спокойно возразил Кельт, – у варваров это наилучшее время. Луна помогает путнику тем, что освещает путь и даёт дополнительные силы, дабы он мог достойно выдержать возможные испытания.

– Хорошо, не будем спорить, – согласилась девушка. Давай посидим у окна, – предложила она.

Кельт пододвинул кресло, сел в него сам и усадил подругу на колени. Так они и провели всю ночь.

Утром, когда Кельт был в седле, Летиция подошла к нему и просто сказала:

– Возвращайся скорее, я буду скучать.

Кельт поцеловал девушку прямо с седла, прошептал ей на ухо несколько успокаивающих слов и, махнув рукой Аэцию, тронул коня.

Путь до границ Паннонии занял почти всю зиму. Толь-ко в начале января отряд Кельта достиг предгорий Альп и двинулся вдоль них на восток.

Через пять дней к вечеру, когда Кельт решил что пора останавливаться на ночёвку, за поворотом дороги неожиданно открылась живописная долина одним краем упиравшаяся в почти отвесную каменную стену. При виде этой картины сердце Кельта странно ёкнуло, ему показалось, что он здесь когда-то бывал. Однако физическая память категорически отказывалась вспоминать подобное событие, утверждая, что он ошибается.

Привыкший давать оценку собственным чувствам, Кельт остановил отряд и, приказав всем оставаться на месте, поскакал к стене.

Место было явно необычное, здесь было искажено зрительное восприятие расстояний, из-за которого стена казалась дальше, чем была на самом деле, а посреди не-большой группы произраставших идеально правильным ромбом буков, находился камень в форме идеального овала.

Проведя ладонью по его поверхности, Кельт подумал, что на ощупь это вовсе не камень, а нечто совершенно непонятное при этом излучавшее приятное тепло. Насколько ему было известно, природа ничего подобного не создавала.

Кельт на миг задумался, затем, вспомнив, что в отряде есть уроженец здешних ме0ст, поднял рог и длинно про-трубил, призывая людей.

– Посмотри, – подозвав нужного воина, указал Кельт на камень. – Ко всему прочему он ещё и тёплый. Тебе это ни о чём не говорит?

Воин, как и всё другие в отряде, отнюдь не был трусом, однако вид монолита его сильно взволновал.

– Это камень древних колдунов, они жили здесь задолго до того как пришли мои предки, – держась на корпус лошади позади и не желая приближаться к монументу, сообщил он. – Лучше нам переночевать в другом месте.

– Что за колдуны?

– Точно не знаю, но они могли сдвигать горы и переноситься на огромные расстояния. Перед тем как уйти, колдуны наложили на камни заклятия, дабы никто из людей не смог воспользоваться их силой. Теперь любой, кто захочет проникнуть в их тайну или просто отдохнуть рядом, может умереть страшной смертью. Нам следует немед-ленно отсюда уехать, – настойчиво повторил он.

Но Кельт с интересом озиравший странный камень только усмехнулся.

– С каких пор ты стал так суеверен и пуглив словно христианин, который всю жизнь грешит, а сам при этом страшно боится, что его за грехи не пустят в их рай? Успокойся, все мы когда-то уйдём к предкам. Если это мону-мент язычников, нам он точно не сделает зла. Скорее наоборот, если его попросить он, возможно, окажет по-мощь и предостережёт от опасностей.