Текст книги "Россия во мгле, 2020. Книга первая"

Парламент имел основательный политический опыт за полтора года работы в сложнейших условиях; многие из депутатов были очень способными людьми, с яркими лидерскими чертами, хорошо образованными, причём, большинство – сравнительно молодыми, мало связанными с партийной бюрократией. Они требовали от правительства грамотной, квалифицированной работы. А замечая в правительстве людей сереньких, робких, совершенно не готовых к серьёзной и ответственной государственной работе, при этом далеко не очень подготовленных интеллектуально и организационно, жёстко критиковали их. У Парламента не было других мотивов недовольства правительством, кроме вопроса его профессионализма и качества работы, хотя сказок на эту тему сочинено не мало. […]

Не случайно в современных цивилизациях аксиомой является постулат: парламенты – это центральный, стержневой элемент подлинно демократического государства, по полномочиям парламента можно судить о степени развития демократии, прав человека, политических и экономических свободах гражданина, содержании местного самоуправления…

Античные авторы, с точки зрения исследования разных типов государств и их устройств, подводили к той мысли, что ни одно государство не может считаться идеальным, все они – лишь «формальная оболочка», могущая рассматриваться с позиций достижения индивидуального и общественного блага. Наверное, и ныне не стоит поклоняться государству как божеству, его единственная задача – обеспечить социально-экономическое процветание общества. Процветание не государства (и его политического режима), а процветание народа.

Demos Cratia – власть народа или народная власть. У Аристотеля в «Политике» мы находим разъяснения, почему власть должна контролироваться демосом – народом. «Большая часть людей живёт в скромном достатке. Наверное, всех людей невозможно сделать богатыми, но доступно другое – пусть народ контролирует власть и держит в узде богатых, ни в коем случае не допускает (во власть) олигархов, которые тотчас начинают разрушать справедливость».

Как видим, никакого отношения это первичное определение демократии не имеет к тому её понятию, которое пытаются придать современные толкователи этого термина, называющие себя почему-то демократами.

Самый простой анализ показывает крайнюю убогость мышления представителей современных «элитарных кругов» общества, навязывающих всем свои собственные суждения, бездумно использующих слова и фразы, не вникая в их суть. А иногда – прямо искажающие эти самые «очевидные истины». Например, из употребления выброшено понятие «справедливость» – содержательная сторона «демократии» (демократии, как формы государственного устройства, главная цель которого – достижение справедливости).

Аппарат всё в большей степени противопоставляется обществу. Чиновничество, разумеется, сплошь либеральное (какие здесь консерваторы и прокоммунисты?) – галопом «за реформы», никаких возвратов «к прошлому» – зачем? – такая сладкая либеральная жизнь!

Любая исполнительная власть, ведомая бюрократией, имеет тенденцию к экспансии (см. гегелевскую теорию права). В развитых западных демократиях эта тенденция также имеет место. Ей, однако, противостоят мощные силы: парламенты с обширными полномочиями, независимые суды, политические партии, множество иных общественных институтов гражданского общества (НПО), свободная пресса и т. д. В результате эти две силы, отступая и наступая друг на друга, иногда несколько выигрывая какие-то позиции, – в целом нейтрализуют друг друга, а арбитром выступает народ, он – единственный суверен. Народ не даёт власти ни один шанс на ошибку, в то время как в автократическом обществе «демократы» выдают такие перлы: «Президент имеет право выступить против большинства», «справедливости – нет и не может быть» и т. д. При демократии такая вслух произнесённая мысль означает гибель такого лица как политика. Поэтому политики в этих странах или те, кто стремится войти в политическую элиту, необычайно чувствительны к настроениям людей, их запросам, стремятся реально улучшить их материальное положение, помочь им и добиваются выполнения данных им обещаний в избирательных компаниях, когда они приходят к власти. […]

Пример разрыва между «великим» государством и вечно нуждающимся населением в классической форме предоставил Цивилизации Советский Союз, пример того, чем завершился этот разрыв между Величием и Нищетой. […]

Сценарии «ухода из цивилизации» или даже простого развала (расчленения страны) не являются гипотетическими суждениями. Об этом свидетельствует вся российская история на протяжении столетий. Россия всегда была крайне неустойчивой, нестабильной страной. Страна бунтов и восстаний, страна террора, войн и революций. Страна контрастов, где узкие группки негодяев грабили полуголодное и нищее население. При этом колоссальная территориальная протяжённость, 70% территорий малонаселённые, с отдельными городами-очагами индустриального развития, окружённые бескрайними депрессивными районами. Чудовищная «доходная стратификация» – десятки миллионов бедняков и 200 миллиардеров (а не два десятка, как утверждает Forbes). […]

Иллюстрация крайне поверхностного подхода к решению важнейшей задачи, затрагивающей судьбы миллионов людей, это – во-первых, обесценение личных вкладов десятков миллионов людей осенью 1991 года правительством Ельцина – Бурбулиса – Гайдара; во-вторых, проведённая ваучеризация, когда за каждый ваучер было обещано «по две автомашины «Волга». На деле эта акция превратилась в грандиозный обман, когда обогатились группки мошенников, скупающих за бесценок эти ваучеры, а затем за счёт этих бумажек скупившие государственные предприятия вместе с их рабочими и инженерами (за счёт их же ваучеров). Трудно отделаться от впечатления, что «скупщики ваучеров» были подготовлены авторами «схемы приватизации».

Отсюда я делаю ещё один вывод: расстрел Парламента преследовал также цель уйти от ответственности за такую приватизацию, осуществлённую правительством с явным нарушением законодательства (не говоря уже о таких категориях как мораль, нравственность, совесть).

Вывод:

Во-первых, ельцинский «курс реформ» и появившаяся частная собственность и что важнее – сам принцип частной собственности – всё это оказалось дискредитированным в глазах народа.

Во-вторых, конституционный принцип, провозглашающий, что Российское государство – это социальное государство, на деле остаётся пустым звуком. […]

И я утверждал, что перевод огромной по масштабам социалистической экономики России в «режим» капиталистической принципиально невозможно осуществить без необычайно высокой активности государства, его целесообразной деятельности. Вокруг этого главного вопроса и шла борьба между Парламентом и Президентско-правительственной стороной. Последняя исходила из того, что «надо» просто передать государственную собственность в руки частных лиц (и неважно в «какие», неважно – как они будут ею распоряжаться, неважно – что отсутствует вообще рыночная среда, неважно, что нет управленческих кадров для частных компаний и в целом не существует рыночная инфраструктура и т. д.). Главное, – утверждали они, – «не допустить возможности возврата социализма», то есть для них идеологическая задача была превыше всего. Хотя это не касалось их деятельности: правительство было назначено Парламентом и перед ним ответственно и должно было только выполнять чётко обозначенные в Законе о Правительстве задачи и функции. Но тем не менее, эти «умники» стали играть в политику, что поощрялось президентом, великим любителем стравливания людей, политических сил и просто сторонником конфликтов, склок и передряг, в том числе в «ближнем круге». […]

Государство ни при каких обстоятельствах не должно допустить ухудшения материального положения населения. Не следует спешить капитализировать огромную страну в течение одного или двух лет – этот тезис мною повторяется многократно, вплоть до октябрьского расстрела Парламента.

Вопреки здравому смыслу, не считаясь с волей народа и законами, принятыми Верховным Советом и подписанными президентом, игнорируя многовековой опыт развитых стран мира, слабое, некомпетентное ельцинское правительство ввергло общество в экономический хаос, называя свою разрушительную деятельность «реформами по созданию рынка». […]

Для меня, который вырос в условиях сталинской депортации и с юности познал несправедливость существующей власти, и для моих единомышленников в Верховном Совете такие понятия как интересы народа, справедливость, честное служение обществу – не были фразами; я был их пленником. Хорошо зная многовековую историю России, мы хотели круто изменить трагическую парадигму её развития. На протяжении веков российское государство сохраняло свои особенности как восточной (азиатской) деспотии, приобретая со временем некоторый европейский фасад. Отношения же между людьми, по своей сущности, мало изменялись как отношения между господином и холопом. Достигнув выдающихся результатов в области образования и культуры за десятилетия социализма, народы СССР оставались в замкнутом круге этих же отношений. И причиной этого являлись не некие «загадки таинственной русской души», поисками которой занята 200 лет Европа, а элементарная бедность и нищета, сохранявшаяся на протяжении столетий.

Поэтому мы в руководстве страной, как мне казалось, все исходили из необходимости изменения именно этой ситуации. Задаче качественного повышения уровня жизни народа, сближения этого уровня с тем, который предоставил Запад своим гражданам, как мне представлялось, должна была быть подчинена смена социализма на капитализм. Однако, в системе президентско-правительственной власти, как мы увидели вскоре, приоритетными оказались другие задачи – использование полученной от народа власти в целях личного обогащения, создание условий для своего возвышения, ухода от ответственности, игнорирование нужд граждан и т. д.

Полная беспомощность правительства проявилась в том, что оно даже не знало, какие законы необходимы для проведения экономической реформы. Поэтому Верховный Совет самостоятельно осуществил разработку и принятие в 1991 – 1993 гг. (до парламентских каникул в августе 1993 года) основного блока фундаментальных законов: в области денационализации (приватизации) государственного сектора экономики, введении частных банков, ценных бумаг, биржевой деятельности, банкротству предприятий, земельных отношений и др., а также Законы о СМИ, Судебной реформе и другие. Отмечу, например, что проект Закона о передаче в собственность квартир, в которых живёт всё население страны, был моей личной инициативой, и я даже продиктовал основные статьи этого Закона председателю соответствующей комиссии Верховного Совета (Басину). В целом Парламент обеспечил правительство основными законами с целью проведения самой радикальной экономической реформы на хорошо продуманной, основательно разработанной законодательной базе. При этом общая философия законодателя исходила из социально-ориентированной модели экономической политики – «мягких» форм рыночной трансформации всей системы экономики. Важнейший императив – ни в коем случае не допустить ухудшения материальных условий жизни российского населения по сравнению с показателями 1990 года.

Президент и его правительство цинично отказались от этого… Президент поставил себя выше народа, дал возможность ограбить его узкой кучке, своей политической и экономической опоре – олигархам, которые превратили Кремль в главную бизнес-контору, в которой совершались самые крупные сделки по отъёму у народа его собственности, включая недра.

Правительство, как оно само заявляло публично, взяло курс на создание рыночной экономики «по американской модели». […] Они, члены правительства, действовали как комиссары, неотроцкисты, наскоком, силой, самым глупым образом используя реальные полномочия, вручённые им президентом вопреки Закону. […]

Наша реформаторская деятельность (в Верховном Совете) была в 1991 – 1993 гг. необычайно интенсивной – было принято более 200 фундаментальных законов, которые придали качественно иной характер законодательству, заложили фундаментальную базу, во-первых, для демократических преобразований всего государства на всех ступенях власти, её организации; во-вторых, в целях капиталистической трансформации.

В области государственного устройства, базируясь на принципе разделения властей, Российская Федерация стала парламентско-президентской республикой – президент, как глава государства, имел достаточно широкие полномочия; Верховный Совет имел все функции классического парламента – законодательные, контрольные (над всеми ветвями власти) и распорядительные (в отношении ряда специальных ведомств и учреждений); введено самоуправление в форме советов, которые обладали большими возможностями для организации народной жизни.

Была создана независимая судебная система, учреждены системы присяжных судов, арбитражных судов и Конституционный суд; Армия, МВД и спецслужбы были поставлены под парламентский контроль, обеспечена законная и демократическая база для свободной прессы.

В области экономического реформирования были приняты базовые законы для преобразования экономической системы социализма в капиталистическую систему: законы о денационализации (приватизации) экономики на основе именных приватизационных чеков; законы о банках, банкротстве предприятий, приватизации жилья (это была моя личная инициатива); созданы финансовые институты для формирования финансовых рынков; принят специальный нормативный акт, ликвидирующий государственную монополию внешней торговли. […]

От демократии остались всего лишь пышные фразы и фасадные учреждения, формально сконструированные по моделям западных обществ.

Во-первых, по своей сути, Конституция (1993 г.) наделила высшую исполнительную власть громадными полномочиями, превосходящими те, которыми обладали русские цари и генеральный секретарь ЦК КПСС, и свела роль парламента исключительно к «штамповке» законов, проекты которых также «штампуются» в кабинетах исполнительной бюрократической власти.

Во-вторых, основной закон конституировал формирование автократической модели буржуазной республики во главе с царём-президентом.

В-третьих, Конституция отбросила демократическую эволюцию страны назад.

В-четвертых, Конституция и практическая деятельность ельцинского режима придали импульсы для конфликтного, агрессивного развития крупного капитала, росту шовинистических и националистических настроений в обществе, усилению неравенства и несправедливости в обществе.

Всесильная бюрократия в условиях функционирования ельцинской модели государства в последующие годы осуществила важные сдвиги следующего характера:

– энергично демонтировались демократические институты Второй республики, в том числе независимые – конституционный суд, генеральная прокуратура, верховный суд, арбитражный суд, контрольно-бюджетный комитет и др.;

– вослед уничтоженному парламенту была ликвидирована вся система местного самоуправления – советы, их заменила растущая армия чиновничества, никем не избираемая и никому не подотчётная;

– независимая судебная система, которую так тщательно выстраивал Верховный Совет, немедленно попала в полную зависимость от исполнительных органов власти в центре и в провинциях, как в былые советско-партийные времена, и скорее – их зависимость возросла в ещё большей мере;

– процесс формирования политических партий, который активно развивался в 1991 – 1993 гг., оказался блокированным как следствие усиления государственного контроля над ним, одновременно их «скупали» нарождающиеся олигархи;

– независимые СМИ, которые показали свою полную зависимость от исполнительной власти и новых монополистов-собственников, оказались полностью подконтрольными новым крупным дельцам – разбогатевшим в результате коррупционных связей с властью, а также бюрократии;

– громадное влияние на высшую исполнительную власть отныне (после 3 – 4 октября 1993 г. и особенно – после второго избрания Ельцина в 1996 г.) стал оказывать узкий слой олигархов, сформировавшихся в результате политики приватизации за счёт приобретения огромных «кусков» государственной собственности, бюджетных средств, накачиваемых в их частные банки, незаконных внешнеторговых операций по обширной номенклатуре товаров, сырья, энергоносителей, недвижимости и т. д.

В результате сложился специфический режим республики – олигархический авторитаризм. Необъятная личная власть президента в практическом плане корректировалась всесилием десятка крупнейших олигархов, которые оказывали огромное влияние на внутреннюю и внешнюю политику, в том числе на начало войны на Северном Кавказе.

В стране с бедным и полунищим населением взрывным образом появились миллиардеры, что выступает как откровенный вызов всему обществу и является абсолютно безнравственным, свидетельствует о ничтожной социальной эффективности власти, допустившей колоссальный разрыв между горсткой сверхбогачей и огромным большинством бедных страт. В более широком аспекте – это свидетельство попрания демократических идей, принципов и лозунгов, с которыми мы, основатели новой России, совершали мирную революцию по переходу от социализма к капитализму, обещая народу реальное торжество справедливости, равенства и процветание в условиях свободного общества. […]

Вторая линия общественного развития… ведь в Верховном Совете была эта вторая линия, более демократическая, чем у Кремля, и более учитывающая интересы граждан страны. Они все дружно разгромили Верховный Совет именно за неприятие нами их большевистских методов и средств осуществления политики силовым давлением и конфронтацией.

Ельцин «победил». Проиграл народ. Ельцин получил самый большой «приз» – бесконтрольную власть. Именно бесконтрольную, поскольку по-иному править оказался не в состоянии. […]

Мы меняли общественно-политический строй не для того, чтобы кучка мерзавцев богатела, а огромное большинство населения жило в бедности. Как быстро всё это забыли сами Власти, начиная с самых верхов! Поражало равнодушие членов правительства к судьбам людей. […]

Элементы гражданской войны были буквально «введены» в наше общество неразумной политикой Ельцина – Гайдара – Чубайса. Она «замаячила» на горизонте к весне 1992 года. Хотя дело с продовольствием худо-бедно решилось – в магазинах оно появилось – покупать его было не на что: у людей не было денег. Заводы и фабрики стали, колхозы и совхозы отчаянно взывали о помощи, кричали, что не в состоянии начать посевные работы – нет горючего, запчастей, посевных семян, оборотных средств – всё заблокировало правительство. (Эту необычайно опасную ситуацию снова пришлось разрешать Верховному Совету!) Благородные учительницы рылись в помойках, отыскивая какую-то еду для голодных детишек. Инженеры стали торговать игрушками, профессиональные рабочие оказались выброшенными, многие из них пропали (пьянство, депрессии, заболевания) от тоски и безнадёжности. (Вот где истоки тех сегодняшних проблем с инженерами-разработчиками и квалифицированными рабочими, без которых ни инновации, ни модернизации невозможны.) Безработица в ряде регионов зашкаливала за 40%, в качестве заработной платы люди получали гроши, иногда – самовары, игрушки, автомобильные колеса и прочие заводские изделия, с которыми они шли на базар.

Правда, 30 млн пенсионеров Верховный Совет спас – Пенсионный Фонд находился в ведении Верховного Совета, и мы регулярно индексировали пенсии в соответствии с динамикой цен и галопирующей инфляцией, обеспечивая их реальными пенсионными выплатами. Кстати, в правительстве были чрезвычайно недовольны такой нашей деятельностью. Особенно свирепствовала одна дама-министерша по социальной политике (она ныне – помощник Президента по каким-то, чьим-то правам). Она мечтала скорее растранжирить крупные денежные средства Пенсионного фонда. (Это удалось сделать уже после октября 93-го, так же как и с Дорожным фондом). Армия разваливалась, брожение охватывало офицерский корпус. Деградация, как ржавчина, разъедала милицию, стремительно разрасталась преступность, банды делили власть с городскими властями, убийства и разбойные нападения стали обычным явлением, миллионы брошенных детей, как волчьи стаи, бродяжничали по стране, сотни тысяч людей исчезали бесследно. Множились экстремистские организации. Собственно, гражданская война полыхала по стране, но в специфической форме, без ясно обозначенного противника. Разве такие реформы мы обещали своему народу, идя во Власть? И как я мог молча соглашаться на такую политику? Для этого надо было быть человеком, лишённым Чести и Совести. […]

Расстреляв парламент – кстати, всенародно избранный – общество лишилось своего единственного серьёзного инструмента власти, который оказывал воздействие на высшую исполнительную власть. Посмотрите, что из этого получилось: взрывной рост коррупции, именно в сфере деятельности высшей исполнительной власти. Почему так вышло? Не было контролирующего механизма, а сдерживающим институтом здесь являлся бы парламент.

Я вообще считаю, что если бы с 1999 года не было бурного роста цен на нефть, судьба страны сложилась бы трагически. Август 1998 года – знаменитый дефолт – означал не только финансовый кризис, но и полное разложение той системы власти, системы ельцинского государства. Видимо, Всевышний пожалел русский народ и послал денежное изобилие в виде нефтяных денег. Что касается управляющей системы после переворота – она показала свою неэффективность. […]

В 1990 – 1993 годах в России был установлен реальный демократический парламентский строй, который был свергнут в результате правобуржуазного контрреволюционного переворота с переходом к самой реакционной модели олигархического капитализма с предельно авторитарным полутираническим государственным устройством.

Повторюсь, что это был во всех смыслах реакционный переворот. Выгоду от него получили, может быть, 1 – 2% населения России, которые себя россиянами и не считают, для них Россия – это поле колонизации, а вся их культурная жизнь проходит в других странах. […]

Наши депутаты – тысяча с лишним человек – представляли тех, кто их избрал! Они действительно ездили по стране и встречали там негодование людей, которые говорили: как вы позволяете Ельцину и Гайдару проводить такую политику? […]

Речь идёт о «Вашингтонском консенсусе». Как он появился? В 1970 – 1980-х годах по всей Латинской Америке прокатилась череда долговых кризисов. Они затронули Аргентину, Бразилию, Венесуэлу, Чили – дошло до того, что Фидель Кастро обращался к западным странам с предложением простить эти долги, ведь было понятно, что их нереально вернуть. И вот тогда за дело по поручению министерства финансов США взялся известный экономист, профессор Джон Уильямсон из Гарвардского университета. При помощи специалистов Международного валютного фонда (МВФ) его группа разработала так называемый «Вашингтонский консенсус». Название исходит, видимо, из того факта, что разработчики собрались в Вашингтоне – было достаточно перейти через площадь, чтобы попасть в здания МВФ и Международного банка, и вот в этом треугольнике вращалась эта группа экономистов.

Смысл «консенсуса» был в полном отказе от господдержки промышленности, сельского хозяйства, образования, сокращении пенсий, уходе из социальной сферы – всё надо передать в частные руки. Такой план должны были принять правительства латиноамериканских стран, у которых были долги перед Америкой или МВФ. Некоторые переняли – и сразу же столкнулись с большими трудностями: стала возрастать безработица, сократились заработные платы и пенсии. Однако в этих странах население далеко не пассивно, при ухудшении материальных условий – сразу взрывается! В результате большинство государств отказалось от «консенсуса». Тогда было решено уговаривать Ельцина, который легко согласился. Его убедили Гайдар, Чубайс, Бурбулис, а также «новая школа» экономистов-либералистов, которая стала искусственно создаваться вокруг проекта Высшей школы экономики на базе полного признания неолиберал-монетаризма.

Приезжает ко мне Мишель Камдессю (директор-распорядитель МВФ в 1987—2000 годах) и предлагает этот план. Я ему сразу сказал, что если этот проект не прижился в Латинской Америке, бессмысленно внедрять его в России. Потом я Ельцину доказывал, что это неэффективный подход к экономике, который в других странах провалился. А он мне говорит: «Мне рассказывали, что в Чили хорошо». Он тогда даже Бурбулиса (Геннадий Бурбулис – первый зампред правительства России в 1991 – 1992 годах, позже – советник президента) посылал для изучения опыта Пиночета! Там, конечно, была полная ерунда, никаких позитивных сдвигов не было, но американская сторона расписала «опыт Пиночета» как большой успех.

Короче, я категорически отказался от вашингтонских предложений. Чтобы получить поддержку в парламенте, заказал нашим переводчикам версию на русском языке, напечатали 400 экземпляров, они были розданы депутатам. Когда они ознакомились с содержанием, то даже сторонники Ельцина были шокированы. Только после расстрела Белого дома эти неолиберальные реформы ельцинисты смогли провести в полной мере. В результате образовался августовский дефолт, а позже и мировой кризис в 2010 году, а затем и великая рецессия, которая не закончилась и ныне. […]

После разгрома парламента Россия вновь вернулась к режиму личной власти. А значит, тут нет контроля. Соответственно, нет возможности влиять на социальную и экономическую политику. Отсюда закономерен результат. […] Экономическая политика полностью бесконтрольна. Даже контроля нынешней Государственной Думы нет. […]

Всё-таки пустые люди они были! Тот же Черномырдин гроша ломаного не стоил. Что Ельцин, что Черномырдин оказались не на своём месте.

И вот этот классический партийный чиновник «средней руки» (Ельцин), волей судьбы, случая, сплетения различных обстоятельств, развалил СССР и на его обломках возглавил в качестве президента Российскую Федерацию. Жажда власти, причём власти абсолютной, в нём была велика. Он смертельно боялся её потерять. Взращённый на партийном деспотизме, этот человек органически не понимал, почему «кто-то» (Парламент, Конституционный суд), может ущемлять его право быть «верховным правителем», царём, самодержцем. Закон? «Закон – это Я» – вот его кредо. При этом абсолютно никаких нравственных убеждений у него не было. Это хорошо проиллюстрировал в своём последнем интервью по TV бывший премьер Виктор Черномырдин. В частности, он сказал следующее: «Как-то я спросил Ельцина, если бы он стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, пошёл бы он на слом партии и демонтаж СССР?» – «Никогда!» – твёрдо ответил якобы Ельцин.

Как всякий мелкий, плохо образованный и ничтожный человек, Ельцин шагу не мог сделать без подсказки своих помощников, многочисленных консультантов и советников. Они играли огромную роль в принятии им решений. Я это наблюдал постоянно за несколько лет работы рядом с ним. […]

Скороспешно, спустя чуть более 1 месяца после расстрела Парламентского дворца 3 – 4 октября, в ноябре объявляется о том, что 12 декабря «народу надлежит провести референдум для одобрения новой (ельцинской) конституции». Тогдашние официальные лица утверждали, что «большинство» одобрило её, но много сомнений и иных обстоятельств, позволяющих полагать, что это не так. Но так или иначе новая ельцинская конституция оказалась введённой в действие. Она фактически и юридически заменила предыдущую конституцию демократического государства с доминированием принципа разделения властей. Новая конституция уничтожила этот основополагающий принцип, свела парламент к «штамповке» законов, разрабатываемых исполнительной властью, а президента наделила такими полномочиями, которыми не обладал в советские времена Генеральный секретарь ЦК КПСС. Как видите, не Путина следует винить в перерождении демократической власти в России и даже в том, что он «нарушает конституцию» – многие важные статьи её написаны так витиевато, что их можно толковать как угодно. Не он их писал».

Расстрел парламента в октябре 1993 года – это расстрел демократии в России. Антидемократы, для маскировки называющие себя демократами, получили возможность ускорять своекорыстные реформы. Дорога к построению мафиозно-олигархического государства была открыта.

В октябре 1992 года А.Руцкой возглавил Межведомственную комиссию Совета Безопасности Российской Федерации по борьбе с преступностью и коррупцией. 19 февраля 1993 года была опубликована его развёрнутая программа по борьбе с преступностью и коррупцией под названием «Так дальше жить опасно». 16 апреля 1993 года Руцкой подвёл итоги своей работы: за несколько месяцев он собрал «11 чемоданов» компромата; в списках виновных значились Гайдар, Бурбулис, Полторанин, Шумейко, Шохин, Чубайс, Козырев. 9 дел было сдано в прокуратуру. 29 апреля была утверждена специальная комиссия Верховного Совета по расследованию коррупции высших должностных лиц. В тот же день Руцкой был отстранён от руководства Межведомственной комиссией, а 3 сентября Руцкого временно отстранили и от исполнения обязанностей вице-президента.

По П.Грачёву, министру обороны РФ, было шесть томов расследованного материала по ЗГВ (Западной группе войск), но после танкового расстрела Парламента под его командой эти материалы были ликвидированы.

М.Н.Полторанин: «В те же октябрьские (1993 г.) дни состоялся переход Кремля с силовыми структурами через запретительную черту, за которой нацарапано кровью: «Всё дозволено!»

В июле 1993 года Верховный Совет Российской Федерации дал согласие на возбуждение уголовного дела против В.Шумейко. В сентябре того же года президент отстранил его от исполнения обязанностей первого вице-премьера «до завершения следствия». Но Шумейко был одной крови с Ельциным и после событий октября 1993 г. из подозреваемого в крупных коррупционных делах и подследственного Шумейко приводят на пост Председателя Совета Федерации Федерального Собрания РФ. Эта власть как магнит притягивала к себе людей с криминальным душком. М.Полторанин пишет, что Ельцин подтягивал во власть затянутых в криминал. Очевидно, если бы В.Шумейко реально был против коррупции, а не запятнанным в коррупции, то духа его в Совете Федерации не было бы.

Что последовало за расстрелом Верховного Совета? Поворот не к демократии, как полагали наши недалёкие российские демократы, а к новому авторитаризму, закреплённому конституцией, и к неконтролируемому обществом криминальному режиму. Это противоположно уверениям демократов, что мы строим подконтрольную обществу власть и правовое государство. Сделали всё с точностью до наоборот, как это и принято у большевиков. Ельцин и его окружение, которое он подбирал сам, нарушали законы России и даже ту конституцию, которую они провели сами в 1993 году, то есть их действия были преступными. Ельцинская демократия, эта уродливая карикатура на демократию (её можно характеризовать бандитско-киллерской демократией, когда говоришь, что хочешь, но если скажешь много правды, то за углом тебя поджидает киллер, которому тебя заказал разбогатевший за счёт других бандит) предполагает прозябание большинства россиян без надежды на лучшее будущее и купание в золоте незначительного меньшинства, мошенническим способом присвоивших государственную собственность. Березовский, Абрамович и другие олигархи и супербогатеи при бедствующей, изнывающей от нужды основной части населения – это продукт ельцинской демократии. Упаси боже любое общество от такой напасти, упаси боже от либерал-большевиков.