Текст книги "Богиня по ошибке"

– Что ж, старушка… Пожалуй, я прогуляюсь пешком, а тебе дам отдохнуть. Ты не против? – Я взъерошила Эпи челку и погладила широкий лоб, а она ткнулась мордой мне в грудь, а мягкими, влажными губами поцеловала меня в подбородок. Лошади – потрясающие животные! Только оставшись наедине с Эпи, я поняла, как мне недоставало собственной лошади. Как я, оказывается, скучала по лошадиному запаху, по их своеобразной красоте, уму и доброте! Эти качества свойственны только лошадям; их не заменит ни собака, ни даже кошка, которая считает, будто она гуляет сама по себе и никакой хозяйки у нее нет (хотя кошки круче собак – они надменные стервы животного мира, что я не могу не ценить по достоинству). Но я всю жизнь обожала именно лошадей. Они – по-настоящему благородные животные. Помните, как в «Настоящем мужестве» шестьдесят девятого года Черныш, конь Джона Уэйна (Рустера Когберна), позволяет ему загнать себя до смерти, чтобы спасти сестричку? Сплошные рыдания. Какое еще животное (всхлип) на такое способно? (Погодите, сейчас высморкаюсь и вытру глаза.)

Ничего удивительного, что и Кланфинтан показался мне таким обаяшкой – оказывается, мне недостает не только мужчины, но и домашнего питомца… Выйдя за него, я одним выстрелом убила двух зайцев.

Представляю, как он будет писать кипятком, когда я вернусь в храм.

А ведь он считает меня настоящей стервой!

Снова похлопав Эпи по шее, я нехотя отошла от воды, положила поводья на плечо и зашагала назад – искать нашу узкую, исчезающую в траве тропу. Эпи шла за мной, как воспитанная девочка, какой она, собственно, и была, время от времени пощипывая травку и сосредоточенно жуя. Я начала насвистывать песенку семи гномов из мультика «Белоснежка и семь гномов». Эпи шумно выдохнула через нос; я сочла это нелестным замечанием по поводу моего умения свистеть и, обернувшись, рассмеялась, не переставая свистеть. Да, нам с ней было очень хорошо вдвоем!

Деревьев вокруг стало еще больше; я все реже замечала домики за густой листвой. Я старалась вспомнить план местности по своему сну, но мое астральное тело передвигалось так быстро, что я не заметила тогда почти никаких вех, кроме ленты реки, пышных лугов вокруг нее и того, что река протекала северо-восточнее моего храма. Я чувствовала себя как заблудившаяся в Шервудском лесу девица Мэрион. Вот только я была совершенно уверена, что Робин Гуд не придет меня спасти (и, откровенно говоря, я не девица).

Терпеть не могу ныть и жаловаться, но я и в самом деле проголодалась. Вскоре свистеть и смеяться мне расхотелось, и я принялась отыскивать «ну хоть какую-нибудь гадскую съедобную ягодку, черт бы ее побрал!».

– Вот вам, пожалуйста, ваша хваленая природа!

Слушая мое бормотание, Эпи прядала ушами.

– Можно было бы ожидать, что здесь полно земляники. Или черники. Или шелковицы. Даже в Стране Оз были яблони!

Эпи снова набрала полный рот травы.

– Вкусно тебе? – От травы у меня, скорее всего, начнется понос, а у меня даже клочка гребаной туалетной бумаги нет! Я живо представила себе жуткие последствия и решила на всякий случай воздержаться от меню Эпи.

Турпоходы я ненавижу от всей души. Помню, родители брали меня с собой в поход перед тем, как развелись, – наверное, пытались наладить семейную жизнь, из чего, разумеется, ничего не вышло. Вот тогда-то я и возненавидела походы. Нельзя сказать, что я не люблю природу. Обожаю любоваться красивыми видами. Гулять пешком я тоже люблю; иногда я не прочь поваляться на солнышке и почитать книжку, пока мужчина, с которым я случайно оказалась на природе, ловит рыбу. Мне хочется лишь одного: наслаждаться всеми красотами и прелестями природы днем, а вечером попасть в такое место, где есть удобная кровать, водопровод и четырехзвездочный ресторан. Терпеть не могу походные условия жизни.

– Вот скажи мне, какого черта я здесь делаю?

Эпи дотронулась губами до моей французской косички, и я хлопнула ее по морде:

– Прекрати! Я не сумею изготовить гребень из дерева и заплести все заново!

Ноги ныли немилосердно. Конечно, сапоги были удобными, но, скорее всего, подразумевалось, что их будут надевать на носки, ну а я… ну да, забыла перед уходом проверить, нет ли в спальне комода с носками. Точно так же, как забыла заглянуть на кухню.

– Эпи, по-моему, я натерла волдырь размером с Род-Айленд! – Остановившись, я прислонилась головой к ее теплой шее и тихо заговорила: – Придется мне снова сесть на тебя верхом. Надеюсь, ты не против?

Она ласково ткнулась в меня мордой – наверное, говорила, что не против. Я ласково похлопала ее по шее.

– Только давай сначала еще попьем. Кто угощает – ты или я?

Эпи фыркнула.

– Я люблю коктейль «Маргарита» со льдом. И чтобы соли побольше!

Она посмотрела на меня очень выразительно; наверное, говорила на лошадином языке, что я гораздо забавнее, чем Рианнон.

Повернувшись к реке, я заметила, что мы довольно далеко отошли от прежнего места водопоя. Спуск к воде стал каменистым и сверху показался мне довольно крутым.

Я осторожно повела Эпи назад к воде. Спускаться приходилось осторожно; вслед нам катились лавины мелких камешков. После всех трудов, какие ушли на спуск, я с радостью увидела, что вода по-прежнему прозрачная и холодная, что было особенно приятно теперь, когда день стал заметно жарче. Нет, нам с Эпи и под сенью деревьев было неплохо, но как же здорово в жару умыться и напиться прохладной водой! Имея в виду жару, я напомнила себе, что здешний климат не сравнится с типичным оклахомским летним днем (влажность воздуха – миллион процентов; жара – сорок градусов по Цельсию). Летом в Оклахоме так жарко, что плавятся «невидимые» бюстгальтеры.

Здесь, в другом мире, моя репутация безнадежно испорчена. Зато погода определенно лучше. Наверное, надо считать, что мне крупно повезло.

Эпи слегка подтолкнула меня и вывела из раздумий.

– Ты готова, красотка?

Ее взгляд ответил «да», поэтому я подвела ее к большому камню, на который могла взобраться и оттуда сесть на нее. Кобыла склонила голову и смерила меня каким-то странным взглядом.

– По-моему, ты уже догадалась, что я – не Рианнон. Она-то наверняка вскакивала на тебя без посторонней помощи.

Понимающий взгляд Эпи не изменился, и мне показалось, что я должна оправдаться:

– Не обижайся, но, возможно, это потому, что она только и делала, что перепихивалась да скакала верхом.

Эпи выгнула шею и подмигнула мне красивым черным глазом.

– Не пойми меня неправильно. Я тоже не против перепихнуться, но для меня качество важнее количества!

Эпи вскинула голову и вполне по-женски взвизгнула – точнее, засмеялась по-лошадиному. Взобравшись на камень и кое-как вскарабкавшись ей на спину, я тоже захихикала.

– Значит, мы с тобой понимаем друг друга?

Эпи выгнула шею и ткнулась мордой мне в ногу, которая болталась рядом со стременем.

– Будем считать, что ты ответила «да». – Я улыбнулась и сунула ногу в стремя, а потом поцокала языком, призывая двигаться эту невероятную лошадь (как будто она в этом нуждалась). Потом я нагнулась и ласково похлопала ее по шее. Есть, есть в этом мире нечто по-настоящему классное!

Мы с Эпи стали подниматься наверх; обрыв оказался ужасно крутым и каменистым. А может, он показался мне круче с высоты, ведь я сидела верхом на лошади. Подавшись вперед, я подтолкнула Эпи к нашей мягкой, зеленой тропе…

Неожиданно камни под ногами у Эпи заскользили. Она споткнулась и, чтобы не упасть, неуклюже скакнула вперед. Пришлось обнять ее за шею, чтобы она меня не сбросила. Я чувствовала, как она старается не упасть. Как будто выдиралась из зыбучего песка, а он засасывал, засасывал… Земля и камни сыпались сверху; ей никак не удавалось нащупать копытами твердую почву. Мне же оставалось только одно: держаться как можно крепче и стараться не съехать на сторону, чтобы не лишить ее и без того шаткого равновесия.

И вдруг мы освободились и бросились вперед по обрыву, на твердую землю. Не обращая внимания на дрожь в коленках, я соскользнула с Эпи и начала ощупывать ее мускулистые ноги. Она тяжело дышала и вся дрожала. Любая другая лошадь сейчас не подпустила бы к себе человека, но умница Эпи стояла спокойно, позволяя мне осмотреть ее.

– Умница… Хорошая девочка! – Я не переставала разговаривать с ней, успокаивая не только ее, но и себя. – Ты так храбро себя вела… Я очень горжусь тобой! – Я ощупала ее ноги. Кажется, ничего не сломано… И ран тоже нет. Неужели все обошлось?

Я выросла среди лошадей и знала, насколько хрупки их такие с виду сильные ноги. Стоит лишь один раз увидеть на скачках, как лошадь неправильно ставит ногу и ломает ее, и забыть это уже невозможно. Мне было десять лет, когда я в первый раз увидела, как ипподромная лошадь сломала ногу. Бедняга даже пыталась закончить скачку, хотя сломанная кость торчала под углом…

Для перелома достаточно лишь одного неверного шага.

Эпи прижалась лбом к моей груди; я погладила ее красивую голову, расправляя растрепанную гриву.

– Все хорошо, все хорошо. Какая ты умница! – продолжала я ласково бормотать. Мы обе постепенно успокаивались, дыхание у нас выравнивалось, сердце билось уже не так часто.

Наконец она подняла голову и ткнулась носом мне в щеки, мокрые от слез. Я вытерла лицо, отошла от нее на шаг и снова окинула придирчивым взглядом.

– По-моему, ничего с тобой не случилось.

Я обошла вокруг нее; она опустила голову и сорвала пучок пышной травы. Я улыбнулась:

– Есть хочешь… Значит, все в порядке.

Не переставая жевать, она подняла на меня глаза и протяжно вздохнула.

– Давай больше так не будем, хорошо?

Она тряхнула головой.

– Что ж, моя умница, придется мне сесть на тебя без всякой… ох… посторонней помощи.

Эпи перестала жевать; по-моему, она очень по-женски хмыкнула носом.

– Главное, стой спокойно и не смейся надо мной!

Она стояла спокойно; но не могу поручиться, что она не смеялась, пока я со стонами пыталась на нее взгромоздиться. Мы пошли вперед; казалось, с ней все в порядке. Вздохнув с облегчением, я цокнула языком, чтобы она перешла на легкую рысцу. Конечно, мои волосы давно растрепались, и я то и дело заправляла вьющиеся рыжие пряди за уши, мурлыча себе под нос главную музыкальную тему из сериала «Бонанза».

– Сдаюсь!

Эпи запрядала ушами и прислушалась.

– Пусть это и не стильно, но мне срочно нужна резинка для волос! – Моя французская косичка давно растрепалась, и половина волос стояла дыбом вокруг головы, как будто я была сумасшедшей рыжей сестрой горгоны Медузы. Вторая половина, правда, исправно держалась в косе. – Может, я заведу новую моду!

Эпи ничего не ответила. По-моему, она просто слишком хорошо воспитана.

Пора начинать новую песню.

Я промурлыкала половину песни из сериала «Я мечтаю о Джинни», когда Эпи перестала трусить вперед и как-то странно затанцевала – словно пыталась идти на цыпочках. Я остановила ее и быстро спешилась.

– Эпи, что случилось? – Я похлопала ее по шее, и она беспокойно мотнула головой. – Давай-ка посмотрим! – Правило номер один при осмотре лошадей: если сомневаешься, первым делом осмотри копыта. Схватив ее левую переднюю ногу, я поцокала языком и приказала: – Дай сюда, девочка!

Чудесная послушная Эпи подняла ногу. Все выглядело нормально. Пальцами я выудила пару мелких камешков и вытащила комочек грязи. Потом осторожно, но твердо нажала пальцами на стрелку копыта – так называемую лягушку.

Да, у лошадей есть лягушки! Не надо смеяться; поверьте мне на слово. Как-нибудь поднимите лошадиное копыто и посмотрите на треугольную мягкую часть подошвы. Это и есть лягушка. В общем, я осмотрела лягушку; на первый взгляд казалось, что с ней все в порядке и она не загнила. Я продолжила осмотр; все казалось нормальным, пока я не добралась до правого переднего копыта. Стоило мне нажать на лягушку, как Эпи дернулась и по-лошадиному закричала от боли. Я похлопала ее по шее, чтобы успокоить, и быстро очистила копыто от налипшей грязи и травы. Осторожно ощупывая пальцевый мякиш, нажала снова. На сей раз Эпи заржала громче; я и сама почувствовала, что правая передняя лягушка у нее необычно горячая, а пальцы нащупали гной. Я осторожно поставила ее ногу на траву.

– Не повторяй за мной, я все-таки не ветеринар, но, по-моему, ты поранила лягушку. – Я старалась говорить весело и беззаботно; нельзя, чтобы эта необычайно умная лошадь поняла, как я чертовски встревожилась при таком повороте событий. Я понаблюдала за Эпи; она явно пыталась разгрузить ногу, причиняющую ей такую боль. – Поправь меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, у тебя болит копыто.

Она ткнулась в меня носом.

– Так я и думала. – Я погладила ее, и она положила голову мне на плечо. – Значит, ехать на тебе верхом я не могу. А давай найдем какую-нибудь славную полянку, может, пройдем вверх по течению, где берег не такой крутой, и немножко отдохнем?

Я медленно вела Эпи в поводу; она, прихрамывая, шла за мной. Я не переставала разговаривать с ней, и она шла, тыкаясь носом мне в спину, между лопатками. Я радовалась, что она не видит, как я суматошно озираюсь, пытаясь разобраться, где мы находимся, и отыскать место, где будет легче спуститься. Я понимала, что нужно подвести ее поближе к воде – и не только для того, чтобы она могла напиться. Ее копыто нуждалось в лечении. Я лихорадочно вспоминала все сведения по уходу за лошадьми, которые скопились у меня в голове в годы юности. Я надеялась, что нужные закоулки памяти не заблокированы намертво из-за моего пристрастия к красному вину. Кажется, при таких симптомах копыто следует заморозить. Если бы удалось уговорить ее минут десять постоять в холодной воде, боль, возможно, уменьшится, а опухоль спадет. Пока Эпи будет отдыхать, я подумаю, как нам быть дальше.

Мне вдруг захотелось, чтобы из леса вышел Кланфинтан со спасательным отрядом. Эх… мечты, мечты! Я прекрасно понимала: кентавр сейчас занят тем, что собирает своих людей и думает, как справиться с жуткими тварями. Какое ему дело до временной супруги, которая находится в самовольной отлучке! Кроме того, я никогда не причисляла себя к женщинам, которые всю жизнь тосковали по рыцарю в сверкающей кольчуге и мечтали, что он явится спасать их на белом коне. В моем случае, правда, метафоры как-то путаются, потому что конь и рыцарь сливаются в одно целое. Как преподаватель литературы, я испытала некоторое смятение.

Но удача продолжала мне сопутствовать. Вскоре мы увидели приток реки. Деревьев здесь было меньше, значит, меньше и эрозия почвы, и травянистый склон покато спускался к быстрой реке. Внимательно глядя себе под ноги, я подвела Эпи к воде. Нам удалось подойти к кромке, ни разу не споткнувшись. Придерживаясь рукой за ее бок, я сняла сапоги и закатала кожаные штанины. Эпи уже попила и тыкалась в меня мокрым носом.

– Девочка моя, сейчас нам с тобой не помешал бы педикюр. Но где, черт побери, салон красоты, когда он так отчаянно нужен?

Я похлопала ее по шее и повела в ледяную воду.

– Что ж, раз салона педикюра здесь нет, давай сами сделаем себе приятное и вымоем усталые ноги.

Эпи охотно, но осторожно следовала за мной. Я опасливо пробиралась между крупными, скользкими камнями, стараясь держаться подальше от быстрого течения.

Гос-споди… ну и холодрыга!

– Эпи, ты когда-нибудь слышала очень грустную шотландскую балладу «Лох-Ломонд»?

Она вздрогнула всем телом и выдернула из воды больную ногу; пришлось навалиться на нее всей тяжестью. Эпи с сомнением покосилась на меня, но копыто из воды не выдернула.

– В песне рассказывается о двух сторонниках Красавчика принца Чарли[7]7
  Карл Эдуард Стюарт (1720–1788), известный также как Молодой Претендент, предпоследний представитель дома Стюартов и якобитский претендент на шотландский и английский престолы в 1766–1788 гг. Предводитель восстания против дома Ганноверов (воспринимаемого народом как восстание против власти англичан) в Шотландии, он считается важной фигурой в истории этой страны и стал популярным героем шотландского фольклора.


[Закрыть]. Их захватили в плен во время восстания. Одного из них казнили, а второго освободили. Если верить легенде, песню написал солдат, приговоренный к смерти. Это послание к его возлюбленной.

Эпи недоуменно мотнула мордой; судя по всему, она понятия не имела, о чем речь.

– Неужели ни разу не слыхала? – О-о-о, как холодно! – Что ж, тебе крупно повезло – не потому, что я умею петь, ведь ты уже знаешь, что петь я не умею. Просто я знаю все слова, от первого до последнего куплета… Да-да, и сейчас я тебя научу!

Эпи вздохнула; наверное, будь она человеком, она бы закатила глаза. Вспоминая слова первого куплета, я заметила, что мои бедные ноги совсем окоченели. Откашлявшись, я запела с шотландским акцентом, который у меня, впрочем, плохо получался:

 
Друзья, я девушку встретил одну
Возле озера Лох-Ломонд…
 

Хотя «Лох-Ломонд» – одна из моих любимых баллад, исполняла я ее безобразно и совсем не удивилась, заметив, что Эпи вскоре перестала меня слушать.

– Ладно! Давай еще раз припев:

 
Пойдешь ты горами, а я по долам,
И к озеру выйду родному.
Я раньше приду, но любимой не найду
Там, где тихо дремлет синий Лох-Ломонд!
 

Я театрально вздохнула и притворилась, будто утираю слезу.

– Правда, красиво?

Эпи фыркнула, повернувшись ко мне, а потом опустила морду в воду и, осторожно переминаясь с ноги на ногу, стала пить.

– Вижу, тебя не трогают красивые и грустные баллады, которые исполняются без всякого слуха и голоса… Ладно, ладно! Сейчас я покажу тебе, в чем я на самом деле отлично разбираюсь!

Эпи покосилась на меня. Судя по всему, после того, как я продемонстрировала ей свои вокальные данные, она боялась еще одной песни – а может, и чего-то другого, похуже.

– Нечего язвить! Кстати, знаешь, как описал лошадь один мой десятиклассник? Я задала им сочинение о животных, и вот что он написал…

Эпи навострила уши.

– Он написал: «Утка – это длинное низкое животное, покрытое перьями. А лошадь – это длинное высокое животное, покрытое шкурой».

Эпи с недовольным видом заморгала; похоже, я ее уже достала.

– А все так потешались… Представь, как весело было мне!

Она снова беспокойно затопталась на месте; я поняла, что мне вряд ли удастся удержать ее в воде больше чем пару минут. Мысли у меня в голове путались; я старалась забыть о собственных онемевших ногах. И вдруг в голове снова как будто вспыхнул яркий свет.

– Придумала! Я знаю, что тебе точно понравится!

Эпи почти не обращала на меня внимания; пришлось налечь на ее левый бок, чтобы она не поднимала правую ногу. Она нетерпеливо загарцевала в воде.

– Да-да, понимаю, ничего забавного здесь нет. Ты только послушай еще кое-что, и потом мы перестанем мерзнуть и выйдем отсюда.

Зажмурившись, я пустилась в воспоминания. Спецкурс «Библия как литературное произведение» у нас вела женщина со странностями – типичная высокоученая дама, которую совершенно не интересовала одежда и то, как она выглядит. К семестровому экзамену она велела каждому из нас выучить наизусть по отрывку из Ветхого Завета, в котором бы шла речь о животных. Я тогда училась на третьем курсе колледжа… ох, давненько это было! Но, едва я нерешительно произнесла первые слова, древний текст вспомнился словно сам собой:

 
Ты ли дал коню силу и… хм… чего-то там, о да…
Храпение ноздрей его – ужас!
Роет ногой землю и восхищается силою; идет навстречу оружию.
Он смеется над опасностью, и не робеет, и не отворачивается от меча.
Колчан звучит над ним, сверкает копье и дротик;
В порыве ярости он глотает землю и не может стоять при звуке трубы.
При трубном звуке он издает голос: «гу! гу!»
И издалека чует битву, громкие голоса вождей и крик[8]8
  Иов., 39: 19–25.


[Закрыть].
 

По крайней мере, сейчас мне удалось привлечь к себе ее внимание.

– Книга Иова, глава… не помню какая, стих… тоже не помню.

Эпи прядала ушами и вскидывала голову, а потом фыркнула – я решила, что в знак лошадиной признательности. Но, что еще важнее, слушая меня, она стояла спокойно, не вынимая больного копыта из целительной воды.

– Спасибо, спасибо. Нет, что вы, не стоит… Вы очень добры. – Я постаралась как можно изящнее поклониться, хотя уже не чувствовала под собой ног. – Итак, на сегодня заседание нашего литературного кружка объявляю закрытым! Встретимся завтра, в это же время. Слушайте «Театр у микрофона» в моем исполнении… Пошли, старушка. Здесь страшно холодно!

Назад пришлось подниматься очень медленно; я вела Эпи в поводу. Окоченевшие ноги казались чужими странными отростками. Прихрамывая, я вышла из воды, чувствуя себя несчастным Квазимодо, который ищет убежища на сухой земле.

На склоне участки каменистой почвы перемежались зарослями папоротника. Если честно, мы нашли славное местечко для отдыха. Главное, Эпи могла щипать травку, почти не сходя с места. По-моему, она очень обрадовалась – она и в самом деле очень измучилась, и ей необходимо было отдохнуть. Я расседлала ее и, стараясь не выдать беспокойства, принялась наблюдать за ее поведением.

– Жаль, что у меня нет скребницы. Тебя не мешало бы почистить. – По какому-то наитию я оторвала кусок коры с лежащего рядом бревна и стала водить им по ее усталому телу, как следует вычищая ее. – Похоже на массаж ног, да? – Я похлопала ее по заду. – Попасись немножко и поспи, а потом я снова осмотрю твое копыто.

Эпи по-прежнему стояла, подняв переднюю правую ногу, чтобы не нагружать ее; наконец она решила перекусить.

А я поняла, что мне очень нужно… так сказать, сходить по нужде. Зов природы… м-да.

– Эпи, мне нужно прогуляться в кустики.

Она покосилась на меня и снова принялась пастись на трех ногах.

– Я скоро вернусь!

Вскарабкавшись повыше на склон, я принялась высматривать приличный по размерам куст и какое-нибудь растение с широкими, мягкими листьями. Ненавижу турпоходы! Сойдя с тропы и забредя в густую листву, я начала пробовать разные листья, испытывая их на жесткость и прочность. Ни дать ни взять чокнутая дамочка из рекламы туалетной бумаги.

И вдруг – о, радость! – я наткнулась на кусочек рая. Виноград! Крупный, темный, спелый виноград! Быстро покончив с туалетом (не забыть потом вымыть руки!), я, истекая слюной, бросилась к лозе и набила рот восхитительными ягодами. Ням-ням!

Нарвав столько гроздьев, сколько смогла унести, я поспешила к тому месту, где оставила Эпи.

– Эпи, смотри, что я нашла!

Моя находка оставила ее равнодушной; зато она не дрожала. Судя по всему, боль утихла. Равнодушно оглядев мои запасы, Эпи снова принялась щипать траву. Я сложила свой запас ягод у попоны, спустилась к реке за сброшенными сапогами и вымыла руки. Наконец мой разбитый, расплющенный зад опустился на траву. Положив голову на седло, я принялась лакомиться естественным афродизиаком. Про то, что виноград – природный афродизиак, мне сообщила Мишель. Кто-кто, а она в таких вещах разбирается!

Виноград оказался восхитительным, и не только потому, что я умирала с голоду. В самом деле приятно, когда у тебя полный живот. Я не заметила никаких побочных эффектов оттого, что поужинала одним афродизиаком. По крайней мере, пока. Зато заметила, какими ужасно тяжелыми вдруг сделались мои веки.

С трудом оторвав от земли мой усталый и избитый зад – мне казалось, будто я проскакала верхом до самой канадской границы, – я с трудом подтащилась к сонной кобыле.

– Давай-ка посмотрим на твою лягушку!

Эпи терпеливо позволила себя осмотреть; я внимательно разглядывала ее переднее правое копыто. Хуже не стало; да и на ощупь лягушка была уже не такая горячая. Обрадовавшись, я похлопала Эпи по шее, а потом обняла и прижалась к ней.

– Как говорил Джон Уэйн в роли Рустера Когберна, «станем лагерем здесь». Правда, помнится, в фильме он еще свалился с седла, но я этого делать не стану – уж прости.

Эпи и глазом не моргнула, услышав очередную попытку сострить. По-моему, она постепенно начинала привыкать ко мне.

– Давай немножко вздремнем. Разбуди меня, если обнаружишь, что мы опаздываем в школу.

Я с трудом доковыляла до седла и осторожно привела свою пятую точку в соприкосновение с землей. Каменистая земля и лошадиная попона даже отдаленно не напоминали кровать, но я была благодарна и за это. Правда, не настолько, чтобы пересмотреть свое отношение к походным условиям жизни, но все же благодарна. Закрыв глаза, я мысленно приказала своему внутреннему будильнику прозвенеть «через некоторое время».