Текст книги "Заговор богинь"

– Одиссей! – окликнула его Катрина, повысив голос так, чтобы ее можно было расслышать сквозь подобострастный смех. – Меня сегодня несколько смутило то, что ты говорил о репутации моего отца, – о том, что он мудр и благороден и что его любит народ, – и говорил так, словно в этом есть что-то необычное. Но теперь я тебя поняла. Такие черты характера, похоже, несвойственны вашим греческим правителям.

– Ах ты, бесстыжая шлюха! – завизжал старик Калхас, выскакивая откуда-то из-за царского трона. – Ее надо высечь за подобную неуважительность!

Несколько мужчин тоже стали что-то выкрикивать, требуя крови Катрины, но Одиссей заставил их умолкнуть, подняв руку.

– Поосторожнее, Калхас! – сказал Одиссей. – Афина объявила, что Поликсена не просто под ее защитой, но что она – оракул богини войны! Не забывай, я сам был свидетелем того, как Афина даровала эту девушку Ахиллесу, так что никакой ошибки тут быть не может, именно такова воля богини!

Голос Ахиллеса перекрыл раздраженное бормотание старцев.

– Царевна и под моей защитой. И у меня нет ни малейшего желания ссориться с кем-то из вас, – сказал он, но Кэт видела, что Ахиллес не смотрел на царя, подчеркнуто исключая его из числа тех, с кем он «не желал ссориться». – Но если вы зайдете так далеко, что прикоснетесь к ней, я убью вас.

Он произнес последние слова совершенно спокойно, как бы между прочим, однако на его лице отразилась такая неумолимость, что Кэт ни на секунду не усомнилась в том, что он именно так и поступит.

Снисходительный смех Агамемнона нарушил тишину, воцарившуюся после слов Ахиллеса.

– Ох, да будет тебе, Ахиллес! Прибереги свои убийственные угрозы для троянцев. Ну, то есть для всех троянцев, кроме вот этой маленькой нежной крошки. В конце концов, твоей новой военной жене ничто не грозит. И очень хорошо, что ты так быстро нашел замену, да еще такую симпатичную.

Агамемнон улыбнулся Катрине, и отношение к ней в толпе собравшихся изменилось в лучшую сторону.

– Тебе завтра понадобятся все силы. Ко мне сегодня являлась Гера, и я уверен: это знак того, что наша победа близка. Завтра у греков будет великий день!

Катрине пришлось приложить усилия, чтобы не разинуть рот в изумлении. Визит Геры расценивается как знак того, что греки вот-вот выиграют войну? Кэт могла лишь вообразить реакцию богини на подобную новость. Никогда в жизни Катрине не приходилось слышать большей глупости. Что ж, неудивительно, что именно в этом месте рождались самые нелепые слухи.

Однако мужчины в шатре проглотили каждое слово своего царя, и вокруг Кэт разразилась тестостероновая буря. Ахиллес переждал, пока утихнет шум, и произнес одно-единственное слово, похоже поразившее царя до мозга костей:

– Нет.

Агамемнон сумел быстро восстановить на лице выражение снисходительного безразличия.

– Нет? – Он произнес это с саркастической усмешкой. – Что, какие-то нелады с мирмидонянами, Ахиллес? Какая-то новая болезнь? Я вернул Хрисеиду, как ты настаивал. После этого прекратился мор в твоем лагере. А теперь какой жертвы ты просишь у меня?

– Я не прошу у тебя никаких жертв, Агамемнон. Я просто прошу тебя самому вести свою войну.

Ахиллес мягко высвободил руку, за которую продолжала держаться Катрина, и шагнул вперед, обращаясь не столько к роскошно одетому старику, восседавшему на золотом троне, сколько к молодому воину, стоявшему рядом с царем.

– Почему это о войнах рассуждают старые люди, но сражаются в них только молодые? Если мне нужна женщина, я дерусь за нее. Если я хочу богатства, я буду за него сражаться. Если мне хочется славы, я стану ее добывать в бою. Но я никогда не забирал себе того, за что другие сражались и умирали.

Кэт вместе со всеми зачарованно смотрела на Ахиллеса. Он вовсе не был безмозглой машиной убийства, подчиненной славе и судьбе. Ахиллес был лидером, истинным королем по праву рождения. Он продолжал неспешно шагать вперед, пока не остановился прямо перед тронным возвышением.

– Возможно, пришло для тебя время сразиться за то, чем ты желаешь обладать, великий царь.

В отличие от Агамемнона, Ахиллес говорил без сарказма. Его низкий голос звучал твердо и открыто. Он прямо смотрел в глаза царя, потому что говорил правду, не пытаясь никого обмануть.

– И возможно, для меня настало время отдохнуть. Жизнь больше, чем война. Так уж получилось, что сегодня я вспомнил: Афина – куда более богиня мудрости, чем войны.

– Ты не можешь оставить поле боя! – Агамемнон резко вскочил, полностью утратив власть над собой. – Я – твой царь, и я приказываю тебе сражаться!

Ахиллес снова медленно повернулся, опять очутившись лицом к Агамемнону.

– Ты не мой царь. Я никогда не приносил тебе клятву верности. Я – сын другого царя, и я командую своими собственными людьми. Я здесь из-за ошибки, совершенной в юности.

– Ты что, действительно думаешь, что можешь убежать от своей судьбы? – с презрительной усмешкой произнес Агамемнон.

– Я не намерен никуда бежать, но могу заявить тебе вот что: если я пожелаю снова сражаться, то только тогда, когда будет за что умереть, – ответил Ахиллес и широким шагом вернулся к Катрине.

– Остановите его! – заверещал Агамемнон.

Реакция Ахиллеса была мгновенной. Он подтолкнул Кэт к выходу из шатра, а сам выхватил меч и принял боевую позицию. Воины заколебались. Было совершенно очевидно, что у них нет ни малейшего желания связываться с Ахиллесом.

Внезапно послышалось хлопанье крыльев, и огромная сова, белая, как только что выпавший снег, ворвалась в шатер. Мужчины разинули рты, когда сова опустилась на землю рядом с Ахиллесом и уставилась на них, как бы поощряя кого-нибудь сдвинуться с места.

Одиссей был первым, кто нарушил молчание. Он быстро сделал два шага вперед и преклонил колени перед совой.

– Как пожелаешь, моя богиня, – сказал он.

Встав, он вызывающе оглядел присутствующих.

– Афина все вам объяснила. Ахиллес и царевна – неприкосновенны. И если кто-то из вас захочет восстать против воли моей богини, ему сначала придется иметь дело со мной.

Это было последним, что услышала Кэт, потому что Ахиллес вытолкал ее из шатра. Крепко схватив Кэт за руку, он быстро зашагал через лагерь греков, туда, где располагались мирмидоняне.

И потому Катрина не могла увидеть, как молодой воин, Талфибий, принялся шепотом рассказывать Агамемнону историю о том, как он утром этого дня разграбил храм Геры, и о том, что царевна, находившаяся в том храме, оказалась очень, ну просто очень мертва…

Глава девятая

На обратном пути не Кэт держалась за Ахиллеса, – он сам крепко держал ее за руку, волоча за собой так, что ее ноги едва касались песка; они стремительно пересекли греческий лагерь, песчаный пляж и дюны, что отделяли их от мирмидонян. Но даже если бы Кэт не приходилось тратить все силы, чтобы удержаться в вертикальном положении, она все равно не стала бы сейчас атаковать Ахиллеса сотнями вопросов. Ведь буквально за несколько секунд Ахиллес из израненного, почти застенчивого человека превратился во внушительного воина-короля, и Катрине нужно было время, чтобы осмыслить произошедшую перемену.

Прежде всего Кэт подумала о ярости берсеркера, что временами овладевала Ахиллесом. Но сейчас он вроде бы оставался самим собой. На губах не выступила пена, он не превратился в неуправляемого зверя, как описывали исторические статьи, говоря о ярости берсеркеров. Кэт осторожно, искоса посмотрела на каменное лицо Ахиллеса. Воин был напряжен, все его тело пребывало в готовности к схватке. Черт побери, никто и ничто не смогло бы сейчас подобраться к нему незамеченным. Ахиллес держал наготове меч, угрожающе поблескивавший в лучах луны, повисшей над морем. Но не меч Ахиллеса представлял собой главную опасность. Сам Ахиллес превратился в смертельное оружие – и теперь шрамы на его теле получали объяснение. Ахиллес действительно использовал свое тело как инструмент… как машину убийства. Убивающая машина…

Наконец они добрались до лагеря мирмидонян, и Ахиллес замедлил шаг и выпустил руку Катрины.

– Автомедон! – крикнул он. – Ко мне!

Невысокий мускулистый мужчина, на нагрудной кирасе которого красовалось чеканное изображение колесницы, подбежал к Ахиллесу.

– Агамемнон вообразил, что имеет право приказывать мне. Удвой стражу.

– Да, мой командир! – Автомедон отсалютовал и убежал.

Ахиллес пошел дальше через лагерь, и Кэт видела, что с каждым шагом напряжение ослабевает. К тому времени, когда они добрались до шатра, каменное выражение исчезло с его лица, и он вложил меч в ножны.

– Ты все еще хочешь есть? – спросил он, заговорив с Кэт впервые с того момента, как они покинули шатер Агамемнона.

– Хочу.

– Ужин накрыт вон там. Идем. Еда у нас попроще, чем у Агамемнона, но зато она не такая горькая.

Они направились к костру, над которым висел медленно кипевший огромный железный котел; из котла разносился аппетитный запах. Около десятка мужчин сидели на больших камнях и обломках дерева, установленных вокруг костра. Им прислуживали две женщины, хорошенькие, но одетые в простые льняные одежды. К несчастью, Джаскелины нигде не было видно.

Мужчины запросто приветствовали Ахиллеса, но говорили с ним хотя и с уважением, однако без поклонов и лести. Женщина сразу же подала ему чашу, наполненную ароматной тушеной рыбой, и ломоть свежего хлеба. Кэт заметила, что женщина старалась не смотреть в лицо Ахиллесу. Он показал на Катрину, и та же самая женщина торопливо наполнила вторую чашу и принесла ее Кэт вместе с хлебом. Когда женщина взглянула в глаза Катрины, она вздрогнула. И едва заметно склонила перед ней голову, прошептав: «Царевна…»

Кэт ела удивительно вкусную рыбу и думала, что было бы, пожалуй, куда лучше избегать общества других женщин все недолгое время, что ей предстояло провести здесь. Понятно же, что многие пленницы были родом из Трои и могли ее знать, могли опознать в ней свою царевну. Или, если говорить точнее, могли узнать то молодое тело, в котором Кэт временно пребывала.

– Как прошла встреча с Агамемноном? – спросил Ахиллеса самый старший воин.

– Он ничуть не изменился… высокомерен и груб и по-прежнему пребывает в заблуждении, что может мне приказывать.

– Но ты же поставил его на место, мой командир, так?

Губы Ахиллеса слегка изогнулись, и Кэт уже начала понимать, что это служит ему своеобразным заменителем улыбки.

– Да, и поэтому сегодня ночью нам нужно удвоить стражу, да и во все следующие ночи тоже.

Мужчины одобрительно хмыкнули, не сказав ни слова.

– Я официально отказался сражаться против Трои.

Ахиллес небрежно швырнул в воинов эту бомбу, продолжая жевать.

Катрина внимательно наблюдала за мужчинами и видела на их лицах самые разные выражения – от потрясения до недоверия и даже гнева, хотя только все тот же старший воин решился заговорить.

– Надолго ли, командир?

Ахиллес пожал плечами.

– Пока я не почувствую необходимости сражаться за чужую славу.

– Но, командир, мы-то все сражались за славу Ахиллеса, – брякнул молодой воин. – Чтобы твое имя воспевали многие века!

Ахиллес кивнул, переводя взгляд с одного воина на другого.

– И вы храбро сражались в этой войне почти десять лет, хотя эта судьба и не была вашим собственным выбором. Так что, наверное, пришло время для каждого из нас пересмотреть свою судьбу.

– Ты хочешь, чтобы мы сражались без тебя, мой командир? – спросил тот же молодой человек.

– Я хочу только, чтобы каждый из вас слушался собственной совести, как буду делать это я.

Несколько минут все молчали, а потом старший воин зевнул, потянулся и сказал:

– Думаю, эти старые кости заслужили отдых от битв. Я останусь с Ахиллесом.

– Я тоже.

– И я.

Все сидевшие вокруг костра мирмидоняне повторили это, став на сторону командира. Кэт наблюдала за Ахиллесом, за человеком, отказавшимся от битв и славы.

Он невидящим взглядом уставился в чашу с недоеденной рыбой и никак не откликнулся на слова воинов.

Когда же Ахиллес наконец заговорил, он обратился к Кэт, а не к воинам, уже вернувшимся к своим разговорам.

– Мой шатер – твой дом. Все, что оставила там Брисеида, принадлежит тебе. Если что-то понадобится, вот эти женщины принесут все необходимое.

Потом он бросил свою чашу к костру, схватил лежавший рядом винный мех и, не добавив больше ни слова, быстро ушел к берегу моря.

Кэт понятия не имела, что ей теперь делать. Мужчины не обращали на нее внимания. Женщины, сидевшие неподалеку от воинов, тайком бросали на «свою царевну» удивленные взгляды. Наверняка Катрина знала только одно: раздражение Ахиллеса к ней не относится. Разве они уже не наладили отношения? Похоже, что да. А потом эта стычка с Агамемноном все испортила. Вздохнув, Кэт встала и подошла к женщине, подававшей ужин.

– Привет! Э-э… я как раз подумала, не знаешь ли ты, где моя служанка, Мелия.

Женщина беспокойно заерзала на месте.

– А могу ли я быть тебе чем-то полезна? Как ты себя чувствуешь, царевна? Они ведь тебя не ранили и не обидели?

– Нет, я в порядке, – заверила ее Кэт. – В полном порядке.

Женщина встала, подошла к Катрине и прошептала:

– Царевна, меня зовут Этния, я была помощницей на кухне во дворце твоего отца. Меня захватили в плен вместе с другими слугами, когда мы ловили рыбу за городской стеной, с тех пор уже больше двух лет прошло. Конечно, это будет нелегко, но мы поможем тебе бежать. Как только ты очутишься так близко к городской стене, что тебя можно будет увидеть, Гектор наверняка явится, чтобы тебя спасти.

Катрина удивленно моргнула, ошеломленная горячим энтузиазмом женщины, желавшей ее освободить.

– Ох, нет, сегодня ничего такого не нужно, – ответила она достаточно громко, чтобы ее услыхали воины.

Потом она понизила голос и прошептала:

– Спасибо тебе, но я не хочу бежать. По крайней мере, прямо сейчас.

И снова заговорила громко:

– Думаю, я пойду в шатер. День был слишком утомительным.

Она быстро направилась к пустому шатру Ахиллеса.

Впрочем, он не был пустым в буквальном смысле этого слова. Шатер был наполнен прекрасными вещами. Кэт одобрительно присвистнула. Не может такого быть, чтобы человек, собравший эти сокровища, оказался бездушной машиной убийства, подчиненной только войне и разрушению. Шатер был огромным, хотя и не таким гигантским, как у Агамемнона. Его освещали мягким светом масляные лампы, подвешенные на потолочных опорах. Под ногами Катрины лежал алый ковер с вытканными птицами и полевыми цветами. На стенках шатра висели искусные гобелены с изображением морских пейзажей и чудесного города со множеством храмов, на холме над морем. И кроме шлема, нескольких копий и золотого щита, на котором был изображен орел, здесь не было свидетельств того, что шатер принадлежит солдату. В дальней части шатра Катрина увидела кровать, застеленную льняными простынями и скрытую за тонкими занавесками. Кэт нервно посмотрела на кровать, думая, что она, конечно, выглядит довольно широкой сейчас, когда в ней нет Ахиллеса, – но вряд ли ей грозит целомудренный сон, если она будет постоянно касаться его кожи, и израненных в боях мышц, и…

А потом она заметила наконец толстый матрас с одеялами и подушками, угнездившийся в уютном уголке в противоположной стороне шатра – так далеко от кровати, как только позволяло внутреннее пространство.

– Должно быть, там и будет спать его военная жена, – вслух произнесла Катрина, обращаясь к самой себе.

И, черт побери, ощутила разочарование.

– Ладно. Я с этим соглашусь. Как бы. Но было бы очень даже интересно лежать рядом с ним и стараться при этом не распускать руки. Ну, то есть я хотела сказать, не позволять ему распускать руки.

Катрина расхохоталась.

– Кэт, милая, ведь уже черт знает сколько времени прошло с тех пор, как ты занималась сексом. С реальным партнером.

Она продолжала осматривать шатер и негромко радостно вскрикнула, обнаружив кувшин, полный красного вина, причем рядом с кувшином стояли еще и два пустых кубка.

– Ну, – заявила она, наливая себе щедрую порцию вина, – он сказал, что все в его шатре принадлежит мне, так что это наверняка относится и к вину.

Рядом со столиком, на котором Кэт нашла вино, стоял стул, и Кэт, сделав глоток, села на него.

Ладно, хорошо, сегодняшний день прошел не слишком ужасно. Если, конечно, не считать историю с Джаки. К тому же это ведь ненадолго. Гера намеревалась рассчитаться с подругами, и скоро. Это выглядело даже как-то не очень честно. Ахиллес сам сделал ее работу. Ясно было, что ему до чертиков надоело воевать и скандалить с Агамемноном, и Катрина вполне его понимала. Так что маленькая история с Брисеидой стала последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. И Катрине только и оставалось, что подтолкнуть Ахиллеса в ту сторону, куда он уже и сам направился. Она вполне могла позволить себе расслабиться и смотреть на все как на неожиданные каникулы. Кэт глянула на свое новое тело, вытянула юную, крепкую ножку отличной формы так, чтобы подол похожего на тогу платья соскользнул и обнажил ее.

– Ну и что же нынче происходит в Древнем мире? – рассеянно произнесла она, заглядывая в вырез платья, чтобы полюбоваться на юные торчащие груди.

Кэт думала при этом о Джаскелине и о том, что именно она ответственна за то, что случилось с подругой.

– Наверное, она просто лечит этого светловолосого умника…

Да, неплохо бы кое-чему поучиться у Джаки, например расслабляться и просто отдыхать, используя ситуацию.

– Другими словами, если я хочу трахнуться с Ахиллесом, я с ним трахнусь. Черт, это пойдет на пользу нам обоим! Я ведь всегда советую пациентам быть свободными в сексе. Ладно. Мозгоправ, исцели себя сам!

Кэт снова наполнила вином опустевший кубок и вышла из шатра, целенаправленно устремившись к берегу моря.

Найти Ахиллеса оказалось совсем не трудно. Полная луна висела высоко в небе и, отражаясь в морских водах, походила на гигантский фонарь. К тому же Ахиллес был крупным парнем, который совсем не пытался от кого-то спрятаться. Он сидел на скале, глядя на воду. Он снял нагрудную кирасу, а заодно и те металлические штуковины, что прикрывали его голени, и остался в свободной тонкой тунике, открывавшей грудь и оставлявшей на виду руки и ноги. Кэт подумала, что он похож на греческую статую, облитую лучами ночного светила и древней мистикой.

– Опасно гулять в одиночку по ночам.

Ахиллес заговорил, не оглянувшись на Кэт.

– Я не одна… я с тобой.

Ахиллес повернул голову и посмотрел на нее.

– Тебе что-то нужно, царевна Трои?

Вопрос был любезным по форме, однако голос Ахиллеса прозвучал отстраненно, почти холодно.

– Да, мне нужно чье-нибудь общество, – честно ответила Кэт и была вознаграждена удивлением, вспыхнувшим в глазах Ахиллеса. – Это ведь мой первый вечер здесь. А вокруг все не такое, к чему я привыкла, и я немножко скучаю по дому.

– Ты, должно быть, ненавидишь меня за то, что я увел тебя от родных… из твоего царства.

– Ты меня не уводил, Ахиллес. Это сделала Афина.

– И ты теперь ненавидишь богиню?

– Нет. – Катрина покачала головой. – Она ведь просто сделала то, что считала необходимым. К тому же и ты совсем неплох.

Ахиллес издал непонятный звук – то ли коротко рассмеялся, то ли фыркнул.

– Ты очень странная, Поликсена Троянская. В твоем городе все царевны такие?

– Вот уж нет, – с полной уверенностью ответила Кэт.

И тут он рассмеялся – по-настоящему рассмеялся, и Кэт показалось, что его громкий смех отразился мелодичным эхом в волнах прибоя.

– Нальешь мне еще вина из этой мягкой штуковины? – спросила Кэт, подходя поближе к Ахиллесу и протягивая ему пустой кубок.

Ахиллес наполнил его из меха, и они, попивая вино, уставились на море. Их молчание было вполне дружеским, и Катрина подумала, что это довольно странно: ей так легко находиться рядом с мужчиной, который якобы пугает женщин до полусмерти. А это напомнило ей…

– А ты неплохо расправился сегодня с Агамемноном, – сказала она.

Ахиллес посмотрел на нее, слегка приподняв брови.

– И это говорит троянская царевна? Хотя, конечно, ты должна считать, что мой выход из военных действий против твоего народа – это хорошо.

Он произнес это очень просто, в его голосе не слышалось ни гнева, ни обиды.

– Наверное, ты прав, но я сейчас думала не об этом. Я думала, что мне и самой хотелось бы схватиться с типом вроде Агамемнона.

– Пожалуй, с твоей стороны было не слишком мудро оскорблять его.

– А почему бы и нет? Непохоже, чтобы мы из-за этого сразу стали врагами.

Ахиллес повернулся на камне так, чтобы быть лицом к Катрине.

– А ты и я? Мы тоже не враги?

У Кэт пересохло во рту. Он так пристально смотрел ей в глаза, и она ощутила, как где-то в глубине ее тела нарастает желание… Она собралась напомнить воину: она – его военная жена, его собственность… но не смогла заставить себя произнести подобную чушь. Ей плевать, что она в чужом теле и изображает из себя царевну Древнего мира; Катрина оставалась Катриной. Даже богини согласились, что именно душа таит в себе сущность личности – душа, а не тело. Так что Кэт не могла смотреть на себя как на чью-то вещь, и, черт побери, она не могла и вести себя соответственно. И она сказала, глядя в глаза Ахиллесу:

– Прямо сейчас мы с тобой – мужчина и женщина, оставшиеся наедине под полной луной, на берегу прекрасного моря, и ничего больше.

Ахиллес медленно поднял руку и коснулся щеки Катрины – самыми кончиками пальцев. Кэт ощутила их шероховатость своей нежной кожей. И еще она почувствовала, что эти пальцы слегка дрожат.

– Мне бы хотелось, чтобы это было правдой, – сказал Ахиллес.

– Это правда, – негромко произнесла Кэт. – В этот момент времени… в это самое мгновение – мы только это и есть.

– И ты меня не боишься.

Ахиллес не придал словам вопросительной формы, однако Катрина все равно ответила:

– И я тебя не боюсь.

Она подошла поближе, остановившись между его ногами. Медленно, подчеркнуто она скользнула пальцами по его рукам и положила ладони на его плечи. Ахиллес замер, не шевелясь. Кэт показалось, что он сдерживает дыхание. Даже сидя на камне, он был достаточно высок, и ей пришлось приподняться на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ. Она поцеловала его нежно, вопросительно, и их дыхание смешалось. Ахиллес был соленым, как море перед ним, и еще к соли примешивалось сладкое вино… Губы Ахиллеса были мягкими, но все тело – невообразимо твердым. Плечи воина под ее ладонями казались железными, а ладони, которые он машинально положил ей на талию, – жесткими, покрытыми мозолями после тех десятилетий, что они держали боевой меч. И этот контраст – его жесткости и его мягкости – был необычайно эротичным, и Катрина прижалась к нему, страстно желая полнее ощутить эту разницу.

Соски ее грудей прижались к груди Ахиллеса. Ее тело отдавалось, таяло в его теле. Их разделяла такая малость – всего лишь ее шелковое платье и его тонкая туника… Кэт застонала, не отрываясь от его губ, и стала целовать Ахиллеса крепче, и тут вдруг его ладони скользнули к ее ягодицам, и Кэт ощутила его легендарную силу, в то время как его губы впились в ее рот, а его мужское естество, горячее и напряженное, уткнулось в ее живот. Она прижималась к воину, терлась об него, и ей отчаянно хотелось, чтобы они немедленно легли… хотелось, чтобы их тела не разделяла эта чертова одежда… хотелось, чтобы…

– Нет!

Ахиллес со сдавленным вскриком оттолкнул Катрину и, перепрыгнув через камень, отскочил от нее на несколько шагов.

– Но что… – заговорила Кэт, делая шаг к нему.

– Стой!

Это слово прозвучало как приказ, наполненный ледяным холодом, и Катрина повиновалась. Голос Ахиллеса стал как будто еще ниже, в нем прорезалась грубость, резкость и что-то еще, совершенно незнакомое и непонятное. Воин вскинул руку ладонью вперед, как будто готовясь оттолкнуть женщину, если она сделает еще шаг. Вторая его рука лежала на талии, Ахиллес согнулся. Его как будто охватил приступ непонятной боли, он задыхался.

Кэт отчасти понимала, что сейчас с ним происходит. Она словно нажала на спусковой крючок, и Ахиллес теперь боролся с тем, что богини описывали как ярость берсеркера. Ладно. Отлично. С этим можно справиться.

– Ахиллес, тебе нужно окунуться в воду, – сказала Катрина ровным профессиональным тоном.

Он посмотрел на нее, и Кэт с трудом подавила вспыхнувший страх, когда увидела, что его лицо, все его тело как будто начали меняться, Ахиллес становился более рослым, крупным, могучим… Его глаза сверкали в темноте зловещим темно-алым светом, напомнившим Катрине подсохшую кровь.

– Что ты говоришь?.. – Ахиллес с трудом выдавливал из себя слова, перемежавшиеся тяжелыми вздохами.

Кэт собралась с силами, заставив свой голос звучать все так же ровно и спокойно.

– Ты должен нарушить тот замкнутый процесс, что происходит внутри тебя… ты должен создать помеху той реакции, что пытается сейчас развиться в твоем теле. Окунись в воду! Это должно помочь.

Ахиллес начал пятиться к волнам, двигаясь неуверенно, с трудом. И перед тем как окунуться в море, он пронзительно крикнул Катрине одно-единственное слово:

– Беги!..